Текст книги "Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний ""
Автор книги: Виолетта Гудкова
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)
Глава 3
«В борьбе с самим собой…»
К истории текста «Списка благодеяний»: замысел пьесы, трансформация сюжета, цензурные приключения
Сложное положение дел с репертуаром, проще говоря, отсутствие пьес в театре Мейерхольда на рубеже 1920–1930-х годов ни для кого секретом не было.
Виктор Шкловский писал, что конструкции спектаклей у Мейерхольда «дивертисментны», а сам театр «как будто умышленно обходится без пьес или с пьесами нулевого значения» [93]93
Шкловский В.О современной русской прозе // Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990. С. 194.
[Закрыть]. Еще резче формулировал Н. Берковский, утверждая, что Мейерхольд «борется с семантикой автора» (и разбирал это на примере «Ревизора»: «заплечный мастер», «хрустят кости» автора, – такими были метафоры Берковского). «Нельзя не тревожиться о судьбе трактовки Мейерхольдом всего дальнейшего репертуара…» [94]94
Берковский Н.Мейерхольд и смысловой спектакль // На литературном посту. 1929. № 1. С. 39–45.
[Закрыть]
Уже произошли – и стали достоянием общественности – ссоры Мейерхольда с А. Файко, И. Эренбургом, И. Сельвинским, вскоре начнутся расхождения с Вс. Вишневским, М. Зощенко. И хотя у каждого конфликта режиссера с драматургом были, бесспорно, свои причины, но в результате и без того ограниченный круг возможных авторов сужался. М. Булгаков на просьбы Мейерхольда о пьесе отвечает отказом [95]95
А. Февральский вспоминал, что Мейерхольд приводил в театр Булгакова на собрание режиссерского факультета. По-видимому, переговоры между режиссером и драматургом шли по поводу «Бега», пьесы, которую Мейерхольд просил у Булгакова и которую, сточки зрения Булгакова, излишне реалистически, не ощущая авторской поэтики, репетировал МХАТ. См.: Февральский А.Записки ровесника века. М., 1976. С. 289.
[Закрыть]. Эрдмановского «Самоубийцу» и «Хочу ребенка» С. Третьякова ставить не разрешают. Большинство же действующих драматургов режиссеру неинтересны, от А. Афиногенова, Б. Ромашова, В. Киршона и пр. до А. Толстого и В. Катаева. Между тем современная, живая пьеса ему необходима.
«Мейерхольд в <…> стадии удачи, но эту удачу нужно сменить другой удачей, мейерхольдовской же. Театр Мейерхольда пришел к необходимости иметь свою драматургию» [96]96
Шкловский В.Конец барокко // Шкловский В. Гамбургский счет. С. 449.
[Закрыть], – полагает тот же наблюдательный Виктор Шкловский.
В эти месяцы «мейерхольдовская» пьеса уже заказана. Ее пишет Юрий Олеша.
«Будущим любителям мемуарной литературы сообщаю: замечательнейшим из людей, которых я знал в моей жизни, был Всеволод Мейерхольд, –
записывает в дневнике Олеша 20 января 1931 года.– В 1929 году он заказал мне пьесу.В 1930 году в феврале – марте я ее написал.
Зимой 1931 года он стал над ней работать.
Я хочу написать книгу о том, как Мейерхольд ставил мою пьесу.
Пьеса называется „Список благодеяний“» [97]97
Олеша Ю.Книга прощания. С. 25.
Замечу, что книгу о Мейерхольде от Олеши ждали. Одним из тех, кто подталкивал к ее сочинению, был уверен в органичности и необходимости рождения такой книга, был Вс. Вишневский. В письме к Олеше 19 февраля 1934 года он упрекал его: «<…> живой Олеша о Мейерхольде и писательОлеша о Мейерхольде. Какая же жалкая судьба у написанных Вами строк о том, кого Вы знаете так полно, о ком можете написать настоящее – достойное искусства» ( Вишневский Вс.Статьи. Дневники. Письма. М., 1961. С. 528).
[Закрыть].
Книгу эту Олеша не написал, и теперь никто не сумеет сделать это так, как он, друживший с Мейерхольдом, подолгу живший у него на Брюсовском и даче, проведший многие часы в общих разговорах [98]98
Сын З. Райх от брака с Сергеем Есениным К. С. Есенин вспоминал в 1969 году: «Когда-то <…> Юрий Карлович был очень дружен с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, с моей матерью, с нашим домом. <…> Юрий Карлович, Ольга Густавовна были в те годы неотъемлемой частью квартиры на Брюсовском, дачи в Балашихе…» ( Есенин К. С.Воспоминания о Ю. К. Олеше. Машинопись. // Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 954. Л. 7).
[Закрыть]. Но историю рождения пьесы и спектакля можно попытаться восстановить.
Полагая, вслед за Б. В. Томашевским, безусловным корректность разделения истории печатного текста пьесы и истории ее сценического текста, сосредоточимся на истории сценического текста «Списка благодеяний», оставив историю ее печатного текста за рамками данной работы.
Единственный экземпляр ранней редакции «Списка благодеяний» сохранился не в архиве писателя, а в фондах Главреперткома. Пьеса была отправлена Вс. Мейерхольдом в цензуру в конце октября 1930 года К. Д. Гандурину, тому самому, кого прославила эпиграмма Маяковского:
Подмяв моих комедий глыбы,
сидит Главрепертком Гандурин.
А вы ноктюрн сыграть могли бы
на этой треснувшей бандуре?
Подмят был и «Список благодеяний». Ранняя его редакция была подвергнута многочисленным цензурным вмешательствам (о которых речь пойдет ниже).
Кроме этой редакции сохранилось еще несколько машинописных экземпляров «Списка благодеяний», появившихся во временном промежутке с конца октября 1930 года по сентябрь 1931 года (один из личного архива Вс. Мейерхольда, пять из фонда ГосТИМа, наконец, еще один – из личного фонда М. М. Коренева, ассистента Вс. Мейерхольда на репетициях «Списка»). Все они хранятся в РГАЛИ.
Приведу перечень сохранившихся текстов пьесы:
Архив ГРК.
Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 2198.
Машинопись с пометами цензора.
Датирована 31 октября 1930 года.
Архив Мейерхольда.
Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 237.
Режиссерский экземпляр. Датирован 17 марта 1931 года.
Машинопись с пометами Вс. Мейерхольда и Ю. Олеши.
Отмечены купюры ГРК.
Архив ГосТИМа:
1. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 709.
Машинопись с правкой Ю. Олеши.
Промежуточный вариант текста:
от варианта Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 2198
к варианту Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 712.
2. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 708.
Рукописи и машинопись с правкой и дополнениями Ю. Олеши.
Машинописные варианты – это сцены Пролога,
фрагмент сцены «Тайна» (эпизод с Дуней)
и практически вся сцена «В Мюзик-холле».
Все же прочие: «Тайна», «Приглашение на бал»,
«У портнихи», «У Полпреда», «У Татарова» (после которой
идет эпизод «На дороге» – развернутый диалог Лели
с Человечком), «Просьба о славе» – рукопись Ю. Олеши.
3. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 712.
Машинопись с многочисленными пометами М. М. Коренева.
Второй экземпляр той же перепечатки, что и текст из архива Вс. Мейерхольда (Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 237).
В экземпляр вложены три вставные тетради с окончательными вариантами сцен.
4. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 710.
Машинопись. Датирована 13 сентября 1931 года.
Отмечены некоторые сокращения.
5. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 711.
Машинопись. Суфлерский экземпляр.
6. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 713.
Машинопись. Тексты ролей.
Архив М. М. Коренева.
Ф. 1476. Оп. 1. Ед. хр. 49.
Машинопись с пометами М. М. Коренева.
Датирована 27.VIII.31 г., Киев.
Архив Ю. К. Олеши.
Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 84.
// Список благодеяний. Красная новь. 1931. № 8.
Рукописных цельных вариантов пьесы в личном фонде писателя не сохранилось.
* * *
Упоминание о «новой пьесе» Олеши, позволяющее приблизительно датировать начало работы над ней, находим в выступлении Мейерхольда 23 сентября 1929 года на обсуждении «Бани» В. Маяковского. Олешу «поражает доступность всей драматургической концепции, которой владеет Маяковский. Еще недавно мы говорили с Олешей, и он больше всего мучился над тем (он пишет сейчас свою новую пьесу), что он считает, что нужно со сцены говорить таким языком, который был бы понятен всякому – и высококвалифицированному зрителю, и еще недоквалифицировавшемуся. Это весьма важно – нащупать простой язык» [99]99
Мейерхольд Вс.Выступление на заседании Худполитсовета ГосТИМа 23 сентября 1929 г. // Стенограммы выступлений Вс. Мейерхольда. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 46. Л. 23–26.
[Закрыть].
Возможно, речь идет еще не о реальной «работе над текстом», а лишь об обдумывании замысла. Важно то, что работа ведется, по словам Олеши, по заказу Мейерхольда. Но тогда вполне допустимо предположение, что замысел пьесы обсуждался вместе с режиссером уже на самых ранних этапах.
Следующая дата, фиксирующая уже некие результаты работы (отрывок из будущей сцены «Тайна»), отыскивается в архиве друга Олеши, А. Е. Крученых. Запись олешинской рукой: «Может быть, будет пьеса, благословленная Круч/ены/хом. Это одна из вариантных страниц. 22 января 1930 г. Москва. Ю. Олеша» [100]100
«Список благодеяний». Наброски. Автограф Ю. Олеши // Ф. 1334. Оп. 2. Ед. хр. 415. Л. 10 об. (Фонд А. Е. Крученых.).
[Закрыть]. То есть пьеса была начата в Москве.
В архиве писателя сохранился недатированный листок из тетради, на нем – текст отправленной телеграммы:
Уточняют время работы над пьесой открытки и телеграммы Олеши к жене, О. Г. Суок [102]102
Олеша Ю. К.Письма, открытки и телеграммы к жене, О. Г. Суок // Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 626.
[Закрыть], из Ленинграда в Москву, за февраль-март 1930 года (цитируются лишь выдержки, имеющие прямое отношение к пьесе).
24 февраля Олеша пишет:
«Пока не сделаю того, что решил, не приеду, хоть лопни. Имей в виду: выйти должно замечательно. Ведь это трудно так потому, что это первая пьеса, которую я пишу по совершенно новому материалу. Какая роль для Райх! Что она поделывает, эта мадам. Кланяйся ей».
На полях:
«Я, кажется, привезу великое произведение? А вдруг это крах, и я уже утратил чувство контроля?»
(Л. 1).
25 февраля отправляется телеграмма:
«Может быть привезу всю пьесу».
(Л. 5).
8 марта 1930 года – вновь открытка:
«Это уже совершенно точно: Приеду 15 или 16-го марта с готовой пьесой».
(Л. 7).
9 марта. (Дата на открытке не совсем различима):
«<…> Я – худой, злой, мешки под глазами, перебои, плохо сплю. Вероятно, от табаку и усталости. Пьеса будет, может быть, посвящена тебе, хотя я уже обещал посвятить Зощенке. Она, между нами говоря, говно. <…> Героиню пишу пополам с тебя и Зинаиды. Что это значит, „они, правда, ждут с нетерпением“ и „кому ты ее дашь“. Ведь это же им пьеса! Они должны ее ждать, задыхаясь!
Не обижай Симу [103]103
Сима – Серафима Густавовна Суок, в первом (гражданском) браке жена Ю. Олеши, во втором жена В. Нарбута, в третьем – Н. Харджиева и в последнем – В. Шкловского.
[Закрыть]. Я ее очень люблю. „Вы две половины моей души“. (Это из пьесы.)».(Л. 6).
15 марта одна за другой отправляются две открытки. В первой из них Олеша пишет: «Страшное изменение: думал, что 15–16, а теперь 18–19. Что делать! Не могу приехать без готовой вещи. Только два дня!! Не сердись. Сегодня пишу письмо Мейерхольду!» На полях приписка: «Только пьеса задерживает, вот стерва!» (Л.8).
Во второй открытке: «Пьесу кончаю не сегодня —…» (на тире текст оборван, видимо не дописано: «завтра». – В.Г.) (Л. 9).
16 марта он пишет:
«Я так хочу скорей, скорей закончить – понимаешь? – потому что
Тема висит в воздухе!
и не сегодня завтра любая сволочь огласит что-нибудь подобное, испортит, опоганит!! То и дело то тут, то там появляются намеки на то, что кусок темы уже кем-то поедается. Я хочу закончить и немедленно опубликовать беседу, отрывки – чтоб не было никаких разговоров. Итак: сегодня 16 – работа весь день, завтра 17 – тоже, 18 тоже. Может быть, выеду девятнадцатого. Вернее всего. <…> Я хочу прочесть ее Федину, Зощенке, Казике [104]104
Казико Ольга Георгиевна (1900–1963), актриса, педагог. С 1927 года в труппе БДТ. Подробно о личности Казико см.: Шварц Е.Телефонная книжка. М., 1997. С. 200–205, 591.
[Закрыть], Бережному [105]105
Бережной Тимофей Иванович – администратор БДТ.
[Закрыть], Либединскому [106]106
Либединский Юрий Николаевич (1898–1959), журналист, писатель. Один из руководящих деятелей РАППа (в 1931 году – член совета Главреперткома).
[Закрыть]и пр. У меня для пьесы есть 10 названий Мейерхольду на выбор».(см. об этом в главе 2. – В.Г.)(Л. 13).
Во второй открытке того же дня:
«Я так много разболтал здесь по своей дурацкой привычке иметь дело с литературной мелкотой! Меня обворуют здесь! Я теперь в ужасе. А может быть, пьеса дрянь, ничего не понимаю. <…> Вот пишу уже вторую открытку, потому что нет начала сцены. Сейчас буду начинать».
(Л. 10)
20 марта 1930 года датируется телеграфный ответ Мейерхольдов:
«Сегодня получили Вашу открытку крайне удивлены постановке вопроса о пьесе она уже заявлена производственном плане сезона пойдет начале сезона обязательно буду ставить сам ждем нетерпением вашего приезда и чтения пьесы до отъезда за границу отъезд 27 марта.
Стало быть, 20 марта Олеша все еще в Ленинграде. Тем не менее пьеса была прочтена Мейерхольдами до их отъезда на зарубежные гастроли (см. об этом далее). В театре же реальная работа над пьесой началась лишь через год, весной 1931 года.
* * *
Не случайно центральным персонажем обращенной к публике «Исповеди» Олеша делает женщину. Еще в набросках к «Зависти» остался образ юной девушки Маши Татариновой (в сюжетных построениях долженствующей, по всей видимости, занять место будущего Кавалерова), это имя есть и в черновых набросках «Списка благодеяний». Об особой роли видения реальности женщиной в том же 1930 году, когда идет работа над «Списком», размышляет и Михаил Пришвин: «И вот характерно, что теперь, при победе мужского начала, „идеи“, „дела“, с особенной ненавистью революция устремилась в дело разрушения женственного мира, любви, материнства. Революция наша как-то без посредства теорий нащупала в этом женственном мире истоки различимости людей между собой и вместе с тем, конечно, и собственности, и таланта» [108]108
Пришвин М.Дневник писателя // Октябрь. 1989. № 7. С. 162.
[Закрыть]. Ср. понимание ситуации из сегодняшнего дня Иосифом Бродским: «То, что произошло в 1917 году, вызвало у многих головокружение. <…> Возникновение нового порядка они приняли за новое сотворение мира. Система стала реализацией Евангелия. И – очень многие таким именно образом успокаивали свою совесть. Но не женщины. Мужчина может оправдаться перед собой с помощью общих понятий. У женщин воображение иного склада. Женщина видит несчастье. Сломанную жизнь. Страдание» [109]109
Бродский И.По обе стороны океана: Беседы с Адамом Михником // Всемирное слово. 1999. № 10/11. С. 12.
[Закрыть].
31 марта Олеша публикует сцену спора Лели и Федотова в одной из ленинградских газет [110]110
Олеша Ю.Тема интеллигента // Стройка. Л. 1930. 31 марта.
[Закрыть]. Публикация сопровождена авторской преамбулой, в которой Олеша говорит. «Я в Европе не был. Изображать Европу не брался. Тема пьесы – „Европа духа“, если можно так выразиться. Называю я свою пьесу патетической мелодрамой». Кроме того, автор сообщает, что пьеса «делится на три части».
То есть сразу после окончания работы над первой редакцией «Списка» Олеша, как и намеревался, знакомит с ней читателей. Именно после данной публикации, самой ранней из разысканных, становится известной реплика Лели о том, что «художник должен думать медленно». Здесь же автор пытается и объяснить смысл вещи: «Но все это – и СССР, и Европа – существует как бы в душе главного героя. <…> Бежав в Европу, она как бы входит в себя. <…> Ей кажется, что она едина. <…> И уже став на путь предательства, начинает понимать, что вне тех условий, которые вчера казались ей неестественными и невыносимыми, она существовать не может. Здесь как бы вторая половина становится главной – мысль, здесь героиня второй раз выходит из себя и мечется, охваченная ужасом: вернуться! вернуться!»
В конце марта 1930 года ГосТИМ уезжает на зарубежные гастроли, но и там режиссер не забывает о планах будущего сезона. 5 апреля 1930 года Мейерхольд в письме Л. Оборину из Берлина настаивает: «<…> Мне необходимо устроить свидание твое с Олешей, так как решено, что музыку к его великолепной пьесе будешь писать ты. Обязательно попроси его прочитать тебе свою пьесу хотя бы в той редакции, какая налицо» [111]111
Вс. Мейерхольд – Л. Оборину // Мейерхольд В. Э. Переписка. 1896–1939. М., 1976. С. 305. Но весной-летом 1930 встречи Оборина с Олешей не произошло, т. к. Оборин не знал адреса драматурга и был занят другими, более неотложными для него делами. В результате музыку к спектаклю «Список благодеяний» писал композитор Г. Н. Попов.
[Закрыть]. То есть условлено, что в пьесу должны быть внесены какие-то изменения.
Другими словами, после первой читки работа над пьесой не останавливается. Внесение корректив пока может быть связано либо с претензиями режиссера, либо – с неудовлетворенностью самого автора. Важно отметить, что Олеша возвращается к пьесе не спустя некоторый существенный промежуток времени, когда, по Б. Томашевскому, происходит «перемена литературного вкуса» [112]112
Томашевский Б. В.Писатель и книга: Очерк текстологии. 2-е изд. М., 1959. С. 142.
[Закрыть], а почти сразу же. Судить о направлении, в котором происходила доработка вещи, возможно по тем изменениям в тексте, которые появляются в результате.
11 апреля Олеша пишет в Берлин Мейерхольдам: «Дорогие и многоуважаемые Зинаида Николаевна и Всеволод Эмильевич! Письмо Ваше подучили, второе. Страшно нам приятно получать вести от Вас и думать, что Вы помните нас и хорошо к нам относитесь. <…> Письма Ваши совсем не „литературные“ (Вы высказали опасение, что они покажутся „литературными“) – очень хорошие, теплые, замечательные письма – честное слово!» [113]113
Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 616. Л. 1.
[Закрыть]
А на следующий день, 12 апреля, З. Райх отправляет письмо жене Олеши: «Милая Ольга Густавовна! Как-то случилось, что за эту зиму из всех друзей – Всеволод полюбил именно Вас обоих больше, чем кого-либо. О пьесе Юрочки мы говорим ежедневно: здесь она, конечно, острее, чем где бы то ни было… Мейерхольд ею гордится перед актерами и всюду о ней говорит!» [114]114
Письмо З. Райх О. Г. Суок из Берлина. Автограф // Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 1175. Л. 2 об.
[Закрыть]
Через две недели стреляет в себя Маяковский. Его самоубийство потрясает всех. 30 апреля 1930 года Олеша пишет Мейерхольду о случившемся. Письмо это существует в двух вариантах. В первом из них, более нервном, трагически-сумбурном, Олеша, будто пытаясь как-то освободиться от шока, делает на полях приписку «Видим Вас: раут, Эрих Мария Ремарк целует руку Зинаиды Николаевны, „окруженную яблоневым цветением платья“ (лит/ертурная/ пошлость). А Мейерхольд стоит у колонны во фраке, скрестив руки на груди, – недоступный и высокомерный. <…> Альберт Эйнштейн ест маленький (нрзб.) бутербродике икрой» [115]115
Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 616. Л. 5.
[Закрыть].
Героиня «Списка» Леля в ранних набросках пьесы мечтала о встрече с Альбертом Эйнштейном (личность Эйнштейна на протяжении всей жизни притягивала Олешу, его смерти посвящена специальная запись в дневнике писателя), даже отправляла ему письмо с просьбой о свидании, а взамен появлялся лишь его повар – Татаров.
Во втором варианте письма, уже более уравновешенном, будто отредактированном, Олеша, переходя к текущим делам, в конце приписывает: «Спасибо, что думаете о моей пьесе! Приезжайте, – прочту новый вариант» [116]116
Ю. Олеша – Вс. Мейерхольду 30 апреля 1930 года. Из переписки Ю. К. Олеши с В. Э. Мейерхольдом и З. Н. Райх / Публ. Э. Гарэтто и И. Озерной // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1992. Вып. 10. С. 142–147.
[Закрыть].
Лишь 19 мая Мейерхольд отвечает Олеше:
«Дорогой Юрий Карлович, письмо Ваше о Маяковском мы получили. Простите, что до сих пор не извещали Вас об этом, что давно не давали Вам о себе вестей.
Сегодня мы с Довгалевскими ездили ins Grűne, клевали носами землю, собирая ландыши. В авто Зинаида Николаевна рассказала Довгалевским содержание Вашей новой пьесы „Список благодеяний“ (какое чудесное название). Приехав домой, мы почти одновременно воскликнули (я и Зинаида Николаевна): какая замечательная пьеса! И Довгалевские были ею очарованы» [117]117
Вс. Мейерхольд – Ю. Олеше, из Парижа в Москву // Мейерхольд В. Э. Переписка. С. 307.
[Закрыть].
Гастроли ГосТИМа продолжаются. Летом до режиссера во Францию доходят взволновавшие его слухи в связи с пьесой, и 6 августа он отправляет Олеше отчаянное письмо:
«Дорогой Юрий Карлович, вчера из Москвы я получил письмо с вестью о том, что Вы намерены передать „Список благодеяний“ вахганговцам [118]118
Возможно, сомнения Олеши в том, кому отдавать пьесу (если они вообще были), появились из-за ставших ему известными планов Мейерхольда разделить труппу на две части и с лучшими, известными артистами отправиться на зарубежные гастроли, оставив молодых на сезон 1930/1931 года в Москве. См. докладную записку В. Э. Мейерхольда в Коллегию Наркомпроса РСФСР 18 августа 1930 года, где он, в частности, пишет: «ГосТИМ на исходе 10-го года своего существования вырос и окреп настолько, что может работать двумя группами. И, заглядывая вперед, в сезон 1930–1931, можно с совершенной уверенностью сказать, что новый план разделения ГосТИМа на две группы (одна группа направляется в Америку, другая остается в Москве) не представляет из себя решительно ничего утопического» (см.: Докладная записка В. Э. Мейерхольда в Коллегию Наркомпроса РСФСР об итогах гастролей ГосТИМа в Германии и Франции, о необходимости гастролей театра в Америке и о положении театра. Автограф // Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 2826. Л. 9–10).
[Закрыть]. Приводится в письме и мотив: „Пьеса не понравилась Райх“.Дорогой Юрий Карлович, весть эта настолько невероятна, что я заметался, как зверь, которого только чуть-чуть коснулись раскаленным железом и только еще грозят этим орудием пыток испепелить.
Как же так, дорогой мой?
Я пьесу Вашу поставил в центр репертуарного плана на сезон 1930/1931. Путешествуя с труппой по Западной Европе, среди всех трудностей, которые стояли на пути наших гастролей, усталый, изнервленный, больной, я все же находил время работать над Вашей пьесой. Я придумал очень много великолепных деталей к режиссерскому плану для Вашей пьесы. Два-три раза рассказывая содержание Вашей пьесы друзьям нашего театра здесь, на Западе [119]119
Известно, что среди важных для Мейерхольда встреч во время гастролей в Берлине произошла и встреча с Михаилом Чеховым.
[Закрыть], я ловил себя на том, что никогда еще ни одна пьеса так не захватывала меня, как „Список благодеяний“. <…> Умоляю Вас немедленно (непременно телеграфно) сообщить мне: верен ли слух? или это сплетня? И потом: какая чепуха, будто Зинаиде Николаевне пьеса не понравилась. Кто собирается нас поссорить? Зинаида Николаевна еще больше, чем я, восхищена пьесой. Я был свидетелем, как она передавала трагический план Вашей новой большой трагедии и как она восхищалась Вашими в ней лирическими подъемами.<…> Ушел Маяковский. Эрдман в депрессии. <…> Дорогой друг, одумайтесь!» [120]120
Вс. Мейерхольд – Ю. Олеше // Мейерхольд В. Э. Переписка, С. 308.
[Закрыть]
Олеша отвечает короткой, какой-то сдавленной запиской: «Я думаю, что я написал плохую пьесу. Над ней надо работать, а работать у меня нет сил. Если Вы говорите о депрессии Эрдмана, то у меня депрессия, на мой взгляд, не меньшая. Никому пьесу передавать не собираюсь» [121]121
Ю. Олеша – Вс. Мейерхольду // Там же. С. 309.
[Закрыть].
Летом 1930 года, с 26 июня по 13 июля, проходит XVI съезд партии. Резко меняется отношение к попутчикам. Лозунгом дня теперь становится: «Не попутчик, а союзник или враг». Обещанный Сталиным 1 ноября 1929 года, идет «год великого перелома», с высылкой раскулаченных, подступающим, пока еще локальным, голодом, процессами вредителей. Уже прошло шумное «шахтинское дело», в 1929 году начато «дело академиков» [122]122
Дело ленинградских академиков (либо «академическое дело», либо «дело историков») – репрессии в отношении русской гуманитарной интеллигенции в 1929–1930 годах, в основном обрушившиеся на сотрудников ленинградской Академии наук. Всего по «делу академиков» было привлечено более ста человек. Событие не могло не обсуждаться в среде писателей, с которыми встречался Олеша во время своих нередких поездок в Ленинград, в частности и во время работы над пьесой в феврале-марте 1930 года. Чистка Академии наук началась еще весной 1929 года, первые аресты прошли в октябре того же года. М. И. Калинин: «Партия должна была нанести удар Академии, чтобы добиться ее подчинения. Поэтому мы прибегли к арестам». Следствие но делу «четырех академиков» (С. Ф. Платонова, К. В. Тарле, Н. П. Лихачева и М. К. Любавского) закончилось в январе 1931 года. В обвинительном заключении утверждалось, что академики планировали восстановить в России монархию, надеясь на помощь интервентов и т. д. См. об этом подробнее: Анциферов Н. П.Три главы из воспоминаний // Память: Исторический сборник. М., 1979. Вып. 4; Париж, 1981. С. 55–45; Ростов А.Дело четырех академиков // Там же. С. 469–495; Перченок Ф. Ф.Академия наук на «великом переломе» // Звенья: Исторический альманах. М., 1991. Вып. 1. С. 163–235.
«Первая серия приговоров по „делу Академии наук“ была вынесена в феврале 1931 года, когда несколько десятков человек получили от 3 до 10 лет; в мае последовала серия более суровых приговоров: петь человек приговорены к расстрелу, большая группа ученых отправлена в лагеря» ( Черных А.Становление России советской: 20-е годы в зеркале социологии. М., 1998. С. 142–143).
[Закрыть], впрямую относящееся к исторической памяти России, затем пришел черед ищущему виновных в последствиях разорения села делу сельскохозяйственной партии Чаянова. Позже, осенью 1930 года начнется процесс Промпартии.
Как известно, процессы сопровождались гневными «народными» митингами, широко освещались прессой и были завершены смертными приговорами некоторым участникам. Интеллигенция была не просто осуждена – признана смертельным врагом пролетариата.
Было от чего впасть в депрессию.
Мейерхольды возвращаются в Москву 22–23 сентября 1930 года [123]123
16 сентября 1930 года Мейерхольд пишет Оборину: «Прощаемся с Парижем. 19-го днем садимся в поезд и ай-да: на денек в Берлин и снова ай-да в Москву…» (цит. по: Руднева Л.Лев Оборин и Всеволод Мейерхольд // Л. Н. Оборин – педагог. Сост. Е. К. Кулова. М., 1989. С. 158–189).
[Закрыть], а в середине октября «Советский театр» печатает разворот: «Оружие искусства – против интервентов и вредителей», где публикуется подборка выступлений на экстренном собрании работников искусства г. Москвы, состоявшемся 12 октября в Малом театре после опубликования обвинительного заключения по делу Промышленной партии. Приходится выступить и Мейерхольду: «Наша задача – разоблачение не только больших, но и маленьких незаметных вредителей, рассыпанных в громадном количестве по всем уголкам Советского Союза…» [124]124
Советский театр. 1930. № 13/16. С. 8.
[Закрыть]
В это время работа над «Списком» продолжается. Протокол № 1 заседания Художественно-политического совета ГосТИМа 21 октября 1930 года сообщает: «Ю. Олеша зачитывает свою пьесу „Список благодеяний“. <…> После прений Совет принимает <…> пьесу Ю. Олеши всеми голосами прочив одного» [125]125
Протоколы заседаний Художественно-политического совета театра. Машинопись. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 148. Л. 102. А в фонде А. Крученых, близкого друга Ю. Олеши, на полях набросков сцены, в которой главная героиня говорю о жасмине, сохранилась запись рукой Ю. Олеши: «„Список благодеяний“. Читано 20, 21 октября 1930 г. в театре Мейер/хольда/» (Ф. 1334. Оп. 2. Ед. хр. 415. Л. 14).
Филипп Гопп вспоминал: «В 1930 г. мы с 10.0. и Вс. Вишневский со своей женой, художницей Вишневецкой, пошли в театр Мейерхольда. Там в один и тот же вечер должны были быть прочитаны две пьесы: „Последний решительный“ Вишневского и „Список благодеяний“ Ю. Олеши. Читка состоялась на втором этаже театра. Шел „Лес“» ( Гопп Ф.В те недавние времена // Звезда. 1975. № 8. С. 181–192).
[Закрыть]. Э. П. Гарин пишет Х. А. Локшиной в тот же день: «Вечером вчера Олеша и Вишневский читали свои пьесы. Я слышал только Олешу. Мне не понравилось» [126]126
Ф. 2979. Оп. 1. Ед. хр. 284. Л. 53–53 об.
[Закрыть]. И в письме от 22 октября: «Вчера на вечернем заседании Худ. – полит. совета выяснилось лицо сезона, ибо приняли к постановке две пьесы: 1. Вишневский „Последний и решительный“ <…> 2. Олеша „Список благодеяний“» [127]127
Ф. 2979. Оп. 1. Ед. хр. 285. Л. 1–1 об.
[Закрыть].
Это и был самый ранний из дошедших до нас цельных текстов пьесы, сохранившийся в архиве ГРК и отчего-то обозначенный как «пьеса в 1 действии» (публикуется ниже, см. главу 4). Экземпляр датирован 31 октября 1930 года и содержит многочисленные карандашные пометки, по всей видимости, цензурного характера.
Структура пьесы была такова: после краткого Пролога («В театре») шла сцена предотъездной вечеринки у Лели. Затем начинались парижские сцены: «В пансионе», далее – сцена «У Татарова», после которой героиня оказывалась «В полпредстве», снова сцена «У Татарова», переходящая в эпизоде Фонарщиком и Маленьким человечком. Финал существовал здесь в форме сценария и занимал всего семнадцать строчек. Леля всходила на баррикады, выкрикивала список благодеяний – в ответ по ней били залпы. (Судя по тому, что финал здесь был лишь конспективно набросан, апофеоз и раскаяние героини явно не давались автору.)
Что было изменено в данном варианте пьесы в сравнении с ранее цитировавшимися эпизодами?
Главное: уже нет сцен, описывающих новый быт советской страны и нового человека, теснящего людей «бывших», захватывающего их жизненное пространство (сохранен лишь эпизод с мнимой кражей яблок). Напротив, усилены понимание и снисходительность в отношении советских властей к совершившей ошибку актрисе, акцентируется их отеческая мягкость к Леле, признание ее таланта.
Центр тяжести вещи перемешается на изображение Европы (в которой писатель никогда не был), пьеса становится «парижской» (из восьми ее эпизодов семь происходят в Париже и лишь одна, первая, в Москве). При этом объем московской сцены значительно сужен в сравнении с черновыми вариантами.
Дополнены и развиты реминисценции с «Гамлетом»: кроме «сцены с флейтой» сочинен развернутый диалог Маленького человечка с Фонарщиком (разговор о «знакомых могильщиках» из Дании и пр.), то есть Олеша, тщательно прописывая, усиливает мотив вечных ценностей старой культуры, противостоящей и революционной Москве, и буржуазному Парижу.
Леля резка в своих характеристиках советской страны и, что еще важнее, прямо заявляет сотруднику полпредства Федотову «Вернуться домой я не могу. И не хочу». Необходимо напомнить, что именно означала эта реплика героини в историко-политическом контексте 1930 года.
Год назад, 21 ноября 1929, вышло постановление президиума ЦИК об объявлении вне закона граждан, оставшихся за границей, так называемых «невозвращенцев» [128]128
Напомню, что одним из первых «невозвращенцев» оказался Г. З. Беседовский, советник полпредства в Париже, «убежавший через забор полпредского сада в 1929 году. На собраниях в полпредстве этот поступок „клеймился позором“ и рассматривался как черная измена родине и всему делу социализма» ( Канивез М.Моя жизнь с Раскольниковым // Минувшее: Исторический альманах. Paris, 1989. Вып. 7. С. 62). Бегство Беседовского имело шумный резонанс в зарубежной прессе. «А здесь белоэмигранты весьма заряжены Беседовскими…», – писал М. Горький Г. Г. Ягоде в июне 1930 года (цит. по: Неизвестный Горький: Материалы и исследования. М., 1994. Вып. 3. С. 172). См. также: наст. изд., примеч. 22 к главе 2 (В файле – примечание № 61 – прим. верст.).
[Закрыть]. Наказание – смертная казнь и конфискация имущества. Более того, вопреки всем канонам юридической науки закон имел обратную силу. А чуть позже к репрессиям в отношении самого сбежавшего были добавлены репрессии по отношению к его семье, т. е. государство начало брать заложников. Родилась историческая фраза: «Я тебя научу родину любить!» Без понимания этих реалий времени сегодня трудно оценить, что за тип человеческой личности пишет Олеша и – в начале 1931 года – репетирует Зинаида Райх. Да и сам Мейерхольд совсем недавно находился в ситуации, очень похожей на ту, которая излагается в пьесе.
18 августа 1930 года Мейерхольд отправляет докладную записку в коллегию Наркомпроса РСФСР об итогах гастролей ГосТИМа в Германии и Франции, о необходимости гастролей театра в Америке и о положении театра. Но одной из главных тем письма становится его собственное положение. Режиссер пишет:
«То, что я сделал в качестве директора ГосТИМа, не может быть рассматриваемо как „самоуправство“.
Извещение т. Ф. Я. Кона [129]129
Кон Феликс Яковлевич (1864–1941), партийный деятель, сотрудник Коминтерна.
[Закрыть](полученное мною через т. Дивильковского [130]130
Дивильковский Иван Анатольевич, сотрудник советского полпредства в Париже.
[Закрыть]22 июля 1930) о том, что так будут рассматриваться мои действия, если я направлю труппу в Америку (кстати: извещение это было мною получено тогда, когда труппа давно уже находилась в Москве, выехав из Парижа 30 июня), ухудшило состояние моего здоровья настолько, что спокойный подробный доклад мой, который я подготовлял на протяжении времени после окончания парижских гастролей, пошел к черту.Когда же наконец прекратят говорить со мной таким тоном?
Такого ко мне отношения не заслужил я, 12 лет проработавший в партии и 10 лет – над созданием революционного театра, отношения, пронизанного таким недоверием.
„Невозвращение труппы в Москву будет рассматриваться как самоуправство“.
Как прикажете читать? Так?: „невозвращенцы подлежат объявлению вне закона?“» [131]131
Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 2826. Л. 1.
«Невозвращенчество» было связано со множеством известных лиц. имен, наконец, просто знакомых Мейерхольда и Олеши. Недавно остались за границей М. Чехов и А. Грановский. Нервничал из-за планируемой носики за границу для лечения Станиславский. Об «огромных сложностях» с выдачей заграничных паспортов писал Вл. И. Немирович-Данченко. Не был выпущен во Францию перед самоубийством кумир Олеши, его старший друг Маяковский. В 1930 было отказано в зарубежной поездке Пастернаку. Двери закрывались даже перед теми, кому совсем недавно разрешалось беспрепятственно пересекать границы СССР.
О том, что Мейерхольд задержался за рубежом, помнил Сталин и определенным образом расценивал этот факт. В автографе известного сталинского письма к В. Н. Билль-Белоцерковскому от 1 февраля 1929 года (в основном посвященного дирижеру Большого театра Голованову и булгаковской пьесе «Бег») были такие строки: «Из этого не следует, что <…> [кривляку Мейерхольда, который почему-то раздумал оставаться… не удалось обосноваться за границей, надо носить на руках]» // Власть и художественная интеллигенция: Документы. 1917–1953 / Под общей ред. А. Н. Яковлева. М., 1999. С. 100.
[Закрыть].
Возвращаясь к тексту пьесы, отметим, что, по-видимому, это и были поправки, которые внес автор по замечаниям режиссера и собственным соображениям.
Через несколько дней после читки, в двадцатых числах октября 1930 года Мейерхольд отправляет служебную записку председателю Главреперткома К. Д. Гандурину:
«Уважаемый товарищ, препровождаю Вам пьесу Юрия Олеши „Список благодеяний“. Просим Вас названную пьесу прочитать вне очереди и в срочном порядке решить вопрос о включении ее в репертуар Гос. т. им. Вс. Мейерхольда, т. к. театр спешит с реализацией двух пьес: Вс. Вишневский „Последний решительный“ и Ю. Олеша „Список благодеяний“, имеющих быть показанными зрителю одна в середине декабря 1930 г., другая в начале января 1931 г.
Довожу до сведения Вашего, что та и другая пьеса Художественно-Политическим Советом ГосТИМа признаны весьма желательными к постановке на сцене ГосТИМа» [132]132
Вс. Мейерхольд – К. Д. Гандурину // Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 716. Л. 23–23 об.
[Закрыть].
Спустя месяц, 25 ноября 1930 года проходит заседание Главреперткома, на котором рассмотрение пьесы Ю. Олеши значится в повестке пунктом пятым. ГРК постановляет:
Другими словами, цензура пропускает пьесу условно и сообщает театру о необходимости внесения корректив. Помимо того, что пьесу должен откорректировать автор, указания адресуются уже и режиссеру будущего спектакля.
Еще в 1927 году В. Г. Кнорин убедительно объяснял, почему именно театр удивительно удобен для руководящего вмешательства:
«Театр отличается от литературы тем, что в театре сила вещей гораздо сильнее и сильнее ее влияние на индивидуальное творчество. Если творчество того или другого старого писателя, даже в пределах советского государства, совершенно независимо от государства и подвергается только последующему контролю советской цензуры, издательства и общественного мнения, то в театре весь творческий процесс находится в теснейшей зависимости оттого, в чьих руках находится театральное помещение и те капитальные ресурсы, без которых художественная постановка немыслима.
Если само творчество старых писателей, как Сологуба, Замятина и др., – совершенно независимо от советского государства до окончания творческого процесса, то художественное мастерство Станиславского, Таирова, Южина и др. подконтрольно советскому государству во всех своих стадиях. Это делает наши позиции по отношению к старому театральному мастерству гораздо более выгодными…» [134]134
Кнорин В. Г.Очередные задачи развития театра // Пути развития театра: Стенографический отчет и решения партийного совещания по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП (б) в мае 1927 г. М.; Л., 1927. С. 9.
[Закрыть]
В тот же день, когда Главрепертком рассматривает пьесу Олеши, 25 ноября 1930 года в Москве открывается суд над Промпартией. Под давлением следствия обвиняемые сознаются во «вредительстве» и связях с зарубежными буржуазными кругами [135]135
См.: Крыленко Н. В.Судебные речи. 1922–1930. М., 1931.
[Закрыть].
В прессе сообщения о процессах и спектаклях соседствуют. «В связи с происходящим судом над „Промпартией“ ЦУГЦ организовал выезд художественных бригад на фабрично-заводские предприятия с репертуаром, посвященным процессу», – сообщается в газетной колонке «Текущие дела». И следом: «Вс. Мейерхольд приступил в театре своего имени к постановке пьесы Ю. Олеши „Список благодеяний“. Музыка Оборина» [136]136
Рабочий и искусство. 1930. 7 декабря. № 67.
[Закрыть].
В ноябре 1930 года по столицам прокатываются «стихийные» демонстрации трудящихся, протестующих против вредителей и требующих смертной казни обвиняемым [137]137
Дело было не только в самих организованных мероприятиях, но и в том, какой след они оставляли в сознании каждого. См. изложение доклада О. Хархордина на конференции «Частная жизнь в России: от средневековья до современности», прошедшей 4–6 июня 1996 года в университете Анн Арбор, США (Отечественная история. 1998. № 3. С. 208–213): его анализ «истории обличений», особенностей их воздействия на индивидуальную психику человека в Советской России.
[Закрыть]. По всей видимости, не только Мейерхольду, но и Олеше настоятельно посоветовали не отмалчиваться и высказаться публично: он на виду, еще не забыт успех нашумевшей «Зависти» (причем не только в Советском Союзе, но и за рубежом; известно, как высоко была оценена повесть в литературных кругах русской эмиграции и западных интеллектуалов), да и новая пьеса еще не проскользнула сквозь цензурное сито. И 29 ноября на страницах «Литературной газеты» публикуется заметка писателя в связи с процессом Промпартии: «В нашем словаре имеются и грозные слова».
В альбоме Олеши на одном из листков небрежный рисунок: бутылка водки и кособокая рюмка. Тут же и надпись его рукой: «В предпоследний день страшного года (1930). Смерть Маяковского. Встреча Нового года на фоне перегиба». Есть и перечень собравшихся: Олеша, Катаев, Крученых. На листке дата: «30 декабря 1930 г.» [138]138
Ф. 358. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 45.
[Закрыть]
10 декабря 1930 года Олеша записывает в дневнике:
«Я был в гостях у Мейерхольда.
Мейерхольд с женой уезжает сегодня в Ленинград. Там он прочтет две лекции. Нужны деньги. (Это пишется в период финансовых затруднений в стране. Денег нет. Выплату жалованья задерживают, опаздывая недели на две, месяц. С литературными гонорарами еще трудней.) Получит наличными рублей восемьсот. <…>.
Они уезжают сегодня в 10 часов 30 минут. Райх играет сегодня в „Д.С.Е.“ Надо успеть сыграть, доехать до вокзала и т. д.
Оказывается, они (Райх и он) вчера спорили. Вчера был у них Лев Оборин, которому Мейерхольд заказал музыку для моей пьесы. Шло обсуждение. И вот Райх накинулась на [мужа] Мейерхольда. Это то вечное обвинение, которым терзают [вели] Мейерхольда. Дескать, неинтерес к личности, к судьбе, клирике. Дескать, любовь к марионеткам. Акробатика! Штучки! А между тем Мейерхольд, сияя теплотой, всегда убеждает всех: ах, какая ложь, как неверно судят обо мне!» [139]139
Олеша Ю.Книга прощания. С. 103–104.
[Закрыть].
Спустя две недели, 26 декабря 1930 года, проходит заседание Худполитсовета ГосТИМа. Резолюция указывает: «При режиссерской работе над пьесой „Список благодеяний“ Вс. Мейерхольд учитывает все замечания, сделанные Главреперткомом, ХПС и присутствовавшими на чистке (так в документе, но в данном случае речь, по-видимому идет о читке пьесы. – В.Г.) в редакции журнала „Красная новь“. ХПСсовету будет сделан доклад об установке режиссуры; можно будет еще раз заслушать пьесу» [140]140
Протоколы заседаний Художественно-политического совета ГосТИМа. Протокол № 3. Машинопись // Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 148. Л. 111.
[Закрыть].
В архиве ГосТИМа хранится текст «Списка» [141]141
Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 709.
[Закрыть], машинописный экземпляр с обширной авторской правкой, тем не менее не вносящей пока что принципиальных перемен. В данном варианте пьесы изменена сцена пансиона в Париже: помимо хозяйки пансиона и портнихи Трегубовой введен еще один эпизодический персонаж – Леон Бори, пианист. Федотов называет имена «эмигрантских знаменитостей», которые будут на балу, – Рахманинов, Стравинский. Но главная героиня пьесы все еще не хочет возвращаться на родину.
