Текст книги "Смерть во спасение"

Автор книги: Владислав Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Глава шестая
ЯРЛЫК НА ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕНИЕ

Уже по пути в Орду от русских путников, возвращавшихся оттуда, старший Ярославич узнал о жуткой смерти князя Михаила Черниговского. Встречаться с ним Невскому не привелось, но он много слышал о его мудрости и отваге. Убитый татарами двоюродный брат Александра Василько Константинович был женат на дочери черниговского князя, и таким образом новгородец состоял с ним и в родстве.

Батый, узнав о приезде Михаила Черниговского и будучи настроен против него, через своих слуг приказал ему исполнить священный ритуал: пройти через два огня и поклониться татарским идолам.

   – Я готов склонить голову перед вашим правителем, но как христианин не буду служить ни огню, ни идолам! – заявил князь.

Такой ответ передали хану. Появился его советник Эльдег и объявил:

   – Батый повелел: либо ты покоришься его требованию, либо примешь смерть. Решай!

Бояре, его внук Борис умоляли исполнить прихоть хана, но Черниговский был неумолим. Его неожиданно поддержал боярин Феодор. Их обоих затоптали, забили ногами насмерть, потом отсекли головы, а тела бросили на съедение бешеным псам. И всё это свершилось на глазах внука. Путники, рассказывая об этом, не могли сдержать слёз.

   – А что с внуком? Он доводится мне племянником, – обеспокоился Невский.

   – Хан удерживает его. Для чего, непонятно...

Александр отправился дальше, раздумывая над этой историей. Батый хочет прослыть жестоким к непослушным и ласковым к тем, кто хочет ему служить. Он указывает всем последующим, как надо вести себя, если они хотят остаться в живых.

Прибыв вечером в Сарай, Ярославич повелел доложить о себе. Советник Эльдег, крупный, дородный, под стать хану, с таким же лунообразным лицом и блестящей лысой головой, через мгновение вышел из ханского шатра и, хитро сощурившись, важно проговорил:

   – Хан хочет, чтоб ты исполнил наш священный ритуал: прошёл бы через два огня и поклонился нашим идолам.

Александр вздрогнул.

«Ну вот и мне выпало это же испытание, – огненным всполохом пронеслось в сознании. – И что же сделаю я?»

   – Князь Андрей, мой брат, приехал?

   – Да. Ещё утром.

   – И он прошёл через огни?

   – Не колеблясь.

   – А вот я, как истинный христианин, иноверным идолам кланяться не хочу и через колдовские огни проходить не буду, – отрезал Ярославич.

Взор Эльдега похолодел. Шешуня, сопровождавший новгородца, бросил на него умоляющий взгляд.

   – Ты слышал, князь, о судьбе Михаила Черниговского? – спросил Эльдег.

   – Слышал...

   – Что ж, тогда ты знаешь, что тебя ожидает.

   – Ваша светлость, – попытался было вступиться таинник, но Александр его перебил:

   – Молчи! Я не стану этого делать.

Эльдег ушёл в шатёр хана. Невский с Шешуней остались. Ещё пятерых из свиты новгородского князя не допустили за частокол, коим был обнесён большой луг, на котором стояли ханские шатры, горели огни и возвышались идолы. Все они походили на Темучина, который сидел на троне, из-под свиты у него выпирал круглый живот, а на лунообразном лице змеилась царственная и холодная улыбка.

   – Ваша светлость, глупо упрямиться из-за каких-то огней и деревянных чурбанов, это не измена Господу нашему, – зашептал Шешуня, – ваша жизнь дороже...

   – Нет! – побледнев, ответил князь. – Я не хочу, чтоб потом про меня говорили, будто бы я струсил, предал память родича моего, князя Черниговского, и продал веру свою за кусок копчёной конины и глоток вонючего кумыса. Честь дороже жизни, Шешуня! Разве не так?..

   – Может быть, княже... – слёзы выступили на глазах таинника. – Тогда я тоже умру вместе с тобой.

   – Нет, с них хватит и одной жертвы. Слишком густо, если они будут забивать по двое в день у себя. Пусть моя смерть воодушевит вольных новгородцев, и пусть они никогда не боятся степняков, похожих на жирных червей, – точно подбадривая себя, громко воскликнул Александр. – Пусть эти последние мои слова и запомнят сыны святой Софии!

Из шатра, переваливаясь, вышел Эльдег, приблизился к русичам. Его надменно-презрительный взгляд ничего хорошего не предвещал.

   – Хан хочет видеть тебя, князь, – неожиданно промолвил советник.

Несколько мгновений Ярославич стоял в оцепенении. Наконец его посеревшее лицо стало оживать, огоньки вспыхнули в помертвевших глазах, и на щеках обозначились светлые полосы.

Александр вошёл в шатёр. Хан поднялся, двинулся к нему навстречу, распахнув объятия.

   – Рад тебя видеть, дорогой Александр! – заулыбался Батый, похлопывая его по плечам. – Красавец! Вот, Эльдег, истинный герой, равного которому на Руси нет. Эй, слуги, принесите мёду, каковой пьёт новгородский правитель, а мне кумыса. И еды, какая есть.

Внук Темучина заметно обрюзг и постарел. Под глазами висели мешки, глубокие морщины прорезали лицо.

   – Садись, гостем будешь. Сии испытания предлагаю всем, но не всех милую, как ты знаешь, – недобро усмехнулся он. – Брат твой покорился, как и друг его, Даниил Галицкий. Но они и не герои. Ненавидят меня в душе, а внешне в друзья набиваются, думают, что обманули, провели меня. Я же всё вижу. Мне нужен на Руси сильный князь, который бы объединил её. Легче иметь дело с одним, кого будут слушаться, чем с десятком слабовольных и самонадеянных гусаков, только и ждущих, как воткнуть мне нож в спину. Думаешь, я не ведаю, что Даниил сговаривается с папой? Всё ведаю! Вот почему я и призвал тебя. Ты обязан заменить отца. Ты – старший средь его сыновей. Святослав немощен. Пусть посидит немного, потешится, но что он без тебя? Знаю и то, что Андрей рвётся к власти, дабы соединиться с Даниилом да тому же папе передаться. И это ведаю!

Александр слушал его с удивлением, не понимая, откуда Батый вызнает такие тайные подробности: вряд ли сам Андрей всё это выложил хану.

   – Вижу, удивлён? – как дитя, обрадовался внук Темучина. – Я всё вижу и всё знаю, – загадочно прошептал он. – Но ты-то человек прямой, откровенный, вилять и подличать не умеешь. Вот что мне дорого. Андрей тут набивался ко мне в друзья, просил ярлык великого князя, клялся именем Ярослава. Не скрою, тот тоже за него просил, если с ним что-то случится...

Батый замолчал, слуги принесли кувшины с зельем, подносы с кругами сыров, лепёшки, конину и баранину, верченые перепелиные тушки.

   – Угощайся чем Бог послал! Выпей медку малинового, он, говорят, хорош...

   – К чему отца-то отравили? – пригубив мёду, спросил Александр. – Ханша сама бы не осмелилась...

   – Умён, умён, – улыбнулся хан. – Несложная была загадка. Так отгадывай и дальше. Никакой особой хитрости тут нет. Отец твой быстро бы взбунтовался. Такого сколько не гни, он, как берёза, стелиться не будет. А я не монах, терпению не выучился. Мне нужен один на Руси князь. И я такого найду. Не тебя, так другого. Который бы понял мою и свою выгоду. Моя в том, чтобы собирать как можно больше дани, твоя же – властной рукой держать народ в повиновении да заставлять людишек размножаться и богатеть. Чем плохо? Вы имеете всё, и я тоже. Или же совсем не будет такого народа. Всё с землёй сровняем, леса засадим. Может быть, этого тебе хочется?..

Александр молчал, не соглашаясь и не возражая.

   – Вот вы, русичи, всё талдычите: честь, честь! А что она стоит? Был князь Черниговский, доброй молвой славился, а что ныне? И могилы нет. И тебе такой участи захотелось? – зловеще выговорил Батый. – Судьбу благодари, что герой! А Батый героев уважает. Ну так что, согласен или нет? Ответ требую тотчас же!

Александр помедлил и кивнул головой. Куда было деваться, коли иного мирного выбора хан ему не оставлял. Лишь бы не вмешивался в их дела.

   – Я знал, что согласишься. Но придётся вам с Андреем к Гуюку съездить, – Батый вдруг нахмурился. – Когда ему трон отдавал, то поставил условие: он в мои дела не лезет. И не узрел, что властолюбия в нём больше, чем кишок. Теперь он хочет, чтоб каждый зависимый от нас великий князь и ему уважение оказывал да из его рук благословение получал. Вишь, чем всё обернулось... Но из вас двоих он выберет тебя. Я бы отправил братца твоего сразу домой, но потом подумал: пусть съездит, пусть ему сам великий хан откажет, может, после этого поумерит спесь и спину перед тобой ещё там преломит. Как считаешь?

И против этого герой Невский возражать не стал: пусть брат сам всё услышит и увидит.

   – Ну вот и сладили!

Лоб хана блестел от пота. Он выглядел усталым. Эльдег и слуги сидели, не шелохнувшись, точно глиняные статуи. Батый взял пиалу с кумысом, и Ярославич увидел, как рука его задрожала. Но он донёс плошку до рта, выпил своё кислое молоко, причмокнул губами.

   – Мои грамоты Эльдег повезёт. О тебе Гуюк наслышан, так что никаких оказий не будет... Завтра утром и выедете вместе. Юрта для князя готова?

   – Готова, мой повелитель, – поклонился советник.

   – Иди, отдыхай, княже. Я тоже устал...

   – Александр поднялся, поклонился хану:

   – У меня есть одна просьба, хан.

   – Говори.

   – Отпусти внука князя Черниговского, Бориса. Он мне племянником приходится...

Хан задумался. Ответ дался ему нелегко, точно судьба черниговского наследника была им уже предрешена:

   – Хорошо, я его отпущу. Пусть это будет мой подарок тебе!

Ярославич поклонился и двинулся к выходу. Лишь только тогда он заметил Ахмата, неподвижно сидевшего у входа. Его огромные, цвета светлой сосновой коры глаза обожгли новгородского князя. Он посмотрел на него так, словно давно знал о нём всё.

   – Подожди! – остановил хан Невского. – Сын Сартак скоро заменит меня, слушайся его, Александр, и будь ему другом!..

   – Хорошо, – ответил князь.

Стояла уже глубокая ночь, и Шешуня с тревогой поджидал его. Эльдег проводил их до юрты.

   – Располагайтесь, других слуг уже разместили там, за частоколом.

Он поклонился и ушёл.

   – Что? – не выдержав, прохрипел Шешуня.

   – Завтра едем в Каракорум, хан назначил меня старшим князем, но утверждать будет Гуюк, вот и все вести. Давай спать, а то я с ног валюсь.

Князь разделся, лёг и через мгновение провалился в сон. Ему приснился чёрный ворон с большими печальными глазами. Нахохлившись, он молча смотрел на князя, будто сочувствуя ему. Потом вдруг сорвался, точно кто-то вспугнул его, и улетел, каркнув на прощание. Александр проснулся. Сквозь щель полога проникал солнечный свет. Ярославич вспомнил сон и чуть не вскрикнул от догадки, которая его осенила: это же был его наставник, отец Геннадий, его мудрые и печальные глаза смотрели на него. Только что же он хотел сказать ему? О чём предупредить?..

Утром Андрей был удивлён и раздосадован, неожиданно узрев брата.

   – Тебя дядя послал? – не без иронии спросил он.

   – Меня Батый вызвал, – нахмурился Александр.

Эльдег, отправившийся с ними в Каракорум, во время всего пути был почтителен с Невским. На Андрея же внимания почти не обращал, и тот сразу почувствовал эту разницу.

   – Я вижу, ты с Батыем уже договорился, – не выдержав, зло бросил ему младший Ярославич. – Пообещал вдвое больше ясак собирать?

Александр от неожиданности не нашёлся что и ответить. Но истинное потрясение произошло через полчаса, когда они не торопясь отправились в путь и Невский услышал за спиной похожий на кудахтанье разговор на монгольском. Один из голосов показался ему знакомым. Князь обернулся. Разговаривали Эльдег и Андрей.

   – Ему толмачом впору служить, – с похвалой отозвался советник по-русски. – На лету схватывает.

«Наверняка брат и вчера этим удивлял Батыя, но тот и словом не обмолвился, – подумал Александр. – К чему только? Хан коварен, и все его обещания ничего не стоят...»

Шешуня с опаской взглянул на князя: мол, куда едем, не на Голгофу ли? Таинник шкурой всё чувствовал.

Начались степи, стояло лето, до одури пахло горькой полынью. Даже голова кружилась. Ночью выплывала огромная жёлтая луна и не давала уснуть. Андрей с братом больше не заговаривал, не подходил, не обращался с просьбами. Перекусывал со слугами отдельно, присоединиться к брату не захотел. И вообще делал вид, что с ним не знаком. Александра это корёжило. Он еле усмирял подступающий к горлу гнев. Эльдег похихикивал, кивая на Андрея: мол, такого не скоро укротишь. Новгородец сжимал кулаки. В один из дней он чуть не вскочил на коня и не приказал своим поворачивать обратно. Дошёл до края. И в этот миг отчаянно каркнул ворон и шумно взлетел, описывая медленный круг над его головой. Ярославич вспомнил сон, печальные глаза византийского волхва и успокоился. Внезапно. Эльдег даже загрустил, словно ему не показали самого интересного.

Каракорум встретил тишиной и мрачным покоем. Русских князей поразил гранитный дворец с гигантскими черепахами и золотыми столпами. Эльдег куда-то побежал, но вскоре вернулся, ещё больше встревоженный.

– Великий хан Гуюк скончался две недели назад, ещё траур в столице, а всем заправляет пока его жена, Огул-Гаймиш, – растерянно пробормотал он. – Ей доложили, она обещала нас принять. Вот неудача!

Однако гостевой городок не пустовал. Один из шатров занимал посол французского короля Людовика Девятого Мауро Орсини, мелькали лёгкие шёлковые сутаны монахов-католиков и разноцветные наряды вое точных принцесс. Весёлый говор, смех, шумные застолья никак не напоминали в Каракоруме о трауре. Молчали лишь серебряные трубы большого фонтана перед дворцом. Жирные молочные пятна, оставшиеся после кумысных струй, покрылись зелёной плесенью и пылью и источали тошнотворный запах.

Андрея поселили в соседней юрте. Эльдег исчез и не появлялся. Шешуня докладывал, что Андрей беседовал уже с послом франков, потом с одним из монахов.

   – Он тут как рыба в воде, со всеми перезнакомился, времени зря не теряет, – поглядывая на лежащего неподвижной колодой князя, вздыхал таинник. – Но как я подхожу, он на чужеземную речь переходит, опасается по-русски глаголить. Сказывают, завтра ханша эта даёт большой приём и нас вроде тоже должны пригласить.

Шешуня не ошибся. Ещё с вечера их предупредили о завтрашней встрече. Эльдег бодрился, на прощание шепнул:

   – Всё сговорено, грамоту я отдал, ханша не возражает. Да и с чего бы ей возражать?

Огул-Гаймиш выплыла с лучезарной улыбкой, разодетая в парчовые одежды, нарумяненная да насурьмлённая. Несмотря на монгольский лик с раскосыми глазами и скуластыми щёчками, она оказалась миловидной и молодой: ей и тридцати, судя по всему, не было. Чёрные глазки блестели, улыбка не сходила с губ, но держалась правительница на троне, хоть и приветливо, но строго, с достоинством.

Гостей набралось больше трёх десятков, а помимо самой Огул-Гаймиш, подле неё в креслах сидели шесть важных сановников, играл оркестр, каковой Александр и Андрей видели в первый раз. Музыканты, наряженные в пышные костюмы, располагались сбоку и играли до тех пор, пока ханша не села в кресло.

Сначала представили посла франков. Он, раскланиваясь, смешно попрыгал перед правительницей, как кузнечик, преподнёс грамоту и подарок в маленькой коробочке, какой вызвал у монгольской красавицы неподдельное восхищение. Она заохала, нежно заулыбалась, умилённая подношением.

Потом дали слово испанскому гранду, он тоже пришёл с подарком, массивной золотой цепью, какую вёз, видимо, для хана Гуюка, но вдова и её приняла с радостью.

Александр лишь в этот момент спохватился. Те дары, что он привёз, всё отдал Батыю, ибо даже не думал о поездке в большую Татарию, да ещё о таком приёме. И теперь они оба с братом предстанут как сироты.

Дошла очередь и до них. Первого представили героя Невского. Эльдег, улыбаясь и кланяясь, долго лопотал на своём языке, видимо описывая подвиги князя. Из всех слов Ярославич разобрал лишь одно: «рыцарь», и возмутился в душе. Ни к чему его так называть. Он не немец.

Ханша милостиво поклонилась ему, но без особой радости, поскольку подарка от новгородца не получила.

Затем представили Андрея. Он вырядился в новый яркий кафтан, подстриг коротко усы и бороду, до блеска начистил сапоги. Улучив момент, младший Ярославич остановил Эльдега и сам заговорил по-монгольски, вызвав у всех, даже иноземных, гостей восхищенный ропот. Продолжая лопотать, он незаметно приблизился к трону, и Огул-Гаймиш вдруг смутилась, а монгольские ханы, сидевшие подле неё, радостно зацокали языками, видно, гость стал восхвалять красоту правительницы. Но самое неожиданное произошло в конце: князь невесть откуда ловким движением руки вытащил несколько собольих шкурок и положил их у ног ханши. Всё это произвело сильное впечатление на всех, кое-кто захлопал в ладоши от восторга, а сама вдова в продолжение всего приёма не сводила с русича нежных глаз.

«Обошёл на полном скаку, – пробормотал про себя Александр. – И поделом! Под лежачий камень вода не течёт».

Только теперь он понял, почему Андрей крутился эти дни вокруг дворца: всё успел вызнать про повадки да манеры ханши, где-то раздобыл шкурки, а может, запасливо и с собой вёз. И подготовившись, нанёс сокрушительный удар.

Глазки Эльдега забегали в разные стороны, и он теперь понял, что просить у Огул-Гаймиш за новгородского князя станет нелегко. Но, призвав Александра к себе после приёма, советник Батыя обнадёжил:

   – С ханшей потолкуют её советники в твою пользу. Она недолго на троне продержится. Появится хан Менге, соберут курултай и выберут достойного. Неудачное время мы выбрали для поездки, неудачное...

Больше всех сокрушался Шешуня, корил себя за то, что о подарках не подумал.

   – Хватит причитать! – грубо оборвал его Александр. – Не за подачками приехали. От стыда душа горит. Дожили! Обиваем пороги иноземной бабы, клянчим то, что имеем по родовому праву. Себя ненавижу за то, что душу свою в грязь втаптываю, честь мараю.

Шешуня с мольбой смотрел на князя, призывая его укоротить ярость. Даже выскочил из шатра, огляделся, боясь, что их могут подслушать.

Князь умолк, сел на циновку, закрыл лицо руками. Вернулся таинник, сел рядом.

   – Я ведь тоже всё понимаю, – негромко проговорил он. – И у меня душа болит. Ты не видел града Владимира сразу после нашествия. Одни чёрные печные трубы повсюду торчат, искорёженные, без крестов, прокопчённые храмы, и такой бабий вой, что душа разрывается. А тут все в золоте, и траур на веселье похож. Но что из этого? С мечом на ханские тьмы кидаться? Чтобы наши старухи над телами сынов завыли? Да оставят ли их в живых? Скажи, князь, и мы на смерть пойдём за тобой!

Александр молчал. Он понимал, что надо пойти и любыми способами вырвать у ханши ярлык на великое княжение, который может быть легко переписан на Андрея, но тело застыло и не повиновалось ему. Шешуня, не выдержав, побежал разузнать, что происходит на воле. Вернулся он огорчённый через два часа.

   – Ханша зовёт князя Андрея завтра к себе, – выпалил он. – Но одного. И ввечеру.

   – Это он сообщил?

   – Да куда там! Служку его, Прохора, перекупил. У него братка в Новгороде, и мать оттуда, тётки там, дядья. И сам рвётся. Ну я пообещал, что княжескую милость для него исхлопочу, вот он мне и выложил. Это плохой знак...

Ярославич не ответил. Его словно заговорили, лишив всяческих сил и воли. Он хотел рассказать об этом Шешуне, но не смог. Язык не повиновался.

Через неделю Огул-Гаймиш объявила свою волю: ярлык на великое княжение был вручён князю Андрею, Александру же вдова отдала Киев.

   – Это всё, что я сумел сделать для тебя, князь, – пробормотал Эльдег, выходя из дворца с ним вместе. – Не думай, что я не боролся за тебя, мне ещё от хана крепко попадёт. Сгоряча он может и... – советник не договорил. – Прытким твой братец оказался. Если уж он в постель к ханше, как поговаривают, влез, то опасайся его, Александр, добрый совет тебе даю.

   – В постель? С иноверкой? – изумился старший Ярославич.

   – Какая разница! – усмехнулся Эльдег. – Наши красавицы – как разгорячённые степью кобылки, с ними не замёрзнешь, так что вера тут ни при чём... Был бы норов!

На следующий день они уехали. Новгородский князь поднялся засветло, поднял своих.

   – Куда так рано-то? Аль причина спешить? – проворчал Шешуня.

   – Не хочу с Андреем встречаться! Он больше мне не брат. Поехали. Да поживей!

Прогнав вёрст десять в галоп, точно за ними гнались, они сошли на рысь, поехали шагом. Солнце выкатилось высоко, и князь пожалел коней.

Ещё вёрст через десять их нагнал ошалело мчавшийся вслед за ними всадник.

   – Да это ж Прохор, служка князя Андрея, – вглядевшись, узнал Шешуня.

Гонец подскакал, осадил коня, слез и поклонился.

   – Ваша милость, великий князь Андрей Ярославич требует, чтоб вы дождались брата своего и отправились далее в его свите.

Взбугрились желваки на скулах старшего Ярославича.

   – Передай своему князю, что в его свите, – побагровев, молвил Александр, особо подчёркивая слово «его», – меня никогда не будет.

Он резко развернулся и поскакал дальше.