Текст книги "Тихоокеанский шторм (СИ)"

Автор книги: Владислав Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Генерал Тодзио слегка улыбнулся – те, с кем он решил обсудить свою идею, были людьми, способными не просто идти до конца, но и добиваться поставленных целей в самой безнадежной ситуации.

– Если они согласятся последовать за мной – то победа Империи гарантирована, ибо Боги не могут отвернуться от страны Ямато – подумал Хидэки Тодзио.

Воспоминания Большакова.

Из неопубликованных воспоминаний вице-адмирала Большакова, 70-е годы.

События начинаются 16 мая 1944 года.

Если какая-нибудь сволочь скажет мне, что мирное время легче военного – пристрелю гада!

Для меня май 1944 года стал началом адской работы, заключавшейся в подготовке морской пехоты к новой войне, теперь – с самураями.

Предстояло ни много, ни мало переформировать наши бригады морской пехоты, по сути бывшие 'речной пехотой', оптимизированной для форсирования крупных рек, в полноценную морскую пехоту, с дивизионной организацией по американскому образцу.

Тут необходимо небольшое пояснение – во всем мире морская пехота является классической легкой пехотой, либо вовсе не имеющей тяжелой техники, либо располагающей таковой по минимуму, за единственным исключением – дивизии морской пехоты США являются несомненными 'тяжелыми' дивизиями, имеющими на вооружении полные комплекты тяжелой армейской техники, дополненные плавающей техникой морской пехоты, и, оптимизированные для высадки с моря.

Надо отдать американцам должное – они додумались до этого еще в середине 20-х, и, вторую половину 20-х и все 30-е годы активно экспериментировали, ища и находя наилучшие решения, так что после вступления США во Вторую Мировую у морской пехоты все было готово для развертывания бригад в дивизии.

Как показал опыт и Второй Мировой, и послевоенных конфликтов, американский путь развития морской пехоты, при всей его безбожной дороговизне, был наиболее эффективным, позволявшим добиваться максимальных результатов при достаточно умеренных потерях.

Сейчас надо было думать о том, как совместить американские наработки с нашими, и, заодно, интегрировать в создаваемые организационные структуры нашу технику, трофейную немецкую, и получаемую по ленд-лизу американскую – ей Богу, командовать группой СпН было не в пример легче.

Итак, организация морской пехоты и ее вооружение и техника, исходя из того, что придется воевать не с немецкими танковыми и панцергренадерскими дивизиями, пытающимися сбросить десант с захваченного плацдарма, а штурмовать японскую оборону, основой которой были многочисленные артиллерийские и пулеметные доты, зачастую дополненные вырубленными в скалах казематами, также с артиллерией и пулеметами.

На уровне отделения хороша была американская организация, точнее, ее вариант, использовавшийся рейдерами морской пехоты – командир отделения с 'Гарандом' и три т.н. 'боевых расчета', каждый из которых состоял из пулеметчика с Браунингом BAR и трех бойцов с 'Гарандами' (эта схема впервые была применена морскими пехотинцами еще во время экспедиции Никарагуа, в 1927-1933 гг., конечно, бойцы тогда были еще не с 'Гарандами', а с магазинными 'Спрингфилдами'; оказалась эффективной в условиях джунглей; у нас неофициально применялась во время первой чеченской В.Т.); применительно к нашим условиям оптимум, по моему мнению, был таков – командир с АК-42, расчет 'Рыси' из двух человек, и три боевых звена, разумеется, вооруженных ПК и АК-42.

Взвод должен был состоять из трех стрелковых отделений, плюс командир взвода и его заместитель, плюс снайперская пара.

Рота должна была состоять из трех стрелковых взводов и взвода огневой поддержки.

Предметом серьезных дискуссий стали средства усиления ротного/батальонного уровня – нет, всем было ясно, что при наличии в роте 27 ПК, являвшихся полноценными едиными пулеметами, в отличие от американского Браунинг BAR, представлявшего собой то ли неудачный ручной пулемет, то ли очень перетяжеленную автоматическую винтовку, аналог американского пулеметного взвода, имевшего на вооружении 6 Браунингов М1917 и 6 Браунингов 1919 (и те, и другие – станковые пулеметы; основное отличие – водяное охлаждение у первых, воздушное – у вторых В.Т.), нашей роте просто не нужен – но возник вопрос, какими минометами вооружать роту, и, вводить ли на ее вооружение крупнокалиберные пулеметы.

Относительно слабости и наших, и немецких 50-мм ротных минометов разногласий не было – недаром они были сняты с производства и у нас, и у фрицев еще в 1943 году.

Также не было особых разногласий по поводу батальонных минометов калибров 81-мм/82-мм – имея массу более 50 кг, они были чересчур тяжелы для маневренного боя в звене взвод-рота, хотя, конечно, по огневой мощи они в разы превосходили и 50-мм и 60-мм минометы.

Таким образом, выбор приходилось делать между американскими минометами М2 и 'курц-вариантом' немецкого 81-мм миномета, выпущенного малой серией для ВДВ.

Строго говоря, под индексом М2 в ВС США имелось два разных миномета, правда, с высоким уровнем унификации – сначала на вооружение был принят миномет, сделанный по 'глухой схеме', затем был принят на вооружение, созданный на его базе миномет, сконструированный по схеме 'мнимого треугольника'.

Миномет, созданный по схеме мнимого треугольника (носимая масса около 20 кг, осколочная мина массой примерно 1,35 кг, максимальная дальность чуть более 1 км, приличная точность В.Т.), был очень приличным средством поддержки и легкой, и тяжелой пехоты; созданный по 'глухой схеме' миномет (масса порядка 12 кг, такая же мина, несколько меньшая дальность при значительно большем рассеивании В.Т.), по сути дела, бывший чем-то средним между нормальным минометом и стреляющим по навесной траектории гранатометом, мог использоваться штурмовыми группами, для которых критически важна была меньшая масса.

Проблема была в том, что попрошайничать у янкесов, выпрашивая ротные минометы (!), категорически не хотелось – а налаживать выпуск минометов нового калибра.. Как бы помягче выразиться.. Пожалуй, имело смысл процитировать классический в моем мире анекдот 'Фантастика в соседнем разделе!'

С немецким десантным минометом образца 1942 года были свои проблемы – да, мощная штатная мина батальонного миномета, да, приемлемая для роты масса в 26 кг – но, маловатая прицельная дальность в 1,1 км при совершенно отвратительной баллистике.

Эх, где ты, родной 'Поднос' – легкий, удобный, точный, мощный?

С горя я вспомнил о французах, точнее, сначала о 60-мм французском миномете обр. 1935 года, лицензионной копией которого была первая версия 60-мм 'американца', М1 – в принципе, в счет репараций с французов можно было стрясти энное количество 60-мм минометов и боеприпасах – черт побери, мы же почти все годные трофейные минометы, взятые на Днепре, отдали ушлому де Голлю, бодренько прибравшему к рукам вооружение получше; или же вспомнить послевоенный опыт тех же французов, наладивших выпуск неплохих 81-мм минометов, в двух модификациях – с коротким и длинным стволом, соответственно, полегче и потяжелее.

И тут меня осенило – у нас же, блин горелый, моторизованные части!

Если 'Поднос' приладили на МТ-ЛБ, то, кто, спрашивается, помешает сделать легкий самоходный миномет на шасси 'Осы' – поставить туда родной БМ-41 или БМ-43?! А еще лучше будет переделать их на заряжание с казны – тогда еще лучше получится!

Ну не знал я тогда, что у нас еще в 1941-1942 гг. Грабин сделал проекты 82-мм и 107-мм казнозарядных минометов – так что, забегая вперед, хочу заметить, что вопрос разрешился наилучшим образом: роты получили по две 82-мм 'Осы', батальоны – по 6 107-мм 'Ос', другое дело, каких трудов стоило нашим конструкторам в кратчайшие сроки довести опытные минометы до серийных легких самоходок.

Отдельной проблемой были крупнокалиберные пулеметы – мне, исходя из моего опыта, очень хотелось дать роте хотя бы пару 'крупняков', являющихся незаменимым средством и для борьбы со вражескими станкачами, и для прикрытия флангов, и для пресечения контратак супостата – но, ДШК образца 1938 года, на колесном станке, был неплох, но недопустимо тяжел для роты, авиационный УБ, точнее, его модификация УБТ, очень хорош, но, во-первых, к нему не было необходимого нам треножного пехотного станка, во-вторых, предстояло выцарапать у летчиков не одну тысячу дефицитных пулеметов, ведь они требовались не только для усиления рот.

Мелькнула мысль заказать по ленд-лизу очень приличные американские Браунинги М2, но вспомнив о послевоенной кампании по 'борьбе с низкопоклонством перед Западом', я решил оставить этот вариант на самый крайний случай – очень уж не хотелось давать желающим утопить меня на неглубоком месте такой роскошный повод; а завистников в Наркомате ВМФ у меня хватало настолько, что становилось грустно – один вице-адмирал Кулаков, начальник Политуправления, чего стоил. И ведь начал под меня копать вскоре после моего появления в Наркомате – спасибо добрым людям, предупредившим меня, что это за тип. Помнится, пригласил меня к себе и начал интересоваться, что это подполковник Большаков, быстро взлетевший в контр-адмиралы, не состоит в рядах родной ВКП(б) – пришлось отговариваться тем, что, дескать, выполняю задание товарища Сталина, личное и совершенно секретное (а я в то время пахал, как лошадь, формируя бригады МП новой организации), и времени на полноценную работу в парторганизации нет совершенно, а быть плохим членом большевистской партии, являющейся, как всем известно, авангардом всего советского народа, совесть не позволяет. Отговорился, но и зеленому лейтенанту стало бы понятно – эта сука гладкая на тебя папочку собирает, и, при первой возможности пустит в ход.

Вообще, иногда становилось очень горько – с одной стороны, столько было отличных мужиков, жизни не жалевших ради Родины, с другой – такие вот самки собаки, как Кулаков, легко и непринужденно подводившие под трибунал хороших людей, зачастую даже не за реальную вину, а за несовпадение с генеральной линией партии, которая регулярно менялась, причем, ведь не за действие, а за простое высказывание своего мнения, не более того, чувствовали себя настолько вольготно, ломая чужие жизни, что любой гадючник коллективно удавился бы от зависти.

Да, я отвлекся на лирику – возвращусь к делу.

Батальон, в итоге, получил три линейных роты, роту усиления, состоявшую из шестиорудийной батареи 57-мм 'Ос', такой же батареи 107-мм самоходных минометов, взвод ЗСУ, состоявший из 4 'Вирбельвиндов', сиречь счетверенные 20-мм ЗА на шасси Т-IV.

Тут надо упомянуть ту мороку, которая у нас была с зенитными автоматами – в нашем мире войсковое ПВО во время ВОВ имело на вооружении копии просто плохого 25-мм 'Бофорса' и не слишком удачную переделку 40-мм 'Бофорса' под 37-мм выстрел, более известную как 61-К. Это было все, чем мы были сильны и богаты в части, касающейся МЗА – причем, ПУАЗО у нас в войну не было вообще.

Были попытки приспособить в качестве МЗА 23-мм авиационную пушку ВЯ – но тут был свой неустранимый дефект, заключавшийся в том, что великолепная баллистика и высокий темп стрельбы ВЯ были куплены ценой высокой отдачи, или, проще говоря, в цель шел только первый выстрел, дальше сбивалась наводка, недаром для 'Шилки', при сохранении выстрела ВЯ пришлось делать новую артиллерийскую часть, с заметно меньшим темпом стрельбы.

Конечно, немецкие ЗА – и 20-мм Flak38, и 37-мм Flak43 – также не были лишены недостатков, но, в целом, были заметно удачнее наших зенитных автоматов.

Проблемы были с шасси – выпуск Т-IV немцы прекратили в 1943 году, так что пришлось изрядно побегать по базам трофейной техники, собирая пригодные шасси. Затем пришлось отправлять их в Германию, на капитальный ремонт, с последующей установкой зенитных башен.

Не меньшие хлопоты были со средствами усиления и более высокого уровня. Военные усиленно рекомендовали нам 160-мм и 240-мм минометы, старательно пропуская мимо ушей объяснения о специфике предстоящей операции. Каких трудов стоило пробить требуемый нам вариант, согласно которому минометы были дополнением мортир – ну, не будем о грустном.

Полковая артиллерия получила батарею из 6 немецких тяжелых пехотных орудий 15 sm s.I.G.33., или, проще говоря, 150-мм мортир. Конечно, это орудие было явно тяжеловато для обычного пехотного полка (почти 3 т в походном положении, 1750 кг – в боевом), но нас спасала стопроцентная моторизация – а вот большая огневая мощь этого орудия в предстоящей операции была как нельзя более кстати. И штатные 38-кг фугасные снаряды были весьма полезны, но особо пригодились 90-кг надкалиберные мины, содержащие 54 кг амматола (для сравнения – у нежно любимого армейцами 'Тюльпана' 131-кг мина содержит 31,9 кг ВВ); кроме того, из 150-мм мортиры можно было стрелять этими минами настильно, хотя и на дистанцию в 1 км.

Разумеется, я не побрезговал и отличными, без преувеличения, лучшими в мире, в своем классе, ПМ-120 образца 1943 года. Единственно, что полк морской пехоты, в отличие от стрелковых, получил не одну батарею из четырех минометов, а три, с учетом того, что вполне могла возникнуть необходимость усилить батальоны, передав им по батарее 120-мм минометов.

В результате, в полку морской пехоты появился полковой дивизион буксируемых орудий, в составе вышеупомянутых батареи 150-мм мортир и трех батарей 120-мм минометов.

Но, полкам требовались не только буксируемые орудия, но и штурмовые САУ, а с ними здесь, в отличие от родного мне мира, дела обстояли намного хуже – спору нет, унификация бронетехники на базе Т-54 была колоссальным рывком вперед, но здесь отсутствовала такая полезная 'кувалда' для немецких укреплений, как ИСУ-152.

Пришлось перебирать трофеи – для полка неплохим вариантом был бы 'Бруммбар', сиречь танковый вариант той же 150-мм мортиры на шасси T-IV, хорошо бронированный, должен заметить, если бы не два но – во-первых, мы едва наскребли шасси для зениток, во-вторых, 'Бруммбар' был безбожно перетяжелен, 28 т при мощности двигателя в 300 л.с., мягко говоря, маловато.

Пришлось снова идти на поклон к армейцам, выпрашивая у них шасси Т-54-85, ставить на них тяжелобронированную рубку, в противном случае просто некуда было бы воткнуть нормальный БК – эх, была бы у нас в достатке база потяжелее, с просторной башней кругового вращения, какой штурмовой танк можно было бы сделать – и делать самоходку с нормальной проходимостью и, самое главное, хорошей надежностью, в отличие от немецкого оригинала, не ломающуюся с регулярностью наступления очередного понедельника.

С количеством решили не мелочиться – японцы известны своим фанатизмом, так что чем меньше их останется в живых к тому моменту, как наши парни поднимутся в атаку, тем лучше, поэтому полк получил дивизион в составе 3 четырехорудийных батарей, командирского Т-54-85 и 2 бронированных транспортеров боеприпасов на шасси все того же Т-54.

В итоге, полк морской пехоты получил три стрелковых батальона, дивизион самоходок, дивизион буксируемых орудий, и, немаловажное дополнение, штурмовую инженерно-саперную роту, наш аналог пионеров (имеются в виду, разумеется, не родные красногалстучные балбесы, а саперно-штурмовые части).

Дивизия, разумеется, получила три полка, артиллерийский полк, укомплектованный в соответствии с наработанным американцами опытом, только гаубицами – только, само собой, не 105-мм и 155-мм, а 122-мм и 152-мм, но, при той же организации – три дивизиона, имеющих по три четырехорудийных батареи 122-мм гаубиц М-30 и тяжелый дивизион той же организации, с 152-мм Д-1; танковый батальон, в отличие от американцев, не столь многочисленный (мы взяли за основу немецкий штат 1943 года, согласно которому, батальон состоял из 4 рот по 22 танка в каждой – правда, мы решили, что двух рот, плюс 2 машины комбата и его заместителя, хватит за глаза), зато укомплектованный новенькими Т-54-100.

Разумеется, возник вопрос, зачем против того металлолома, который в Императорской армии гордо, но, на мой взгляд, совершенно безосновательно назывался танками (по-моему, определение 'бронированные вездеходы' было намного ближе к истине), выставлять Т-54-100, поскольку на них с великим запасом должно было хватить Т-54-85 – в ответ я напомнил армейцам о поставленных самураям немецких 'кошках'.

Спору нет, и армейцы, и штабисты флота были правы в том, что вероятность появления японских танковых дивизий, имеющих на вооружении немецкую технику, даже на Хоккайдо очень невелика, не говоря уже о Курилах – эти соединения почти наверняка могли быть на Филиппинах, в Маньчжурии, с высокой вероятностью – на Хонсю и на Формозе, но не на Курилах и не на Сахалине.

Я согласился с этим – глупо спорить с очевидностью – но напомнил скептикам об опыте Зееловского плацдарма, когда морская пехота отбивала атаки немецких танков из выставленных на прямую наводку трофейных 88-мм зениток, после чего прямо сказал, что с меня этого опыта хватит, отныне я собираюсь исходить из принципа, что лишней огневой мощи, в общем, и, противотанковых средств, в частности, просто не бывает.

Не забыли мы и такую полезную при прорыве обороны вещь, как огнеметные танки – благо, наша промышленность добросовестно клепала с 1943 года ОТ-54-85, вооруженные помимо штатного вооружения с уменьшенным БК, еще и неплохим танковым огнеметом АТО-42, с запасом огнесмеси в 200 литров. С учетом возможных проблем армейцы щедро выделили нам шесть отдельных огнеметных батальонов, укомплектованных по штату (21 танк в каждом), с изрядным боевым опытом.

Далее, у нас начался спор о средствах поддержки большой мощности – армейцы предложили 'Тюльпаны' и Б-4, на что я ответил, что 'Тюльпаны' возьму с удовольствием, правда, в заметно меньшем, чем предлагали, количестве; на вопрос, почему, я ответил, что выгрузка машины массой больше 30 т на плохо оборудованный причал является еще тем удовольствием, а от Б-4 отказался наотрез – военные посмотрели на меня с пониманием, что неудивительно – баллистика у 203-мм гаубицы неплохая, но таскать с собой в десант семнадцатитонную дуру с крайне неудачной ходовой частью (в среднем – 6 поломок ходовой части на каждые 5 км маршрута В.Т.) – это не ко мне.

Вместо Б-4 мы попросили немецкую 210-мм мортиру (21 cm Mrs 18), с практически такими же массогабаритными данными и чуть худшей баллистикой, но, зато, более тяжелыми снарядами, большим углом возвышения, и, что было очень важно, надежной ходовой частью – генералы, прокомментировав нашу просьбу поговоркой 'Губа не дура', выделили 32 орудия для формирования 4 мортирных дивизионов большой мощности, со всем необходимым обеспечением.

Также СА выделила бригаду КВ-54-122 – тяжелые танки прорыва были необходимы, всем хороши штурмовые САУ, кроме одного – слишком мал у них угол горизонтального наведения, в этом плане башня кругового вращения вне конкуренции.

Еще одним, крайне хлопотным, но и весьма полезным дополнением стали два дивизиона 'Штурмтигров', по 16 САУ в каждом, плюс командирские Т-54-85 батарей и дивизиона, плюс обеспечение – да, машина очень перетяжелена, да, 'Тигр', изначально весьма капризен, требуя на час марша 10 часов обслуживания, да, хлопот с выгрузкой этого порождения 'сумрачного германского гения' изначально предвиделось 'выше крыши' – я все это прекрасно понимал, но я понимал и другое – 345-кг фугасная ракета, содержащая 125 кг ВВ, выпущенная из танкового варианта 380-мм противолодочного корабельного бомбомета, способна с одного попадания разнести серьезный дот, и, тем сберечь жизни многих наших парней.

Терпеть не могу терять людей по глупости!

Размышления адмирала Енаи.

Токио, 17 мая 1944 года.

Адмирал Мицумаса Енаи сидел в своем саду, точнее, в чайном домике – и, неторопливо пил чай. Строго говоря, это так выглядело со стороны, если бы кто-то мог это видеть – заслуженный адмирал отдыхает от тяжких трудов во славу Божественного Тэнно.

На самом деле, все обстояло иначе – адмирал продолжал работать, анализируя обстановку. Попросту ему лучше всего думалось в одиночестве, когда не надо было демонстрировать уверенность знающего все и вся стратега, знающего путь к победе из самого затруднительного положения, когда не надо было подбирать безукоризненно корректные формулировки. Долго общаясь с русскими офицерами, Енаи усвоил их манеру называть вещи своими именами – хотя с точки зрения японского этикета, это было сущим варварством.

Итак, новая Великая война подходила к концу, определились победители и побежденные. Сейчас наибольший интерес представлял финал этой войны – настолько, насколько он определит расстановку сил в мире в новом раунде борьбы за доминирование в мире. Из вступивших в нее пяти Великих Империй, США, СССР, Германии, Великобритании, Японии таковыми сейчас в полной мере оставались две Империи – США и СССР. Именно эти Империи были полноценными субъектами мировой политики, чьи возможности будут определять ход событий в мире на ближайшие десятилетия.

Продолжала клониться к закату Великобритания – собственно, сейчас решалось, станет ли бывшая Великая Империя фактическим протекторатом своей бывшей колонии или она сумеет удержать статус Державы, способной иметь и отстаивать свои интересы. Но, в любом случае, возврата к англо-японскому союзу быть не могло, это уже была перевернутая страница истории.

Крайне интересный выход из практически безнадежной ситуации нашла Германия, сумев в последний момент, когда ее гибель была почти неизбежна, переметнуться с Запада на Север. Это был ее единственный шанс – стать настолько полезными русским, чтобы те согласились на статус Германии – сателлита Советской России, с возможностью заслужить статус Державы – младшего партнера. Немцы, к их чести, сумели использовать этот зыбкий, предельно рискованный шанс.

Японии же предстояло выбирать из трех путей – и выбирать быстро, пока еще оставалась какая-то возможность выбора. Адмирал грустно улыбнулся, вспомнив прочитанный в молодости сборник русских сказок – его учитель тогда объяснил ему, что для лучшего понимания души народа неплохо внимательно читать его сказки – с их извечным сюжетом, когда богатырь выбирает одну дорогу из трех.

– Все же мы с русскими очень похожи по сути своей, при всех внешних различиях – подумал он – у русских их воин всегда выбирает самую трудную и опасную дорогу; у нас в кодексе 'Буси-до' сказано 'Самурай жив тем, что всегда готов к смерти'. Хотя и различия велики – для самурая доблестная смерть на поле боя является достойным финалом порученной ему миссии, богатырь же возвращается с победой и невестой. Возможно, русские смогли победить в этой войне еще и потому, что в их национальном характере заложен этот принцип 'Победить любой ценой – и жить дальше, любить свою женщину, растить детей, чтобы они продолжили путь своих предков'.

Первый путь – пасть в последнем сражении, пасть всей нацией Ямато. Этот вариант адмирал считал нужным оставить в качестве запасного, на тот случай, если не удастся найти и достойный, и выгодный путь для Империи Восходящего Солнца – и придется выбирать между бесчестием и достойной японцев смертью. Каков в этом случае будет выбор, потомственный самурай Енаи не сомневался ни на секунду.

Второй путь заключался в поиске компромисса с США. Вопросов было два – во-первых, готовы ли вообще американцы к компромиссу с Японией, или их устроит только показательный разгром Империи; во-вторых, какой именно компромисс их устроит.

Следовало просчитать все варианты действий американцев.

Вариант разгрома Японии нес американцам очевидные выгоды, в их нынешнем, не слишком радостном положении – они доказывали и всему миру, и самим себе, что было едва ли не важнее, свою способность не просто одерживать победы, но и выигрывать войны с сильным врагом. Пока что с такими доказательствами у них дела обстояли не лучшим образом – победу над находящейся в перманентном кризисе Испанией всерьез лучше было не упоминать; победу в прошлой Великой войне могли поставить под вопрос и союзники США, еще помнившие появление американских войск в Европе почти в последний момент, и противники, вполне способные напомнить то, что кайзеровская армия так и не была разгромлена на поле боя; что же касается нынешней войны в Европе, то возможные комментарии со стороны что русских, что немцев янки лучше бы и не представлять себе – ради сохранения самолюбия. Единственным шансом доказать свою состоятельность в качестве военной силы мирового масштаба была война на Тихом океане, закончившаяся разгромом Империи Ямато – и это было американцам по силам, более того, при нынешнем соотношении сил такой исход был неизбежен.

У такого варианта были и дефекты – во-первых, такая победоносная война неизбежно становилась очень дорогостоящим удовольствием даже для богатейшей страны мира, каковой были США; во-вторых, возникал вопрос с устройством послевоенного мира, выгодным для Америки – попросту, если американцы делали ставку на показательное уничтожение Японии, то, Советский Союз получал возможность сыграть свою игру.

Второй вариант заключался в реализации варианта, предложенного США Японии на осенних переговорах 1941 года – вкратце он заключался в отбрасывании Японии в 10-е – 20-е годы, на положение покупателя американского хлопка и поставщика хлопчатобумажных тканей для сегмента дешевых тканей; еще Япония совершенно беспрепятственно могла поставлять в США натуральный шелк и изделия из него (соответствует РеИ В.Т.). Применительно к дню сегодняшнему, этот вариант наверняка был бы дополнен сведением Императорского Флота и Императорской Армии к положению номинальных структур, превращением Японии в передовую базу США, нацеленную против России – в общем, Японии предстояло стать чем-то вроде более благопристойной версии Филиппин.

Теоретически был возможен и третий вариант – Япония становится чем-то вроде тихоокеанской Британии, доверенным союзником США в регионе. Если рассматривать этот вариант с прагматических позиций, это был бы очень хороший выход для Японии – но в реальность такого варианта адмирал попросту не верил. Америка не могла доверять нынешней элите Японии – а качественно изменить ее состав, приведя к власти японских атлантистов, можно было, только уничтожив нынешнюю систему власти Империи, что, в свою очередь, было невозможно без полного разгрома страны Ямато, с последующей оккупацией ее территории. Мало этого – нужны были существенные инвестиции в экономику Японии – ведь надо было не просто взять ее под контроль, но и создать экономический потенциал, необходимый для эффективного выполнения функции 'меча Америки'. Нужно было переключить сырьевые и финансовые потоки – с теми же целями. И, наконец, последнее по счету, но не по важности – чтобы обеспечить Японии хотя бы приемлемую устойчивость экономики, ей необходимы были внешние рынки. Собственно, Япония и начала войну на Тихом океане, имея целью войны построение экономически самодостаточной Империи, имеющей и достаточные источники сырья, и необходимые рынки сбыта.

Адмирал не мог похвастаться доскональным знанием экономических реалий США – но базовые моменты он знал. Исходя из этого знания, он уже в 1933 году мог с уверенностью сказать, что для США вопросом жизни и смерти является большая война в Европе; при условии захвата европейских рынков, дальневосточные рынки весьма желательны для американского капитала. В текущей ситуации контроль за рынками сбыта Дальнего Востока, вытеснение с них как европейских, так и японских производителей, становилось для США уже не желательным, а необходимым – американскую экономику, после прекращения потока заказов военного времени, надо было загружать. Помимо этого, США надо было обслуживать накопившиеся долги – на уровне государства, штатов, муниципалитетов.

– Так что третий вариант представлялся адмиралу очень маловероятным. Наиболее вероятен был первый вариант, с переходом во второй. Это был конец его Родины, которую он искренне любил, которой преданно служил всю свою жизнь. Формально Япония была бы на карте – но это была бы не жизнь гордой Империи, а существование забытой Богами колонии, подобной малайским султанатам, где все решали британские резиденты при султанах. Это было страшно – это было намного страшнее смерти – такое вот прозябание симулякра нации Ямато, лишенного японской души. В этом Енаи был солидарен с лидерами Тесю, Тодзио и Койсо – лучше смерть в бою, чем это подобие жизни, по милости торжествующего врага. Другое дело, что он категорически расходился с ними в другом вопросе – в отношении к русским.

В сущности, это было неудивительно – руководители Армии, при всем своем уме и образовании, богатейшем жизненном опыте, оставались своеобразными 'фанатичными адептами Хатимана' (Хатиман – бог войны в пантеоне синто В.Т.), свято верящими в то, что 'ямато да-си', японский дух способен пересилить любые ухищрения гайдзинов; людьми, искренне считающими, что слепое следование традиции, выраженной в 'Бусидо' и 'Хагакурэ' способно решить любые вопросы дня сегодняшнего – надо только дополнить катаны пулеметами и танками, да пересесть с коней на истребители и линкоры. Европеец мог бы назвать их романтиками самурайства, романтиками милитаризма – это было верно, в рамках европейской традиции анализа; японец, в рамках японской традиции, склонной к синтезу, сказал бы, что они объединяют самурайскую традицию с европейской техникой.

Руководители Сацума избрали другой путь – со времен 'Кагосимского инцидента' они поняли, что простое дополнение традиции, выраженной в 'Хагакурэ' и 'Бусидо', европейской техникой, недостаточно – в один, далеко не самый прекрасный, день, придет английский военный корабль, и, используя любой повод, просто разнесет все плоды нелегких трудов модернизаторов Сацума в прах. С тех пор они следовали завету Учителя Сунь Цзы 'Если знаешь и себя, и своего врага, можешь сражаться хоть сто раз – победа будет за тобой' – и не жалели времени и денег на учебу подающих надежды офицеров Флота в лучших европейских и американских университетах, на исследования национальных характеров ведущих наций Европы. Они считали нужным перенять не только технические достижения европейцев и американцев, но и дополнить самурайскую традицию теми чертами европейцев, которые позволили им стать доминирующей силой на планете – путь Армии они считали производной от пути некогда могущественного Китая, известно как закончившегося. Именно этим и объяснялся феномен графа Гото – знатный аристократ, влиятельный политик отнюдь не увлекся русским социализмом; он, при молчаливой поддержке Сацума, исследовал проблему дополнения традиции Ямато русскими социальными инновациями, разумеется, с целью приумножения могущества Империи.