Текст книги "Н - 7 (СИ)"
Автор книги: Владимир Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Прошу снять барьер. Я желаю принести клятву. – Протер княжич Засекин ладони о подкладку карманов своего пальто и напрягся так, что побелело лицо.
– Мы все желаем, – встали в линию княжичи.
– Мне будет достаточно слова, – покровительственно кивнула принцесса.
– Что вы, как можно, – поднял я руку, привлекая внимание охраны Аймара. – Снимите барьер между домами.
– Благодарю, – отмахнулась от меня Ее высочество, стараясь скрыть нетерпение. – Господа, – повернулась она к гусарам за моей спиной. – Прошу быть свидетелями этому дню!
– Я, княжич Засекин Олег, – упал на левое колено юноша. – Полномочиями, данными мне моим князем и князьями земель Самарских, Хвалынских и Черкасских, их именем и словом клянусь перед людьми и богом быть людьми твоими. Отныне мы будем сражаться за тебя, не оставим советом и помощью, не бросим в плену и не поднимем руки против твоих владений и семьи, и не покинем тебя на поле боя, князь Максим Борецкий.
Величаво кивнувшая было принцесса замерла.
– Встань, княжич. За вашу верность, жалую вас землями родовыми в границах до сего дня и достоянием, что было вашим до служения. Клянусь защищать вас с мечом в руках или в суде, не бросить и не оставить ваши семьи в час беды. В доме моем вы всегда найдете кров и стол. В этом клянусь перед и людьми богом.
В тишине помог подняться я княжичу и троекратно поцеловал в щеки, оставив по правую от себя руку.
– Господа! – Дрогнул голос Ее высочества.
– Я, княжич Жевахов Давид, полномочиями, данными мне моим князем и князьями земель Имеретии и Кахетии, князем Телави князьями Лории, их именем и словом клянусь перед людьми и богом быть людьми твоими. Отныне мы будем сражаться за тебя, не оставим советом и помощью, не бросим в плену и не поднимем руки против твоих владений и семьи, и не покинем тебя на поле боя, князь Максим Борецкий.
– Я, княжич Кропоткин…
– Господа, вы совершаете ошибку! – Звучало непонимание принцессы громко и отчетливо, но его слово никто не слышал.
– Я, княжич Трокуров…
– Встань, княжич. – Поднимал я поклявшихся с земли, щедро одаривая их тем, что они и сами владели.
И меня слышали, и меня видели – и друзей моих, и войско.
– Я, княжич Куракин… – Переходили под мою руку земли по Дону и Волге, по Днепру и вдоль быстрых горных рек Кавказа.
Пока с той стороны не осталось никого.
Орлова, правда, не досчитались – но, говорят, он уехал еще утром.
В какой-то момент ушла в дом Ее высочество – никто никого не держит, а стоять и смотреть на происходящее, видимо, было выше ее сил.
– Князь Шуйский, могу ли я вас просить организовать переход в ваши земли? – Повернулся я к задумчиво изучающему диспозицию Александру Евгеньевичу. – Или куда-то поближе к месту боя?
– Убивать Юсуповых? Это можно, – кивнул он. – Артефакты сейчас доставят.
– А что тут, собственно, происходит. – Замер в дверях отеля князь Давыдов с двумя рюмками в руках и бутылкой вина, прижатой локтем к боку.
– Господин полковник! Под мою руку только что перешли тридцать два княжества.
– Да я же всего две рюмки выпить отошел!!! – Возмутился Василий Владимирович, гневно посмотрел на хрусталь в своих руках и в сердцах бросил на траву.
– Господин полковник! На мои владения напали, пока я находился на службе. Прошу дать мне отпуск для решения личных вопросов.
Правда, то, что рюмки Давыдов бросил, не помешало ему остервенело откручивать пробку на винной бутылке.
– То есть, на земли моего офицера напали, пока он находится на службе… – Повторил Давыдов, замерев, а затем взглядом нашел Ломова. – Дайте-ка знамя, корнет. Я точно знаю, где его попытаются сорвать!
***
Сбоку князя Шуйского осторожно потормошил переводчик:
– Великий князь Аймара Катари желал бы знать, чем он и его семья могут помочь этому юноше до момента, когда он переоформит княжество на Аймара Инку.
– Вы знаете, уважаемый Катари, – тихо ответил он, глядя на будущего свекра. – Я всю жизнь ждал момент, когда этот юноша перестанет быть нужен. А сегодня он дарит княжество и идет бить моих кровных врагов.
– И что вы порекомендуете великому Аймара Катари?
– Не изволит ли он прогуляться с нами на войну?
– А что, так можно? – Переглянувшись с работодателем, уточнил переводчик.
– О, разумеется, это старинная русская традиция, – вежливо покивал князь.
– Вот как, интересно. И как же называется эта традиция?
– Nashih byut.
– Тогда, пожалуй, мы согласимся.
Глава 16
Столица – как стальная чаша, полная золота. Какой бы сильный урон ей не нанесли, золото застрянет в прорехах. Даже если разнести весь центр города – шелест золотых монет за семь-восемь месяцев все исправит. Останется только привыкнуть к новой линии горизонта: местами строители не удержатся, да пристроят пару-тройку этажей к заново возводимым домам, а где-то вместо объекта исторического наследия возведут-таки высотку. Пока все в строительных лесах и гудит огромной стройкой, не разобрать замысла архитекторов – даже на бумаге день изо дня меняются проекты, а единственно точными остаются лишь суммы взяток, которые предлагают и иногда даже берут. Каждый день бегают приказчики торговых домов, обивая пороги городского совета – ищут, дать бы кому денег, да урвать кусочек столичной земли, неожиданно ставшей свободной. Суета, нервы, подлость, связи – и ведь верят, что им-то точно удастся все изменить. А когда не получается – расстраиваются искренне, будто и в самом деле был у них шанс. Будто все уже не поделено месяцем раньше – в тихих кабинетах с высокими потолками.
Через пару лет туристов проведут по новым улицам и будут рассказывать про старую Москву: и если соврут, то не сильно. Дух города, что горел, перестраивался, был признан столицей Империи и с тех пор навязывал свою волю огромной территории, все еще здесь. И люди, которые формируют этот дух, тоже никуда не собирались уходить – даже если на их планы сбрасывают гору.
– Как вы могли допустить.
Первый Советник, князь Черниговский, до того меланхолично смотревший через окно Кремлевского дворца на город, невольно проверил взглядом, не открыты ли ставни – уж слишком холодом повеяло.
Между ставнями и окном был стол и кресло с Императором, но смотреть на государя в такие моменты не рекомендовалось. Равно как и думать, насколько он разъярен, раз эмоции пробиваются в реальность изменением температур.
Люди менее опытные изучали бы ковер на паркете под ногами, но князь Черниговский вину за собой не чувствовал и показывать ее языком тела не собирался. Более того, виновника Первый советник знал точно. Но быть первым чиновником империи – еще не означало, что можно забыть тягостное ощущение подчиненного перед начальником, всю эту невозможность возразить с раздражением:
«– Да час назад ты сам, болван, велел не пускать к тебе бояр посольских!»
А ведь те пришли: от всех родов, кои Император заманил в ловушку и поставил перед лицом неизбежного уничтожения. Приехали, прилетели, прибежали к стенам Кремля – искали встречи с государем, но получили отказ; пытались найти знакомых среди дворцовых чиновников, да что там: отчаявшись, ловили простых охранников за руку и, с мольбой глядя им в глаза, надевали на пальцы золотые перстни с самоцветами: лишь бы устроили встречу с Императором, лишь бы словечко в защиту передали!.. Словно не бояре, а те самые приказчики, что верили, будто могут все изменить…
Но государь сказал: «дожимаем», не желая лично выкручивать руки и принимать кабальные клятвы. Не старикам было уготовано отказаться от свободы в обмен на жизнь – эту ошибку должна была совершить клановая молодежь: ей простительно. Не будет ненависти у старых бояр к Государю, во всем обвинят они своих княжичей, что в трудный миг оступились, действуя не головой, а сердцем… А как поймут молодые, на что обрекли всех своих родичей – так тихо и повесятся, конечно, вину пытаясь искупить. Государь-император же даст послабления той клятве, но целиком не откажется – заслужив вместо ненависти уважение и почет. Ненависть – та внучке будет предназначена, что перегнула, негодница, по своей воле и разумению слова клятвы подсказав… Заодно и ее жизнь можно будет на что-то разменять – на всякий случай, чтобы не осталось в живых тех, кто рассказал бы, как все обстояло на самом деле.
Хороший был замысел, покуда все эти бояре, от которых все шарахались, будто от чумных, не исчезли за пару минут, словно не было их тут никогда – словно не падали на колени и не целовали чернильные руки. Лишь на лицах свидетелей останется изумление и обида: с пары-тройки стражников перед уходом бояре лично содрали собственноручно надетые перстни, а один излишне чванливый вельможа получил по морде.
– Ваше величество, ситуация не столь драматична…
– Да ты что?! – Хрястнул по подлокотнику кресла тяжелый кулак.
Будто эхо падения той самой горы, что только сейчас донеслось из Любека…
– Моя гвардия мертва. Два десятка человек. – Наливались ненавистью глаза государевы. – Повтори, что ты там считаешь?
– Я считаю, что князь Давыдов уничтожал не гвардию, а палачей Константина Дмитриевича.
– Это я им приказал его казнить. И это не мой сын, а изменник! Я, и только я властен в его жизни и смерти!
– Но палачи пролили кровь Рюриковича. Возможно, князь посчитал, что угадает ваши мысли, если избавится от них. Война все спишет.
Государь прикрыл ладонями лицо, с силой потерев кожу.
– И он все еще беснуется? – Положил государь руки на подлокотники.
– Вы всегда говорили, что стране тяжело содержать такое количество благородных.
– Он убивает моих, моих новых слуг!
– Князь Давыдов об этом не знает. – Напомнил государю его сановник.
– Так скажите ему об этом! – Вновь ударила ладонь по подлокотнику.
– Гонцы не могут пройти. Те, кто рискует, в больнице, в тяжелом состоянии. Они – всего лишь ваши слуги, ваше величество.
– И Давыдов – мой слуга. – Играя желваками, отвел взгляд Император. – Как бы ему напомнить это покрепче.
– Разрешите, я вмешаюсь лично. – С поклоном предложил князь Черниговский.
– Вмешаешься. – Кивнул Рюрикович. – Потом найдешь мою внучку и узнаешь, почему она не запретила князю Давыдову лезть в войну. Сам я ее видеть более не желаю, это тоже ей передашь.
– Я связывался с Ее высочеством. Мне ответили, что сначала князь Давыдов пил, а потом внезапно исчез.
– Ей подруги не рассказывали, что это обычное поведение князя?! Такое дело провалила…
Взгляд Императора, направленный в дальний угол кабинета, стал задумчив и жесток.
– Треть кланов империи бессрочно признала вас военачальником военного времени. – Попытался смягчить момент Первый советник. – Это огромный успех, Ваше величество.
– А еще треть – под рукой мальчишки!
– Именно так, Ваше величество. – Поклонился Первый советник. – Вы верно отметили – под рукой мальчишки, и это замечательно. Полагаю, вся эта пестрая публика, набившаяся в корабль под названием «Борецкие», объединена всего лишь попутным курсом. Не удивлюсь, если совсем скоро ветер мнений новых княжеских вассалов постарается разорвать паруса и разнести корабль.
– Борецкие убьют мятежников. – Излишне нервно пробарабанил государь пальцами по дереву кресла. – Эти пятеро фанатиков с заклинившими мозгами!
– Никто не говорит про мятеж, – пожал плечами его главный сановник. – Но тихий саботаж способен изрядно пошатнуть здоровье любому владыке. Ваше величество, даже искренние подданные трона умудряются день ото дня вас расстраивать.
– Ты – первый из их числа. – Обвиняюще ткнули в Первого советника пальцем. – Ты и моя внучка!
– Одним словом, Ваше величество, тяжесть молодой князь Борецкий взвалил на себя такую, что можно взвыть и самому просить пощады. – Пропустил Черниговский новое обвинение мимо ушей. – Если не через недели, то через месяцы интриги за внимание, за место в постели и право принимать за него решения изрядно подорвут здоровье неопытного лидера. В великом милосердии, государь, вы могли бы спасти юношу.
– Отправь ему таблетку с ядом, – поморщился Император. – Или не темни, что ты там задумал.
– Все уже придумано вами, Ваше величество. – Уважительно поклонился Черниговский. – Предложим князю Борецкому войти самому и ввести своих подданных в Верхнюю палату Сената.
– Он не согласится, – прикрыл глаза человек в кресле. – Никто не соглашается.
Проект Верхней палаты Сената действительно имел авторство Его величества и совсем чуть-чуть – первого советника, помогавшего государю вспомнить правильные формулировки. Крайне важное дело задумывалось – законодательный орган, куда должны были войти все князья и голосованием своим утверждать единые для всей страны правила. Чтобы не так, как сейчас: когда вместе с судебником Империи в каждом княжестве крючкотворы вынуждены держать при себе местный свод законов. Да и те законы – не то, чтобы исполняют… И месяца не проходит, как жалобы доходят до столицы – купцов лишают товара, похищают за выкуп, отнимают дело. Большая все это беда для казны… Да и хлопотно каждый раз: личным окриком из Москвы наводить порядок. Так ведь иногда и окрика не слушают: говорят, родовые земли. Только государевой немилостью и наказать можно – а грабители в княжеских шубах ее и не боятся. Знают, шельмы, границы дозволенного – никто их убивать из-за пары-тройки купчин не станет.
«Кровопийцы земли Русской!» – В сердцах называл их Император, и Первый советник отвечал согласным молчанием. Сам таким был.
Но как заставить всех князей подчиниться единому закону? Только заставить этот закон принять лично, однако и с этим проблема: закон нехитрое дело и отменить. Силой тут не сдюжить, только хитростью: вот и загорелся Его величество обустроить Сенат: в котором каждый принятый закон будет не только заверен княжеской печатью, но и гарантирован словом всех князей. И ежели кто решит поменять общий закон – то не против Императора пойдет, а супротив всего общества.
Формировать текст закона будет Нижняя палата, представляющая народ – и, ежели понадобится ввести новый налог, то народ так решит, тоже удобно… А как придет время налог тот собирать – то кланы в кои-то веки будут обязаны выполнить то, что сами приняли, и монеты собирать в казну, а не себе в карман. Осталась-то самая мелочь: сделать так, чтобы князья в этот Сенат пошли и принимали нужные государю законы.
Понятное дело, в такую замечательную организацию никто отчего-то вступать не пожелал – проводили уже предварительные переговоры, намеками, да словесными кружевами подсказывая князьям поступок, который порадует государя. Князья же демонстрировали полезное в хозяйстве умение ничего не понимать, жаловаться на бедность и через слово просить денег – авось дадут, изумруды в перстнях не заметив… От своих свобод и привилегий никто не откажется.
В итоге решили, что Сенат будет пока только для земель государевых – а там, рано или поздно, можно будет принудить хотя бы часть князей принять новые правила.
А потом Его величество придумал, как закабалить всех князей Империи. Взял собственную оговорку с прощением, взял пять чудовищ, которыми можно пугать людей, сыграл на чужом незнании и прокрутил интригу руками самого ближнего круга. Ведь зачем совещаться и принимать законы, если совсем скоро будет священная воля Императора?
Говоря откровенно, князь Черниговский узнал о хитрости Его Величества только вчера – шифровкой из-за пределов Кремлевских стен. Прискорбное обстоятельство, прямо говорящее о степени доверия государя к своему Первому советнику – видимо, иные слова недоброжелателей достигли-таки его ушей и были восприняты со всей серьезностью. С другой стороны, незнание играло сейчас положительную роль: обвинить Первого советника в измене было невозможно. Собственно, оттого он вновь подле Императора, хоть и речи слышит далеко неласковые. В миг, когда государю понадобился совет, он обратился именно к нему, хотя выбор был весьма широк: любой кризис порождает сотни желающих подсказать, как быть и что делать. Ведь среди сотен аналитиков всегда есть те, кто предугадывал все происходившее сейчас – вон, человек пять таких в приемной, пытаются использовать те краткие минуты, когда сломанные часы показали правильное время…
– Молодость с великим счастьем расстанется с ответственностью, государь. Прошу отметить, князь Борецкий уже избавился от тайны Механизма и отдал Юсуповым.
– Ключ-коды спутников, – автоматически поправил его собеседник. – Не координаты устройства.
Да и те коды Юсуповы Императору не отдали – все усилия переговоров завершились обозначением, что именно Юсуповы знают из общего объема тайны.
– Возможно, князь Борецкий координат и не знает, – пожал плечами Первый советник. – Его новый клан очень тщательно прятал Механизм даже от своих. В любом случае, Ваше величество, даже коды вы бы никому не отдали. Но эта ноша не каждому по силам, – Подсластил он свои слова. – Не говоря уж о том, чтобы править десятками князей.
– Это они будут править им.
– Вы правы, Ваше величество, юнца очень быстро попытаются оттеснить от власти. Вы же, государь, способны предложить ему спасение: он сохранит свое положение, лицо и получит свободу от ненужной молодому правителю рутины. Кому в его возрасте будет интересно разбираться с судебниками двадцати княжеств и по ним мирить вассалов? Идея единых законов ему понравится, уверен. А его вассалы будут вынуждены быть на виду, занимаясь государственными делами, а не выедать ему нервы, прячась по уделам и творя безобразия. В Москве он хотя бы найдет, кому пожаловаться. – Отметил Черниговский проблемы вассалитета.
– Половина голосов в Сенате будет за ним, – Вновь затарабанил тот пальцами по подлокотнику. – Половина голосов у меня.
– Полагаю, Ваше величество, совсем скоро у вас будет треть голосов, как и у князя Борецкого, – тонко улыбнулся Первый Советник. – Остальные князья сами захотят в Сенат, чтобы торговать своими голосами и выкручивать вам руки.
– Борзеть начнут, казны не хватит… – Нахмурился Рюрикович. – Под себя законы будут ломать, шельмы, интриги строить…
– Толпами побегут, – поддакнул Черниговский. – Как пчелы, мед почуяв.
– Какие пчелы – мухи. Я такой Сенат хоть сейчас разогнать готов.
– А если я вам пообещаю, что две трети голосов будут в одних руках? – Уверенно говорил Первый советник. – Мы получим ситуацию гораздо лучше, чем могли ожидать: не две трети князей, а вся держава, подчиненная одной воле.
– Ежели так… – Обдумав неспешно произнесённые слова, что редко когда отходили от дела, появилась легкая улыбка на устах правителя.
– Ваше величество, когда я говорил, что ситуация не столь драматична, я имел ввиду именно это. – Склонился Черниговский в глубоком поклоне.
– Если ты обеспечишь… Если этот Борецкий согласится… Если его не переубедят, – стало выражение императора слегка кислым. – Там советчиков сейчас больше, чем у меня в приемной. Расселись, бездельники!
– Как можно переубедить от того, чего не знаешь? – Улыбнулись в ответ. – Я проведу переговоры лично, как только передам ваше повеление князю Давыдову.
– Смотри, чтобы Давыдов тебе голову не свернул, – проворчал государь.
– Не сможет. Моя Сила вернулась ко мне в полной мере.
– Отрадно слышать. – Заинтересовался Рюрикович.
– Служение достойному правителю возвеличивает верных слуг, – скромно отметил князь, на этот раз посчитав возможным посмотреть на ковер под ногами.
– Рад, рад… А если этот Борецкий паузу возьмет? – Деловито вернулся император к вопросу, который волновал его куда больше.
– У Вашего величества масса убедительных аргументов, чтобы князь Борецкий этого не делал. Начиная с того, что вы можете признать или не признать в нем князя.
– Двадцать князей уже признали, – поморщился государь.
– Более тридцати, если быть точным, но остальные будут смотреть на ваше решение. Это создаст молодому правителю неудобства.
– Этого мало.
– Ваше величество, князю Борецкому совсем скоро придется убивать своих родных, князей Юсуповых, исполняя долг сюзерена. Вряд ли ему это понравится. А мы можем остановить конфликт.
– Отношения там… – Скептически хмыкнул государь.
– Но в чем виновата его мать и родная сестра? – Отметил Первый советник.
– Думаешь, ему есть до них какое-то дело?
– Люди очень скверно относятся к убийцам своих родителей. Это огромное пятно на репутации, которое правитель обязан не допускать. С другой стороны, у вас есть ваши новые вассалы, государь. В интересах Империи, если им не нанесут большого урона.
– Юсуповых пусть режут. Их – сколько угодно, я не буду возражать, – жестко прихлопнул тот ладонью. – Чем сильнее ослабнут, тем лучше.
– Но в их казне теперь ваше золото, государь. С ним придется попрощаться, если Тюмень возьмут.
Мрачная тень пронеслась по лицу правителя.
– Хорошо, что предлагаешь?
– Формально – перемирие. Юсуповы отдадут князю Борецкому его мать и сестру, войска будут отведены. Князь Борецкий получит кризис управления, ведь вассалы будут требовать мести. Он легко примет наше предложение.
– С Юсуповыми забыл посоветоваться, – проворчали в ответ. – Они своих родственников не отдадут, даже не думай.
– Позвольте напомнить, конфликт Юсуповых с Трубецким был начат из-за того, что мать князя Борецкого – не человек и родственник Юсуповым, а товар.
– Трубецкого они убили, а тебе пойдут навстречу? Как ты себе это представляешь?
– Не мне. – Покачал Черниговский головой. – А двадцати кланам при поддержке пяти «виртуозов» Борецких. Формально, вся война обретает новый поворот. Изначально все воевали за невинно убиенного князя Трубецкого. Потом оказалось, что это Трубецкой нарушил закон, выступая не посредником, а заказчиком. Но ныне все оборачивается так, что Юсуповы вероломно убили князя Трубецкого, отказываясь вернуть украденную у князей Борецких вещь. Если дать скандалу огласку, предоставить документы… Ваше величество, ваших вассалов не поймут даже союзники. Тут и торговля людьми, и убийство Трубецкого, и кража.
– Если с этой стороны…
– Во всяком случае, война всегда должна чем-то заканчиваться. Князья Юсуповы должны это понимать.
– Они не отдадут пророка.
– Пусть отдадут хотя бы мать. Уверен, этого будет достаточно. Формальный повод для войны будет утерян.
– Хорошо. Да будет так. – Поднялся император из кресла и подошел к окну. – Признаюсь, думал, что мой первый советник предложит устранить князя Борецкого…
– Ваше величество, по моей глубокой убежденности, не важно, насколько никчемен человек, наделенный властью. Убивать его нельзя, даже если он раздражает безумием поступков. Слабый правитель выгоден сильному.
– Крепкая позиция. – Постояв немного, государь обошел стол и встал перед своим слугой. – Главное, чтобы сильный мог контролировать безумства слабого.
– Безусловно, ваше величество. Считаю своей задачей, чтобы слабый об этом даже не догадывался.
Император покровительственно потрепал Первого советника по плечу.
– Приятно снова с тобой работать. Хотя злые языки говорили, что ты целиком продался этому мальчишке.
– Он убил моего сына. – Спокойно, глядя в глаза ответил князь Черниговский.
– Прости меня. – На мгновение смутился Рюрикович, убирая руку.
И, словно, искупая неловкость, посмотрел вопросительно.
– Если с Сенатом все получится, какой награды ты бы желал?
– Когда этот Максим доиграется, отдайте его судьбу мне, ваше величество.
Государь прочувствованно кивнул, отводя взгляд.
– Я сожалею, что не могу отдать его сейчас.
– Пока человек нужен государству, я согласен его терпеть.
– Ценю. И будь уверен, о всех этих мерзавцев, что смеют отзываться о тебе плохо, сделаю самые жесткие выводы, – сжал государь губы.
Первый советник глубоко поклонился.
– Ладно… – Посмотрел его величество вновь в окно. – Хоть Ганзе мы ничего не должны… Что? – С подозрением покосился он на Первого советника.
– Теперь мы должны князю Борецкому. Ваше величество! – Успел Черниговский раньше, чем государь разразился отборной бранью и вновь не начал смотреть на слугу со всеми возможными подозрениями, от которых отрекся буквально секунды назад. – Это выбор между сиюминутными интересами и богатством всей Ганзы! Весь мир ей должен – одному из ваших князей!
– Предлагаешь, чтобы я признал за ним право на Ганзу?! – Прорвалось раздражение в повышенном тоне. – Все, что я могу признать, это свой долг! Мир Ганзе платить не намерен! Потому что Ганза сдохла. – Прочеканил государь.
– Есть страны, которые побоятся говорить такое шести «виртуозам» и двадцати князьям. Денег, быть может, у этих стран и нет, но под это дело можно выторговать порты и земли под военные базы. Государственные интересы куда важнее золота, это ваши слова.
– Мои? – С сомнением произнес Его величество, но признал, что мог такое говорить – если не от чистого сердца, то под телевизионными камерами. – Тем не менее, это Борецкие могут требовать порты и земли! Не мы.
– Без вашего признания, Борецкому будет сложно. Право, не признанное даже в родных землях – что это, если не насмешка требующего? Однако, Ваше величество, если вы признаете Ганзу, то все остальные монархи будут выглядеть разбойниками, а Империя – благородными людьми слова.
– А они, думаешь, это нам просто так оставят?!
– Еще один довод в переговорах, Ваше величество. В конце концов, что-то надо решать с приграничным Китаем, который тоже погряз в долгах перед Ганзой. Откажутся отдавать – Борецкие получат железный повод для интервенции, а мы сможем их поддержать без угрозы большой войны.
– Ты так наоборот нас в войну втравишь. – Заволновавшись, вернулся Император в кресло.
– Остальной Китай тоже должен Ганзе. – Гнул свою линию Первый советник. – Кого-то можно простить, кому-то можно подарить долги соседа. С этим можно и нужно работать.
– Ладно, – поиграв желваками, резко кивнул Рюрикович. – Пусть так. Езжай к этому князю Борецкому и договаривайся. Скажи ему, право на Ганзу я признаю только после вхождения кланов в Сенат. И сразу разъясни ему, что от той Ганзы без меня – только название. Жестко ставь его на место, много он не получит. У государства денег нет, так ему и скажи.
– Уверен, он быстро поймет свои выгоды, – вновь поклонился Первый советник. – Разрешите исполнять?
– Исполняй, – государь демонстративно вернулся к изучению бумаг на столе. – И Ваня… – Поднял он взгляд, когда Черниговский уже хотел уйти. – Ты же понимаешь, что теперь этот Максим нужен стране на очень долгие годы? – Сурово произнес государь, накладывая наказание.
Черниговский поклонился еще раз, стоически принимая немилость, и вышел из кабинета.
Стоило тяжелой двери открыться, как на Первого советника посмотрело несколько десятков взглядов – приемная малого кабинета Императора была забита дворянством, терпеливо дожидавшимся, примут их или нет. Одинаково бесстрастные, с легкой доброжелательностью и интересом – они будто демонстрировали, как может благородный человек, Сила которого основана на чести, обманывать своим внешним видом: ибо были среди их числа и враги Первого советника, и совершенно незнакомые ему люди, и то малое количество людей, что считало первого чиновника империи своим другом – совершенно безосновательно, впрочем.
– Господа, – коротко кивнул им Черниговский и пошел по коридору мимо.
– Ваше сиятельство, – поднялся с кресла ему навстречу Его высочество цесаревич Алексей – респектабельный молодой человек, умудрившийся быть во времена смуты с посольским визитом в Турции, что говорило о степени доверия батюшки, многократно увеличившейся после событий декабря.
Один из главных претендентов на престол, между прочим – наряду с цесаревичем Сергием, который слегка отдалился от трона из-за болезни сына, но все еще был в нешуточном фаворе.
– Ваше высочество, – замер подле него с поклоном Первый советник. – Чем могу быть полезен?
– Одна пустяковая просьба, ваше сиятельство, – цесаревич пальцами показал, насколько ерундовое дело. – Вас же мой батюшка отправил утихомиривать Давыдова? – Дождавшись короткого кивка, продолжил. – Ежели увидите там Максима, передайте ему от меня привет.
– Он вас знает? – Не стал князь уточнять, о каком именно Максиме идет речь.
– Нет. Но непременно узнает. – Расплылся тот в доброй улыбке.
– Будет исполнено, ваше высочество, – одарив собеседника очередным поклоном, князь сохранил привычное этим коридорам выражение легкой доброжелательности.
И только глаза его, когда он уже выходил из дворца и вновь мысленно прокручивал короткий разговор, на мгновение отразили сочувствие.
– Ваше сиятельство, – сразу после поста охраны возле правой руки пристроился новый порученец.
Молодой, какой-то слишком худой и нескладный, лет двадцати пяти на вид – его отличный серый костюм скрывал угловатости фигуры, а золотая оправа очков с невесомыми линзами придавала респектабельности. Но все равно пришлось нашивать крупно герб князей Черниговских на лацкан пиджака, когда кто-то из чужих порученцев решил, видимо, его задеть словесно – отчего-то юноша реагировал болезненно остро… В том смысле, что пока их догадались разнять, нешуточно избил обидчика. Инцидент, разумеется, завершился тем, что перед Первым советником извинились.
Особенностью нового порученца было то, что князь знал его по имени – Дмитрий, а также был абсолютно уверен в его верности, хотя происходил тот не из клановых слуг. У нового работника была какая-то ненормально огромная память и способность очень быстро считать – показатели, более чем необходимые. Слегка печалило то обстоятельство, что порученец был абсолютно верен не князю Черниговскому, зато весьма радовало, что одному вместе с ним господину.
– Ваше сиятельство, посылка, о которой вы спрашивали, доставлена. – Коротко доложил порученец именно то, что сам князь спросил бы в первую очередь.
– Один лот?
– Вы запрашивали один. По описи именно так.
– И где… – Даже слегка замедлил шаг Первый советник, невольно посмотрев по сторонам.
– Я взял на себя смелость доставить посылку в вашу машину. Посылка упакована в должной мере.
– Вы все сделали верно. – Выдохнул князь.
Тут как бы не сорваться на бег… Впрочем, ждал месяцы – подождет пару минут.
– Закажи мне самолет, летим в Сибирь. Будем останавливать войну.
– Я немедленно согласую маршрут, попрошу истребители сопровождения и предупрежу воюющие стороны, – кивнув, замедлился порученец, дав князю в одиночестве добраться до одного из двух своих бронированных лимузинов, дожидавшихся его возле выезда из Кремля.
Истребители – это верно… В неспокойное время живем.
И все равно пришлось набирать дыхание и длинно выдохнуть перед тем, как позволить охраннику открыть тяжелую дверь.
Князь Черниговский скользнул в салон, краем глаза отметив силуэт напротив, испуганно вжавшийся в кресло.
Щелкнул выключателем плафон, освещая красивую девушку напротив, плотным коконом – от ног до носа – завернутую в белоснежную ленту ткани с алой вышивкой.
