Текст книги "Н - 7 (СИ)"
Автор книги: Владимир Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Владимир Ильин
Напряжение: том 7
Пролог
Звук скрипки подхватил тревожный перебор клавишных. Там, на втором этаже роскошного дворца Трубецких, заливалась слезами виолончель и выл на низкую луну в окнах альт, бешеным движением смычка пытаясь перепилить струны, будто бы ставшие решеткой душе музыканта.
Трое солидных мужчин, поднимающихся по ступеням мраморной лестницы этажа первого, невольно замерли. Концерт, который начался слишком рано? Или изначально был не для них… Переглянувшись и оправив на плечах тяжелые шубы, они продолжили свой путь.
Музыка не слышала поступи поднимающихся гостей. Акцент на неизбежность, глухие удары барабанов – еще десяток ступеней, и уже бьющих в такт подстроившимся под музыку шагам.
Трое не ведали, ради кого и ради чего их попросил быть во дворце лично князь Трубецкой – известный миротворец и переговорщик старого поколения. Но музыка обещала им драму, она была пропитана ею – и это было до невозможности странно. Они не были просителями этим вечером – ни князь Юсупов, ни его казначей Елизар Сергеевич, той же фамилии, ни мрачный Амир – названный брат князя и глава боевого крыла. Их просили быть, уговаривали мягким застенчивым голосом, свойственным человеку в возрасте – Трубецкой прекрасно знал цену чужому времени и беспокойству, но никогда не обещал ничего взамен – да, время будет потрачено, а беспокойство бесспорно возрастет. Однако дворец Трубецких на Покровке по-прежнему являлся местом, где встречались злейшие враги и приходили к единому решению. В мире должен быть способ, чтобы разговаривали даже такие люди, и мир нуждался в таких посредниках – поэтому Трубецким редко отказывали. Никогда не угадаешь, когда придет твой черед уговаривать князя организовать встречу – в формате, когда собеседник до последнего момента не будет знать, кто пригласил его на разговор, а значит не найдет формального повода для отказа.
Впрочем, положение Юсуповых в стране до последнего времени было настолько крепким и уверенным, что они сами подменяли Трубецких в иных щепетильных вопросах, возвышаясь арбитрами над равными. Положение не изменилось, только руки теперь по локоть в крови – вид, недостойный беспристрастного судьи…
Империю совсем недавно отлихорадило смутой – однодневной, стремительной, будто сердечный удар, со столь же тяжелыми последствиями для здоровья государства. И только своевременное вмешательство хирургов – высших боевых рангов – позволило стране и дальше дышать морозным воздухом декабря. Многие потом назовут этих хирургов палачами – украдкой, меж собой, затаив боль и ярость за покорностью и смирением. Слишком многие.
Погибли сотни благородных; обращена в руины существенная часть столицы вместе с Кремлем, и кто-то активно шептался, будто бы сам император чуть не отправился на тот свет. А значит, должны были погибнуть еще сотни тысяч: на горизонте следующего дня, в цветах темно-красного зимнего рассвета явственно проявлялся силуэт карательного похода – под единым знаменем Его Величества, огнем и мечом пройтись по княжествам и городам отступников. Но удержались – чудом.
Замирить такое, не сбросив страну в бездну гражданской войны – воистину тяжелая задача. У императора, не иначе высшим провидением, получилось – разом помиловав всех оступившихся, он на некоторое время заморозил конфликт, а затем прозрачно намекнул, что за мятеж возьмет золотом. Словом, единого похода, которого боялись заговорщики и против которого могли объединиться, не случилось. А золото… Разве оно понадобилось бы мертвецам?
Но золото, что ушло в карманы императора, не имело никакого отношения к семьям тех, чьи родичи умерли, защищая Кремль или пытаясь к нему прорваться. Кровная месть – не подвластна имперским рестриктам; взять плату за кровь – древнейшая привилегия, встать против которой не смеет и государь. Если бы не было столетий общего прошлого за плечами, страна все равно свалилась бы в княжескую междоусобицу – не целиком, так частями. Вернее, если бы не новый Первый советник Его Величества, который буквально заставлял кипевших от горя и ненависти князей вспоминать это общее прошлое, если они рассчитывают на личное будущее – не важно, из числа победителей или проигравших те были. Он как-то находил аргументы – достаточно веские, чтобы отложить планы на чужие жизни, но даже ему было не под силу избыть их ненависть. Мстить же можно по-разному: не задавить петлей, так задушить экономически. И вот тогда люди желали говорить с врагами – а если в ответ не выражали такого желания, шли к Трубецким.
Видимо, кто-то из числа кровников Юсуповых пригласил их, чтобы молить о пощаде. И трое пришли, чтобы им отказать. Только музыка – лишь она не вязалась с этими размышлениями. Оплакивающая, обреченная – ей бы начаться, когда Юсуповы развернутся и уйдут…
Утонул в отзвуках живого оркестра перезвон настенных часов, отмеряя двенадцатый час дня. В высоком бело-синем зале не заметили этого, как и появившихся на пороге гостей – все внимание других троих мужчин, занимавших стол для переговоров, было приковано к движениям шести музыкантов в дальнем от входа углу. В плотных белых повязках на глазах, отчаянно прижимающие к себе инструмент и столь же истово извлекающие из него звуки, те видеть и вовсе ничего не могли. Развернутые чуть в разные стороны, они и коллег-то могли только слышать.
Князь Юсупов повел глазами в сторону и заметил хозяина дворца самолично – князь Трубецкой стоял подле стены у входа, привалившись на нее сложенными за спиной ладонями. Невысокого роста, со старомодными бакенбардами и в темно-синем сюртуке с алой лентой и медалями за гражданскую службу, он тоже смотрел на оркестр, но взгляд его то и дело перебегал на гостей за столом. И отчего-то был там страх.
Стихли последние аккорды, возвращая спокойствие в натопленный гостевой зал. Вновь появились негромкие звуки – скрип посуды, перемещающейся по столу, и столового серебра по эмали – за столом вовсю ужинали, не дожидаясь гостей. «В себе ли они, лишая себя шанса вместе преломить хлеб за общим столом? Безумцы!.. Или просто нерусские?» – кольнула догадка князя, стоило присмотреться к холеным лицам господ в деловых костюмах. Припудренные, по-лошадиному вытянутые лица, зачес напомаженных волос набок; запонки на манжетах сорочек с незнакомыми гербами, тяжелые перстни на руках с десятком мелких камней каждый, когда в империи предпочтут хотя бы один, но большой. И эта наглость, когда к гостям сидят спиной.
К Трубецким на поклон часто приходили иностранцы, в этом нет большой новости. Но, пожалуй, именно эта беседа выйдет очень короткой.
Легонько скрежетнули перстни на руках Юсупова, привлекая внимание – Трубецкой встрепенулся и растерянно оглянулся сначала на гостей, а затем на часы. Смущение, тронувшее лицо старого царедворца, было в высшей мере забавным – но князь Юсупов и малейшим движением этого не показал. Наоборот, улыбнулся располагающе и сделал пару шагов навстречу – как и должно быть по отношению к тому, кто когда-то совсем маленьким держал тебя на коленях и отчаянно рвался в крестные отцы. Свита замерла позади.
– Ваше сиятельство, – с легким поклоном коснулся он суховатой морщинистой руки и даже не пытался вслушиваться в извиняющееся лопотание старика. – Не стоит винить себя. Это все очарование музыки.
– Да, музыка, – чуть сконфуженно улыбнулся князь Трубецкой и вновь посмотрел в угол зала.
Словно уловив внимание, зазвучали неловкие удары по струнным от музыкантов, что по-прежнему не снимали своих повязок и готовились к новой композиции.
Юсупов же оглядел зал с явно сквозящим неудовольствием.
– Из уважения к вам, князь, я желал бы узнать причину, по которой вы меня пригласили, а затем уйти.
– Пусть о причинах вам расскажут данные господа, – Трубецкой отвел взгляд, чуть сгорбился и указал на стол. – Прошу, ваше сиятельство, – поднял он на Юсупова полный мольбы взгляд. – Мне, право, стыдно за них и их манеры…
А затем и вовсе прихватил рукав шубы гостя, будто боясь, что Юсупов отвернется и уйдет.
– Откуда они? – Замешкался тот, разглядывая Трубецкого.
– Пройдемте за стол, – тяжело сглотнув, хозяин дворца одернул руки от шубы гостя и изобразил радушный жест в центр зала.
Только стариковские пальцы отчего-то подрагивали.
– Вы меня очень обяжете, – смотрел он на Юсупова с надеждой.
– Только ради вас, ваше сиятельство. – Бесстрастно произнес гость, смерив троицу за столом тяжелым взглядом.
Те, вот радость-то, оторвались от еды и изучали новоприбывших с вежливым интересом и абсолютным спокойствием. Знали, что в доме посредника им ничего не угрожает? Только из этого дворца рано или поздно придется выйти.
– Господа, – радушным голосом обратился князь Трубецкой к поднявшимся из-за стола мужчинам. – Разрешите представить вам его сиятельство князя Юсупова. Князь, эти господа из «Майер и Голдфри», юридическая компания в Швейцарии. Их документы в полнейшем порядке!
Юристы, впрочем, с готовностью потянулись к тяжелым кожаным папкам, разложенным перед ними на столе.
– Кого же представляют люди из «Майер и Голдфри»? – Князь Юсупов отодвинул центральный стул напротив троицы, сел, оперевшись локтями на столешницу и сцепив руки в замок.
Как начальник, перед которым вытянулись в струнку подчиненные.
За спину князя Юсупова неспешно передвинулась свита.
– Наша компания представляет широкий спектр доверителей, – с легким поклоном начал центральный юрист. – Желающих защищать собственные интересы инкогнито. Один из них обратился к уважаемому князю Трубецкому, чтобы его сиятельство организовал эту встречу.
– Это очень серьезный человек, ваше сиятельство, – вновь вступился князь Трубецкой. – Это его люди и его музыканты. Он был тут. Он еще тут, во дворце, – поправился, откашлявшись, князь. – Если вы договоритесь с юристами, он изволит встретиться с вами лично.
– Не договоримся, – выразил сдержанную уверенность князь Юсупов.
А его люди отодвинулись назад, чтобы дать тому встать.
– Мы в полной мере уполномочены огласить ряд претензий к клану Юсуповых. – Настаивал юрист. – Их обоснованность не зависит от личности доверителя, а законность подтверждена международным договором.
– Очень интересно, – с легкой иронией посмотрел на трех смертников князь.
Хотелось добавить, что кто-то выставил их живым щитом на тот случай, если Юсуповы претензии не примут и оскорбятся. Желалось думать, что доверитель боится встретиться лицом к лицу. Но заверения князя Трубецкого были этим мыслям противовесом, добавляя осторожности в словах и поступках. Юсуповых изначально выводили на скандал – значит, он был выгоден кому угодно, но не князю.
– Излагайте, – позволительным движением ресниц, князь Юсупов разрешил юристам перейти к делу. – Можете для этого сесть.
Те переглянулись и с шумом отодвигаемых стульев разместились напротив.
– Сорок пять лет назад нашим доверителем подписаны документы с родом Веденеевых, по которым, в обмен на… родство с нашим доверителем, ему отходит будущий ребенок крови Веденеевых. Изволите копию договора, – из открытой папки достали увесистый талмуд, сплошь покрытый синими печатями нотариального заверениями. – Данные нашего доверителя, по его указанию, вымараны.
– Так-так, – не притронулся к бумагам князь Юсупов и чуть прищурил глаза.
– Двадцать один год назад Веденеевыми был продан живой товар… – Листнули пожелтевшие листки в новой укладке. – В ваш адрес. Однако Веденеевы забыли, что товар обременен некими обязательствами.
Князь с вежливым равнодушием предложил продолжить.
– Веденеевы обещали ребенка нашему доверителю. Но продали его вам. – Переглянувшись с коллегами, терпеливо повторил юрист. – По документам, это товар. Исходя из сути сделки, этот товар продан незаконно. Доверитель желал бы получить его обратно, а Веденеевы вернут вам деньги.
– То есть, вы желаете забрать у меня бывшую супругу с детьми? – Вкрадчиво уточнил Юсупов.
В зале ощутимо потеплело – до крупных градин пота на лицах юристов. Хотя гостей в шубах жар словно бы и не коснулся.
– Никто не претендует на ваших детей, князь. Все дело только в женщине.
– В матери моего ребенка. – Шипением обернулся тон Юсупова. – Какого ответа ты от меня ждешь, собака?
– В мире деловых людей вас не поймут, уважаемый князь. – Нервным движением юрист промокнул лоб салфеткой.
– Если я соглашусь, это оспорит законность отцовства, – повернулся Юсупов к побледневшему Трубецкому.
– Мы живём в мире законов. Мы сердце закона, ваше сиятельство. – Шепелявил тот. – Если документ есть…
– Ты позвал меня. Ты знал, что они потребуют! – С горечью выговорил Юсупов, разочаровываясь в стоящем перед ним человеке.
– Я хочу, чтобы вы договорились! Чтобы они не пошли с этим документом к Императору! Я желаю, чтобы ты избежал позора, – затрясло руки старика. – Уверен, все можно урегулировать! Договориться! Выкупить этот проклятый контракт! Ведь это возможно? – Трубецкой взял себя в руки и с надеждой обратился к юристам.
– Наш доверитель готов рассматривать варианты. Он особо хотел обратить внимание, что товар – его крови. Это его дочь. Он желает получить ее обратно и участвовать в жизни внуков.
– У вас хорошее произношение. – Отчего-то вдруг заинтересовался князь. – Давно живете в Империи? У вас тут дом или квартира? Обзавелись семьей?
– Ваше сиятельство, мой доверитель желает контроля над пророком. – Не сдержался юрист и чуть сорвал голос, тут же откашлявшись. – Так или иначе, мой доверитель его получит. Целиком или частично – решать вам. Изучите бумаги, – выдохнул он, явно досадуя на собственную несдержанность и успокаиваясь. – Примите верное решение, ваше сиятельство.
– Кто он? – Смотрел Юсупов на Трубецкого. – Как его имя?
– Вам этого никто не скажет, – облизав посеревшие старческие губы, произнесли в ответ.
– Иначе я откажусь?
– Иначе вы не сможете рассуждать здраво, ваше сиятельство, – отвел взгляд Трубецкой. – Я не хотел, чтобы это произошло вот так. Но у них документы.
– В таком случае, мне нужно время подумать. – Протарабанил Юсупов пальцами по столешнице.
– Недолго. – Вставил юрист, защелкивая папку на тяжелую кожаную бляху.
– Пошел вон.
Юристы откланялись и быстрым шагом покинули зал.
Князь Юсупов встал из-за стола и подошел к музыкантам, испуганно замершим в углу. Он что-то замечал и раньше, когда рассматривал их от входа. Но теперь обнаружил доподлинно – маленькие крапинки крови в уголках повязок.
– Скажите, ему понравилось? – Почувствовав человека рядом, скрипач слепо поднял голову вверх и в сторону.
– Кому, ему?
– Он обещал, что наши семьи не тронут, если ему понравится. – Словно не услышав, с надеждой добавили в ответ.
– Я узнаю, – мягко пообещал им князь.
– Вы нас очень обяжете, ваше сиятельство.
Бедняги, которые услышали слишком много.
– Сыграйте для меня еще раз. – Успокоил он их голосом.
И в звуках вступительного соло обреченной скрипки направился к выходу.
– Либо один человек, либо контроль над пророком потребуют все. – Донесся в спину слабый голос князя Трубецкого.
– Я вернусь с ответом. Вечером. – Пообещал он ему.
И вечером нога князя Юсупова вновь вступила на порог дворца.
Лестницы кипели жаром, мраморные балюстрады обрушены вниз. Князь поднимался в ревущем гуле всепожирающего пламени, но все еще слышал внутри себя утреннюю мелодию – беззвучную, полную тоски и неотвратимости.
– Что ты натворил. – Донеслось из центра пустого бело-синего зала, у потолка и в углах которого скапливался дым.
Князь Трубецкой не сопротивлялся. Не в его положении, когда серебряная спица проткнула мундир до кожи, а плечи удерживают двое мужчин в черных одеждах, заставляя стоять на коленях. Стол, стулья – все разбито и снесено к стене.
– Ты посмел поднять руку на посредника. – Дрожал гневом голос старика.
– Посмел, – навис над ним князь, чтобы старику пришлось задрать голову вверх.
– Против тебя встанут все, – шипели на него с пола. – Ты переступил черту. А я, я, старый дурак, хотел тебе помочь! Ты не получишь имя, слышишь?!
В ответ Юсупов раскрыл левую ладонь и ссыпал на пол три перстня с мелкими камнями в оправах.
– Эти юристы. Я нашел каждого из них. Выкрал. Пытал. Не верил и пытал до смерти.
– Это против правил! – Вспыхнул яростью Трубецкой. – Переговоры не завершены!
– Какие могут быть правила, когда дело касается семьи? – Ощерился оскалом Юсупов.
Искры электрических разрядов гуляли между кожей его руки и рукавом.
– Моей семьи. – Надавил князь дрожащим от гнева голосом.
– И моей, моей тоже, не забывай об этом, – облизнув губы, совсем иначе посмотрел на него Трубецкой.
И испуганным тот вовсе не казался – равно как и побежденным.
– Хочешь, чтобы об этом узнали все? – Дернулся он вперед и с досадой отпрянул, когда спица кольнула его кожу. – Я оставил распоряжения. Оригинал договора тебе не достать.
– Я покажу тебе океан боли, и ты передумаешь.
– Этим меня не взять, – слегка нервно рассмеялся старик. – Поэтому ты все еще говоришь со мной. Моя смерть только добавит тебе проблем. Мы с тобой вынуждены будем говорить.
Князь Юсупов коротко кивнул в сторону, и незримо следовавший до этого за ним Амир зашагал по залу, рассыпая вдоль стен красный порошок, отдававший запахом пороха и крови.
– Скоро все сгорит дотла. Пожарные машины не допустят. Ты умрешь и не узнаешь, чем все закончится, – спокойной мантрой произнес Юсупов.
– Ты проживешь не дольше, – медленно покачал головой хозяин дворца. – После всего, что ты натворил. После всего, что натворил твой пророк!!!
– Ксения вне политики. Император об этом знает.
– Причем тут Ксения?! Пожелал всех обмануть? Думал, никто не догадается?! Я говорю о Максиме!
– Он технический ребенок – тоном, будто повторял себе это сотни раз, автоматически произнес князь.
Правда, уже не тем тоном, каким он был два десятка лет назад, когда он выбрасывал новорожденного сына в приют. И не тоном, какой был семь лет назад – когда имя Максима вдруг проявилось вновь, обескуражив успехами тех, кто посчитал его давно мертвым – но выполнившим долг перед кланом. Долг, о котором тот и не знал, впрочем, но ради которого был рожден.
В этом же тоне, произнесенном князем, уже проступил оттенок сомнения – только со стороны это различить трудно. Надо слышать десятки раз – в прошлые годы, когда с успехами выброшенного бастарда приходилось считаться. И сотни – в последние месяцы, полные крови, смертей и триумфа. «Это технический ребенок» – повторял князь и уже сам себе не верил.
Однако Максим определенно точно не был пророком.
– Талант Веденеевых передается только по женской линии, – отмахнулся князь Юсупов от неожиданно громкого смеха в ответ на свою реплику. – И мы никогда не применяли дар пророка для достижения политических целей.
– Скажи мне, соври мне это еще раз, ты, ты, узурпировавший власть в Империи на сотни лет! – Безумцем смеялся Трубецкой.
И людям Юсупова пришлось чуть сместить спицу, чтобы тот не самоубился об нее сам.
– Ты сошел с ума, старик. – Поджал губы князь.
– Да неужели? – Отсмеявшись, зло смотрел на него хозяин дворца. – После того, как твой сын спас жизнь Императору и приставил к нему своего Первого Советника?! После того, как единственным возможным наследником, не вовлеченным в смуту, стал цесаревич Сергей Дмитриевич, которому Максим спас сына?! Или после того, как спасенному принцу влил свою кровь Мгобе, а этот проклятый южанин набил таких татуировок – живых татуировок! – что у Ивана Сергеевича не будет конкурентов в поколении?!
– Посмотрим, что Намаджира и Мгобе за это еще потребуют…
– Ни-че-го! – С неким даже восхищением смотрел на него Трубецкой. – Я навел справки, им было просто интересно! Противоядие уже было найдено к этому времени. А привел их к нашему цесаревичу твой пророк. – Горели его глаза яростью убеждения.
– Ты продолжаешь смотреть на меня, уважаемый князь, будто я тебе что-то отвечу. – Стоял на своем Юсупов.
– Три, три поколения императоров, за спиной которых будет Максим!.. Или ты просто не контролируешь пророка? – Неожиданной догадкой пронеслось в глазах Трубецкого.
– У клана действительно есть пророк, и зовут ее Ксения. Моя дочь и твоя внучка, раз ты ее признаешь.
– Не контролируешь, – ошарашенно покачал головой Трубецкой.
– Ты, впрочем, тоже не контролируешь своего внука, – равнодушно произнес Юсупов, уставший от старческих бредней, и знаком показал Амиру поторапливаться с огненной мессой.
– Я-то думал, что ты в курсе всего безумия, что затеял Максим. Что ты сам стоишь за всем этим. – Принялся раскачиваться Трубецкой из стороны в сторону, стоя на коленях. – Эти странные законы, которые скоро пойдут на подпись… Я видел в них твою руку! Я вынужден был действовать! Их необходимо остановить, но император не слышит, не желает слышать никого, кроме своего Первого советника!
– Какие законы? – Насторожились в ответ.
– Он хочет отдать власть простым людям!
– Бредни. – Фыркнул князь Юсупов.
– Закон о создании нижней палаты Сената почти готов, – давил голосом Трубецкой. – Взамен уничтоженному Сенатскому дворцу строится новый, где для нижней палаты уже отведены помещения.
– Это попрание прав знати.
– Император не претендует на княжеские привилегии. – Засуетился Трубецкой, глядя на завершающего обход зала Амира. – Он собирается отдать часть своей власти, на своих землях и над собственными людьми. Первый советник наплел ему, что это улучшит собираемость налогов, ведь законы о налогах будут принимать народные избранники. А верхняя палата, из благородных, вправе заблокировать любой закон.
– Что черни скажут, то они и примут.
– Кто скажет? – Потянулся Трубецкой к шубе Юсупова, игнорируя спицу. – Скажи мне, кто получит власть над новым сенатом? Первый советник? Максим? А верхняя палата?! Как можно верить в благоразумие людей, на шее которых пятерня Первого советника, а в кармане – рука княгини Борецкой?! Сколько лет понадобится Максиму, чтобы благородные тоже стали подчиняться решениям Сената?
– Это немыслимо.
– Сегодня – да. – Отчаянно закивал Трубецкой. – Но через сотню лет? Кем мы станем?! Реликтом, посмешищем с древними титулами, без власти и денег?! А может, мы сами отчаянно будем бороться, чтобы избраться в этот Сенат?! У Максима есть на это время! Твое сиятельство, мы беззащитны перед будущим!
– Так чего ты хотел от меня? – Чуть отшатнулся от него Юсупов, чтобы тот отпустил полы шубы и вновь сел на колени.
– Я желал, чтобы ты отдал часть власти мне. Но у тебя нет этой власти. – Умно и жестоко смотрел на него хозяин дворца. – Теперь нам с тобой надо думать, как лишить этой власти Максима. Тебе – в первую очередь. Ведь это твой сын пожелал лишить нас всего. Как ты убедишь остальных, что не приказывал ему этого? Как докажешь, что не захватил в империи власть? Тебя ведь не любят, твое сиятельство. Тебя ненавидят. Ты слишком богат и слишком многих убил в той резне. Ты сжег мой дом, – повел Трубецкой рукой вокруг. – Слишком высоко замахнулся. Твоему клану этого никто не простит. Вас убьют из-за Максима. – Убежденно произнес Трубецкой. – Нас всех из-за него убьют.
– Ошибаешься, твое сиятельство, тебя убью я. – Смотрел Юсупов на перстни под своими ногами.
– Ради кого? Ради технического ребенка? – Посмотрел тот с хитринкой. – Так давай сделку, твое сиятельство. Бери себе бывшую жену и Ксению. А мне отдай Максима. Он же тебе не нужен, ты сам сказал. Если все так, как ты говоришь, что тебе стоит? Ты уже один раз от него отказался. Откажись еще раз.
– Господин, жду вашего указания, – с поклоном подошел Амир.
– Та музыка, которую играли днем… Она тебе понравилась? – Уточнил у хозяина разрушенного дворца князь Юсупов.
– Очень. – Истово выпалил тот. – Ты слышал, как искренне играют те, кому есть чего терять?
– Мне, в ответ, понравилась твоя игра. – Медленно кивнул Юсупов. – Скажи мне, ОН тоже обещал оставить твоих родных живыми, если ЕМУ она понравится?
Князь Трубецкой вздрогнул, замер на мгновение и попытался сам насадиться на острую серебряную спицу – еле успели удержать.
– Но для НЕГО твоя игра должна быть еще убедительней. – Коснулся князь плеча старика. – Я помогу тебе огнем. – Кивнул он Амиру.
Пожарных допустили через половину часа, когда крыша дворца провалилась вовнутрь.
– Почему тот человек сразу не пошел в суд? – Спросил Амир на обратном пути, сидя лицом к князю в длинном лимузине. – Торг на пороге скандала был бы эффективнее.
Его господин мельком глянул на сидящего рядом казначея, задумчиво – и уже в который раз – перелистывающего копию старинного договора.
– Зачем ему желать, чтобы мы сами отказались от влияния или родства, – поправил его Елизар Сергеевич.
Амир изобразил само внимание.
– Есть моменты, при которых требование стороны не учитывается судом. – Поднял тот взгляд, а затем продемонстрировал страницу договора с замазанной строчкой вместо имени и фамилии второй стороны.
Ничего не разобрать – верно. Но в это количество букв идеально вписывался один вариант, набросанный тоненькой линией карандаша.
Амир вчитался и посуровел лицом.
– Когда тот, кто смеет требовать, навеки проклят и признан врагом империи за деяния свои.
