Текст книги "Козыри богов(СИ)"
Автор книги: Владимир Городов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)
Пелопес – единственный город на Божьей Столешнице. Имею в виду, настоящий город, в отличие от провозглашённой таковым Окотэры. Он расположен на большом оазисе, полностью окружённом высокой крепостной стеной, пожалуй, самой высокой из построенных ланельцами. И самой древней. Местные жители уверяют, что эту крепость возвёл Один из Обоих ещё тогда, когда Они творили этот мир. И в это вполне можно было поверить, потому что стена словно бы разделяла два разных мира. Унылый пейзаж Божьей Столешницы сразу же за городскими воротами сменялся поистине райским уголком, полным зелени, звенящим многочисленными птичьими голосами. А центр оазиса занимало большое озеро с прозрачной синеватой водой, в которой резвились стайки рыб всевозможных раскрасок и размеров.
Караван фигляров прибыл в Пелопес под вечер, но ещё не слишком поздно. Труппа успела выступить на площади перед трактиром. Народу на представление собралось изрядно, и сбор, судя по довольному лицу Кавни, оказался очень даже неплохим. По окончанию работы я решил устроить труппе маленькую корпоративку в этом же трактире: после таких переживаний людям требовалась небольшая "расслабуха".
Кстати, о представлении. Прошло оно с необычайным успехом именно благодаря новым репризам У-Ди и А-Ди. Выступлений шутов, призванных заполнять паузы между номерами, ждали с таким активным нетерпением, что работа других фигляров попросту ушла в тень. Мало того, кое-кто из артистов – они ведь тоже слышали всё это впервые – попросту не смог выступать из-за душившего их смеха. Надо сказать, не хорошо это. Представление должно смотреться целостно, органично. Надо будет поработать и с другими – всё равно в дороге делать нечего.
Общее настроение в трактире было благодушным, к фиглярам после представления проявлялся повышенный интерес, и они, подчистив всё, что я им заказал, разбрелись по соседним столикам, где тоже не отказывались от угощения. Особенно популярными были, конечно же, У-Ди и А-Ди. Посетители, подливая им в кружки, просили повторить "смешилки", а потом хохотали так, как будто бы слышали их впервые. Изрядно подвыпивший Кавни, сидя за столом напротив, по-видимому, травил какие-то байки-небывальщины: большинство из полутора десятка его собеседников слушали, вытаращив глаза и приоткрыв рты. За время путешествия я уже поднаторел в умении определять по внешнему виду – покрою одежды, её отделке, причёске и манере подвязывать волосы – профессию человека и приблизительное место его проживания. Эти были наёмниками с севера, заключившими договор на службу в городской страже Пелопеса. Один из этих людей слушал сетрика, подозрительно щуря глаза и чуть скривив рот в недоверчивой усмешке. И это было единственное во всей компании бепо. Причём таких экземпляров бепо мне видеть ещё не доводилось: раза в полтора шире меня, рожа налитая и наглая, как у пахана бандгруппировки, на лысой голове татуировка чего-то летающего – мне были видны только простирающиеся над обоими ушами и немного заходящие на лоб крылья. Руки по толщине вполне сравнимы с моими ногами, хотя по комплекции очень похоже, что жир и мышцы здесь присутствуют в сопоставимых долях. Оно бросило на меня оценивающий взгляд, после чего перегнулось через стол и, сграбастав сетрика за воротник, без видимого усилия приподняло его над скамейкой.
– Ну, смотри, ежели сбрехнул! – очень громко произнесло оно. – И с небес достану, и из-под земли вырою!
Тэ-экс! Наших бьют, пора вмешиваться! Я поднялся и двинулся на выручку. Впрочем, бепо уже отпустило Кавни и, выбравшись из-за своего стола, направилось мне навстречу. Как оказалось, оно было почти на полголовы выше меня.
– Мне нужен твой пёс! – заявило бепо. – Ты отдашь его добровольно?
Ну-у-у, теперь всё ясно! Кавни проболтался о том, что О-Ко-Ю-Ти предлагало купить у меня Асура за равное по весу количество золота, и у наёмника "разгорелся аппетит".
– Обломись! – ответил я. Хотелось ответить как-то более достойно, но ничего умного в голову не пришло.
– Я правильно понимаю: ты хочешь, чтобы я получило пёсика по наследству? – бепо расплылось в широчайшей самодовольной улыбке и, обернувшись к своим соратником, сообщило им.– Этот тупица хочет со мной драться!
Эти слова вызвали у наёмников дикий рёгот, крики и свист. А бепо скинуло свою курточку, оставшись обнажённым до пояса и, переплетя пальцы, хрустнуло ими, разминая кисти.
– Моё имя А-Хи, – сообщило оно. – Это я говорю для того, чтобы ты мог доложить Тому или Другому, кто тебя к ним направил.
Новый взрыв дикого смеха.
– Ланс из Реголата, – представился я. – Может быть, на улицу выйдем? Чтобы здесь беспорядок не устраивать.
– Этот несчастный боится, что его заставят платить за столы и скамейки, которые он разобьёт своей тупой башкой! – громко прокомментировало А-Хи. – Не боись, с покойников деньги не берут. Обязуюсь покрыть все убытки. И твои похороны в том числе!
Гомерический хохот из-за столика напротив встречал каждую "остроумную" фразу.
Посетители трактира быстро раздвинули столы и скамейки поближе к стенам, освобождая место для драки, и заняли места поудобнее.
А-Хи не спеша, вразвалочку подошло ко мне, резко выбросило вперёд кулак, целя мне в лицо, и очень удивилось, когда удар не достиг цели: я легко ушёл от него, нанеся ответный удар справа под рёбра. Бепо скорчило свирепую рожу и принялось размахивать руками как ветряная мельница: практически никакой техники, всё за счёт силы и массы. Однако наёмники при виде этого пришли в восторг и принялась криками подбадривать своего бойца.
Не могу сказать, что А-Хи было для меня достойным противником. Я провёл несколько контратак, а сам при этом не пропустил ни одного удара. В бою со мной у бепо шансов на победу не было совершенно, и оно очень скоро это начало понимать. Однако отступить ему мешали и гонор, и сказанные слова. Зверски рыкнув, А-Хи выхватило откуда-то сзади из-за пояса мощный кастет, растопырившийся четырьмя короткими обоюдоострыми лезвиями, и попыталось достать меня им, то тыкая, то нанося рубящие удары. С каждой его атакой я отпрыгивал назад, всё больше приближаясь к стоящей в центре зала массивной деревянной колонне, пока не прижался к ней спиной. Увидев это, А-Хи злорадно усмехнулось и нанесло "смертельный" удар, целя мне в переносицу. Я отклонил голову и, перехватив его руку, с силой дёрнул на себя. Лезвия кастета глубоко воткнулись в дерево колонны.
– Драться надо честно, – наставительно произнёс я и резким движением крутанул вбок зажатый в дырке кастета мизинец бепо. Раздался противный хруст, и мой противник взвыл нечеловеческим голосом. Я чуть отступил назад и поставил точку в этом представлении, ударив с разворота А-Хи пяткой под ухо. Колени бепо подогнулись, и оно рухнуло бы на пол, если бы не рука, застрявшая в торчащем в столбе кастете. Оно осталось стоять на коленях с задранной вверх рукой и упавшей на грудь головой. С голого затылка яростно щерилась в потолок татуированная летучая мышь-вампир. Из открытого рта наёмника тонкой струйкой вытекала кровь и расплывалась на полу вязкой лужицей. В зале повисла удивлённая тишина.
– Если ещё есть желающие на поединок – записывайтесь на вторник, – объявил я. Находиться здесь мне больше не хотелось. Я вернулся в фургон и завалился спать.
Впрочем, достаточно наглядный урок всё же не пошёл на пользу. Поздней ночью всё те же наёмники попытались украсть Асура: я проснулся от его тревожного сигнала. Зрением бепса я наблюдал, как четверо вооружённых дубинами наёмников, подсвечивая себе потайными фонарями, почти бесшумно проникли в наш фургон. Подняться с лавки и наломать бока стражникам-ворам – в сложившейся ситуации это было бы проявлением высшего гуманизма с моей стороны. Но их неуёмная алчность вкупе с наглостью так разозлили меня, что я не стал этого делать. И Асур сам разобрался с обидчиками. В результате, по моим предварительным прикидкам, всем четверым предстоит очень долго лечиться, а двоим после этого ещё и сменить профессию: калек в городскую стражу не берут.
Хотя Окотэра давно осталась далеко позади, сетрик не переставал погонять волов, стараясь как можно дальше уйти от этого непонятного и страшного города. Меня слишком тряская езда начинала раздражать. Ситуация изменилась на противоположную: раньше я просил Кавни ехать быстрее, а теперь, наоборот, уговаривал его не торопиться:
– Сам посуди: в дрогоуты окотэрских бепо не пускают, а это значит, что они волей-неволей должны каждый вечер возвращаться к себе, чтобы ночью не стать добычей крысобак. А за полдня они уже нас никак не догонят!
– Так-то оно так, – вроде бы соглашался сетрик, – да ведь, как известно, бережёного Оба... Тпр-руу! Вот бедняга!
Прямо на дороге, подстелив под себя ветхий коврик и поджав ноги, сидел и медитировал молодой монах в красной рясе. Прямо перед ним лежали двое чёток, а между ними – небольшой камушек и пустой, судя по виду, маленький полотняный мешочек. Под правой рукой располагалась дорожная сума.
– Чего это он здесь расселся? – поинтересовался я. – И почему "бедняга"?
– Так ведь... молитва Последнего Камня!
– И что?
– Так ведь что здесь получается... Отправился, значится, этот самый монах в паломничество, посетить Урочище Девятирога...
– Откуда знаешь, что он паломник? И почему именно в Урочище?
– Так куда ж здесь ещё идти! Больше, кроме как в Урочище Девятирога, некуда. А паломник – потому что вот же они, Чётки Святых Шагов! И в тех, и в других по полдюжины дюжин бусинок. Идёт он эдак вот, светлые думы думает, гимны божественные напевает да на каждый шаг, чтобы со счёту не сбиться, правой рукою бусинку откладывает. А как дойдёт черёд до набольшей бусинки, так он одну бусинку на других чётках откладывает, на тех, что в левой руке. А как и здесь до набольшей дойдёт черёд, то следует ему Малое Восхваление Обоим сотворить да один камушек из счётного мешочка выбросить. Камушков тех спервоначалу тоже полдюжины дюжин кладётся. И как только, значится, до последнего камушка в мешочке дело дойдёт, обязан он прямо в том месте, где его это событие застанет, сотворить Большое Восхваление. А на это целые сутки требуются. Начал, к примеру, с утречка – утречком следующим закончит. Вот так и будет сидеть с закрытыми глазами и восхвалять.
– Сутки?! Здесь?! А как же крысобаки?!
– То-то и оно, что крысобаки... Вот я и говорю: бедняга! Молодой, видать, глу.. э-э... неопытный. Другие-то, когда через Божью Столешницу идут, камушки-то внимательно подсчитывают! Ежели совсем мало – один-другой – остаётся, так они в ближайшем дрогоуте по двору кругами походят-походят, а потом там же и молятся.
– Всё ясно. Значит так: хватаем его под мышки и грузим в фургон!
– Нельзя, никак нельзя! Очень большой грех – святого человека во время молитвы тревожить!
– Беру этот грех на себя!
– Ну, коли так...
Мы с Кавни с двух сторон подхватили монаха и, дождавшись, пока Зи перенесёт в фургон коврик и причиндалы, загрузили туда же святого отца, который при этом и ни слова не произнёс, и даже глаза не открыл.
– Я пойду в фургон Годо, мы будем репетировать, – предупредил я девушек. – А ты, Зи, сегодня не вздумай мешать святому отцу – очень большой грех тревожить его во время Восхваления Обоим!
Предупреждение не было излишним: Зи обычно интересовало не то, во что мужчина одет, а то, что под этой одеждой скрывается. К тому же культ Того и Другого клятвы целибата не предусматривает.
А я отправился к нашему "чародею". В детстве, помнится, любил я почитать журнал "Юный техник", на последней странице обложки которого знаменитые иллюзионисты – Игорь Кио, Амаяк Акопян – делились с читателями секретами некоторых фокусов. Самых простеньких, конечно. Однако думается, с их помощью Годо может стать самым знаменитым волшебником Ланелы. Местным, так сказать, Копперфилдом.
Своё медитирование монах и в самом деле закончил только утром следующего дня, неподвижно просидев внутри фургона более суток. И тут же «наехал» на Кавни с претензией: как, дескать, мы посмели тревожить лицо духовного звания во время Святейшего Общения? Естественно, сетрик всё свалил на меня. Поэтому монах, к которому, как он настоятельно требовал, следовало обращаться не иначе как «святой брат Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого», уже второй час бранил меня за святотатство и пытался уличить в ереси и инакомыслии, заставляя меня уже пожалеть о том, что вчера наши фургоны не объехали этого фанатика стороной.
– Да как ты не можешь понять? – уже в который раз пытался я ему втолковать. – Если бы мы тебя оставили...
– Ты говоришь неправильно! – перебивал меня он. – Ты должен сказать: "Да как ты не можешь понять, святой брат Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого...", а потом уже продолжать свою мысль. Иначе ты выказываешь неуважение к Тем, Кому я служу. Тебе понятно?
– Понятно, святой брат Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого, – от его занудства я уже начал потихоньку закипать. – И знаешь, святой брат Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого, что я хочу тебе, святому брату Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого, предложить? Шёл бы ты, святой брат Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого... дальше по своим паломническим делам!
– Мудрое предложение, – поразмыслив, согласился тот. – Пожалуй, так и поступлю.
Он достал из дорожной сумы увесистый мешочек и раскрыл его. Мешочек оказался набит маленькими, почти одного размера, камешками, собранными, по-видимому, заранее. Тщательно отсчитав семьдесят два камешка, монах ссыпал их в маленький мешочек и, сотворив святой знак, продолжил свой путь к несуществующей уже цели. Он так и не поверил в то, что кто-то посмел надругаться над святым местом.
Глава 4
Кругом тайга
Божья Столешница окончилась резко. Караван выбрался на небольшой взгорок, и нашим глазам открылась необычайно живописная панорама. Лесной массив простирался ровной стеной от горизонта до горизонта, словно выстроившееся в боевом порядке грозное воинство. Красноватые тона долины оканчивались, будто обрезанные гигантским ножом, после чего цвета ландшафта сразу же переходили в буйную зелень зарослей.
– Ну, слава Вам, Оба! – облегчённо вздохнул Кавни. – Одной напастью меньше...
– Какой? – поинтересовался я.
– Крысобаки. Их теперь можно будет не опасаться. Они, знаешь ли, в лес не ходят. Терпеть не могут, когда у них над головой что-то кроме неба находится. Боятся, что ли, что на них кто-нибудь сверху сиганёт? Нет, ну конечно, другие хищники здесь водятся, не без того. Но те-то с пониманием, не то, что эти гнусные твари.
Впрочем, до конца Божьей Столешницы нам пришлось добираться ещё часа два. В лес мы въехали, словно в ворота огромного города: подлеска не было, нас сразу же встретили высокие, похожие на мачтовые сосны деревья. Стало ощутимо прохладнее. Неумолчное стрекотание цикад, к которому я уже так привык, что и не замечал, сменилось птичьим гомоном, в невысоких кустарниках изредка шебуршало какое-то зверьё.
Парма должна была находиться уже где-то недалеко, но где точно – я не знал: по глобусу ориентироваться трудно, это тебе не карта-трёхвёрстка. Город строился в глухой тайге на берегу небольшой реки, дорог к нему не было. Однако я надеялся, что за прошедшее десятилетие бывшие одесситы если не пробили дорогу, то хотя бы проторили тропу, по которой можно было бы связываться с внешним миром.
Дрогоут Орими, в котором мы остановились в этот раз, уже мало походил на поселения Божьей Столешницы. Он стоял на берегу реки и был значительно большим по площади, дома стояли более просторно. Вместо каменной стены его огораживал бревенчатый частокол – плохая защита от крысобак, но довольно эффективная от любого другого зверья и от непрошеных гостей. Едва мы приблизились к воротам, Асур спрыгнул с повозки и убежал в лес. После нападения на наш фургон грабителей-наёмников бепс перестал ночевать вместе с нами. Я за него не беспокоился: похоже, кроме homo sapiens врагов у Псов на планете не было (я не учитываю тех извечных врагов всех собак, которые водятся в их шерсти). Ночью Асур бегал по Божьей Столешнице или по лесу, охотился, а наутро догонял караван и на весь день устраивался спать в фургоне.
В трактире я заприметил небольшую группу мужчин, с ног до головы одетых во всё кожаное– лучшая одежда для тех, кто большую часть своей жизни проводит в лесу. Так что это, скорее всего, охотники. А кто лучше охотников знает окрестности? Я подсел к ним.
– Парма, говоришь? А на кой ляд тебе эти чокнутые? – вопросом на вопрос ответил один из них, обросший настолько, что из пышной копны, образованной волосами, усами и бородой, торчали только кончик носа, небольшие участки щёк, а над ними – прощупывающие зелёные глаза, да и те наполовину скрытые под густыми бровями. Про себя я прозвал его Пушистиком.
– Человека одного ищу. А почему чокнутые?
– А какой уважающий себя мужик, коль он в своём уме, будет ежедённо пинать ногами надутый бурдюк да почитать за доблесть, ежели кто ловчее пинает?
– То есть, дорогу туда ты знаешь?
– А чего ж её не знать? Её все знают. Вона она, за околицей плещется!
– По речке, значит?
– По ней, по Струистой, – согласно кивнул гривой Пушистик. – Чуть поболее сотни силей вверх по течению.
– А как туда добраться? – поинтересовался я.
– Это просто. Подождать надобно немножко. До осени. Как сезон дождей наступит да речка располноводится, так оттуда караван купеческий приходит на лодьях. Они все дела свои справят у нас да в соседних поселениях, а потом сидят да ждут, когда вода спадёт да лёд станет. А вот как станет, так они волов покупают, ставят лодьи свои на полозья да вертаются по льду обратно. Иначе никак: Струистая уж больно быстротечлива, а чащи непролазны.
Естественно, ждать до осени, а затем и до зимы мне совершенно не хотелось. Я прошёлся за околицу, на берег Струистой. Здесь, возле Орими, река была не слишком широкая, не более полусотни метров. Уклон местности был довольно солиден. Струи реки с очень большой скоростью несли ветки, комки водорослей. На массивных волноломах трёх каменных быков основательно выстроенного моста вода вспенивалась шумными бурунами, уносилась дальше, яростно ударялась в скалу-бойца и скрывалась за поворотом.
Недалеко от моста располагались два дома – рыбацких, судя по развешенным на заборе для просушки сетям. Возле ближнего на завалинке сидел сгорбленный старик и скрюченными, изломанными возрастом и работой руками чинил какие-то снасти. Я подошёл, поздоровался, присел рядом.
– Бурная здесь речка! – сказал я, чтобы завести разговор.
– Уж не тихая! – поддакнул рыбак.
– Однако ж, смотрю, сети ставите. Как умудряетесь?
– Приловчились. Тут ведь как надобно? Сперва вверх по течению подняться, а потом наискось, наискось... Трудно, конечно, против течения грести, но у самого бережочка можно. Мои-то сыновья – двое их у меня, Пило и Дуво – они-то завсегда выгребают, а вот Дроки-сосед, так тот, лентяй, свой челн по берегу на руках носит. Раньше-то ещё больше ленился – за чалочку вдоль бережка водил. А та у него возьми да выскользни из рук! Ох, он и бежал за ним, за челном-то, по бережку-то, ох и бежал! Кричал да ревел, падал да спотыкался! Только всё едино не догнал. Так вот без челна-то и остался. Отобрала, значится, у него челн Струистая за леность да за нерадивость. И пришлось ему к Тудо-мастеровому идти чтобы, значится, новый челн заказывать, а это ой как не дёшево! Тудо за челн катим с четвертью берёт.
– Где он живёт, Тудо этот?
– А тебе он на что?
– Закажу, пожалуй, у него челн, чтобы до Пармы добраться.
– До Пармы?! Ох и тяжко это будет! Однако ж ты, вижу, парень крепкий: коли Оба помогут, так недельки за полторы догребёшь. А что до Тудо касаемо, так ведь... не скоро он челн-то смастачит. Дело непростое, трудистое. Недели две надобно только на то, чтобы кожи правильно выделать. Я тебе вот что скажу-то, – старик бросил какой-то вороватый взгляд по сторонам. – Покупай-ка ты челн у меня. Не новый, конечно, но ещё послужить может долго. За восемь макатимов-то и уступлю.
– Тот самый, поди, который Дроки потерял? – догадался я. – Ворованный, получается?
– Челн-то что ни на есть тот самый, – нехотя признался рыбак, – но никак не ворованный. Мой младшой, Дуво, его ниже по течению нашёл, в заводь прибило. Так что всё по Закону Струистой: коли она отобрала – распрощайся, коли подарила – владей! Только вот больно уж этот самый Дроки шумный да драчливый: покуда свою правду-то докажешь, останних зубов лишишься! Пойдём, пойдём, я тебе челн-то покажу, в сарайке у меня стоит.
Рыбацкий челн оказался похожим на эскимосскую байдару: очень лёгкая одноместная лодочка из обтянутого воловьими шкурами деревянного каркаса с острыми носом и кормой. И это логично: на реке с таким быстрым течением с тяжёлой лодкой не управиться. Чтобы внутрь не попадала вода, люк лодки был снабжён кожаным фартуком, затягивающимся вокруг пояса гребца. Для того чтобы она не затонула, внутри носа и кормы помещалось по надутому бычьему пузырю. В комплект входили и ещё два пузыря, которые должны были крепиться в районе подмышек и выполняли функцию спасательного круга: оказывается, никто из местных не умел плавать! А и то сказать, где им учиться-то? Не на стремнине же!
– Весло вот только треснутое... – посетовал старик, протягивая мне инструмент для гребли– нечто, более напоминающее лопату с рукояткой в виде буквы "Т". Да мне оно и даром не надо, я таким грести не умею. В туристических походах по уральским рекам (тоже, надо сказать, не самым спокойным) я привык действовать двухлопастным веслом. А ещё очень удобная штука – руль. Впрочем, без него обойтись можно.
За лодку я заплатил не торгуясь. Обрадованный рыбак пообещал к завтрашнему дню хорошенько натереть днище салом "для ходу быстрого и от промокания". Я поинтересовался у старика, где в Орими можно найти хорошего плотника и вернулся обратно в дрогоут.
Рекомендованного мне плотника отыскал довольно быстро и заказал ему два байдарочных двухлопастных весла: одно про запас – мало ли что в дороге случится! Этому расторопному и сообразительному мужичку не пришлось долго объяснять, какие вёсла мне требуются. Однако ж его сообразительности хватило и на то, чтобы воспользоваться ситуацией. За срочность исполнения заказа он слупил с меня втрое!
– А нам что прикажешь делать? – как-то разочарованно поинтересовался Кавни, когда я объявил ему о своём намерении совершить одиночное путешествие.
– Ждите меня здесь. Думаю, управлюсь за две-три недели.
– Это что же получается: мы туточки цельный месяц без заработков торчать будем?! – возмутился было сетрик.
– Можете давать представления купцам и путешественникам, которые останавливаются здесь на ночлег. К тому же, позволь напомнить, мой дорогой Кавни, что вот этот самый пункт – о том, что вы будете ожидать меня, если мне потребуется отлучиться – точно был включён в наше соглашение.
– А ежели ты, не приведи Оба, не воротишься?
– Кавни, скажи честно, что тебя больше волнует: моя судьба или судьба твоего будущего заработка?
– Ну-у... За последнее время ты тоже стал мне небезразличен, и если с тобой что случится...
– Понятно, можешь не продолжать. Вот тебе раз, два, три, четыре... пять золотых, чтобы ты в случае чего мог утешиться.
Ти и Зи о чём-то сплетничали в фургоне, когда я туда заглянул.
– Вот что, милые девушки: завтра с утра я отправляюсь на вылазку в тайгу, так что соберите-ка мне провизии в дорогу.
– Надолго? – сразу поинтересовалась Ти.
– На месяц примерно.
– На ме-есяц... – разочарованно протянула она. – Один?
– Один. Даже если бы и хотел кого-то взять, это невозможно. В лодке только одно место. Даже Асура здесь оставляю.
– Ну, если так надолго и один... то выспаться тебе сегодня ночью не придётся!
Утром следующего дня я отправлялся в поход. Провожать меня в дальнюю дорогу выдвинулся весь фиглярский табор. Каждый считал своим долгом чем-то помочь. Кто-то нёс весло, кто-то – второе, кто-то – внушительных размеров сидор с продуктами. Годо и Реди несли по длинному свёртку каждый: в одном находился меч, во втором – арбалет с небольшим запасом болтов. А-Ди и У-Ди торжественно вынесли из сарая байдару, донесли её до реки и остановились на берегу, не зная, что делать дальше.
– Загружать? – спросил Реди, кивая в сторону моего имущества.
– Погоди. Сначала так попробую, без груза. Приноровлюсь.
Пока я взгромождался в опущенную на воду лодочку, Кавни удерживал её за чалку. Байдара в отличие от туристической байдарки оказалась очень вёртким сооружением, и я чудом не перевернулся, пока мне удалось в неё усесться. Затянул на поясе шнур фартука. Категорически отказался от суетливого предложения старого рыбака закрепить на мне спасательные пузыри и скомандовал: "Отдать концы!" Хотя для Кавни и Жиго, которые уже даже вдвоём с трудом удерживали верёвку, эта команда звучала несколько странновато, они всё же поняли, что от них требуется, и гудящая от напряжения чалка упала. Течение подхватило лодчонку и сразу же отнесло её на несколько метров назад. Я взялся за весло. После нескольких сильных гребков байдара остановилась относительно берега, а затем медленно двинулась против течения. В итоге тест-драйв показал, что я, выгребая в полную силу, передвигаюсь много медленнее, нежели бы не торопясь и насвистывая шёл пешком по ровной местности. Так то по ровной! Предполагаю, что такой способ передвижения всё равно получится значительно более скоростным, чем если бы я пробирался через овраги и бурелом лесной чащи. Есть и ещё один плюс: заблудиться невозможно. Я узнал, что на отрезке пути до Пармы крупных притоков Струистая не имеет.
Я решил ещё немного потренироваться и заложил "круг почёта" по быстрой речке. Правда, та траектория, которую описал мой челн, на круг походила весьма отдалённо. Нечто, похожее на очень вытянутую овалообразную фигуру, вычерченную ломаной линией. Да ещё при обратном развороте меня протаранило плывущее по стрежню бревно, и мой "крейсер" самым постыдным образом перевернулся вверх килем. То есть, вверх днищем – киля у байдары нет. Последнее, что я услышал над поверхностью воды – истошный женский визг. Впрочем, опрокидывание байдары – штука неприятная, но отнюдь не трагическая. Спросите у любого эскимоса. Да я и сам видел это по телеканалу "Discovery". Несколько движений веслом – и вот я уже снова вижу солнышко нормально, а не сквозь толщу воды, дышу воздухом. Одежда, правда, промокла насквозь. До пояса. Снизу сухо. В "порт" я пристал более-менее прилично. Мужики поймали брошенную мною чалку и подтащили челн к берегу. Лишь только я развязал стягивающую фартук верёвку, как пропитавшая куртку вода устремилась вниз и вскоре я был мокрым до нитки. Но это не смутило меня и не стало причиной для откладывания путешествия: погода тёплая, обсохну по пути. Теперь предстояло погрузить мой немудрёный скарб, закрепив его так, чтобы если я, не приведи Оба, снова перевернулся, он не стал бы причиной неприятностей. Это я умею, опыт есть.
– Подавайте вещи! – обратился я к фиглярам и в это время увидел, что по крутому склону берега косолапо бежит довольно дюжий мужичок с огромной оглоблей в руках, которую, судя по его свирепо перекошенной физиономии, намеревается обломать о различные части принадлежащего мне тела.
– Мо-о-я-а-а!!! – заорал он на бегу. – Убью-у-у-у!!!
– Доброго здоровья тебе, Дроки! – учтиво поприветствовал я рыбака, одновременно чуть приседая, чтобы увернуться от оглобли, которой тот, похоже, вознамерился снести мне голову с плеч. Момент инерции увесистого "оружия" был настолько велик, что драчуна крутануло в полтора оборота, и он, споткнувшись, плюхнулся прямо в реку. Я едва успел поймать несчастного за ногу, иначе его бы унесло течением, а плавать местные жители, как уже упоминал, не умели все как один.
– Мой ведь он, мой, челнушка, – бормотал мокрый, как и я, рыбак, вылезая на берег и отплёвываясь от успевшей попасть в горло и нос воды. – Я его даже издаля завсегда узнаю. Обворовал ты меня, злой человек, отнял кормильца!
– Да ну? – притворно удивился я. – А как же Закон Струистой?
– Закон-то Законом, – канючил Дроки, – но мне этот челн дороже жены. Любой жены. Хоть Мэ, хоть Сю, хоть Ло.
– Да не хнычь ты! Держи, новый закажешь, – протянул я ему два катима.
– Ну, коли так... – засунув оба цилиндрика за щеку, Дроки мигом утешился. – А я ешшо вот что сделаю: поставлю перетягу с ловушками через Струистую! Видал я вона только что: гребсти-то ты не мастак. Глядишь – челнушка-то и сам ко мне возвернётся!
– И будешь своей перетягой брёвна-топляки из реки таскать! – вставил слово старый рыбак.
– А оно и дрова в хозяйстве не помеха!
Напоследок я наказал Кавни заботиться об Асуре, когда тот вернётся, обнял рыдающих девушек и отправился в путь.
Грести, пусть даже и в очень быстром темпе, мне было не трудно. Наоборот, соскучившиеся по хорошему напряжению мышцы чуть ли не пели, и я уже немного начинал понимать Неутомимых, получавших наслаждение от усталости. Мошкары не было – её сдувал лёгкий ветерок, который даже в самый полный штиль бывает на быстрых речках: несущаяся вода увлекает за собой потоки воздуха. Голова была свободна от каких бы то ни было забот, и мысли мои вновь и вновь устремлялись к Та, которую я очень надеялся встретить в Парме. Какая она теперь? Какой будет наша встреча? Нужен ли я ей? Ведь она тогда прямо, без лукавства сказала, что любви-то великой и нет. Так... отношение чуть большее, нежели просто хорошее. Но ведь вполне может быть, что за прошедшее время что-то изменилось в её чувствах. Как бы то ни было, я всё равно хочу её видеть! А что будет потом, то пускай и будет!
Хотя усталости я по-прежнему не чувствовал, однако часа через четыре мой "механизм" настоятельно потребовал "топлива". Да и размяться немножко не помешает, засиделся. Через пару километров я обнаружил на правом берегу русло старицы, куда и зарулил весьма успешно. Шум речных струй остался за спиной. Здесь царила лесная тишина – лишь лёгкий шум ветра в кронах деревьев и еле слышный зуммер мошкары, укрывшейся от полуденного зноя в зарослях травы. Примерно через полсотни метров открылась примыкающая к реке полянка с пологим спуском – просто идеальное место для стоянки. Я даже пожалел, что сейчас не вечер. За время путешествия по реке я уже убедился, что место для ночлега на Струистой выбрать весьма сложно. Берега в основном либо высокие, овражистые, либо болотистые, либо настолько заросшие кустарником, что к земле сквозь него и не пробиться. И я решил остановиться здесь чуть подольше, костёрчик запалить. Можно было, конечно, просто пожевать вяленого мяса и, запив его речной водой – благо, она чистейшая и прохладная, как из ключа – сразу отправиться в дальнейший путь, однако захотелось мне горячего чайку попить. Нет, настоящего чая здесь не знают, но Зи вместе с продуктами положила мешочек с травяным сбором – тоже очень неплохая штука, особенно с чуть терпковатым медком лесных пчёл.
