Текст книги "Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения"
Автор книги: Владимир Злобин
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
«Опыты». Возрождение. 1958. № 80. «Опыты» (Нью-Йорк, 1953–1958) – литературный журнал, редактировавшийся Р.Н. Гринбергом, В.Л. Пастуховым (№ 1–3) и Ю.П. Иваском (№ 4–9). Издатель М.С. Цетлин.
[Закрыть]
Меня давно просили написать об издающемся в Нью-Йорке под редакцией Ю.П. Иваска[101]101
Иваск Юрий Павлович (1907–1986) – поэт, критик, литературовед. С 1920 г. в эмиграции (в Эстонии). С 1944 г. в Германии. С 1949 г. в США.
[Закрыть] русском журнале «Опыты». Я обещал. Но если я до сих пор обещанья не сдержал, то не по моей вине. Достать «Опыты» в Париже не то что невозможно, но сопряжено с лишними расходами и с потерей времени, чего я всячески избегаю.
Несмотря на неоднократные просьбы, обращенные и к редактору, и к самой издательнице, Марии Самойловне Цетлиной[102]102
Цетлина Мария Самойловна (Цетлин; урожд. Тумаркина, в первом замуж. Авксентьева; 1882–1976) – издатель, общественный деятель. С апреля 1907 г. в эмиграции. Летом 1917 г. вернулась в Россию, но в апреле 1918 г. вновь уехала в Париж. В 1923 г. соредактор журнала «Окно». Будучи членом Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции, щедро помогала (в том числе из личных средств) бедствующим эмигрантам. С ноября 1940 г. в США.
[Закрыть] (которая, по-видимому, тоже избегает лишних расходов), мне журнала не посылают. У меня имеются лишь два первые номера, из которых второй не лишен ни интереса, ни значительности. И вот чтобы сдержать обещанье, я об этом втором номере решил написать. По содержанию, думаю, он мало чем отличается от последующих. Для читателя же, я имею в виду широкий круг, который о существовании журнала даже не подозревает, совершенно все равно, пишу ли я о первом или о последнем номере, тем более что тот, о котором я собираюсь писать, не потерял ни интереса, ни актуальности.
Прежде всего стихи.
Должен сказать, что, на мой слух, почти все (мои включительно) – «скучные песни земли»[103]103
…«скучные песни земли». – Из стих. М.Ю. Лермонтова «Ангел» (1831).
[Закрыть]. А от стихов ждешь всегда, даже когда ничего от них не ждешь, – «звуков небес», то есть – чуда. Словом, стихи – неутолительные. Но к подлинной поэзии все же ближе, если уж об этих песнях говорить, – не Адамович[104]104
Адамович Георгий Викторович (1892–1972) – поэт, критик. В конце 1922 г. эмигрировал. Ведущий критик парижских русских газет. Автор книг «Одиночество и свобода» (1955), «Комментарии» (Вашингтон, 1967) и др.
[Закрыть], о нет! и не Присманова[105]105
Присманова Анна (наст, имя и фам. Анна Семеновна Присман; 1892–1960) – поэт, прозаик. В эмиграции с 1922 г. С 1924 г. в Париже.
[Закрыть], – а, как это ни странно (да, как ни странно), – Померанцев[106]106
Померанцев Кирилл Дмитриевич (1907–1991) – поэт, публицист. В эмиграции с 1920 г. Сотрудник парижской газеты «Русская мысль». Автор мемуаров «Сквозь смерть» (Париж, 1955).
[Закрыть], в котором еще теплятся человеческие чувства. Из русских зарубежных поэтов он, может быть, всех ближе по манере думать и писать к поэтам советским. Такая же каша в голове, тот же здоровый жизненный инстинкт.
О Ходасевиче не говорю, он – особняком. Его стихотворение «На смерть Кота Мурра»[107]107
«На смерть Кота Мурра» – стих. «Памяти Кота Мурра» (1934) В.Ф. Ходасевича.
[Закрыть] занимает по праву первое место. Оно действительно лучше всех.
О, хороши сады за огненной рекой.
Где черни подлой нет…
И как хорошо, что Ходасевич до наших дней не дожил. Судьба была к нему милостива, переправив его через «огненную реку» до войны и… до мира.
Кстати, одно техническое замечание. Из второго стихотворения Адамовича я бы выкинул лишние, по-моему, последние четыре строчки. Стихотворение от этого только выиграло бы.
И еще одно замечание, о Пастухове[108]108
Пастухов Всеволод Леонидович (1894–1967) – поэт, пианист. В эмиграции после 1917 г. В США после 1945 г. Печатался в журнале «Опыты».
[Закрыть], его первом стихотворении. Уж очень эти двойники надоели. Пора на себя взглянуть
Спокойно, трезво, без видений.
Читатель наконец устал
От этих мнимых отражений.
От двойников и от зеркал.
Но будет о стихах. Перейдем к прозе. Вот Зайцев[109]109
Зайцев Борис Константинович (1881–1972) – прозаик, драматург, публицист, мемуарист. С 1922 г. в эмиграции. Автор беллетризованного жизнеописания «Чехов» (1954), главу из которого опубликовали «Опыты» в № 2.
[Закрыть]. Глава из книги о Чехове. Книга уже давно вышла, но я делаю вид, что об этом не знаю. Это тем более легко, что я ее не читал.
Зайцев, как всегда, приятен. О Гиппиус он, правда, наговорил вздору, который я опроверг в статье «Неистовая душа»[110]110
«Неистовая душа» – очерк Злобина (Возрождение. 1955. № 47), вошедший в книгу «Тяжелая душа» в новой редакции и под названием «Мис Тификация».
[Закрыть] (см. «Возрождение» № 47). Что до Чехова, то перевоплотиться в него Зайцеву будет не легко: в самом важном, в отношении к религии, – эти два писателя расходятся. Возможны поэтому «психологические ошибки». Но такова судьба всех «честных» биографий.
После смерти Ремизова[111]111
Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) – прозаик, драматург, критик, публицист, переводчик, мемуарист. С 1921 г. в эмиграции.
[Закрыть] Зайцев – последний представитель Великой Русской литературы – этого свыше ста лет длившегося ослепительного чуда. Вот когда в самом деле чувствуешь и понимаешь, что кончилась Россия Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, та, к голосу которой прислушивался мир и которая еще вчера призывала к борьбе с величайшими в истории свободоубийцами.
Ныне положение изменилось. На первом плане не Толстой, не Достоевский, а Чехов. Зайцев написал о нем книгу. Занимался им и Бунин[112]112
Занимался им и Бунин… – И.А. Бунин – автор мемуарных очерков «Памяти Чехова» (1904), «Из записной книжки» (1914) и др., составивших его книгу «О Чехове. Неоконченная рукопись» (Нью-Йорк, 1955).
[Закрыть] в последние годы своей жизни. Его именем названо было единственное крупное русское издательство за рубежом. Словом, Чехову сейчас принадлежит вся власть на земле и на небе. Прав был, видно, Мережковский, утверждавший, что Достоевский и Толстой оказались нам не по плечу и что духовные вожди и учители, «властители дум» русской интеллигенции – Чехов и Горький. Но в таком случае, что делать тем, кто с большевиками продолжает бороться? Сложить оружие?
Очень интересен, с зайцевским «Чеховым» соседствующий, «Гоголь» Ремизова[113]113
…«Гоголь» Ремизова… – В № 2 «Опытов» (1953) – глава из книги Ремизова «Огонь вещей. Сны и предсонье: Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Достоевский» (1954).
[Закрыть], ни на какого другого не похожий.
Ремизов, конечно, прав: «Самое недостоверное – исповедь человека». Достоверно только «непрямое» высказыванье, «где не может быть ни умолчаний, ни стыдливости, ни рисовки “поднимай выше”». И самое достоверное в таком высказывании то, что не осознанно, что напархивает из ничего, без основания и беспричинно, а это то самое, что определяется словом «сочинять».
Но тут – свои опасности, пожалуй, не меньшие, чем когда все построено на «прямом высказывании», на изучении одних голых фактов.
Ну что, например, стоит истолковать в желательном для себя смысле какое-нибудь случайно вырвавшееся «ах!» или ни к чему не обязывающий неопределенный жест, не говоря уже о еле уловимых оттенках душевного настроения?
Да, Гоголь Ремизова, «выгнанный из пекла на землю за какое-то недоброе дело» и вознесенный «на седьмое небо Василия Радаева», в русской литературе – открытие. Он в самом деле ни на какого другого – ни на Гоголя Мережковского, ни на Гоголя Мочульского[114]114
Мочульский Константин Васильевич (1892–1948) – историк литературы, критик. С 1919 г. в эмиграции. Имеется в виду его труд «Духовный путь Гоголя» (Париж, 1934). П.М. Бицилли в рецензии на эту работу писал о сути подхода Мочульского к биографии героя: «Человек познается не в том, что он есть, а в том, чем он хочет быть, или вернее: человек, в своей внутренней сущности, есть то, чем он хочет быть» (Путь. 1934. № 45).
[Закрыть] – не похож. Но похож ли он на самого себя – вот вопрос.
«Отбор литературного материала совершается не наугад, что под руку попало», – справедливо замечает Ремизов, рассказывая, как писал Гоголь «Вечера на хуторе…». «То же и с воспоминанием из прочитанного: ведь лезет в голову что – то одно, определенное, а все другое, казалось бы, не менее интересное, стерлось».
Трудно себе представить, что, говоря о героях Гоголя, можно не упомянуть, хотя бы вскользь, о Хлестакове, как это делает Ремизов. И не только Хлестаков, но и не менее, чем он, для понимания Гоголя важный Подколесин – «старается». Зато «лезет в голову» Левко из «Майской ночи», Петр Петрович Петух и какая-то, из «Божьих людей» хлыстовского начала, современница Гоголя, Татьяна Ремизова.
Нет, что-то в Гоголе очень важное Ремизов проглядел, чем-то своим, тоже очень важным, его наделил. На самом деле Гоголь был и проще и страшнее, чем это снится Ремизову, но его сон о Гоголе – не пустой. О нет!
Полная противоположность этому сну – статья Александра Шика[115]115
Шик Александр Адольфович (?—1968) – критик, искусствовед. В эмиграции с начала 1920-х гг. Сотрудник парижской газеты «Русская мысль» и нью-йоркского «Нового журнала». В № 2 «Опытов» Шик напечатал отрывок «Парижские дни Гоголя» из своего цикла «Русские во Франции».
[Закрыть] «Парижские дни Гоголя». На ней отдыхаешь от ремизовского кошмара. Интересно – все, все мелочи, все подробности. И сколько бы их ни было – все мало, хочется еще, кажется, что чего-то самого интересного, самого главного не узнал, проглядел, не понял. Но чем больше узнаешь, как Гоголь ел, пил, спал, гулял, страдал запором, стоял в театральных очередях, ходил в Лувр, тем он – нереальнее, неуловимее, фантастичнее. Удивительно странное ощущенье – то же, что часто испытываешь, соприкасаясь с такими его, совсем не фантастическими, героями, как Чичикова или Хлестаков. Никогда ничего подобного не могло бы произойти с Чеховым.
Чтобы покончить с воспоминаниями, следует отметить интересные и хорошо написанные «Мелочи о Горьком»[116]116
«Мелочи о Горьком» (Опыты. 1953. № 2) – очерк Анненкова, вошедший в его книгу мемуаров «Дневник моих встреч. Цикл трагедий» (т. 1–2,1966). Юрий Павлович Анненков (1889–1974) – живописец, график, прозаик, театральный художник, художественный и театральный критик, режиссер, мемуарист. После командировки в Венецию в 1924 г. принял решение в Россию не возвращаться и поселился в Париже. Печатался под псевдонимами: Наталья Белова, Борис Темирязев и др. В 1930-е годы увлекся кинематографом, создал декорации и костюмы к нескольким десяткам фильмов. Лауреат премии «Оскар».
[Закрыть] Юрия Анненкова, ничего нового, впрочем, к горьковской легенде не прибавляющие, а также воспоминания о Ходасевиче В. Ледницкого[117]117
…воспоминания о Ходасевиче… – «Воспоминания и литературные заметки» (Опыты. 1953. № 2) Вацлава Александровича Ледницкого (1891–1967), литературоведа и критика, сотрудника «Нового журнала».
[Закрыть], где очень много о Ледницком и очень мало о Ходасевиче. Но обширное автобиографическое вступление охотно Ледницкому прощаешь – он, кстати, перед читателем за него извиняется: оно не только оправдано, а и открывает новый для нас мир – мир русско-польских отношений, которым в литературных кругах Москвы и Петербурга мало интересовались и были не правы.
Сказать что-либо по поводу статьи В. Вейдле[118]118
Вейдле Владимир Васильевич (1895–1979) – критик, литературовед, искусствовед, поэт, публицист, мемуарист. В эмиграции с 1924 г. В 1932–1952 гг. профессор кафедры истории христианского искусства и западной Церкви в Богословском институте (Париж). Автор книг «Умирание искусства» (1937), «Задача России» (1954), «Безымянная страна» (1968) и др.
[Закрыть]: «Об иллюзорности эстетики и о жизненной полноте искусства» – трудно, потому что ее при всем желании прочесть невозможно, во всяком случае, до конца. После двух-трех страниц, а их 22 большого формата, – принужден остановиться, будто жуешь вату. Еще немного, и задохнешься. Наборщик, умудрившийся эту статью набрать, совершил подвиг.
Но что случилось, как могло выйти из-под пера Вейдле нечто столь неудобочитаемое?
То ли дело добрый старый Степун[119]119
Степун Федор Августович (1884–1965) – философ, прозаик, публицист, критик, теоретик театра и кино. 22 ноября 1922 г. выслан из России в Германию. Профессор Дрезденского университета (1926–1937), соредактор журнала «Новый град» (1931–1939). В 1947–1965 гг. профессор Мюнхенского университета. Основатель издательства «Товарищество зарубежных писателей» при Центральном объединении политических эмигрантов (ЦОПЭ) и альманаха «Мосты» (1958–1970). Автор книг «Основные проблемы театра» (Берлин, 1923), «Бывшее и несбывшееся» (т. 1–2,1956), «Достоевский и Толстой: Христианство и социальная революция» (на нем. яз.; 1961), «Встречи» (1962) и др.
[Закрыть]! Его статья «Кино и театр», нисколько не менее метафизическая, чем статья Вейдле, доходит и до среднего читателя. А тема обеих статей, как это на первый взгляд ни странно, в сущности – одна. И может быть, заглавие «Об иллюзорности эстетики» и т. д. к статье Степуна подходит гораздо больше, чем к статье Вейдле. Но Степун не побоялся тему «снизить» и благодаря этому вопрос о киноискусстве поставил правильно, т. е. поднял его до уровня проблемы религиозной. А те историософские выводы, к каким он в связи с этой проблемой приходит, в достаточной мере свидетельствуют, что, избрав «узкий путь», он не только не потерял ничего, но многое приобрел и что скромность и смирение не исключают смелости. А Вейдле, желая в каком-то неправедном порыве «объять необъятное», уподобился вулкану, извергающему вату. Впрочем, язык заплетается подчас и у Степуна. Например: «…со своею духовною убогостью» вместо «со своим духовным убожеством». Но это лишь оттеняет степуновский шарм.
Что до статьи Ю. Марголина[120]120
Марголин Юлий Борисович (1900–1971) – прозаик, поэт, критик. В эмиграции (Германия, Польша) с начала 1920-х гг. С июня 1940 по июнь 1945 г. в заключении и ссылке на Алтае. Репатриирован в Польшу, откуда выехал в Израиль. Его сестры Ольга (жена В.Ф. Ходасевича) и Марианна погибли в фашистском лагере Освенцим.
[Закрыть] «О лжи», то она интересна и значительна, но отнюдь не как задуманный автором философский трактат, серьезной критики, кстати, не выдерживающий, а со стороны чисто эмоциональной. Важна та сила, с какой Марголин отрицает ложь во всех ее проявлениях. Это почти физиологическое отвращенье ко лжи важнее всяких о ней умствований и никакого философского обоснованья не требует. Размышлять о лжи, конечно, никому не возбраняется, как вообще не возбраняется размышлять о чем угодно. Но Марголин не прав, утверждая, что до сих пор о лжи мало думали и мало говорили и что философски обоснованную теорию представить себе нельзя. Напротив, одна из заслуг – и не малая – современной философской мысли в том, что она методологически правильно и религиозно праведно трактовать вопрос о лжи как проблему автономную отказалась, включив ее в общемировую проблему зла. Не ложь, а зло «как океан объемлет шар земной». Но непримиримая борьба автора «Путешествия в страну Зэ-ка» с ложью, этой самой ужасной формой зла, свидетельствует о его исключительной душевной чистоте и неподкупной совести, явлениях в наши дни редчайших, пренебрегать которыми было бы непростительной ошибкой.
Что можно сказать о Н. Клюеве больше того, что сказал о нем Ю. Иваск[121]121
…о Клюеве больше того, что сказал о нем Ю. Иваск… – См. статью «Клюев (1887–1937)» (Опыты. 1953. № 2). Свою негативную оценку творчества Клюева Иваск повторил и в № 4: «Ужасна клюевщина: вся эта сусальная китежская Русь, все это лубочное неонародничество… Пестрит в глазах, звенит в ушах от его словечек – олонецких, хлыстовских и им самим выдуманных… «Крестьянский поэт», но ведь вместе с тем и декадент, даже почище многих других декадентов: серебряный крест поверх русской рубашки, а глаза подведены, намазан…»
[Закрыть], не считая, конечно, тех фактов из жизни поэта, которые ни его здешним друзьям, ни его критикам еще неизвестны?
И все-таки многое в Клюеве непонятно. Так, например, в некоторых его стихах как будто что-то китайское – да! И кажется, что Клюев мог бы с таким же успехом быть китайским мандарином, с каким он был или казался олонецким мужиком. Мысль, может быть, дикая, а может быть, нет.
Необыкновенная утонченность рисунка клюевских стихотворений, их почти фарфоровая хрупкость при совершенной внутренной неподвижности – разве это не напоминает Китай, его душу, его искусство?
Но в чем, собственно, личность Клюева находит свое полное выраженье, что для нее наиболее характерно? Фольклор? Хлыстовство? Скопчество? Оставим Китай – вот другой парадокс: клюевский «Плач о Есенине»[122]122
«Плач о Есенине» (1927) – поэма Николая Алексеевича Клюева (1887–1937), написанная на смерть С.А. Есенина, с которым Клюева связывали некоторое время тесные отношения духовного наставничества.
[Закрыть] поразительно похож на плач Изиды[123]123
Изида, Исида – в египетской мифологии богиня плодородия, воды и ветра, символ женственности, супруга Озириса (Осириса), бога производительных сил земли, убитого на пиру заговорщиками.
[Закрыть] об Озирисе, Иштарчо[124]124
Иштарчо, Иштар – в аккадской мифологии богиня плодородия и плотской любви, оплакивающая смерть Тауза, одного из своих возлюбленных.
[Закрыть] о Таузе, Гильгамеша[125]125
Гильгамеш – аккадский мифоэпический герой.
[Закрыть] об Енгиду[126]126
Енгиду, Энкиду – герой, сподвижник и друг Гильгамеша, вместо него принявший на себя гнев богов: они приговорили его к смерти от неизлечимой болезни.
[Закрыть] – на вечный плач человечества об Адонисе[127]127
Адонис – в греческой мифологии жертва разгневанного Аполлона, который убийством мстит его возлюбленной богине Афродите за то, что она ослепила сына Аполлона. Горько оплакивая Адониса, Афродита превращает его в цветок. Из его крови расцветают розы, а из слез Афродиты – анемоны.
[Закрыть]. Следовательно, фольклор ни при чем, как ни при чем христианство, ничего общего с клюевским китайским православием не имеющее. Ну а хлыстовство и скопчество всегда были и будут, последнее особенно. Ничего специфически русского, специфически христианского в них нет. Что же, в таком случае, остается от Клюева? А это – как когда. Иногда – ничего, а иногда чистая поэзия.
В отделе художественной прозы – три имени: Г. Газданов[128]128
Газданов Гайто (Георгий) Иванович (1903–1971) – прозаик, критик. В 1919 г. в составе Добровольческой армии Врангеля эвакуировался в Галлиполи. С 1923 г. в Париже (грузчик в порту, ночной таксист). Первый рассказ напечатал в 1926 г. Автор девяти романов, создавших ему репутацию одного из самых талантливых прозаиков эмиграции.
[Закрыть], В. Яновский[129]129
Яновский Василий Семенович (1906–1989) – прозаик, врач. В эмиграции с 1922 г. (Варшава, Париж, Нью-Йорк). Автор мемуаров «Поля Елисейские. Книга памяти» (1983).
[Закрыть] и неизвестный Д. Лехович[130]130
Лехович Дмитрий – автор рассказа «Расстрел» (Опыты. 1953. № 2) и рецензии на мемуары А.И. Деникина «Путь русского офицера» (Опыты. 1954. № 3).
[Закрыть].
Газданов из новых русских писателей, начавших свой путь за рубежом, пожалуй, самый талантливый. Он ласков, находчив, и есть в нем какое-то приятное «струенье». Тема его рассказа «Княжна Мэри» – в сущности, анекдот. Но Газданова это не испугало. Он, как настоящий художник, знает, что «все ново под луной», что душа человека – тайна и что при творческой воле никакие банальности, никакие общие места не страшны. Среди своих собратьев он, может быть, всех ближе к магии – этой редко достижимой, единственной цели всякого подлинного искусства.
Что до рассказа В. Яновского «Записки современника», то он вызывает противоречивые чувства, как вообще все творчество этого писателя, особенно за последние годы.
Яновский – определенно талантлив, прекрасно владеет языком, имеет вкус и не лишен такта. Но он мог бы достичь в своей области значительно большего, если б не его… болезнь. Иначе не могу назвать то, что с ним происходит. Сначала все в его повествовании превосходно, интересно, остроумно, свежо, глубоко, но вдруг – «припадок». Все летит к черту. Ни меры, ни вкуса, ни глубины – сплошное кривлянье, гаерство, нестерпимая пошлость. Жаль. Правда, жаль. Но самое печальное – это что Яновский свою болезнь явно предпочитает здоровью и свое припадочное состоянье принимает за творческий экстаз. А как хорошо, с какой тонкой иронией можно бы описать в «Записках современника» собачьи похороны. Ведь хватило же у Яновского и вкуса и таланта на сцену в эльзасском трактире, где жандармы ловят «беглого мертвеца».
Все дело в мере, во внутренней, дисциплине, и хорошо сказал Наполеон: «Tout се qui est e xagere est innsignifiaint»[131]131
Все непомерно или несущественно (фр.).
[Закрыть].
Рассказ Д. Леховича «Расстрел» лучше бы просто обойти молчаньем. Печатать его, во всяком случае, не следовало, и, печатая его, редакция совершила ошибку. Не потому, что рассказ плох, наоборот: он слишком литературен. Тема же его из числа тех, что никакой литературной обработки не выносит. Единственно приемлемая для нее форма – либо дневник, либо воспоминанья. Как пример, можно привести «Рассказ латышского крестьянина, бежавшего из СССР», напечатанный в 34-м номере «Нового журнала».
И ошибка эта – не первая. Уже в предыдущем номере был рассказ («Дроль» И. Савина[132]132
Савин Иван Иванович (наст. фам. Саволайнен; 1899–1927) – поэт, прозаик. В 1919 г. доброволец армии Деникина. В 1921 г. бежал за границу.
[Закрыть]) приблизительно на ту же тему. Будем надеяться, что в следующем игра с трупами наконец прекратится.
В заключение несколько слов об Эрге[133]133
Эрге – псевд. Романа Николаевича Гринберга (1893–1969), критика, сотрудника «Нового журнала», редактора журнала «Опыты» (1953–1954) и альманаха «Воздушные пути» (1960–1967).
[Закрыть]. Этот таинственный незнакомец, печатающий на последних страницах краткие Nota bene, заслуживает лучшей участи – своего места в журнале, а не угла где-то на «задворках». Его заметки как бы дополняют и сочетают, с большим тактом, материал, подчас весьма разношерстный. Так очень кстати напоминанье Эрге о гоголевских «Ночах на вилле» и предпосланная этому напоминанью цитата из Montaigne[134]134
Montaigne, Монтень Мишель де (1533–1592) – французский философ и писатель. Автор книги философской эссеистики «Опыты» (1580–1588).
[Закрыть] «О дружбе». Ни у Ремизова, ни у Шика ничего об этих «ночах» нет, и вообще о них упоминают редко. Между тем из жизни Гоголя их не выкинешь.
Другое, тоже очень важное, напоминанье – в предыдущем номере о беседе во время немецкой оккупации в горной деревушке Кабри, на юге Франции, Andre Gide’a[135]135
Andre Gide, Андре Жид (1869–1951) – французский поэт, прозаик. Лауреат Нобелевской премии (1947). Автор книги «Возвращение из СССР» (1936), отразившей его неприятие большевистского режима.
[Закрыть] с русским молодым человеком, Борисом Вильде[136]136
Вильде Борис Владимирович (псевд. Борис Дикой; 1908–1942) – поэт, критик, филолог, этнограф. Один из организаторов французского Сопротивления. Расстрелян фашистами.
[Закрыть], воодушевившим знаменитого писателя на дело освобождения своей родины.
Эти напоминанья – как бы уколы раскаленной иглой. Они будят совесть. Вот почему «Опыты» № 2 не потеряли и еще долго не потеряют для нас свою актуальность.
Памяти поэта. ГЕОРГИЙ ИВАНОВ[137]137
Памяти поэта. Георгий Иванов. Возрождение. 1958. № 82. Иванов Георгий Владимирович (1894–1958) – поэт, прозаик, критик, мемуарист. С 1922 г. в эмиграции.
[Закрыть]
Умер Георгий Иванов – лучший из современных поэтов. Умер в изгнании, не дождавшись России.
Да, радость Россию увидеть, дождаться ее освобождения не была ему дана. А это здесь, в изгнании наша радость единственная, единственная надежда. И когда ее у нас отнимают, мы гибнем.
Что мы отлично без России проживем – в это мы уже сами давно не верим, хотя до сих пор не признаемся.
Если бы Россия была нам чудом возвращена, мы почувствовали бы, как мы без нее бесконечно несчастны. Георгий Иванов это чувствовал всегда и знал, что Россию не увидит:
Упал крестоносец меж копий и дыма.
Упал, не увидев Иерусалима.
У сердца прижата стальная перчатка:
И на ухо шепчет ему лихорадка:
«Зароют, зароют в глубокую яму.
Забудешь, забудешь Прекрасную Даму».
Эту Прекрасную Даму – Россию он любил мучительной любовью, переходя от надежды к отчаянию, то ее проклиная, то склоняясь перед ее страданием:
Россия счастие. Россия свет…
А может быть, России вовсе нет.
Не случайно вспоминал он «кощунственные» строчки Константина Леонтьева[138]138
Леонтьев Константин Николаевич (1831–1891) – философ, прозаик, публицист, литературовед, критик, дипломат, врач. Незадолго до смерти совершил тайный постриг в монахи Троице-Сергиевой лавры.
[Закрыть]:
Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья[139]139
В. Злобин ошибается, автором цитируемых строк является не К.Н. Леонтьев, а Владимир Сергеевич Печерин (1807–1885) – поэт, мемуарист, религиозный мыслитель, профессор Московского университета, монах из католического монашеского ордена редемптористов, западник, один из известных русских диссидентов и невозвращенцев. Полностью строфа, начало которой цитируется В. Злобиным выглядит так (прим. составителя электронной версии):
Как сладостно – отчизну ненавидетьИ жадно ждать ее уничиженья!И в разрушении отчизны видетьВсемирного денницу возрожденья!
[Закрыть].
После войны Георгий Иванов писал:
Теперь тебя не уничтожат,
Как тот безумный вождь мечтал.
Судьба поможет, Бог поможет.
Но русский человек устал.
Начинал уставать и он. Но как раз в эти смутные послевоенные годы, в условиях крайне тяжелых и, казалось бы, исключающих возможность какого-либо творчества, он написал лучшие свои стихи…
***
Он родился 29 октября 1894 г. в имении в Ковенской губернии. Детство было очень счастливое. Все предки с отцовской и с материнской стороны были военными. Его отдали во Второй Петербургский кадетский корпус, по окончании которого он записался вольнослушателем в Петербургский университет.
Там, в 1912 – <19>13 г. его часто можно было встретить в знаменитом университетском коридоре в обществе Г. Адамовича, О. Мандельштама[140]140
Мандельштам Осип Эмильевич (1891–1938) – поэт. Погиб в пересыльном лагере «Вторая речка» под Владивостоком.
[Закрыть] и сына Бальмонта (вскоре умершего)[141]141
…сына Бальмонта (вскоре умершего). – Имеется в виду Николай Константинович Бальмонт, сын поэта, критика, прозаика, переводчика, одного из вождей русского символизма Константина Дмитриевича Бальмонта (1867–1942), и его первой жены Ларисы Михайловны Горелиной. Николай был одаренным музыкантом и поэтом. Умер после 1918 г. от острого психического заболевания.
[Закрыть]. Это о Георгии Иванове писал Мандельштам:
Мы смерти ждем, как сказочного волка.
Но я боюсь, что прежде всех умрет
Тот, у кого кроваво-красный рот
И на глаза спадающая челка[142]142
Мы смерти ждем, как сказочного волка… – Неточно из стих. О.Э. Мандельштама «От легкой жизни мы сошли с ума…» (ноябрь 1913 г.; без посвящения). У автора 2-я и 3-я строки: «…раньше всех умрет // Тот, у кого тревожно-красный рот». Что стихи посвящены Г.В. Иванову, подтверждает также И.В. Одоевцева в мемуарах «На берегах Невы» (М., 1988. С. 147).
[Закрыть].
Но пророчество не исполнилось, первым умер автор – в большевистской ссылке.
Не исполнилось, к сожалению, и другое его пророчество:
В 1912 г. Георгий Иванов издал за свой счет свою первую книгу стихов «Отплытие на остров Цитеру», о которой сразу очень лестно написали Брюсов и Гумилев[144]144
..лестно написали Брюсов и Гумилев… – В.Я. Брюсов об этой книге написал сдержанно: «Есть «обещания» и в стихах г. Георгия Иванова, хотя он менее самостоятелен и еще находится под влиянием своих предшественников. Он умеет выдержать стиль… находит иногда изысканно милые стихи… но самостоятельного пока ничего не дал» (Сегодняшний день русской поэзии // Русская мысль. 1912. № 7). Более снисходителен был Н.С. Гумилев, который отметил в стихах Г. Иванова «крупные достоинства: безусловный вкус – неожиданность тем и какая-то «глуповатость» в той мере, в какой ее требовал Пушкин» (Аполлон. 1912. № 3–4).
[Закрыть], и его пригласили стать членом «Цеха поэтов»[145]145
«Цех поэтов» (СПб., 1911–1914,1921—1923) – литературное объединение, основанное акмеистами. В него входили Н.С. Гумилев, А. А. Ахматова, С.М. Городецкий, О.Э. Мандельштам, В.И. Нарбут, М. А. Зенкевич, М.Л. Лозинский, Е.Ю. Кузьмина-Караваева (в будущем мать Мария), Г.В. Адамович, Г.В. Иванов, Н.А. Оцуп, И.В. Одоевцева, В. А. Рождественский и др. «Цех поэтов» издавал книги, журнал «Гиперборей» и альманахи (последний, 4-й, выпуск издан эмигрантами в Берлине).
[Закрыть]. Кажется, в 12-м же году он начал печататься в «Аполлоне»[146]146
Кажется, в 12-м же году он начал печататься в «Аполлоне»… – В этом журнале Г. Иванов опубликовал свои акмеистские статьи в 1913 г. (в № 1 и 4).
[Закрыть], выходившем под редакцией С.К. Маковского.
Интересующихся творчеством Георгия Иванова отсылаю к статье Г. Адамовича в 52-м – предпоследнем – номере «Нового журнала». Из всего за последние годы о Георгии Иванове написанном эта статья, может быть, наиболее «по существу» и, несмотря на сравнительную краткость, наиболее исчерпывающая.
Вслед за «Отплытием на остров Цитеру» вышла в 1914 г., в издательстве «Гиперборей», в СПБ «Горница», а через год в петроградском издательстве «Лукоморье» – «Памятник славы». За ним, в 1916 г., в московском издательстве «Альциона» – «Вереск», переизданный в 1922 г. в Берлине З.И. Гржебиным[147]147
Гржебин Зиновий Исаевич (1877–1929) – художника-карикатурист и график. Основал в 1906 г. в Петербурге (вместе с С.Ю. Копельманом) частное издательство «Шиповник», выпускавшее одноименные альманахи (1907–1916), а также «Северные сборники» (1907–1911), «Сборники литературы и искусства», «Историко-революционный альманах» (1908). Основатель «Издательства З.И. Гржебина» (Пг.; Берлин. 1919–1923). С 1921 г. в эмиграции.
[Закрыть]. Затем «Сады», изд. «Петрополис», Петроград, 1921 г. Второе издание – С. Ефрон[148]148
Ефрон Семен Абрамович (?—1933) – владелец издательств «Якорь» в Петербурге и «С. Ефрон» в Берлине. В эмиграции с 1919 г. Младший брат И.А. Ефрона, соиздателя «Энциклопедического словаря».
[Закрыть], Берлин, 1922 г. «Лампада», собр. стихов, изд. «Мысль», 1921 г. Петроград, второе издание – «Мысль», 1923 г.
За рубежом – 4 книги стихов: «Розы», изд. «Родник», Париж, 1930 г. «Отплытие на остров Цитеру», избр. стихи, «Петрополис», Берлин, 1937 г. «Портрет без сходства», изд. «Рифма», Париж, 1950 г. и, наконец, недавно изданный в Нью– Йорке «Новым журналом» сборник последних стихотворений, до Парижа еще не дошедший.
В 1921 г. в жизни Георгия Иванова произошло важное событие – его встреча и женитьба на Ирине Одоевцевой[149]149
Одоевцева Ирина Владимировна (наст, имя и фам. Ираида Густавовна Гейнике, в замуж. Иванова; 1895–1990) – поэт, прозаик, критик, переводчик, мемуарист. В эмиграции с 1922 г. В 1987 г. вернулась в Россию. Автор мемуарных книг «На берегах Невы» (Вашингтон, 1967) и «На берегах Сены» (Париж, 1983).
[Закрыть], талантливой писательнице и поэте.
Слава Георгия Иванова росла с каждым годом, и эта слава была заслужена. Георгий Иванов поэт – явление необыкновенное; в его стихах ни одной фальшивой ноты, ни одной ошибки вкуса, о чем бы он ни писал. Совершенство его поэзии особенно сказалось в последние годы его жизни, когда его манера писать стала другой, менее поэтически условной:
Поэзия – искусственная поза,
Условное сиянье звездных чар,
Где, улыбаясь, произносят «роза»
И с содроганьем думают «анчар».
Изменилось и содержание его стихов. Он их теперь почти исключительно печатал – сразу много – в «Новом журнале», под общим заглавием «Дневник». Отвлеченными его стихи не были никогда, но теперь он не чуждался даже тем злободневных и некоторые его стихотворения носят характер определенно политический, что не всегда и не всем приходится по вкусу, как, например, следующие строчки:
В кольце святош, кретинов и пройдох
Не изнемог в борьбе орел двуглавый,
А жалко, унизительно издох.
Этого Георгию Иванову не простили, тем более что он был монархистом и заподозрить его в «левом уклоне» действительно могли только кретины.
Что касается его прозы, то Г. Адамович прав. Георгий Иванов по призванию поэт, а не прозаик. Зато критик он блестящий, и можно только пожалеть, что он в этой области так мало себя проявлял.
Несколько глав его неконченного романа «Третий Рим» были напечатаны в 1931 г. в «Современных записках». Роман задуман интересно. Запомнились сцена выезда Распутина и глава о нарисованном на дне фарфоровой чашки цветке. Но несмотря на мастерство и тонкость, с какими написаны эти главы, чего-то в них не хватает, и чего-то очень существенного, что сделало бы из них именно беллетристическое произведение, а не поэму в прозе.
О другой, тоже очень интересной и значительной книге Георгия Иванова «Распад атома», вышедшей в Париже в 1938 г., я незадолго до войны написал довольно подробную статью: «Человек и наши дни», которая была напечатана в сборнике «Литературный смотр». Сейчас это произведение Георгия Иванова кажется несколько устаревшим. Во всяком случае, пафос, с каким оно написано, вряд ли способен сегодняшнего читателя увлечь. Проблема, в ней затронутая – отношение между Богом (религией) и полом, – остается неразрешенной и, может быть, неразрешимой, по крайней мере в той узкой плоскости чисто личных отношений, в какой ее ставит Георгий Иванов.
Когда в Париже было основано Мережковскими литературное общество «Зеленая лампа»[150]150
«Зеленая лампа» (Париж, 5 февраля 1927—26 мая 1939) – литературное общество, основанное по инициативе Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус. Заседания проходили почти всегда ежемесячно под председательством Г.В. Иванова, секретарь – В. А. Злобин.
[Закрыть], Георгий Иванов был единогласно избран его председателем.
Но наступила война и все кончилось. Не только пропала надежда на освобождение России, но для многих, в частности для Георгия Иванова, война была катастрофой материальной: она его разорила. В конце концов он очутился вместе со своей женой в старческом доме, в Hyeres, даже не русском, среди бежавших от Франко[151]151
Франко Баамонде Франсиско (1892–1975) – после поражения республиканцев глава испанского государства в 1939–1975 гг.
[Закрыть] испанских коммунистов, где жить было трудно. Все предпринятые его друзьями попытки перевести его в один из русских домов под Парижем, к сожалению, не увенчались успехом. На здоровье Георгия Иванова это отразилось губительным образом и ускорило роковую развязку. Утром 26 августа его не стало.