Текст книги "Тихоокеанский шторм (СИ)"

Автор книги: Владислав Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

'Центром тяжести' усилий 'Шэхуэйбу' в рамках политики 'Чжэнфэн' является дискредитация китайских товарищей, твердо стоящих на позициях интернационализма, марксизма-ленинизма. Их травля велась постепенно – сначала товарищей принуждали признать погрешности своего литературного стиля, потом 'подводили под это политику', ставя знак равенства между литературным стилем и политическими ошибками, затем подвергали унизительной процедуре раскаяния. Эти репрессии велись снизу вверх – от рядовых коммунистов до членов ЦК КПК. Именно так была раздавлена группа китайских коммунистов-интернационалистов, возглавляемая товарищем Ван Мином (по терминологии маоистов – 'промосковская группа' В.Т.)

С позиции марксизма-ленинизма это полнейший бред – важны дела, способные укрепить революционное движение. Но, вот с точки зрения классической конфуцианской традиции, действия Мао Цзе-дуна и его клики полностью логичны и оправданы. Под предлогом борьбы за чистоту 'канона' дискредитируются 'еретики', посмевшие привнести в 'канон' чуждое китайской традиции иностранное содержание – вся разница с конфуцианской традицией состоит в том, что в нынешней КПК место Конфуция занимает Мао Цзе-дун. Вместо же живого творчества масс, являющегося сутью практики марксизма-ленинизма, идет подмена его средневековой традицией Китая, суть которой состоит в бездумном копировании 'трудов' 'патриарха', в сочетании со столь же бездумным повиновении ему.

(Пометка на полях – другой опоры в Китае у нас просто не имелось, а противовес японцам, американцам и англичанам, пусть и такой ненадежный, был жизненно необходим..)

Личность же самого председателя КПК формировалась в среде традиционного китайского общества, в это время уже сгнившего полностью.

Его отец был довольно обеспеченным мелким землевладельцем, убежденным конфуцианцем и очень авторитарным по складу характера человеком. Мать же, верующая буддистка, отличалась мягким характером. Сын же с детства был вынужден маневрировать между традицией сыновней почтительности и тихим несогласием между родителями, что обусловило одну из важнейших черт его характера – лицемерное следование установленному порядку, выражавшемуся в неукоснительном соблюдении формальных требований, при неверии в идеалы, как отца, так и матери.

Сам же он всегда следовал своим интересам, добиваясь поставленных целей не прямым отстаиванием своей точки зрения, а разнообразными интригами, манипулированием близкими людей, игрой на их конфликтах.

Судя по его поведению в дальнейшем, Мао на подсознательном уровне принял для себя модель поведения, свойственную его отцу – установление безусловной личной диктатуры во всех социальных структурах, в которых он оказывался, причем, достигалось это за счет изощренного интриганства. В тех случаях, когда это оказывалось невозможно, Мао откалывался от этой структуры, уводя с собой сторонников. Психологически этот человек не воспринимает отношений равенства или своей подчиненности кому-либо – он может быть безусловным диктатором, отрицающим право подчиненных на свое мнение, и, только.

(Пометка на полях – подробное досье на Мао, вместе с его психологическим портретом, я видел!)

Краткие биографические справки на руководителей Китая и Кореи по материалам 'Рассвета'.

Руководители Китая.

Мао Цзе-дун.

Родился в семье зажиточного землевладельца 26.12.1893г. Получил начальное образование китайского образца (включает в себя учение Конфуция и древнекитайскую литературу) в местной школе. Бросил школу в 13 лет. По возвращении домой конфликтовал с отцом из-за нежелания заниматься физическим трудом. Очень много читал.

В 17 лет поступил в начальную школу высшей ступени, где хорошо учился. Особое влияние на него в этот период оказали идеи конституционного монархизма в его китайском варианте, предложенные реформаторами Циньской монархии Лян Цичао и Кан Ювэем.

Во время Синьхайской революции находится в городе Чанша провинции Хунань, где на полгода вступает в 'армию' губернатора провинции. Покинул ее при невыясненных обстоятельствах.

Далее следует период самообразования и учебы – сначала в средней школе в Чанша, потом в библиотеке провинции Хунань, затем в педагогическом училище Чанша. В это время он изучает философию, историю и географию Запада. Все это время Мао живет на деньги, присланные отцом – зарабатывать на жизнь самостоятельно он отказывается.

В 1918 году перебирается в Пекин, где работает в библиотеке Пекинского университета ассистентом Ли Дачжао, одного из основателей КПК. Занимается изучением марксизма и анархизма (известно о его восхищении идеями Кропоткина). Отказывается от возможности поехать на учебу во Францию – он не хочет ни изучать иностранные языки (и диалекты китайского языка тоже – всю жизнь он говорил на родном диалекте), ни подрабатывать на жизнь физическим трудом. После окончания курсов подготовки принимает окончательное решение остаться в Китае.

В 1919-20 гг. путешествует по Китаю, активно занимаясь политической деятельностью. По его утверждению, в 1920 году окончательно встает на марксистско-ленинские позиции. В 1921 году участвует в учредительном съезде КПК и назначается секретарем хунаньского комитета КПК. Вскоре был отстранен от должности за развал работы. Затем выступил за союз Гоминдана и КПК – и был переназначен секретарем уже провинциального комитета Гоминдана; также сорвал создание провинциальной организации и подал в отставку.

В апреле 1927 организует восстание в Хунани – оно разгромлено, Мао с остатками отряда бежит в горы на границе Хунани и Цзянси. В 1928 году он организует советскую республику на западе Цзянси – деятельность Мао сводится к проведению аграрной реформы и формальному уравниванию прав мужчин и женщин; каких-то попыток разгромить эту республику не отмечено.

На фоне общего кризиса КПК позиции Мао, делающего ставку на крестьянство, усиливаются – правда, не совсем понятно, можно ли уже тогда считать его марксистом. Со своими противниками в партийной организации Цзянси он расправляется посредством ложных обвинений в работе на врага – эти люди брошены в тюрьмы или убиты. Это была первая 'чистка' в истории КПК.

Расправившись с конкурентами, Мао в 1931 году провозглашает Китайскую Советскую Республику, во главе которой и становится. Реальных мер по укреплению КСР за три спокойных года Мао так и не предпринял – он был занят борьбой за власть в КПК с группой '28 большевиков', возглавляемой товарищем Ван Мином, твердо следующей линии Коминтерна. К 1934 году Чан Кайши решает ликвидировать КСР – гоминдановские войска сосредотачиваются для наступления. Принимается решение об уходе на север – считается, что т.н. 'Великим походом' руководил Мао, но, на практике, прорывом руководил Чжоу Эньлай, а самим походом – Линь Бяо. Военные результаты похода катастрофичны – из 80 тыс. человек, вышедших из Цзянси, до намеченной цели, Яньаньского района доходит менее 8 тыс. человек. Но, в ходе похода, на конференции КПК в Цзуньи, Мао возвращает себе власть, ощутимо потеснив группу Ван Мина.

В 1937 году Мао идет навстречу пожеланиям Коминтерна и соглашается на создание единого антияпонского фронта с Гоминданом. На практике единственным крупным сражением с участием китайских коммунистов становится т.н. 'Битва ста полков', по результатам которой становится очевидна полная неспособность частей КПК хоть как-то противостоять даже второсортной японской армии. По уровню боеготовности части КПК не соответствуют даже немецкому фольксштурму весны 1944 года – их боеготовность намного хуже.

После этого активные действия частей КПК, за исключением редких вылазок мелких партизанских отрядов, прекращаются. Также прекращается и боевая подготовка 'войск' КПК – по приказу Мао части 8-й и Новой 4-й НРА переходят на самообеспечение, что означает их занятие сельскохозяйственными работами и мелким кустарным производством; результатом этого становится снижение их боеготовности с очень низкого уровня до абсолютного нуля.

В 1941-1945 году проходит кампания 'чжэнфэн', первая стадия которой представляет собой усовершенствованный вариант чистки в партийной организации Цзянси 1930-1931 гг. – только теперь она проходит в масштабах всей КПК. Технические различия заключаются в том, что если в 1930-31 гг. противников Мао уничтожали под предлогом их членства в вымышленной организации 'АБ-туаней', то, в этот раз их или методично ломают психологически, используя в качестве начального предлога мнимое 'несовершенство литературного стиля', либо убивают без суда и следствия. Результатом кампании 'чжэнфэн' становится не просто разгром политических противников Мао, но полное подавление даже намека на свободомыслие в КПК – теперь партия представляет собой человеческий муравейник, беспрекословно и бездумно подчиняющийся воле 'матки'-Мао. Побочным следствием этой кампании становится уничтожение самой возможности создать на базе имеющихся членов КПК сколько-нибудь эффективный аппарат управления, поскольку в принципе отрицается необходимость не только обучения чему выходящему за пределы работ Мао, но и сама возможность самостоятельного мышления.

Следует особо отметить тот факт, что именно в это время Мао, при активной помощи Чэнь Бода (неизвестно в точности, какую роль в возвышении последнего сыграло тесное знакомство с Кан Шэном – но, судя по их дальнейшему многолетнему сотрудничеству, именно Кан Шэн помог Чэнь Бода стать одним из ведущих идеологов КПК), начинает извращать марксизм. Официально это называется 'созданием и теоретическим обоснованием нового направления марксизма – маоизма'; фактически же, сохраняя внешние формы марксизма-ленинизма, его суть подменяется китайской философией, разумеется, в рамках конфуцианской традиции, дополненной личным опытом и идеями Мао.

Строго говоря, маоизм уже нельзя считать настоящим марксизмом – это 'новое издание' конфуцианства, с тем отличием, что место Конфуция занял сам Мао цзе-дун. Разумеется, что, несмотря на внешнюю оболочку марксизма, ни о каком самостоятельном мышлении в рамках маоизма речи быть не может – допускается только слепое копирование 'канона'.

Второй стадией кампании 'чжэнфэн' является полная и абсолютная замена еще сохранившихся остатков марксизма-ленинизма в КПК маоизмом. С этого момента КПК трудно считать коммунистической партией – скорее, это одна из китайских сект, одновременно являющихся тайным обществом, промышляющих преступлениями.

Организационно пиком кампании 'чжэнфэн' следует считать снятие с должности генсека КПК Чжан Вэньтяня, в то время являвшегося одним из членов группы '28 большевиков' (впоследствии перешел на сторону Мао – не вполне очевидно, когда именно это произошло в мире 'Рассвета': то ли после снятия его с должности генсека, в этом случае он был одним из 'надзирателей' за Гао Ганом, когда тот после разгрома Японии создавал в Маньчжурии тыловую базу КПК, то ли, что значительно менее вероятно, в период 1946-1950 гг.).

В это же время Мао впервые наглядно демонстрирует свои 'таланты' экономиста – будучи не в состоянии обеспечить потребности населения Особого района и 'войск' КПК даже на самом низком уровне за счет реализации политики 'самообеспечения', он отдает приказ о крупномасштабном выращивании опийного мака. Де-факто, Особый район становится огромной плантацией опийного мака, а КПК превращается в одну из крупнейших организаций в мире, торгующих наркотиками.

В начальный период Гражданской войны 1946-1950 гг. с Гоминданом Мао, получив от Советского Союза большую часть вооружения и техники капитулировавшей Квантунской армии, а, также, единственный на территории Китая промышленный район – бывшую Маньчжоу-го, действует самостоятельно. Результат не заставляет себя ждать – войска КПК оказываются на грани полного разгрома. Это объяснимо – как бы ни была низка боеспособность войск Чан Кай-ши, как не разложен его тыл, все же войска Гоминдана имеют хоть какой-то боевой опыт и, значительная их часть прошла пусть и явно недостаточную, но, все же, боевую подготовку, проведенную американскими инструкторами. У Мао нет ни государственного аппарата, пусть предельно неэффективного и разложенного, ни армии, пусть и самого последнего разбора – у него есть только фанатики, способные бездумно цитировать его статьи, но не управлять государством, ни воевать.

Когда неизбежность краха стала очевидной даже для столь неподготовленного в военном отношении человека, каким является Мао цзе-дун (ориентировочно во второй половине 1946 года, возможно, ближе к концу года), он был вынужден дать 'зеленый свет' Гао Гану, настаивавшему на самом тесном военном сотрудничестве с СССР. Именно военная подготовка военнослужащих НОАК, проведенная советскими инструкторами – пусть и на уровне 'Дерни за это, потом жми туда', позволила китайским коммунистам постепенно переломить ход войны.

Прочитав представленные справки, Сталин задумался: его доверенные аналитики не написали этого прямо, но прозрачно намекнули на то, что происходящее сейчас в Китае имеет очень давние корни; корни, явственно пахнущие опиумом. Впрочем, происходившее в мире 'Рассвета', похоже на то, имело те же корни.

Вождь счел нужным проверить себя, еще раз 'прокачав' узловые моменты.

Итак, еще в 1600 году англичане, торгующие с Востоком, организуют Британскую Ост-Индскую компанию. Вопреки первоначальному названию, это не просто торговая компания – это объединение купцов, действующих при необходимости пиратскими методами; разумеется, столь доходный бизнес находится под покровительством британской аристократии, включая королевскую семью. Недаром основательницей компании стала покровительница адмиралов-пиратов Елизавета I.

В начале XVIII века Компания – именно так называли ее сами англичане, с большой буквы, имея на то все основания – добирается до Китая.

Поначалу хитроумные британцы сталкиваются с неприятным сюрпризом – Китай слишком силен, чтобы его можно было завоевать военным путем; мало этого, он объединен в единое, крепкое, централизованное государство под властью династии Цин – так что реализация блестяще использованной в Индии стратегии 'Разделяй и властвуй' тут невозможна; и в довершение всего, китайская экономика представляет собой замкнутую систему – внешняя торговля ведется в рамках т.н. 'Кантонской системы', согласно которой Китай торгует своими чаем и шелком за серебро, покупая незначительное количество предметов роскоши, в которые входят русские меха и итальянское стекло. На практике все хуже – мехами успешно торгуют сами русские, так что Компании остается только торговля итальянским стеклом, имеющим очень ограниченный спрос, что естественно для предметов роскоши.

Но, при этом, Китай невероятно, сказочно богат, почти не уступая в богатстве Индии, из которой Компания выкачивает ценностей на сотни миллионов фунтов стерлингов (в РеИ Компания за 15 лет, прошедших после присоединения Бенгалии, только из нее вывезла ценностей на 1 миллиард фунтов стерлингов В.Т.), еще тех фунтов XVIII века, имевших совсем иную покупательную способность. Это и неудивительно – за два тысячелетия своего существования в режиме экономики замкнутого типа, дополненной очень выгодной внешней торговлей, сводившейся к продаже возобновляемых ресурсов за драгоценные металлы, бережливые китайцы накопили колоссальные сокровища – достаточно сказать, что денежный оборот Китая базируется не на монетах, а слитках весового серебра (соответствует РеИ – денежная единица Китая, лян, был слитком серебра В.Т.).

Но добраться до этих сокровищ поначалу не представляется возможным – собственно, вся торговля с Китаем, существующая в рамках Кантонской системы, сводится к покупкам крупным оптом китайских товаров в Кантоне у представителей двенадцати купеческих династий, уполномоченных вести торговлю с иностранцами императорским правительством. Это – все. Возможностей проникновения на внутренний рынок цинского Китая у Компании нет, поскольку нет ни товара, пользующегося спросом на этом рынке, ни возможности всерьез привлечь на свою сторону китайских торговых партнеров, заинтересовав их сверхприбылями.

Небольшие продажи итальянского стекла не меняют общего расклада – торговля Великобритании с Китаем имеет резко отрицательный баланс. Причем, китайцы, продавая возобновляемые чай и шелк, в уплату берут только не возобновляемое серебро. В Англии, тем временем, началась промышленная революция, промышленности Альбиона были жизненно необходимы богатые рынки сбыта, способные поглотить ее продукцию, и, не меньше – очень крупные, стратегического уровня, инвестиции в строительство новых заводов и фабрик; если первые имелись в Европе, пусть и в недостаточном количестве, то, со вторыми все было хуже – единственным источником финансирования нужного уровня пока являлась Индия.

– Законных, или, хотя бы относительно законных выходов из этого положения у англичан не находилось – но, обнаружился стопроцентно криминальный выход, вполне приемлемый для того, что заменяет мораль этой нации торгашей и пиратов – с холодной ненавистью подумал Сталин, никогда не забывавший ни добра, ни зла – а зла, причиненного британцами и Российской Империи, и Советскому Союзу, было достаточно, чтобы их возненавидел и куда более мягкий человек, чем Иосиф Джугашвили.

Компания начала торговлю опиумом, производимым в подконтрольной ей Бенгалии – опиумом, курение которого было напрочь запрещено китайским правительством, но, спрос и прибыли от торговли ним были таковы, что ее китайские партнеры и контролировавшие их чиновники мгновенно забыли о действующем законодательстве империи Цин.

Быстро сложилась цепочка наркоторговли – британцы контролировали производство и доставку опиума в Китай, крупные китайские торговцы осуществляли крупную и среднюю оптовую торговлю опиумом в самом Китае, цинские чиновники прикрывали этот богатейший бизнес от глаз правительства, преступные сообщества, более известные как триады, обеспечивали бесперебойную работу системы на низовом уровне.

Ставка на поощрение самых мерзких пороков блестяще себя оправдала – Китай начал убивать себя сам, при этом отдавая накопленные веками и тысячелетиями богатства за мгновения, проведенные в наркотических грезах. Причем это касалось не только наркоманов – китайские торговцы и чиновники перестали работать на свою страну, став, если так можно выразиться, коллективным агентом влияния Великобритании, в обмен за долю, получаемую ими за помощь в разграблении и уничтожении своей страны. Эта методика систематически применялась британцами и в дальнейшем – другое дело, что наркотик мог быть не вполне материальным.

Очень интересен был состав британской группировки, занимавшейся уничтожением цинского Китая. Значительная ее часть принадлежала к т.н. 'шотландскому клубу' британской элиты – например, к нему относились А. Андерсон, один из основателей судоходной компании 'Peninsular and Oriental Steam Navigation Company', братья Эллиоты, бывшие 'моторами' первой Опиумной войны, Т. Сазерленд, основатель банка 'The Hongkong and Shanghai Banking Corporation'; на 'шотландский клуб' работали крупнейшие торговцы опиумом своего времени Дж. Мэтисон и У. Джардин. Это следовало отметить на будущее.

До 1833 года Компания торговала опиумом в Китае, наслаждаясь гордым одиночеством – попросту говоря, у нее была монополия на эту торговлю. Но, в 1833 году монополия была отменена актом английским парламентом – можно было представить возможности силы, вынудившей поделиться такими доходами 'сливки' старой английской аристократии.

После этого 'шотландцы' развертываются от всей широты души – куратором британской торговли становится Ч. Эллиот, под прикрытием которого действуют Джардин, Мэтисон и их партнеры. Когда же цинское правительство наконец осознает тот факт, что реальная власть над страной ускользает из их рук – и пятидесяти лет не прошло с начала масштабной торговли опиумом, как до маньчжурских сановников дошли масштабы угрозы! – то силовым подавлением пытающихся сопротивляться маньчжур руководит родной брат Ч. Эллиота адмирал Дж. Эллиот.

– Интересен также ход первой Опиумной войны – подумал Сталин. Численно китайцы и маньчжуры многократно превосходили англичан – и, при этом, какого-то качественного технического превосходства у интервентов не было. Тем не менее, китайские и маньчжурские войска обращались в бегство при первых же залпах англичан; у англичан не было ни малейших проблем с местным населением – им спокойно продавали продукты, нанимались носильщиками и проводниками; никаких попыток хотя бы пассивного сопротивления, не говоря уже об организации партизанской войны, не отмечено. Любопытно, какую часть этих странностей следует отнести на общее разложение империи Цин, а какую – на помощь китайских компрадоров? Хотя, наверно, точнее будет использовать китайский термин 'мэйбань', обозначающий торговца, работающего на иностранцев. Кстати, а откуда англичане взяли надежных переводчиков, знающих местные диалекты и обычаи – ведь не могли английские офицеры, доселе никогда не бывавшие в Китае, знать язык и местные нравы, без чего невозможно было бы наладить столь трогательное единство с местным населением?

– Все эти странности получают логичное объяснение, если предположить, что в реальности доходы от наркоторговли делились, грубо говоря, пополам – половина приходилась на англичан, половина – на мэйбаней и помогавших им чиновников с бандитами – завершил свою мысль Вождь. Вполне реальный раздел доходов, если вспомнить то, что все распространение опиума в Поднебесной империи было в руках китайцев.

Оставалось прикинуть, пусть в самом первом приближении, размеры выкачанных из Китая ценностей, если в конвое Компании, вышедшем в Англию в 1804 году, было груза на общую сумму в 8 млн. тогдашних фунтов стерлингов. В одном тогдашнем шиллинге было 5,23 г серебра, соответственно, в фунте стерлингов было 104,6 г серебра, а 8 миллионов фунтов были эквивалентны 836,8 т чистого серебра (соответствует РеИ В.Т.). Это был один конвой, пусть и с рекордным для эпохи наполеоновских войн грузом. За сотню с лишним лет интенсивной торговли опиумом англичане вывезли не одну сотню таких конвоев, пусть и с грузами меньшей стоимости – так что счет шел на десятки тысяч тонн серебра, возможно, что и перевалил через сотню тысяч тонн.

Но это была только 'британская сторона медали' – сейчас Императора больше интересовала ее 'китайская сторона'.

Не меньшие суммы денег в серебре скопились у господ мэйбаней – если считать по традиционному соотношению цены золота и серебра, пятнадцать к одному, речь шла о нескольких тысячах тонн золота, что было примерно равно золотому запасу СССР, и, вполне сопоставимо с золотым запасом США.

Следовало отметить следующие моменты – изначально к работе в Кантонской системе цинским правительством были допущены богатейшие купеческие династии Китая, и до того скопившие огромные богатства; кроме того, эти двенадцать торговых родов, после создания Кантонской системы, строго говоря, стали неофициальной корпорацией, объединенной общностью интересов. Не меньше сплотила их и совместная торговля опиумом – общие интересы, подкрепленные невероятными прибылями, наверняка довершили их неформальное объединение, что, конечно, не мешало борьбе за самые 'вкусные', по выражению потомков, дела.

Но эти колоссальные капиталы следовало пускать в оборот, чтобы они приносили новые прибыли – а в разоренном Китае просто не было возможностей для приложения капиталов такого уровня, им требовались другие возможности.

И, вот в Гонконге и Шанхае появляется банк 'The Hongkong and Shanghai Banking Corporation', который создан главой судоходной компании 'Peninsular and Oriental Steam Navigation Company' Томасом Сазерлендом в далеком 1865 году. По официальной версии, этот банк создан с одобрения глав других компаний Гонконга и согласия губернатора колонии.

Сталин тихо хмыкнул, настолько 'была шита белыми нитками' официальная версия.

– Это с каких пор глава судоходной компании, ранее не занимавшийся банковским делом, вдруг становится экспертом в непростых финансовых делах? – подумал он. Специалистом настолько, что ему доверяют свои деньги – самое ценное, из того, что у них есть – прожженные капиталисты, прекрасно знающие таланты коллеги?

– А вот те сведения, которые есть у нас – и те, которые принесли потомки, похоже, не осознавая их истинной ценности, прекрасно согласуются и друг с другом, и со старой доброй логикой – констатировал Вождь, прекрасно знакомый с правилом 'Хотите знать чьи-то интересы – отслеживайте их деньги; и, наоборот, узнаете, куда вложены деньги – значит, Вы знаете интересы'.

Проще говоря, банк 'The Hongkong and Shanghai Banking Corporation', или, сокращенно 'HSBC', был азиатским филиалом Ротшильдов, в котором получили какую-то долю 'шотландцы' – и он пустил в оборот уже в мировом масштабе капиталы мэйбаней. Куда пошла изрядная часть этих капиталов, вычислить было не просто, а очень просто – в Англии, к тому времени, почти все было поделено, все устоялось, но, был стремительно растущий рынок, весьма нуждавшийся в свободных капиталах. Этим рынком были США, в которых как раз начиналась эпоха Реконструкции, в ходе которой Штаты стремительно превращались в могущественную индустриально-аграрную державу. Разумеется, мэйбани не собирались уходить с китайского рынка – банк занимался финансированием традиционных видов торговли, от чая и шелка, до опиума и серебра. Кроме того, в те интересные времена произошло открытие еще одной страны, чей рынок представлял несомненный интерес, поскольку она и могла предложить не столь уж мало, и нуждалась очень во многих европейских товарах, при этом испытывая острейшую нехватку оборотных средств – и банк 'HSBC' начал открывать отделения в Японии.

Дальше все шло по накатанной колее – ну, почти. Внешне все было благопристойно, включая тот факт, что к концу XIX века наиболее прибыльным видом деятельности банка 'HSBC', опередившим даже операции с опиумом, стали операции с государственным долгом Китая – с учетом связей мэйбаней и продажности цинских сановников, ничего удивительного в этом не было.

Интересно было другое – к концу XIX века в Китае резко активизировались революционеры. На первый взгляд, все было очевидно до неприличия – империя Цин прогнила сверху донизу, до состояния трухлявого пня, да и ненависть китайцев к маньчжурским завоевателям никуда не пропала.

На второй взгляд, все было не столь очевидно. Примером могла служить деятельность одной из ключевых фигур китайского революционного движения этого периода, Сунь Ятсена – да, до определенного момента с ним все было ясно, очень талантливый и горячий юноша не хотел мириться с несправедливостью. Дальше возникали вопросы. Например, на какие деньги юноша из бедной крестьянской семьи учился в медицинском институте Гонконга? Или, на какие деньги Сунь Ятсен разъезжал по США и Европе, вербуя сторонников среди хуацяо и собирая деньги? Кстати, а много ли денег могли дать очень бедные, как правило, китайцы? Да, а с чего бы это вдруг британские газеты подняли шум, когда в Лондоне представители цинской миссии арестовали Сунь Ятсена – а министр иностранных дел Великобритании столь оперативно прислушался к общественному мнению, что потребовал от китайского посланника немедленно освободить арестанта? Это с каких вообще пор англичан беспокоит нарушение прав и свобод иностранцев, если оно не затрагивает их интересов?

Но на этом интересные моменты не заканчивались, а только начинались. Поездив по Европе – кстати, сам Сунь Ятсен признал, что денег на революцию собрать не удалось – он устраивается на жительство в Японии. Официальная версия гласит, что японцы желали поставить во главе Китая дружественно настроенное к ним правительство и поэтому благосклонно отнеслись к Сунь Ятсену. Вполне убедительная версия, если не считать того незначительного момента, что в то время Сунь был главой крохотного 'Союза возрождения Китая' – а с ним почему-то общались такие японские политики, как С. Окума и Ц. Инукаи; конечно, это не самое высшее руководство Империи Восходящего Солнца, но политики 'первой величины'. Неплохо для скромного эмигранта, главы никому, кроме профессионалов, неизвестной революционной организации. Но Сунь Ятсен на этом не останавливается – в 1899 году он начинает издавать в Японии оппозиционную газету ('Китайская газета' В.Т.), в 1905 году становится объединителем и главой китайских революционных организаций 'Тутмэнхой', первой революционно-буржуазной партии общенационального уровня. Почему-то все остальные революционеры, и находившиеся в Китае, и пребывавшие в эмиграции, дружно признали его своим главой.

Дальнейшие политические события, происходившие в жизни Сунь Ятсена после революции 1911 года, при не очень внимательном рассмотрении могут быть охарактеризованы одной фразой – он борется за власть с высокопоставленными военными цинской армии. Эта борьба идет с переменным успехом с 1911 по 1925 год, до самой смерти Сунь Ятсена.

Внимательный человек задался бы вопросом, откуда у небогатого политэмигранта взялись деньги и связи, достаточные для того, чтобы на равных бороться за власть с бывшими военачальниками императорской армии, контролировавшими обширные области Китая, имевшими многомиллионные доходы и многочисленные личные армии, фактически, владыками собственных квазигосударств?

По логике вещей, тот же Юань Шикай, в начале своей карьеры в качестве президента Китайской республики недвусмысленно претендовавший на роль основателя новой императорской династии (соответствует РеИ – заняв должность, Юань Шикай начал с того, что совершил жертвоприношения в храмах по императорскому обряду; согласно китайским традициям, это мог сделать либо законный император, либо претендент на престол В.Т.), только сместив с этой должности Суня, должен был бы озаботиться пресечением линии жизни скромного интеллигента, путавшегося под ногами искушенного в интригах командующего императорской армии. То, что моральных препон на сей счет у Юань Шикая не было, можно не сомневаться – при императрице Цыси карьеры делали, используя в качестве ступеней на лестнице, ведущей к вожделенным должностям, трупы соперников. Технические возможности для обеспечения скорейшей встречи Сунь Ятсена с его почтенными предками у его противника тоже наверняка имелись в изобилии. Тем не менее, командующий даже не попытался обеспечить автору учения о трех народных принципах возможность обсудить свое учение с душой Конфуция.

Ответ на вопрос о столь нетипичном для него поведении Юань Шикая можно поискать в ближайшем окружении Сунь Ятсена. Действительно, в конце 1911 года должность личного секретаря Суня занимает юная Сун Айлин; в 1913 году ее сменяет сестра, Сун Цинлин, которая в 1915 году выходит замуж за Сунь Ятсена. Жених старше невесты на 27 лет, свадьба состоялась в Японии, где проигравший очередной раунд борьбы за власть Сунь, находясь в эмиграции, готовится к реваншу.