Текст книги "Театральное наследие. Том 1"

Автор книги: Владимир Немирович-Данченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Я только что получил телеграмму из Москвы от театра моего имени (объединившегося с театром имени К. С. Станиславского). Вот что мне пишут:

«Театр по собственной инициативе, утвержденной правительством, непрерывно играет в Москве. За исключением нескольких актеров, вся труппа налицо. Играем с большим успехом и с полными сборами: “Севильского цирюльника”, “Евгения Онегина”, “Корневильские колокола”, “Прекрасную Елену”, “Цыганы” (балет). Премьера балета “Штраусиана” прошла блестяще. Возобновляем постановку “Периколы” и “Риголетто”. Работаем над операми “Суворов” и “Чапаев”. Окружены вниманием правительства. В театре прекрасная рабочая атмосфера, чудесная дисциплина».

Эта телеграмма – из Москвы! По событиям сегодняшнего дня – с фронта! С места самых горячих боевых переживаний. Какой мужественностью, какой бодростью веет от нее! И я себе Представляю сердце нашей страны, нашу Москву в эти дни именно такой: бодрой, собранной, готовой на все жертвы, чтобы спасти нашу свободу, наш праздник У ноября и уничтожить со всеми корнями гнуснейшее явление человеческого существования – фашизм.

С такими чувствами, с такими мыслями шлю я сегодня горячий привет прекрасному Тбилиси, городу моего детства и юности, и моим гостеприимным товарищам по искусству.

{61} Из истории Московского Художественного Театра

{63} Московский Общедоступный театр[13]

Из доклада, представленного Вл. И. Немировичем-Данченко в Городскую думу 12 января 1898 г.[14]

1. Цель театра

В настоящее время во множестве городов России или городское самоуправление, или высшая местная администрация озабочены тем, чтобы доставлять небогатым классам жителей разумные развлечения. Перед нами список около 40 известных нам местностей, где уже безусловно признана необходимость таких развлечений воспитательного характера. Среди них самое могущественное место, без всякого сомнения, занимает драматический театр.

Служа по первоначалу только развлечением, возбуждая в слушателях лишь общие театральные эмоции, захватывающий интерес к тому, что происходит на сцене, театр, незаметно для самих слушателей, вносит в их души известные образы и идеи и может иметь огромное облагораживающее и высоко просветительное значение. Гоголь в одном из своих писем к лицу, относившемуся к театру, как к ненужной забаве, писал следующее: «Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображение то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек и что вся эта толпа, ни в чем не сходная между собой, разбирая ее по единицам, может вдруг потрястись одним потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом. Это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра»[15]. Москва, как {64} центр театральной жизни России, Москва, обладающая миллионным населением, из которого огромнейший процент состоит из людей рабочего класса, более, чем какой-нибудь из других городов, нуждается в общедоступных театрах. Вопрос этот находится в настоящее время в таком фазисе, когда не только люди, заботящиеся о духовном росте народа, находят необходимым развить в нем потребность в театре, но когда эта потребность уже существует.

Потребность в театре констатируется тем, что дешевые места в существующих театральных учреждениях всегда переполнены, между тем как дорогие сплошь и рядом пустуют. Каждый кассир подтвердит, что первыми распродаются билеты именно на дешевые места. Но количество их в данное время чрезвычайно ограничено. Достаточно указать, например, на то, что в Малом императорском театре имеется всего около ста мест по 37 коп., а затем цены сразу повышаются до 1 р. 10 коп. А это еще один из самых доступных театров в Москве. И надо знать, с какими невероятными трудностями достается публикою эта сотня дешевых мест. Речь идет не только о специально рабочем люде. Помимо него, в Москве существует огромный контингент учащейся молодежи, приказчиков, чиновников, их семей, весь огромный район центральной местности Москвы занят всевозможными торгово-промышленными заведениями с сотнями служащих в них – и все это почти вовсе лишено возможности посещать драматический театр и прибегает за отсутствием развлечений к двум самым коренным из зол современной жизни – картам и вину. Мы не хотим упоминать о тех ежегодно, но случайно нарождающихся и исчезающих дешевых театрах, которые слишком далеки от истинно художественных задач, чтобы служить высокой просветительной миссии театра.

2. Репертуар и его исполнение

Что такое «общедоступный» театр? Каковы его художественные задачи? Как разобраться в понятиях «общедоступный» и «народный»? Вот вопросы, которые до сих пор возбуждают много разноречивых толкований. Одни говорят о необходимости какого-то специально народного или узко бытового репертуара. Другие под «общедоступностью» театра понимают пропаганду лубочных картин в произведениях крикливых, рассчитанных на возбуждение диких и стадных инстинктов толпы. Третьи предпочитают феерические зрелища, лишенные глубокого смысла и живой правды. Четвертые считают необходимыми узкую тенденциозность, пьесы, подчеркивающие мораль {65} в ущерб ее литературным достоинствам. И т.д. Так ли это? Точно ли репертуар общедоступного театра должен быть обременен какими-нибудь посторонними побуждениями? Все это отмечено, главным образом, стремлением подлаживаться под мало развитой вкус толпы. Между тем как мерилом для составления репертуара и его сценического воплощения должны быть, как раз наоборот, требования наиболее развитого современного зрителя. Все, что носит на себе печать лжи или извращенного вкуса, еще привлекающее известную часть публики в дорогих театрах экзотического репертуара, все, что не проникнуто здоровым чувством жизненной правды, должно быть удалено из репертуара общедоступного театра. Комедии и драмы Островского, Гоголя, Грибоедова, Писемского; трагедии Пушкина и А. Толстого; трагедии и комедии Шекспира и фарс Мольера; наконец, некоторые современные пьесы как русского, так и западного репертуара – все это такой обширный и свежий материал для сценического воспроизведения, их идеи так ясны, глубоки и жизненны, что нет ни малейшей надобности ни с какой побочной, антихудожественной целью прибегать к бульварной мелодраме, крикливой феерии или тенденциозной бытовой картине.

Театр – прежде всего развлечение. Необходимо, чтобы человек, прослушавший спектакль, получил известное удовольствие, то есть волновался вместе с другими, плакал или смеялся, но в то же время надо, чтобы он ушел удовлетворенный и унес с собой частичку добра и правды, облагораживающих его душу. Ничто крикливое, фальшивое или условно-навязанное не способно произвести этого серьезного воспитательного впечатления. Художественно написанная сказка или историческая картина, хотя бы из эпохи совершенно чуждой и незнакомой слушателю, по своим реальным, общечеловеческим мотивам и характерам неизмеримо глубже захватит непосредственно относящегося зрителя, чем пошлость, разукрашенная знакомыми ему бытовыми подробностями. То, что восхищает глубоко развитого и образованного зрителя с неиспорченным, здоровым вкусом, то не может не потрясти зрителя вовсе неподготовленного, и, наоборот, то, что возмущает первого своей неправдой или пошлостью, может только извратить понимание жизни в душе непосредственного зрителя.

Таким образам, раз драматические представления служат высшим целям искусства, репертуар должен быть исключительно художественным, исполнение возможно образцовым, и вся разница между дорогим театром и народным заключается только в большей или меньшей доступности их, в большей или меньшей дешевизне и количестве мест.

{66} 3. Осуществление театра

Высказанная в предыдущей главе мысль не нова, и не дальше, как на съезде сценических деятелей великим постом 1897 г. признана единогласно. Если же до сих пор никто не выступал с нею, как с основным принципом дешевого, то есть общедоступного театра, то причину этого надо искать в трудностях осуществления ее. Как, в самом деле, выполнить два таких условия: возможно образцовое исполнение и доступность театра для небогатых классов города? Чем строже и серьезнее чисто сценические задачи, тем, казалось бы, крупнее смета расходов, а с другой стороны, чем доступнее места в театре, тем меньше его возможный приход. Почему и серьезные проекты специально народного театра так трудно осуществимы? Потому что дело не может обойтись без постоянной, но крупной субсидии. Как приблизиться к тому, чтобы возможно образцовое исполнение художественного репертуара не требовало больших материальных жертв? Театр может считаться существующим не только тогда, когда выстроено здание и приобретен оборотный капитал, но, главным образам, когда в нем имеется труппа артистов, уже сыгравшаяся и приготовившая известный репертуар. Собрать труппу из артистов частных театров недолго, но она или будет стоить слишком дорого, и потому недоступна для небольшого бюджета, или же будет состоять из актеров, художественно не подготовленных, и, стало быть, не удовлетворит основной сценической задаче данного проекта. Необходимо создать такие условия для данного театра, при которых: 1) имелась бы постоянная труппа, удовлетворяющая одновременно и художественным требованиям серьезного театра и не слишком высокому бюджету, и 2) дело не зависело бы от выхода из труппы одного или даже нескольких выдающихся артистов, так как она имела бы постоянный обновляющий ее живой источник.

Театральный опыт приводит к следующим заключениям.

Пятнадцать, даже десять лет назад не только в общественном сознании, но и в самой артистической среде еще не проявлялось со всей яркостью убеждение, что художественность исполнения пьесы зависит вовсе не от талантливой игры нескольких участвующих в ней артистов, а прежде всего от правильной, разумной интерпретации всей пьесы, от ее общей художественной постановки. Не только общество, но и сами артисты еще хранили убеждение, что достаточно собрать в пьесу несколько талантливых и опытных участвующих лиц, чтобы она произвела должное впечатление. Только за последние годы общие художественные задачи стали вытеснять успех отдельных {67} личностей. Пример мейнингенцев чрезвычайно ярко доказал, что без участия высокоодаренных артистов одной умелой постановкой образцовых Произведений можно достигать чрезвычайных результатов[16]. Театр, эксплуатирующий наплыв современных пьес, лишенных крупных достоинств, написанных на интерес минуты и новизны, – такой театр должен скрывать убогость содержания и художественных качеств пьесы исключительной талантливостью исполнителей. Произведения же, охраняющие вечные идеалы искусства – красоты, правды и добра, – могут производить огромное впечатление даже при выполнении лишь следующих условий: верно схваченного общего тона, яркой стильности игры и безупречной и твердой срепетовки. Это гораздо труднее, чем поставить плохую пьесу с прекрасными артистами, но в данном случае результаты достигаются не столько присутствием в труппе выдающихся артистов, поглощающих притом огромные содержания, сколько упорной, серьезной и вдумчивой работой как самих артистов, так, главным образом, режиссерского управления.

Люди, вдумывающиеся в будущее русского театра, ожидают подъема его от воспитанников театральных школ. И действительно, за последние лет десять из театральных школ выпущено не мало даровитых людей, которые при других условиях русского театра могли бы уже выработаться в выдающиеся сценические силы. Этих условий нет. Школа, давая своим питомцам художественный фундамент, по самым своим задачам не может выпускать из своих стен опытных актеров. Таким образом, воспитанникам школ приходится попадать или в императорские театры, где они в силу вещей обречены на бездеятельность, или идти в провинцию, где им приходится бороться с невежественной рутиной и часто гибнуть в этой борьбе. Но и помимо школ, в Москве вот уже много лет работает кружок преданных искусству деятелей под именем «Общества искусства и литературы». Как те, так и другие представляют из себя людей, посвятивших свою жизнь высшим целям искусства, одушевленных не личными стремлениями, а общими художественными задачами. Вот на эти-то молодые силы и должна опереться администрация проектируемого театра. Опять-таки десять лет назад это было бы невозможно еще, так как кадры этой молодежи были еще слишком незначительны, чтобы могли образовать из себя прочную, серьезную и полную труппу. Теперь же это вполне достижимо. Даровитейшие из молодежи, приобретшие уже в течение нескольких последних лет известную сценическую технику, художественно воспитанные и готовые жертвовать частью своего провинциального гонорара ради того, чтобы работать в прекрасных художественных условиях, – {68} с такими лицами не трудно создать образцовый Московский театр. Не пройдет и нескольких лет, как в этой труппе выработаются и выдающиеся сценические силы. Всякий серьезный актер подтвердит, что он совершенствуется не путем исполнения двадцати ролей по одному разу с трех репетиций, а путем исполнения трех ролей по двадцати раз с 10 – 15 репетициями и под руководством опытных режиссеров. Мысль эта встречает горячее сочувствие и полную уверенность в успехе у всех серьезных театральных деятелей Москвы. Сформированная таким образом труппа должна начать всю свою сценическую работу задолго, не менее чем за полгода до первых представлений проектируемого театра. Она будет вести свои репетиции как закрытые, так и публичные генеральные, перенося, быть может, свою работу из снятых специально для этой цели сцен в Москве и под Москвой в провинциальные города, дабы с осени предстать перед московской публикой с готовым репертуаром из 10 – 15 пьес с обеспеченными 100 – 150 спектаклями. Пьесы же для остальных спектаклей сезона будут готовиться в течение зимы.

Таким путем будет достигнуто первое из вышеуказанных условий, то есть будет составлена постоянная труппа, удовлетворяющая одновременно и художественным требованиям театра и не слишком высокому бюджету. Остается еще одно условие – создать постоянный, обновляющий труппу живой источник. Некоторые из членов труппы, выработавшись в течение нескольких лет в выдающиеся артистические силы, могут потребовать таких гонораров, которых бюджет не в силах будет выдержать. И вообще дело никогда не должно находиться в зависимости от выхода того или другого артиста. Нужно, чтобы всегда были заместители, художественно воспитанные и знакомые со сценическими задачами театра. Это достигается учреждением при театре драматических курсов.

Признано повсюду, что успех драматических курсов тем серьезнее, чем ближе они стоят к театру. Ни одна из существующих драматических школ до сих пор не удовлетворяет вполне своему назначению, потому что ученики стоят далеко от театра, в смысле участия в его спектаклях. Ученик должен одновременно с обучением школьным предметам привыкать к сценическим подмосткам. Постоянное наблюдение над театральным делом в его живом течении скорее разовьет вкус и приспособит молодого человека к самостоятельной деятельности, чем одно школьное преподавание. Нам кажется поэтому, что при этом условии создается лучшая и истинная драматическая школа в России. Главное руководство ее ляжет, разумеется, на главных руководителей театра, хотя к преподаванию в школе {69} будут приглашены и артисты императорской сцены. Замечательно при этом, что такая постановка драматических курсов не только не отягчит бюджета, а, наоборот, облегчит его. Первые шаги в практических упражнениях, которые должны делать ученики, – участие их в массовых сценах спектаклей и в маленьких выходных ролях. Таким образом, театр, предоставляя молодежи все средства к окончанию драматических курсов, в то же время будет иметь в ее лице бесплатных статистов и выходных актеров. Между тем как хорошо поставленная школа отдельно от театра не может существовать без ежегодного дефицита, – в данном случае она будет не только окупать себя, но и покрывать некоторую часть театрального расхода. В то же время сцена драматических курсов, существующая для практических занятий, будет стоить гораздо дешевле, чем в любой частной школе, потому что обстановка, костюмы, парикмахер, библиотека – все это уже будет при театре. Мало того, часто при спешной работе на сцене управление театром будет пользоваться для своих репетиций и этой небольшой сценой школы, что практикуется даже в императорском Малом театре.

4. Здание театра и децентрализация дела

Учреждение при театре драматических курсов чрезвычайно помогает решению важнейшего вопроса о расширении сферы общедоступных театров. Допустим, что в центре города существует уже проектируемый общедоступный театр. Удовлетворит ли он в полной мере нарастающей в населении из года в год потребности в драматических представлениях? Центральный театр будет вполне доступен для жителей прилегающих к нему местностей. Те же, кто отброшены от центра, населяющие окраины города и фабричные местности за чертой его, все так же будут искать удовлетворения потребности, как ищут сейчас. Этот вопрос разрешится сам собой. Московский общедоступный театр вместе с его курсами с течением времени будет в состоянии выделять из себя как побочные спектакли, так и отдельные небольшие группы. Если со временем город найдет необходимым устройство, помимо центрального театра, еще одного или двух, так сказать, филиальных его отделений на окраинах, то всю художественную часть его возьмет на себя Московский Общедоступный театр. Словом, он явится своего рода «семинарией» для других общедоступных театров. Таково его второе назначение.

Ввиду этого, чем скорее он осуществится, тем скорее приблизится к осуществлению и вопрос о возможно широком распространении в народе просветительного влияния театра.

{70} Вот почему составители настоящей записки предлагают следующее: пока образуется компания акционеров или пайщиков, которая возьмет на себя постройку театрального здания, пока будет разработан и утвержден устав ее, пока затем театр будет выстроен, дело Московского общедоступного театра должно начаться в одном из существующих частных театров. Такое начало скромнее, чем если бы ждать постройки собственного здания, но зато вернее поведет к намеченной цели и без крупных материальных жертв даст всесторонний опыт, обнаружив на практике достоинства и недосмотры проектируемого предприятия. Оно слишком большое, чтобы было благоразумно приступить к нему сразу. Гораздо вернее приблизиться к нему с теми скромными расчетами, какие дает прилагаемая ниже смета. Чем меньше первоначальный размер предприятия, тем меньше ошибок. При полумиллионном бюджете без практики неминуемо будут и крупные ошибки. И наоборот, эти ошибки будут тем незначительнее, чем медленнее будет расширяться дело. Мало того, и составить акционерную компанию с капиталом от трехсот тысяч до полумиллиона будет гораздо легче, когда успех предприятия, в котором трудно сомневаться, будет, так сказать, воочию, на глазах всей московской публики, когда дело Московского общедоступного театра будет уже начато, хотя бы и в наемном здании. Оно должно быть средних размеров. Гг. предприниматели дешевых театров почти всегда предпочитают большие размеры с тем расчетом, чтобы праздничными сборами окупались в значительной мере расходы по театру. Это, конечно, имеет свое основание с материальной точки зрения. Совсем иначе следует смотреть на дело с точки зрения художественной. Драматический театр принципиально не должен быть слишком большим. Впечатление всегда рассеивается в очень обширном зале. Такие театры, как Солодовниковский, гораздо более пригодны для больших музыкальных и феерических представлений, чем для драматических. А художественность впечатления должна быть всегда руководящим мотивом в деле Московского общедоступного театра. Важно не то, чтобы дать возможность небогатому человеку вообще попасть в театр, важно дать ему за небольшую плату все те удобства для восприятия художественного впечатления, какие более состоятельный обыватель имеет в дорогом театре. Спектакли должны быть ежедневные. Всех спектаклей в течение сезона (кроме первого года) насчитывается около двухсот десяти. Цены на места должны соответствовать приблизительно утренним спектаклям императорского Малого театра и театра г. Корша, то есть от 2 руб. до 10 коп. за место. При этом администрации театра предоставляется право давать один раз {71} в неделю спектакль по возвышенным ценам и один раз в неделю (также по возвышенным ценам) с благотворительной целью – преимущественно в пользу московских городских участковых попечительств о бедных.

В праздничные дни предполагается давать, кроме вечерних, еще и утренние спектакли, на которые известная часть билетов должна рассылаться бесплатно воспитанникам городских и слушателям воскресных школ.

Вл. Немирович-Данченко

{72} Из писем Вл. И. Немировича-Данченко К. С. Станиславскому

1898. Июня 21[17]

… В Вашем письме есть важное место. Несколько слов, брошенных почти вскользь, требуют уяснения.

Ставить ли нам «Между делом» и проч. и не изменят ли эти пьесы физиономию театра, дающего «Федора», «Антигону», «Шейлока», «Уриэля», «Ганнеле» и т. д.?[18]

Для меня этот вопрос решен давно.

Если театр посвящает себя исключительно классическому репертуару и совсем не отражает в себе современной жизни, то он рискует очень скоро стать академически-мертвым.

Театр – не книга с иллюстрациями, которая может быть снята с полки, когда в этом появится нужда. По самому своему существу театр должен служить душевным запросам современного зрителя. Театр или отвечает на его потребности, или наводит его на новые стремления и вкусы, когда путь к ним уже намечается. Среди запросов зрителя есть отзывчивость на то, что мы называем «вечной красотой», но – в особенности в русском современном зрителе, душа которого изборождена сомнениями и вопросами, – в еще большей степени имеются потребности в ответах на его личные боли.

Если бы современный репертуар был так же богат и разнообразен красками и формой, как классический, то театр мог бы давать только современные пьесы, и миссия его была бы шире и плодотворнее, чем с репертуаром смешанным.

Новые пьесы потому и привлекают зрителей повсеместно, что в них ищут новых ответов на жизненные задачи. «Цена жизни» и «Вторая молодость»[19] не оттого имеют большой внешний успех, что в первой имелись бы большие художественные достоинства, а вторая сильна своей мелодраматической {73} гаммой, а потому, что та и другая в сценичной форме захватывают обширный круг мучащих современного зрителя вопросов.

Хороший театр поэтому должен ставить или такие пьесы из классических, в которых отражаются благороднейшие современные идеи, или такие из современных, в которых теперешняя жизнь выражается в художественной форме.

Держаться только одних первых пьес мы не в силах – у нас нет для этого ни средств, ни труппы. Держаться одних вторых не можем за отсутствием богатого современного репертуара. Поэтому мы поплывем между Сциллой и Харибдой. В особенности в Москве, когда и те и другие пьесы ставятся плохо, и в особенности в первый год, когда мы сами должны определиться.

К первым великолепно подходят «Федор» и «Антигона». Я не считаю «Уриэля», где Вы дадите новую форму, но не содержание. Я не могу считать и «Шейлока», потому что «Шейлок», как он мне представляется на нашем театре, будет отнесен к созданию чистого искусства и – поверьте – ничего не скажет ни уму, ни сердцу современного зрителя, который не может всей душой отозваться на красивый роман Порции (отчего я и думаю, что эта пьеса самая удобная для благотворительных спектаклей с их сытою, всем довольною публикой, избегающей яркого отражения современного на сцене). Это будет, конечно, хорошо, но не то, что «Федор» и «Антигона».

Остальные же намеченные нами классические пьесы, как «Много шума», «12‑я ночь» или «Усмирение своенравной», или Мольер, за исключением разве замечательнейшей из его комедий «Тартюф», – все это может быть серьезно только в глазах юношества, еще не научившегося ставить выше всего общественные вопросы собственной жизни[20]. Для взрослых же посетителей театра эти пьесы могут с большим преимуществом заменить водевили от Сарду и Ростана до Мясницкого включительно[21]. И только. Возлагать на эти пьесы, хотя они и классические, большие расчеты, значит, заведомо заблуждаться. Отдавать им целый вечер – это почти та же, что отдавать вечер «Романтикам», «Sans-Gкne», «Сирано», «Принцессе Грезе» и т. д., а в материальном отношении даже менее выгодно.

Вот почему я так настойчиво с прошлого лета прошу добиться такой сценической техники, чтобы «Много шума», «Усмирение своенравной», «12‑я ночь» могли идти вторыми пьесами. Пусть Стороженки и Веселовские[22] называют меня изувером, но я не могу переменить своего мнения, что все эти пьесы – красивые, художественно исполненные шутки – не больше. Они {74} нужны, потому что в них больше мастерства и таланта, чем в тех шутках, которыми публика любит забавляться. Они нужны, потому что в благородных образах без пошлостей и без сальностей развивают вкус к изящному, и все-таки они только шутки, которым грех отдавать всю свою творческую фантазию и энергию. Даже серьезнейшая из всех этих пьес – «Тартюф» – изобилует таким количеством преувеличений на наш взгляд, что она только умнейшая и серьезнейшая из этих шуток[23].

Вы сами согласны со мной, потому что при постановке «Много шума» и «Двенадцатой ночи» не находите нужным строго держать свою фантазию в известных рамках и позволяете шалить, что называется, «сколько влезет». И прекрасно делаете.

Раз стать на мою точку зрения, то понятно будет, что для современного театра, желающего иметь значение, пьесы Гауптмана и даже менее талантливого Ибсена серьезнее и важнее этих шуток гениальных поэтов Шекспира и Мольера. Поэтому-то я с такой охотой включаю в репертуар «Колокол», «Ганнеле» и даже «Эллиду», «Призраки», «Нору» и т. п.[24].

Что я гонюсь не за внешним успехом, это доказывается выбором «Эллиды» и еще более – «Чайки». В этой последней отсутствие сценичности доходит или до совершенной наивности, или до высокой самоотверженности. Но в ней бьется пульс русской современной жизни и этим она мне дорога.

Мое с Вами «слияние» тем особенно ценно, что в Вас я вижу качества художника par excellence[25], которых у меня нет. Я довольно дальновидно смотрю в содержание и его значение для современного зрителя, а в форме склонен к шаблону, хотя и чутко ценю оригинальность. Здесь у меня нет ни Вашей фантазии, ни Вашего мастерства. И поэтому, я думаю, лучшей нашей работой будут пьесы, которые я высоко ценю по содержанию, а Вам дадут простор творческой фантазии. Таков прежде всего «Федор».

… Я почти уверен, что для Федора Вы остановитесь на Москвине. У него один грех (и приятное качество) – он очень мало верит в себя, и потому его всегда надо ласкать. Послушен же он до идеального.

… Самое страшное, что Вы написали мне о Дарском[26], – это фраза: «Он в пафосе ищет высоких образов».

Это самое ненавистное для меня в актере. Если в актере нет простоты и искренности – он для меня не актер. Это моя первая лекция в школе. Я предпочитаю скуку – аффектации и {75} фальшивому пафосу. Южин искупает этот свой величайший недостаток внешними приемами. Да и он понял, что нельзя из «Макбета» делать мелодраму, и уже несколько лет, как полюбил комедию, где ему волей-неволей надо уходить от искусственного пафоса…

А очень легко, что «Эллида» будет иметь большущий успех. «Тартюфа» и я не вижу у нас. Но пьесу люблю…

Простите, что пишу на листках и карандашом. Крепко жму Вашу руку.

Привет Марии Петровне[27] от меня и жены, которая благодарит Вас за память.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

1899. Июля 23. Москва[28].

23‑е июля. 12 час[ов] ночи. Только что приехал домой, нашел Ваше письмо, которого очень ждал, и хочется отвечать, хотя не имею даже бумаги под рукой.

… Сегодня у меня был трудный день: два часа подробной беседы с Осиповым[29] о полном отсутствии денег. Он мягко улыбался, был любезен до приторности и не только не помог, но точно мысленно рад моему затруднению, а я… у меня готовы были слезы брызнуть из глаз от душевного напряжения и обидной, необходимой сдержанности и тактичности. В душе у меня что-то стонало, ныло, кричало, а я сохранял вид корректности и почтительности. Ушел я от него ни с чем, кроме тяжелого стука в висках. Но спустя час я встряхнулся и, мысленно намечая себе дальнейший план действий, бодро глядел вперед. Думая о вас, я испытывал к Вам чувство старшего брата, желающего своему младшему брату успокоиться и оправиться. Это чувство, которое позволю Вам назвать сентиментальным, не покидало меня вот до полуночи. А тут Ваше письмо, и […] в этом письме Вы в первый раз за два года пишете «целую Вас». Знаете ли Вы, что пишете в первый раз?

Впрочем, все эти дни в Москве в своих режиссерских совещаниях нежное чувство во мне и Шенберге к Вам остается основным.

… С Калужским и Шенбергом[30] я поднял несколько важных вопросов, надуманных мною на основании одной заботы: о Ваших силах и здоровье. Мы пришли к ряду выводов, обсуждаемых в течение двух дней целиком. Об этих выводах я Вам {76} буду писать особо и подробно. Решили, что так работать, как Вы работали весну и пост, нельзя. Нельзя – и шабаш.

Обсудил я с ними и распределение репетиций в августе и сентябре. Август распределили точно, до каждого дня, обдумав все случайности. С Шенбергом окончательно установили распределение в «Грозном»[31], «Федоре» и «Антигоне», держась, разумеется, Вашего распределения и допуская только три-четыре мелких изменения.

Так как на «Грозного» у нас возлагаются большие надежды и роль адски трудна, то необходимо, чтобы во время репетиций Вы были совершенно свободным актером, свободным от всех решительно хлопот. Нужно, чтобы Ваши силы, фантазия, малейший час – все шло на создание этой роли… Чрезвычайно важно именно получить эту способность беззаботно отдаться роли, а не режиссерству. Все, что касается режиссерства, Вы уже сделали, и Вас надо для этого только на несколько репетиций, а всех их – с народными сценами и генеральными – предполагается до 30 еще.

Обнимаю Вас. Вл. Немирович-Данченко

[1899. Октябрь до 26]. [Москва][32].

Многоуважаемый Константин Сергеевич!

Вы на меня обиделись (или даже рассердились). И этого вовсе не надо «заминать». Никаких «осадков» оставаться не должно. Напротив, надо выяснять и устранять поводы к обидам. Тем более, что дайте пройти «Дяде Ване» и я многое-многое имею сказать. Что делать! Дело наше так молодо, и сами мы еще молоды, мы только меряем свои силы. Все должно учить нас, приводить к известным выводам.