Текст книги "Тихоокеанский шторм (СИ)"

Автор книги: Владислав Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Дальше семья оседает в Германии, и они рожают сына. А, когда юный Ялмар подрастает, начинаются форменные чудеса – откуда-то у скромной пары находятся деньги на обучение сына в лучших университетах Германии. Ялмар Шахт изучает медицину в Кильском, германскую филологию – в Берлинском и политическую экономию – в Мюнхенском университетах.

По окончании учебы двадцатишестилетний Шахт поступает на работу в один из крупнейших банков Германии, 'Дрезднер Банк'. Это происходит в кайзеровской Германии, не в Латинской Америке – молодого человека, не имеющего финансового или юридического образования, принимают на работу в один из самых солидных банков страны. Но на этом сказка о Золушке мужского пола даже не заканчивается, нет, она только начинается – через пять лет герр Шахт, будучи 31 года отроду, становится заместителем директора банка. Судя по всему, добрая фея – крестная мать банкира трудится не покладая рук, не имея времени даже на то, чтобы утереть пот со лба.

По слухам, циркулирующим в германском истэблишменте, именно тогда его принимают в очень влиятельную прусскую масонскую ложу. Эта версия вызвала у разведчиков искренние улыбки – было очевидно, что это дезинформация, прикрывающая истинных покровителей финансиста, обеспечивших и его поступление на работу, и поспособствовавших столь невероятной карьере. Нет, оснований сомневаться в том, что Шахт был финансовым гением, не было – но никакой, даже трижды гений и четырежды одаренный сверх всякой меры талант, никогда бы не смог самостоятельно сделать настолько головокружительной карьеры в консервативной финансовой сфере, тем паче, в Германии, где консерватизм был возведен в энную степень и проинтегрирован по всему пространству Германской Империи. Такое было возможно в одном-единственном случае, если у начинающего банкира были покровители, которым по силам было абсолютно все. Дальнейший жизненный путь Ялмара Шахта позволял ответить на вопрос, кто же эти покровители.

К концу Первой Мировой войны, с перерывом на работу в экономической службе оккупационных войск в Бельгии, Шахт приходит совладельцем респектабельного Немецкого национального банка. Вопреки названию, это частный банк – но, существенную часть его операций составляют внешнеэкономические сделки.

Дальше начинается самое интересное. Германия вынуждена капитулировать, но ее европейские победители, Великобритания и Франция, находятся в весьма пикантном финансовом положении – оплачивая военные поставки из США, они не только были вынуждены распродать свои инвестиции в американскую экономику (соответствует РеИ – основная часть иностранных вложений в экономику США, к 1914 году составлявших 7,2 млрд. долларов, принадлежала английским и французским инвесторам; почти все они были проданы американцам, чтобы получить долларовую выручку, необходимую для оплаты поставок В.Т.), но и взять кредиты – Англия задолжала США 6,5 млрд. долларов, Франция – более 6,8 млрд.; общая же сумма долгов европейских стран США немного не дотягивала до 17,7 млрд. долларов (все соответствует РеИ; в пересчете на тогдашнее золотое обеспечение доллара это составляло, соответственно, 5,76 тыс. т, 6,05 тыс. т, 15,6 тыс. т В.Т.). Единственным источником покрытия военных расходов лайми и лягушатников являются репарации, которые еще надо получить с еще более разоренной, чем они сами, Германии. Одновременно американцам надо было куда-то вкладывать свои сверхприбыли.

В Германии, в это время, идут другие процессы – в отсутствие прибылей от традиционных видов деятельности, немецкие капиталисты, во-первых, выводят свои деньги за границу, таким образом, выводя их из-под возможной конфискации, во-вторых, увлеченно играют на финансовом рынке. Раскручивающийся на глазах маховик гиперинфляции приводит к впечатляющему перераспределению национального богатства, которое отныне сосредоточено в руках очень узкого круга сверхбогатых людей. Но, во-первых, англосаксонские короли промышленности и финансов желают получить свою долю в германской собственности, во-вторых, в балансирующей на грани социального взрыва Германии эти приобретения еще надо суметь сохранить.

Реализация соответствующих мероприятий была поручена Шахту. Для этого его назначили директором Рейхсбанка. В ноябре 1923 года Шахт вводит временную рентную марку, через механизм ипотеки привязанную к немецкой недвижимости, от пахотных земель до жилых и промышленных зданий. Проще говоря, создается механизм перераспределения активов Германии. Чуть позже Шахт получает золотое обеспечение марки – в видекредитов, предоставленных англичанами, на 800 млн. золотых марок, и американцами, на 200 млн. долларов.

Вспоминая анализ документов, контр-адмирал 'Петров' мысленно улыбнулся – смешно было читать официальную версию предоставления британского кредита, гласившую, что Шахту дали кредит под честное слово. Британские финансы такого уровня – это либо Ротшильды, либо их партнеры; представить их, дающих такие суммы без обеспечения, опытному разведчику не хватало фантазии. Впрочем, уже даже официальные версии британского и американского кредитов давали достаточную пищу для размышлений. Итак, кредиты предоставляют Ротшильды, с британской стороны, и, группа американских банков, организованная Морганами, т.е., группа Рокфеллеров, с американской стороны; суммы кредитов, с учетом того, что курс золотой марки установлен фиксированным, 4,2 марки за доллар, практически равны – из этого следует вполне логичное заключение, что контроль за финансовой системой Веймарской республики разделен пополам между Ротшильдами и Рокфеллерами.

Промышленность и транспортная система Германии через систему кредитов и инвестиций переходят в преимущественное владение американских корпораций – к 1929 году американские деньги составляют две трети всех промышленных капиталов страны, под контроль берутся ключевые фирмы (все соответствует РеИ В.Т.). Тут дело тоже не обходится без Шахта – с самого начала своей деятельности на посту руководителя Имперского банка он финансирует исключительно промышленников, ориентирующихся на внешние рынки; в тех условиях, в которых находится германский бизнес, это почти автоматически означает договоренности с англосаксами, в противном случае продажи невозможны.

Таким образом, во внутриполитической жизни Германии идет ожесточенная борьба между левыми, центристами, консерваторами; на заднем плане ждет своего часа резервная фигура, приберегаемая на крайний случай, а, пока подкармливаемая крупными суммами, приличия ради переводимыми через швейцарские и шведские банки – это некий художник-акварелист. Говоря вкратце, страсти кипят, меняются правительства и канцлеры – а, скромный, мало кому, кроме специалистов, известный глава Имперского банка, оставаясь на своем посту при всех политических раскладах, тихо выполняет свои обязанности.

Так все и шло, мирно и благолепно, пять лет, с двадцать четвертого по двадцать девятый – а, потом, в 1929 году, ФРС сочла нужным ликвидировать становившийся ненужным, более того, начавший угрожать финансовому рынку США 'пузырь' на фондовом рынке. 'Пузырь' ликвидировали – вот только удержать процесс под контролем не смогли. Рухнуло все – и, в том числе, относительное послевоенное благополучие Германии, державшееся на американских кредитах.

В этой ситуации проходит конференция по репарациям, на которой Шахт, по официальной версии, уговаривает победителей снизить общую сумму репараций до 8 млрд. долларов и растянуть ее выплату до 1988 года. Люди, не лишенные некоторого житейского цинизма, предположили несколько иную подоплеку события – американский бизнес уже контролировал экономику Германии, так что дальнейшее давление, в прежних масштабах, на немецких партнеров было не нужно, тем более, что сохранение прежних выплат усиливало Великобританию и Францию, что янки было совершенно не нужно. Кроме того, сохранение прежнего объема платежей увеличивало вероятность социального взрыва в Германии – а популярность немецких коммунистов и так росла не по дням, а по часам. Разумеется, англичан и французов это не слишком порадовало, но деваться им было некуда, долговая удавка Америки на их шеях была надежно затянута, так что пришлось соглашаться, выторговав некоторые преференции по своим выплатам США. После этой конференции Шахт уходит в отставку – его версия событий гласит, что он остался неудовлетворенным результатами конференции. Совершенно неромантичные разведчики предположили, что американцы попросту вывели ценного кадра из-под возможного удара, пристроив его на должность представителя корпорации Моргана в Германии.

После этого вопрос о реальных покровителях герра Шахта отпадал автоматически, достаточно было сопоставить вехи его биографии. Во-первых, членство в прусской масонской ложе – да, когда-то это был неофициальный клуб прусской и пропрусской элиты германских государств, традиционно возглавляемый королем Пруссии; но, тот факт, что уже к началу XX века многие организации высокопоставленных мистиков были прикрытием людей, работавших на британский 'Круглый стол', не был известен разве что сторожевым собакам, охранявшим объекты ГРУ и РУ ВМФ; впрочем, франко-швейцарская ветвь Ротшильдов мало отставала от британских родственников по этой части, активно используя французские и русские масонские ложи в качестве прикрытия своих сетей влияния. Но, в данном случае, сомнений в том, откуда дует ветер, не было – образно говоря, от этого ветра явственно пахло туманами Альбиона. Во-вторых, блестяще проведенная банкиром операция по взятию под контроль англосаксами немецкой экономики – начиная с этого момента, он явно работает уже не на одних англичан, но на расширенный состав 'Круглого стола', включающий группу Рокфеллеров. Точнее, он является ответственным исполнителем плана, в первую очередь учитывающего интересы американской элиты. При этом Шахт явно сохраняет самые лучшие отношения с британской элитой. Правда, остается не вполне ясным, когда и почему он попал в поле зрения англичан – предположительно, это произошло благодаря семейным связям его матушки, ведь датская элита тесно связана и с младшей ветвью дома Гессенов, и, напрямую с британцами.

Дальнейшее развитие событий подтвердило это предположение. Ситуация в экономике Германии оказывается намного хуже самых пессимистичных прогнозов – хотя, человек не обременный особым тактом дипломата, мог бы с полным на то основанием сказать, что в Англии и Франции дела идут не намного лучше. Все настолько плохо, что Гувер, прекрасно осознающий необходимость платежей из Европы для балансирующей на грани коллапса экономики США, выступает с предложением заморозить на год все платежи по долгам и репарациям. Элиты Британии и Европы принимают это предложение хозяев США, приличия ради, высказанное господином президентом – по той простой причине, что все находится на краю пропасти, дружно именуемой всеми элитами, с абсолютно одинаковым ужасом и ненавистью, большевистской революцией. В этот момент им не до соперничества – революция, полыхнувшая в Германии, вполне может привести к 'эффекту домино' если не всей Европе, так в Великобритании и Франции.

Поскольку никому из власть имущих Америки и Европы не хотелось оказаться в подвалах нью-йоркской, лондонской, парижской, берлинской ЧК – а во время Великой Депрессии такое развитие событий вовсе не выглядело невероятным, очень многие люди на Западе видели возможный выход из судорог невиданного доселе экономического кризиса в коммунистической революции! – надо было начинать координировать действия во имя общего спасения.

Под прикрытием плана Юнга создается Банк Международных Расчетов, официальной задачей которого является получение странами-победительницами репараций с Германии, и, урегулирования иных финансовых претензий между странами-кредиторами, связанными с выплатой репараций. Правда, задел на будущее создается с самого начала – в уставе БМР недвусмысленно записано 'содействовать сотрудничеству между центральными банками и обеспечивать дополнительные благоприятные условия для международных финансовых операций' (соответствует РеИ В.Т.). Это полностью соответствует истине – в числе учредителей БМР центральные банки Великобритании, Германии, Франции, Италии, Бельгии, консорциум японских банков, и, последняя по счету, но не по значимости, финансовая группа Моргана. 'Моторами' же сей операции являются два человека – влиятельный сверх всякой меры глава Банка Англии Монтегю Норман и ушедший в отставку с поста главы Рейхсбанка Ялмар Шахт.

Заключается конвенция с Швейцарией – и в 1930 году в тихом городе Базеле, в скромном здании бывшей гостиницы, находящемся неподалеку от центрального вокзала, появляется учреждение, официально числящееся коммерческим публичным банком. В лучших традициях 'швейцарских гномов' банк предельно скромен и неприметен – настолько, что у него даже нет вывески, есть только маленькая табличка у входа, прикрытого магазином шоколада. Нельзя не признать правоту руководства банка – те, кто посвящен в секреты этого финансового учреждения, находили его и без вывески, а остальному миру знать о нем было незачем. Другое дело, что это скромнейшее учреждение пользовалось беспрецедентными правами – его иммунитет от любого правительственного вмешательства и отказ от налогообложения всех его операций гарантировались Гаагским договором 1930 года, подписанным странами, чьи центробанки выступили учредителями БМР, страной пребывания, а, также, США и Японией. По этому договору гарантировалась дипломатическая неприкосновенность высшего и среднего персонала БМР, равно как и его почты. Собственно, Гаагский договор 1930 года стал своего рода Рубиконом в отношениях национальных государств и богатейших банкиров мира – впервые в новейшей истории банк получил юридически равные с государством права, в нужной ему части, причем эти права были признаны, в том числе, и рядом сильнейших государств мира. Капитал, де-факто и отчасти, де-юре, получил право государственного суверенитета.

Но, это было 'зарубкой на будущее' – в настоящем же банкиры трудолюбиво занялись регулированием финансовых потоков из Европы в США и обратно, и, в значительно меньшей степени, потоков из Европы в Азию, имея своей целью удержание экономик ведущих стран от коллапса, неизбежным последствием которого стал бы приход красных. Нельзя сказать, что у них не получалось вовсе, поскольку им удалось надежно предотвратить коллапс экономики в Великобритании и Франции – но в США и Германии дела обстояли намного хуже, в особенности, во второй. Удавалось предотвратить немедленный коллапс немецкой экономики – но не медленное сползание к нему, с вполне понятными политическими последствиями. На фоне феноментальных успехов советской экономики дело не ограничивалось неуклонным ростом поддержки сторонников Тельмана – откровенно говоря, практически всех влиятельных людей Германии трясло при одной мысли о том, что 'Красный Эрнст' может стать канцлером – но, вот приход к власти лидера влиятельной прорусской военной группировки генерала фон Шлейхера был воспринят совершенно иначе (в РеИ генерал фон Шлейхер действительно был канцлером Германии, хотя и очень недолго В.Т.). Вот фон Шлейхер, несмотря на намертво прилипшие к нему прозвища 'красный генерал' или 'социальный генерал', был птицей совершенно другого полета – и его поддерживали не только военные, но и часть промышленников, резонно решившая, что частичные уступки много лучше полного краха и гибели (соответствует РеИ – во многом, именно поэтому Гитлер приказал эсэсовцам ликвидировать фон Шлейхера, вместе с его правой рукой, шефом Абвера, генералом фон Бредовым, во время 'ночи длинных ножей' В.Т.).

Немалых трудов стоило добиться отставки фон Шлейхера с поста рейхсканцлера – но, к прискорбию американцев, англичан и их сторонников в германской элите, проблему в целом это никак не решало. Вообще, классические методы не давали требуемого результата – так что оставалось лишь прибегнуть к экстраординарным ходам.

В 1932 году братья Даллесы, совместно с Шахтом, встречаются с неким австрийским художником-акварелистом (соответствует РеИ В.Т.). Точное содержание беседы советским разведчикам выяснить так и не удалось – но, судя по тому, что после этой беседы на пребывающих на грани банкротства нацистов проливается форменный золотой дождь, главный борец с англо-американской плутократией (подлинное определение Гитлера В.Т.) и видные представители этой самой плутократии сумели обо всем договориться. В частности, золотой дождь, изливаемый исполняющими обязанности Зевса банкирами на занимавшую должность Данаи НСДАП, выразился в сборе Шахтом 3 миллионов марок у немецких промышленников – до этого они денег Гитлеру не давали. Помощь, оказываемая Гитлеру, не ограничивается только финансированием – власть предержащие оказывают беспрецедентное по тем временам давление на фон Гинденбурга, категорически не желающего видеть 'богемского ефрейтора' на посту имперского канцлера, дело доходит даже до использования компрометирующих материалов (соответствует РеИ В.Т.).

Требуемый результат достигнут в январе 1933 года – Гитлер становится рейхсканцлером, таким образом, коммунистической идеологии противопоставляется агрессивная идеология национальной исключительности немцев.

Естественно, сыгравший столь большую роль в приходе к власти Гитлера Шахт не остается безработным – точнее, он принимается за выполнение новой стратегической задачи, заключающейся в подготовке немецкой экономики к войне. Этим он и занимается, занимая с 1933 года должность президента Рейхсбанка, а с 1934 – добавив к ней должность рейхсминистра экономики. Умнейший прагматик Шахт не пытается 'изобретать велосипед', а просто и незамысловато адаптирует советскую схему двухконтурного финансирования экономики к условиям Германии, введя в оборот векселя МЕФО, являвшиеся немецким аналогом советского безналичного финансирования народного хозяйства, с той разницей, что в Германии векселя МЕФО использовались только для финансирования тяжелой промышленности.

Высочайший уровень организации, присущий и немецкой экономике, и германской системе управления, золотой ливень американских кредитов, дополненный финансовым гением Шахта, очень высокий средний уровень квалификации немецких работников, дополнительно стимулируемый яростным желанием вырваться из нищеты и жаждой мести за прошлые унижения, дали свои плоды – к 1939 году Германия была готова воевать на суше.

Конечно, ей всячески помогали – сторонники концепции 'аристократического нацизма' в Великобритании, самой известной – но далеко не единственной, и, даже не самой влиятельной! – была 'кливденская клика' леди Астор, сделали все, чтобы привести к власти сторонника умиротворения Германии посредством предоставления ей сначала возможности объединения всех немцев в одном государстве, а, затем, и свободы рук на Востоке Невилла Чемберлена.

Отдельного упоминания заслуживают труды 'клики умиротворителей', совместно с их французскими единомышленниками, по блокированию усилий той части французской элиты, которая понимала, что антикоммунизм Гитлера совершенно не означает безопасности Франции. Образно говоря, многократно провозглашенное Гитлером желание искать колонии на востоке Европы не гарантирует Деву Марианну от по-немецки добросовестного изнасилования всеми известными бошам способами – а в познаниях колбасников на сей счет сомневаться не приходилось, опыт общения был накоплен изрядный. Но 'умиротворители', считавшие 'опасностью номер один' 'красных' выиграли партию с разгромным счетом – и все системы безопасности, такими трудами выстроенные здравомыслящими людьми, были даже не деактивированы, а просто сданы фюреру.

С другой стороны, никакое подыгрывание Гитлеру со стороны элит США, Великобритании и Франции не помогло бы Германии, если бы она была слаба в экономическом и военном отношении. Если военное могущество Третьего Рейха было результатом неустанных трудов германского офицерского корпуса в целом, и, генералитета, в частности, то первым в ряду создателей экономической мощи нацистской Германии по праву считался Ялмар Шахт.

К началу войны с Польшей особо ценного, без малейшей иронии, кадра, снова выводят из-под возможного удара – Шахт начинает критиковать финансовую политику Германии, заявляя, что финансы страны перегружены долгами. Первой реакцией разведчиков на столь самокритичные заявления Шахта, явно не лишенного чувства юмора, стало цитирование Гоголя: 'Унтер-офицерская вдова сама себя высекла!'. Гитлер снимает Шахта с поста президента Рейхсбанка, но, оставляет ему должность министра экономики. Действия предельно логичные – Рейсбанк передается в управление сподвижнику Шахта Вальтеру Функу, сам же Шахт получает возможность концентрировать свои усилия на управлении экономикой, координируя свои действия с зарубежными коллегами, благо поста директора БМР от Германии его никто не лишал.

Так проходит два года – Германия воюет с 'западными плутократиями', исправно покупая у них все необходимое; правда, у Третьего Рейха явная нехватка иностранной валюты, но при наличии настоящих друзей по ту сторону Ла-Манша и Атлантики это не становится неразрешимой проблемой – награбленные в Европе ценности, от золота до картин великих живописцев исправно продаются через доверенных людей, а на полученную таким образом долларовую выручку закупается все, чего не хватает Рейху, от нефти и нефтепродуктов, до синтетического каучука и подшипников.

В 1942 году Шахт окончательно уходит со всех государственных постов. Теперь он почти безвылазно находится в Базеле и Женеве, координируя финансовые операции и систему зарубежных закупок Третьего Рейха. Разумеется, пост директора БМР по-прежнему остается за ним.

Вот этого, в высшей степени интересного, человека советским военным и морским разведчикам предстояло пригласить в Москву.

Послесловие 3

Ровно через неделю, 22 марта 1944 года, разведчики отчитывались перед Вождем. Подробно доложив о жизненном пути Шахта, о его семье – в 30-е банкир женился по любви на очень красивой женщине на 30 лет моложе, которая родила ему двух дочерей, о его особняках в Женеве и Базеле, охраняемых серьезной частной службой безопасности.

– Захватить Шахта можно, товарищ Сталин – закончил доклад генерал-лейтенант Ильичев. Это очень сложная операция, поскольку охраняют его отнюдь не любители; еще труднее будет организовать его вывоз в СССР – но это возможно. Под вопросом захват его личного архива – наверняка он хорошо спрятан, и, маловероятно, что он находится на одной из его вилл – скорее всего, он находится в абонированных Шахтом сейфах нескольких банков, возглавляемых его личными друзьями, которые просто не допустят к сейфам никого, кроме него самого.

– Заставить его можно? – наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнес Сталин.

– Если захватить его семью, которую он просто обожает – да – твердо ответил начальник ГРУ – но не факт, что это нам поможет – после его похищения весь этот международный финансовый террариум встанет на дыбы. Конечно, они поднимут по тревоге всех, кого только возможно – поэтому везти банкира обратно будет просто бесполезно, поскольку его друзья, увидев его, немедленно поднимут тревогу, невзирая ни на что. Штурмовать же банки, одновременно устраивая сражения с швейцарской полицией и армией, бессмысленно.

– Штурмовать швейцарские банки не нужно – согласился Император – да и Швейцария не объявляла Советскому Союзу войны. Но, в капиталистических странах банки иногда грабят – не так ли, товарищи?

– Пока у нас нет точной информации о местонахождении архива, планировать что-то невозможно, товарищ Сталин – твердо сказал Ильичев.

Сталин кивнул, соглашаясь.

– Хорошо, товарищи – констатировал Император. А что Вы можете сказать о руководстве БМР в целом?

– Разрешите, товарищ Сталин? – попросил разрешения 'Иванов'.

Бремя вождя.

17 марта 1944 года, Ближняя дача.

Сталин ходил по комнате, так ему лучше думалось – в очередной раз надо было принимать решение, от которого зависело очень многое. Даже не так – от этого зависело, какие позиции будут у Советского Союза на Дальнем Востоке.

Итак, Япония – единственная промышленная держава среди азиатских стран, единственная страна в Азии, сумевшая стать великой державой – и, восстановить этот статус в мире 'Рассвета'. Страна, географическое положение которой позволяет контролировать большую часть западного района Тихого океана.

Нация первоклассных рабочих, крестьян и воинов – и, объект искренней, глубокой ненависти всех народов Дальнего Востока за свою жестокость, не знающую пределов. Народ, бесконечно преданный своим традициям, завещанным предками – и, в то же время, нация, способная кардинально менять свою жизнь, если она убеждалась в том, что ее прежний путь был ошибочен.

Страна, в мире 'Рассвета' ставшая форпостом США против СССР и его союзников в Азиатско-Тихоокеанском регионе, стратегическим барьером, препятствовавшим операциям советского ТОФ в возможной войне – и одной из важнейших опор 'Пакс Американа'.

Китай – ключевая континентальная держава на Дальнем Востоке. Страна, ныне пребывающая в неописуемой разрухе, уничтожаемая беспощадной гражданской войной всех против всех и иностранной агрессией – но, в мире 'Рассвета' сумевшая стать второй экономикой мира, создать заслуживающие серьезного отношения вооруженные силы. Самый большой численно народ в мире, долго, очень долго находившийся в нищете и невежестве – но, сумевший переломить судьбу, построив великую державу. Нация, одно время искренне считавшая Советский Союз 'старшим братом' – но, стоило ей немного восстановиться, кстати, с советской помощью, благодаря которой Китаю досталась построенная японцами в Маньчжурии тяжелая промышленность, не говоря уже о построенных СССР многочисленных заводах, фабриках, электростанциях, подготовленных в СССР специалистах, как многовековые имперские амбиции Срединной Империи вернулись. И дело было не в Хрущеве, и, даже не в Мао: в данном случае, Никита был прав, отказавшись от предложенного Мао курса на развязывание Третьей Мировой войны, результатом которой, по мнению Мао, должна была стать победа коммунизма во всем мире – то ли у Никитки хватило ума понять подоплеку этого 'щедрого' предложения, то ли сработал инстинкт самосохранения. Равно и вопрос вождя возрожденной Срединной Империи не отменял того основополагающего момента, что этот лидер оставался таковым ровно до того момента, пока он выражал чаяния китайской элиты и народа, мечтавших о возрождении былого могущества.

Про себя Сталин был готов признать свою ошибку, заключавшуюся в том, что во второй половине 40-х он взял курс на возрождение Великой Срединной Империи – после ознакомления с материалами из мира 'Рассвета' это было очевидно. Советский Союз сам, своими руками, вырастил одного из своих опаснейших врагов – и ведь тогда, в 40-е, вполне в возможностях СССР было дробление Китая на несколько враждующих между собой государств, которые не могли бы представлять собой действительной угрозы интересам Страны Советов.

Впрочем, 'китайский вопрос' можно было немного отложить – 'японский' же требовал безотлагательных мер.

Сталин взял со стола трубку – отказ от курения дался ему тяжело, но от привычки держать в руках пусть и незажженную трубку, он отказываться не стал.

Итак, японская элита.. В наличии имеется один из лидеров консервативной группировки армейцев, премьер-министр и военный министр Хидэки Тодзио. Потомственный военный, очень жесткий человек, даже для самурая, блестящий тактик, наделенный острым и быстрым умом – но не стратег. Признанный вождь 'квантунцев', которые и вознесли его к вершинам власти, эталонный русофоб и антикоммунист – но, совсем не сумасшедший, что он доказал и во время известного совещания высшего руководства Империи Восходящего Солнца 3 июля 1941 года, когда Тодзио, выступая от лица Императорской Армии, высказался против нападения на СССР. Он доказал это и в мире 'Рассвета', отдав в начале 1944 года приказ по Армии о недопущении военного конфликта с Советским Союзом (подобный приказ был в РеИ В.Т.), и здесь – только тут такой приказ был отдан во второй половине сорок третьего года.

Что еще можно сказать о генерале Тодзио: любящий муж, отец и дед; безжалостный и беспощадный борец за власть, сыгравший значительную роль в разгроме возглавляемой генералом Араки фашистской группировки 'Кодо-ха' в Армии, после февральского мятежа 1936 года – собственно, он с самого начала выступил против мятежа, изрядно при этом рискуя; японский империалист, посвятивший свою жизнь служению Империи и Тэнно; японский националист, расчищавший для 'нации Ямато' 'жизненное пространство' такими методами, что от их лицезрения в действии вывернуло бы наизнанку охранников фашистских концлагерей; безусловно, на свой лад, человек чести – после капитуляции Японии попытался застрелиться, правда, неудачно; на Токийском трибунале, состоявшемся в мире 'Рассвета', счел ниже своего достоинства отвергать предъявленные обвинения..

Генерал Тодзио мог быть отнесен к категории 'уважаемых врагов' СССР – но, при этом, договариваться с Советским Союзом на приемлемых для СССР условиях он не стал бы ни при каких обстоятельствах. Этот человек предпочел бы и свою смерть, и гибель Японии превращению Империи Ямато в сателлита Советского Союза.

Его противники в Армии – все то же движение 'Кодо-ха', после разгрома в 30-е пребывающее на десятых ролях, и, не могущее претендовать на руководство Императорской Армией; в массе своей, сыновья мелких буржуа, нахватавшиеся верхушек; научившиеся копировать, но не способные изобрести что-то свое. Забавный факт: в 30-е годы эти японские 'роялисты больше, чем сам король', точнее, 'самураи больше, чем настоящие самураи из старых, прославленных родов', мечтали о копировании в Японии реалий Третьего Рейха – в мире 'Рассвета', в конце 1944 – 45 году среди них стали модны прокоммунистические убеждения. Сейчас разведка докладывает о том же – эти любители собезьянничать начали всеми правдами и неправдами искать и переписывать речи и интервью покойного графа Гото, бывшего сторонником совмещения непоколебимой власти микадо с советскими практиками государственного управления и социальных 'лифтов'.

Называя вещи своими именами – эти выходцы из мелкой буржуазии, получив возможность профессиональной деятельности в сфере, ранее доступной лишь самурайству, возомнили про себя, что они могут потеснить аристократию в ее сфере деятельности – при этом, мягко говоря, не вполне соответствуя стандартам аристократии – имеется в виду аристократия не по рождению, а по сути своей – ни по уму, ни по образованию, ни по опыту руководства чем-то существенным.