Текст книги "Козыри богов(СИ)"
Автор книги: Владимир Городов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)
– Ты же прекрасно понимаешь, что без Белого Пса я это сделать не смогу. Но я мог бы рассказать, как, что и когда у нас с вами происходило.
– Не мудрено сие, – усмехнулся Муму, кивнув на лежащую рядом со мной на нарах книгу, – коль "Житие" под рукою!
– Это "Житие", не в обиду Рани будь сказано, полнейшая ахинея.
– Эт-то святотатство! – нахмурился Муму.
– Я могу рассказать о том, что в этом произведении не упоминается, – продолжил я. – К примеру, Петя, ты помнишь те слова, которые я... ладно, которые Светлый пытался вам с Васей мысленно передать?
– Ну, положим...
– В "Житие" ведь они не упоминаются?
– Ну...
– "В лесу родилась ёлочка". Не так ли?
– Ну...
– Долго ещё "нукать" будешь? Спроси меня ещё о чём-нибудь, что мог знать только Апри.
– Ну... положим... Вот про что я сказал Светлому сразу после того, как впервой с парашютом сиганул?
– Ты сказал, что очень понимаешь птичек.
– Так? – обернулся к Пете Муму.
– Так и было... – растерянно подтвердил тот.
– А кому ты о том сказывал? – продолжал выпытывать Муму.
– Никому не сказывал. Не велико событие!
Старший герасим в раздумии почесал бороду, после чего вновь обратился ко мне:
– Ну, тогда и я тебя спытаю. А ты, А-Ту, более не записывай ничего, не надобно. Так вот, как-то раз утречком, все в Одессе ещё спали, повстречал меня Светлый, да указ дал приготовить ему понемножку меди, железа, свинца и ещё кой-чего...
– Угля, серы и селитры, – без запинки окончил я список. – Это полный набор материалов, которые необходимы для изготовления патронов к скорострелам.
– Верно говорит? – заглянул Петя в лицо Муму.
– Кхм, – озадаченно кашлянул тот. – Как есть верно...
В камере повисло долгое напряжённое молчание. Первым нарушил его Муму.
– Чудны деяния Того и Другого. По всему получается, ты и в самом деле Олин Апри, токмо в другом обличье. Да только вот радости нам появление твоё не несёт. Ибо Светлый, вновь явившись, должен праведным да безгрешным Светлый Путь указать да по нему и сопроводить.
– И кто же всё это, позвольте спросить, понапридумывал?
– Так, Рани, опять же... – смущённо отвёл глаза Муму. – Ныне он не адмирал более – где уж на нашей речушке адмиралить! Ныне он главный веломудр Храма Светлого. Сам придти не мог, ибо началось Большое Восхваление Светлого. А эта служба надолго.
– Ладно, со всем этим потом разберёмся. Меня сейчас больше другое интересует. Я хочу видеть Та и своего сына.
При этих словах все трое как-то встревожено переглянулись. Потом Муму долго прокашливался, явно собираясь то ли с мыслями, то ли с духом.
– Вишь ли, э-э... Светлый, – наконец начал он. – Тут, понимаешь ли, такое вот дело... Сейчас ну никак не можно!
– А в чём, собственно говоря, дело?! – не выдержав, вспылил я. – Вы что, собираетесь запретить мне с ними встретиться? После того, что сейчас узнали? У вас ничего не выйдет!
– Не о том я! – отрицательно помахал перед собой ладонью Муму. – Я ж сказывал, Большое Восхваление Светлого началось. Там она быть должна, с народом. А дело это долгое, аж до самого завтрашнего полудня.
– Что ж, до завтрашнего полудня подожду. Дольше ждал.
– Вот и славно. А до той поры прошу пожаловать к столу праздничному. Подкрепимся, чем Оба послали, да за хмельной чарочкой вспомним времена славные, старинные!
– Весьма кстати! – обрадовался я. – А то ведь я с утра не ел. Да ещё в футбольном матче сил поистратил. Кстати, как там мой "Амкар"?
– Сделали мы их! – самодовольно улыбнулся Петя. – Но трудно-о! Здорово ты их натаскал. Уже подумываю кое-кого к себе в команду переманить. А заодно и в гвардию.
– Просим пожаловать тебя, Светлый, в терем! – гостеприимным жестом простёр руки к дверям Муму.
– Благодарю. Вы с Петей ступайте, распорядитесь там. Мы с А-Ту чуть попозже подойдём – я хочу с ним один вопрос обсудить. Приватно.
– При чём? – не понял старший герасим.
– Не при чём. Наедине.
– А, понятненько. Ну, как прикажешь, Светлый!
Муму и Петя с поклоном удалились.
– Послушай, что я тебе хочу сказать, А-Ту... – начал было я, но бепо меня перебило:
– Нет, Светлый! Сначала послушай, что я тебе скажу, – А-Ту подошло ближе и заговорило шёпотом. – Бежать тебе нужно из Пармы, бежать не медля!
– Как?.. – опешил я.
– Да как угодно: хоть вплавь по речке, хоть пешком через тайгу! Не нужен ты здесь ни как святой, ни как правитель. Даже как простой горожанин не нужен. А потому убьют тебя сей же день.
– Но кто?
– А вот они и убьют – старший герасим и генерал гвардии. Не сами, вестимо, но по приказу ихнему.
– Муму и Петя? Меня? Но за что? Ты считаешь, что они мне не поверили? Считают меня самозванцем?
– Поверили, так же, как и я. Будь по другому, тебя бы казнили прилюдно. Сейчас же собираются убрать втихаря.
– Но мы же всегда были друзьями...
– Друзьями они были до тех пор, пока из чаши власти не хлебнули. Это тогда, десять лет назад никто не решался принять бразды. А нынче для них каждый, кто хоть малейшую угрозу для их правления представляет, злейший враг.
– Вот как... Но я не могу уйти отсюда. Здесь моя женщина, здесь мой сын.
– Мне жаль тебя огорчать, но их здесь нет, Светлый.
– Как это – нет?! Я своими глазами её сегодня видел!
– Ты видел не её. Нынче другая женщина носит её имя. Светлая лад-лэд-ди-ма Та не смогла благополучно разрешиться от бремени. Её дочурка тоже не выжила. Прости за скорбную весть.
– Дочурка? Разве не сын? – спросил я почти машинально.
– А тут уж дела государственные пошли. Совет решил: нельзя допустить, чтобы народ остался без почитаемой лад-лэд-ди-ма, а Парма – без наследника. Вот сообща и решились на подмену. Как записано в секретном протоколе, "не корысти собственной ради, а для поддержания порядку". Привели тайной тропой с дрогоута девушку, фигурой схожую. С тех самых пор лад-лэд-ди-ма якобы в знак скорби по тебе, ушедшему, лица никому не открывает. Ну и, сам понимаешь, инфант-лэд Тарди... Не твоей он крови, подменыш.
Та больше нет. Нет и никогда не будет. Я её никогда не увижу. Тогда зачем я здесь? Что мне до этого города? Ни мне он не нужен, ни я ему. Люди приспособились жить и без своего бывшего покровителя. Их быт устоялся. Они не хотят ни перемен, ни потрясений. Это естественно. За десять лет Олин Апри перестал быть человеком. Здесь, в Парме, он стал легендой, божеством, в других местах Ланелы – проклятием. И в том, и в другом случае прикасаться к нему опасно. Да и бессмысленно. Что ж, забудь о нём, Ланс из Реголата, и иди своей, новой дорогой. Со старой тоской в груди.
– Ну что ж, – вздохнул я. – Раз тут такие дела, то лучше мне уйти. Пожалуй, даже не прощаясь.
– Трудно это будет, – отозвалось А-Ту. – Генерал Петя привёл с собой два взвода скорострельщиков. Снаружи дожидаются. Вроде бы как для почёта. Приказано им сопроводить тебя в трапезную. А какие наставления сверх того им дадены, могу только догадываться.
– Понятно... Что ж, тогда я уйду отсюда другим путём. Узилище – пристрой. Что находится за стенкой?
– Поварня.
– Вот через неё и уйду. Только перед тем, как навсегда покинуть здешние места, хотелось бы с тобой ещё поговорить. Сейчас уже для этого нет времени. Где мы можем встретиться? Может, в едальне?
– Там тебя, лишь только хватятся, первочерёдно искать начнут.
– Тогда, может быть, у Мири Дозорова в доме?
– Нет, ни в городе, ни окрест тебе не укрыться. Выбирайся за стену, к воротам, что на закат. От них дорога идёт и через полсиля в лес заходит. А ещё через полсиля сосна приметная. Возле неё меня и ожидай. Сейчас я скажу страже, чтобы тебя не беспокоили, однако вскоре всё равно хватятся, так что поторопись.
А-Ту вышло. Я, не тратя времени даром, прорезал Мечом лаз в стенке, перебрался в соседнее помещение и, сделав ручкой остолбеневшим подле бурлящих котлов и скворчащих плит поварам, вышел через дверь. Чуть поплутав по коридорам терема, вышел на площадь возле стадиона и затерялся в празднично шумящей толпе.
Заходить в дом к Мире, где я квартировал, необходимости не было. Всё самое ценное – Меч, таинственный шарик, позналь Иденса и кошель с остатками денег – я постоянно носил при себе. Пока шёл по Парме, постоянно ловил на себе любопытствующие взгляды – события на стадионе очень некстати сделали мою особу чересчур популярной. Однако "врагом народа" меня ещё не объявили, а потому и задержать никто не пытался. Чтобы сбить возможных преследователей со следа, я вышел из города через северные, выходящие к реке ворота и прошёл до таможни. Сначала намеревался выйти вообще через восточные, но уж слишком большим получался крюк, который пришлось бы давать вокруг города.
Таможенники – не гвардейцы, и дисциплинка у них, как я убедился, ещё та. Вот и сейчас башня пустовала. Все отправились в город, на праздник. Мой челн преспокойно лежал возле стены. Я отнёс его на воду, загрузился и, никем не замеченный, отплыл вниз по течению. Впрочем, если кто-то и заметил, это даже лучше. В погоню по реке за мной отправиться не на чем, не на лодьях же! Поругаются да и махнут рукой на это дело.
Через несколько сотен метров, когда последние строения Пармы скрылись из вида, я причалил к берегу, спрятал байдару в кустах, а потом прямиком по лесу добрался до указанной А-Ту дороги. К этому времени уже начинало смеркаться, но сосну, о которой шла речь, я успел найти и удобно обосновался недалеко от неё в густых зарослях ельника. Дорога оказалась совсем новой, малоезженой. Её мостили толстыми стволами деревьев вдоль, а потом другими, потоньше – поперёк.
Ждал я довольно долго. Уже совсем стемнело, когда со стороны Пармы показался двигающийся огонёк. Когда он приблизился, то оказался дорожным факелом на передке небольшого фургона, влекомого двумя волами. Колёса дробно тарахтели по брёвнам дороги, промежутки между которыми ещё не успели забиться землёй. Волами правил крестьянин по имени Ликки. Напротив сосны он остановил повозку. Дверца фургона отворилась.
– Светлый, это я, – услышал я голос своего бывшего адъютанта.
Я вышел из своего укрытия и, провожаемый более чем удивлённым взглядом Ликки, присоединился к А-Ту, которое тут же дало распоряжение вознице:
– Езжай вперёд до первой стоянки – там переночуем.
– Куда ведёт эта дорога? – поинтересовался я.
– В Орими, – ответило А-Ту.
– В Орими? Но тамошние охотники утверждают, что такой дороги нет!
– Она только строится. Без связи с другими государствами, без торговли жить очень трудно. Хотя и безопаснее. До Орими осталось проложить примерно полторы дюжины силей тракта.
– Ликки – твой доверенный человек? – поинтересовался я.
– Нет. Почему ты так решил? Он просто нанят для поездки.
– Но ты, не скрываясь, называешь меня Светлым. Думаешь, он будет об этом молчать?
– Конечно, нет. Он будет рассказывать об этом всем и каждому.
– У тебя могут быть неприятности.
– Могли бы быть, вернись я назад. Но я не хочу возвращаться. В последнее время я всё чаще вспоминаю то недолгое время, когда мы жили в Одессе. И когда сравниваю его со всем тем, что делается в Парме сейчас, на меня наваливается какая-то тёмная грусть. Кругом ложь, лицемерие, зависть.
– И что ты собираешься делать?
– То, что должен делать адъютант, Светлый. Если, конечно, тебе нужен адъютант...
– Адъютант? Пожалуй, не нужен. Но не спеши огорчаться. Я хотел предложить тебе другую должность.
– Какую?
– Должность лад-лэда. Точнее, лад-лэдо.
– Ты смеёшься надо мной, Светлый?!
– Отнюдь.
И я рассказал А-Ту всё то, что со мной приключилось в Окотэре.
– Вот и получается, что я сейчас незаконный правитель этого государства – законным может стать только бепо. Но если я объявлю, что передал власть тебе, то ты сможешь занять престол на вполне законных основаниях. И преобразовать это разбойничье гнездо в процветающее государство.
– Процветающее государство среди бесплодной и безводной Божьей Столешницы? – изумилось А-Ту. – Но, Светлый, как ты себе это представляешь?
– Не такая уж она и безводная. Воды на Божьей Столешнице очень много. Я ещё не встречал такого: долина вся пронизана подземными реками как тело кровеносными сосудами. Правда, на поверхность эти реки выходят не слишком часто, только в виде небольших источников, и во всех этих местах уже построены дрогоуты. А под Окотэрой, расположенной в низине, столько воды, что можно всё вокруг неё на многие сили превратить в цветущий сад...
– ...изгаженный крысобаками, – саркастически усмехнулось А-Ту.
– Кстати, о крысобаках, – продолжил я своё прожектёрство. – Да, люди боятся их, прячутся на ночь за надёжными стенами, с ожесточением отбиваются от набегов. Но ни один человек не пойдёт вглубь долины с тем, чтобы выслеживать и убивать этих тварей... если за это не платить! Если же это дело будет сулить хорошую прибыль, то в ход пойдёт всё: сети, арбалеты, ловушки, западни... да мало ли ещё чего! Платить, положим, по катиму за пару крысобачьих ушей...
– Уши? Зачем они нужны? Платить надо за хвост.
– Чем же хвост лучше пары ушей? Он же во много раз тяжелее.
– Но полезней. Мне рассказывал Тико Тони, что хвост крысобаки хоть и противен на вкус, но имеет очень большую целительную силу, от множества хворей помогает. А если его на солнце провялить, то он до-олго хранится. Вяленым его моряки с собой в плавание берут – помогает от зубопада-болезни.
– Вот видишь! – я многозначительно поднял палец. – Дело-то может ещё и прибыльным оказаться! Глядишь, кто-нибудь даже додумается крысобачью ферму организовать. А ещё одним источником благосостояния может стать Кошка Лоп. Белые полосы этой горы – превосходный мрамор, из которого можно строить дворцы, святилища. Этот товар быстро нашёл бы покупателя. Что скажешь?
А-Ту надолго задумалось, а потом сказало:
– Ты предлагаешь мне престол. Что ты хочешь взамен?
– Да, многое изменилось за эти годы... Раньше бы у тебя такой вопрос не возник. Впрочем, твоя правда. Есть у меня на этот счёт кое-какие планы...
Дорога, которую жители Пармы прокладывали к цивилизации, очень отличалась от остальных путей Ланелы. Во-первых, как я уже упоминал, её мостили брёвнами. Почти совсем прямая, она пролегала между стеною стоящими высоченными вековыми деревьями. Создавалось впечатление, что едешь по дну довольно немелкого каньона. Обочин у дороги практически не было, съехать с неё не позволяли густые заросли. Для того чтобы встречные караваны могли разминуться, полотно строилось двойной ширины. Лишь изредка встречались отвороты, ведущие к вырубленным делянкам, предназначенным для отдыха и ночёвок. На одной из них, находящейся метрах в пятидесяти от дороги, мы и остановились. Здесь были сооружены небольшой бревенчатый сарайчик, стол со скамейками под навесом да маленький очаг с небольшим запасом дров. Ножками как стола, так и скамеек служили пни срубленных деревьев. Строители всё изготовили основательно и хитроумно, без единого столь дефицитного в здешних местах гвоздя. Рядом в ложбинке тихо журчал ручей. На столе лежали несколько чистых глиняных тарелок, стояли четыре берестяные кружки. Не стоянка – мечта туриста!
Костёр мы развели, но небольшой, только для света. Продукты, которые взял с собой А-Ту, в готовке не нуждались: хлеб, копчёное мясо, сыр да бала – слабоалкогольный напиток, что-то среднее между пивом и сидром. Спать не хотелось, время проходило за неспешной беседой. А-Ту поведало мне о том, что произошло в Парме за время моего отсутствия. Впрочем, жизнь города протекала довольно спокойно и однообразно, а перипетии борьбы за власть меня особенно не интересовали: достаточно того, что я знал результат. Я, в свою очередь, принялся было рассказывать о своих приключениях, как вдруг волы, которых мы на ночь загнали в сарайчик, забеспокоились и тревожно замычали. А вскоре и мы услышали треск сучьев: кто-то, не таясь, ломился сквозь чащу прямо к нам. А-Ту обнажило кинжал, возница метнулся к стоящему рядом возку и вернулся с подобием копья: небольшая жердина с укреплённым на конце заточенным металлическим штырём. Я тоже приготовил Меч.
Вскоре между стволами мелькнуло что-то светлое, а затем на поляне появился незваный гость.
– Киман! – в ужасе выдохнул Ликки. Даже в полутьме я увидел, как он побледнел, кончик его оружия судорожно задрожал.
Зверь был великолепен. Внешне он напоминал росомаху величиной с белого медведя. Шкура животного раскраской походила на тигриную, только полосы более широкие, чёрный цвет чередовался с песочным. Длинные висячие уши зверюги напоминали спаниелевские, но размерами соответствовали хозяину. Полутораметровый очень пушистый хвост яростно хлестал по сторонам, напоминая плащ матадора.
– Оба! Заступничества молю! – просипел возница.
Свободной левой рукой А-Ту выхватило из костра горящую головню, я включил Меч. Однако ни стреляющий искрами костёр, ни чадящая головёшка, ни, тем более, ровное сияние Меча не пугали зверя. Он продолжал приближаться.
– Оставайтесь на месте! – приказал я и двинулся навстречу киману. Тот приостановился.
– Уходи, зверь. Уходи, и ты останешься цел. Уходи, и ты по-прежнему будешь царствовать в лесу. Но никогда не связывайся с людьми, – внешне спокойно постарался я уговорить животное, глядя в его налитые кровью глаза. Однако прямой взгляд на языке всех диких животных означает вызов. Кимана взбесил вызов существа, которого он способен убить одним ударом тяжёлой лапы. И он прыгнул.
Время для меня замедлило бег. Киман плавно надвигался по воздуху, массивный и грациозный одновременно. Жаль убивать такого красавца. Я слегка чиркнул кончиком Меча по чёрному блестящему носу, после чего кувырком ушёл в сторону. Нос у зверей – одно из самых чувствительных мест. Я надеялся, что боль образумит лесного великана и обратит в бегство. Но это лишь только ещё больше разъярило зверя. Он помотал головой, от чего кровь из раны разлетелась зигзагообразным веером, резко развернулся и прыгнул на меня вновь. В это время ближайшие кусты буквально распахнулись, оттуда стремительным снарядом наперерез киману вылетел Асур и, преодолев мощным прыжком несколько метров, вцепился мёртвой хваткой в его заднюю лапу.
"Что ж, извини, мишка. Я давал тебе шанс уцелеть", – подумалось мне. Я отпрянул в сторону и, когда киман "проплывал" мимо, чиркнул лезвием по его шее. Рез меча настолько тонок, что сначала показалось, со зверем ничего не случилось, лишь часть шерстинок сдуло с шеи потоком воздуха. Возможно, зверь сначала даже и не почувствовал ничего. И лишь только в тот момент, когда его передние лапы коснулись земли, голова от толчка отделилась и большим полосатым мячом покатилась по поляне. Лапы подломились, туловище кувыркнулось и тяжело, так, что содрогнулась почва, рухнуло. Асура, к счастью, не придавило. Из артерий перерезанной шеи зафонтанировала кровь. Голова ещё несколько раз разинула пасть в беззвучном рыке, взгляд кимана метнулся по сторонам и остановился, остекленел.
Я выключил Меч, подошёл к Асуру и потрепал его по гриве: всё, мол, бой окончен. Вместе с ворчащим и ещё подрагивающим от боевого возбуждения псом мы вернулись к костру. Следом подошли остальные. Ликки уставился на бепса круглыми от удивления глазами, забыв прикрыть рот.
– А-Ту, плесни-ка мне ещё немного балы. В горле пересохло, – попросил я.
– Бес с тобой, – утверждающе произнесло бепо, подливая мне из фляги. – Даже если бы у меня оставались сомнения, то появление Белого Пса уничтожило бы их навсегда.
– Это не Бес. Бес, к сожалению, уже слишком стар. Это Асур, то ли сын Беса, то ли его внук. В общем, отпрыск.
Через пару минут возница, наконец, опомнился.
– А ты... это... что с этим-то делать будешь? – спросил он меня, указывая на лежащую посреди поляны тушу.
– С этим? – я чуть призадумался. – Сейчас, пожалуй, ничего. Утром оттащим подальше в лес, чтобы стоянку не портить.
– Хочешь сказать, он тебе не нужен?
– Абсолютно.
– Так может, мне подаришь?
– Забирай.
– Вот уж благодарствую! Пусть Оба к тебе благоволят! – Ликки тут же поспешил к добыче и принялся за свежевание.
Утром мы с А-Ту проснулись довольно поздно. Разбудил нас стук топора по дереву и аппетитный запах жареного мяса. Мы выбрались из возка, в котором ночевали, и обнаружили, что туши кимана на поляне уже нет. Ликки рубил и подкидывал в костёр притащенные из леса толстые ветки. Рядом, на отодвинутых в сторонку углях, жарилось на прутиках мясо кимана.
– Ты что, Ликки, всю ночь не спал? – спросил я возницу.
– Вестимо. Когда ж спать-то, коли дел невпроворот? Шкуру снять, сало вытопить, мясо прокоптить, захоронить то, что в дело не идёт, "киманову тризну" справить. Как без тризны-то? Замучает дух киманов... Да дрова вот кончились, хворосту насобирать пришлось.
– Так ты что, всю поленницу спалил?
– Знамо. Мяса-то сколь! В три костра жечь пришлось. Вон-таки, угощайтесь: киманятина на прутиках, да с моими приправами – смачнее не сыщешь! Я уж, право слово, сверх пуза поел. А шкура-то какая знатная да шелковистая! Я её покамест в ручье замочил, ниже по течению. Как вертаться будем – подберу.
– Дров надо заготовить, – припомнил я неписаный туристский закон. – Столько же, сколько было.
– Столько ж? – уныло вскинул брови Ликки. – Да я же с таким уроком до вечерней зорьки не управлюсь!
– Помогу, – успокоил я и направился к стоящей неподалёку сухой сосне. Свалить и расчленить её на полешки при помощи Меча было делом нескольких минут. Один взмах – и сухостой срублен, осталось лишь нажать плечом, чтобы дерево упало. Жик-жик-жик-жик – и ветки обрублены. Несколько раз прошёлся вдоль ствола, и он уже наструган "соломкой". А нарезать, как колбасу, на полешки, и вовсе не проблема.
– Всё! – сказал я следившему за моими действиями с выпученными глазами Ликки. – Ветками пусть другие, если хотят, занимаются. Твоя задача – сносить дрова в поленницу.
Пока мы с А-Ту завтракали изумительно вкусными шашлыками, возница стаскал все дрова. Поленница, которую он сложил, надо сказать, получилась раза в четыре больше, чем та, которую мы застали здесь вчера вечером. Так что в дальнейший путь мы отправились со спокойной совестью.
За сутки с небольшим, переночевав в пути ещё раз, уже без приключений, к полудню мы добрались до того места, где ещё продолжалось строительство: стучали топоры, визжали пилы, скрипели тачки.
Здесь А-Ту отпустило возницу. Перед прощанием Ликки протянул мне небольшой пушистый свёрток.
– Возьми, Светлый. Твоё по праву, – сказал он.
– Что это?
– Так ведь... тюшок.
– Что такое тюшок?
– Ну, шапка такая. Из ушей кимана. Добрая шапка. Зимой греет, летом от зноя спасает. Я её в дороге сшил.
Я развернул шапку. Из сшитых вместе длинных ушей хищника получился довольно забавный головной убор, отдалённо напоминающий башлык. Как показал осмотр, при его изготовлении кройка не требовалась.
– Когда успел? – поинтересовался я.
– Так долго ль? Вот в этом месте жилкой сшить – и вся работа.
– Ну так и оставил бы себе.
– Нет, Светлый, то никак не можно. Тюшок, вишь, носить право имеет токмо тот лишь, кто зверя завалил. Иному она удачи не принесёт. А мне, право слово, и без того твоей милостью немало досталося.
Дальше мы пошли пешком. Когда проходили мимо дорожных рабочих, они, забыв о своих занятиях, замерли, провожая глазами Асура. Лишь только один, по-видимому, начальник, подобострастно кивал, приветствуя Секретаря Совета, но вид при этом имел не менее огорошенный.
Если бы за нами послали погоню, то найти нас не составило бы труда. Для этого даже не требовалось быть следопытом: я шёл первым и прорубал в зарослях тропу, не заметить которую было невозможно. Лес в этих местах необычайно густой. Если бы не Меч, мы бы плелись со скоростью максимум полтора силя в час, а благодаря ему добрались до Орими часа за четыре.
