Текст книги "Козыри богов(СИ)"
Автор книги: Владимир Городов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
– Фирисет-то, оно, конечно, полный фирисет, – в некоторой озабоченности тот полез рукой в дебри своей шевелюры. – Только ведь этого фирисета всего лишь на одно выступление и хватит.
– Это почему же?
– Да потому. Выступим мы, к примеру, в той же Суродиле, а потом разведут нас за белы рученьки по разным местам. Его, за стрельбу меткую, в воинство лад-лэдское, хочет он того или нет, а меня – в узилище, где расспрашивать будут с превеликим пристрастием: для чего в фиглярском караване оружие имеется? Уж не привольные ли мы, под личиной фигляров спрятавшиеся?
– Не хочу я в воинство! – испуганно воскликнул Реди. – Не любо мне людей жизни лишать!
– А что любо?
– Любо по свету бродить, разные края и земли видеть. Людей потешать.
– Конечно, решать тебе, – обратился я к Кавни, – но я бы на твоём месте парнишку взял. Мне кажется, такой бы пригодился.
– Пригожусь, дяденьки! Ей-ей, пригожусь! Непременно научусь какому искусству! А пока так и на охоту могу ходить, дичь к столу промышлять...
– Ну, пусть так и будет, – согласился сетрик. – Иди в последний фургон. Скажешь Годо, что я велел тебя приютить.
– Нет, нет, нынче пускай со мной едет! – встряла Зи и, прострелив меня навылет ехидным взглядом, добавила. – А то мне скучно, и развлекать никто не хочет!
Под вечер дождь прекратился, хотя тучи продолжали беспросветно затягивать небо. Волы зашагали веселее, но въехать в Суродилу мы всё же не успели: ворота в город, запираемые на ночь, закрылись почти перед мордой сетрикова вола. Упрашивать стражников впустить нас, по словам Кавни, было делом совершенно бесполезным, а потому мы стали на ночлег на специальной, именно для этого и предназначенной площадке под высокими стенами из крупных каменных блоков. Три фургона выстроили буквой "П", загнали между ними волов, а потом задвинули четвёртым, замкнув четырёхугольник. Таким образом путешественники страховались от охочих до чужого скота воров. Некоторое время спустя подошли ещё два припозднившихся обоза и присоседились тут же. По всему биваку зажглись огни: путники готовили себе ужин. Я сидел подле нашего костра, ерошил густую гриву лежащего рядышком Асура и наблюдал, как Зи, изредка довольно насмешливо на меня поглядывая, готовит ужин в большом котле. В тишине внезапно раздался не слишком мелодичный звук: у пса от голода заурчало в животе. Асур поднялся, принюхался к запахам кухни, презрительно фыркнул и убежал в ночь. Кавни обиходил своего вола и задал ему корм, проследил за тем, как то же самое сделали его артисты, а потом подошёл ко мне и присел рядышком.
– Хочешь знать, сколько денег было в кошельке у того разбойника? – спросил он меня.
– Скажи, – ответил я без особого, впрочем, интереса.
– Мелкой монетой двадцать три макатима и полушка с шестаком! Почти два катима! Это же примерно столько, сколько мы зарабатываем за семь, а то и за восемь выступлений!
– Три макатима за выступление? Так мало? – искренне удивился я, произведя нехитрые арифметические вычисления.
– Мало? – в свою очередь удивился Кавни. – Да где ж ты видел, чтобы за выступление платили больше?!
– Видел. На Божьей Столешнице.
– А, ну да... Там-то – да... – Кавни цыкнул уголком рта и почесал макушку. – Туда ведь редко кто из фигляров отваживается заглянуть. Жара, крысобаки, привольные... Поэтому каждое выступление в диковинку! Вот народ-то и щедрится. Да-а...
Мы помолчали под треск костра и тихий гул разговоров со стороны наших соседей. Я размышлял о том, что именно туда, вглубь Божьей Столешницы, мне и следует сейчас направляться. Там Урочище Девятирога, там, если свернуть на Великий Северный Торговый путь, дорога, по которой можно добраться и до Новгорода, и до Пармы.
– А почему бы туда не прокатиться? Я говорю про Божью Столешницу, – стал прощупывать я почву. – Ведь фиглярам, по большому счёту, всё равно, куда направляться?
– Если только это не тот путь, – Кавни скептически прищурил глаз, – который ведёт в пасти крысобак! Хороший заработок – это, конечно, очень чудесно и замечательно. А вот если, скажем, не приведи Тот или Другой, поломка в пути? Ежели до какого из дрогоутов доехать не успеем? Что тогда?
– Ну, если ехать на этих развалюхах, то поломка случится непременно. А если сделать новые? Да ещё и не простые, а особые. Посмотрел я на ваш бивак, и вот что придумал. Фургоны должны быть подлиннее и иметь устройства, скрепляющие их между собой. А кроме того, каждый фургон должен иметь с одного бока два деревянных щита: один, опускаясь, будет закрывать колёса и пространство под повозкой, а второй, если его поднять, увеличит высоту маленькой крепости, в которую превратится караван на стоянке – никакие крысобаки не страшны! А если три таких фургона расположить обратной стороной наружу, то между ними из этих же самых щитов получится неплохой помост для выступлений.
– Не-е, – Кавни выпятил губу и отрицательно помотал головой. – От крысобак такая приспособа не спасёт!
– Это почему же? Щиты ведь можно железом обить!
– Да не в щитах дело. Крысобаки ж сразу подкопы рыть начнут. Землю-то железом не обобьёшь! Это одно. И потом, волов-то внутри ведь держать придётся? А они, крысобак зачуяв, в такую панику ударятся, что всю твою "крепость" изнутри-то и разнесут! Так что бесполезно это. Хотя задумка насчёт помоста – шибко хороша! Ну, да ладно, помечтали – и будет. Вредно впустую-то мечтать.
– Это почему "впустую"?
– Так ведь как оно получается? Чтобы ехать зарабатывать денежки, нужны новые повозки, чтобы в пути не ломались. А чтобы купить новые повозки, опять же нужны денежки. Вот ведь какая круговерть получается!
– А если будут деньги? – спросил я.
– Тогда зачем ехать их зарабатывать?
– А если будут повозки?
– Откуда? От сырости, что ль, заведутся?
– Допустим, я куплю.
– Темнишь ты что-то, парень, – подозрительно прищурился Кавни. – С чего бы вдруг такая щедрость?
– Я тут кое-что припомнил... Есть у меня надобность проехать по Северному Торговому пути...
– Ну так и купи место в торговом караване, если деньги имеешь – дешевле станет!
– Караван, если мне понадобится, ждать меня не станет. Да и не свернёт куда мне надо. Поэтому я хочу нанять вас. Выручку с представлений будешь оставлять себе. Новые повозки по окончании дела тоже оставишь себе. Но риск остаётся, и за него я хочу заплатить. Сколько ты хочешь?
– Пять золотых! – не задумываясь, загнул цену Кавни явно с единственной целью: отделаться от опасного путешествия.
– Даю десять. При условии: мы едем туда, куда необходимо мне и никто не задаёт мне лишних вопросов.
– Десять?! Золотых?! Ты платишь десять золотых? – не поверил своим ушам сетрик. – Большие деньги. Очень большие. Однако ж и опасность не малая. Да-а... Ты уж позволь мне поразмыслить...
В это время к костру подошли и расселись вокруг остальные члены труппы, всего около двух десятков человек. Были среди них и дети: мальчик, две девочки и одно бепо. Завязался разговор, главной темой которого стало самое волнующее событие прошедшего дня – нападение привольных. Впрочем, краснеть от славословий мне не приходилось: в основном люди размышляли о том, отчего народ подаётся в леса, о трудностях жизни вообще и кочевой жизни в частности. "Вот бы скопить деньжат, да построить балаган в каком-нибудь большом городе! В этой же Суродиле, к примеру", – высказал мечту Лимо-гимнаст, высокий молодой парень с прямыми светлыми волосами и несколько резковатыми чертами лица. "Да-а, неплохо было бы!" – поддакнули ему со всех сторон.
– Вот и я о том же... – негромко сказал я сетрику.
– К вам в этот балаган, будь он хоть в самом большом городе, уже через пару дней никто заглядывать не будет! – громко проворчал Кавни. – Работать надо лучше! Что-то новое всё время измышлять, чем публику завлечь можно! И работать с душой, а не так, словно подёнщину отрабатываешь!
– Мы стараемся, – робко пролепетало одно из бепо, одетое в пёстрый красно-жёлтый балахон.
– Стараетесь вы, как же! – закипятился Кавни. – Вот буду кормить тебя и А-Ди только тем, что вы собираете – гнилыми помидорами да порчеными капустными кочерыжками! Тогда-то радения, поди, поприбавится!
Оба шута пристыжено отвели глаза в сторону.
– Ладно уж, – перевёл дух сетрик, – пока я добрый – давайте все к котлу, перекусим тем, что Оба ниспослали.
В этот вечер Оба ниспослали бродячим артистам жиденькую пшённую кашицу без малейших признаков мяса или маслица. Хлеб же закончился у них уже давно. Я, хоть и проголодался, есть такую пищу не смог. Сидел и думал: что же мне делать с этой похлёбкой? Не выбрасывать же! И тут же наткнулся взглядом на четыре пары глаз, напряжённо следящих за моей миской. Похоже, дети фигляров сытыми бывали не часто. Я качнул миской в их сторону и кивнул: хотите? Детишки часто закивали. Я отдал им миску, и меньше чем через минуту четыре ложки уже выскребали остатки с её донышка.
Фигляры, выхлебав свои порции, получили от Зи по кружке пива и разошлись спать по фургонам. Возле костра остались трое: я, Кавни и Зи, занятая отмыванием котла.
– Не слишком сытен стол лицедея, – заметил я.
– Да уж, – невесело согласился сетрик. – И спаться будет неспокойно: те звуки, что доносятся из полупустого брюха – не самая лучшая колыбельная. А наутро так и вообще ничего съестного не осталось.
– Может, прикупить что-нибудь у соседей? – кивнул я в сторону соседнего бивака.
– Что ты! – Кавни как-то презрительно-безнадёжно махнул рукой. – То ж купцы гильдийские. Им с нами, фиглярами, и знаться зазорно. Да и темно уже, чтобы к ним идти: слова промолвить не успеешь, как в тебя несколько стрел полетит.
– Ну да не беда! Завтра можно будет перекусить в городе, в трактире.
– Перекусить-то можно будет. Однако же спервоначалу непременно надо выступить. Нельзя время упускать: и так уже на цельный день на торговище опоздали. В Суродилу пустят не рано. Сразу же надо прямиком на площадь ехать и успеть дать представление, пока в торговых рядах народу изрядно. Вечером ещё одно представление дадим, но тогда уже сбор совсем не тот. Так что утром придётся дармоедам натощак выступать.
– Что-то мне подсказывает, что не придётся, – прислушавшись к своим ощущениям, произнёс я. – У тебя есть нож для разделки мяса?
– Есть, конечно, – ответил он несколько недоумённо. – Но зачем тебе он?
– Сейчас узнаешь! – подмигнул я заговорчески. – Неси.
– Зи, принеси мне нож, – распорядился Кавни, – тот, самый большой... и ещё парочку кружек пива!
Зи почти беззвучно фыркнула, состроила на своём личике именно то выражение, которое возникает при упоминании о добавочной порции алкоголя у большинства представительниц её пола и, гремя чистым котлом, направилась к фургону. Вскоре она вернулась и принесла всё то, о чём просил отец. Кавни ловко пожонглировал большим ножом, прихлебнул из кружки и молча, с очень преувеличенным выражением ожидания на лице уставился на меня. Я, в свою очередь, тоже пригубил пиво и, отставив кружку, с не менее преувеличенным выражением непонимания стал смотреть на него.
– Ну? – не выдержал, наконец, сетрик.
– Что "ну"?
– Вот он, нож!
– А вот оно, мясо!
– Где?
Я молча мотнул головой влево, где из темноты доносился неясный шум, словно кто-то что-то волок. А ещё через несколько мгновений в свете костра появился Асур. Наискосок его спины свисала тушка лани, которую пёс придерживал зубами за шею. Задние копыта добычи волочились по земле, создавая тот самый небольшой шум, который мы услышали. Всё самое вкусное по собачьим меркам – требуха – было уже съедено. Положив свой охотничий трофей между нами, Асур самодовольно рыкнул, гордо прошёл к костру, возлёг подле него и принялся вылизывать несколько запачкавшуюся шерсть.
– Ай да... Ну и... – только и смог вымолвить Кавни. Зи бросилась к бепсу, принялась его гладить и называть различными ласковыми именами, на что Асур порыкивал в очень лицемерном недовольстве: мотающийся из стороны в сторону хвост предательски выдавал его истинные чувства.
Тут же объявили общую побудку. Фигляры с недовольными и уже несколько заспанными физиономиями стали вылезать из фургонов. Однако лишь только человек узнавал, чем вызвана причина неурочного подъёма, его лицо волшебно преображалось. Асур стал героем дня.
На разделку и приготовление мяса ушло больше часа. Часть его отложили на завтрак, вторую пожарили на углях. К этому времени окончательно стемнело. По сторонам виднелись лишь дозорные, скучающие возле соседских костров, да слабо мерцающие факела на башнях городской стены. После сытного ужина бродячие артисты вновь отправились спать по своим фургонам. Кавни пригласил меня в свой, однако я отказался и, завернувшись в плащ, прикорнул тут же, возле костра. Асур, чуть повозившись, притулился к моей спине и тоже задремал.
Проснулся я от того, что Зи и ещё одна из фиглярок, которую звали Дэ, гремя утварью, принялись хозяйничать возле костра. Было ещё рано. Солнце уже взошло, но плотная пелена облаков не пропускала его лучи к земле. Городские ворота пока оставались запертыми. Тело немного затекло после сна на земле. Кавни и Реди тоже уже поднялись. Сетрик, натянув между повозками на небольшой высоте канат, учил паренька удерживать на нём равновесие.
"А вот ты что-то разленился! Даже обычной зарядки по утрам не делаешь! Надо же быть в форме! А ну, подъём! Утренний комплекс имени Светлого Олина делать начи-най!" – скомандовал я себе и, сбросив плащ и рубаху, принялся выполнять комплекс упражнений, разработанный мною же для априйских гвардейцев. И тут же обнаружил, что с силовыми упражнениями всё в порядке, а вот с растяжками – не очень: не уделял Семьсот Пятьдесят Пятый этому должного внимания. Пока я кряхтел, растягивая ноги на поперечный шпагат, кто-то подошёл и стал за мной. Асур сидел напротив и, склонив набок голову, с удивлением наблюдал за моими действиями. Я воспользовался его зрением, чтобы, не оборачиваясь, заглянуть себе за спину: сзади меня стоял рыжий экс-привольный.
– Что-то хочешь спросить, Реди? – задал я вопрос, непроизвольно улыбнувшись: уж очень выражение лица юноши походило на то, что выражала и морда сипса. Даже угол наклона головы примерно одинаковый.
– Это... не... то есть, да... – замялся тот. – Ты бы это... Научил бы меня, а? Ну, как ты вчера... Вот бы мне б тако же научиться!
– Ты, наверное, имеешь в виду вчерашнюю беседу с привольными?
– Хе! "Беседу"!.. Вот уж не желал бы я, чтобы кто-нибудь со мною так ещё беседовал!
– А ну-ка, разденься! – скомандовал я, обернувшись к нему. Реди послушно снял курточку.
– Ну что ж, парень ты не из самых хиленьких, – констатировал я, оглядев его крепкий торс, – так что при большом желании может что-то и получится. Только вот знаешь такую пословицу: "Бесплатно только птички поют"?
– Теперь знаю. Только вот того, что у меня в кошельке позвякивает, – горестно вздохнул паренёк, – не то, что в оплату предложить – показать совестно...
– Разве я что-то говорил о деньгах?
– А что тогда? – насторожился Реди.
– Вчера ты показал своё искусство с луком управляться, – сказал я, а затем воспроизвёл его же фразу. – "Вот бы мне б тако же научиться!"
– Не, никак не можно, – он горестно поник головой.
– Это почему же?
– Так ведь как учить-то?.. Меня ж ведь и самого этому никто не учивал, сам всё. Я ведь, когда из лука стреляю, так я его как живого чувствую. И ветер тоже как живой. А стрела, когда летит, так будто бы у неё на острие ещё один мой глаз! Ну как такому другого учить?! Не можно. Это ведь в крови у меня.
– Постой-постой! – зародилась у меня догадка. – А кто ж отец твой?
– Отца моего знавали как Красного Лучника из Суродилы. Однако ж в глаза я его ни разу не видел за все свои семнадцать лет: матушка лишь частенько его добрым словом поминала, да люди байки похвальные сказывали.
– Знал я твоего отца. Было дело, жизнь он мне спас, – припомнил я своё первое появление в Суродиле. – В память о том благородном поступке, пожалуй, возьму его сына в ученики!
– А как это было? – зажглись глаза у Реди. – Расскажи о том приключении!
– Не уместно сейчас. Будет время – может быть, и узнаешь. А сейчас – за тренировку! Откладывать незачем.
Прошло ещё немало времени, прежде чем городская стража соизволила открыть ворота. К этому моменту уже подтянулись обозы из ближайших дрогоутов, и довольно длинная очередь из всевозможных повозок нетерпеливо шумела на дороге. Фиглярские фургоны стояли первыми. Кавни, сунув в огромную лапищу рябого стражника въездную пошлину – по шестаку с повозки – торопливо тронул караван по мощёным крупным булыжником улицам Суродилы.
Вначале потянулись недоброй памяти стюганские кварталы. Вони и грязи, правда, намного меньше, чем мне помнилось: долгие проливные дожди почистили сточную канаву, делящую улицу пополам, вымыли грязь из закоулков.
Здесь, на окраинах, невозможно встретить ни одного одинакового жилища, однако все схожи в одном: неухоженные, построенные кое-как и наспех, они производят впечатление готовых рассыпаться только лишь от одного неосторожного прикосновения. К дороге, завидев входящие в город обозы, в надежде на подаяние поспешили многочисленные нищие и калеки: и безрукие, и безногие, и с обезображенными иссечёнными лицами. Собирались они в таком количестве, что местами просто образовывался живой коридор. Фиглярский обоз попрошайки высокомерно пропускали, а к купеческим липли, как мухи на мёд. Десять лет назад такого не было.
Затем всё это безобразие и убожество как отрезало: начались мастеровые слободки. Словно бы начался совсем другой город: стоки забраны в подземные коммуникации, каждый из домов имеет своё "лицо", отражающее ремесло, вкус и достаток его хозяина.
Знати в городе живёт не очень много, а потому элитная часть города располагается на небольшой территории – примерно на полсотни шагов вокруг цитадели, резиденции суродильского лад-лэда. Дома богатых людей, очень изящные, сложенные из блоков песчаника, на фоне массивной гранитной стены замка выглядят совсем крохотными, почти игрушечными. Центральная площадь, выложенная так же, как и мостовая, булыжником, ограничивается замковой стеной, зданием городской управы, храмом Обоих и торговыми рядами, поближе к которым и расположилась бродячая труппа. День ярмарочный, народу на площади снуёт довольно много. Фигляры тут же раскинули на земле дерюжки, обозначающие сцену, и начали представление.
Первое их выступление я просмотрел с начала до конца, и оно на меня не произвело сильного впечатления. И это ещё очень мягко сказано. Правда, очень неплохо жонглировал Кавни, но, как он и говорил, делал это уже не на канате, что, несомненно, уменьшало ценность номера. Очень хорошо пела лирические баллады Зи – у неё оказалось замечательное колоратурное сопрано. При желании можно довести до блеска и номер гимнаста Лимо – "танцора-бесхребетника", как это здесь называлось. Остальные смотрелись очень непрезентабельно. "Чародей" Годо безуспешно пытался удивить публику своими "чудесами", во время которых уличные мальчишки громко выкрикивали комментарии: "Вона-вона, в рукаве у него букетик! А чевой-то ты там за спиной спрятал?! А в столике-то дырка!" Выступление дрессировщика Жиго тоже имело мало успеха. Его обезьянка, одетая в маленький костюмчик, плащ и шляпу, никаких трюков делать не умела, смех вызывало лишь её карикатурное сходство с человеком. Изрыгание огня Нуну, "человеком-драконом", уже после третьего-четвёртого факела не представляло интереса. Скоморохи-шуты У-Ди и А-Ди паясничали и шутили настолько плоско, что вызвали смех только у одного человека – толстущего дебила с текущими по подбородку слюнями. Этот хохотал настолько громко и заливисто, что поневоле стали смеяться и окружающие. Шуты, приняв это за свой успех, довольно кланялись.
– Так что же насчёт моего предложения? – спросил я у Кавни, когда представление окончилось. – Ты уже принял решение?
Я почти не сомневался, что сетрик не откажется путешествовать по Божьей Столешнице: то, что я ему предложил – целое состояние для нищего фигляра. Однако он вдруг неожиданно принялся торговаться.
– Трудно на такое решиться... Десять золотых – это, конечно, хорошие деньги...
– И к этому ещё четыре новых фургона, – уточнил я величину оплаты.
– ...но если бы ты накинул ещё два... чтобы уж ровным счётом дюжина...
– Помнится, первоначально ты сказал: пять.
– Да, но у меня было время подумать...
– Кавни, я не люблю и не умею торговаться. Поэтому вот моё последнее слово. Или мы сейчас же расходимся каждый своею дорогой, либо идём вместе в Повозный ряд заказывать новые фургоны, а в конце путешествия по Божьей Столешнице ты получаешь девять золотых.
– Девять?! Но мы вроде бы остановились на десяти?..
– Остановились? Разве? А кто только что пытался увеличить эту цену? Уж не я ли? Но раз уж ты начал торговаться, то и продолжи это занятие: я выплачу тебе половину из той суммы, на которую ты сбавишь стоимость фургонов. Так что скажешь? Время на обдумывание прошло.
– Ох, ладно уж! – он резко махнул кулаком перед своей грудью – жест принявшего непростое решение человека. – Да поможет мне Тот ли, Другой ли! По рукам! Да-а...
Я вышел из лавки менялы, где обналичил пару кусочков золота. Впрочем, «лавка менялы» – не совсем точное название, просто другого, более подходящего термина, в русском языке не существует. Менялы обычно живут за счёт разницы курса валют, а на Ланеле валюта единственная. Во всяком случае, была таковой до появления «тима априйского бриллиантового», который за эти годы мог и раствориться в общей денежной массе, а то и вообще стать раритетом. Тем не менее, меняльные лавки здесь существуют и представляют собой очень многофункциональные учреждения. Это была комбинация банка, дающего деньги в рост, нотариальной конторы, заверяющей особенно крупные сделки с товаром и недвижимостью, ломбарда и ювелирной мастерской. Так вот, вышел я из этого заведения и остановился, наблюдая за детьми, которые, выбрав на улице место посуше, самозабвенно предавались нехитрой игре, в которой следовало попасть своим шариком по чужому. После очередного удара один из таких шариков отлетел в мою сторону и подкатился к самым ногам. Я поднял его и стал с интересом рассматривать. Диаметром чуть побольше сантиметра, слишком лёгкий для камня, казалось, он сделан из какого-то пластика – очень твёрдый, полупрозрачный, в серо-зелёных разводах.
– Это мой тук! Отдай! – услышал я и, оторвав взгляд от шарика, увидел стоящего передо мной мальчугана лет пяти. Он стоял, насупившись, глядя на меня исподлобья сердито и обиженно одновременно.
– Конечно, твой, – кивнул я. – А продай мне его!
– Шестак! – очень легко согласился парнишка.
– Дорого... – покачал я головой.
– А ещё два дам!
– Давай!
Судя по тому, с какой скоростью довольный сорванец улепётывал с крепко зажатой в кулачке монеткой, сделка для меня была крайне невыгодная. Чтобы узнать, на сколько я "прокололся", я спросил об этом Кавни, подошедшего из лавки ткача с отрезом белёного холста.
– Ты эту гадость ещё и купил? – брезгливо поморщился тот, одновременно недоумённо вскидывая брови, отчего физиономия у него получилась презабавнейшая.
– Почему – гадость? По-моему, очень интересные вещицы, – ответил я, продолжая рассматривать лежащие у меня на ладони совершенно одинаковые по размеру, словно вышедшие с одного станка шарики.
– А что ж ещё, как не гадость? Это туки, настоящее проклятье всех матерей побережья.
– Это почему?
– На вид-то они красивые, детишки любят ими баловаться. А чуть подольше в руках подержи – такой пропадиной разить начнёт, только держись!
– А откуда они берутся?
– Да на берегу Полуденного моря находят во множестве. Говаривают, это закаменевшая икра рыбы-бака, которой нынче уж и не водится. Может, оно и к лучшему, что не водится: ежели уж икра такая, то какова ж сама рыбка-то была?! Да выкинь ты эту... не знаю, как и назвать, чтобы не сругаться по-нехорошему!
Действительно, от шариков начал распространяться очень резкий гнилостный запах. Однако совету Кавни я не последовал и, завернув шарики в заменявший мне носовой платок кусок материи, прихватил с собой.
Вместе с сетриком и Асуром мы прогулялись вдоль повозочного ряда и, облюбовав одну из мастерских, заглянули внутрь. Здесь, в просторном сарае, заставленном досками, бочками и различными станками-приспособлениями для обработки древесины, мы приглядели подходящие фургоны. Правда, в наличии их оказалось только три штуки, но мастер Дини, хозяин заведения, брался до конца торговища изготовить и четвёртый, а так же приделать щиты, которые можно будет использовать в качестве сцены, и перекрасить все экипажи в требуемый зелёно-красный колер.
Торговались Дини и Кавни, что называется, до потери пульса и, как мне показалось, оба получали несказанное удовольствие от этого процесса. Они то вроде бы приходили к согласию, и уже было поднимали руки для завершающего сделку хлопка, то вдруг снова начинали спорить чуть ли не до площадной ругани. Повозочник вовсю нахваливал свой товар, особенно упирая на то, что в его мастерской заказывает экипажи сам лад-лэд, а сетрик всё выискивал недостатки, пытаясь сбить цену. Сначала мне было интересно наблюдать за ними, но потом это несколько утомило. Я прошёл к верстаку, недалеко от которого на куче стружек, свернувшись калачиком, уже дремал Асур.
На столешнице верстака среди прочих инструментов лежали металлическая пластина и медный молоток. Я достал один из шариков-туков, положил его на пластину и, слегка придерживая, ударил молотком, ожидая, что икринка раскрошится в мелкий порошок. Ничего подобного! На ней не появилось даже царапинки! Ударил ещё раз, уже посильнее: результат тот же. Удивлённо хмыкнув, я подобрал с пола три щепочки, выложил из них на пластине треугольник – импровизированное приспособление для того, чтобы шарик не укатился – установил в центре икринку и уже от души врезал по ней! Шарик пулей вылетел из-под молотка, со стуком врезался в стенку, отскочив, сделал несколько прыжков по полу и исчез, затерявшись среди строительного мусора. Торгаши резко смолкли и удивлённо уставились на меня. Я сделал успокаивающий жест: мол, ничего страшного, всё в порядке! Они синхронно пожали плечами и вновь занялись торгом. Я осмотрел молоток. От удара по икринке на меди осталась довольно глубокая круглая вмятина. Интересно бы посмотреть, что стало с самой икринкой? Но найти её в этом бедламе без собаки... Стоп! Как это "без собаки"?! А Асур на что? Эй, пёс, хватит дрыхнуть, поработай немножко!
Бепс быстро понял, чего я от него хочу. Нюхнув оставшиеся икринки, он сморщился, чихнул, потряс головой и направленно пошёл в сторону, где я бы совсем не предполагал ничего найти. Он небрежно выскреб лапой из-под какого-то полена пропавший шарик, почти беззвучно гавкнул и вновь отправился подремать на пригретое место.
Я поднял икринку: точно такая же, как была. Ни трещинки, ни царапинки! Какой-то идеальный природный полимер!
В общей сложности торг продолжался больше часа. В результате Кавни удалось снизить общую стоимость заказа на восемь тимов. К этому времени оба – и продавец, и покупатель – выглядели так, словно только что вышли из парного отделения бани: красные, взмокшие и довольные.
– Я бы хотел заказать ещё кое-что, – обратился я к Дини. – Только, думаю, для этого понадобится железное дерево. Сможешь достать?
– Всенепременно. Было бы оплачено!
– Тогда давай мне, чем чертить и на чём чертить.
– Чертить?.. – Дини растерянно пожал плечами. – А что это означает?
– Рисунок хочу сделать. Рисунок той вещи, которая мне требуется. Вы что, без таких вот рисунков работаете?
– Да оно нам без надобности. Всё на глазок делаем, по навыку мастерецкому.
Вот те раз! Как же мне без чертежа объяснить техзадание? И тут мой взгляд упал на отрез холста, который Кавни всё время продолжал держать под мышкой.
– Кавни, почём холст купил? – спросил я, кивая на материал.
– Этот-то? Три макатима и четвертак с шестаком. Ох, и поторговаться пришлось!
– Продай мне. Даю катим!
– Ну что ж, коль такая надобность... За катим с макатимом уступлю.
– Кавни, Кавни! – я укоризненно покачал головой. – Сейчас сам схожу к ткачу, куплю на этот катим в три раза больше!
– Ох, Ланс! Уговорил. Катим, так катим! Да-а... А говорил, что торговаться не умеешь.
Подмастерья Дини быстро натянули холст на раму, и я принесёнными из печки угольками начертил схему шарикоподшипника. Дини, надо отдать ему должное, сразу же оценил "изобретение".
– Это ж вместо того, чтобы тереться об ось, колесо по ней вроде бы как катиться будет на туках, словно на маленьких колёсиках! – восхищался он. – Эк ты ловко придумал! С этой штукой любой возок много легче пойдёт! Да и смазывать рыбьим салом не так часто надо будет! Послушай-ка, уважаемый, что я тебе сказать хочу, – перешёл он на доверительный полушёпот. – Давай с тобою соглашение заключим. Сколь тебе этих самых – как их, говоришь? – подшипников? Сколь тебе этих подшипников надобно? Полторы дюжины? Ну, да, правильно: четыре фургона – по штуке на каждое колесо да два про запас. Так вот, я тебе их смастерю, денег за то не потребую, но взамен ты мне холст этот вот оставишь да пообещаешь, что более о своей придумке никому сказывать не будешь, а будет то моим секретом. По рукам?
– Согласен!
Мы ударили по рукам, и я внёс задаток за фургоны. После этого Дини отправил одного из подмастерьев в лавку за пивом, чтобы отметить сделку небольшим возлиянием. А потому из мастерской мы вышли уже ближе к вечеру не совсем уверенной походкой. Пива мы выпили изрядно, а вот из закуски присутствовали лишь несколько вяленых рыбёшек. Асур поглядывал на меня многозначительно: в городе не поохотишься. Да и мой желудок настойчиво требовал пищи.
– Зайдём в трактир, перекусим? – предложил я Кавни, вручив ему честно заработанные четыре тима.
– С удовольствием бы, однако ж, недосуг: пора вечернее представление начинать, – заторопился сетрик.
– Зачем? – удивился я. – Ты же сегодня заработал столько, что...
– Я-то, положим, заработал, а вот остальные бездельники – ещё нет, – заявил сетрик, не обратив внимания на комичность и двусмысленность произнесённой им фразы. – Пускай трудятся: дай им спуску – на шею сядут!
– В каком трактире вы остановитесь? – спросил я.
– В трактире? Ну что ты, такая роскошь не по нам. Прямо в фургонах и ночевать будем, если стражники не прогонят. А прогонят, так куда-нибудь в другое место перегонимся.
– Ладно, вечером я вас найду, а пока заверну в ближайший трактир.
– Возвращайся до третьего вечернего гонга, иначе могут быть неприятности со стражниками.
Ближайшим из трактиров оказался тот самый, в который мы заходили с Асием в прошлый раз. За прошедшие с той поры годы здесь мало что изменилось. Такие же посетители сидели за столами во всех трёх отделениях – отдельно для мужчин, отдельно для женщин, отдельно для бепо. Не те же, но точно такие же девочки маячили у входа в "комнату любви". Точно так же флегматично перебирал монеты за стойкой хозяин – постаревший, обрюзгший и почти совсем облысевший. Но что-то изменилось. Что? Ах, ну да! Прошлый раз вот за этим самым столом, за которым сейчас чинно и неспешно обсуждает свои дела компания мастеровых, посетители азартно резались в "мерабо" – простенькую карточную игру. Надо сказать, без этой компании в заведении стало много тише.
