Текст книги "Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке"
Автор книги: Владимир Ерохин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 64 страниц)
Д. Пэллизер соглашается с утверждением Т.М. Паркера о том, что протестантизм лучше распространялся в более благополучных в экономическом отношении районах, где население было более обеспеченным, имело время для размышлении, при этом призывая проводить исследования религиозности даже на уровне одного поселения, поскольку региональные исследования являются слишком обобщающими{747}. По словам Д. Пэллизера, любой детерминистский взгляд, основывающийся на действии географических, экономических, социальных факторов не может учесть проявлявшую себя зачастую очень заметно роль убежденной личности в распространении или отстаивании религиозных взглядов. В религиозных верованиях в 1530–70-е гг. сельские поселения были расколоты по религиозному признаку, а в городах религиозной однородности было добиться практически невозможно. Вместе с тем, в настроениях горожан, как считает Д. Пэллизер, в 1530–70-е гг. преобладали верность короне и нежелание беспорядков, хотя в их среде и существовали разногласия по религиозным вопросам. Распространение протестантизма также вплеталось в уже существовавшие общественные конфликты – между отдельными лицами, семьями, социальными группами и целыми общинами. К 1570 г. ни один район в Англии, полагает Д. Пэллизер, не был однородным в религиозном отношении{748}. Английское общество в течение нескольких десятилетий реформационного периода было в заметной степени религиозно неоднородным. По оценкам, в 1580 г. из 66 пэров королевства 22 были убежденными протестантами, 20 – рекузантами, 24 не проявляли свои религиозные пристрастия достаточно конкретно{749}.
В статье «Влияние религиозных преобразований эпохи Тюдоров на местах» Р. Хаттон рассмотрел большую часть сохранившихся от XVI в. отчётов церковных старост – 198, которые характеризуют положение примерно в 2% церковных приходов страны, а также использовал в качестве источников записи о визитациях, тексты проповедей, официальную переписку, литературные источники. В географическом отношении отчёты сохранились неравномерно. Треть территории Англии к северу от реки Трент охарактеризована только в 13 отчетах, а от четырёх северных графств и Уэльса сохранились только по одному отчёту{750}. Эти отчёты подтверждают вывод ряда недавних исследований, согласно которому церковь и религия в предреформационный период в Англии процветали. По мнению Р. Хаттона, к 1530-м г. религиозность в Англии на уровне приходов динамично и быстро развивалась{751}.
Подчинение королевским распоряжениям начального периода Реформации свидетельствует, как считает Р. Хаттон, в первую очередь о том, что в стране был силен авторитет монархии. Церковные отчёты демонстрируют ограниченный интерес в приходах к позитивным аспектам Реформации на уровне массовой религиозности в правление Генриха VIII, что стало изменяться только при Эдуарде VI, в чём тоже заметно влияние протестантской религиозной политики властей{752}.
После восшествия на престол Марии ещё до парламентского решения о восстановлении католицизма, принятого в декабре 1553 г., но данным, собранным Р. Хаттоном, можно проследить постепенное восстановление католицизма в Лондоне и более сильное тяготение к этому в провинции{753}. Восстановление необходимых для католической службы утвари и облачений контролировалось, но большинство приходов, судя по всему, превзошли требуемый минимум в расходах{754}. В более протестантских по характеру регионах, таких, как графство Кент, восстановление инвентаря в приходах при Марии происходило медленнее, но, как считает Р. Хаттон, если бы Мария находилась на престоле дольше, католицизм мог бы опять утвердиться в стране, при этом отличаясь от католицизма более раннего времени в том, что был бы более единообразным в формах набожности, более послушным церковным властям{755}.
В статье Р. Погсона «Возрождение и реформа в церкви при Марии Тюдор: вопрос о деньгах» рассмотрена деятельность властей в Англии во время реставрации католицизма. Мария, как считает Р. Погсон, непредвиденным образом повлияла на развитие английского протестантизма: после морального разложения и коррупции, грабежа церковных ценностей при Джоне Дадли, герцоге Нортумберленде в начале 1550-х гг. восстановление католицизма способствовало развитию протестантизма тем, что дало протестантам мучеников и уважение в условиях религиозных репрессий – в этом протестантизм как раз остро нуждался. В то же время своим происхождением и браком с Филиппом Габсбургом Мария оскорбляла английский национализм, вступила в непопулярную войну, в результате которой был потерян Кале. Реджинальд Поул, папский легат, на которого опиралась Мария, тоже недооценил английскую ксенофобию, антиклерикализм, и считал, что все настроения в Англии, оппозиционные католицизму, являются недолговечными результатами схизмы, которые будут преодолены, стоит только восстановить отношения с Римом{756}.
Правление Марии и деятельность Реджинальда Поула Р. Погсон называет «каталогом ошибок». Поул не смог организовать в Англии энергичную кампанию для подрыва протестантизма в стиле политики Контрреформации с активной деятельностью проповедников{757}. Изначально Рим настаивал на возвращении церкви Англии всей собственности, но Поулу дали понять епископ Гардинер и даже королева Мария, что на таких условиях ему не дадут въехать в Англию, и Поулу были даны полномочия отпустить англичанам грехи во владении церковной землей, церковными драгоценностями, и позволить англичанам владеть ими дальше{758}.
Королевскую власть при Марии серьёзно волновал финансовый вопрос. В правление Эдуарда VI к концу 1552 г. епископы были в больших долгах перед короной по выплате ей «первых плодов», задолжав 9825 фунтов 10 шиллингов к пять с четвертью пенсов, но Мария была намерена взыскать всё это в свою пользу, хотя взимание «первых плодов» в пользу короны было протестантским установлением{759}. В июле 1555 г. Поулу было разрешено использовать эти деньги на нужды церкви в Англии. Но корона продолжала продавать и сдавать в аренду бывшие монастырские земли{760}.
Значительными расходами для правительства была выплата пенсий бывшим монахам: например, по данным 1550–51 гг. на эти цели уходило 44861 фунтов, и в 1552 г. выплаты были приостановлены из-за нехватки средств{761}. Эту обязанность вынуждены были взять на себя власти при Марии, и, по данным казначейства от февраля 1556 г., пенсии бывшим монахам составляли 36372 фунта 6 шиллингов 2,5 пенса на 53 графства в стране{762}.
По мнению Р. Погсона, отсутствие согласованной церковной политики по возрождению католицизма в стране в правление Марии объяснялось не только неповоротливостью Поула, но и отсутствием информации для выработки этой политики: епископы составляли ему отчёты о положении в епархиях медленно, неохотно подчинялись Поулу, так как они с 1530-е гг. сталкивались с его ругательными посланиями в адрес церкви Англии при Генрихе VIII, когда Поул жил в эмиграции на континенте. В Рим стали направляться жалобы с просьбой убрать Поула от руководства церковными делами в Англии. Стремление католиков вернуть имущество церкви использовалось протестантами – они утверждали, что реально именно это как раз интересует католиков под прикрытием возрождения истинной веры{763}. Таким образом, Р. Погсон подчеркнул, скорее, трудности, с которыми сталкивались католические власти в правление Марии Тюдор, чем перспективы английского католицизма. Преследования протестантов при Марии, считает Р. Погсон, привели к тому, что лица колеблющиеся отвернулись от католицизма. Организаторами преследований, по его мнению, были Тайный совет и королева, а наиболее активным исполнителем был епископ Лондонский Боннер: хотя не он начал политику репрессий, он все же отправил 113 человек на костер, и лондонская епархия при нем отличалась в этом вопросе четкостью делопроизводства, на чем лежит уже печать деятельности самого епископа{764}. Выводы Р. Погсона отличаются от характерного в целом для ревизионистской концепции английской Реформации мнения о том, что реставрацию католицизма в правление Марии Тюдор можно считать достаточно успешной.
Статья Дж. Александер «Боннер и преследования в правление Марии» посвящена анализу действий епископа Лондонского в годы реставрации католицизма. В его епархии была сожжена треть всех протестантских мучеников. Основные оценки деятельности Боннера базируются на свидетельствах Джона Фокса.
Как считает Дж. Александер, «Боннер никогда не был уравновешенным человеком, а годы заключения в тюрьме, когда при протестантском режиме в правление Эдуарда VI он оказался под арестом, сделали его ещё более неуравновешенным»{765}. В то же время, считает Дж. Александер, неясно, от кого после прихода Марии к власти исходила инициатива в восстановлении трех средневековых статутов против ереси 1382, 1401 и 1414 гг. – или от самой Марии, или от её испанских исповедников, или от канцлера епископа Стивена Гардинера{766}. Дж. Александер также обращает внимание на то, что за действиями Боннера как епископа Лондонского в столице постоянно следили Тайный совет, королева, частные лица, требовавшие от него жесткости. Боннер не мог поступать с преследуемыми протестантами иначе, и к нему также присылали для допроса «еретиков» из других епархий{767}.
Как отмечает Дж. Александер, журнал записей о судах над еретиками потерян, но его ещё успел использовать Джон Фокс, что дает возможность оценить также и поведение на судах Боннера. Из всех других епархий, кроме Лондонской, при Марии вышло только 69 уведомлений об отлучении за ересь, если судить по тому, как эти документы сохранились в архивах, но из разных источников известно, что в Лондоне действительно осудили больше еретиков, чем в других епархиях. На всех лондонских уведомлениях, кроме одного, стоит подпись Боннера, но и это уведомление было продублировано через три недели извещением с подписью самого Боннера{768}. Статья Дж. Александер внесла вклад в детализацию представлений о преследованиях протестантов в правление Марии Тюдор.
В 1993 г. крупнейший представитель ревизионистского направления в изучении английской Реформации в современной британской историографии К. Хейг опубликовал свою обобщающую работу «Английские реформации. Религия, политика и общество при Тюдорах», в которой представлена его концепция в понимании английской Реформации{769}.
Рассматривая английскую Реформацию как политическое по происхождению явление, К. Хейг характеризует отношения между светской и духовной властями в первые десятилетия XVI в. Корона к этому времени контролировала выдвижение кандидатур на самые важные церковные административные посты и приходы. Подчинение епископата началось в Англии ещё при Генрихе VII тем, что служба у короля становилась основой для продвижения на высшие церковные должности. Формально власть монарха над церковью в дореформационный период была ограничена, но на практике она была значительной. Корона следила за тем, чтобы церковь не приобрела чрезмерного влияния в обществе, поэтому, например, монархи использовали предписания по изъятию (writs of prohibitions) некоторых судебных дел из церковных судов в королевские суды, а также особые предписания (writs of praemunire), которые запрещали рассмотрение дела в церковном суде по делам, которые считались находящимися в королевской юрисдикции. Монархия и светские юристы настаивали, что церковная собственность, права патронажа, которыми обладала церковь, были подчинены как церковным судам, так и общему праву. Таким образом, потенциально существовала основа для трений между монархией и церковью, но какое-либо конкретное выражение, по словам К. Хейга, «все это обретало редко», хотя политическая реальность была такова, что король мог принудить духовенство действовать в интересах монарха, особенно в том случае, когда на стороне короля были светские магнаты{770}.
К началу XVI в. связи с папством, как считает К. Хейг, стали для церкви Англии «не более чем символом единства с остальным христианским миром». Папа в своих распоряжениях относительно Англии действовал так, как его просил поступить монарх, и для английского духовенства наибольшее значение имела позиция и взгляды монарха. Нельзя сказать, чтобы власть и авторитет папы в Англии любили или ненавидели – просто это было «незначительное явление в церковной жизни страны». В отношении к церкви в английском обществе между парламентами 1410 и 1529 гг. не прослеживалось какого-либо заметного недовольства материальным богатством церкви{771}.
Английское духовенство было в начале XVI в. критично по отношению к себе. Критика пристрастия английского духовенства к светским занятиям, получению более выгодных бенефициев и больших доходов на королевской службе шла, в трактовке К. Хейга, в первую очередь изнутри церкви со стороны моралистов, учёных-гуманистов, и в связи с этим чаще всего обращают внимание на взгляды Джона Колета (1467–1519). Известна его проповедь в 1510 г., когда он был настоятелем собора Св. Павла, перед Кентерберийской конвокацией. Колет упрекал духовенство в гордости, потакании плотским интересам и желаниям, алчности, тяге к светским занятиям. Эта проповедь Колета часто использовалась историками как важное свидетельство о внутреннем состоянии церкви Англии накануне Реформации и как объяснение того, почему в Англии была воспринята идея Реформации. Но К. Хейг призывает к осторожности в оценке значения этой проповеди и обращает внимание, наряду с наилучшей публикацией этой проповеди{772}, на статьи и работы о ней{773}. Речь Колета, на что, по мнению К. Хейга, есть основания, можно истолковывать в другом смысле: необходимость улучшения морали, нравов в обществе является постоянной темой в истории христианства, и резко критическое содержание проповеди может быть в большей степени результатом критических намерений проповедника как добродетельного христианина, чем отражением действительного положения вещей. Колет не был протопротестантом, вынужденным маскироваться в существовавшей церковной структуре – он был высоким должностным лицом, и стремился сохранить привилегии духовных лиц, для чего нужно было повышать их престиж в обществе. Подтверждение такого толкования – слова самого Колета в проповеди о том, что «недуги, которые ныне одолевают церковь – те же, что проявляли себя и в прошлые века». Если же духовенство будет соблюдать волю Бога и каноническое право, светские лица будут только ещё больше уважать церковь, а это прибавить церкви и доходов, к которым так стремятся подвергающие себя мирским соблазнам духовные лица.
К. Хейг считает, что в год выступления Колета с критической проповедью более трети из 25 епископов церкви Англии были «энергичными администраторами, поддерживавшими дисциплину, должный уровень квалификации священников в своих епархиях, и реально делали даже больше, чем хотел Колет». Буквально единственным епископом в Англии с репутацией, неподобающей для такого должностного лица, в 1510 г. был Стэнли Элийский, но в 1515 г. его заменили Николасом Уэстом. Стэнли был первым графом Дерби, сводным братом короля Генриха VIII, имел троих детей, которых пристроил во дворянство в северо-западной Англии, и был просто навязанным церкви ставленником на доходный пост{774}.
Либеральный историк Д. Мак-Каллок тоже высоко оценивает интеллектуальные и административные способности епископов в Англии, что сложилось, но его мнению, благодаря тому, что высшая знать в стране не шла активно в духовное сословие, хотя это трудно объяснимо, поскольку английские епископы выделялись в Европе своей материальной состоятельностью. Большинство духовных лиц из числа занимавших важнейшие должности имели университетское образование и по происхождению были сыновьями йоменов и мелкого джентри. Довольно прочно по сравнению с остальной Европой в Англии утвердился целибат духовенства, и только в Уэльсе ситуация была относительно хуже. Ранний английский реформатор Уильям Тиндейл считал, что утверждению целибата в Англии способствовала критика духовенства со стороны лоллардов, и английское духовенство стало осторожнее. Проблемой английского монашества в начале XVI в., считает Д. Мак-Каллок, было не то, что ухудшалось отношение к ним со стороны светских лиц, а то, что набожные образованные прихожане, особенно в Южной Англии, теперь в своей духовной жизни вполне могли обходиться без помощи монахов{775}.
По словам К. Хейга, «к лучшему это было или к худшему – никакой религиозной Реформации в начале XVI в. не было видно даже на горизонте, и вообще не просматривалось каких-либо значительных вызовов и угроз авторитету церкви». Не было упадка набожности в обществе. Политической реформации в Англии не предшествовал кризис католицизма{776}.
Большим спросом в начале XVI в., отмечает К. Хейг, пользовалась духовная литература. Историками проведены исследования по выявлению печатавшихся в то время книг{777}. Значительный спрос на духовную литературу можно рассматривать как показатель прочности традиционной религиозности{778}. К. Хейг считает, что все угрозы ортодоксальному католицизму в это время могли исходить только от монарха и политиков, а какой-либо угрозы внутреннего упадка в церкви, отчуждения недовольных светских лиц или роста враждебных интеллектуальных и социальных движений в 1530 г. не наблюдалось. Именно разрыв с Римом привел к упадку католицизма в Англии, а не наоборот{779}.
Свидетельства сохранения приверженности традиционным верованиям отмечает К. Хейг, можно обнаружить в завещаниях, которые выявлены и изучены исследователями{780}. Сохранились записи о жизни в приходах в отдаленных районах страны, и активность приходской жизни была там довольно впечатляющей{781}. Во всех районах страны можно найти документальные свидетельства об активном церковном строительстве{782}. Историки недавно осознали большое значение религиозных братств в первые десятилетия XVI в.{783} Мотивы вступления в братства не всегда были чисто религиозными, но большинство религиозных братств не предоставляли своим членам никаких экономических и социальных преимуществ{784}.
Материалы визитаций конца XV – начала XVI вв. демонстрируют лишь редкие случаи недовольства местными священниками, и обвинениями против них были сексуальные домогательства, абсентеизм в приходе, ещё реже были обвинения в неграмотности и профессиональной непригодности и в том, что священники по старости не могли исполнять свои функции{785}. Местному священнику обычно доверяли, и лишь сторонники Реформации, когда она началась, «строили риторические фразы о неких распутных священниках и монахах-бездельниках»{786}.
По мнению К. Хейга, после появления в 1518 г. книг Лютера в Англии нападки немецкого реформатора на индульгенции, чистилище, молитвы за усопших имели, прежде всего, академический резонанс в университетских кругах, так как индульгенции не занимали большого места в английской предреформационной религиозности. Только в конце 1530-х гг. вклады на совершение поминальных месс уменьшаются значительно, и то главным образом не из-за уменьшения веры в их действенность, а из-за конфискации монастырского имущества{787}.
К. Хейг предлагает свое истолкование разворачивавшегося в предреформационные десятилетия в Англии конфликта между церковными судами и судами общего права. Юристы общего права добивались, чтобы церковные судьи, которые не знали сферу ремесла и торговли, держались вне разбирательства связанных с ними дел. Работать с делами по экономическим спорам было особенно прибыльно. Светские суды претендовали также на дела о клевете и диффамации, когда они были связаны с обвинениями в уголовном преступлении. Совместное производство судов королевской скамьи и общих тяжб в 1501–1510 гг. увеличилось на одну треть. Возможно, как уже обращали внимание историки, это давление на церковные суды следует рассматривать как часть продуманной стратегии королевской власти в стремлении ликвидировать сохранявшуюся независимость церкви{788}.
По мнению К. Хейга, было бы циничным просто предположить, что в борьбе с церковными судами юристы общего права лишь гонялись за клиентами и доходами – они пытались подвести под свои действия «более глубокую теоретическую основу». Многие из них считали, что общее право и статуты были выше церковных канонов, поскольку и король Англии был в своем королевстве главнее паны, и церковное законодательство не должно было противоречить законодательству страны. В итоге сочетание материальных интересов юристов общего права с этими теоретическими аргументами и ударило по церкви{789}.
К. Хейг видит также связь между учащением использования светскими судами предписаний об изъятии дел (writs of prohibition) и тем, что церковь в Англии в начале XVI в. время от времени усиливала преследования еретиков. Проблема ереси в Англии реально существовала, но епископы использовали её ещё и для того, чтобы укреплять свое влияние. Проявилась даже тенденция к тому, что любая критика в адрес церкви расценивалась как возможный признак ереси. В русле этой кампании К. Хейг предлагает рассматривать дело Ричарда Ганна 1514 г. – лондонского еретика, погибшего в тюрьме при соборе Св. Павла, когда тюремщики переусердствовали в устрашающей подготовке жертвы к допросу и затем инсценировали самоубийство путем повешения, что вскоре всё же выявили королевские коронеры (должностные лица, имевшие полномочия расследовать внезапную кончину человека или смерть при сомнительных обстоятельствах). При этом К. Хейг сомневается в том, что убийство Ганна сознательно замышлялось, потому что это прямо повредило бы интересам церкви. По его мнению, в оценке убийства Ганна маловероятно, чтобы обобщения современников шли так широко, что они винили бы в этом духовенство Англии и церковь в целом как сообщество с корпоративными интересами, а не воспринимали это преступление как вину конкретных людей{790}.
Как считает К. Хейг, основными проблемами церкви в 1520-е гг. накануне начала Реформации в Англии были старая лоллардистская ересь, начавшееся влияние лютеранских идей, нападки юристов общего права на церковную юрисдикцию и полномочия церковных судов, преувеличенные жалобы некоторых светских лиц против вялого и аморального духовенства, но эти жалобы исходили от конкретных заинтересованных групп – юристов общего права и торговцев{791}. Историки обращают также внимание на то, что с начала 1520-х гг. стал опять увеличиваться объем судопроизводства в церковных судах, а суды общего права впали в ещё более трудное положение – в 1520-е гг. объём производства в них составлял только 35% от уровня середины XV в. К. Хейг вслед за Дж. Гаем в свете этих обстоятельств предлагает рассматривать значение выступления против стремления церковных судов вести экономические по характеру дела известного юриста Кристофера Сент-Джермена в 1530 г. в трактате «Доктор и студент»{792}.
Вдобавок к этому к нападкам на церковь в это время присоединился Генрих VIII, осенью 1530 г. пришедший к мысли, чтобы предъявить всему английскому духовенству обвинение на основе статутов о praemunire{793}. Изначальным мотивом предъявления обвинения в praemunire была поддержка английскими епископами полномочий Уолси как папского легата, которые были объявлены незаконными{794}. Наказанием при обвинении в praemunire были конфискация имущества и пожизненное заключение. Ситуация в церкви в это время была, по оценке К. Хейга, не беспроблемной, но в целом спокойной. Падение Уолси ещё не выглядело началом Реформации{795}.
Историки-ревизионисты уделяли внимание обстоятельствам, сопутствовавшим разводу Генриха VIII{796}. В 1980-е гг. также появился ещё ряд работ, в которых вновь осмысливались события, связанные с разводом Генриха VIII с Екатериной Арагонской и женитьбой на Анне Болейн. Исследователи обратились к истолкованию некоторых частных фактов, что дополнило картину происходивших событий{797}.
Похоже, Уолси никогда не верил в возможность осуществления плана, связанного с королевским разводом{798}. По мнению К. Хейга, положение кардинала Уолси при дворе первоначально пошатнулось в результате так называемого «дела об аббатстве Уилтон». Весной 1528 г. в бенедиктинском монастыре Уилтон умерла аббатиса. Анна Болейн продвигала вместо неё свою родственницу, но вскрылись факты, что у неё были дети. Уолси провёл свою кандидатуру, которую и хотело большинство монахинь, что вызвало недовольство и Анны Болейн, и Генриха VIII. Король сделал из этого вывод, что на Уолси нельзя полностью положиться. Анна Болейн стала приходить к убеждению, что цель Уолси – не устроить её брак с королем, а расстроить его, и формировала у короля мнение, что в деле о разводе надо игнорировать панство. Анна Болейн к тому же вступила в союз с врагами Уолси из числа знати. Группировка, сложившаяся вокруг Анны Болейн, намекала на необходимость конфискации церковного имущества, отмену папской власти над церковью Англии, чтобы и развод провести без обращения к папе{799}.
На заседаниях парламента, который открылся 3 ноября 1529 г., впечатление от проведённого накануне в октябре 1529 г. отстранения Уолси от должности и отправки его в ссылку угнетающе довлело над сознанием духовных лиц{800}. В первые же дни заседаний парламента широко представленные в нем юристы общего права и торговцы подняли вопросы, связанные с церковными делами: вопросы о завещаниях, мортуариях, плюралитетах, нонрезидентах среди священников, о священниках, которые служили управляющими, занимались торговлей. Летом 1528 г. Лондон был поражен лихорадкой с высокой смертностью, и у духовенства увеличились сборы от мортуариев. В такой обстановке через парламент 1529 г. прошли законопроекты об ограничении платы за мортуарии и утверждение завещаний{801}.
Как обращает внимание К. Хейг, важный источник для изучения заседаний парламента 1529 г. – хроника Эдмунда Холла, заседавшего в палате общин. При этом следует иметь в виду, пишет К. Хейг, что Эдвард Холл был юристом, впоследствии симпатизировал протестантам, и его изложение событий парламентской сессии проникнуто последующей реформационной перспективой в понимании происходившего, так что он, вероятно, преувеличил значение церковных вопросов среди того, что обсуждалось на этой сессии. Принятые законопроекты, по мнению К. Хейга, не были проникнуты враждебностью к церкви как таковой и были следствием негативного отношения к Уолси в той обстановке, когда собрался парламент. Вопрос о разводе поначалу не разделял противников и сторонников развода на католиков и протестантов{802}.
К сентябрю 1530 г. группа в королевском окружении, собиравшая цитаты для обоснования развода и самостоятельности в полномочиях короля, подготовила сборник документов и прецедентов для того, чтобы показать, что церковь Англии имеет независимую юрисдикцию, а король Англии обладает суверенными правами и властью над церковью и королевством. В октябре 1530 г. Генрих VIII собрал представителей английского духовенства и объявил, что не нуждается в разрешении из Рима на развод и спросил, утвердит ли его действия парламент. Состав духовенства на этой встрече и её ход точно не известны, но кто-то из духовенства ответил королю, что это не может быть сделано. После этого король со своим ближайшим окружением и решил выдвинуть обвинение в praemunire против всего английского духовенства{803}.
Сборник цитат о королевском суверенитете “Collectanea Satis Copiosa”, собранный королевской командой, послужил в последующем принятию Акта о запрете апелляций в Рим 1533 г. и Акта о королевском верховенстве 1534 г. В нём утверждалось, что с 187 г. король Англии имел светскую и духовную власть над своими владениями, так что получалось, что разрыв с Римом был не схизмой, а только возвращением к норме{804}.
Подкрепляя свою трактовку Реформации как явления политической истории, К. Хейг подчёркивает, что в 1531–1532 гг. Генрих VIII сломил сопротивление английского духовенства на заседаниях конвокации и парламента и подчинил духовных лиц своей политической воле. Все ключевые для развития Реформации события, считает К. Хейг, совершались в политической сфере. Обвинение духовенства по статуту praemunire, выдвинутое Генрихом VIII, угрожало всей церковной собственности, в реальном выражении превратившись в предоставление духовенством королю субсидии в 100 тыс. фунтов. Церковные власти смогли собрать с духовных лиц примерно 80% этой субсидии{805}. В феврале 1531 г. король также впервые высказал притязания на то, чтобы быть главой церкви Англии и английского духовенства{806}.
Томас Кромвель в январе 1532 г. инициировал принятие документе под названием «Обращение палаты общин против служащих церковных судов» (The Commons Supplication against the Ordinaries), где оспаривались компетенция и справедливость действия церковных судов, поднимался вопрос о том, что конвокация издавала распоряжения для духовенства без согласия духовенства, которые к тому же противоречили королевской прерогативе и статутам королевства. Генриху VIII нужнс было утвердить за собой верховенство над церковью для решения вопроса о разводе. Король обвинял епископов о том, что «они только наполовину наши подданные, и в недостаточной степени подданные», объявил депутатам парламента, что «нужно что-то делать, чтобы наши подданные нас не обманывали». В итоге группа клириков из верхней палаты парламента подписала документ под названием «Подчинение духовенства» (Submission of the Clergy). В числе подписавших были три епископа, аббаты – это была только часть высшего духовенства. 16 мая 1532 г. они преподнесли этот документ королю, и в этот же день Томас Мор был снят с поста канцлера, так как поддерживал неуступчивость епископов. Печаи канцлера перешла к Томасу Одли (Audley), соратнику Кромвеля. После этого, считает К. Хейг, совершилось подчинение церкви Англии королевской власти: церковь потеряла свою автономную юрисдикцию, предоставив королю право контроля над каноническим правом, и это открылс Генриху VIII возможность всех дальнейших действий в религиозно-политической сфере, так что Анна Боле'ин обвенчалась с королем, архиепископом Кентерберийским стал патронируемый ею Томас Кранмер, в начале апреля 1533 г. через парламент был проведен законопроект о запрещении апелляций в Рим, после чего был расторгнут брак короля с Екатериной Арагонской, принят Акт об отмене аннатов в пользу папы{807}.
В среде английского духовенства существовало недовольство разводом Генриха VIII, которое даже принимало открытые формы, не производя, впрочем, широкого резонанса: известно о том, что при голосовании по поводу королевского развода в мае 1533 г. в конвокации Кентерберийской провинции 19 духовных лиц подали голоса против развода. Историки обращали также внимание на визионерку Элизабет Бартон, выступавших против развода с Екатериной Арагонской и казнённую в апреле 1534 г.{808}