Текст книги "Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке"

Автор книги: Владимир Ерохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 64 страниц)

В русле изучения пуританского движения во второй половине XVI – начале XVII в. лежат ещё две исследовательские проблемы, обсуждаемые современными историками пуританизма. Это вопросы, связанные с характеристикой сепаратизма, и распространением пуританизма по графствам Англии.

В 1560–70-е гг., как отмечают исследователи, одним из результатов распространения в Англии протестантских идей стало появление секты «фамилистов» («семья любви»). Представители этой секты были убеждены, что человек может испытать Боговоплощение в себе. При этом «фамилисты» могли заключать браки вне секты, оставляли деньги на общие благотворительные нужды, занимали различные общественные и государственные должности. Случаи наказаний, казни или эмиграции «фамилистов» неизвестны^{1886}.

1580-е – начало 1590-х гг. были, наряду с выдвижением планов пресвитерианского устройства англиканской церкви, временем активизации сепаратистов, которые по-прежнему настаивали на необходимости отделения от установленной церкви по той причине, что она не поддается реформированию. В современной британской историографии многие историки рассматривают деятельность пуритан и сепаратистов как отдельные явления на основе того, что пуритане, говоря о сепаратистах, всегда от них отмежевывались, поскольку сепаратисты вышли из церкви, пуританизм же развивался внутри церкви. П. Коллинсон считает, что «сепаратисты, в чём-то напоминая континентальных анабаптистов, верили не в Реформацию, а в создание или восстановление совершенно отчуждённого, избранного христианского общества»^{1887}.

Однако те из историков, которые специально занимаются изучением сепаратизма, склонны подчёркивать возможность перехода от радикального пуританизма в сепаратизм^{1888}. Ч. Джордж рассматривал сепаратизм как логическое продолжение тенденции, содержавшейся в пуританизме, когда сторонники реформ стали отчаиваться в дальнейшей их возможности^{1889}.

Исследователи обращают внимание на то, что сепаратисты использовали для подкрепления своих взглядов Новый Завет точно так же, как это делали пуритане, делая радикальные выводы из слов апостола Павла из Второго послания к Коринфянам: «И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я прииму вас» (2 Кор., 6:17)^{1890}. По словам У Халлера, секты и сепаратисты были продуктом «интоксикации народа Библией»^{1891}. П. Мак-Грат считает, что значение сепаратизма заключалось в его влиянии на историю пуританизма в Америке, а в Англии сепаратизм дискредитировал английских пуритан – епископы даже обрадовались появлению этих радикалов, заявляя, что из пуританизма обязательно должно было вырасти нечто экстремистское по характеру^{1892}.

Между позициями пуритан и сепаратистов, по мнению историков, были также переходные стадии – например, так называемые «не отделившиеся конгрегационалисты» (Non-Separatist Congregationalists), сформировавшиеся на рубеже XVI–XVII вв. По мнению представителей этой группы, если они искренне приходили на службу, они могли не обращать внимание на то, что на ней присутствуют и многие «невозрожденные». «Не отделившиеся конгрегационалисты» не хотели выходить из установленной церкви, потому что, в соответствии с церковными традициями, негативно относились к сектантству. Очевидно, существование таких групп следует признать особенностью пуританизма в Англии^{1893}.

Сепаратисты, в свою очередь, резко отрицательно отзывались о пуританах, считая, что любой истинно верующий должен воспринять сепаратистскую логику. Они не могли допустить в общину никого из запятнавших себя недостойными действиями, или недостаточно твердого в вере, потому что такой член общины разложил бы и заразил аморализмом всех остальных. По словам П. Миллера, «такая группа экзальтированных личностей была самодостаточна и чувствовала себя компетентной, чтобы вести свои дела»^{1894}. У Халлер, Д. Зарет и другие исследователи в качестве ещё одной черты сепаратизма отмечают заключение при вступлении в сепаратистскую общину её членами своеобразного договора (covenant), тоже подчеркивавшего особый статус данной общности. Некоторые сепаратисты вво дили также и свою форму крещения, что тоже отличало их от пуритан^{1895}.

Всплеск сепаратизма на рубеже 70–80-х гг. XVI в. историки связывают с радикализацией настроений части пуритан, вызванной запрещением королевой Елизаветой «пророчеств». При анализе событий в сепаратистской среде в 1580–90-е гг. исследователи обращают внимание также на взгляды и деятельность Роберта Броуна (Browne) (1550? – 1633).

Броун был выпускником кембриджского колледжа Корпус, но он окончил университет без получения степени магистра. Он считал, что епископы не имеют права возводить в сан священников, заявляя, что их может избирать каждая община^{1896}. Для взглядов Броуна были характерны хлесткие осуждающие формулировки в адрес церкви Англии, отличающие его от более мягких, хотя и критических, высказываний пуритан. Броун в начале 1580-х гг. заявлял, что «священники англиканской церкви только тогда станут настоящими, когда «все «немые собаки» (так радикальные пуритане и сепаратисты характеризовали священников, которые не могли проповедовать – В.Е.) будут повешены в церквах и публичных местах для предупреждения остальных»; обычная проповедь в церкви Англии, считал Броун, тоже имела свои недостатки, поскольку священники проповедовали, «заботясь только о том, чтобы продемонстрировать свои университетские степени», а рассуждения их непонятны народу^{1897}.

Хотя в начале 1580-х гг. Броун не раз оказывался в тюрьме, он был дальним родственником ближайшего советника королевы Елизаветы Уильяма Сесиля, лорда Берли, и это спасало Броуна до такой степени, что в 1583 г. за распространение его сочинений были сожжены два человека, в то время как автор таких текстов, но словам Б.Р. Уайта, «ещё полвека смущал своим существованием церковные власти». Отказавшись в 1590-е гг. от своих взглядов, Броун был возведён в сан священника и назначен в приход в Норгемптоншире, но в последние годы жизни «стал превращаться в полусумасшедшего эксцентрика, бил жену, с 1616 по 1626 гг. был отлучен от причастия, а затем перед смертью во внезапном порыве ударил приходского констебля, был увезён в тюрьму в Норгемптон, где и скончался, похваляясь, что за свою жизнь побывал в 32 тюрьмах»^{1898}.

В середине 80-х гг. XVI в. появились и другие пропагандисты сепаратистских идей, обвинявшие Броуна в двуличности и отступничестве: Джон Гринвуд (1560–1593) и Генри Барроу (1550–1593), настаивавшие на своей независимости от Броуна и его взглядов. Современники нарекли их броунистами, не видя сколько-нибудь существенных различий в их взглядах. Исследователи полагают также, что в Лондоне со времен правления Марии Тюдор существовала сепаратистская традиция, оживившаяся в ходе спора об облачениях и преследования пуритан в середине 1560-х гг.^{1899}

Б. Р. Уайт показал, что новой идеей в сепаратизме было мнение Г. Барроу о том, что истинная церковь в виде общины может существовать и без священника, принимая новых членов в свои ряды, исключая недостойных, но таинства, по мнению Барроу, могли совершать только священники. Некоторые члены сепаратистских общин начинали уже выдвигать взгляды, что формальное священство не нужно, но большинство их ещё не поддерживало. Барроу и Гринвуд даже отвергали использование термина «светский»: если выдвинут принцип всеобщего священства, использование термина «светский» – фактически католическое утверждение. Сторонники Барроу также отказывались крестить своих детей в приходских церквах. Из церковных должностей, по мнению сепаратистов, Новый Завет подкреплял своим авторитетом только должности пасторов, учителей, управляющих старост, а также диаконов, организующих помощь бедным. Возводить в должность священника должны были старосты общины^{1900}.

Церковные и светские власти рассматривали сепаратистов как большую опасность для церкви. Барроу и Гринвуд были арестованы в октябре 1587 г. После их ареста существование сепаратистских общин не прекратилось. С лондонскими сепаратистами был связан радикальный пуританин Джон Пенри, участвовавший в публикации трактатов Мартина Марпрелата, так что между радикальными пуританами и сепаратистами историки прослеживают личные контакты. В парламенте 1593 г. был принят законопроект под названием «Об удержании королевских подданных в должном повиновении», направленный против сепаратистов и сектантов, на основе которого Барроу, Гринвуд и Пенри были казнены. Сторонники пуритан в палате общин не одобрили эти действия, так как опасались казней за религиозные убеждения, к тому же отличая сепаратистов от еретиков^{1901}.

К середине XX в. в изучении сепаратизма была проделана работа по публикации важнейших источников^{1902}. Значение английской сепаратистской традиции исследователи видят в том, что она дала форму организации английским сектантам периода гражданской войны и оказала значительное влияние на религиозную историю Новой Англии, и в последующем на развитие протестантского сектантства в США. Историки показали, что сепаратисты в Англии стали основой двух сектантских направлений – общих баптистов (General Baptists) и партикулярных баптистов (Particular Baptists). Первые из них строго придерживались кальвинистского учения о предопределении, для вторых же была характерна трактовка этого тезиса в арминианском духе с допущением свободы воли^{1903}.

Специалисты по истории пуританизма разрабатывают также вопрос о его распространении по территории Англии. Вторая половина XX в. характеризовалась расширением региональных исследований в церковной истории, разбором епархиальных архивов. Как отметил в 1983 г. У. Хант, «в прошедшие тридцать лет местная история перестала быть сферой деятельности эксцентричных викариев и превратилась в значительный раздел английской историографии»^{1904}.

Наиболее заметными работами, рассматривающими состояние религиозности и распространение пуританизма на уровне графств и епархий, являются монографии М. Спаффорд о Кембриджшире^{1905}, М. Джеймса о Дареме^{1906}, П. Кларка о Кенте^{1907}, У. Шейлза о Норгемптоншире^{1908}, К. Хейга о Ланкашире^{1909}, Р. К. Ричардсона о Честерской епархии^{1910}, Р. Мэнннингао Суссексе^{1911}, Р. Маршанта о Йоркшире^{1912}. Обзор религиозной ситуации по регионам предпринимался и в обобщающих монографиях.

Районом наибольшего распространения пуританизма, вне всякого сомнения для исследователей, была Восточная Англия – самая густонаселённая, экономически развитая и подверженная идейным влияниям с европейского континента часть страны. Здесь находился Кембридж – академический центр пуританизма, и Дедгэм – центр лучше всего изученного «класса»^{1913}. Как выявлено, в Норгемптоне в 1570–1572 гг. с согласия местных властей существовали лекторство и система управления церковными делами, напоминавшая пресвитерианскую: по четвергам после лекции мэр, городской совет с помощью проповедника и представителей епископа разбирали моральные проступки. В службах церемонии облачения, не устраивавшие пуритан, были исключены, использовался кальвинистский катехизис^{1914}. В целом же в графстве Норгемптоншир ситуация была противоречивая. Среди джентри был распространён также католицизм: здесь жили семейства Трешемов и Гриффинов – это были одни из самых известных покровителей католиков в Англии. Активны выли в Норгемптоне и «классы», так что графство представляло собой Пример большой внутренней напряжённости в религиозных делах^{1915}.

Характеризуя распространение пуританизма по территории Англии, Х.Г. Александер замечает, что, хотя проделана значительная работа, всё ещё невозможно заранее предсказывать, где были наибольшие возможности для распространения пуританизма. Это зависело от многих факторов – позиций местного епископа, доминирующего в округе магната-землевладельца, и даже способный пуританский священник мог оказать большое влияние на местное население. Но удается выявить некоторые закономерности – пуританизм лучше укоренялся в более крупных городах, в районах, где было распространено ткачество, в некоторых сплочённых коллективах – купеческих компаниях, на морских судах. Общепризнанным является лишь то, что приверженцы пуританизма были среди знати, джентри, третьего сословия, квалифицированных ремесленников, при этом для восприятия пуританизма был необходим определённый уровень образованности. Хуже всего поддавались влиянию пуританизма высшая знать, которой в большинстве своём чаще всего нет дела до религии как таковой, и низы общества – неграмотные, неквалифицированные ремесленники, которые чаще попадали под влияние сепаратизма. Пресвитерианство было главным образом движением в среде духовенства – среди светских лиц у него было немного сторонников^{1916}.

В статье У. Шейлза «Некоторые проблемы управления новой епархией: епископ и пуритане в епархии Петерборо, 1560–1630» рассмотрены трудности в борьбе церковной администрации с пуританизмом. Из-за низкой доходности епархия Петерборо (графство Норгемптоншир, часть Кембриджшира и Лестершира) не привлекала способных управленцев в качестве кандидатов в епископы. У епископа было также мало прав патронажа – только пожалование бенефиция шести пребендариям для каноников в соборе, и право допуска священника в четырёх приходах, два из которых к концу XVI в. были потеряны в результате продажи и судебного разбирательства с Томасом Сесилем, вторым сыном лорда Берли. В 1563 г. епископ Скэмблер ещё одно право допуска священника в приход продал. В результате дошло до того, что епископ непосредственно контролировал выдвижение священника всего в двух (!) приходах своей епархии. Слабость епархиальной администрации привела к тому, что в течение без малого ста лет после основания епархии в 1541 г. здесь действовала энергичная и упорная пуританская группировка. Пуритане в епархии через систему родственных связей, а также контактов с близкими им по взглядам священниками стремились занять все возможные приходы, хотя и оставались тут «шумным меньшинством». Ни один из епископов в епархии не симпатизировал пуританам, но епархия Петерборо, несмотря на это, превратилась в один из пресловутых центров пуританизма благодаря организаторским способностям, миссионерскому рвению пуритан и поддержке пуритан влиятельными светскими лицами, так что на этом фоне стали особенно видны слабости установленной церкви. Почти в трети приходов епархии право выдвижения священника в приход принадлежало короне, но и в этих приходах к концу XVI в. всё чаще выдвигались священники с пуританскими наклонностями^{1917}.

Преследования пуритан традиционным судебным порядком не могли уничтожить их влияние в епархии, и поэтому для подкрепления полномочий церковных судов в 1572 г. для епархий Петерборо и Линкольн была создана особая церковная комиссия, материалы о заседаниях которой сохранились за 1574–1579 гг. Эта комиссия имела право заключать в тюрьму, брать обязательства о надлежащем поведении, и сюда передавались дела упорствующих из церковных судов, но нет свидетельств, что эта комиссия смогла более эффективно бороться с пуританами. В результате этого, когда к началу XVII в. административный аппарат в управлении епархией был относительно урегулирован, пуританизм здесь уже укоренился – в некоторых приходах службы с пуританскими отклонениями шли в течение 40 лет, так что церковные суды могли лишь нанести ущерб своими преследованиями отдельным лицам, но не могли искоренить пуританизм как явление^{1918}.

Значительными региональными исследованиями, посвященными графству Эссекс, являются книга У. Ханта «Пуританский момент. Приход революции в английское графство» (1983)^{1919} и работа К. Райтсона и Д. Левина «Бедность и набожность в английской деревне. Терлинг, 1525–1700» (1979)^{1920}. Эссекс, как показал У. Хант – одно из самых пуританских графств. Здесь действовали три «класса» – Дедгэм, Везерфилд и Молдон^{1921}. Пуритане предпочитали в этом графстве, как пишет Хант, самоназвание «professors» (букв, «исповедующий религию»). Местные пуритане, если их не преследовали церковные власти, целенаправленной враждебности к епископальному строю церкви не проявляли. Влиятельные проповедники, которые могли воздействовать на прихожан, именовались у них “painful preachers”^{1922}.

К. Райтсон и Д. Левин рассмотрели, как укоренялся в деревне пуританизм, и пришли к выводу, что сначала его восприняли представители верхних и средних слоев деревни, а затем подверглись воздействию и низшие слои^{1923}. Они подчеркнули также агрессивность пуританизма как культурного уклада, поскольку пуритане повели наступление на пивные, на моральные проступки, на традиционный уклад народной жизни и её привычный ритм^{1924}.

Н. Тайэк исследовал появившиеся в конце XVI в. специфически пуританские имена^{1925}. Это явление обратило на себя внимание, удивило и насторожило многих современников, когда появились имена Реформация (Reformation), Дисциплина (Discipline), Господь близко (The-Lord-is-near) и т.п., что свидетельствовало о вызревании радикальной протестантской контркультуры. Источником для автора послужили главным образом приходские книги записи рождений. Н. Тайэк установил, что присвоение таких имен было распространено в Суссексе и Кенте в 1580–90-е гг. Главным инициатором присвоения таких имен, но его мнению, почти наверняка был пуританин Дадли Феннер, знакомый с Картрайтом, в начале 1580-х гг. занимавший должность викария в приходе Крэнбрук в графстве Кент. Н. Тайэк попытался картографировать приходы, где присваивались такие имена. Больше всего их оказалось в приходе Уорблтон (Суссекс), где между 1586 и 1596 гг. пуританские имена получили 93 ребенка. 124 других новорождённых получили обычные английские имена. 42 семьи в приходе последовательно использовали только пуританские имена, 58 семей не использовали их, 19 давали и те, и другие имена^{1926}.

Н. Тайэк установил, что, кроме восточного Суссекса и Кента, такие имена были распространены вокруг Дейвентри в Норгемптоншире, и связано это было с пребыванием тут другого радикального пуританина, склонного к сепаратизму – Джона Пенри. Такие имена и их присвоение обсуждались в среде пуритан, но всеобщей поддержки эта практика не получила – использованию таких имен был присущ сепаратистский оттенок. Н. Тайэк также сделал вывод, что пуританские имена использовались лишь в сельских районах, и никогда не были популярны ни в Лондоне, ни в других крупных городах. После 1600 г. такие имена вышли из употребления, хотя и не полностью^{1927}.

Н. Тайэк попытался решить на данном материале ещё одну важную исследовательскую задачу: установить какие-либо сведения об имущественном положении тех, кто давал пуританские имена По материалам завещаний он делает вывод, что в денежном выражении пуритане были примерно в два раза богаче тех, кто давал обычные имена, но они были хуже обеспечены землей. В грамотности между этими людьми нет различий – ни одно из завещаний жителей этих поселений не упоминает книги. Пуритане были обычно моложе но завещаниям и демонстрировали ещё одну интересную особенность они отрицательно относились к повышенным процентам и их взиманию, и вообще к тому, чтобы деньги давали прибыль любой ценой. Пуританская контркультура разделяла и семьи, и существующую культурную общность, но при этом она, по мнению Н. Тайэка, «определённо не была дружелюбной к экономическому индивидуализму». Этот вывод расходится с мнением о том, что пуритане отражали интересы формировавшейся буржуазии^{1928}.

Разгром организованного пресвитерианского движения на рубеже 1580–1590 гг., как показали историки, привел к заметному изменению форм, в которых продолжал развиваться пуританизм. По словам Х.Г. Александера, в 1590-е гг. «воинственных пуритан было немного, но многие приходские священники продолжали опускать часть служб из молитвенника и не носили требуемых облачений. Сторонники пуритан из числа юристов критиковали церковные суды. Продолжали действовать конференции пуритан. Но всё это было умеренным церковным пуританизмом, направленным на реформы, а не на радикальные изменения»^{1929}. Как писал К. Хилл, «в начале 1590-х гг. появился новый пуританизм, не нацеленный на пресвитерианскую систему церковной организации, а подчёркивающий значение проповеди, религиозных бесед и домашнего образования, соблюдения воскресного дня. Это был новый курс с целью достижения тех же результатов. Новая тактика была эффективной – это был более долгий путь, чем захват влияния при дворе через знатного покровителя, но более верный»^{1930}. По мнению П. Коллинсона, «пуритане продолжали совершать свою незаметную революцию, которая со временем принесла в английском обществе такие результаты, о каких пресвитериане могли только мечтать». Но пуритане оказывались теперь всё более изолированными от жизни двора, и поддержка их коренилась главным образом в стране, по графствам^{1931}.

По словам П. Мак-Грата, «агрессивный боевой дух прежних времён нашел теперь выход в пасторском, пиетистском пуританизме, где главными врагами были мир, человеческая плоть, а не архиепископы и епископы»^{1932}. Главным жанром пуританской литературы стала проповедь, духовное наставление, указывающее путь к спасению. Проповедники тщательно препарировали внутреннее состояние души, отыскивая свидетельства избрания к спасению или гибели. Самым популярным пуританским проповедником этих лет был Уильям Перкинс – его труды и проповеди содержали диаграммы с наглядной демонстрацией путей спасения. В 1590–1640 гг. вышло более 200 изданий его сочинений^{1933}.

Издание проповедей пуританских священников было настолько востребовано, что превратилось в конце XVI – начале XVII в., по словам Р.Т. Кендалла, в своего рода индустрию. Самыми популярными пуританскими проповедниками, наряду с Перкинсом, были Ричард Гринхэм, Генри «Сереброязычный» (Silver-Tongued) Смит, Ричард Роджерс, Артур Дент и ещё несколько человек, чьи проповеди выходили в начале XVII в. десятками изданий^{1934}. Историки изучали также пуританские дневники, отметив как характерную черту их содержания то, что пуритане обычно считали себя группой избранных, а не членами единой церкви^{1935}.

При этом пуританская организация, по мнению исследователей, в 1590-е гг. скорее «дремала», чем была полностью разгромлена^{1936}. По мнению П. Коллинсона, анклавы пуританизма продолжали существовать даже в виде сохранявшихся собраний пуританского духовенства. Один такой центр находился у города Сент-Олбанса, неподалёку от Лондона, где находилось имение Бэконов Горхэмбери, под покровительством матери Энтони и Фрэнсиса Бэконов, леди Анны, предоставившей укрытие пуританским священникам. Сохранились также свидетельства о существовании «классов» в Норгемптоншире, Уорикшире, Девоншире, Корнуолле^{1937}.

Существует мнение, что, несмотря на полемику церковной администрации с пресвитерианами, в конце XVI – начале XVII в. господствующей доктриной в церкви Англии был кальвинизм, который защищало руководство церкви. Показательным в этом отношении был спор о предопределении, активизировавшийся в 1595 г. в Кембридже, в ходе которого Питер Баро, профессор богословия, и один из его учеников, Уильям Бэррет, к которым примкнули Ланселот Эндрюс и Джон Оверолл, высказали мнение о спасении, расходящиеся с кальвинистской ортодоксией. Они отрицали безусловное предопределение к спасению одних и осуждение на гибель других, и сблизились с позицией Якоба Арминия (1560—1609) – нидерландского кальвиниста, который не соглашался с жесткой кальвинистской точкой зрения, в соответствии с которой избрание к спасению не зависит от воли и действий человека, и утверждал, что никто не может быть уверен в безусловном спасении, вера человека может быть потеряна, Христос же умер за всех людей, а не только за избранных^{1938}.

В споре о предопределении дискуссионным было толкование слов апостола Павла: «уповаем на Бога живого, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных» (Первое Послание к Тимофею, 4:10)^{1939}. Такое высказывание могло быть использовано для отстаивания тезиса о спасении всех. Но У. Перкинс писал в связи с этим, что, если бы все были избранными, избрание к спасению потеряло бы всякий смысл. Кальвинисты пытались толковать это место, предполагая, например, что спасутся люди всех званий и положений. Распространено было и мнение Фомы Аквинского, что Бог желает, чтобы были спасены все, но это желание условное, не абсолютное, и спасение зависит от веры. Точка зрения Фомы Аквинского открывала для некоторых путь к тезису, что на спасение влияет воля и поведение человека, который впоследствии в споре с ортодоксальными кальвинистами стал отстаивать Арминий. Как отмечают исследователи, в кальвинизме наметилась даже противохристианская по своей сущности тенденция, выражавшаяся в том, что предвечное избрание Богом части людей к спасению затмевало искупительную жертву Христа^{1940}.

Архиепископ Кентерберийский Уитгифт признал в 1595 г., что высказанные о предопределении мнения принадлежали к области спорных вопросов, но по итогам консультаций и совещаний с главами колледжей Кембриджа Уитгифт утвердил 20 ноября 1595 г. т.н. 9 Ламбетских статей, которые утверждали ортодоксальное кальвинистское «двойное предопределение» (одних к спасению, других к гибели) и тезис о том, что предопределение не зависит от человека, а только от воли Бога. Королева Елизавета критиковала архиепископа за то, что он вообще дал возможность разгореться этому спору, и не разрешила публикацию 9 статей^{1941}.

Последней попыткой изменить строй управления церкви Англии действиями изнутри церковной организации историки пуританизма считают события, связанные с проведением конференции в Хэмптон Корте в январе 1604 г. с участием короля Якова I (1603–1625), епископов и пуритан. Конференция состоялась уже после смерти королевы Елизаветы, но именно она рассматривается в британской историографии как событие, ознаменовавшее окончание пуританского движения периода правления Елизаветы со всеми присущими ему особенностями. Пуритане испытывали большие надежды на изменения в религиозной политике в связи с восшествием на престол короля Якова I Стюарта (1603–1625), считая, что король, видевший в действии пресвитерианскую систему в Шотландии, неизбежно должен испытать её влияние. Но, как отмечают историки, Яков I во время ведения переговоров о наследовании английского престола стремился не оттолкнуть от себя ни одну религиозную партию среди англичан, включая католиков. При этом за время правления в Шотландии Яков I утвердился во мнении, что священники непременно должны быть способны самостоятельно проповедовать, не имел склонности к церемониям в службе. Ф. Бэкон рекомендовал Якову I, чтобы на всю страну было распространено действие института странствующих проповедников, но епископы с большим трудом уговорили Якова отказаться от проекта, поскольку это могло стать средством дальнейшего распространения пуританизма^{1942}.

Как пишет П. Коллинсон, события после восшествия на престол Якова I показали, что пуританские организации в стране продолжали своё существование – пуритане смогли развернуть новую кампанию за продолжение Реформации в значительной степени теми же методами, что и в 1584–1589 годах, в тех же районах страны, частично во главе с теми же людьми, так что корни пуританизма, по его мнению, несмотря на преследования, не были даже серьёзно поколеблены, не говоря уже о подавлении^{1943}.

Историки показали, что главной формой деятельности пуритан в этот период была подача петиций королю. Результатом этой петиционной кампании была подготовка, прежде всего, так называемой «Тысячной петиции» (The Millenary Petition). Исследователи отмечают, что в действительности неизвестно, сколько человек подписали её. Т. Фуллер в середине XVII в. называл цифру в 750 подписей, С.Р. Гардинер во второй половине XIX в. полагал, что подписей как таковых вообще не было – авторы и составители лишь получали письма поддержки^{1944}. «Тысячная петиция» рассматривается историками как обобщённые требования умеренных пуритан^{1945}. В ней говорилось о необходимости ограничения плюралитетов, о повышении жалованья тем священникам, которые способны самостоятельно проповедовать, путем объединения небольших приходов и возвращения в руки церкви прав взимания десятины там, где они оказались в руках светских лиц. Исследователи считают это первым отчётливым выдвижением пуританами экономических требований^{1946}. При этом составители петиции предлагали провести конференцию между епископами и представителями пуритан, а в ходе конференции надеялись склонить монарха к возможности реализации выдвинутых ими предложении о проведении реформ в церкви^{1947}. В оценке умеренного характера «Тысячной петиции» среди историков были разногласия – обращалось внимание на то, что «Тысячная петиция» содержала пункты, из которых, в сущности, можно было развернуть все характерные черты пресвитерианского церковного устройства (например, из требования о том, что никто не может быть отлучён от причастия без согласия священника в своей общине). Это могло быть причиной осуждения «Тысячной петиции» пуританами из университетов^{1948}.

Среди исследователей истории пуританизма конца XIX – начала XX в. преобладало мнение, что конференция в Хэмптон Корте закончилась для пуритан совершенно неудачно^{1949}. В 1961 г. статью, посвященную конференции, опубликовал М. Кертис, чем внёс заметный вклад в углубление понимания того, что произошло на конференции. М. Кертис подверг сомнению полностью неудачный для пуритан исход конференции и то, что это произошло лишь по вине короля, показав, что такие оценки появились на основе использования в качестве источника отчёта о конференции, составленного деканом Чичестера Уильямом Барлоу. Этот документ готовился под руководством епископа Лондонского, будущего архиепископа Кентерберийского Ричарда Банкрофта и имел своей целью изображение дела пуритан слабым и бесполезным. В нём были усилены разногласия между королём и пуританами, приглушены различия во мнениях между королём и епископами. Кертис же привлек в качестве источника также отчёт о конференции, составленный епископом Даремским Тоби Мэтью^{1950}.

На конференции в Хэмптон Корте, которая проходила с 14 по 18 января 1604 г., пуритане в основном изложили требования, вошедшие в текст «Тысячной петиции». Они соглашались подписываться лишь под доктринальными статьями из 39 статей, а не под теми, которые касались обрядов и церемоний, хотели, чтобы был введен новый катехизис, предлагали возродить «пророчества» и предоставить право священникам осуществлять контроль за моральным обликом светских лиц. Епископы же не должны были преследовать нонконформистов до тех пор, пока король и парламент не примут решения по этим вопросам. Пуритане также предлагали включить Ламбетские статьи 1595 г. в текст англиканского символа веры с тем, чтобы усилить однозначность решения вопроса о предопределении. В то же время король не поддерживал планы по отмене использования крестного знамения в обряде крещения, отказывался сделать необязательным ношение стихаря, мотивируя это тем, что Св. Писание не считает эту практику незаконной, а пуритане не могут показать, где в Библии это запрещено^{1951}.