Текст книги "Козыри богов(СИ)"

Автор книги: Владимир Городов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

– Волы... Раз, два, три, четыре... Четыре вола, – по пальцам сосчитал он. – Волы – это хорошо. Людей много – это плохо. Снова всю ночь не спать, Дерево стеречь. Но если Высокое А-Ду приказало... Что делать! Заводите.

За воротами оказался очень широкий, больше напоминающий небольшую площадь двор, внутри которого стояли несколько убогих строений, похожих на сараи. Пока бродячие артисты загоняли фургоны, Ходо неотлучно находился в самом углу двора рядом со своим Деревом – жиденьким полукустарником высотой около полутора метров с редкими мясистыми листочками. Сразу было заметно, что за растением очень заботливо ухаживают: земля вокруг ствола разрыхлена, надломленная веточка подвязана тряпочкой, всё обнесено невысокой, чуть выше колена, оградой из тщательно подобранных кусков необработанного мрамора.

– Это что, торговая площадь? – оглядывая место прибытия, спросил я у Ходо.

– Это Двор Ожидания. А я – распорядитель Двора Ожидания Ходо. Ходо из толена лэдо А-Бо. Еды у меня нет, и не просите. Аводы совсем нет!

– А чем же мне волов-то напоить? – недоумённо развёл руками Кавни.

– Ты что, дурачок совсем?! – лицо Ходо аж вытянулось в непритворном недоумении. – Кто же скотину водой поит?

– Ну так ведь не пивом же! – пожал плечами сетрик.

– Небось, перетерпят до утра, не сдохнут. Воду только собакам давать можно.

– Они же всю ночь мычать будут – весь день не пивши! А утром где воду взять?

– Да кто же тебе, глупый такой, для скотины-то воду даст?! Благодарен будь, коль самому достанется!

– Что ж им теперь, сдыхать, что ли?

– Зачем сдыхать? Утром служители придут, пустят их на пищу телесную. Да и повозки не пропадут: доски в наших краях в большой цене.

– Не собираюсь я продавать ни волов, ни фургоны! – возмущённо воскликнул Кавни.

– Продавать?! Ты очень смешной человек! Всё это уже не твоё! Тебя совсем никто не будет спрашивать.

– Это что же получается? – озадаченно поскрёб макушку сетрик. – Хоть охраны нет, мы всё едино пленники? А я-то уж было обнадёжился...

– Да на что она нужна, охрана-то? – хихикнул Ходо. – Ночью бежать по Божьей Столешнице – смерти подобно, крысобаки съедят. Днём дозоры на собачьих упряжках по округе рыщут: где от них на равнине скрыться-спрятаться?

– Ходо, а где вы берёте воду? – поинтересовался я.

– Из Источника Жизни на Главной площади. Ежедневно каждый получает по кувшину воды, – ответил тот.

– Всего лишь по кувшину на человека? – я был озадачен. – Из этого напрашивается вывод, что в здешних местах ничего не выращивается, и никакой скотины нет – её ж поить надо.

– Правильно говоришь, – Ходо усиленно кивал в знак согласия.

– Чем же вы живёте? Откуда берёте пищу?

– Каждое утро после того, как мы вкушаем Пищу Духовную, нам выдают пищу телесную и воду. А в особо радостные дни Тот либо Другой ниспосылают дождь. Ежели пошёл дождь, значит, случилось что-то очень важное, очень хорошее.

– "Пищу Духовную"... Если я правильно понимаю, вам каждый день кто-то рассказывает, что вы живёте в полном счастии?

– И в справедливости, – ещё раз кивнул Ходо с полной убеждённостью.

– Справедливостью не напьёшься, – пробормотал я и, подойдя к фургону, достал из него лопату. Ходо с беспокойством следил за моими действиями и, как только я с лопатой в руках направился в сторону Дерева, бросился наперерез, раскинув руки, преградил путь. Он впервые оказался близко ко мне, и на меня пахнуло едким запахом давно не мытого тела.

– Стой! Что ты хочешь сделать? – в глазах распорядителя смешались страх и тревога. – Убить Дерево? Я не дам причинить вред Дереву! Оно красивое! Все соседи приходят, чтобы полюбоваться на Дерево! Больше ни у кого нет Дерева, только у меня. Я их кликну, если ты...

– Ходо, ты никогда не задумывался, почему дерево растёт именно здесь? – прервал я его тираду вопросом и тут же сам на него ответил. – Потому что в этом месте есть вода!

– Конечно, есть. Только глубоко, очень глубоко. У пустынной куланды корни очень длинные – много макасилей. Или даже касилей. Они уходят очень-очень далеко под землю, туда, где вода. Нужно рыть очень-очень глубокую шахту, чтобы до неё добраться! Земля сыпучая. Не добраться.

– Три макасиля.

– Что?

– До водяной жилы, – я ткнул пальцем вниз, – всего три локтя.

– Откуда знаешь?

– Знаю.

– Ты повредишь Дерево!

– Нет, я буду копать рядом.

На лице распорядителя Двора Ожидания отразилась борьба чувств. Иметь свой источник воды в таком городе – великий, почти непреодолимый соблазн. Но если я говорю неправду? Если потревоженные корни приведут к гибели Дерева? Но ведь – вода!!

– Это... Ну... Ладно, копай... Но знай, если Дерево умрёт, а воды не будет – гнев мой и соседей будет велик! Я позову соседей, я позову стражу!

– Пусти! – отстранил я его и прошёл в угол двора. Воду я чувствовал, она была, действительно, менее чем в полутора метрах от поверхности. Я скинул курточку, поплевал на ладони и принялся копать. Сначала дело двигалось медленно: сантиметров двадцать верхнего слоя почвы состояли из утоптанной и ссохшейся до почти каменного состояния глины. Дальше пошла какая-то песчаная субстанция, и работа пошла веселее. Однако грунт и в самом деле оказался очень сыпучим, и вместо ровной ямы постепенно образовывалась воронка. Твёрдый верхний слой постепенно начинал нависать карнизом, который вполне мог рухнуть вниз под тяжестью лежащей на нём вынутой земли, столпившихся вокруг людей и приплясывающего в нервном возбуждении распорядителя. Быть засыпанным мне, естественно, не хотелось. Пришлось вылезти из ямы, отогнать всех подальше, переместить выкопанную землю и расширить верхнюю часть.

Чем глубже становилась яма, тем шире расползался её верхний край, который уже начал подбираться к заборчику, огораживающему Дерево, за чем Ходо следил со всё возрастающим беспокойством. Но в это время я наконец услышал, как чавкнул под лопатой мокрый грунт.

– Ходо, у тебя есть бочка? – спросил я.

– Есть. У меня хорошая бочка, не протекает. Я в неё собираю дождевую воду.

– Тащи её сюда.

– Зачем? – насторожился он. – А вдруг ты её испортишь? Во что тогда я буду набирать воду?

– Ты что, не понимаешь? – вздохнул я по поводу его тупости. – Отныне у тебя всегда будет вода, тебе не нужно будет её собирать!

Ходо притащил деревянный бочонок, с большим недоверием подал его мне. Он болезненно поморщился и коротко всхлипнул, когда я ударом кулака высадил днище. Поставив бочку на источник, я принялся руками выгребать сквозь неё сырой грунт, одновременно осаживая её как можно глубже. Вскоре она ушла в землю на половину своей высоты и внутри начала скапливаться вода. Грязная, мутная, но такая бесценная здесь!

– Рани, есть чем воду очистить? – спросил я.

– Что ж мы, первый день в дороге? – чуть обиженно пожал плечами он. – Конечно, есть.

– Действуй.

– Вода... И правда, вода... В самом деле, вода... – суетился Ходо. – Какая радость!.. Горе-то какое!.. Что же мне теперь делать-то?

– Как это что делать? – удивилась Ти. – Радоваться, конечно!

– Радоваться? – переспросил он. – Нет, не радоваться. Меня выгонят отсюда, как только узнают про воду! Здесь сделают второй Источник Жизни. Яма большая. Такую яму не спрятать. А я придумал! Я закопаю яму. А захочется попить – снова раскопаю. Но потом опять закопаю. Придут стражники, спросят: "Кто тут копал?" А я скажу: "Я копал". А они спросят: "Зачем копал?" А я умный, я скажу: "Воды здесь совсем нет, это я собаку зарыл – сдохла и воняла!"

– Ограда вокруг дерева красивая. Это ты делал? – спросил я его.

– Я, – кивнул тот. – Я очень хорошо делаю стенки.

– У тебя камни есть?

– Есть. Много хороших белых камней. Я собирал их у Кошки Лоп, – ткнул он пальцем в сторону горы, – а потом таскал в сарай. Вот в тот сарай. Это очень тяжёлая работа – таскать камни. Сосед Виру хочет сделать свой дом больше. Как только Оба соизволят ниспослать дождь, мы будем месить много глины и строить стену.

– Выложи из камня колодец, – посоветовал я. – Тогда дырка будет небольшая, и ты сможешь её спрятать – что-нибудь положишь сверху.

– Это ты очень хорошо придумал, хитро придумал! – обрадовался он. – Только надо намесить много глины. Как только Оба снова ниспошлют дождь, я сделаю колодец!

– Зачем же ждать? – пожалел я убогого. – Возьми воду из колодца. Теперь у тебя вода есть всегда.

– Вода всегда... Всегда вода... – забормотал он и, бросившись в один из сараев, принялся таскать к яме куски мрамора. К тому времени, когда Ходо натаскал достаточное количество камней, уже стемнело, и ему пришлось сходить в свою лачугу, откуда он вернулся с маленькой чадящей лампадкой, при свете которой чуть ли не на ощупь принялся возводить колодец. С его молчаливого согласия я наблюдал за работой. Несмотря на некоторое слабоумие, мастером Ходо был замечательным: необработанные куски мрамора он подбирал так искусно, что кладка получалась ровная и изящная.

С наступлением темноты и Окотэра, и окрестности погрузились в сонную тишину, нарушаемую только обычными ночными звуками: шумом ветра, стрекотанием насекомых. И вдруг откуда-то из-за городских стен до нас донёсся вой, от которого, несмотря на душный вечер, по спине поползли мурашки. Этот вой не имел ничего общего с противным завыванием крысобак. Такого я никогда не слышал. В нём, чуть хрипловатом, переходящем неожиданно то на высокие, то на низкие ноты, было что-то дико-первобытное, страшное, неведомое – тот Ужас, что издревле таится в самых дальних ответвлениях пещер, в непролазных зарослях дремучих лесов. Это был даже не вой – это была Песня Смерти.

Ходо, едва заслышав вой, выронил из рук инструменты, упал на колени и, закрыв лицо измазанными в глине ладонями, съёжился, сжался в комочек, что-то забормотал-запричитал тихим писклявым голоском. Он продолжал долгое время оставаться в этой позе, хотя вой больше не повторялся. Я подошёл и тронул Ходо за плечо, отчего он нервно дёрнулся.

– Ходо! – позвал я.

Никакой реакции.

– Ходо, успокойся, тебе ничего не угрожает!

Всё та же неподвижная поза и лёгкое поскуливание.

– Ходо... Вода... Тебе надо спрятать воду...

Упоминание о драгоценной жидкости чуть привело несчастного в чувство. Он зашевелился, приподнял голову и, опустив руки, затравленно огляделся. Его перекошенное диким страхом лицо, перемазанное к тому же глиной, было жалким и смешным одновременно. Про такое зрелище говорят: без слёз не взглянешь.

– Ходо, что это было?

– С-с-сак-к-кум... – с трудом выдавил из себя он, стуча зубами. Я протянул Ходо флягу с очищенной водой, и он жадно припал к ней.

– Сакум? Это что за живность такая?

– Н-не живность... Д-демон... – в промежутках между глотками ответил он. – Сакум – демон п-пустыни. Сакум – вестник П-порочной С-смерти. Ежели он кого убъёт... или хоть бы у-укусит... тот никогда не-н н-найдёт Светлый Путь.

Я грустно призадумался. Ещё одна опасная тварь в дополнение к крысобакам. Как там Асур? Какая судьба его ждёт? Сумеет ли он выжить ночью на опасной Божьей Столешнице? Я попытался сконцентрироваться и наладить контакт с бепсом, однако, как ни старался, ничего не получилось. Неужели погиб? Жаль, очень жаль...

Колодец Ходо строил всю ночь, время от времени осеняя себя Святым Косым Крестом в Круге да прикладываясь щекой к нему же, нарисованному глиной на стене. К рассвету от моих раскопок осталось только небольшое, сантиметров сорок в диаметре круглое отверстие, аккуратно обрамлённое мраморной кладкой вровень с землёй. Рядом валялся большой каменный жёрнов, которым распорядитель собирался замаскировать своё бесценное сокровище. Всё остальное приобрело первозданный вид, но Ходо всё продолжал "наводить глянец" – утаптывать землю и заметать неровности маленькой метёлочкой из пучка сухой травы. Едва мы успели умыться и наскоро позавтракать (а умывались мы, по настоянию Ходо, в укромном месте, за сараем, чтобы не оставлять мокрых "следов преступления"), как за нами пришёл конвой – полудюжина мечников-бепо из числа городской стражи. Нас повели на местное ежеутреннее мероприятие – Вкушение Пищи Духовной. Ходо, беспокойно оглядываясь в тревоге за сохранность своего неожиданно обретённого достояния, поплёлся вслед.

Очень плотно забитая пёстрой толпой центральная площадь, на которой проводилось "Вкушение", располагалась под самой горой. Кошка Лоп (как называл гору Ходо) представляла собой удивительнейшее зрелище. Видимо, в своё время здесь проходили весьма бурные тектонические процессы, ибо перемежающиеся пласты чёрного гранита и белого мрамора (соседство само по себе уникальное) располагались практически вертикально. Однако намного больше меня удивило не природное, а рукотворное образование. На стыке двух горных пород было сооружено нечто, напоминающее храм: слева – огромные, метров десять в высоту, мраморные ворота на чёрном граните, справа, негативом, гранитные ворота на белом мраморе. Крупная резьба по камню изображала неведомые вьющиеся растения, в переплетениях которых то там, то здесь виднелись различные ритуальные знаки, из которых мне был известен только лишь один – Священный Косой Крест в Круге. Впрочем, ворота были не настоящие, их проёмы были заложены кладкой под цвет стены, по которой тоже шла витиеватая резьба. А входом в храм служила небольшая дверца в простенке посередине. Но поразила меня не масштабность сооружения и не искусство камнерезов. Общая форма ворот один в один копировала межпространственные порталы Иных! Причём настолько досконально, что среди фигурных завитков я различал тщательно воспроизведённые детали стыковых креплений установки.

– Что это за ворота? – поинтересовался я у Ходо.

– Это не ворота, – ответил тот с благоговением в голосе. – Это Божественные Врата! Шесть лет назад... нет, не шесть – семь!.. Или шесть? Ну, давно уже... Да-да, шесть: тогда уж поболее года прошло с тех пор, как Окотэру основали. В то время Храма Божественных Врат ещё не было. Только сами Божественные Врата в пещерке стояли. Но мы-то ещё не знали, что они Божественные. И вдруг свершилось чудо небывалое-неслыханное! Врата разверзлись и явили нам, живым, Светлый Путь и иной мир, высший мир!

– Ты это сам видел?

– Как вот тебя сейчас!

– А кто вам сказал, что за вратами иной мир?

– Так ведь сами, чай, не дураки. Видно же ж!

– Что видно?

– Что мир за Вратами совсем другой! Туточки день ещё в самом разгаре – тамочки уж темнеет! Туточки небо ясное – тамочки всё тучами затянуто! Туточки зной палящий – тамочки ливень хлещет, небеса полыхают да гремит несмолкаемо! Туточки пустыня – тамочки нагромождения каменные.

– Велики ли нагромождения?

– Да уж не малы. Эдак прикинуть, с дюжину макасилей ввысь-то.

"Вот, похоже, и ответ на один из вопросов, – подумалось мне. – Теперь понятно, откуда десять лет назад на Плато Синих Псов появились крысобаки. Окотэры в то время ещё не было, портал стоял беспризорным..."

– Опять же, ежели кто усомнится, так на то свидетельство имеется в "Жизнеописании и Свидетельстве Доблестных Подвигов Наисвятейшего Преподобного Я-На". Оно в тот мир проникло и свидетельство неопровержимое нам оставило!

– Какое?

– Говорю же: неопровержимое! Ушедши оно туда, а Божественные Врата за ним возьми и затворись! А когда они вдругорядь отверзлись – а случилось то вновь уже через два ли, три ли месяца – то узрели мы Святые Останки Наисвятейшего подле скалы, на которой оно трудами великими при помощи камней вострых для нас Великое Откровение выцарапало. И были там руны, кои значили: "ЗДЕСЬ НАША ПЛА...". А далее – всё. Не успело Преподобное Я-На свой труд завершить, от глада и жажды мученическую смерть приняло. Однако ж богословы наши с помощью Мудрости Высшей сумели распознать, что оно донести нам хотело. Про то теперь каждый знает, ибо сказано:

"ЗДЕСЬ НАША ПЛАчевная доля

Находит законный конец.

Здесь ждут нас и счастье, и воля,

Здесь ждёт нас лучистый венец!"

– Мне почему-то кажется, что слова Я-На можно истолковать и по-другому, – усомнился я.

– Да ты, никак, себя умнее богословов ставишь... И Мудрости Высшей... – Ходо испуганно скосился на меня и – бочком, бочком – втёрся в толпу, растворился в ней. От меня да от греха подальше.

Перед Храмом Божественных Врат возвышался серо-зелёный базальтовый монолит в виде широкого усечённого конуса метров шести высотой. Не думаю, что местное население способно было припереть сюда такую тяжесть. Скорее всего, он находился на этом месте испокон веков. К вершине этого естественного постамента пологой спиралью поднимались вырубленные в камне широкие ступени, на которых через равные промежутки стояли воины в рогато-черепастых шлемах и лоскутных халатах. В руках они держали обнажённые мечи. Такие же воины, только вооружённые алебардами, стояли среди толпы и были очень заметны: вокруг каждого, несмотря на изрядную толкучку, образовывался круг свободного пространства. Если круг начинал сжиматься, воин поднимал алебарду вверх, и толпа сразу же шарахалась в стороны. А воин, крутанув оружие над головой параллельно земле, вновь приставлял его к ноге. Попадёт ли кто под лезвие, его не волновало.

Особый отряд охранял здание с резервуаром, в котором скапливалась вода источника. По краям площади располагались около двух десятков навесов, от которых распространялись отнюдь не самые изысканные запахи приготовляемой пищи.

Ждать начала церемонии пришлось довольно долго. Коротая время, я разглядывал собравшийся люд, и заметил в толпе несколько знакомых лиц. От всех прочих они отличались своей отрешённостью. Я узнал их, несмотря на то, что ныне они были облачены в какие-то рваные обноски. Это были монахи из Урочища Девятирога. Стало понятно, что набег на монастырь– дело рук окотэрцев. Но зачем они это сделали?

Наконец на вершине постамента появилось бепо в нарядном синем камзоле и подняло руку ладонью вперёд. Над площадью воцарилось молчание. Резкий витиеватый жест той же руки, и толпа принялась скандировать "Слава Великому Муравью О-Ко-Ю-Ти!!" По лестнице на вершину монумента упругой походкой почти вбежало Великое лад-лэдо Окотэры. Его стилисту, если таковой имелся, я бы поставил высшую оценку. Смотрелось О-Ко-Ю-Ти великолепно. Высокие сапоги и похожие на лосины штаны плотно обтягивают мускулистые ноги. Необычного покроя камзол скупо, но изящно украшен золотыми пластинками. Широкий плащ развевается на утреннем ветру. Вся одежда выдержана в различных оттенках зелёного. На левом боку – кинжал в богатых ножнах с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью. Голое темя украшает замысловатая цветная татуировка. Очень волевое, более похожее на мужское лицо правителя имело властное, даже жестокое выражение. О-Ко-Ю-Ти воздело руки к зениту, и славословия мгновенно смолкли.

– Длани и Того и Другого да пребудут над нашим Муравейником! – начало оно свою речь.– Восславим дружным пением новое утро, которое принесло нам новую толику счастья, и грядущий новый день, который принесёт нашему Муравейнику новую толику процветания!

Над площадью зазвучали, обивая несложный ритм, литавры, и вся людская масса дружно грянула полупением-полуречитативом:

Славься, Великий Муравей!

Ты мал, но ты силён!

Тебе неведом страх!

Ты не знаешь корысти!

Славься, Великий Муравей!

Славься, Великий Муравей!

Твой путь – справедливость!

Весь твой труд – на благо других!

Счастье всех – твоя забота!

Славься, Великий Муравей!

Вместе с последними словами этого странного гимна стихли и литавры. Некоторое время над площадью стояла почти полная тишина, лишь где-то вдалеке, во дворах, перебрехивались собаки. Затем О-Ко-Ю-Ти театральным жестом развело руки и обратилось к народу с речью:

– Есть ли среди вас те, кто не испытывает счастья от осознания того, что живёт в Городе Великого Завтра, славной Окотэре?

– Нет, Великий Муравей! – громким отрепетированным хором ответствовала толпа.

– Есть ли среди вас те, кто сомневается в существовании Высших Бепо, Того и Другого, двуединых и всемогущих?

– Нет, Великий Муравей! – вновь прозвучал ответ.

– Есть ли среди вас те, кто сомневается в мудрости деяний Того и Другого?

– Нет, Великий Муравей!

– Воистину мудры и благодатны Оба! И настолько велика Их благодать, что не в силах вынести её простой смертный, буде снизойдут Они до него наяву в образе своём истинном! А потому случилось так, что явилось Одно Из Них ко мне в то время, когда я почивало, в образе огромного Муравья Огненного и так глаголило: "Волю Нашу в высших деяниях искать следует. И если сделали Мы так, что среди людей бесполые появились – ищи в этом знак промысла наивысшего!" И открылось мне, что именно муравьи есть высочайший образец, по которому следует строить любое общество, поелику под знаком Великого Муравья придёт человечество к процветанию и благоденствию. И самое высокое, самое почётное место в этом счастливом обществе займёт бепо, доселе гонимое и угнетённое, ибо не вырожденцы бепо, как о том злословят ничтожнейшие из половиков, а наивысшие существа, на плечи которых легла нелёгкая задача созидания. Присмотритесь к обычному бесполому муравью! Кто он в муравейнике? Это он солдат, это он рабочий, это он главная сила и опора его маленького мирка. Так же и бепо – опора любого государства. И поэтому они, бепо – самые сильные, самые многочисленные, самые целеустремлённые – должны править! И править мудро, оставляя за каждым ту работу, которую тот может совершать, к чему предназначен, в чём может принести наибольшую пользу. Предназначение мужчин – оплодотворять женщин и ублажать бепо. Предназначение женщин – как можно чаще производить потомство, ибо именно грядущим поколениям жить в том Великом Завтра, к которому мы идём. Конечно, и мужчины, и женщины могут выполнять какую-нибудь лёгкую и необременительную работу по дому и по двору, но при этом ни на миг не забывать, в чём их основное предназначение. А всё остальное – это забота бепо, идущих впереди всего обновлённого человечества. Таковы законы мироздания, милостиво открытые мне Одним Из Них. Так славься, Окотэра, Город Великого Завтра! Славьтесь, Великие Бепо, ведущие человечество по сияющему пути счастья!

– Славься, Великий Муравей! – вновь заучено грянула толпа, после чего вновь зазвучали литавры, и вновь был исполнен гимн.

– И, прежде чем вы перейдёте к пище телесной, хочу сказать, что вчера наш Муравейник пополнился: есть бепо, мужчины, женщины, – О-Ко-Ю-Ти рукой указало в нашу сторону. – Те лэдо, которые пожелают влить свежую кровь в свои толены, могут осмотреть прибывших. Славься, славься во веки вечные Окотэра, Город Великого Завтра!

"Слава Великому Муравью О-Ко-Ю-Ти!!" – уже несколько вразброд проревела толпа после чего, давясь и толкаясь, ринулась к пунктам раздачи пищи и воды. В центре площади остались лишь несколько богато одетых лэдов-бепо (очень подозреваю, имеющих индивидуальные пищеблоки), которые в сопровождении охранников направились к нам и принялись абсолютно бесцеремонно осматривать и ощупывать совершенно офонаревших от такого обращения фигляров.

Напротив меня остановилось низенькое и толстое лэдо с заплывшими глазками, одетое в зелёный халат, обильно и безвкусно увешанный продырявленными золотыми тимами. Я демонстративно задвинул Ти себе за спину. Однако бепо интересовала совсем не она.

– Можешь помолиться Обоим, которые принесли тебе удачу, – надменно произнесло оно. – Я, лэдо А-Бо, беру тебя себе в утешители. Отныне у тебя всегда будет вдоволь пищи телесной и воды. Если, конечно, оправдаешь мои ожидания. А ну-ка, отвори штанишки! Хочу посмотреть, достоин ли ты быть в моём толене.

– Глазки не лопнут? – откровенно схамил я.

– Ч... что-о? – побагровело от негодования А-Бо.

– Что-то мне это слишком уж напоминает невольничий рынок, – проворчал я, демонстративно отвернувшись от лэдо, а затем повернулся в сторону трибуны и крикнул. – Лад-лэдо! Я хочу говорить с тобой!

О-Ко-Ю-Ти ещё не успело сойти с монумента, беседовало с тем самым бепо, которое исполняло роль церемониймейстера. Оно обернулось и с удивлением молча посмотрело на меня.

– Кто ты такой, чтобы обращаться к Великому Светлому лад-лэдо?! -крикнуло мне в ответ его визави, гневно подбоченившись. – Только лэдо имеют такое право!

– Я – лэд Ланс из Реголата! – несмотря на напряжённость момента, я почти физически ощутил на себе удивлённые взгляды своих спутников. Да и местные лэдо прекратили "выбор товара".

– Лэд?! В обществе фигляров?! – подозрительно прищурившись, спросило бепо, сбавив, впрочем, тон.

– Лэд имеет право на свои причуды.

– Да, это так... – бепо замялось, но в этот момент О-Ко-Ю-Ти что-то ему негромко сказало, и оно уверенно продолжило. – Да, это так! Однако в Окотэре ты можешь забыть про свой титул. Он остался за границами нашего государства. Здесь чтятся только титулы, дарованные Великим лад-лэдо О-Ко-Ю-Ти!

– Честь лэда не знает границ! – перешёл я на патетическую импровизацию. – Только привольные пренебрежительно относятся к сословной принадлежности!

А вот это я, что называется, наступил на больную мозоль! Уж кто-кто, а высшая знать не может не осознавать, что государство-то их де-факто является разбойничьим образованием! Но одно дело – знать, и совсем другое – признать. А признавать-то не хочется! Тем более, практически при всём населении. Следовательно, сейчас должно последовать отстаивание чести мундира. И точно. Небольшое совещание наверху, и бепо провозгласило:

– Лэд Ланс из Реголата! Я, лэдо И-Ми, атак-редеро Окотэры, Города Великого Завтра, сообщаю тебе, что наше государство находится в состоянии войны с Реголатом (Чистейший блеф! Знают ли они, где он вообще находится, этот самый Реголат? Я и сам-то с трудом представляю!) На основании этого ты считаешься военнопленным. Учитывая твоё знатное происхождение, тебе предлагаются три исхода. Первый – принять подданство Окотэры, Города Великого Завтра. Второй – послать нарочного в Реголат за достойным, оговорённым сторонами выкупом. Третий – потребовать назначения Битвы За Свою Дорогу. Что ты выбираешь, лэд Ланс из Реголата?

Всё ясно и предсказуемо: либо усмирить, либо устранить. В такой ситуации обычный лэд, скорее всего, выберет второй вариант. Но кто сказал, что я обычный?

– Требую Битвы За Свою Дорогу!

Ух, ты! Привлечённые нашим диалогом торопливо жующие, сжимающие в руках драгоценные кувшинчики с водой люди аж вздрогнули от такого решения, после чего возбуждённо загомонили: предстояло зрелище!

– Быть по сему! – величественно изрекло О-Ко-Ю-Ти. – Лэдо И-Ми, веди Битву!

– Воины, круг для Битвы! – приказало И-Ми. Охрана на спирали монумента не тронулась с места, но и тех бойцов, что стояли на самой площади, вполне хватило, чтобы быстро организовать достаточно большое свободное пространство.

– Захваченный нами в плен лэд Ланс из Реголата потребовал Битвы За Свою Дорогу! – громко, на всю площадь, провозгласило И-Ми. – Если он выиграет поединок, то будет волен идти куда пожелает. Против него будет биться полугроссеро Я-Тэ Злой Шершень. Если оно выиграет поединок, Великое лад-лэдо О-Ко-Ю-Ти дарует ему чин гроссеро, дом и право создать свой толен.

Я остался в кругу один. Вскоре в одном месте толпа расступилась, и два воина внесли высокий и длинный столик, на котором были разложены всевозможные орудия убийства. Один из воинов удалился, другой подошёл ко мне.

– Я дюженнико О-Зи. Я назначено твоим блюстителем в Битве За Свою Дорогу. Сейчас ты должен выбрать себе оружие.

Я подошёл к столику. Мечи, булавы, кинжалы, тесаки, топоры, кистени – чего здесь только не было! Впрочем, не было ничего слишком уж длинномерного – копий, алебард. Мне глянулся длинный и узкий меч, лезвие которого имело форму очень вытянутой капли. Его обмотанная кожаным ремнём рукоятка оканчивалась массивным металлическим шаром, который служил противовесом клинку, отчего центр тяжести меча находился очень близко к кисти. Я примерился и сделал несколько рубящих движений: очень удобно, таким мечом даже не слишком сильный человек может сражаться довольно долго. Пальцем проверил наточенность лезвия: впору бриться.

– Отлично! – произнёс я.

– Ты имеешь право взять что-нибудь ещё. Кинжал, например, – посоветовало О-Зи.

– Мне достаточно, – отказался я.

– Тогда пройдём к краю Круга Битвы. Сейчас наступила очередь Злого Шершня выбирать себе оружие.

Мы отошли, и на площади в сопровождении своего блюстителя-секунданта появилось Я-Тэ, так же, как и все воины, облачённое в пёстрый лоскутный халат. Оно окинуло меня оценивающим и цепким взглядом, после чего подошло к столику и без колебаний взяло два кривых кинжала, что-то вроде турецких ятаганов. Я внимательно разглядывал своего противника. Странно: мне думалось, что, учитывая мою комплекцию, против меня выставят какого-нибудь великана со скалоподобным торсом и огромными бицепсами, а это бепо совсем не производило впечатления великого воина. Оно было высокое, примерно на полголовы выше меня, несколько худощавое, поджарое. Однако, обратив внимание на его плавные, но точные движения охотящейся кошки, я изменил своё мнение: к гадалке ходить не надо, чтобы понять, что передо мною мастер какого-то единоборства, мне, скорее всего, не знакомого. Поэтому собраться следует предельно!

Я-Тэ Злой Шершень заняло место на противоположном крае круга.

– Какие правила? – спросил я своего секунданта.

– А правило-то только одно: никто из зрителей не должен пострадать. Это всё, других нет, – ответило оно.

И-Ми, выдержав эффектную паузу, взмахнуло рукой, подавая знак к началу поединка. Мы со Злым Шершнем стали сходиться к центру. Шагов за шесть-семь до встречи Я-Тэ крутанулось вокруг своей оси, и полы его халата расправились широким горизонтальным веером. Оказалось, они состоят из множества длинных полос материи. На конце некоторых из них сверкнула сталь.

Нехитрое приспособление: к двум сложенным вместе полосам материи разной длины прикрепляются соответственно лезвие и чехол для него. Пока полосы спокойно свисают вниз, лезвие находится в чехле. Но стоит полам халата под действием центробежных сил развернуться веером, как лезвия тут же обнажаются. Сомневаюсь, что таким приспособлением, если только лезвия не отравлены, можно убить. Разве что порезать. Хотя, как знать! Японские самураи тоже до поры до времени не видели ничего опасного в нунчаках, палочках для обмолота риса.

На конце других полос находились приспособления типа свистулек, издающие при движении звук, похожий на громкое жужжание насекомого. Так вот почему ты Злой Шершень!

Вращаясь, как балерина, исполняющая фуэте, и гудя, как трансформатор, Я-Тэ стало приближаться ко мне. Крутящиеся вокруг длинные полосы отвлекали внимание и превращали грудь и плечи воина в размытый контур, скрывая движения его рук, скрывая положение оружия. Опасаясь быть порезанным многочисленными свистящими лезвиями, противник воина-шершня рисковал пропустить единственный роковой удар кинжалом.