Текст книги "Становление нации. Религиозно-политическая история Англии XVI — первой половины XVII в. в современной британской исторической науке"

Автор книги: Владимир Ерохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 64 страниц)

И. Лакстон установила, что во второй половине XVI в. в английской провинции увеличение количества лиц, имевших в собственности книги, было всё же незначительным. Привлеченные ею завещания или описи имущества 387 представителей приходского духовенства за 1558–1603 гг. из того же региона в западном Мидленде свидетельствуют, что книги теперь имели 150 священников (39%), а в 1490–1558 гг. их был 31%, но до этого удаленного района дошли комментарии к Писанию континентальных реформаторов Вольфганга Мускулюса, Августина Марлората, Рудольфа Вальтера, а также Кальвина и Буллингера – их имели 10 священников. Появились также сборники проповедей. В завещаниях и описях имущества можно проследить увеличение числа лиц, имевших Библию: она была дома у 20% семей джентри, а также у торговцев, йоменов, ремесленников, в единичных случаях у крестьян^{1062}.

Протестантизм, считает И. Лакстон, способствовал распространению грамотности в английском обществе, поскольку во второй половине XVI в. в стране стал расширяться оборот книжной продукции, её номенклатура. К 1580-м гг. среди имевшихся в продаже в Англии книг, наряду с религиозной литературой, были альманахи, исторические романы, книги по юриспруденции, медицине, истории, музыке и кулинарии. Происходили расширение и диверсификация духовных интересов светских лиц, но в этом сказывалось не только влияние Реформации. И. Лакстон считает, что отрицательное влияние ликвидации монастырей и часовен в Англии на развитие образования преувеличено, так как образование и до, и после Реформации продолжало обеспечиваться в значительной степени свободными школами, в которые вкладывали средства частные лица, или профессиональными учителями, работавшими за плату. Итогом изменений в религиозности населения Англии к концу XVI в. в Англии И. Лакстон считает то, что, хотя провинциальная культура на всех уровнях оставалась главным образом религиозной, акценты в ней сместились от преимущественного внимания к ритуализированным визуальным эффектам, как это было до Реформации, к усиливавшемуся интересу к печатному слову, поскольку Реформация требовала прямого знакомства с текстом Библии. Вклад Реформации в провинциальную культуру состоял в том, что она дала стимул развитию более грамотного подхода к религии, в результате чего стало возможным появление к 1640-м г. целого ряда различных точек зрения на богословские вопросы. Подход к религии стал более осознанным, и она стала пониматься как определенный набор верований, а не набор ритуалов^{1063}.

Р. Хоулбрук в статье «Протестантский епископат в 1547–1603 гг.: вклад в исполнение пастырских обязанностей» утверждает, что образец деятельности протестантского епископа в Англии в XVI в. был задан в правление Эдуарда VI Джоном Хупером, и при всех его радикальных наклонностях, напоминавших действия пуритан, остался непревзойденным. Хупер проводил очень тщательные визитации, создал в своей епархии систему изучения духовенством текста Писания, в рамках которой в каждом деканстве существовали образовательные кружки, в которых обсуждались сомнительные пункты доктрины. Рвение к служению у Хупера было уникальное, несмотря на консервативный настрой духовенства его епархии. Подобными Хуперу епископами были также ранние английские реформаторы Майлс Ковердейл и Николас Ридли. По богословской подготовленности епископы времен правления Елизаветы, считает Р. Хоулбрук, превосходили позднесредневековых: большинство из них были докторами богословия или получили эту степень вскоре после того, как стали епископами. Многие из этих епископов, правда, имели очень мало опыта служения в приходе. Наряду с личными заслугами, кандидаты в епископы по-прежнему попадали в должность благодаря покровительству. Епископы, как предполагалось, должны были быть после выдвижения благодарны патронам, что имело, в том числе, и материальное выражение^{1064}.

В начале правления, считает Р. Хоулбрук, для кандидата в епископы были важны прочная приверженность протестантизму и учёность, а с середины 1570-х гг. – административные способности и умение подстраиваться под официальную линию. Назначение епископов при Елизавете в заметной мере контролировал Уильям Сесиль, и к патронажу над епископами стремились также другие представители придворной знати. Р. Хоулбрук предполагает, что Сесиль по взглядам был близок испытывавшему значительные симпатии к умеренному пуританизму архиепископу Кентерберийскому Уильяму Гринделу (1575–1583), так что в состав епископата продолжали попадать лица с подобными взглядами даже после того, как после 1583 г. при архиепископе Кентерберийском Уитгифте стала усиливаться борьба с пуританизмом^{1065}.

В статье «Церковный патронаж: кто контролировал церковь?» Р. О'Дей предлагает другое понимание того, как происходило рекрутирование епископов, и высказывает мнение, что при Елизавете подбор епископов на разных стадиях правления отражал политику королевы в церковных делах, а своим фаворитам Елизавета разрешала влиять на выбор епископов в рамках своего видения религиозной политики^{1066}.

Рвение епископа в деле поддержания порядка в епархии, считает Р. Хоулбрук, было сковано некоторыми устоявшимися нормами. Визитации епископа, как предполагалось, могли происходить раз в три года, поскольку епархиальное духовенство несло расходы по содержанию епископа во время поездки по епархии, преподносило ему подарки, так что, проводя визитации чаще, можно было прослыть жадным епископом, а не служителем, стремящимся к улучшению дел в епархии^{1067}.

Ф. Хил в статье «Экономические проблемы духовенства» проанализировала материальную обеспеченность духовных лиц. Судя по переписи Valor Ecclesiasticus (1535), средний чистый доход ректоров по тем епархиям, которые хорошо изучены, варьировал между 10 и 13 фунтами в год на приход. Доходы викариев были меньше, чем у ректоров: при наибольшем расхождении в Ланкашире они переднем составляли 12 фунтов у викариев и 34 фунта у ректоров, а чаще доходы у них расходились примерно на 5 фунтов в год. Историки считают, что для исполнения своих обязанностей священнику с бенефицием требовался доход не менее 10 фунтов в год, а при необходимости найма помощника – не менее 15 фунтов^{1068}. В таком случае получается, что только от одной четверти до одной трети приходов в стране были способны адекватно обеспечить священника для исполнения его обязанностей. Но следует учитывать также, что прибыльность приходов могла увеличиваться благодаря тому, что в некоторых приходах была земля, которую можно было сдавать в аренду. С. Лэндер^{1069} предполагает, что там, где в бенефиции было более 5 акров земли, и у священника сохранялось право на десятины в натуральной форме, ему могло хватать на жизнь и службу 8 фунтов в год. В тех районах, которые не были затронуты интенсивными огораживаниями, ещё и в XVII в. сохранялась приходская земля, которую можно было сдавать в аренду, так что, по мнению Ф. Хил, в этом кроется одно из объяснений того, как могли оставаться жизнеспособными те приходы по стране, в которых денежный доход священника был низким. Р. Ашер в начале XX в., считает Ф. Хил, преувеличил происходившую ком-! мутацию десятин, но современные историки выявили, что ещё и в XVII в. в предреволюционное время десятины в большинстве своем оставались натуральными. Приходы, в которых была земля, находившаяся в распоряжении священника, с 1530-х до 1650-х годов возросли в цене в 4–5 раз^{1070}.

Хуже всего приходилось помощникам приходского священника, поскольку некоторые из них жили на 4 фунта в год, получая в первые десятилетия XVII в. столько же, как и в начале XVI в., хотя в некоторых экономически развитых районах страны, например, в Лондоне, им иногда платили по 20 фунтов^{1071}. Викарии, получавшие денежное выражение десятины, были уязвимы перед инфляцией. В городах местное население не занималось сельским хозяйством, что затрудняло сбор десятин^{1072}. В среде духовных лиц не сталкивались с проблемой обеспечения средств к существованию, которые довлели над большинством приходского духовенства, лишь епископы, соборное духовенство и самые богатые из держателей плюралитетов. Но высшее духовенство имело много экономических и социальных обязанностей, использовалось на государственной службе и лично несло связанные с этим расходы. Когда епископы: жили в епархии, они несли расходы на местные административно-экономические дела, на гостеприимство, на подкармливание нищих. Современникам церковь в XVI в. по-прежнему представлялась состоятельным в материальном отношении учреждением, и светские лица выражали негодование, почему церковь не исполняет своей благотворительной роли в обществе. В протестантском понимании средства епископов должны были идти на поддержку образования, университетов, проповеди и проповедников. Церковь же, считает Ф. Хил, «была зажата между двумя мельничными жерновами: инфляции и светской власти». До революции середины XVII в. в Англии существовала только традиционная система обеспечения духовенства в форме десятин и предоставления церкви земли. Только радикальные секты времен революции стали вводить новшества в обеспечение своих священников путем установления добровольных взносов прихожан, но это не приносило значительных средств^{1073}.

Р. О'Дей обращает внимание на то, что в самом начале Реформации в Англии Генрих VIII обеспечил утверждение явно протестантской нормы церковной жизни – совершения обязательной проповеди приходским священником, которая вошла в жизнь церкви Англии после того, как королевские «Предписания» по церковному вопросу 1538 г. от имени Генриха VIII требовали проведения обязательных ежеквартальных проповедей в каждом приходе^{1074}.

В результате Реформации после диссолюции монастырей произошло перераспределение права патронажа (advowson) в церкви в пользу светских лиц: по-прежнему в национальном масштабе и во многих епархиях короне принадлежало прав допуска священника в приход больше, чем кому-либо, но в отдельных местностях заметно увеличили свои права патронажа светские лица, в относительно меньшей мере – епископы, деканы, собрания каноников. В Лондоне после диссолюции монастырей во многих приходах право допуска в него священника перешло к церкви. Контроль иерархии за приходами в Лондоне был так силён, что светские лица, желавшие слышать с кафедры то, что было угодно их религиозным вкусам, вынуждены были создавать лекторства^{1075}.

В 106 приходах на территории Англии, приносивших доход менее 20 фунтов в год, право допуска священника принадлежало лорду-хранителю печати, который на практике делегировал свои полномочия служившим ему лицам и оставлял за собой только общую ответственность и право вето^{1076}. Там, где право выдвижения священника принадлежало короне, пытались действовать наиболее активные из придворных (Николас Бэкон, Хантингдон, Лестер, Бедфорд, Уорик, Пемроук). Это были протестанты, продвигавшие в церковь пуритански настроенных священников. Елизавета до конца 1580-х гг., когда появились вызвавшие раздражение властей резкой критикой существовавшего церковного строя пуританские трактаты Мартина Марирелата, позволяла знати, Тайному совету снисходительно относиться к пуританам и даже поддерживать их^{1077}.

Существовала также практика продажи права представления священника в приход на один или несколько раз, применявшаяся монастырями ещё в начале XVI в. Покупкой права назначать священника в приход на несколько раз пользовались в основном поднимавшиеся в средний класс лица из йоменов, мелкого джентри, лица свободных профессий, а священники таким путем пытались создавать династии. Это право продавалось по цене от 30 до 100 фунтов. Таким путем устраивали родственников или нужных лиц, и сами священники этим способом материально обеспечивали своих сыновей^{1078}.

Контроль на правом допуска священника в приход, считает Р. О'Дей, не обеспечивал беспроблемного контроля над церковью. Патронаж в церкви был очень сильно распылён среди многих лиц, и ни одна группа не могла тут проводить беспрепятственно последовательную политику^{1079}.

Положение в церкви Англии в правление Елизаветы рассматривал также известный либеральный историк, специалист по истории пуританского движения П. Коллинсон^{1080}, высказавший ряд важных суждений и оценок. По его мнению, в начале правления Елизаветы влияние идей континентального протестантизма на духовенство церкви Англии было очень велико, дойдя до того, что епископ церкви Англии Джон Джуэл и каноник собора Св. Павла Александр Ноуэлл допускали возможность обсуждения в церкви вопроса об отлучения монарха от церкви. Но ситуация изменилась после отлучения Елизаветы католиками в 1570 г. специальной папской буллой, и в дальнейшем англиканские богословы не допускали возможности отлучения монарха от церкви, что позволяли себе кальвинистские богословы^{1081}.

По мнению П. Коллинсона, особенностью Реформации в Англии был присущий ей постоянный динамизм, и она воспринималась не только как законодательные и административные акты 1559 г., оформившие религиозные установления в стране, а также как глубокая культурная революция, продолжавшаяся в течение значительного периода. При этом монархия и епископат воспринимались не только как гаранты порядка и стабильности в обществе, но и сами по себе как орудия энергичных и творческих реформ^{1082}.

Как синоним англиканства П. Коллинсон употребляет термин «формализм», подчеркивая этим свое убеждение в том, что пуританское движение во второй половине XVI в. имело творческий потенциал, полезный для развития протестантской церкви Англии^{1083}. В отношении к Реформации, как считает П. Коллинсон, Елизавета предпочитала политику «фактического бездействия, при этом поддерживая в общественном сознании иллюзию, что королева является сторонницей дальнейшей Реформации»^{1084}.

Характеризуя деятельность епископов времён Елизаветы, П. Коллинсон отмечает, что первое поколение епископов в её правление оказывало влияние лишь на «сценическую часть богослужения», а решающим влиянием пользовалась Елизавета, назначавшая епископов. Второе поколение епископов при активной поддержке королевы защитило существовавшее церковное устройство и разгромило подрывные силы пресвитерианства.

Третье поколение епископов закрепило эти победы своей тактикой накануне, во время и после конференции в Хэмптон Корте в 1604 г.^{1085}

П. Коллинсон привлек внимание исследователей к использованию писем епископов как исторического источника, которые дают возможность рассмотреть епископов в их политических и социальных отношениях и повседневной административной деятельности. Частично образцы этой переписки опубликованы и стали использоваться более активно^{1086}.

Как источники в изучении социальных ролей и положения епископов используются также характеристики современников, анекдоты, хотя, как подчеркивает П. Коллинсон, их нельзя брать за основу в исследовании этих вопросов. Много внимания в переписке духовных лиц уделялось борьбе за должности и доходные места, но, по мнению П. Коллинсона, «социальные отношения в это время строились на основе патронажа на всех уровнях, и достойный человек, не обращавшийся к покровителям, мог в это время вообще ничего не добиться. Такой механизм назначения не обязательно приводил к выдвижению только лишь недостойных кандидатов»^{1087}.

Источниками для изучения роли епископов могут быть также журналы записей епископов (bishops' registers), визитационные и актовые книги, книги свидетельских показаний в церковных судах, материалы о разбиравшихся в них делах, которыми активно пользуются Ф. Хил и Р. О'Дей. В системе епархиальной администрации в XVI в., считает П. Коллинсон, происходила уже значительная бюрократизация, и система могла действовать даже при отсутствующем епископе^{1088}.

Записи о епископальной визитации состоят из comperta – списков духовенства и церковных старост, которые присутствовали при визитации, и detecta – записей о разборе дел церковным судом и о разборе тех представлений о нарушениях, которые были даны из приходов. Визитационные статьи и предписания (injunctions), сохранившиеся от времён правления Елизаветы, в значительной части опубликованы^{1089}. Визитационные статьи и предписания времени правления Якова I систематически не переиздавались и разбросаны но своим первоначальным печатным изданиям, публиковавшимся в разное время^{1090}.

При использовании просопографического метода в изучении епископата времен правления Елизаветы, считает П. Коллинсон, можно составить только приблизительное представление об эволюции епископата в том, что касается материальных средств, которыми располагали епископы, их социального положения и социальных связей^{1091}.

П. Коллинсон соглашается с высказывавшейся исследователями мыслью о том, что немалым достижением епископата времён правления Елизаветы было утверждение в обществе понятия о том, что духовенство может заключать браки. Обращает на себя внимание то, что после Мэтью Паркера, первого архиепископа при Елизавете, имевшего семью, следующий женатый архиепископ Кентерберийский появился только после «Славной революции» 1688 г. Елизавета очень прохладно относилась к женатым епископам, но из 76 епископов времён Елизаветы по крайней мере 55 были женаты, 11 вступали во второй брак, один епископ делал это трижды. Под влиянием Реформации во второй половине XVI в. социальный статус епископов понизился – ни один епископ времен Елизаветы не вступил в родство со светской знатью^{1092}.

П. Коллинсон не соглашается с характеристикой епископов времен Елизаветы лишь как государственных служащих, о чём писали М. Баукер применительно к 1530-м гг. и X. Р. Тревор-Роупер применительно к 1620-м гг. Епископы, как он считает, к концу XVI в. обретали возможности защищаться от светского давления, сохранили земельную собственность епархий, что уже давало статус скорее земельного собственника, а не подчиненный статус функционера на государственной службе, который зависел от жалованья, как это было в случае с лютеранскими суперинтендантами, и присоединяется к мнению Ф. Хил, согласно которому финансовое положение епископов при Елизавете было «не финансовым кризисом, а относительными финансовыми трудностями, а при Якове I материальное состояние епископов уже возрастало, опять стали повышаться социальный статус и репутация епископов^{1093}.

П. Коллинсон считает, что для епископов в правление Елизаветы были возможны две стратегии поведения: или приспособиться к существовавшим порядкам, сотрудничая со светскими лицами, признавая их большое влияние (такую линию проводил, например, архиепископ Кентерберийский Эдмунд Гриндел (1575–1583), и она импонирует Коллинсону с его леволиберальными убеждениями), или же епископы могли попытаться изменить ситуацию к лучшему и укрепить церковь как корпорацию в финансовом и политическом отношении – курс в этом направлении взяли архиепископы Кентерберийские Джон Уитгифт (1583–1604), Ричард Бэнкрофт (1604–1610) и особенно Уильям Лод (1633–1645)^{1094}.

П. Коллинсон рассматривал также деятельность эпизодически создававшихся во второй половине XVI в. дополнительных административных органов в епархиях. Нередко епископу для установления порядка в епархии было недостаточно ординарных полномочий, и в этом случае приходилось добиваться создания специальной комиссии, расширенные полномочия которой подтверждались документом, скрепленным Большой печатью королевства, что давало возможность подкрепить действия духовной власти авторитетом светской власти и создать совместный судебный трибунал, который мог принуждать к уплате штрафа и к тюремному заключению^{1095}. Эти комиссии создавались в отдельных епархиях, но их деятельность недостаточно документирована, как и деятельность главного Суда Высокой комиссии южной церковной провинции, хотя эти вопросы затрагивались в работе Р.Г. Ашера «Подъем и падение Высокой комиссии» (1913)^{1096}. Существуют публикации источников и исследования об этих комиссиях^{1097}.

Такие специальные комиссии в епархиях, как считает П. Коллинсон, в некоторой мере достигли своих целей только в борьбе с католиками, а в 1580-е гг. из-за преследований Уитгифтом пуританских проповедников епархиальным комиссиям перестали помогать те светские лица, которые симпатизировали пуританам. Р. Мэннинг высказывает мнение, что как раз в связи с тем, что эти епархиальные комиссии перестали эффективно работать, епископам недоставало средств для эффективного воздействия на нарушителей, и это побудило сформулировать в конце 1580-х гг. принцип божественного происхождения епископата (hire divino)^{1098}.

Во второй половине XVI в. в церкви Англии ярко проявилась характерная для протестантских церквей особенность – стремление к повышению образовательного и профессионального уровня приходского духовенства, что особенно отличало пуритан. По мнению П. Коллинсона, надо видеть, что к тому же стремились королевская власть и церковная администрация. После подавления в середине 1570-х гг. собраний протестантского духовенства, созданных для профессионального совершенствования – «пророчеств», которые казались Елизавете опасными и подрывными, церковные власти всё же признавали необходимость существования определенных форм профессионального совершенствования священников, и конвокация 1587 г. предусмотрела создание групп профессионального совершенствования священников из 6–7 человек под руководством более образованного и опытного священника в рамках епархий и архидиаконств^{1099}.

В то же время, отмечает П. Коллинсон, во второй половине XVI в. в среде духовных лиц распространилось сутяжничество, которое ранее не было в такой степени характерно, когда, например, слушались судебные дела о том, должен ли священник за свой счёт кормить церковный хор завтраком на Пасху и Рождество^{1100}. Наряду с влиянием на возникновение таких казусов сложного материального положения многих священников, современники объясняли возросшую щепетильность духовных лиц влиянием Реформации. Более острой стала критика священниками прегрешений и моральных проступков прихожан, чем особенно отличались пуритане, нередко создавая напряженность в приходах. При этом П. Коллинсон полагает, что проповеди пуританских священников не всегда только лишь раскалывали приходы – пуританские священники иногда бывали миротворцами. Исполнение миротворческих функций, возможно, было одной из важнейших задач священников в приходе в XIV–XVII вв.^{1101}.

Важной работой П. Коллинсона стало написание современной биографии архиепископа Кентерберийского Эдмунда Гриндела (1575–1583), в которой проявились симпатии либерального британского историка к умеренным пуританам, стремившимся во второй половине XVI в. к дальнейшим реформам в церкви Англии с тем, чтобы приблизить её распорядки к швейцарским реформированным церквам^{1102}. Относительно Гриндела в английской исторической литературе высказывалось мнение, что он был слабым администратором и его назначение было ошибкой для церкви^{1103}. Коллинсон же, отмечая, что деятельность Гриндела была предметом полемики среди историков, решительно возражает мнению, что Гриндел был человеком слабым и податливым, но не соглашается также с безоговорочным причислением Гриндела к пуританам, о чем писал историк начала XX в. У.Х. Фрер^{1104}. По словам Коллинсона, «Гриндел был образцовым деятелем английской Реформации в её самой творческой фазе. Он стремился сочетать опыт европейских реформированных церквей с традиционными структурами и институтами формирующейся англиканской церкви, при этом сдерживая спонтанные проявления намерений радикалов. Он стремился раскрыть потенциал англиканской церкви»^{1105}. Восприимчивость Гриндела ко всему конструктивному, что могло исходить от радикалов, П. Коллинсон объясняет тем, что самое большое влияние при формировании его религиозных взглядов оказал на будущего архиепископа страсбургский реформатор Мартин Буцер, занимавший при Эдуарде VI кафедру богословия в Кембридже. Сам Гриндел во время пребывания в эмиграции многое видел в Европе, что давало материал для размышлений, сопоставлений и выбора лучшего из опыта европейских протестантских церквей^{1106}.

В 70–80-е гг. XVI в. пуританизм стал приобретать черты институционального оформления в рамках церкви Англии посредством использования особых собраний духовенства, преимущественно пуритански ориентированного, под названием «пророчества». Практика «пророчеств» исходила из примера европейских реформированных церквей, а в конечном счете восходила к тексту апостола Павла: «И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают… Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение» (Первое Послание к Коринфянам, 14:29,31)^{1107}. Впервые эта практика стала использоваться в Цюрихе, где «пророчества» стали частью подготовки священников, что восприняли также кальвинисты. Исследователи отмечают появление «пророчеств» в Англии ещё в период правления Эдуарда VI. В правление Елизаветы они в начале 1560-х гг. возродились в Лондоне и стали распространяться по графствам, так что в них иногда принимали участие епископы и, что стало английской особенностью этого института, интересовавшиеся богословием пуритански настроенные светские лица.

Как считает П. Коллинсон, «пророчества» принадлежали скорее «пуританской церкви внутри церкви», чем официальной англиканской церкви, и были в ней чем-то средним между законной и незаконной практикой. Епископы стремились поставить их под контроль как регулируемую форму подготовки епархиального духовенства, назначали председателей «пророчеств», сами выступали на их заседаниях. Коллинсон полагает, что «пророчества» могли уживаться с епископальным строем церкви и вписывались в епархиальную структуру, а современники и некоторые исследователи преувеличивали подрывное влияние этих органов, так как их строй мог обходиться без епископов, чьи полномочия были внешними, неорганичными по отношению к ним^{1108}.

Существование «пророчеств» очень хорошо согласовывалось с выдвигавшимися сторонниками дальнейших религиозных реформ при Елизавете из числа пуритан планами создания меньших по размеру епархий, поскольку они считали, что большие епархии не дают возможности духовенству активно вести назидательную пропаганду среди населения. Епархии делились на деканства, в основном совпадавшие по границам со средневековыми сотнями. Ещё приехавший в Англию в правление Эдуарда VI реформатор Страсбурга Мартин Буцер выдвигал план создания должности сельского декана, который мог бы выполнять обязанности суперинтенданта. При таком сельском декане и могли существовать «пророчества», объединявшие местное духовенство, способные выполнять также функции церковного суда, так как заседавшие здесь духовные лица знали население и его моральный качества. Учитывая, что «пророчества» посещали светские лица, данная система церковного управления усиливала светское влияние в церкви – устанавливались контакты церковной администрации с мировыми судьями графств, и рабочей единицей системы церковного управления могло бы стать графство, а не епархия. Такая система соответствовала интересам влиятельных элементов в графстве, будь то джентри или начинающие предприниматели капиталистического типа, и, очевидно, частично она функционировала там, где утверждались «пророчества». Но «пророчества» стали претендовать и на определённую долю властных полномочий в епархии, вмешивались в светские дела, претендуя на то, чтобы быть наставниками также и для знати, что уже вызывало ассоциации с кальвинистским пресвитерием^{1109}. То, что в стране было возможным существование «пророчеств», сделало пуританское движение более умеренным. А.Ф. Скотт Пирсон считал «пророчества» прообразами пресвитериев современного типа, существующих в этой деноминации в Англии^{1110}.

Елизавета в июне 1576 г., опасаясь подрывных последствий для существовавшего церковно-политического устройства в стране, потребовала, чтобы архиепископ Гриндел запретил проведение «пророчеств», но Гриндел не хотел этого делать, собирал среди епископов благоприятные отзывы о деятельности этих органов. Из 15 согласившихся высказаться по этому поводу епископов только четверо прислали неблагоприятные, враждебные отзывы^{1111}.

К доводам Гриндела в защиту «пророчеств» королева прислушиваться не стала и велела ему своей властью начать их ликвидацию. В течение нескольких месяцев Гриндел испытывал внутреннюю борьбу, но в итоге его личные убеждения перевесили религиозно-политические соображения, и он решил в письме королеве в декабре 1576 г. сообщить ей, что подавить существование «пророчеств», очевидно полезного института для церкви, ему не позволяет совесть, заявив при этом, что он, скорее, оскорбит светское величие королевы, чем небесное могущество Бога. Некоторые формулировки в письме Гриндела в то время производили особенно большое впечатление: «Помните, мадам, что Вы всего лишь смертное существо … и хотя сделали немало хорошего, если до конца не останетесь верной, то не можете быть благословлены». При этом Гриндел не претендовал на католическую позицию, согласно которой, церковная власть выше светской, признавал, что получил пост от королевы и выражал готовность уйти в отставку^{1112}.

В объяснении мотивов этого поступка Гриндела П. Коллинсон обращается к сюжету из истории раннего христианства: англиканских епископов привлекала деятельность Амвросия Медиоланского^{1113}, которая была примером того, что епископ, как это было в случае столкновения между Амвросием Медиоланским и Валентинианом II по поводу базилики из-за притязаний на нее ариан, может увещевать монарха. Впоследствии за бойню во время военных действий в Фессалонике Амвросий заставил каяться императора Феодосия Великого. П. Коллинсон считает, образ Амвросия Медиоланского повлиял на Гриндела, когда он писал письмо Елизавете – в этом случае «Гриндел примерял Елизавету на роль Феодосия»^{1114}.

Но Елизавета всё же в мае 1577 г. повторно запретила «пророчества», а Гриндел в конце мая 1577 г, был изолирован в Ламбетском дворце и находился в последующие годы под домашним арестом до своей смерти в июле 1583 г. П. Коллинсон высказал предположение, что отстранение от должности Гриндела обусловливалось не только его письмом королеве, но и придворными интригами. Гриндел не разрешил второй брак итальянцу Джулио Боргаруччи, придворному врачу, и тот настраивал против архиепископа придворных, которые дополнительно влияли на королеву. В эти годы усилилось влияние на Елизавету одного из её фаворитов Кристофера Хэттона, ярого противника пуритан, нанесшего им заметный ущерб, особенно позднее, в 1580-е гг. Один из покровителей пуритан в 1570–80-е гг. граф Лестер, как предполагали при дворе, хотел захватить Ламбетский дворец, резиденцию архиепископа и формировал негативное восприятие письма Гриндела королеве при дворе. Таким образом, на судьбы епископов и положение в церкви также оказывали влияние материальные интересы знати и превратности придворной жизни^{1115}.