Текст книги "Н - 7 (СИ)"
Автор книги: Владимир Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Пролог 2
Вода в потрепанной кастрюле кипела крупными пузырями, грозясь залить огонь обветшавшей газовой плиты. Сквозь запотевшие от пара окна крохотной кухни – утлой, выложенной побитым синим кафелем и скрипевшей деревянными половицами, выкрашенными под охру – виднелись силуэты проходящих по улице людей.
Серый, болезненного цвета кожи мужчина смотрел на мельтешение за окном сквозь ниспадавшие на глаза длинные волосы – неухоженные, неподстриженные. Ссутулившись на ветхом, как все вокруг, табурете, он выглядел привычным обитателем полуподвальной квартирки доходного дома – спортивная форма поверх застегнутой кофты с высоким воротом, видавшая виды обувь. Очередной приезжий, у которого не получилось заработать столичные миллионы сразу, но он все еще на что-то надеется.
Например, на то, что его не убьют, одежду не заберут, а в его кухоньке не станет варить себе кипяток совершенно чужой человек.
Кипящая вода перелилась через бортик и зашипела о грязную эмаль. Огонь под конфоркой вспыхнул алым и погас, а в воздухе потянуло едким запахом. В этом доме не было датчиков утечки газа – мужчина пил свой кипяток под тихий гул улицы и неразборчивые разговоры соседей, хлопанье дверей и звуки мышиной возни под половицами.
Так много суеты в мире, который должен был умереть две недели назад. Как и бывший арендатор квартирки, что остывал под кроватью. Как и этот дом, что скоро сгорит в пламени бытового пожара.
Мужчина отложил кастрюлю и посмотрел на свои обожженные ладони – за годы ожидания конца света он забыл, как слаба бывает плоть. Одно движение воли – и наплывы волдырей от ожогов обратились гладкой и розоватой кожей.
Столько лет в бункере глубоко под землей, под зачарованными криптами… Столько ожиданий, надежд, предвкушения нового мира, который он и ему подобные получат в собственное распоряжение… Столько разочарования, рвущегося из груди криком на всех континентах.
«Как так вышло?» – Спросил он себя неделю тому назад, глядя на синее небо и целые города. – «Где черные тучи над изъеденной до камня землей? Где высохшие моря и реки? Где море огня, способное уничтожить историю этого мира, ненавидящего его столь сильно…»
У них украли Армагеддон.
«Как так вышло?» – Приснилось разом в снах сотням данников, проклявших себя связью с ним.
Через кровавый пот и сердечные приступы, эпилепсии и выбросившихся из окон людей – он получил ответы. Никого не жалко – все они должны быть мертвы. А раз живы, то он хотел знать, почему.
Он получил имя и стройную версию, как так могло получиться. Получил много раз, от разных людей, кричавших во своих снах, лишь бы оживший кошмар сгинул вновь.
Вмешался единственный, кто был способен обернуть гибель мира вспять. Он сам, в потомке своем.
Чиркнула спичка, тут же занявшаяся огнем. Маленькая капелька пламени была откинута на матрас в единственной комнатушке, через мгновение принявшийся тлеть.
И он сам, в потомке своем, получил всю эту Империю, что была на десять часовых поясов восточней и на один часовой пояс западней.
И он сам, в потомке своем, правил этой Империей через Первого Советника, связанного личной вассальной клятвой.
Матрас активно занялся огнем; пламя перекинулось на занавески, а оттуда – капнувшей синтетикой вниз, на деревянный настил пола. Огонь пробежал по половицам к кухне и рванул накопленным газом, выбив окна в здании.
В комнате же никого больше не было – разве что труп бывшего постояльца, с сигаретой в руке.
На ленивый столп черного дыма, что понесся по фасадам ввысь, никто не обратил внимания.
Равно как никто не задержался взглядом на зеваке из бедняков, вышагнувшем к ограждению огромного пожарища на месте бывшего дворца князя Трубецких. Многие, как и он, смотрели на вышедших из полыхающего дома Юсуповых, спокойно разъехавшихся по своим делам на лимузинах. Многие, как и этот заросший мужчина, молчали, когда пожарным не давали тушить огонь – страшно вставать против воли аристократов.
Вскоре из раскатанных рукавов все-таки полилась вода с плотной пеной, Юсуповы уехали, и обсуждать случившееся стало можно.
– Ты смотри, что они творят, – в сердцах высказал соседу дородный стряпчий из дома напротив, загодя выбрав в заросшем доходяге достойного слушателя. Этот уж точно спорить не станет.
Но человечка, еще миг назад стоящего рядом, подле себя не обнаружил.
Плотный черный дым, которым был пронизан горящий дворец, стал еще плотнее на втором этаже бывшего бального зала – над завалом из обломков крыши, под которыми покоился старый князь.
«Не договорились», – неслышно прошептали внутри гудящей стены огня.
Дым качнулся и поплыл к небу, вильнул под налетевшим ветром над соседними домами и вновь превратился в человека за две улицы от пожара.
На сероватом лице мужчины отразилась задумчивость. Ему все еще нужно было родство с собственной кровью.
Ведь как иначе забрать клятву Первого советника, когда потомок будет мертв?
Пролог 3
Холод февральского утра изморозью растекался по высокому окну в теплом светлом тереме. Сложенный из хвойных бревен в человеческий обхват, пропитанный запахами меда и вязанной шерсти, ладный одноэтажный пятистенок выглядел снаружи частичкой лета, неведомо отчего проявившейся на полянке среди черно-белых деревьев. Даже окна дома – и те словно освещали все вокруг желтыми отсветами ламп, а вовсе не тусклое солнце, спрятавшееся за облаками. Казалось, закроют вдруг тяжелые резные ставни – и станет темнее, тоскливей.
Ветер тревожил белый дым из печной трубы, закидывая на отцветшие кроны березового леса, а к двум человеческим следам на снегу, что вели из чащобы прямо к порогу, настороженно принюхивался старый лис. Человек с детенышем проходили тут – видел и чуял он. Проходили недавно – да словно парили над мягким снегом, едва-едва его продавливая. Любопытная мордочка сунулась в след целиком, но тут же отпрянула, словно щелчок получив, и возмущенно проскрипев, рванула в лес.
В тереме же высокая статная женщина замерла на мгновение, получив отклик от разрушенного следа. Пальцы левой руки, украшенной перстнями с крупными самоцветами, коснулись бирюзовой сережки на ушах. Пуховой платок, наброшенный поверх темно-зеленого платья, потянулся вслед движению.
– Что-то случилось? – Заметил ее единственный ученик за общим на двоих столом.
Двенадцати лет, худощавый, с сероватыми кругами под глазами, он с надеждой оторвал взгляд от обычного граненого стакана с водой, который до того рассматривал. Если приглядеться к рукам, тоскливо потянувших за края рукава серого пуловера, растягивая пряжу, он и впрямь хотел, чтобы что-то случилось.
– Зверь ходит, – пренебрежительно отмахнулась наставница. – Не отвлекайся. Пробуй еще раз.
И мальчишка вновь хмуро посмотрел на воду в стакане. А та возьми – да закрутись небольшим водоворотом.
– Не используй Силу, – стегнул его женский голос вместо похвалы.
– Да как иначе! – Тихо возмутились в ответ.
– Не используй Силу. Разговаривай. – Настойчиво повторили ему раз если не в сотый, то близко к этому.
– Разговаривать с водой, – пробурчал тот.
– С тем, что внутри.
– Покажите хотя бы как! Может, я что-то увижу! – После очередной бесплотной попытки с жаром попросил ученик.
Он старался, в самом деле – не отлынивал ни на секунду. Окунал пальцы в едва теплую водицу, набранную в потайном незамерзающем роднике. Пробовал ее на вкус. Разговаривал вслух и грел капли воды на своей ладони – все тщетно. Наконец, он просто перестал понимать, что от него хотят за эти долгие часы, собранные из бесконечных попыток.
– Я не могу показать. – Наклонила к нему голову леди. – Это внутри твоей крови, Георг. Я могу вот так. – Задумавшись на мгновение, наставница указала рукой в сторону ближнего окна.
И изморозь на стекле обернулась красивым гербовым узором.
– Герб клана Гагариных, – заученным текстом выпалил парень.
– Верно, молодец, – похвалили его, погладив по волосам. – В моей крови дар говорить со льдом. Там, на ветвях деревьев, что раскинулись над нашими следами, множество маленьких ледышек. Это пар от нашей печи замерз на них. Если придет враг, льдинки упадут вниз и пронзят врага насквозь, а он даже не почувствует дыхание Силы. Так и умрет, не подняв щиты, – распевом произнесла леди, тепло улыбнувшись.
В ответ несмело улыбнулись – не той чудовищной клановой рутине, когда смерть врага в радость. Просто не в силах противостоять обаянию леди, которую так не хотелось подводить.
– Я попробую еще раз, – серьезно кивнул Георг. – Может, просто мало воды? – Скептически посмотрел он на остаток жидкости у самого донышка стакана.
– Мало моей крови, – шепнуло мужским голосом.
А следом пришла волна жаркого влажного воздуха – будто воду щедро плеснули на раскаленные добела угли.
– Не смотри на него, – наставница схватила попытавшегося было обернуться Георга за плечо. – Держись руками за край стола. Замри. – Скомандовала она жестко.
Тот испуганно повиновался, но взгляд все равно уловил мужской силуэт в отражении граней стакана – мутный, стоявший слишком близко к окну. А затем и тот поплыл в каплях воды, сконденсировавшихся из накрывшего их жара. Кофта моментально пропиталась влагой и неприятной тяжестью повисла на теле. Дерево стены напротив – и то потемнело.
– Зачем ты здесь? – Не вставая, прошипела леди.
Жар словно бы не коснулся ее вовсе.
– Ты заперлась от меня в своих снах. Поэтому я пришел лично. Я принес документы. Ты возьмёшь их и подашь в суд от лица клана. – Оговаривал задачу незваный гость, даже оттенком голоса не выражая сомнений, что ему могут воспротивиться.
– Пошел прочь.
– Георг сейчас умрет, – уведомили ее, не отражая и капли сожаления.
Леди выставила ладони, до того лежащие на коленях, поверх стола. Ярко-красные камни на десяти перстнях охотно подхватили свет ламп и засветились изнутри.
– Тогда о тебе узнают. Убить не смогу, – констатировала дама с явным сожалением. – Зато пепел долетит до Кеми, и Имперские гончие возьмут твой след. Готов снова бежать и прятаться?
– Узнай что в документах, женщина. – Слегка изменился тон говорившего, сменившись на укоризненный.
И камни на перстнях – судя по довольному блеску в глазах леди – были тому главным аргументом.
– Какую беду ты принес в мой дом в этот раз?
– Это не твой дом. – Подернулся мужской голос гневом. – Ты чужая в нем и чужая семье.
– Я – единственная! Я и Георг. Больше никого не осталось. Ты же умер еще при жизни, предатель!
– Если я предатель, то кто же ты? Почему мертвы мои братья и сестры, а ты все еще ведешь свою бесполезную жизнь? Ради того, чтобы зваться княгиней? Или назвать князем этого слабосилка, который никак не дозовется до Силы крови?
– Сила крови может проявиться и в шестнадцать, и в двадцать лет. – Успокаивающе положила она ладонь на руку болезненно дернувшегося ученика и произнесла скорее для него, чем для своего собеседника. – В этом нет большой беды.
– Слабость порождает агонию. Клан был мертв еще в самом начале войны. Мир был мертв в эту же секунду! Но отчего я, вместо того чтобы стоять победителем над двумя мертвецами, вижу только одного – и это мой собственный род? – С горечью спросил себя гость.
– Не дождешься. Мы живы. И род, и клан, и мир. И мы – помним, кто ты есть на самом деле, что содеял и на что способен. – Медленно покачала головой леди. – Не найти тебе прощения ни у закона, ни в сердцах людских. Прятаться тебе изгоем до конца дней своих, проклятый.
– У меня документы, – явно сдерживаясь, произнесли в ответ. – Которые принесут мне всю империю. Все обвинения забудут. Мои люди смогут вернуться в страну и помогут возродить мой клан. Скажи, что вздумала помешать мне в этом, женщина, и гори пеплом хоть до северных морей.
– Что в этих документах?
– Мой наследник, которого я пожелаю признать.
– Наследник нашей крови? – Екнуло в сердце женщины.
А Георг даже расслабился на мгновение – пусть кто-то другой смотрит в этот клятый стакан… Но потом в душу вернулась ревность.
– Наследник, к которому клятвой привязан Первый советник империи.
– Ах, этот… – Задумчиво кивнула своим мыслям Борецкая, на мгновение отвернувшись к стене и спрятав эмоции. – Убьешь его, чтобы забрать клятву? Вновь предашь кровь свою?
Ревность в душе Георга тут же отступила.
– Отдай документы в суд. – Холодно произнес гость.
– В этом нет нужды. Мы, некоторым образом, уже родственники с ним. Максим Самойлов признал меня бабушкой. – Отчего-то страх из взгляда женщины пропал.
Он и раньше был тщательно скрыт за яростью и гневом, но сейчас и эти эмоции притихли, сменившись спокойствием.
– Наследник знает, кто его дед?
– Только двоих: Юсупова и ДеЛара.
– Юсупов потеряет право на родство, как только документы изучит суд. ДеЛара – и вовсе самозванец. – Недовольно процедил мужчина.
– В этом мире, в который ты так некстати вернулся, твой наследник сам определяет себе родственников. Ты ему вряд ли понравишься.
– Документы, женщина. Твое решение?
– Я отнесу их в суд, – кивнула сама себе княгиня Лидия Борецкая. – Только прошу, не ослепляй курьера, которого ко мне отправишь. Про тебя забыли, и незачем напоминать вновь. Пока ты ждал смерти мира, изобрели интернет и постаматы.
– Я узнаю, что это. – С заминкой произнесли в ответ.
– К слову, могу подсказать, где Максим.
– Это будет весьма разумно с твоей стороны.
– Вместе с дедом ДеЛара отправился штурмовать Любек. – С показной вежливостью улыбнулась княгиня. – Дороги перекрыты, в городе введены правила благородной войны.
– Его могут там пленить… – Произнес гость после короткой заминки. – Убить до суда, – уже со скрежетом зубов добавил он.
– Я слышу беспокойство в твоем голосе, предатель. – Ахнула леди. – Какой кошмар, клятву унаследуют Юсуповы! И не отдадут, нет. Никогда своего не отдавали.
– Не гневи меня.
– Это он тебе на зло, – осуждающе покачала княгиня головой. – Особенно этот ДеЛара под боком. Как же теперь к сердцу-то кровиночку прижать?
– Пророк подготовился. – Сделал вывод вслух мужчина. – Следовало ожидать.
– Это Максим-то пророк? – С любопытством уточнила леди.
А затем закашлялась от плотного жаркого дыма, прянувшего во все края комнаты, на мгновение окутавшего комнату и столь же стремительно выскользнувшего из дома через печную трубу.
– Вот. – Откашлявшись и удержав чуть не задохнувшегося Георга от падения, княгиня принялась приводить того в порядок – коснувшись Силой и кончиками пальцев лба мальчишки. – Ты просил показать, как выглядит ваша Сила крови. Почти так.
– Почти? – Упрямо встав на ноги и увильнув от желания вновь усадить за стул, парень дошел до окна и открыл форточку.
Где и принялся стоять, жадно вдыхая холодный воздух с улицы.
– Этот вариант слишком перегрет отраженным солнцем. Сектанты, солнцепоклонники. Клан считал, что от них больше пользы, чем вреда. Наш гость один из пяти жрецов.
У княгини не было секретов перед мальчишкой. Возраст, впрочем, тоже не имел значения – будущий глава клана не имел права на детство.
– Они предали клан?
– Клан построен на служении. Сила любого в семье основана на чести служения. Но если Сила основана на служении культу… В один момент ты можешь не досчитаться пяти «виртуозов», с которыми начинал войну.
– Эти жрецы служат солнцу?
– Они служат культу самих себя, – отрицательно покачала княгиня головой. – Закрывай форточку и садись обратно, продолжим занятия.
– У меня кофта мокрая…
– Иди-иди. Мигом высушу.
Георг, скрывая стон, сел обратно и принялся вновь смотреть в долитую до краев стакана воду.
И вроде как что-то действительно начало получаться! Вот, дрожит же вода, сама по себе! А он и стола-то не касается!.. Георг осмотрел себя, чтобы убедиться.
Но триумфальная улыбка замерла при виде мелко дрожащих рук наставницы, что, погруженная в собственные мысли, напряженно смотрела перед собой.
– А пророки – они сильные? – Неловко попытался он отвлечь ее.
– Пророки – слабаки, – не выходя из тягостных размышлений, ответила княгиня. – Они всего-то видят будущее. Какое им покажут – такое и видят.
– А… Максим? – Полюбопытствовал парень, в этот раз добившись-таки от наставницы легкой улыбки и внимания.
– Максим не видит будущее. – Отрицательно покачала наставница головой.
Он его создает.
Глава 1
До рассвета было холодно и темно, потом кто-то первым пустил мебель вагона на щепу для костра. Задымило, защипало во рту от раздуваемого пламени. Открытые окна, двери тамбура – все мимо. Дым забирался сквозь закрытые створки, сероватыми локонами пробирался через решетки вентиляции, заставляя выходить из купе – и оставаться возле огня.
– Вы портите государственное имущество! – Увещевал проводник, старый и достаточно храбрый, чтобы сопровождать поезд в закрытый город.
Но недостаточно смелый, чтобы все прекратить.
– Мы дали клятву не использовать Силу. – Прогудел, глядя на пламя костра, низкий и смуглый господин в плотно застегнутом френче. – Но это не значит, что нас можно морить холодом, как тараканов.
– Состав стоит…
– Состав стоит второй день. – Вторили ему из группы попутчиков, собравшихся у огня.
Руки в гербовых перстнях тянулись к пламени; отсветы алого обращали лица в гротескные маски злости, нетерпения и гнева. Они были крайне раздражены: от холода, от отсутствия связи и свежей прессы, от долгих остановок ради догоняющих состав вагонов с парой-тройкой пассажиров; от того, что шестьдесят километров превратились в четыре дня пути.
– Если стоять и жечь топливо, мы не дойдем до места! Неоткуда взять новое! – Экспрессивно махнул проводник в сторону окна.
На мертвые луга и поля, покрытые хлопьями черного пепла в тусклом свете восходящего солнца. Ни единого электрического огонька до горизонта – в самом сердце Европы.
– Да скажите им! – Наткнулся он взглядом на меня, притулившегося в уголке вагона.
Ветер сквозняком от окон нагонял ко мне теплую волну. Свечение костра сюда почти не достигало, позволяя оставаться в тени, а выставленная вперед трость с положенными на нее руками ограждала место… Разве что тусклыми угольками тлели рубины на кольцах рук – на них-то он и смотрел, не обращая внимания на лицо и возраст.
– Потрудитесь начать движение, милейший. Иначе все сгорит.
Придерживая рукой мундир и рвавшееся из груди возмущение, проводник поспешил в сторону головного вагона.
Вскоре состав слитно дрогнул и двинулся к Любеку.
Вагон-ресторан расщедрился на ранний завтрак и выпивку, а участки пола, щербившиеся черным и скрипевшие под подошвой, наскоро застелили тканью. Только вот этот запах гари – который все усиливался от часа к часу… Кто-то забеспокоился, что фанерная доска принялась тлеть вновь, а оказалось – мы просто подъезжаем к городу.
Выгоревшие пригороды замерли в агонии почерневших и выгнутых металлических конструкций – бесконечная гряда складов ныне выглядела ребрами чудовищной рыбины, выброшенной из глубин на сушу. И она продолжала гнить – на состав накатывали запахи химии и горелого мяса, заставляя большую часть пассажиров морщить лбы и дышать через платки с гербовыми узорами. Интересно, а что они ожидали от полумертвого города?
– Все города, в которых был ДеЛара, выглядят одинаково, – задумчиво вымолвил мужчина, присаживаясь напротив меня.
Я отставил чашку кофе – его аромат перебивал другие запахи – и мельком огляделся. Мест в вагоне-ресторане было более чем достаточно. На весь состав приходилась разве что сотня пассажиров, большая часть которых предпочитала завтракать у себя в купе – да и вовсе оттуда не выходить. Осторожные, нелюдимые – какими и должны быть те, кто по своей воле направляется в место, откуда остальные мечтают сбежать.
– Не отвлекаю вас? – Вежливо поинтересовался попутчик, продемонстрировав хороший английский без выраженного акцента.
Я с неким сомнением оценил газетный разворот на столике перед собой – доставили вместе со вчерашними пассажирами, хотя новости там все равно не самые свежие. Дойчланд пост отмечает, что князь Трубецкой вероломно убит, а Юсуповы заперлись в твердыне и ждут штурма. Клан ослаблен на одного виртуоза, защищающего Биен. Атака ожидается, как только возмущенная общественность завершит делить будущие трофеи – которых слишком много, оттого дело затягивается. Соседняя полоса отдана под Любек: про плачевное санитарное состояние внутри города, который запрещено покидать. Таковы правила войны: из конфликта, до его завершения, не убежать никому. Попытаться-то можно, но на границах кордоны, которые отнесутся к беглецам как к переносчикам заразы. Никому не нужно, чтобы эпидемия войны перекинулась вглубь страны – все эти погони за случайно выжившими, хаос и резня… Одна сторона должна умереть тут, в Любеке.
Город закрыт, и в этом случае словами дело не ограничивалось – запрещающими табличками служили разрушенные дороги и взорванные мосты. Железнодорожные пути, по которым мы ехали, спешно возвели поверх бороны выжженной и изрядно оплывшей после дождей земли – кто-то все же вспомнил, что внутрь города пройти дозволяется. Вот покинуть – нет.
– Нисколько не отвлекаете, – улыбнулся я кончиками губ и оглядел собеседника.
Светлые волосы, зачесанные набок. Высокий лоб без морщин, прямой нос, узкие губы и волевой подбородок. Назвал бы ровесником, но внешность обманчива. На плечах – пальто, застегнутое до верхней пуговицы. В вагоне все еще холодновато – я и сам предпочел накинуть шарф поверх шеи, но садиться в верхней одежде за стол не привык.
– У вас, у единственного, гербовой перстень развернут внутрь ладони, – обратил он внимание на деталь моей левой руки. – Не знаю, как к вам обратиться.
Вслед за ним я перевел взгляд на зачерненную дужку – в сочетании с крупными и яркими камнями иных перстней на руке она не должна была выделяться.
– Самойлов, из мастеровых. – Поклонился я и неловко попытался встать, сберегая поврежденную ногу.
Рядом звякнула трость, прислоненная к столу. Угораздило же – прямо по месту старого перелома…
– Не утруждайтесь, – приподнял тот ладонь и в свою очередь протянул руку для пожатия, скрывая легкое разочарование. – Шевалье де Клари.
«И тут никакой тайны», – виделось в его глазах. – «Просто коммивояжер».
Хотя явно калечный юноша с тростью, двигающийся вместе со всеми в Любек, наверняка еще мгновение назад казался ему интересной загадкой. Еще бы – такие крупные перстни, от которых шибает Силой, на руках. Да еще эта увечность вместе со специально скрываемым гербом – раздолье предположений для умирающего от скуки.
– Распродаете товар? – Улыбнулся шевалье. – Самое правильное место.
– Надеюсь, изделия моей семьи пригодятся в этом конфликте и сберегут немало жизней, – разразился я рекламным лозунгом. – Не интересуетесь? – Подвигал я пальцами, стараясь поймать в гранях самоцветов рассветное солнце за окном вагона.
– Я приехал зарабатывать, а не тратить, – уклонился шевалье, тихо рассмеявшись. – В этом составе, полагаю, у вас не будет покупателей.
– Отчего же? – Изобразил я беспокойство.
– Вы и вправду считаете, что этим будущим охранникам, мародерам, преступникам и великосветским болванам, прибывшим пить за деньги нанимателя, хватит ума подумать о собственной безопасности?
– Я думал, что они едут воевать против ДеЛара. – Постарался я отразить растерянность и смущение в голосе.
– Против Палача выйдут совсем другие люди. – Покровительственно произнес де Клари. – Один человек. – тут же поправился он. – Как только они найдут этого безумца.
Правила благородной войны предполагают равенство защищающихся и нападающих: по количеству и боевому рангу. Традиция, рожденная во времена турниров, подогретая легендами о равных армиях, за которых выставляли биться один на один самых лучших, мифами о Давиде и Голиафе – как и всякая сказка, редко когда воплощалась в жизнь. Ведь зачем воевать, если нет численного превосходства и уверенности в победе?..
Но на этот раз так сложились звезды, что пыль со старых сводов и правил пришлось сметать. И была тому весьма объективная причина, далекая от рыцарства и благородства. Имя ей – жадность.
Жадность Золотых поясов Ганзы: охраняемых сильнейшими свободными «виртуозами»… – и умудрившихся наэкономить даже на контрактах с ними. Годы безопасности заставляли их пересматривать договоренности, отгрызая себе процент за процентом; жадность двигала ими – хранители огромных сокровищ, они были готовы удавиться за золотой талер, из которого и собирались их богатства. И покуда Палач сидел в своем Биене под присмотром, все сходило им с рук.
Но когда Палач вышел из своего Биена и сжег дворец одного из них, вместе с ним самим, домочадцами, свитой и охраной, а остальные возопили в ужасе, требуя немедленно уничтожить угрозу их жизням – оказалось, что тщательно выписанные контракты более не предусматривают атаку. Только пассивная оборона, только щиты, только поддержание охранного периметра. Так что любые вопли «идите и убейте его!» наталкивались на непонимание людей, связанных не долгом, а договорными обязательствами. Во всяком случае, не за эти деньги – указали «виртуозы» и предложили пересмотреть свои контракты. С учетом наценки за риск. С учетом пепла их соратника, что летал в воздухе. С учетом прагматизма ДеЛара, что не стал штурмовать дворцы и твердыни, а принялся методично выжигать порты и склады, раз за разом ударяя по самому ценному, что есть у Ганзы: по ее кошельку. Выходило очень дорого.
Настолько дорого, что очень быстро к уважаемому князю ДеЛара направили посредников и смиренно предложили правила благородной войны. Дуэль равных от каждой стороны – Победитель получает жизни побежденных. Для фанатика, одержимого местью за семью, предложение идеальное. Что же касается Золотых поясов – они получали время на то, чтобы найти кого-нибудь подешевле, готового надежно решить старую проблему.
Да вот незадача: кровников у ДеЛара, готовых убить его бесплатно, не было – Палач убил их раньше. Лучших из лучших свободных «виртуозов» Пояса уже наняли, и расценки их, от которых хочется скрипеть зубами, знают. А вот иные личности подобной чудовищной силы – в кланах. Кланы же, в наглости и бесцеремонности своей, требовали даже не денег и прощения долгов – они желали власти и влияния. Словом, ситуация уже добрую неделю сводилась к тому, что Ганза пыталась кого-нибудь нанять, а ДеЛара сидел в отеле, пил чай и терял терпение.
И вся интрига, мусолимая телевидением и бумажными изданиями, как раз в том, кто выйдет против ДеЛара в поединке один на один. Добровольцев под это дело как-то не сыскалось, да и за деньги не было желающих: какой смысл всю жизнь идти к высочайшему боевому рангу, чтобы вместо заслуженного богатства, славы и убийства заведомо слабейших подвергать свою жизнь риску?
Поговаривают, что уже кого-то наняли. Так же ходят слухи, что «виртуоза» нанял какой-то один из пяти Золотых поясов, тут же объявив себя отдельной стороной благородной войны: мол, деньги-то мои, и биться «виртуоз» будет только за меня. Остальным предлагалось решать проблему с ДеЛара самостоятельно. Если остальные не справятся – значит, такова их судьба. Закладные и долговые расписки Ганзы всегда выпускались в копиях, равных количеству Золотых поясов, так что, если кто-то умрет, выжившему достанется больше. Ну а Палач достаточно разумен, чтобы убить слабых первыми. Слухи, шепотки, версии – из каждого радиоприемника, газетной страницы и приоткрытой двери купе.
В любом случае, пройдет еще десяток дней до крайнего срока, и Ганзейцам придется кого-то выставить – или их придет убивать весь благородный мир.
– А как полагаете зарабатывать вы? – Изобразил я вежливое внимание.
– Двухмиллионный Любек остался без закона. Это скверно, – шевалье постучал сложенными замком ладонями по столу. – Кому-то надо охранять банки и офисы от наших попутчиков, – с иронией мазнул он взглядом в сторону выхода из вагона-ресторана.
– Весь мир смотрит на Любек. Вряд ли злодеям удастся уйти от наказания. Есть же камеры, телефоны, свидетели! – постарался я показать возмущение.
– Особенности правил благородной войны. – Медленно покачал де Клари головой. – Победитель должен знать, что уйдет невозбранно. Попутный ущерб будет забыт. А все нарушенные законы, случайные жертвы и все горе – лягут на плечи побежденного. Уйдут с ним в могилу.
– Победитель будет над законом, а не это отребье. – Понизил я голос.
– Золотые пояса торгуют правом войти в их войско, – ответил он столь же тихо. – Вы полагали, они не попытаются извлечь прибыль, даже стоя на пороге смерти?
– Но воевать будет только один…
– Один из войска. – Акцентировал он внимание на древнее правило. – И ганзейцы, будь они неладны, все равно победят. Вся эта шваль прекрасно это понимает. Им отдают Любек на разграбление, за хороший процент.
– Грабить собственный город?
– Кто-то должен оплатить найм «виртуозов». – Равнодушно пожал тот плечами. – Грабежи, темные делишки, похищения людей – в этом городе все будет дозволено. Посоветовал бы вам обзавестись охраной, но зачем она обладателю таких перстней? Если, конечно, их не распродавать.
Любек из сонного туристического местечка давно разросся до города-миллионника и крупного финансового центра – близость дворцов ганзейских бонз потворствовала этому, сулила безопасность и наполняла некогда тесные улочки флером респектабельности. Теперь там хватало дорогой недвижимости, банков, бирж и состоятельных граждан. Надо ли говорить, что стадо тоже жмется к пастуху, чуя волка… Волка-то, может, и отгонят – но и стадо пустят под нож без единого сомнения.
– Скверно, – закусил я уголок губ.
– Я рекомендовал бы вам прибиться к свите кого-нибудь поприличней. Придется дать хорошую скидку, но, пожалуй, это единственный способ заработать и остаться живым.
– А в городе есть и такие?
– Если даже нет, то непременно появятся. Ваши клиенты прилетят на самолетах, уважаемый. Почаще смотрите на небо. – Улыбнулся он одними губами и поднялся из-за столика. – Был рад знакомству.
Поезд ощутимо качнуло и замедлило, чертыханием смазав прощальные слова.
– Неужто прибыли, – де Клари заглянул в окно вместе со мной и тоже не обнаружил характерных подъездов к «Любек Центральному». – Да что на этот раз! – Возмутился он в голос и отправился искать проводника.
Я же вернулся к подостывшему кофе и меланхолично проводил шевалье взглядом.
Еще мой собеседник забыл, что скоро ко всему нарастающему хаосу добавится голод. Возможно, сколько-то еды все еще хранилось на уцелевших складах – но никаких запасов не хватит, чтобы обеспечить такое море людей. Единственная железнодорожная ветка никак не справится со снабжением, да и где найти столько безумцев, готовых вести составы в один конец?
– Надо как-то оперативно решать вопросы в этом городке, – перелистнул я газетный лист и вчитался в очередной заголовок.