Текст книги "Н - 7 (СИ)"
Автор книги: Владимир Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 15
Вокруг было поле: неровное, с уклоном на север. С одной стороны оно запиралось нешироким подлеском от овражистого склона к безымянной речке, еще с двух сторон – линии деревьев скорее обозначали границы участка гранями в добрый километр. Вдоль поля, огибая его с запада, уходила к морю проселочная дорога, прячась за линией невысоких каменных домов с каменными крышами. Ветер разбегался с запада, раскачивая облетевшие кроны ив.
За тремя столами, установленными в линию вдоль дороги, работали над бумагами представители местного дворянства – трое заслуженных стариков в строгих мундирах с орденами, медалями: памятными, юбилейными, к торжественным датам… Ни одной боевой награды среди натертого до блеска серебра и золота – Любек помнил десятилетия мира, здесь хранили деньги во времена междоусобиц, прятали наследников и золото из клановых хранилищ перед нападением врага. Нейтралитет во время двух мировых войн позволил Ганзе неприлично разбогатеть и пробрести репутацию безопасного места. А потом пришли мы.
Черные зонты в руках слуг прикрывали столы от моросящего дождя, но порывы ветра все равно бросали капли на бумагу трех тяжеленых гроссбухов – чернила на разлинованных страницах расплывались, а неосторожное нажатие стила могло процарапать размокшую бумагу на пару веков в прошлое. Сколько лет минуло с тех пор, когда в эти книги внесли последнюю запись? Причину чей-то смерти, яростное желание найти правду в поединке… За обложкой этих книг, одинаковых до последней запятой, найдется немало надгробных надписей. Сегодня их заполняли для нас: прилюдно, при многочисленных свидетелях, выстроившихся широкой дугой за их спинами. Шесть десятков человек пришли, считая обязательным для своего статуса быть здесь – мокли по дождем гербовые штандарты в руках слуг баронов и графов, герцогов и виконтов. Свидетели стояли широкой дугой, лицами на восток – линия столов отделяла их от нас.
Скоро с бумагами закончат, и слуги увезут копии гроссбухов: одну копию в городской архив, вторую в хранилище Ганзы и третью в архив дворянского собрания. Оттуда же их заберут, если аристократам вновь станет невозможно дышать под одним небом.
Дождь бил по щекам, падал с носа и ушей. Мы мокли, терпеливо дожидаясь, пока внесут дату, место и причину боя. Рядом – в трех метрах справа от нас – этого же ожидали соперник со свитой. Они закрыли лицо капюшоном серых накидок, но ткань не спасала от непогоды – намокла, приставала к лицу и телу, очерчивая худые до угловатости черты.
Все вокруг были одинаково бессильны перед дождем – пользоваться барьерами нельзя, никаких перстней до завершения всех формальностей, никаких артефактов: не в том случае, когда напряжение на пределе. Реакция на всплеск Силы непредсказуема: и местные дворяне, обычно спесивые до крайности, это понимали в первую очередь: жизнь их слишком хрупка для сошедшихся сил.
Не смотря на февральский холод, старикам было жарко – поднимался пар над тонкими белесыми шеями, платки с гербовыми узорами торопливо стирали с них пот. Высоченной мачтой над столами возвышался герцог де Плесси – его вахта началась еще до рассвета. Именем герцога гарантировано, что под землей полигона нет артефактов, бомб или скрытых каверн. Значит, Арман де Плесси прошел все поле несколько раз, каждый его метр. Мы, в некотором роде, потребители его труда – нам организовали место, доставили и привели врага. Когда начнется бой, герцог закроет своей Силой благородных свидетелей от удара и будет гарантировать их жизни – своей Силой и артефактами. Никто не станет бить по свидетелям специально – но там, где выясняются отношения «виртуозы», убить может и эхо чужих слов.
– Господа! – Взволнованным, надтреснутым голосом произнес предводитель дворянства Любека. – Извольте заверить документы. – Почти синхронно развернули к нам три разворота, аккуратно заполненных тремя разными почерками.
Первым склонился перед текстом князь ДеЛара – он читал строки, еле заметно двигая губами.
Князь Михаэль ДеЛара обвиняет Золотые пояса Ганзы в смерти жены и не родившегося сына. Ганза обвинения не признает и обвиняет князя Михаэль ДеЛара в многочисленных нападениях, погромах, пожарах и смертях. Князь Михаэль ДеЛара обвинения не признает и считает деяния свои законным правом кровной мести. Обе стороны решили, что рассудит их небо и поединок. Обе стороны согласились, что победитель получит жизнь врага и его достояние. В том свидетельствует герцог Арман Де Плесси, коему стороны высказали свое полное доверие. От войска князя Михаэля ДеЛара, защищать его честь и правду, станет князь Михаэль ДеЛара. От войска вольных городов Ганзы, защищать их честь и правду, станет Николай Борецкий. Документ составлен бароном Георгом фон Диггерном, предводителем дворянского собрания Любека, графом Вольфгангом Гогенлоэ, графом Кристианом Швабенгау – три черно-фиолетовые печати коих уже стоят напротив фамилий, слегка размокшие от влаги. Еще один отпечаток: ярко-зеленый, поставил Арман де Плесси самым первым на все три копии – он надиктовывал этот текст в интересах обоих сторон.
Князь ДеЛара по очереди приложил перстень к каждому из листов, и герцогский герб золотом отпечатался поверх текста с его фамилией. Два шага назад – дать место слегка сутулой худой фигуре подойти ближе.
Свой перстень Николай Борецкий зажимал в ладони – по той причине, что переплавленное, раздавленное серебро невозможно было надеть на палец. Аквамарин в вставке почти коснулся листа, как нервное движение старика за центральным столом, отдернувшего гроссбух, заставило Борецкого остановиться и поднять на барона фон Диггерна вопросительный взгляд.
– Прошу вас, личную подпись, – изрядно потея, попросил барон.
Борецкий прикрыл глаза, будто желая что-то сказать. Но вместо слов отогнул от аквамарина серебряные лепесток и царапнул им подушечку большого пальца. Кровавый отпечаток лег на бумагу поверх его имени.
– Секунданты, прошу, – выдохнул фон Диггерн и посмотрел на меня и свиту Николая.
Я чуть помедлил, и вперед вышагнул еще один господин, закрытый серой тканью. Еще один перстень – тоже мятый, с разбитым камнем и тусклым камнем, был использован, чтобы уронить каплю крови на разворот гроссбуха и прижать его пальцем.
– Вы, прошу, – уже с некоторым облегчением, улыбкой попросил барон меня.
Конец работы для трех немолодых дворян был совсем рядом – осталось завершить формальности и не умереть. Старикам придется досмотреть бой до конца из первого ряда – такова цена их положения в обществе.
– Перстень или подпись? – Поторопил меня фон Диггерн, предлагая стило с чернилами.
– Перстень, – потянулся я к внутреннему карману.
Тихонько прозвенел металл перстней от прикосновения руки – всего восемь. Перстень ДеЛара использовать нельзя – запрет на близких родственников. На выбор остается семь, и любой будет принят. Я помнил форму каждого из них: их прохладу и жар, сокрытый в металле, огранку камней и вес, символы на кольцах. Нужный перстень словно сам уперся в пальцы – будто сетуя, что его надевали куда реже остальных. Несправедливо реже.
Тяжелый, немигающий взгляд ожег холодом висок. Пять взглядов: до ощутимых признаков будущей мигрени – под ним я надел родовой перстень на безымянный палец левой руки.
Синее серебро с уходом в светло-синий, вставка из аквамарина – темно-синего с черным, сверкающего даже под пасмурным небом – клановый знак старшей семьи Борецких. Целый перстень, не то, что у отступников.
– Я имею на него право, – твердо смотрел я перед собой на обескураженного барона.
Разглядев причину заминки на моей руке, загудела перешептываниями толпа свидетелей, подалась вперед и тут же замерла под резким взглядом князя ДеЛара.
Не постеснялся показать изумление и недоверие герцог де Плесси:
– Насколько мне известно, у Борецких нет наследников по главной линии. – Будто специально посмотрел он на людей в сером. – Ложная печать обесценит документ и оскорбит меня лично.
– Герцог, полагаю, ни в коем случае не сомневается, ваша светлость! – Храбро вступил в беседу фон Диггерн с надеждой посмотрев на меня. – Но не изволите ли продемонстрировать право владеть этим перстнем… Для всех… – Повел он рукой, потерянно оглянувшись назад.
– Изволю.
И аквамарин в перстне, выставленный левой рукой напоказ, пошел волнами, а в ушах зашумело, загудело необоримым океаном – будто оно прямо здесь, а не севернее, за полями, лесом и дворцами ганзейских крезов. Будто огромная волна уже над нами, и не тьма «Пелены» закрывает солнце и давит ощущением неизбежного на плечи, а тысячи тонн соленой воды собираются рухнуть и навсегда прижать своей тяжестью к земле.
Мгновение, и все исчезло – и ветер вместе с беспокойным перестуком дождя по столу показался гробовой тишиной.
– Этого достаточно, благодарю, – с ощутимой заминкой произнес барон, стараясь волей сдержать участившееся дыхание.
– Князь ДеЛара, вы в праве сменить секунданта… – Подал голос граф Кристиан Швабенгау.
– Ничего не изменилось.
– А если он прикажет им проиграть, – зашептали за спинами предводителей дворянства.
– Кому?! Отступникам?! – Гудели в ответ.
– Ничего не изменилось, – громким эхом прозвучал холодный голос соперника. – Я убью обоих.
И зябкий ветер забрался под воротник, царапнув кожу шеи.
– Если вы на что-то рассчитывали, молодой человек, вы ошиблись, – с горечью покачал головой де Плесси. – Михаэль, я приму его отвод.
– Ничего не изменилось. – Настал мой черед повторять эти простые слова.
Перстень на руке коснулся текста, и герб князей Борецких расцвел на бумаге темно-синим узором, гранью касаясь герба ДеЛара.
– Мы закончили, – закрыли старики гроссбухи перед собой и вручили трем слугам.
Ну а слуги, в хорошем таком темпе, заспешили к машинам вместе с положенной им охраной – этих людей битва не затронет.
– Господа, – поклонился предводитель дворянства. – Желаю удачи.
– Стороны и секундантов прошу проследовать в центр полигона, – взял слово герцог де Плесси. – Господа и сеньоры, у вас есть десять минут, чтобы подготовиться. Бой начнется по зеленой вспышке. Зрители могут покинуть полигон или довериться моей защите, либо позаботиться о своей безопасности самостоятельно.
Толпа зрителей качнулась и заспешила к оставленным поодаль машинам; еще десяток остались возле столов, и только пять или шесть групп продолжали быть на своем месте, окутавшись щитами. Теперь было можно: документы подписаны, знак начала битвы назначен, и отход от правил для сторон – сродни самоубийству. Затем и пространство вокруг столов слегка смазалось, отсекая звуки; ощущение чужой Силы надавило, заставляя отшагнуть назад.
Трое в сером замерли на месте у столов, вне барьера. Николай Борецкий и его секундант уже ашагали к центру поля – вслед за ними направились и мы с дедом.
В такие моменты время начинает ощущаться безо всяких часов – секунды, а затем и минуты уходили вместе с шагами по подмороженному и скошенному полю. Еще столько же понадобится, чтобы вернуться назад и не попасть под удар – это тоже стоит держать в памяти секундантам, задача которых – довести до точки боя, дать слова напутствия и проследить, чтобы в эти последние мгновения не произошло ничего бесчестного. Пять минут – вполне достаточно для пятисот метров по прямой.
Но так вышло, что восемь из десяти минут закончились, а мы все еще стояли друг напротив друга. Всех перемен – только яркое солнце, вспыхнувшее над нашими головами где-то там, за черными облаками. Оно двоилось с солнцем-настоящим, до того блеклым кругом подсвечивающим низкие облака, но было куда жарче – от травы вокруг заструился пар, а плечи под пальто стало припекать.
– Правильно. Бежать не надо, – разлепив пересохшие губы, одобрил Николай Борецкий.
Хотя голос его словно звучал на одной ноте. Кто был его собеседником все эти годы? Книги, фотографии, портреты, отражение в воде?
– Она сказала, зачем я пришел? – Смотрел Николай только на меня.
– Лидия Борецкая, твоя княгиня, – поправил я, – сказала, что ты ищешь.
– Отдай это мне, и я убью вас быстро. – Мазнул он равнодушным взглядом по фигуре Михаэля.
– «Это» придется заслужить, – отрицательно покачал я головой.
Лицо Борецкого безуспешно изобразило тонкую улыбку.
– Не отдашь – заберу сам.
– Это невозможно отнять.
– Боль все изменит, – и было в этих словах так много опыта, что пришлось волей отгонять холод, царапнувший солнечное сплетение.
– Клан испытал много боли. Но разве он тебя простил? – Чуть наклонил я голову.
Николай резко повел плечом.
– Отдай мне клятву Первого советника. – Загудел воздух от чужой воли, и солнце над головой запульсировало нетерпеливым сердцем.
– А мне казалось, ты говоришь про прощение. За ним ты вернулся.
Борецкий вновь дернул плечом – то ли желая показать раздражение, то ли злость.
– Я заставлю их простить.
– Все эти армии, что собирает против тебя Император?
– Тех, кто выживет. – Наклонил он голову вперед, упираясь в меня своим взглядом.
– Даже если ты заставишь их снять обвинения, – с сожалением покачал я головой. – Кто они тебе? Разве они клан, который ты предал?
– Я не предавал! Я поступил единственно верно! – Горели глаза одержимостью и упрямством.
– А клан посмел выжить, вопреки твоим расчетам? Посмел не победить, но не проиграть. Без тебя. Как сильно ты изводил себя, зная, что мог поступить иначе? Сколько стен расцарапал ногтями в кровь? Ведь будь ты рядом…
– Довольно! Отдай мне клятву! Дай мне все исправить! – Легонько тряслись его плечи от запрятанных в глубине души эмоций.
И жар солнца стал совсем нестерпимым.
– Кто простит тебя, отступник? Кто остался в живых, чтобы прощать?
– Я найду, я соберу их всех. – Требовательно тянул он раскрытую руку. – Я покажу им пепел врагов и отстроенные дворцы.
– Но все, что осталось от клана, это я.
Зеленый огонь вознесся в небо и расцветил подбрюшье облаков.
– Я – единственный, кто может тебя простить, – не отводил я взгляда от отступника.
– Ты не заставишь меня признать поражение.
– Нет. – Согласился я с ним. – Но я скажу тебе, как заслужить мое прощение.
Гулким рокотом разорвало небо, стоном и криком где-то на севере в клочья разорвало Пелену, и страшным ударом врезало по стопам, заставив нас четверых расцветить полусферу вокруг алыми линиями барьеров.
– Это упала гора на дворцы Ганзы. – Шептал я беззвучно грохоте сходящей с ума земли, проходящей волнами с севера на юг. – Я ее уронил. Я нарушил правила.
Вырванные с корнями деревья врезались в щиты, разламываясь о барьеры мелкой щепой, и в черной пыли из земли проносились мимо.
– Я преступник.
В черно-желтом мраке были только взгляды и слова, почти неслышные из-за ураганного ветра.
– У преступника больше нет клятв. Нет имени и чести.
И во взгляде Николая Борецкого я впервые видел потрясение.
– Нет клятвы Первого советника. Нет ничего.
Гудел, кричал воздух отзвуком близкой трагедии: пожарами и морской волной, отброшенной от берега и вновь ворвавшейся обратно.
– Спаси меня.
Осыпались сверху камни, земля и части домов. Горело солнце над головой, не закрытое более «Пеленой» и дождевыми облаками – их разорвало, как грязную тряпку.
– Спаси меня, своего главу. И я прощу тебя. – Шептали беззвучно мои губы.
В воздухе осталась только мелкая взвесь – еще немного, и она исчезнет. Ровного поля больше не было – от оврага шла косая трещина, заполненная мутной водой, а все вокруг покрывал слой нанесенного ударной волной хлама.
Но по-прежнему стояли на месте мы, и по-прежнему горел щит над герцогом де Плесси и опекаемыми им людьми – благородные господа лежали на земле, укрывшись под столами… Стояли свидетели за личными барьерами – всего двое, устояли штандарты Габсбургов и графов Тироля.
– Решай. Они смотрят.
Неловко ссутулившись, Николай Борецкий встал на колено: сначала на одно, потом, помешкав, на оба и склонил голову. Щиты сняты.
Подтверждение проигрыша.
Четверо из его свиты повторили действие – и те, кто стоял рядом с де Плесси, и безымянный секундант.
– Мир смотрит.
Погасло искусственное солнце над нами – ветер быстро снес тепло в сторону, отдарившись ароматами моря и дерева. На севере, горделиво возвышалась гора – снег растаял от удара, и черный пик венчал ее.
– Теперь меня не назовут преступником. – Подошел я ближе к стоящему на коленях. – Ты спас меня, и я прощаю тебя, – мягкое движение ладони по его голове и волосам, от которого Борецкий вздрогнул.
– Но кто простит тебе меня?.. – выдохнул он, сжимая ладони в кулаки.
– В сердце Императора так много прощения. Иногда он дарит его авансом.
– Я смогу вернуться?.. – Замер Борецкий.
– Встань на ноги, витязь, – улыбнулся я в ответ на его недоверчивый взгляд, помогая подняться. – Пойдем. Посмотришь, как я заберу этот мир.
Жестом руки секундант Борецкого снес весь хлам на нашем пути в сторону. Но даже так приходилось выбирать дорогу – вместо ровного поля ныне были холмы и колдобины, да хлам поверх них – словно морской берег после сильного шторма.
Тем не менее, добрались мы все равно быстрее, чем бароны и графы выбрались из-под стола и встали на ноги.
Ошарашенный граф Швабенгау, заметив нас так близко, будто что-то вспомнив, неловко попытался достать что-то из-под пальто. Его руки и тело дрожали, словно от лихорадки, на лице его выступил обильный пот, а в глазах плескался страх.
– Я заберу это, – ласково перехватил я его движения.
В моих руках оказалась шкатулка – побитая временем, с нечитаемым рисунком под многими слоями красного и черного лака. Небольшая – гранями пятнадцать на десять, высотой в пять. Нетяжелая – будто весь ее вес и приходится только на дерево, да бронзовые петли. Прихотливого вида золотой крючок держал створки. Древняя вещица, интересно – что внутри?
– Как вы посмели. – Проворчал граф через ужас, изображая гнев. – Я бы отдал сам! Там подарок победителю!
– Значит, это нам. – Положил я шкатулку в широкий внутренний карман пальто. – Благодарю.
– Победил сеньор ДеЛара! – Потирая шею, запоздало провозгласил барон фон Диггерн.
– Откройте подарок, окажите честь, – уже просительно поклонился Швабенгау.
– Посмотрю как-нибудь потом. Сейчас у нас дела, – улыбнулся я ему.
– Я настаиваю! – Вцепился он мне в плечо.
И был тут же отброшен движением одного из безымянных Борецких.
– В следующий раз сожгу, – безразлично произнёс тот, пресекая слова возмущения.
В миг, когда бой окончился, свидетели боя вновь стали обычными людьми, пусть и благородного происхождения. Такие, бывает, умирают по самым нелепым поводам…
– Город вновь открыт. – Провозгласил герцог де Плесси. – Виват победителю. Горе побежденным.
Правда, выражение его лица было – словно втравили в какое-то грязное дело без его ведома. Истина раскроется в свое время.
– Ваше сиятельство, герцог. Ваши светлости, – коротко кивнул я им. – Всего наилучшего.
– Господа, – поклонился герцог ДеЛара.
На щеках его впервые был румянец, а в глазах царило спокойствие.
– В аэропорт, в Румынию? – Вновь коснулась его тревога.
Ведь там Ника и мой будущий сын – новая причина, чтобы Михаэль ДеЛара продолжал жить.
– Вернемся в отель и решим с транспортом, – зашагал я по проселку, не дожидаясь возвращения машин.
Впрочем, к месту боя никто и не торопился – микроавтобусы были найдены покинутыми у въезда в город. Идти до них пришлось около часа, и еще больше времени заняло, чтобы пробраться по дорогам, затронутым эхом ударной волны: многое, что уцелело после гнева ДеЛара, нового испытания не выдержало – древний город, будто старик после второго инсульта, выглядел скорее мертвым, чем живым. Много битого кирпича и стекла под колесами; оборванные провода электричества на снесенных столбах – молчаливым укором мне…
Ближе к центру города «Альфард» набрал почти тридцать километров в час, доставив семерых «виртуозов» под окна отеля только ко второму часу дня.
Два здания: наше и соседнее, смотрелись нетронутыми под сияющими вокруг них барьерами. На улице перед ними стояли люди – кажется, абсолютно все, кто их населял. В том числе потирал глаза, встряхивал головой, и недоуменно смотрел на гору князь Давыдов – весьма помятого вида, в расстегнутой на три пуговице рубашке, левый край которой не был заправлен в брюки.
– Вы велели разбудить его, ежели мы увидим гору выше первого этажа, – слегка мандражируя и заглядывая мне за спину, доложил подскочивший к машине княжич Ильменский. – И вот, разбудили. А это… – Повис вопрос в воздухе, стоило моим сопровождающим показаться в дверях машины.
– Это мои люди, – достаточно громко, чтобы все услышали, пояснил я.
– Ротмистр, – рявкнул господин полковник, завидев меня. – Откуда гора в Любеке?!
– Упала сверху.
– Тьфу, опять все проспал! – В сердцах махнул он рукой. – Ломов, а вы куда? – Отметил он деловито проходящего мимо юнкера с знаменем полка в руке.
– Устанавливать знамя на вершину горы. Придут срывать – можно будет подраться.
– Поздравляю с новым званием, корнет Ломов! Постойте пока, я с вами пойду.
– Виват!
– Вот, толковый офицер будет! – Словно укоряя, сказал мне господин полковник. – Не забывает про начальство!.. Ротмистр, – шепнул он уже тише, косясь на стоящих отдельной группой Аймара и Шуйских. – Мне кажется, или там краснокожие? – Тряхнул он головой и вновь покосился в ту сторону. – А у машины, рядом с князем ДеЛара – пятеро Борецких? Только не жалейте меня, – просительно пробормотал он. – Вот те на, допился…
– Не кажется. Родственники невесты княжича Шуйского, вместе с самой невестой. Борецкие – мои новые слуги. – Для верности, я показал ему княжеский перстень.
– И сколько лет я спал?!
– Три дня.
– А рядом с вами опасно пить, ротмистр, – погрустнел Давыдов. – Так, это что же, и сватовство было?
– М-м, мне кажется, пока нет.
– О! – Воспрянул он настроением, застегнул пуговицы на рубашке и замаршировал прямым курсом на Аймара. – Разрешите представиться, подполковник лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, князь Давыдов Василий Владимирович!
Переводчик тут же принялся втолковывать своим нанимателям, кто к ним заявился – правда, потратив на это минуты три и раз десять упомянув слово «дракон» – уж слишком много сомнения было в глазах обычно невозмутимых Аймара, которые не стеснялись переспрашивать его на своем языке.
– А они что, русского не понимают? – Качнувшись, хмуро уточнил князь. – Хотите, научу?
– Господин полковник, это друзья! – Поспешил я вмешаться в беседу. – Господа! Мы с князем Давыдовым желаем подарить молодой паре княжество Любек. – Повернувшись, показал я рукой на чуть дымящийся город. – Да, потребуется небольшой косметический ремонт… Но, обратите внимание, лес, гора, море!
А еще владеть княжеством, в котором пролил так много крови, было безумием. Пока ехал по городу, понял, что нужен кто-то третий – непричастный к большой резне, но овеянный доброй славой. Шуйского здесь знали, как спасителя плененных дворян. Аймара призвала сама Ганза – так пусть их союз возвращает город и земли вокруг него к нормальной жизни. Дед не будет против – ему все равно до земных богатств.
После быстрого перевода, на Давыдова смотрели гораздо уважительнее.
– Какая знакомая гора… – Пробормотала Аймара Инка.
– Разумеется, князю Давыдову Василию Владимировичу было бы очень лестно быть свидетелем жениха, – стер я с лица Артема глупую улыбку.
Местные жители должны видеть печаль и переживания на лице нового руководителя – вот как сейчас, например.
– Великий Аймара Катари не отказался бы взять пару уроков русского языка у уважаемого князя Давыдова, – с почтением и поклоном высказался переводчик.
– О, это очень легкий язык! – Взбодрился и даже порозовел от удовольствия господин полковник.
– Вот, например, что сказать Европейским монархам, если они не согласятся с таким щедрым подарком? – Деловито уточнили Аймара.
– А вы посмотрите: стоит гора! – Подойдя к Аймара Катари, Давыдов приобнял его за плечо и вдохновенно посмотрел вместе с ним на север. – Как считаете, с какой отметки она сейчас начинается?
– А… А не все ли равно?
– Вот! Подхватите это ощущение! Не отпускайте его – вы близки к пониманию! – Вещал Василий Владимирович, торжественно подняв ладонь свободной руки.
– И что нам делать с этим… Пониманием?
– Оно зовется «poher». Это универсальное слово! Он означает и отметку, с которой начинается гора, и ответ европейским монархам, и наше отношение, если они будут не согласны! Все, что не имеет для вас значения, называется именно так!
– У Аймара Катари еще один вопрос по русскому языку. Подскажите, как правильно обратиться к уважаемому княжичу по воду золота, которое Ганза обещала клану Аймара сто тонн золота, но так и не выплатила. Ганза теперь в его руках, вместе с ее обязательствами…
– Не забывайте, ротмистр тоже русский. – Покровительственно похлопал Давыдов того по плечу.
– В смысле, ему тоже poher?
– Аймара Катари – очень способный ученик! – Похвалил я уважаемого князя.
Правда, поскучневший глава клана, кажется, не очень-то обрадовался.
– А что есть «свидетель жениха»? – Все-таки перевел юноша при Аймара, хотя наверняка сам знал ответ.
– О, для этого вопроса мне понадобится реквизит! – Сделал таинственное лицо Давыдов и заспешил внутрь отеля. – Йохан, у вас есть приличные рюмки?! – крикнул он внутрь холла.
Я вот сдержался, а Артем позволил себе тяжкий вздох – нет, ну горожане его точно полюбят.
– Отец, – мягко вступила Инка, тоже каким-то чутьем заподозрив неладное. – Мы с княжичем Шуйским желали бы провести свадьбу скромно.
– Poher.
И задумчиво кивающий князь Шуйский, до того мудро молчавший, был с ним полностью согласен. Потому что княжество подарок – это, разумеется, очень приятно. Но удержать его от притязаний будет гораздо проще, если князь Давыдов действительно будет свидетелем жениха – каких бы жертв, погромов и ущерба этого ни стоило. В конце концов, свадьбу можно провести и в Любеке – разумеется, до его восстановления, чтобы не отстраивать дважды – а “poher” от Давыдова в Европе уважают и чтут…
– Господа, – заметил я знаки, что подавал мне стоящий с той стороны барьера между зданиями княжич Засекин. – Вынужден вас оставить, дела. – Поклонился я им и направился быстрым шагом к цели.
Что характерно – с победой меня еще никто не поздравил, и виной тому пять человек в сером, что по-прежнему стояли возле машин. Их видели все, их узнали все – и страх постепенно прижимал вольно гуляющих людей поближе к зданию отеля. Как можно поздравлять победителя тигров, если пятеро их ходят живыми возле ограды?
– Я рад, что вы живы, – бледный, явно не спавший, с темными кругами под глазами, княжич говорил быстро, проглатывая слова, будто опаздывая и стараясь успеть. – Вы были правы, они предали нас. Обвинили и отвернулись, натравили гвардию и обезглавили штаб…
– Кто «они»? – Прервал я быстрый поток речи, полный горечи и боли.
– Рюриковичи, – чуть тише сказал княжич, взглядом отслеживая вольготно перемещающуюся по двору принцессу Елизавету. – Нас убивают прямо сейчас. Всех нас, – мотнул он головой себе за спину, где стояли подавленные и серые лицом княжичи.
– У вас была ночь. – Пожал я плечами.
– Вам не поверили. Те, кто уже мертв. – Резко повел он головой.
– И что решили те, кто остался жив? – Поднял я бровь.
– Молю, примирите нас с вашей родней! Будьте посредником! Мы готовы платить и идти на уступки, – взывал Засекин, и люди за ним подходили к барьеру ближе, отражая ту самую обреченную решимость на жертву, которая вчера казалось невозможной.
И княжичи с нашей стороны невольно тоже потянулись ближе – тут и идти-то пару шагов, а слова все равно разносятся по двору.
– Вот моя родня, – повернувшись, показал я рукой, украшенной княжеским перстнем. – Пять виртуозов моего клана. Сегодня я их простил и вновь принял в семью. Вот мой дед, князь ДеЛара, виртуоз. Вот мои друзья Шуйские. Мои друзья Аймара.
– Ваши друзья Гагарины, – твердо добавил княжич Александр.
– И друзья Ильменские, – добавил Григорий, шагнув ближе.
– Шереметьевы, – прожурчал весенним ручейком девичий голос за спиной.
– Горенские!
– Аракчеевы, попрошу не забывать, – будто возмутился Степа. – Да не бей ты локотком, я уже сказал, – шикнул он на сестру.
– Ухорские будут рады дружбе. – Не остался в стороне княжич Василий.
– Еще друзья Панкратовы, Долгорукие, но их здесь пока нет. – Завершил я.
– Юсуповы? – С надеждой спросил Засекин.
– Юсуповым вы живыми не нужны. – Отрицательно покачал я головой. – Даже я им живым не нужен.
И княжич запнулся, пытаясь осознать услышанное.
– Рюриковичи. Попросите за нас вашу невесту! – Выкрикнул из-за его спины княжич Куракин.
– Рюриковичам вы не нужны свободными. – Посмотрел я подошедшую сбоку Ее высочество. – Ведь так, дорогая?
Та ответила жестким взглядом, но в сей же момент нашла возможность приветливо улыбнуться княжичам за барьером, шагнуть к ним ближе и повести руками, будто желала их обнять.
– Его величество Император, скорбит о кровавой междоусобице и готов принять вас под свою защиту. Не слушайте нелепых слов, господа! Его величество потребует не более того, что вы сами готовы совершить во благо родины. Враг стоит у границ государства. Старое зло желает вернуться на нашу землю!
– Это я и вот эти пять человек, – кашлянул я себе в кулак, чуть сбив пафосную речь.
– Только силами всего войска Империи мы можем его остановить! Поклянитесь, что ваши семьи войдут в войско императора, и Его величество немедленно прекратит кровопролитие. Ваши родные будут живы, армии вернутся по домам!
– Это правда? – Чуть наклонил голову княжич Засекин, будто вслушиваясь в отзвуки произнесенных слов.
– Вы сомневаетесь в слове Императора? – Приподняла подбородок Ее высочество.
– Император так боится вас? – Смотрел Засекин на меня.
– Мне неведомы его мысли, – пожал я плечами. – Но пять Борецких – это удобная страшилка, чтобы напугать всех. Своих и чужих.
– Постойте, но он же вас простил, – о чем-то лихорадочно размышлял княжич.
– Ну, подождете в войске императора какое-то новое зло. Лет двести или триста, – констатировал я то, что он наверняка уже понял. – Все честно.
Ведь каждый монарх стремится к тому, чтобы стать абсолютным. И как убедить остальных самостоятельно отдать свою власть? Только хорошенько напугать – чтобы люди сами встали в общий строй. На короткий срок, конечно же – ведь все очень тщательно изучают клятвы, которые невозможно нарушить. Интересно, Юсуповы и их союзники уже накинули на себя ярмо, полагая его несущественным и мимолетным? И если да – как же они меня возненавидят: за то, что остался жив…
– Люди умирают, господа, – хлестко произнесла Ее высочество. – Сколько еще погибнет из-за ваших сомнений? Выбирая между службой и смертью, делайте то, что говорит вам ваша честь!
