Текст книги "Влюбиться на максимум (СИ)"

Автор книги: Вийя Шефф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Глава 46

Светлана что-то рассказывает про фильм, на который пригласила меня, но я её не слушаю. Моё внимание поглощено Макс и Фроловым. Выглядят такими счастливыми, что тошно. Внутри закипает кровь, хочется подойти к этому мальчишке и снова врезать.

Она с ним… Веселится, смеётся и даже не замечает меня. Я словно не существую. Это ранит и очень сильно. Ломить начинает в солнечном сплетении.

Перед входом в зал Макс всё же кидает на меня быстрый взгляд, меняется в лице и торопится поскорее скрыться.

Наш фильм короче марвеловского на полчаса. Я сижу, как на иголках, в ожидании, когда эта философская хрень закончится. После окончания не даю Метлиной даже выдохнуть и отвожу её домой, а сам возвращаюсь к кинотеатру.

Нервные постукивания по рулю заглушают тихую музыку из радио.

" Наши чувства, как ловушка, мы в ней намертво застряли".

Прибавляю звук и вслушиваюсь в слова.

Саундтрек: ERSHOV – Как дети

" Если я уйду, ты даже не заметишь… Тогда скажи мне – нахер тратим на друг друга время?.. Сорваны с петель, выброшены на ветер… Мы люди вроде взрослые, ведём себя как дети… "

Мда… Как же последняя строчка отлично отображает моё теперешнее состояние. Не помню, чтобы я за кем-то следил даже в свои юные годы.

Наконец-то из кинотеатра выходят Макс и Фролов. Держатся за руки. У меня сразу захрустело всё: кости кистей, сжимающие руль, сам руль, зубы и сердце. Такой злости я не чувствовал никогда. Они, улыбаясь друг другу, сели в машину и поехали. Я за ними. Спасибо погоде, которая скрывает меня за шлейфом метели.

Слишком долго прощаются у его дома. Меня коробит от мысли, что могут целоваться. Врубаю дальний свет, освещая бумер Макс. Мне показалось или Фролов сидел, наклонившись к ней. Меня начинает потряхивать от ревности.

Он вышел из машины, прикрыл локтем глаза, пытаясь разглядеть мою машину. Хрен тебе! Выключаю свет совсем. Потоптавшись немного на месте, пацан заходит в подъезд, а Макс проезжает к другому выезду со двора, через полминуты я за ней.

Держусь на таком расстоянии, чтобы она меня не заметила. Да в такую погоду под носом можно ничего не увидеть.

– Какого хера ты туда свернула, Макс? Дом в другой стороне, – я псих.

Сам с собой разговариваю. И в голове ни одного цензурного слова.

Она виляет какими-то закоулками и выезжает к промзоне. Я давно уже еду следом без света. Тут ни души, сразу заметит.

– У тебя всё с головой в порядке? Ты зачем меня сюда завела?

Она остановилась, я тоже. Из машины так и не вышла.

– Чокнутая, – натягиваю перчатки, приподнимаю воротник и выхожу.

Сильный ветер ударил острыми и ледяными снежинками в лицо, пронизывая насквозь. Ноябрь вроде, не январь, а холодно ужасно.

Дверь заблокирована изнутри. У тебя все дома, Макс? Ты приехала сюда, чтобы посидеть в одиночестве под замком?

Слегка постукиваю ладонью по боковому стеклу и слышу истерический крик внутри. У меня сердце упало. Пытаюсь вглядеться в салон через стекло, но там темно. Открывается дверь и выпрыгнувшая оттуда Макс пихает меня в плечи со всей силы.

– Идиот! У меня чуть разрыв сердца не случился! Зачем так пугать? – продолжает бить меня кулаками.

– Какого хрена ты сюда приехала? – хватаю её на руки и встряхиваю.

Она шипит от моего захвата и морщится от бьющего по лицу снега.

– Так и знала, что это ты за мной следишь, – дёргается в руках, пытаясь вырваться.

Её близость и тепло опьяняют, проникают под кожу и тянутся там мёдом.

Обхватываю лицо и целую. Требовательно, жестко, даже грубо, причиняя боль. Она с минуту сопротивляется, а потом становится мягкой и податливой. Прижимается ко мне грудью.

Разворачиваю и, не отрываясь от её губ подталкиваю задом к своей машине, у меня салон просторнее.

Заднее сиденье. Отпускаю, чтобы расстегнуть пуговицы пальто и снять перчатки. Она пятится задом по сиденью к противоположной двери, но только освобождает мне пространство.

Пальто и пиджак скинуты на переднее кресло. И я нависаю над ней, подтащив за ноги под себя.

В её глазах нет страха. Только блеск, такой же животный, как и в моих. Вижу – хочет. А я тем более.

– Я скучал, Макс, – снова настойчиво целую её, расстёгивая молнию на куртке, она отправляется под голову. – Очень скучал…

Поглаживаю и осыпаю поцелуями её лицо, смакую вкус губ. Боже, как мне их не хватало за полтора месяца. Они мне снились каждую ночь, заставляя выть в подушку, как раненое животное.

Макс запускает пальцы мне в волосы, ведет от макушки к затылку, вызывая у меня мириады мурашек и нескрываемый стон. Пальчики скользят по шее, под ворот рубашки, слегка поглаживая кожу. От такой почти невинной ласки я закусываю до боли губу и начинаю дрожать.

Толстовка Макс больше не прикрывает её тело. Рука скользит по животу, тому, который всегда сносил мне голову. Она немного выгибается назад, давая мне возможность пройтись по нему губами и языком. Руками обхватываю грудь, массируя и поглаживая через тонкую кружевную ткань соски. С губ Макс слетает громкий стон.

Ловко расстёгиваю крючки, и бюстгальтера больше на ней нет. Втягиваю по очереди и посасываю соски. Максим взвизгивает и начинает ёрзать подо мной.

– Тебе нравится? – шепчу, ненадолго отпускаю её и снимаю рубашку.

– Да, – не открывая глаза.

Беру любимые ладони, покусываю каждый пальчик и кладу на свою грудь.

– Приласкай меня, – наклоняюсь к ней и шепчу в губы.

Макс нерешительно гладит меня руками по груди, спине, животу, спускается вниз и робко проводит рукой по возбуждённой плоти в моих брюках. Там уже всё ломит от желания.

Стягиваю с неё штаны вместе с трусиками и провожу по сокровенному месту. О, да! Она готова меня принять. Но пока рано. Я хочу, чтобы она испытала минимум боли.

Слегка массирую пальцем маленькую горошину на клиторе и она, снова взвизгнув, пытается меня оттолкнуть.

– Не сопротивляйся, это удовольствие, – шепчу у уха, а потом покрываю поцелуями шею.

Макс расслабляется и начинает двигать бедрами в такт движениям моих пальцев. Пока двумя пытаюсь довести её до точки кипения, третьим слегка вхожу во влагалище. От этого не будет больно, но подготовит её морально. Вперёд и назад, заставляя её царапать ногтями спинку сиденья.

Она глубоко и прерывисто дышит, издавая постоянные стоны. Громкий крик и её тело дрожит, вырываясь из моих руку.

– Это оргазм, малыш, – пытаюсь её успокоить, поглаживая по потному лицу. – То, от чего ты так упорно бежала. Теперь прости, но мне придётся сделать тебе немного больно, – расстегнул брюки.

Медленно, без резких движений вошёл в неё. Она терпеливо сморщилась от боли, прикусив нижнюю губу и не издавая ни звука. Пауза… Нужно дать привыкнуть к новому ощущению.

Начинаю двигаться, она судорожно хватается за мои плечи, ища опору и защиту от боли. Но именно я ей приношу её. Прости, малышка…

Спустя несколько минут руки Макс перемещаются мне на грудь и начинают поглаживать, а не цепляться.

– Ещё больно? – целую любимые губы.

– Нет, – выдыхает медленно.

Она становится смелее и кладёт руки мне на ягодицы, пытаясь запомнить темп моих движений и синхронизироваться. Макс снова издает слабые стоны, вызывая в моей голове маленькие фейерверки.

Стараюсь ускоряться без нажима и грубости, ощущая, что вот-вот взорвусь. Прости детка, но не всем везёт кончить одновременно.

Я изливаюсь в неё, только сейчас понимая, что не надел презерватив. Мне так снесло голову от ревности, что я совершенно об этом забыл. В голове туман и полный фарш.

– Твою ж мать! – ругаюсь еле слышно ей в плечо.

– Я что-то сделала не так? – смотрит с обидой.

– Нет, всё так, милая, – целую её. – Это я дебил, забыл защиту…

– Если ты не в курсе, то есть такие белые штучки, которые от этого защищают. Таблетки экстренной контрацепции называются, – мне кажется, она скалится.

Глава 47

– Не волнуйся, не залечу, – почему-то начинаю злиться.

– Я не собираюсь увиливать от ответственности…

Я хочу уйти, убежать, скрыться подальше отсюда. Я чувствую себя слабой, беззащитной и голой. Не ври себе, ты такая и есть. Даже на нём брюки, а я в чём мать родила. Ситуация подбешивает.

Калинин понимает мою неловкость, тянет за полу своё пальто и накрывает меня.

Он не отпускает. Наоборот, устраивает меня на себе, чтобы мне было удобнее. Гладит… Целует…

– Люблю тебя, – шепчет после очередного поцелуя.

Я не отвечаю на его признание, хоть и люблю этого ненормального больше всего на свете и не знаю, как вытравить это чувство из себя. Я молчу. Долго…

– Макс, о чём ты думаешь? – приподнимает голову за подбородок и заглядывает взволнованно в мои глаза.

– Ни о чём, – поёживаюсь и подтягиваю к себе ноги.

Внизу живота неприятно болит и жжёт. Это плата за то, что я родилась женщиной.

– Прости… Я обещал, не делать этого, пока ты не захочешь…

– Ты думаешь, я бы тебе позволила, если бы не хотела? – приподнялась и села, прикрывшись его пальто.

– Сомневаюсь, – обворожительно улыбнулся, вызывая невероятный трепет внутри. – Держи, – сел, собрал мою одежду и протянул мне. – Холодно.

А мне жарко. До сих пор всё тело горит от его ласки. Даже дрожь не проходит. И она не от холода, это от близости Гордея. Какого черта ты так на меня действуешь? И для чего снова ворвался в мою жизнь? Я только новую пытаюсь построить, без тебя.

Трясущимися руками надеваю на себя бельё. Замечаю кровь на бёдрах. Меня немного подташнивает. Это не боязнь крови, а понимание того, что я потеряла бережно хранимое. Надеть лифчик не получается, я так стесняюсь, что не могу опустить обе руки, которыми прикрываю грудь, и застегнуть крючки.

Сзади раздается усмешка, и Гордей помогает справиться с застёжкой. Прикасается губами к шее, снова разгоняя по телу мурашки.

– Я уже всё видел, можешь не прятаться, – дорожка из поцелуев от шеи по плечу.

Снизу снова поднимается тёплая волна и разливается по телу, отчего в промежности обостряется боль.

– Не делай так, – отстраняюсь и быстро надеваю кофту.

– Почему? – трётся носом о мои волосы.

– Мне больно… Внизу больно…

Звучит глупо. Какая связь между шеей и животом? Но тут как в анекдоте, горло промочишь – ноги не работают, ноги промочишь – горло болит. А его прикосновения вызывают вибрацию и желание в теле, которое скапливается внизу, вызывая ломоту и болезненные ощущения.

Он не задаёт уточняющих вопрос, просто прижимает к себе. Даже сквозь толстую ткань худи я чувствую жар его тела. Он пьянит и заставляет томно прикрыть глаза. Я тоже скучала, сейчас понимаю это, как никогда. Но наши чувства – что-то нездоровое. Вечная ревность разъедает. Я так не хочу, подобное только разрушает…

Веду плечами, освобождаясь от его тисков.

– Я домой хочу. Мне ванну надо принять… – натягиваю штаны.

Обуваюсь и выдергиваю куртку из-под него. Снег перестал, но завывание ветра всё ещё доносится снаружи. Погода словно кричит, что я совершила огромную ошибку.

– Я приеду завтра, – обхватывает моё лицо и целует губы.

– Не стоит… Ничего не изменилось… Спасибо тебе, ты открыл мне мир других мужчин, – пытаюсь изобразить полное безразличие и задеть словами, а внутри всё разрывается на части.

Делать больно любимому человеку не просто, но я хочу его ранить, чтобы он почувствовал моё состояние в момент, когда я увидела его с девушкой в кафе. И сегодня с Метлой…

Месть? Да… И жестокая. Женская. Мы умеем бить в слабое место.

Калинин меняется. Улыбка сходит с лица, а глаза становятся почти чёрными, в них столько гнева, что меня передёргивает, а по спине ползёт ледяной холод. Но я не отвела взгляда, выдерживаю… Краешек его губ начинает дёргаться от злости, руки сжимаются в кулаки. Из-за выражения его глаз становится страшно.

Больно? Мне было тоже… Но я нашла способ заштопать раненое сердце, мне помогает друг, который своим вниманием и любовью каждый день стежок за стежком исцеляет разорванный на клочки орган. Возможно, когда-нибудь я смогу забыть тебя и полюбить его. А возможно и нет… Но мы с тобой точно не пойдём одним путём.

Я выхожу из машины и словно пьяная, пошатываясь, плетусь к своей. Глаза застилают слёзы.

Какая же я дура! Как могла разрешить минутной слабости перевернуть мой мир с ног на голову? Сейчас я словно возвращаюсь в тот лес, в машину Мерзликина и он делает своё ужасное дело. Чувствую себя гадкой и грязной, будто окунули с головой в засранный унитаз.

Вытерев слёзы, я выдыхаю, беру себя в руки и уезжаю, оставляя Калинина одного в этой завывающей пустоте.

Круглосуточная аптека… Как же трудно и стыдно покупать что-то, касающееся интима. Но у меня нет выхода – нужно.

За прилавком совсем молодая фармацевт, наверняка только из училища.

– Что хотите? – внимательно осматривает меня, задерживаясь на опухших от слёз глазах.

– Мне… таблетки… для… экстренной контрацепции, – произношу с трудом.

– Какие?

Без понятия! Которые помогут.

– Не знаю… А какие лучше?

– Не в курсе. Я не принимала, – вроде грубит, но с каким-то волнением.

Можно подумать я их раньше горстями ела.

– Давайте самые популярные, – мямлю в ответ.

Она открывает один из ящиков, достаёт упаковку лекарств и кладёт на прилавок.

– С вас шестьсот пять рублей.

– Офигеть! Это за одну таблетку? – удивляюсь цене.

– Лучше столько, чем потом всю жизнь на детей пахать. Берёте?

– Да… – достаю с кармана карту и расплачиваюсь.

Она всё это время смотрит на меня, не отрывая глаз.

– Может полицию вызвать? – меняет вдруг свой тон на заботливый.

Что? Зачем?

Она думает, меня изнасиловали.

– Нет… Я по согласию, – зачем-то откровенничаю с ней.

– Первый раз?

Качаю головой утвердительно.

Она наклоняется под прилавок, достает и ставит на стол коробочку с Мирамистином.

– Это ещё возьми, обработаешь.

– Спасибо! Но у меня дома есть, – отказываюсь.

– Тогда это, – берёт с полки упаковку презервативов и подаёт мне. – Подарок.

Беру и прячу в карман.

– Благодарю…

Мама встречает в дверях. Взволнованная.

– Почему так долго? Я уже вся извелась.

– Мам, я не маленькая. Не нужно за меня переживать, – с трудом скидываю ботинки, нагибаться больно.

– Погоду видела? Аварий по городу пруд пруди. Это что кровь? – поворачивает мою руку к свету.

На рукаве белой куртки здоровое кровавое пятно. Видимо я испачкала, когда ставила руку на сиденье.

Как я его раньше не заметила?..

– Егор открывал банку с чипсами зубами и порезал губу, – вру. – Представляешь, оказывается, можно бумагой порезаться. Я помогала ему кровь остановить, вот и вымазала рукав.

– Руками открыть нельзя было? – хмурится мама.

– Да, понтовался просто, – улыбаюсь. – Я пойду приму ванну и спать. Устала…

Сегодня я принимаю именно ванну, а не душ. Набираю полную и лежу, пытаясь смыть с себя придуманную грязь. Теперь я понимаю, почему женщин раньше такими считали, после потери девственности. Ты действительно чувствуешь себя будто вывалянным в чем-то отвратительном. Это на уровне подсознания. Это грех…

Но поздно раскаиваться – дело сделано. Оттерев, всё тело как следует, я обрабатываю свою рану, как и посоветовала девушка в аптеке, Мирамистином. Закидываю в рот таблетку. Она права, это гораздо дешевле, чем воспитать ребёнка. Пустую упаковку кидаю в ведро для мусора, на дно, чтобы мама не заметила.

Мои сны этой ночью кошмарны. Они раз за разом отправляют меня в машину к Гордею. Заставляют всё пережить снова и снова.

Ненавижу тебя, Калинин! Ты меня сломал и уже не починить.

Глава 48

Через пять минут урок Калинина и у меня начинается мандраж. Руки трясутся так, что всё вываливается из них. Я уже второй раз карандаш на пол роняю.

А он спокойно сидит за стеной сзади и в ус не дует, что меня перед нашей встречей так колбасит.

– Макс, у тебя всё нормально? – смотрит заботливо Егор.

Сегодня я решила на уроке сесть с ним за одну парту. Думала, что не буду волноваться с другом рядом.

Фиг там! Всю трясёт от страха.

– Да, Макс, ты с утра странная… – поворачивается к нам Линка. – И вчера ни разу не ответила на сообщения.

– У меня вчера был тюлений день.

Я действительно весь день провела в постели, вставая только в туалет и за чаем. Лежала и жалела себя… Свои больные душу и тело. Кажется, на меня накатывает депрессия.

Мама несколько раз порывалась со мной поговорить – не вышло. Под вечер хотела вызвать врача, не нравилось ей моё состояние. С трудом пришлось уговорить её успокоиться и не паниковать. Тогда она позвонила отцу, и тот быстро нашёл слова поднять меня из кровати и поесть впервые за день.

Звонок, как железом по стеклу, режет слух и душу. Сейчас я увижу глаза Гордея. Но в них ничего… Он, как ни в чём не бывало, вышел из своей препараторской и начал свою лекцию.

Красивый весь, сука! Вместо привычных костюмов сейчас на нём синие брюки и голубая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, а верхние три пуговицы расстёгнуты и обнажают кусочек груди. Черт! Что ж ведёт-то так, а внизу живота теплеет и зудит?

Он холодный, как снеговик. От него так и несет морозом. Такого равнодушия в его глазах я никогда не видела. В них бывало всё, кроме отсутствия интереса.

Ни разу даже не взглянул на меня, я словно отсутствую. Пустое место…

" Ты же этого и добивалась… "

Но не так же! Он даже не страдает.

У меня будто ангел и дьявол сидят на плечах, и один победно радуется, а второй в панике не понимает – как так можно.

Егор берёт мою руку и прижимает к своей щеке. Делает это непроизвольно, мне так показалось, даже не смотря на меня, внимание на Калинина. А меня от его жеста немного покоробило. Я медленно отнимаю руку и прячу под парту. Фролов с обидой в глазах поворачивается ко мне.

– Мы на уроке, – шепотом оправдываю свой поступок.

Он улыбается, находит руку под партой и сжимает мои пальцы. Такой нежный и тёплый, а у меня полное отсутствие радости, которую я последнее время испытывала рядом с ним. Её вытравили из моей души… Всего одна ночь и я совершенно другой человек.

Я смотрю на пальцы Калинина, которые скользят маркером по доске, рисуя какую-то схему. Дальше на запястья, сильные предплечья с выступающими синими венами. Выше и выше, до расстёгнутого ворота рубашки. В голове всплывает воспоминание, как я запускала туда руки и гладила его гладкую кожу. Голова начинает кружиться.

В расфокусе ловлю его взгляд. Ледяной, с надменной ухмылочкой. Отворачивается и продолжает что-то рассказывать.

Почему чувства такие острые, как лезвие бритвы? У меня даже ком в горле встаёт, который дышать мешает. Подкатывает тошнота. Зажимаю рот и, не спросив разрешения выйти, бегу в сторону туалета.

Меня выворачивает наизнанку. Голова кружится ещё больше и ужасная слабость. Накатывают слёзы. Я сползаю по стенке на пол в бессилии.

– Макс, что случилось? – хватает меня за руку, выросшая, будто из-под земли, Макарова.

Но я только реву и мотаю из стороны в сторону головой.

– Это из-за Калинина, да?

Я всё так же молча киваю головой.

– Что он сделал? Обидел? – не на шутку разволновалась Линка.

– Мы переспали… – выдавливаю из себя сквозь слёзы.

Линка плюхается рядом на пол и прижимается ко мне головой. Она в шоке.

– Во дела…

– Он даже не смотрит… Как можно быть таким бесчувственным?..

– А что он после… этого… сказал?

– Что любит…

– Может ты что-то не так ответила или сделала?

– Да… Что ничего в нашей жизни не изменится…

– Макс! – Поворачивается ко мне и хватит за плечи. – И ты теперь жалуешься? Сама его отшила, ещё и после секса.

– Но должно же хоть что-то у него внутри шевелиться. А у него в глазах ничего нет…

– Ох, Макс… Я думаю там такое, что Калинин просто охреневает сам. Вот и не видно этого в глазах.

– Думаешь? – шмыгаю носом и вытираю слёзы.

– Уверена на двести процентов, – поднимается и подаёт мне руку. – Вставай. Пойдём по кофе выпьем, думаю, Горыныч не обидится, если мы к нему на урок не вернёмся.

– У меня деньги в классе остались.

– У меня есть.

– Как ты вышла, кстати? – успокаиваюсь и начинаю приходить в себя.

– Он мне кивнул, чтобы я за тобой шла. А говоришь, ему плевать…

С каждым днём всё холоднее. Зима вот-вот наступит, чуть больше недели осталось. Тоскливое время. Я даже новогодние праздники не люблю, они на меня грусть наводят. В одном кино героиня назвала своё состояние осенью синдромом опадающих листьев. Так вот у меня сейчас синдром лежащего снега. Или метели. Вот так же внутри что-то громко стучит, как за окном, и воет моя душа, будто ветер.

Где мои пять стадий принятия? Если думать здраво, то я где-то на четвертой. Но предыдущих трёх я что-то не помню.

– Пошли гулять! – раздаётся жизнерадостный голос подруги в трубке.

– Ты погоду видела? Там ветер. И темно уже…

– И что? Неделю сидишь дома уже. Вдвоём погуляем, – понимает, почему я отказываюсь.

Мне сейчас трудно с парнями общаться. Егора держу на расстоянии вытянутой руки, не подпускаю, но и не даю свободу. Как собаку на коротком поводке.

Гулять вечером? В темноте? Видимо сеансы с мамой неплохо помогают Макаровой.

– Хорошо. Я скоро выйду, – потираю свежую ссадину на подбородке.

Сегодня были районные соревнования, я пропустила удар, получила по морде и проиграла. Филипчук рычал как лев. Соперница была гораздо неопытнее и слабее меня, а я безрассудно профукала победу, задумавшись на мгновение о Калинине.

Как там у классика? Улица, фонарь, аптека? Нее. Сейчас – улица, фонарь, две дуры, идущие по тротуару в такую мерзкую погоду мимо закрытых магазинов. Что нам мешало сидеть дома в тепле, устроить пижамную вечеринку? Завтра выходной, можно рано не вставать. Нет же, Макарова потащила меня дышать свежим воздухом.

Я задумчиво бреду по дорожке, пиная носком ботинка снег, и не замечаю, что творится за спиной. Там должна быть Линка.

– Макс! – окликивает меня.

– Да?

– Через сколько минут приезжает полиция, если сработает сигнализация? – задаёт странный вопрос.

– Минут семь… – пожимаю плечами, повернувшись к ней.

– Тогда у тебя пять минут, чтобы свалить отсюда. – Поднимает с земли кусок уличной плитки.

– Макарова, стой!

Поздно. Она швыряет этим куском бетона в витрину магазина.

– Ты ебанутая? – кричу на неё, не выбирая выражений.

Сигнализация орёт так, что уши закладывает.

– Ты что вытворяешь? Нахрена стекла бить? – не понимаю её поступка.

– Я всё продумала, Макс. Сейчас приедет полиция, меня заберут и отвезут в отдел, а там он…

– Кто он, шиза?

– Калинин… Слава.

Я от волнения и шока туго соображаю.

– Зачем он тебе?

– Нравится он мне, Макс! Очень нравится.

– Зачем тогда витрину бить? Попросила бы его номер или написала в Контакте, он оттуда не вылезает.

– Я писала, – грустно. – Он ответил, что с такими, как я, встречается только по работе. Теперь ему придётся со мной поговорить.

– А чего ты хотела? Он на десять лет тебя старше.

– Мне скоро восемнадцать.

– Ну и подождала бы! – злюсь на эту ненормальную. – Потом бы писала ему. Ты представляешь, сколько стоит это стекло? Родители тебя убьют. И меня заодно…

– Вали! У тебя ещё есть время.

– Поздно, – смотрю, как к нам быстро приближаются две машины охраны. – Выйдем, я тебя придушу, – рычу на неё. – А если сегодня не его смена – прямо там и зарою.

– Я буду требовать разговора только с ним, – лыбится.

– Идиотка! Фильмов пересмотрела? У нас всем насрать… Ты в полиции хоть раз была?

– Да, в детстве, когда у меня велосипед украли.

Чокнутая! И я такая же…