Текст книги "Тихоокеанский шторм (СИ)"

Автор книги: Владислав Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

– Таким образом, наши аналитики пришли к следующему выводу – 'Моржиха' построена в будущем, а ее экипаж состоит из русских из будущего, причем, не слишком отдаленного и не слишком отличающегося по базовым ценностям, что подтверждается легкостью, с которой они вписались в местное общество, став в нем своими.

– Из этого следует, что в будущем, отстоящем от нас на несколько десятилетий, возможно, 50-100 лет, продолжает существовать могущественный Советский Союз, имеющий мощный флот, проводящий самостоятельную политику, располагающий очень сильной наукой и промышленностью, коль скоро ему по силам отправлять в прошлое подводные дредноуты.

– Можно так же сказать, что мировая революция, которой грезили большевики, не состоялась – в противном случае, русским не было бы нужды тратиться на, несомненно, столь дорогие корабли, как 'Моржиха'; так что там продолжают существовать силы, противостоящие Советской России.

– Трудно сказать, что происходит в этом будущем, поскольку у нас нет информации для анализа: почти равновероятны три варианта – во-первых, большевики проигрывают, и посылка 'Моржихи' является отчаянной попыткой русских переломить ход событий в будущем, повлияв на прошлое – этот вариант признан наименее вероятным, поскольку действия 'Моржихи', во-первых, явно хорошо продуманы, во-вторых, очень на то похоже, у красных есть монополия на путешествия во времени, что не слишком похоже на проигрывающих; во-вторых, противостояние зашло в тупик, при примерном равенстве сил – и большевики, таким образом, хотят получить преимущество; в-третьих, Советский Союз побеждает англосаксонские страны – и отправка 'Моржихи' имеет своей целью минимизировать потери в будущем. Наиболее вероятны второй и третий варианты.

– Простите, сэр Стюарт, но бесспорных прямых доказательств того, что 'Моржиха' является подводным дредноутом, построенным будущем, в Вашем распоряжении покамест нет – есть основанная на анализе косвенных данных аналитика? – мягко уточнил премьер.

– Да, сэр Уинстон – ответил разведчик, прекрасно понявший подоплеку вопроса – Черчилль ему поверил, но вот поверят ли умозаключениям его аналитиков люди, определяющие политику Британии, оставалось под вопросом.

– А какого мнения Вы, Бэзил? – спросил Черчилль.

– Боюсь, Его Величество, равно как и многие джентльмены, имеющие влияние на события, сочтут, что мы несколько переутомились, если мы предложим их вниманию этот анализ, не подкрепив его бесспорными доказательствами – Лиддел-Гарт был прям, как ствол винтовки в руках королевского гвардейца.

– Полагаю, друзья мои, пока преждевременно представлять эту информацию за пределы нашего узкого круга – предложил премьер – пока что нет возможности подтвердить ее бесспорными доказательствами, а без них, боюсь, нас поймут превратно..

– Полностью с Вами согласен, сэр Уинстон – подтвердил свое согласие Мензис, совершенно не нуждавшийся в 'длительном отпуске для поправки здоровья', поскольку шефа разведки, которого элита Британии сочла бы повредившимся умом, на посту бы не оставили.

– Позвольте присоединиться к Вашему мнению, джентльмены – высказался Лиддел-Гарт, добившийся положения лучшего военного аналитика Великобритании тяжкими трудами – и не желавший его потерять из-за не вовремя сказанных слов.

– На этом у меня все – устало сказал генерал-майор – стратегия является прерогативой господина Лиддел-Гарта.

– В целом, стратегическая ситуация, в которой находится Британская Империя, без преувеличения может быть названа катастрофической – не стал играть в дипломатию Лиддел-Гарт.

– В прошлом могущество Британии базировалось на ее промышленном потенциале – мы недаром считались 'мастерской мира', положении страны – держателя мировой резервной валюты, и, Лондона – как мирового финансового центра, положении страны – мирового перевозчика, полностью контролирующего мировые морские пути с помощью сильнейшего в мире ВМФ и крупнейшего в мире торгового флота; кроме того, мы держали в своих руках и страхование морских перевозок. В наших руках была огромная колониальная империя, способная функционировать как в режиме фритредерства, так и в режиме протекционистских тарифов – и отлаженные веками торговые связи. Наше положение в Европе обеспечивалось 'балансом сил' среди ведущих держав континента – таким образом, именно нам принадлежал решающий голос в европейской политике. Еще одним очень важным фактором, позволявшим нам и извлекать прибыли, и опосредованно контролировать Европу, было наше положение на европейских рынках нефти и нефтепродуктов.

– Сейчас ситуация такова – мы потеряли положение 'мастерской мира' еще в конце прошлого – начале нынешнего веков, сейчас же британские товары вытесняются американскими даже с рынков Британской Империи; де-факто, мы потеряли статус страны – единственного держателя мировой резервной валюты еще по результатам Первой Мировой; сейчас же речь идет о выборе между русским вариантом, позволяющим нам сохранить фунт стерлингов в качестве одной из мировых резервных валют, и американскими идеями относительно привязки к золоту через доллар – в нынешней ситуации это чревато превращением в протекторат доллара; по нашему положению мирового перевозчика нанесен смертельный удар – отныне мировые морские пути контролирует ВМФ США, а американский торговый флот по тоннажу превзошел британский; мало этого, американские программы строительства массовых, дешевых транспортов военного времени неизбежно приведут к тому, что на рынках сухогрузов и танкеров будут доминировать 'Либерти' и Т-2, лишая судостроение Великобритании заказов, с соответствующими последствиями для наших металлургии и машиностроения; наша колониальная империя находится на грани развала, как экономического, трудами американцев, так и военно-политического, благодаря усилиям стран 'Оси'; в Европе безраздельно доминирует СССР – и, используя свои возможности, Великобритания ничего не сможет с этим поделать; с рынков нефти, как европейских, так и самой Британской Империи, нас вытесняют русские и янки.

Черчилль спокойно смотрел – и ждал; достойный наследник строителей Британской Империи, воплощение британского бульдожьего упрямства, он не собирался сдаваться даже в настолько безнадежной ситуации.

Посмотревшему на него сэру Стюарту вспомнилось высказывание одного из британских адмиралов прошлого 'Стреляйте, стреляйте – и, может быть, последний выстрел принесет вам победу' – вспомнив это, разведчик зло улыбнулся про себя – еще ничего не потеряно окончательно, господа американцы и русские, Великая Британия еще жива, а, стало быть, вам еще рано праздновать победу.

– В этих условиях единственно приемлемой стратегией, дающей Британии хотя бы минимальные шансы на сохранение своих позиций, является провоцирование конфронтации между русскими и янки – продолжил Лиддел-Гарт.

– Оптимальными для Британии являются варианты экономической и политической конфронтации между СССР и США; военная конфронтация, в принципе, менее желательна, поскольку мы накрепко привязаны к США – следовательно, неизбежны военные расходы и потери, весьма для нас нежелательные.

– Применительно к экономической стратегии, с учетом крайнего сужения рынков сбыта нашей промышленной продукции, ключевыми моментами являются удержание рынков Метрополии, ЮАС, и, источников нефти на Ближнем Востоке; крайне желательно удержание Австралии. Важным источником доходов могут стать торговые связи между африканскими и азиатскими колониями и странами Европы. На последнем моменте следует остановиться подробнее – экономически европейские страны использовали колонии как источники сырья и рынки сбыта промышленных товаров, например, колонии Юго-Восточной Азии были поставщиками риса, каучука, иных технических культур, некоторых видов полезных ископаемых – сейчас они выключены из нормального торгового оборота, но, тем не менее, ни потребность европейского рынка в поставляемом ими сырье, ни их потребность в европейских товарах никуда не делись. Для того, чтобы воспользоваться временным выключением стран континента из нормальной экономической деятельности в колониях, нужен торговый флот, торговые связи, относительно умеренные капиталы и потребительские товары. Первые два компонента у Британии есть, с третьим, и, в особенности, четвертым, есть проблемы – но значительно меньшие, чем, скажем, у Франции. Это позволит существенно смягчить послевоенное восстановление. Несомненно, прибыльным вариантом для Великобритании станут поставки продовольствия из Аргентины в страдающую от недостатка продуктов Европу. Проще говоря, пока Великобритании придется занять пустующую нишу торгового посредника между Европой, с одной стороны, и Африкой, Азией, Латинской Америкой.

– Применительно к текущей ситуации критически важным условием реализации данной стратегии является ослабление долгового бремени Великобритании и обеспечение преимущественных прав Империи в колониях – продолжил Лиддел-Гарт – для нас сейчас жизненно важно хотя бы частично дезавуировать пункт 'Атлантической хартии' о свободе торговли применительно к колониям.

– Практически это можно сделать только одним способом – оплатить долги Империи перед США за счет контрибуции, уплаченной Францией.

– Как Вы предлагаете это сделать, Бэзил? – деловито поинтересовался Черчилль.

– Дело в том, сэр Уинстон, что США хотят сделать Францию своей опорой на континенте, военным и экономическим плацдармом, явно направленным против России, и, неявно – против Британии – неторопливо начал излагать детали лучший аналитик Британии – соответственно, они не заинтересованы в разорении Франции. Интерес русских заключается в нейтральной, дружественной им Франции – насколько можно судить по опыту Испании, Сталина вполне устроит некоммунистическая Франция с де Голлем во главе, не являющаяся плацдармом против России, но, играющая роль 'торгового моста' между советской сферой влияния и остальным миром. Это оптимальные варианты решения 'французского вопроса', соответственно, для Америки и России. Естественно, что они категорически не устроят противную сторону – кузенам необходим плацдарм на континенте, рынок сбыта для их товаров, возможность экспорта инфляции, русским же важно не допустить этого. Поскольку единолично добиться решения 'французского вопроса' в оптимальном для себя варианте, не начиная нежелательной ни для кого сейчас новой большой войны, невозможно, сторонам придется искать приемлемый для всех компромисс. В положении, когда позиции США и СССР во Франции почти равны – русским досталось большинство наиболее промышленно развитых, богатых департаментов, мы и янки оккупируем большую часть Франции, в частности, Париж, позиция Великобритании может сыграть роль своеобразной 'золотой акции'.

– По моему мнению, компромисс может выглядеть так – Франция делится на нашу, американскую и русскую зоны оккупации, кроме того, взимается контрибуция со страны в целом, большая часть которой причитается Империи. До полной выплаты контрибуции французские колонии, или, большая их часть, передается под мандат Великобритании, с ее преимущественными правами на торговлю.

Лиддел-Гарт замолчал, ожидая реакции слушателей.

– Если я правильно Вас понял, Бэзил, то Вы предлагаете использовать прецеденты, созданные Версальской системой – задумчиво констатировал премьер-министр – ведь в начале 20-х годов Франция оккупировала Рур, когда немцы задерживали выплату репараций и контрибуций; вдобавок, Вы предлагаете возродить выдачу системы мандатов на колонии побежденных. Кроме того, Вы предлагаете выделить каждой из держав-победительниц оккупационные зоны – насколько я понимаю, это цена, которую Вы хотите уплатить русским за их согласие на наш вариант.

– Да, сэр Уинстон – кивнул аналитик – конечно, придется признать право русских на Германию, но это неизбежно в любом случае – если мы его не признаем, то Сталин будет пользоваться правом победителя без нашего согласия.

– А что скажете Вы, сэр Стюарт? – спросил Черчилль.

– Это может сработать, сэр Уинстон, если мы предварительно договоримся с русскими – решительно сказал разведчик – в конце концов, им нужно и юридическое признание их победы, и, совершенно не нужно усиление кузенов – как и нам. В этом наши с ними интересы совпадают. Я бы предложил такой вариант – признание их захватов на Ближнем Востоке в качестве их сферы влияния в обмен на их согласие на выдачу Империи мандата на французские колонии. В качестве решения вопроса раздела сфер влияния в Европе – предложенный Вами, Бэзил, вариант признания преимущественного права русских на Германию вкупе с признанием нынешних захватов русских во Франции в качестве их зоны оккупации в обмен на их отказ от доли в контрибуции, взятой с Франции в целом и признания наших захватов в Европе в качестве сферы влияния Империи.

– Вы не слишком щедры к русским, сэр Стюарт, в особенности в том, что касается раздела Ближнего Востока? – слегка усомнился Черчилль.

– Судите сами, сэр Уинстон – выбить русских силой с занимаемых ими сейчас позиций нашими силами невозможно; можно, конечно, попросить о помощи кузенов – но расплачиваться с ними придется уступкой наших позиций в нефтяном бизнесе. Полагаю, этот вариант нам не подойдет.

Черчилль молча кивнул – для того, чтобы хотя бы частично возродить могущество Империи, сохранение нынешних позиций в нефтяном бизнесе, основанных на британском влиянии на Ближнем Востоке, было критически важно.

– А вот по мере укрепления Империи вполне возможно постепенное вытеснение русских с занимаемых ныне позиций – продолжил Мензис – в наших силах новый тур 'Большой Игры', пусть пока не в Туркестане, а в Персии, Ираке, Палестине, Ливане. Но для этого нам нужно время – время для того, чтобы вылезти из долговой ямы, в которую нас загнали кузены; время для того, чтобы укрепить флот, армию и авиацию; время для того, чтобы привести в порядок экономику Империи. Вот когда мы сделаем все это, можно будет вышибить русских с заблаговременно 'размягченных' позиций.

Черчилль молча обдумывал сказанное. Действительно, с французов можно было получить контрибуцию, позволяющую выплатить большую часть долга США. Можно было взыскать часть долга пакетами акций французских заводов, банков, торговых фирм, что позволяло перенаправить финансовые потоки из Франции в Великобританию. Преимущественный контроль над французскими колониями, в дополнение к британским, позволял стать пусть и не монопольным поставщиком колониального сырья на европейский рынок, но, весьма серьезно влиять на цены. Можно было частично экспортировать инфляцию, оговорив долю валютных резервов Франции в фунтах стерлингов, наряду с долларами. Немаловажным моментом было исключение Франции из числа держав, имеющих существенное влияние в Средиземноморье и Европе – и, отчасти, ее место могла занять Британская Империя. Последним по счету, но не по важности, было некоторое ослабление США, которые, вдобавок, были бы вынуждены бороться за влияние в голодной, нищей Франции с Советским Союзом – и чем больше ресурсов противники тратили бы на это, тем свободнее чувствовала бы себя Великобритания в других частях мира. Одним словом, речь шла не просто о колоссальных выгодах, но о последнем шансе Британии не превратиться в протекторат бывшей колонии, возродившись в качестве великой Империи. Естественно, сегодняшние пока еще союзники понимали это не хуже него самого – но, Сталину было выгоднее ослабление США ценой усиления Британской Империи, чем превращение Великобритании в фарватерного союзника США; Рузвельт же мог играть на противоречиях между СССР и Британией, но в том случае, если он, Черчилль, и Сталин выступали единым фронтом, Рузвельт был бы вынужден пойти им навстречу, поскольку распад коалиции на данном этапе был ему очень невыгоден.

Еще один фактор, о котором деликатно умолчали Мензис и Лиддел-Гарт, но о котором сэр Уинстон прекрасно помнил – приближались выборы. Выход на них в качестве победителя еще не гарантировал победы, это было ясно – Черчилль был слишком правым, слишком аристократом, для изрядно полевевшей за последние годы Великобритании – выход же на них в качестве победителя, принесшего добычу, позволяющую изрядно облегчить тяготы военного и послевоенного времени для простых англичан, был почти гарантией победы.

Ключом ко всему этому было соглашение со Сталиным – Черчилль слегка улыбнулся, вспомнив свое собственное высказывание по сходному поводу 'Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы, по меньшей мере, благожелательно отозвался о Сатане'.

– Джентльмены, следует тщательно проработать детали соглашения с маршалом Сталиным – подвел итог совещания сэр Уинстон – после окончательной проработки, Вам, сэр Стюарт, надо будет выходить на Ваших русских коллег.

– Это не составит проблемы, сэр Уинстон – заверил премьера Мензис – у нас есть прямой выход на доверенного человека маршала Берия в Швейцарии.

Переговоры 'Иванова' с немецкими офицерами.

Январь 1944 года, Париж, неприметная квартира в буржуазном квартале.

Присутствуют: генерал-полковник Карл фон Штюльпнагель, полковник Ханс Остер, полковник 'Иванов'.

– Добрый день, господа – очень рад Вас приветствовать – обратился 'Иванов' к вошедшим в квартиру фон Штюльпнагелю и Остеру – прошу Вас, проходите, присаживайтесь.

– Позвольте предложить Вам кофе, коньяк, сигары.

– Здравствуйте, герр полковник – обратился к 'Иванову' Штюльпнагель – позвольте представить Вам полковника Остера, начальника штаба абвера.

– Герр полковник, позвольте представить Вам полковника 'Иванова', в данный момент – личного представителя маршала Сталина.

– Для меня большая честь познакомиться лично, герр полковник, с легендой русской военной разведки – наклонив голову в коротком офицерском поклоне и щелкнув каблуками, сказал Остер – полковник Остер, к Вашим услугам.

– Для меня, в свою очередь, большая честь быть представленным столь заслуженному офицеру, как Вы, герр полковник – коротко поклонился 'Иванов', так же щелкнув каблуками – полковник 'Иванов', к Вашим услугам.

Остер и 'Иванов' с интересом посматривали друг на друга, пока 'Иванов', на правах хозяина разливал кофе и коньяк.

'Иванов' произвел на Остера благоприятное впечатление – высокий, широкоплечий шатен лет тридцати пяти, с ярко-синими глазами и заметной офицерской выправкой. В глаза бросалась спокойная уверенность в себе этого человека, и, в то же время, чувствовался настрой 'Иванова' на серьезный разговор с равными.

Остер тоже произвел на 'Иванова' хорошее впечатление – он не пытался что-то строить из себя, но был тем, кем был – опытным штабистом, и, как знал 'Иванов', убежденным антифашистом, непременным участником всех военных заговоров против Гитлера, человеком, готовым пойти на смерть ради своих убеждений.

Генерал-полковник фон Штюльпнагель и вовсе не нуждался в каких-либо рекомендациях – потомственный офицер, ближайший сподвижник покойных фон Секта и фон Хаммерштейн-Экворда, такой же, как и они, убежденный русофил и антифашист, сторонник военного союза России/СССР и Германии против англосаксов.

После неторопливого вкушения отлично сваренного хозяином кофе, стороны приступили к выяснению позиций друг друга.

– Господа – предложил фон Штюльпнагель – предлагаю Вам общение без чинов.

'Иванов' и Остер коротко выразили согласие с предложением старшего по званию.

– Господа, если Вы разрешите – 'Иванов' сделал паузу, дождавшись согласия, выразившегося в согласных кивках – я бы предложил Вам обсудить создавшееся положение прямо, без лишней дипломатии – в конце концов, все мы имперские офицеры, так что предлагаю оставить дипломатию дипломатам.

– Герр 'Иванов', Вы прочитали мою мысль – улыбнулся фон Штюльпнагель – полагаю, так будет лучше всего.

Внимательно наблюдавший за своими собеседниками Остер сделал первый вывод – он знал, что фон Штюльпнагель был в хороших отношениях с отцом полковника 'Иванова', также высокопоставленным офицером русской военной разведки, еще до Первой Мировой войны, но, судя по теплой, доброжелательной атмосфере, которую старательно создавал вообще-то сухой, холодноватый по характеру фон Штюльпнагель, речь шла не просто о важной встрече с сыном доброго знакомого – все выглядело так, будто беседовали единомышленники.

– Итак, господа, как выглядит ситуация, если посмотреть на нее из Москвы – начал 'Иванов' – с глубоким прискорбием вынужден констатировать, что естественные враги наших Империй, России и Германии, англосаксы, второй раз за последние 30 лет добились поставленной цели – наши страны истекают кровью в войне друг с другом.

Немецкие офицеры обратились в слух – такого начала они не ожидали, даже надеясь на благоприятные, применительно к текущей ситуации, советские предложения.

– Надеюсь, господа, Вы простите мне затянутое начало, но так уж исторически сложилось, что у наших Империй нет таких пересечений интересов, которые бы делали войну неизбежной – если вспомнить Семилетнюю войну, то, с грустью вынужден признать, что вступление Российской Империи в эту войну было обусловлено не только национальными интересами, но и интригами Австрии и Франции.

– Если же вспомнить наполеоновские войны, то Россия и Пруссия были друг другу верными союзниками, если не считать печального исключения, обусловленного французским диктатом.

– После этого русско-германская граница в течение столетия была границей мира, что, по моему скромному мнению, объясняется различием естественных сфер влиянием наших Империй – если исторической судьбой Германии было доминирование в Центральной Европе, или, как принято выражаться в Вашей прекрасной стране, Срединной Европе ('Иванов' прозрачно намекает на принятую во Втором Рейхе концепцию 'МиттельОйропа' В.Т.), то России историческая судьба изначально предопределила южное направление экспансии.

Фон Штюльпнагель и Остер потихоньку делали выводы – 'Иванов' говорил о доминировании Германии в Центральной Европе в прошедшем времени, да и его высказывание о южном направлении экспансии для России было достаточно неоднозначно.

– Можно только сожалеть о том, что предвоенные планы настоящих патриотов Российской и Германской Империй, заключавшиеся в поддержании прочного мира между нашими странами, не увенчались успехом – в отличие от планов недоброжелателей наших стран – в одной фразе 'Иванов' намекал и на поддержку военными элитами России и Германии Бьеркского договора, сорванного профранцузскими и пробританскими кругами в России, и на то, кого советская военная элита числит в главных недоброжелателях, точнее, продолжает числить.

– Собственно говоря, действия недоброжелателей наших Империй логичны, более того, единственно способны принести им желанный успех – достаточно вспомнить известный труд мистера Маккиндера – продолжал развивать свою мысль 'Иванов', делая отсылку к любезным сердцам немецких военных категориям геополитики – и лучшего примера, чем концепция 'Хартленда', созданная отцом англосаксонской геополитики, просто не было – если Вы позволите мне толковать концепцию 'Хартленда' расширительно, то Евразия и является теми самыми 'Сердцевинными землями' человечества, соответственно, автоматически возникает вопрос о силе, контролирующей эти территории.

– В том случае, если этой силой является русско-германский союз, то крайне маловероятен вариант, при котором англосаксы смогут отвоевать контроль над 'Хартлендом' военным путем – да, в силах англосаксонских держав развертывание многочисленной, отлично вооруженной армии, но, во-первых, русско-германский союз сможет выставить на поле боя не менее многочисленную армию, во-вторых, насколько англосаксы сильны в морской войне, настолько же они посредственны в сухопутной войне.

– В этой ситуации традиционный контроль англосаксов над морскими путями, при всей его серьезности, в значительной степени теряет свое могущество – просто потому, Евразия настолько велика, богата и разнообразна, что практически не нуждается в поставках извне.

– Мало этого, в ситуации, когда странам, контролирующим Евразию, нет нужды готовиться к войне друг с другом, им вполне по силам будет построить флот, способный постепенно отобрать у англосаксов контроль над Мировым Океаном – о, не сразу, конечно – постепенно, один район за другим.

– Кроме того, в этом случае против англосаксов будет работать экономика: во-первых, именно рынки Евразии, в первую очередь, конечно, европейский, являются ключевыми рынками мира, имеющими максимальную емкость, во-вторых, экономики США и Великобритании являются т.н. 'открытыми экономиками', в отличие от экономик СССР и Германии, куда более склонных к автаркии, поэтому закрытие евразийских рынков для англосаксов станет страшным ударом, чреватым хронической депрессией, в отличие от экономик СССР и Германии, для которых это станет не слишком большой неприятностью – хотя, конечно, понадобится серьезная структурная перестройка.

Фон Штюльпнагель и Остер переглянулись – то, что изложил им 'Иванов', являлось немного видоизмененным общим смыслом подтекста соглашения в Бьерке, в котором предусматривался раздел сфер влияния в Евразии (ох, недаром Вильгельм II, приветствуя прибывшего на переговоры Николая II, приказал поднять на своей яхте сигнал 'Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана' – собственно, этим все было сказано В.Т.) – что они могли только приветствовать; за серьезный вариант советско-германского союза оба немецких офицера были готовы ухватиться руками и ногами, поскольку в той ситуации, в которой сейчас находилась Германия, это было подарком Бога.

Другое дело, что они были полностью согласны с английской поговоркой, гласящей, что дьявол кроется в деталях – следовало тщательно прояснить советскую позицию, уточнив все нюансы предлагаемого соглашения.

– Простите, герр 'Иванов', но нам бы хотелось уточнить детали – прямо сказал Штюльпнагель.

– Я к Вашим услугам – слегка поклонился 'Иванов'.

– Насколько я помню, сорок лет назад обсуждался вариант равноправного союза – фон Штюльпнагель деликатно не стал уточнять тот момент, что при формальном равноправии голос промышленно развитой Германии был бы заметно весомее мнения аграрно-индустриальной России.

– Сейчас ситуация изменилась – прямо ответил 'Иванов' – Германии предлагается роль младшего партнера, при неизбежных серьезных изменениях внутри страны.

– Нам придется строить социализм советского образца? – жестко спросил Остер, бывший антифашистом, но не левым, а искренне верующим христианином, совершенно не расположенным к социализму сталинского толка.

– Нет – столь же прямо ответил 'Иванов' – применительно к Вашей стране у нас разработан вариант социально-экономической модели смешанного типа – будет сильный частный сектор, но под контролем государства – нас категорически не устраивает ситуация, в которой очень многое в Германии зависит от 'Херрен-клуба' ('Клуб господ', объединение крупнейших промышленников и финансистов Германии, придерживающихся правых взглядов; существует с конца XIX века до сих пор. В.Т.); нас вообще не устраивает расклад, когда в Германии столь сильны такие русофобы и антисоветчики, как фон Крупп (в РеИ 'прославился' тем, что в конце 1941 года получил от Гитлера, как-то не замеченного в симпатиях к славянам, настоятельный совет гуманнее относиться к остарбайтерам – это не шутка, условия жизни советских граждан, угнанных в Германию, на предприятиях концерна 'Крупп' были хуже, чем в концлагерях В.Т.); кроме того, мы предусматриваем вариант, в которой часть репараций и контрибуции, будет взыскана контрольными пакетами германских фирм; конечно, будут и народные предприятия. Конечно, никто не собирается национализировать маленькие магазины и мастерские, проводить принудительную коллективизацию крестьянских хозяйств, во всяком случае, тех, хозяева которых не были активными членами нацистской партии или не были замешаны в преступлениях против граждан СССР.

– Во внутренней политике новой Германии будет проведена жесткая денацификация как государственного аппарата, так и общественных организаций (здесь и далее 'Иванов' излагает немного видоизмененный вариант, в РеИ существовавший в ГДР. В.Т.).

– Надо полагать, единственной политической партией новой Германии станет ГКП? – мрачно осведомился Остер.

– Нет – прямо ответил 'Иванов', в свое время потрясенный до глубины души инструкциями, полученными лично от Сталина – до сей поры, он не мог себе представить вождя, на полном серьезе говорящего о преимуществах многопартийности – по мнению маршала Сталина, в Германской Демократической Республике вполне имеют право на существование социал-демократы, христианские центристы, крестьянская партия – одним словом, левые и умеренные центристы, но не правые, и тем более, не ультраправые партии.

Далее 'Иванов' мог наблюдать редчайшее зрелище – потрясенные до глубины души германские офицеры в званиях генерал-полковника и полковника, но, военной разведки.

– Простите, Вы шутите? – только и смог выдавить из себя через пару минут Остер, по роду деятельности хорошо знавший реалии СССР.

– Я точно, слово в слово, процитировал Вам слова моего Верховного Главнокомандующего, сказанные им на инструктаже, состоявшемся перед поездкой – отчеканил 'Иванов' – даю Вам слово офицера, что все именно так и было.

– Благодарю Вас за подробное разъяснение – поспешил загладить намечавшийся конфликт фон Штюльпнагель – а как, по мнению маршала Сталина должна выглядеть политическая модель Германии, и каковы взаимные гарантии сторон?

– По мнению маршала Сталина – 'Иванов' оценил то, что фон Штюльпнагель упорно называет Императора по воинскому званию, это был хороший признак – ГДР будет президентской или президентско-парламентской республикой, с системой альтернативных выборов, в которых будут участвовать упомянутые выше политические партии; интересы СССР должны гарантироваться специальным договором, составные части будут иметь такое содержание – Советский Союз будет владеть всеми германскими газетами, радиостанциями, иными средствами массовой информации на срок до 2099 года, кандидатуры новых президентов и канцлеров Германии в обязательном порядке будут согласовываться с СССР, без этого их избрание/назначение будет невозможно, кроме того, каждый новый высший руководитель ГДР, перед вступлением в должность должен будет подтвердить этот договор своей подписью; ГДР будет предоставлять свою территорию под размещение советских войск (попросту говоря, пересказывается содержание секретного договора ФРГ – США 1949 года, составной частью которого является т.н. 'канцлер – акт' – в АИ МВ Сталин решил не изобретать велосипед, а воспользоваться американскими наработками из мира 'Рассвета' В.Т.).