Текст книги "Козыри богов(СИ)"

Автор книги: Владимир Городов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

Глава 3
...До основанья. А затем?

Свои новые кочевые жилища фигляры обжили практически моментально и уже со смехом вспоминали те времена, когда внутри фургона нельзя было опереться о стенку без опасения выпасть наружу – такое всё было ветхое. Старые фургоны Кавни с трудом продал на дрова по совсем бросовой цене. Даже обычные дрова стоили много дешевле: их, по крайней мере, не нужно ломать-разбирать.

При переселении в новые дома на колёсах Зи чуть не поссорилась со своим отцом.

– Да что же это такое делается-то! – возмущалась она. – Если не меня, так хотя бы вола своего пожалел! В фургоне уже давным-давно повернуться невозможно, а ты всякий хлам, который и не пригодится никогда, всё с собой возишь! А я ума не приложу, куда можно Ланса и Ти устроить!

– Ну что ты такое говоришь, дочка?! Как так может быть, чтобы не пригодилось? – отбивался Кавни. – Всенепременно когда-нибудь пригодится! Давным-давно ведь подмечено: как только что выбросишь – ан на следующий же день уж и сгодилося бы, да где его искать? Да-а...

– Вот на это глянь! – потрясала Зи перед носом сетрика тёмно-коричневым от старости решетом, от волосяной сетки которого остались лишь жалкие обрывки. – Кому и на что такое "сокровище" надобно?!

– Как знать, может, на что и сгодится...

– А вы положите эту штуковину посередине дороги, – в шутку предложил я. – Если вещь нужная, кто-нибудь обязательно подберёт!

– А так и сделаем! – решительно произнесла Зи. Она демонстративно шлёпнула решето на дорогу, села на крылечке фургона и, подперев голову кулачками, принялась ждать. Кавни в такой же позе примостился рядом. Долгое время ничего не происходило: все прохожие просто обходили решето. Потом какой-то не слишком ловкий зазевавшийся мужичок наступил на него таким образом, что оно резко крутнулось и противоположным краем ударило его по передней части голени, "по косточке". Зашипев от боли, тот сильно пнул злополучное решето, отчего оно колесом покатилось вдоль по единственной улице Ветлока. За ним с восторженным визгом бросился какой-то малыш и, подпинывая ногой, помчал его дальше и дальше.

– Вот видишь, сгодилось! – довольно хмыкнул Кавни. – Ну скажи: чем не забава для дитяти?

– Вот-вот! – упёрла руки в бока Зи. – И всё остальное барахло только на то и годится, чтобы его вдоль по улице пинать!

Закончилось всё тем, что Зи, несмотря на жалостливые причитания Кавни, вывалила на землю кучу старого, рассыпающегося на куски хлама и подожгла его. Сетрик как-то безвольно сидел у костра и, изредка вытирая слезящиеся глаза тыльной стороной ладони, бормотал себе под нос:

– Вон тот коврик твоя мама сделала из своего старого платья. Красивое было платье. Она в нём танцевала. Ах, как она танцевала, моя милая Хо! А вот это вот – спинка от твоей колыбельки. Я сам её сделал. Да-а, сам. А вон ту миску деревянную мне подарил Паргил. Ты, доченька, помнишь Паргила? Вот ведь весёлый был человек! Да-а...

Зи грустно подошла к нему сзади и обняла за плечи:

– Тятя, но ведь нельзя же так, нельзя! Нельзя жить только прошлым, вот этими ненужными вещами! Нельзя, чтобы они тянули нас назад. Посмотри: перед нами целый мир, и весь он – для нас!

В Икорику, дрогоут, который, согласно предыдущей «легенде», был моей малой родиной, труппа прибыла далеко за полдень, ближе к вечеру. До заката – времени, когда на Божьей Столешнице начинают безраздельно царствовать крысобаки – оставалось ещё часов пять-шесть.

– Кавни, – остановил я хлопочущего по обустройству труппы сетрика, – на сегодня я вас оставлю. Мне надо побывать в Урочище Девятирога.

– К старцам-веломудрам? Мудрости Девятирога искать? – понимающе кивнул тот. – Хорошее дело. Да-а... Только, думаю так, не лучше ль тебе завтра отправиться? С утречка? Не поздновато ль сегодня-то? Дотуда, сказывают, пешим ходом часа четыре добираться, в оба конца не поспеешь.

– Там переночую, – ответил я. Вооружился узким и не слишком длинным, больше похожим на кинжал мечом из нашего арсенала, свистнул Асура и отправился в дорогу.

– Береги себя, – напутствовала меня Ти.

Дневная жара уже спала, светило медленно катилось к горизонту. По просторам долины резвился ветер: не слишком слабый, но и не из тех, что поднимают песчаные бури. Идти по знакомой дороге было легко и приятно. Асур, полдня проспавший в фургоне, – так тот вообще резвился и бегал взад-вперёд как щенок. Но преотличное настроение мигом пропало, едва вдали показались скалы и стена, закрывающая вход в урочище. Что-то было не так. Но что именно, я разглядел только тогда, когда мы подошли ближе: большие деревянные ворота исчезли, каменная стена местами обезображена обвалами. Ещё через некоторое время ветер донёс запах гари...

Монастырь кто-то разрушил, причём совсем недавно. Полностью сгорели и ворота, и единственный деревянный дом – пристанище для ищущих Мудрости Девятирога. На земле и камнях ещё виднелись тёмные пятна того, что в совсем недалёком прошлом – думается, три или четыре дня назад – было человеческой кровью. Такие же бурые пятна в изобилии покрывали разбросанные повсюду рваные куски красной и синей материи – всё, что осталось от монашеских ряс. Повсюду валялись человеческие кости со страшными отметинами крысобачьих зубов: видимо, поживы у ночных хищников оказалось вдосталь, обычно от жертвы они не оставляют ничего. Однако крысобаки и стервятники только лишь закончили чёрное дело, ибо ни те, ни другие ничего не сжигают и не воруют: красивые светильники из кованого металла, стоявшие раньше перед каждым Рогом, исчезли.

Полное разорение и запустение. Ни единой живой души – в этом я был уверен, иначе Асур бы почувствовал. И посреди всего этого хмуро высятся девять Рогов – наконечники и средоточия сил стихий. Я подошёл к Рогу Воды и осторожно коснулся его ладонью. Ничего не произошло. Гладко отшлифованная поверхность камня была тёплой, приятной на ощупь – и только. А я в глубине души надеялся, что Рог вспомнит меня, узнает в другом теле и вновь даст мне своё имя и покровительство. Нет, просто так ничего не получается, требуется ритуал.

Что ж, надежды не оправдались, а потому больше мне в этом месте делать нечего. Но солнце уже висит над самым горизонтом, а это означает, что возвращение сегодня невозможно. Прогулки ночью по Божьей Столешнице всегда оканчиваются одинаково: от путников остаётся только то, что не могут переварить лужёные желудки крысобак. Так что самым разумным выходом мне показалось – переночевать в одной из многочисленных пещер, надёжно забаррикадировав вход в неё.

Я спешно принялся собирать крупные камни и закладывать ими вход в одну из пещерок, ранее служившей кельей для монахов. Подходящих камней поблизости лежало не слишком много, за каждым последующим приходилось ходить всё дальше и дальше, а потому с ростом моей баррикады темпы её возведения снижались. Между тем солнце скрылось, сумерки быстро сгущались. Пришлось оставить мысль о том, чтобы собрать топливо для костра – успеть бы построить убежище!

Я, покряхтывая, тащил очередную глыбу, когда послышался жуткий вой ночных тварей, и в створе бывших ворот, между обгоревшими столбами мелькнули несколько неясных тёмных силуэтов. А мне до завершения строительства убежища недоставало всего-то ничего! Я укрепил принесённый камень на вершине завала и оглянулся, примериваясь: успею ли принести ещё хотя бы один? Нет, не успеть! Полная луна и её искусственная "подруга", выкатившись на небосклон, высветили урочище. Все предметы обрели резкие тени и графическую чёткость. Десятка два ночных монстров уже по-хозяйски шествовали по осквернённой земле монастыря. Делать нечего: придётся обходиться тем, что есть. В оставшийся незаделанным лаз я с трудом впихнул злобно рычащего, рвущегося в схватку Асура, забрался туда сам и специально оставленными для этой цели внутри пещеры кусками гранита попытался заделать отверстие. Камней катастрофически не хватало: оставалась дыра, ещё вполне достаточная для того, чтобы в неё могла пролезть даже крупная крысобака.

– Очень похоже на то, Асур, что спать сегодня нам с тобою не придётся, – обнажая меч, сказал я псу, который продолжал глухо ворчать, не сводя глаз с лаза. – Будем встречать сталью каждую поганую морду, которая посмеет сюда сунуться.

Завывания и противное тявканье снаружи становились всё ближе. Совсем рядом послышалось частое дыхание хищника, а затем – скрежет зубов и треск разгрызаемой кости: зверь подобрал что-то, не сожранное в прошлый раз. Ещё немного, и стало слышно сопение, царапанье когтей по камню и несколько видневшихся в проёме звёзд заслонило тело животного. Дыхание ночного монстра ещё более участилось: он принюхивался. Крысобака, почуяв нас, злобно взлаяла и стала протискиваться внутрь. Её хриплое дыхание перемежалось с истерическими взвизгиваниями. В келье стало абсолютно темно. Я ничего не видел, но с силой ткнул мечом в то место, где, по моим расчётам, должно было находиться горло животного. Меч вошёл в мягкое, затем хрустнула кость. Для надёжности я ещё провернул лезвие в теле крысобаки. На руку брызнула тёплая жидкость, послышался громкий предсмертный хрип. Почти тотчас труп зверя с шуршанием стал двигаться назад, выволакиваемый наружу другими хищниками, снаружи послышались звуки какой-то возни, драки, а затем и жадное чавканье– твари утоляли ненасытный голод своей бывшей товаркой. А вход заслонила новая тень. И всё повторилось опять.

Если сначала и было несколько страшно, то потом стало просто рутинно и омерзительно. Я чувствовал себя начинающим мясником на бойне. Тупые звери лезли на погибель один за другим, смерть предыдущих их ничему не учила.

Когда в проёме показалась то ли десятая, то ли одиннадцатая крысобака, я вновь отвёл руку с мечом для очередного удара. Однако псина неожиданно резко оборвала свой визг и, пятясь, стала двигаться обратно. Асур, до этого лишь тихо и злобно порыкивающий, вдруг заволновался, засуетился и устремился к лазу с явным намерением выбраться наружу.

– Асур, ты что?! – удивился я. – Там же кишмя кишит этих тварей!

Однако пёс принялся гавкать, скрести лапой камень, всячески давая мне понять, что ему крайне необходимо сейчас быть там, за баррикадой.

Я прислушался. Снаружи стало тихо: только стрекотание цикад да цвиканье какой-то ночной птахи.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал я и вынул из завала несколько верхних камней. Пёс вылез, и я, переключившись на его намного лучшее, чем у меня, зрение, увидел шокирующую картину. Внутри Круга Девятирога совершенно спокойно стоял полностью обнажённый, ничем не защищённый человек, а целое полчище крысобак расселось подле, устремив на него свои взгляды. Асур подошёл ближе и сел среди стаи: ни одна крысобака не обратила на него ни малейшего внимания. Да и сам пёс вёл себя как загипнотизированный.

Я тоже вылез наружу, но подходить ближе поостерёгся, держался поблизости от спасительной баррикады. Впрочем, и отсюда в ярком лунном свете я мог прекрасно рассмотреть незнакомца. Человек был идеально сложен: правильные пропорции тела, рельефная мускулатура. Волосяного покрова на нём не присутствовало абсолютно, однако язык не поворачивался назвать его лысым: почему-то казалось, что всё именно так и должно быть. А вот лицо его было необычным: слишком, на мой взгляд, большие глаза, слишком маленькие нос, рот и уши, что отнюдь не делало его некрасивым. Скорее, наоборот.

"Уж не управляет ли он ими? – мелькнуло у меня подозрение. – Как Аррутар? И если Аррутар – Великий Синий Пёс, то этот, вполне возможно, – Великая Крысобака?"

Между тем человек продолжал оставаться в неподвижности ещё довольно длительное время. Животные вокруг тоже не шевелились. И вдруг, как по команде, вся стая вскочила и дружно потрусила к выходу из урочища. Возле человека остался только Асур. Когда последнее из животных скрылось за стеной, я, не выпуская из рук меча, осторожно подошёл ближе и стал рядом со своим псом. Человек по-прежнему был неподвижен.

– Да будут длани Обоих над тобою! – поздоровался я. – Как ты сумел прогнать зверей?

– Гармония – это совершенство. Совершенство – это гармония, – произнёс он отстранённо, чуть напевно, словно декламируя. Слова лились плавно и непривычно для слуха: это был язык Иных.

Хотя новые фургоны были просторнее и, следовательно, массивнее, волы, похоже, не чувствовали разницы: на подшипниках повозки катились значительно легче. Я сидел на козлах переднего фургона рядом с сетриком. Сзади мирно посапывал Асур. Из фургона слышался весёлый смех Зи и Ти. Девушки быстро сдружились и всегда помогали друг другу. Во всём. Абсолютно. И даже на выступлениях пели вместе, на два голоса. И получалось это у них просто превосходно.

Кавни что-то рассказывал, но я, задумавшись о своём, его не слушал. Впрочем, ему это и не было нужно: не будь рядом меня, он бы точно так же рассуждал-разговаривал, обращаясь к своему волу. Я же вспоминал встречу с Иным в Урочище Девятирога.

Странный у нас получился разговор. Бестолковый. Мы говорили на одном языке, но не находили контакта. Он оперировал необычными терминами и понятиями, суть которых ускользала от меня, а перейти на более доступный мне уровень, так сказать, "твоя-моя", он то ли не желал, то ли не догадывался это сделать. Тем не менее, кое-что понять и узнать мне всё-таки удалось.

Несколько столетий назад корабль Иных Людей (буду продолжать называть их так) приземлился на Ланелу с целью обрести здесь второй дом. Что там случилось у них на родной планете – перенаселение ли, глобальная ли война, космический катаклизм или экологическая катастрофа – не знаю, об этом как-то умалчивалось. Скитались они в необъятных просторах космоса, судя по всему, довольно долго, намно-ого дольше, чем Моисей с евреями по пустыне бродил. И вот – о, радость! – уютная, вполне пригодная для проживания планетка! Тот факт, что на планете существует цивилизация, их нисколько не смутил: планета большая, места всем хватит. Да и то сказать, что такое четыре сотни человек экипажа на миллионы и миллионы квадратных километров!

Приземлились они, стало быть, УТОПИЛИ свой корабль в горном массиве (это какой же уровень науки и техники должен быть!), сделали из него базу и принялись обустраиваться в приглянувшемся им Суонарском каньоне: отгородились стеной, возвели здания.

Правда, часть переселенцев – и очень большая, почти половина! – в этом процессе участия не принимала. Это были своего рода реформаторы цивилизации, которые считали что путь технического прогресса – тупиковый. Чем более немощен человек, утверждали они, тем в большем количестве приспособлений для поддержания своей жизни он нуждается. Технический прогресс – ненасытный идол, непрестанно требующий всё новых и новых жертв и от людей, и от планеты, хотя по сути своей он – всего лишь свидетельство недоразвитости общества на данный момент. Будущее человечества – в обретении Гармонии с Природой. Дом человека – вся Планета, а отнюдь не четыре стены, которыми он пытается от неё отгородиться.

С этими лозунгами "натуралисты" покинули "технократов", и теперь у них своя цивилизация, которая приведёт в отчаяние будущего археолога, пожелай тот её изучить. Она не оставляет следов. Эти люди, овладевшие телепатией и телекинезом, живут поодиночке, но при этом все они всегда вместе, мысли каждого открыты для всех. Они не нуждаются ни в средствах связи, ни в жилищах, ни в одежде, ни в транспорте. Им чужды такие понятия, как "материальные ценности" и "институт власти" – основные источники конфликтов в любом другом обществе.

– А как же искусство? Театры? Музеи? – недоумевал я.

– Навязывание своего видения или всеобщее осознание прекрасного – что более достойно называться искусством? – ответил он.

– А как же научные учреждения? Библиотеки? – не унимался я.

– Познание Истины – основа основ. Но нам не нужны пыльные хранилища. То, что познаёт один – познают все, что знает один – знает каждый.

Больше всего меня поразило то, что у них нет любви в нашем понимании. Любовь, считают они, это естественная форма общения между всеми своими собратьями, выделяя кого-нибудь особенно, ты обижаешь других.

"Натуралисты" почему-то посчитали, что их количество – около двухсот человек – оптимально для такой планеты, как Ланела и искусственно поддерживают численность своей популяции. Если кто-то из них устаёт жить, он заявляет об этом и ждёт до того момента, пока у избранной пары не появится ребёнок. Только после этого можно уходить. Нет, ни о каком самоубийстве речь не идёт: человек просто покидает своё тело, которое рассматривается как временное пристанище на пути к... К чему – я так и не понял, какие-то высшие материи.

Когда до Иных дошла весть о катастрофе, случившейся с их собратьями-"технократами", они опечалились. И только. Никакой злости, агрессии, желания отомстить тем, кто это злодеяние сотворил. Однако раз уж такое произошло, то было принято общее решение ликвидировать артефакты техногенной цивилизации: слишком уж это опасные игрушки для аборигенов.

Вот тут-то, как оказалось, мы и подошли в нашем разговоре к тому моменту, ради которого Иной и явился пред мои светлые очи.

– Мы знаем, что ты ищешь доступ на станцию, – сказал Иной. – Ты получишь его в том случае, если поможешь осуществить ликвидацию артефактов, оставшихся после нашей техногенной цивилизации.

– Вы о чём? – говоря "вы", я уже имел в виду, что обращаюсь ко всем Иным сразу.

– О приборах, созданных с помощью так называемых высших тэш-технологий. Неподконтрольных осталось пять. Здесь их называют Огненными Мечами.

"Всё правильно, – подумалось мне. – Было семь, два сгинули вместе со мной и императором".

– И что будет, если я помогу вам? – спросил я.

– Доступ на станцию. Возможность заготовить достаточное количество вакцины. Возможность вынести из станции библиотеку.

– Я ничего не говорил ни о вакцине, ни о библиотеке!

– Думал.

– Вот как?! Вы читаете мои мысли? Тогда ответьте и на остальные вопросы.

– Отвечаем. Мы не можем сами изъять артефакты, потому что это может быть связано с насилием, которое для нас неприемлемо. О присутствии артефактов ты будешь оповещён. О твоём Предназначении нам ничего не известно. Покровительство Рога Воды тебе вернуть не можем: Соглашение. Нам дозволено существовать в этом мире, но не дозволено вмешиваться в Игру Того и Другого.

– Значит, для всех вас это просто игра... Образно говоря, люди – колода карт, а Предназначенные – козыри.

– Вся жизнь разумного существа есть Игра: постановка Цели, выполнение Правил, достижение Результата...

– Я должен подумать прежде, чем что-то вам пообещать.

– Мы не требуем обещаний. Мы устанавливаем Правила своей Игры. Принять ли в ней участие – решаешь сам.

От воспоминаний меня отвлекло появление Нити Дионы, которая пересекала наш путь. Я издалека увидел её сияние и покосился на Кавни: интересно, видит ли он этот удивительный энергопровод? Ведь этой способностью обладает далеко не каждый. Но сетрик сидел, задумчиво глядя прямо перед собой и, судя по всему, видел только дорогу. А может, и её не видел. Бывает так: глаза открыты, но ты, погрузившись в свои мысли, ничего не видишь, ничего не фиксируешь. Нить всё приближалась, приближалась. Вот уже вол переступил через неё копытами. Вот она потихоньку скрывается под фургоном. И вдруг из неё вырвался мощный протуберанец и ударил сетрика в грудь! Кавни резко вздрогнул, хватанул ртом воздуха и наклонился, выставив вперёд плечи: видимо, обожгло ощутимо. Некоторое время он продолжал сидеть в такой позе, потом повернул голову в мою сторону. Я молчал.

– Что? – задал он несуразный вопрос.

– Продай, – предложил я.

– Что? – вновь спросил он.

– Ту штуковину, что у тебя на шее болтается.

– Но откуда ты?..

– Знаю. В следующий раз может грудь насквозь прожечь! – постращал я.

– Ни за что! Это мне подарил один замечательный человек. Он сказал, что...

– Предлагаю один золотой.

– Два!!

– Не хочешь – не надо.

– По рукам!!

Я вынул из кошелька золотой тим, а Кавни снял с шеи ладанку на шнурке, коими предметами мы и обменялись. Не сдержав любопытства, я тут же открыл маленький мешочек и вытряхнул его содержимое. На ладонь выкатился ещё горячий шарик матово-серебристого цвета. Он не был монолитным, а казался собранным из множества частей, словно игрушка-головоломка. Я опустил артефакт в свой кошель и не удержался от разочарованного вздоха. Без сомнения, этот предмет был из арсенала Иных, о чём кроме произошедшей на моих глазах "подзарядки" свидетельствовал ещё и номер "97", выгравированный на одной из пластинок шарика знаками пришельцев. Однако что это такое и для чего предназначается, я не имел ни малейшего понятия. Говоря откровенно, покупая у Кавни "кота в мешке", я надеялся, что у сетрика находится Камень Ол. Не случилось.

Повозки, влекомые ленивыми волами, медленно катились по наезженному тракту. Колёса тарахтели по сухой каменистой земле, и при отсутствии рессор (эх, надо было бы и их тоже «изобрести»!) от тряски спасала только большая копёшка сена. Впрочем, сегодня фургон Кавни сотрясался не только от попадающих под колёса камней и рытвин, но и от гомерического гогота У-Ди и А-Ди, в который вплетались звонкий хохот девушек и гулкое гыгыканье сетрика, прижимавшегося ухом к окошку в перегородке. А дело было в том, что уже после нескольких выступлений у меня начали уши скручиваться в трубочки от сальностей и пошлостей, из раза в раз повторяемых нашими шутами, и сегодня я собрал их на мастер-класс.

Мастер-класс сводился к тому, что я рассказывал им и заставлял запоминать для своих выступлений "смешилки" – анекдоты, которых в моей памяти хранилось "от Ромула до наших дней". Всех любопытствующих, заглядывающих к нам, дабы узнать причину такого безудержного веселья, выпроваживали со словами: "Потом, потом, всё потом! Вечером всё узнаете!"

Конечно, рассказывал я не всё подряд, что приходило в голову, а лишь то, что будет понятно в здешних реалиях и что можно представить в виде сценки-диалога. Рассказав анекдот, я давал своим курсантам время прохохотаться. Смеялись они заливисто, чуть не до колик.

– Ох-хо-хо-хо!!! Говоришь, "дома ни... ни.. ни капли..." Хо-хо-хо!!! – выпучив глаза, пыталось воспроизвести ключевую фразу У-Ди.

– "...хмельного! Ха-ха-ха!!! – подхватывало А-Ди. – ...а она... а она..."

– "...мебель покупает!!" Хи-хи-хи!!! – заканчивала пассаж Зи.

– Это скалка-то, скалка! Гы-гы-гы-ы!!! Ну это и мебель, я тебе скажу! – доносилось с облучка. – Гы-гы-гы...

После этого распределялись роли и микросценка репетировалась до тех пор, пока режиссёр – то есть я – не оставался доволен, а актёры не переставали прыскать от смеха. Тогда я переходил к следующему анекдоту, и всё повторялось снова.

Словом, репетиция проходила весело, но была неожиданно прервана встревоженным голосом сетрика:

– Ланс, глянь-ка в окошко. Не знаю, что это, но мне оно не нравится!

Я выглянул наружу и увидел вдалеке какие-то клубы: то ли дым, то ли пыль. И эти клубы быстро смещались в нашу сторону. Степной пожар – страшная вещь, доводилось мне его видеть под Ростовом-на-Дону! Однако на Божьей Столешнице большой пожар практически невозможен: трава здесь расположена островками, между которыми огню сложно перекинуться. Следовательно, на горизонте пыль.

– Столько пыли может поднять только большое стадо бегущих животных. Уйти мы не сможем, волы слишком тихоходны, – подвёл я итог.

– Что же делать? – встревожено спросил Кавни.

– Быстро распрягаем фургоны и выстраиваем их.

– Квадратом?

– Нет, клином. Острым клином, направленным в их сторону. И будем надеяться, что они обтекут его. А может, вообще мимо пронесутся. Быстрее! Асур! – окликнул я пса. – Асур, беги отсюда!

Бепс непонимающе глядел на меня.

– Уходи! Понимаешь? Как можно скорее! Потом, когда всё кончится, вернёшься! Ну?! Прочь! Кому говорю?

Асур понял. Он вздохнул, выпрыгнул наружу и размашисто побежал вперёд по дороге.

Когда мы закончили выстраивать фургоны и спрятали за образовавшимся клином волов, уже стали видны маленькие фигурки тех, кто поднимал эту стену пыли. Это были... собаки. Обычные степные собаки, высокие и поджарые, все чепрачного жёлто-коричневого окраса, с вытянутыми мордами и очень большими торчащими ушами. Очень дальние родственники крысоподобных. А вот необычность состояла в том, что собаки эти бежали в упряжках наподобие тех, которые распространены на Земле у народов Севера. Только вместо нартов каждая шестёрка собак влекла за собой низкую и широкую тележку на высоких колёсах. В тележках находилось по два человека: один сидя правил упряжкой, второй стоял, опираясь на специальные поручни, и держал в руках арбалет. Облачены они были в странные халаты-хламиды, состоящие, казалось, из множества сшитых между собою кусков материи, шкурок, верёвок, хвостов животных, между которыми проблёскивали куски металла. На головах поверх таких же "кусочных" шапок были водружены обработанные под шлемы черепа различных, большей частью рогатых животных, лица прикрыты от пыли повязками. Из-за этой же пыли было невозможно сосчитать, сколько всего повозок участвовало в набеге. С дикими криками эта орда подлетела к нашему каравану и принялась на большой скорости носиться по кругу, центром которого были мы. Шум стоял неимоверный: кричали люди, лаяли и визжали собаки, испуганно ревели волы, грохотали колёса. Из-за пыли стало трудно, практически невозможно дышать. Несколько арбалетных стрел воткнулись в стенки фургонов. Эта карусель продолжалась довольно долго. Наконец одна из упряжек остановилась, стоящий в ней воин поднял руку. По этому знаку остановились и все другие повозки, и вскоре стало относительно тихо.

– Вы поедете с нами, – властным голосом произнёс человек, – и Великое лад-лэдо ОКоЮТи определит ваши судьбы! Запрягайте волов! Да пошевеливайтесь!

Собачьих наездников было слишком много, чтобы им возражать. К тому же, если не принимать во внимание нескольких стрел в стенах фургонов, выпущенных больше с целью психологического воздействия, в данный момент нашим жизням, похоже, ничего не угрожало. Я решил выждать, посмотреть, что же будет дальше, и принялся помогать Кавни запрягать вола.

– Ох, Ланс, на свою беду я с тобою связался! – испуганно бормотал Кавни. – Доходили ведь до меня слухи про новое лад-лэдство, в котором правят бепо, да только я не верил, думал – байки досужие. А вот теперь и сам к ним в полон попал...

– Почему ты решил, что эта банда именно оттуда? – спросил я.

– Нешто сам не слышал: старшой ихний сказал "лад-лэдо", а не "лад-лэд"... О-хо-хо... – тяжело вздохнул он.– Оградите меня, грешного, от лихой напасти либо Тот, либо Другой!

Нас заперли внутри фургонов. Места возниц заняли "лоскутные" воины, и, поторапливая волов, направили их по бездорожью, перпендикулярно торговому тракту, на запад. Обитатели фургона были очень напуганы, особенно девушки. Ти смотрела на меня с тихим отчаяньем в глазах.

– Не бойся, ничего страшного не случится! – я ободряюще улыбнулся ей и успокаивающе похлопал по её стиснутым вокруг коленей рукам.

– Ничего, доченька, ничего... – бормотал Кавни, поглаживая по плечу испуганно прижимающуюся к нему Зи. – Попали мы, конечно... ох как попали! Лучше бы уж обычные привольные – оно как-то привычнее. Обобрали бы, да и отпустили. А эти... Что им надо от нищих фигляров? Куда нас везут?

– Может быть, они хотят, чтобы мы перед ними выступили? – робко предположила Зи.

– Ой, навряд ли, доченька, навряд ли... По слухам, ихний лад-лэд, лад-лэдо то есть, вообще искусство не признаёт. Оно, искусство, говорит, только лишь для того и надобно, чтобы самцы, мужчины то есть, самок, то есть женщин, к себе привлекали. И наоборот. А для бепо, говорит, никаких ни песен, ни стихов, ни картин вовсе и не нужно.

Спустя часа три караван выехал на вершину небольшого взгорка. Из бокового окошка фургона мы увидели длинный пологий спуск в обширную низину, посередине которой располагалась невысокая скальная гряда, похожая издали на полосатую чёрно-белую кошку, замершую в охотничьем ожидании перед мышиной норкой. Под боком у "кошки" виднелось множество каких-то строений.

– Эй! – окликнул я возницу-бепо через переднее оконце. – Может, хотя бы скажешь, как называется этот дрогоут?

– "Дрогоут"! – с насмешкой передразнило меня оно. – Это Окотэра, Город Великого Завтра! Раз и навсегда запомни это гордое название!

Несмотря на помпезное название, город, в который нас доставили под конвоем собачьих упряжек, всё же больше походил на очень разросшийся дрогоут. В плане он представлял собой почти правильный круг диаметром около километра. Прикрытый с запада от ветров и крысобак скальным полукольцом, со всех остальных сторон он был защищён стеной. Высота стены, основательно выложенной из грубо отёсанных гранитных блоков, составляла всего локтей восемь-девять. Кладка выполнена так, что поверхность стены имела очень заметный наклон наружу, чтобы цепкие крысобаки не могли вскарабкаться по ней наверх. Видимо, поселение разрасталось, так как метрах в трёхстах от города довольно большая группа людей занималась возведением новой стены. Впрочем, на сегодня они уже сворачивали работу: близился вечер.

Как только конвой подошёл к городу, все собачьи упряжки прибавили ходу и одна за другой скрылись за широко распахнутыми воротами, и в Окотэру мы выехали уже без сопровождения. Несмотря на это, на лицах встречных не было обычных улыбок, не звучали традиционные шутки, которыми в других местах встречают красно-зелёные фургоны фигляров. Нас провожали грустные взгляды редких прохожих.

С длинной и прямой центральной улицы фургоны вскоре свернули на одну из боковых и принялись петлять по каким-то закоулкам. Улицы Окотэры совсем не походили на улицы всех других населённых пунктов, которые мне доводилось видеть на Ланеле: ни одного дома не видно, все скрыты за высокими глинобитными заборами с запертыми воротами. Улицы сливались в непрерывные коридоры. Создавалось впечатление, словно находишься внутри какого-то гигантского лабиринта: я чуть не потерял ориентацию, пока нас везли по очень запутанному маршруту. Наконец возле одних из ворот фургоны остановились.

– Эй, Ходо! – крикнуло бепо. – Принимай постояльцев! Так приказало Высокое А-Ду!

С этими словами оно спрыгнуло с козел и, не вспоминая более о нашем существовании, направилось по своим делам. Его примеру последовали и остальные возничие. Фигляры, тревожно оглядываясь, вылезли из фургонов. Послышался громкий скрип, и ближайшие к нам ворота приоткрылись, явив нашим взорам чрезвычайно чумазого и, мягко говоря, не слишком умного вида тощего мужичка в холщовых штанах и рубашке навыпуск.