Текст книги "Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний ""
Автор книги: Виолетта Гудкова
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
Эта встреча Гончаровой в костюме Гамлета с безработным, «похожим» на Чаплина, казалось бы, неминуемо должна была бы обернуться невыносимой литературщиной. Но как естественно она осуществлена Олешей: Гамлет – трагическая актриса, Чаплин – безымянный нищий.
Важнейшая особенность пьесы Олеши заключалась в ее двуадресности: она обращена одновременно и к самым больным вопросам современной ему жизни, и к проблемам экзистенциального характера. Видимо, именно это сделало Мейерхольда горячим ее поклонником. Не одна лишь узкая «социальность», политические аллюзии создавали содержание вещи. В России Леля, накануне отъезда в Париж, «сквозь туман путешествий» не видит лица Баронского в ненавистной коммунальной квартире. В Париже, решив вернуться «на Триумфальную площадь», так же «сквозь туман путешествий» не видит лица Татарова. Явственно звучит тема экзистенциального одиночества мыслящей личности, неспособной к органическому слиянию с толпой, людскими массами. «Так создается одиночество – навсегда…» (рассказ Ю. Олеши «Я смотрю в прошлое»).
Замечу кстати, что пьеса опрокидывает неоднократно высказываемые утверждения, что Олеша не умести не любит писать диалоги, что они не нужны ему [199]199
Ср.: «У Олеши, по существу, нет диалога. <…> В репликах его героев нет и словесной выразительности – они чисто информационны» ( Чудакова М.Мастерство Юрия Олеши. М., 1972. С. 25).
[Закрыть]. Споры Лели с подругой в Москве и с Федотовым в Париже, диалоги Фонарщика и Маленького человечка поэтичны, резко индивидуальны и вовсе не похожи на те, которые звучали со сцен отечественных театров на рубеже 1920–1930-х годов.
В финале пьесы Леля по-прежнему одна, ни с кем, надо всеми. Финал написан скорее как вызов несломленной индивидуальности, нежели как апофеоз «благодеяний революции». Важнее, что Леля по-прежнему вознесена над толпой, а не то, что именно она провозглашает. Похоже, что благодеяния советской власти в отличие от ее преступлений остаются неясными Олеше. Завершают пьесу ремарки:
«Кричит первое благодеяние.
Кричит второе.
Кричит третье».
Их еще необходимо придумать.
Немалое место в «Списке» занимала тема плотской любви в ее полярных проявлениях: опоэтизированный «античный бог» Улялюм из древнего города Нима и, напротив, «бабник» Федотов, сотрудник полпредства, да сниженный «посол-педераст», по характеристике Татарова «окруживший себя молодыми красавцами». И в своих интимных проявлениях человек Советской России был несвободен, поднадзорен [200]200
Т. Лоусон, известный публикатор и комментатор уникальных дневников советских людей (ведущихся в 1930-е годы), пишет, что частная жизнь граждан СССР в 1920–1930-е годы была «под постоянным давлением не только идеологических стереотипов <…>, но и вынужденно деформировалась в условиях материальной необеспеченности, религиозных преследований, этнической, правовой, сексуальной дискриминации» (Intimacy and Terror. Sovjet Diaries of the 1930s. / Ed. V. Garros. N. Korenevskaja. T. Lausen. N.Y., 1995).
[Закрыть].
По-иному звучала в ранней редакции и тема эмиграции. Назывались реальные, известные миру имена добровольно оставивших Россию людей: Куприн, Бунин, Мережковский, Шаляпин (список, который мог бы быть с легкостью продолжен). Их бесспорный художественный авторитет не мог не определять тон разговора об эмиграции. В дальнейшем эти имена уходят из текста пьесы. С их исчезновением становится возможной иная, уничижительная интонация решения темы.
В ранней редакции пьесы отчетливо просматривалась связь персонажей Олеши с мотивами Достоевского: и самой системой персонажей, и темой двойничества, и лейтмотивом нерасторжимой духовной связи русского интеллигента и Европы, наконец, прямыми репликами эмигрантской «тени» Лели – Татарова («Давайте без достоевщины, Елена Николаевна…»).
На обсуждении пьесы в ГосТИМе 26 марта 1931 года (в дни репетиций уже иного, сглаженного варианта драмы) Ю. Олеша говорил: «Тема этой пьесы – это тема о свободе слова. <…> Это есть мечта о голосе» [201]201
Выступление Олеши цитируется по стенограмме заседания в ГосТИМе коллектива театра, Главреперткома и Худполитсовета театра по обсуждению постановки пьесы «Список благодеяний» Ю. Олеши в Театре им. Вс. Мейерхольда 26 марта 1931 года. // Наст. изд., глава 5.
[Закрыть]. Тема мучила не одного лишь Олешу. Виктор Шкловский будто подхватывал размышление: «Какой голос должен быть у беспартийного? Я думаю, что колоратурное сопрано или контральто, потому что мужские голоса сейчас закреплены за коммунистами, остальные сочувствуют или ищут места, где тембр голоса неопределенен. <…> Проблема беспартийности – это проблема голоса» [202]202
По свидетельству литературоведа М. С. Петровского, дружившего с А. П. Белинковым в годы его работы над «Олешей», автор колебался в выборе героя для книги с уже выработанной концепцией, размышляя над тремя фигурами: В. Шкловским, И. Сельвинским и Ю. Олешей.
[Закрыть].
Пьеса о свободе слова осталась неизвестной современникам писателя.
В творчестве Олеши в целом, равно как и в пьесе «Список благодеяний» в частности, запечатлены и удручающие особенности специфически интеллигентского сознания: неспособность к жесткому выбору позиции, колебания в различении добра и зла, неуверенность в собственной правоте. Именно эти качества мышления центральной героини «Списка» определяют художественную актуальность вещи для сегодняшнего дня. Но они же и делают невозможным выразить направленность творчества писателя единой схемой. Попытка А. Белинкова в известной книге(«Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша») осуществить это показала неубедительность предложенной им логической конструкции. Возможно, для демонстрации столь выдержанной концепции стоило бы обратиться к иному типу личности, иным судьбам – таким, например, как А. Толстой или В. Катаев [203]203
Так в рукописи заканчивалась статья Шкловского «В защиту социологического метода», (см.: Шкловский В.Гамбургский счет. М., 1990. С. 523).
[Закрыть]. Представляется, что феномен культурно-социального поведения Олеши точнее поняла Л. Я. Гинзбург, писавшая: «Люди 20-х годов <…> наговорили много несогласуемого. Но не ищите здесь непременно ложь, а разгадывайте великую чересполосицу – инстинкта самосохранения и интеллигентских привычек, научно-исторического мышления и растерянности» [204]204
Гинзбург Л. Я.Еще раз о старом и новом: Поколение на повороте // Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 139.
[Закрыть].
Первая редакция пьесы сохранилась в архиве Комитета по делам искусств, в легкомысленной оранжевой папке, отчего-то обозначенная как «Пьеса в 1 акте» [205]205
Комитет искусств при СНК СССР. № 263. Дело № 257. Театр им. Мейерхольда. 1) Башня Гей-Люссака. Г. Каннель. № 959/н; 2) Список благодеяний. Ю. Олеша. № 961/н. // Ф. 656. Оп. 1. Ед. хр. 2198.
[Закрыть]. Дата представления «Списка благодеяний» в цензуру – 31 октября 1930 года. По-видимому, это экземпляр пьесы, отосланный Мейерхольдом председателю ГРК К. Д. Гандурину. Гандурину же, очевидно, принадлежат и многочисленные карандашные пометки цензурного характера, отмечающие наиболее «сомнительные» фрагменты текста. В данном экземпляре отсутствует список действующих лиц и посвящение О. Г. Суок, жене писателя.
/ранняя редакция/ [206]206
Впервые ранняя редакция «Списка благодеяний» опубликована нами в: Мейерхольд и другие. М., 2000. С. 665–710.
[Закрыть]
В театре. Давали «Гамлета».
После спектакля состоялся диспут. Диспут закончился.
На сцене король Клавдий, королева Гертруда, Горацио, Лаэрт и Гамлет. Гамлета играет Елена Гончарова, Леля. Она в ботфортах и с папиросой [207]207
В других вариантах текста – со шпагой либо с рапирой.
[Закрыть]в руке. На первом плане обыкновенный столик, крытый красным. Председательствующий – директор театра Орловский.
Орловский (звонит).Диспут по поводу постановки «Гамлета» закончился. Теперь артистка Гончарова, как режиссер спектакля и исполнительница главной роли, ответит на записки. Пожалуйста, товарищ Гончарова. (Протягивает ей пачку).
Леля (читает первую записку).«Правда ли, что вы считаете себя гениальной артисткой?» – Правда. (Вторую читает)«Вы уезжаете за границу. На сколько времени?» – На один месяц я уезжаю. «Эта пьеса, которую нам показали, – „Гамлет“ – очевидно, писалась для интеллигенции. Рабочий зритель ничего в ней не понимает, это иностранщина и дела давно минувших дней. Зачем ее показывать?» «Гамлет» лучшее из того, что было создано в искусстве прошлого. Так я считаю. По всей вероятности, никогда русским зрителям «Гамлета» показывать не будут. Я решила показать его нашей стране в последний раз. (Перебирает записки)Так. Дальше читаем: «Выиграете Гамлета – т. е. мужчину. А по ногам видно, что вы женщина». – Судя по тонкому пониманию искусства, писал фабкор…
Орловский звонит.
«Вы знаменитая артистка, хорошо зарабатываете. Чего еще вам не хватает? Почему же на фотографиях у вас такое беспокойное выражение глаз?» – Потому что мне очень трудно быть гражданкой нового мира.
Орловский звонит.
В чем дело? Я что-нибудь сказала плохое?
Орловский (к публике).Товарищ Гончарова выражается в духе тех монологов, которые только что декламировала, когда играла Гамлета. (К Леле.)Отвечайте проще.
Леля (читает).«Теперь много говорят о коллективизации творчества [208]208
Через попытки создать художественное произведение коллективно прошли многие, если не все, писатели начала 20-х годов, причем над одним романом работало порой до двадцати авторов. Как правило, до завершения дело не доходило. В РГАЛИ сохранилась папка с разработкой текста «коллективного романа» «Инженер Гвоздев», среди авторов которого названы Ю. Олеша, В. Плугов. М. Козырев, Н. Горд, Н. Черный, Костерин, Л. Славин. Фабула вещи – детективная история о вражеском вредительстве на железной дороге, с покушениями на жизнь героя романа, с его «ангелом-хранителем», вездесущим чекистом и т. д. Роман предназначался для журнала «Крокодил», изложен в форме, близкой сценарной. Сегодня воспринимается как законченная пародия на конъюнктурную беллетристику 1930-х годов. // Ф. 600. Оп. 2. Ед. хр. 25. 203 л.
[Закрыть]. Что выдумаете по этому поводу, ответьте». Отвечаю просто: коллективизация творчества – это чепуха.
Орловский звонит.
Каждую мою фразу вы сопровождаете звоном колокольчика. Можно подумать, что мои фразы похожи на овец. Разве я блею?
Орловский.Продолжайте, пожалуйста.
Леля.«Что вы будете делать за границей?» – Ну что ж… по специальности… ходить в театры, знакомиться с артистами… смотреть знаменитые кинофильмы, которых мы никогда не увидим здесь.
Орловский (звонит).Товарищ Гончарова слишком высокого мнения об иностранной кинопродукции. Наши фильмы, как, например, «Броненосец „Потемкин“», «Турксиб», «Потомок Чингис-хана» [209]209
«Броненосец „Потемкин“» (1925), реж. С. М. Эйзенштейн; «Турксиб» (1929), реж. В. А. Турин и Е. Е. Арон; «Потомок Чингиз-хана» (1928), реж. В. И. Пудовкин.
Принятое сегодня написание: Чингисхан.
[Закрыть], завоевали себе полное признание в Европе.
Леля.Можно продолжать? (Читает)«Зачем ставить „Гамлета“, разве нет современных пьес?» – Современные пьесы отвратительны, лживы, лишены фантазии, прямолинейны. Играть в них – значит терять квалификацию. (К Орловскому.) Можете не звонить, товарищ Орловский. Я знаю, что вы хотите сказать. Да, да – это мое личное мнение.
Орловский.Я и не звоню. Пожалуйста.
Леля (читает).«Как сделаться артистом?» – Чтобы сделаться артистом, надо родиться талантливым [210]210
Казалось бы, вовсе аполитичный эпитет «талантливый» в те годы далеко не всеми воспринимался спокойно. Так, большевик Рахья утверждал, что талантливых людей «надо резать», поскольку «ни у какого человека не должно быть никаких преимуществ перед людьми. Талант нарушает равенство» (цит. по: Шаляпин Ф. И.Маска и душа М., 1989. С. 220).
[Закрыть].
Орловский (нервно).Сколько еще записок осталось?
Леля.Немного. (Прочла записку, разорвала. Читает.)«В эпоху реконструкции, когда бешеный темп строительства захватил всех, противно слушать нудные самокопания вашего Гамлета». – Товарищ Орловский, хватайтесь за колокол. Я сейчас скажу крамольную вещь. (К публике.)Уважаемый товарищ. Я полагаю, что в эпоху быстрых темпов художник должен думать медленно.
Орловский (звонит).Одну минуточку, товарищи… То, что высказывает товарищ Гончарова, есть ее личное мнение… Что касается театра нашего в целом, то мы не во всем согласны с артисткой Гончаровой. Это, так сказать, в дискуссионном порядке… Продолжайте, продолжайте…
Леля.Последняя записка. ( Читает.)«Мы просим еще раз прочесть монолог Гамлета, где он говорит насчет флейты». – Вот я уже не знаю, что делать.
Орловский.Прочтите.
Леля.А где тот, кто играл Гильденштерна? Он не разгримировался еще? Коля!
Гильденштерн.Я здесь.
Леля.Ну что ж, сыграем по желанию публики.
Гильденштерн.Давай.
Играют.
Леля.А, вот и флейты! Дай-ка сюда одну. Вы хотите отвести меня в сторону? Да что это вы все около меня вертитесь, точно выслеживаете и хотите загнать в западню?
Гильденштерн.Если, принц, я слишком смел в усердии, то в любви слишком назойлив.
Гамлет.Я что-то не совсем понимаю. Поиграй-ка на этой флейте.
Гильденштерн.Я не умею, принц.
Гамлет.Пожалуйста.
Гильденштерн.Поверьте, не умею.
Гамлет.Очень тебя прошу.
Гильденштерн.Я не могу взять ни одной ноты.
Гамлет.Это также легко, как и лгать: наложи сюда большой палец, а остальные вот на эти отверстия; дуй сюда, и флейта издаст самые прелестные звуки. Видишь, вот дырочки.
Гильденштерн.Но я не могу извлечь из них ни одного звука: у меня нет уменья.
Гамлет.Ну, так видишь, каким вы меня считаете ничтожеством! Вы хотели бы показать, что умеете за меня взяться; хотели бы вырвать у меня самую душу моей тайны; хотели бы извлечь из меня все звуки, от самого низкого до самого высокого. А ют в этом маленьком инструменте много музыки, у него прелестный звук; и все же вы не заставите его звучать. Черт возьми! Или вы думаете, что на мне легче играть, чем на дудке? Назовите меня каким угодно инструментом; хоть вы и можете меня расстроить, но не можете играть на мне [211]211
Сцена из «Гамлета» цитируется автором по переводу великого князя Константина Романова (К.Р.). Выпущено лишь подстроки. Полностью фраза звучит так: «Вы хотели бы играть на мне, хотели бы показать…» – и далее по тексту Олеши.
[Закрыть].
Леля.Ну, ют и все. Никто не аплодирует. Ну, что ж. Кончайте диспут, товарищ Орловский.
Падает к ногам ее записка.
Леля поднимает, читает.
«Что было написано в записке, которую вы порвали? Ответьте честно». – В этой записке был задан мне вопрос, вернусь ли я из-за границы. Отвечаю честно: вернусь.
/У Гончаровой/
Вечерам состоится вечеринка.
Катя Семенова принесла закупленное.
Катя (вынимает из корзины свертки).Рябчиков купила.
Леля (заглядывает). А ну…
Катя.Восемь рябчиков готовых. Хватит?
Леля.Хватит, не беспокойся.
Катя.Пополам будем резать.
Леля (достает консервную жестянку).Шпроты! Молодец. Где достала шпрот?
Катя.Три коробки шпрот. Потом фаршированный перец. Подожди… Баклажанная икра. Ой, кажется, не положили. Нет, есть… Потом: сыр. Замечательный швейцарский сыр.
Леля.Колбасу жарить будем.
Катя.Страшно соленая делается, если жарить.
Леля.А по-моему, жарить.
Катя.После… подожди. Яблоки вот тебе. Бери банку ту, вино вливай.
Леля.Отвратительны наши советские пирушки. Фаршированный перец. Коричневые жижи на тарелках [212]212
Ср.: «Я писатель и журналист. <…> И я каждый день пирую. <…> Я переполнен коричневыми жижами» ( Олеша Ю.Книга прощания. С. 56).
[Закрыть]. И обязательно крюшон.
Катя.Режь яблоки.
Леля.В последний раз пью ваш мутный крюшон.
Катя.Конечно, свинство. Ты уезжаешь за границу. Нужно было банкет. Пусть бы дирекция на свой счет банкет устроила. Нож для консервов есть?
Леля.Поищи. В ящике. Нет, нет. В том. Ужасное у меня хозяйство. Если я расскажу за границей, как я жила, – не поверят.
Катя.Кто не поверит?
Леля.Никто не поверит. Репортеры. А может быть, ко мне репортеры придут в Берлине.
Катя.Никто к тебе не придет.
Леля.Приедет из Москвы известная советская артистка. Конечно, придут. Я расскажу им. Хорошо бы фотографию показать – эту комнату. Не поверят. Я пять лет живу в этой дыре. Здесь моя молодость прошла. В грязном кармане дома живет артистка, играющая Гамлета новому человечеству.
Катя.Никто тебе не мешает жить по-человечески. Это у тебя в натуре.
Леля.У меня ничего нет. Книг нет. Мебели. Платьев [213]213
Одежда была больной проблемой многих лет советской власти. В частности, статистика сообщает, что «число стандартов женского готового платья, вырабатываемого госпромышленностью, с 80 в 1925 году сокращается до 20 в 1929/30 и до 4 в 1931/32 г». ( Полляк Г. С.К вопросу о потребительских шкалах (потребление одежды) // Народное хозяйство. 1932. № 3/4. С. 183). То есть к услугам всех женщин СССР к концу 1930 – началу 1931 года было всего четыре модели платьев.
[Закрыть]. Если мне покидать дом – я уйду, как стою. Ничего с собой не взяла бы. Как нищая. Ничего нет дорогого. Что ты сказала? Это у меня в натуре?
Катя.Конечно.
Леля.Что? Бездомность?
Катя.Ну – бездомность.
Леля.Ты тоже бездомная.
Катя.Не понимаю.
Леля.Мы все бездомные. У нас нет родины.
Катя.Какой родины? У кого нет родины?
Леля.У всех. Нет родины, есть новый мир. Я не знаю, как жить по-человечески в новом мире. Как устраивались люди на родине – это известно. Вещи, слова, понятия. (Пауза.)Жасмин.
Катя.Что?
Леля.На родине цвел жасмин.
Катя.Так и теперь цветет жасмин. Я не понимаю: где это – на родине? Ты ведь в России родилась.
Леля.Прежде цвел жасмин… Да, конечно, ты права. И теперь цветет жасмин. Но нет, скажем, субботы [214]214
В августе 1929 года была введена так называемая «шестидневка», т. е. выходной день приходился на шестой день после пяти рабочих. Новый календарь был призван отменить воскресенья и религиозные праздники.
[Закрыть]. Так? А это связано: значение жасмина со значением порядка, в котором он существует. Потому что люди запомнили: когда в субботу едешь на дачу, вдоль дороги цветет жасмин. Теперь ощущение запаха и цвета жасмина становится неполноценным, жасмин становится понятием блуждающим, потому что разрушился ряд привычных ассоциаций. Многие понятия блуждают, скользят по глазам и слуху и не попадают в сознание. Например: невеста, жених, гость, дружба, награда, девственность. Вспомни, как эти слова звучали для нас в детстве. Вот скажи: награда.
Катя.Награда.
Леля.Как ты представляешь себе награду теперь? Что это – увеличение жалованья?
Катя.А прежде?
Леля.Когда я была маленькая, мне показали старичка. Он собирал тряпки, мусор. И мне сказали: у него сын инженер и имеет два дома. Вот это награда. Сын искупил унижение отца… Теперь не то что нельзя быть домовладельцем, а даже неизвестно еще, какие дома будут строить. Ты говоришь, что у меня в натуре бездомность. Ничего подобного. Я просто не знаю: какустраивать личную жизнь в новом мире. В Европе это делается так: вот портрет Чаплина, смотри. Я понимаю, почему так любят Чаплина на Западе. Не только потому, что он великий артист. Он великий артист потому, что он воплощает главную тему европейца. Тему нищего, который становится богатым. Это сказка о «гадком утенке». «Золотая лихорадка». Знаменитая картина Чаплина Маленький человечек в штанах с бахромой, жалкий городской человечек хочет найти золото… Идет снег… Золото ищут сильные, отчаянные люди, убийцы Голиафа. Маленький человечек смешон, над ним издеваются. Он очень одинок. И вдруг он оказывается самым счастливым среди всех, он находит золото, – он богач, победитель. Вот это и есть самая обольстительная идея капиталистического мира одинокий путь нищего, который добивается успеха. Тема Чаплина. Это наша тема, беспартийная. Жалобы спеца на то, что ему не дают ходу. Жалоба частника, кулака. По существу говоря, тема мелкой буржуазии [215]215
Ср. запись в дневнике 7 мая 1930 г.: «<…> в конце концов надо признаться: я мелкий буржуа…» ( Олеша Ю.Книга прощания. С. 45).
[Закрыть], задавленной Голиафом государственного капитала. Вот марксистский анализ дурного моего настроения. А ты дура.
Катя.Почему я дура?
Леля.Потому что не слушаешь. Ты что-нибудь поняла?
Катя.Я поняла, что ты хочешь бежать за границу.
Леля.Я еду на один год. В Европу, как на родину. Путешествие в детство. Я хочу видеть куст жасмина, где он стоял прежде. Съесть его, съесть его запах. Потому что здесь, в новом мире, я ощущаю голод по вещам. Здесь только понятия. Я побегу на окраины, в захолустные кино искать фильмы Чаплина. «Золотую лихорадку». «Цирк» [216]216
Эти картины Чаплина не шли в России тех лет, но не из идеологических соображений, а в связи с дороговизной их проката.
[Закрыть]. Они уже устарели. Их только на окраинах показывают, потому что весь мир уже пересмотрел их. А мы их не видели и никогда не увидим. В весенний вечер, в маленьком кинотеатрике в Париже я буду смотреть Чаплина и плакать…
Катя.Ты не вернешься из-за границы.
Леля.Мне дано разрешение на год.
Катя.Ты не вернешься.
Леля.Убирайся вон.
Катя.Ты замуж выйдешь за границей.
Леля.За кого? Я их ненавижу. Там дуры и дураки. Мелкие чувства. У нас нет мелких чувств. Революция освободила нас от мелких чувств, правда.
Катя.В чем дело?
Леля.Я артистка нового мира. Я «Гамлета» показываю новому человечеству. Шапки долой! Если я мечтаю о Европе [217]217
Ср. запись в дневнике 20 янтаря 1930 года: «Я никогда не был в Европе. Побывать там, совершить путешествие в Германию, Францию, Италию – моя мечта. Вижу во сне иногда заграницу. Что же это за мечта? Может быть – реакционная?» (О леша Ю.Книга прощания. С. 25).
[Закрыть], это не значит, что я предательница. Вот смотри, иди сюда. Вот видишь, синяя тетрадка. В ней ненависть к советской власти. Я записала здесь всю правду. А вот другая тетрадка: список благодати советской власти [218]218
В начале пьесы у Лели две отдельные тетрадки со списками благодеяний и преступлений советской власти. В сценах «У Татарова» и «В полпредстве» – это одна и та же тетрадь, разделенная надвое. По-видимому, невнимательность автора при внесении изменений.
[Закрыть]. Сложи эти тетрадки вместе: получишь – меня полностью. В обеих слова абсолютно правдивы. Но сложенные вместе – путаница и ложь.
Катя.Покажи.
Леля.Никому и никогда. Вот тут пункты злобы. Вот тут пункты восторга. Две половины одной совести. Хорошо, иди сюда. Вот первая тетрадка. Вот, смотри, как она начинается: «Ложь. Мы всегда лжем нашей власти, лжем классу, который правит нами. Ни один интеллигент искренне не разговаривает с пролетарием. Он смотрит ему в глаза и пытается скрыть либо жалость, либо страх. Мы лжем партийцам, молодежи. Как может создаваться государство на основе лжи?»
Катя.Спрячь, спрячь, прошу тебя, спрячь.
Леля.Вся правда о новом мире. Я увезу с собой за границу эту тетрадку. Я ее продам. Одну половину совести.
Катя.А другую: за другую никто не даст ни копейки.
Леля.Вот слушай. Вот другая. Список благодеяний. Вот подожди. Слушай.
Стук в дверь.
Кто там? Войдите.
Входит Дуня Денисова – соседка – в худом платье, немолодая.
А… Дуня Денисова. (К Кате.)Ты еще не видела ее. Моя новая соседка. Она побирушка.
Катя.Ты с ума сошла.
Леля.Она этого не стесняется. Она уходит утром и заявляет всем в коридоре: иду побираться. Вот спроси ее. Даже щеголяет этим. А говорит, что безработная. Просто сволочь какая-то.
Катя (в ужасе, конфузясь за всех).Леля!
Леля (к Дуне).Что вам угодно, Дуня?
Дуня.Яблоки у меня украли.
Леля.Какие яблоки?
Дуня.Пяток. (Пауза.)Принесла домой пяток яблок. Только вышла – украли.
Леля.Кто?
Дуня.Почем я знаю.
Леля.Ты слышишь, Катя? Когда приеду в Берлин и ко мне придут репортеры – я расскажу, что в Москве я жила рядом с нищенкой.
Катя.Неужели она думает, что мы украли у нее яблоки?
Дуня.Я ничего не думаю. Я вижу, что яблоки лежат.
Леля.Я расскажу репортерам о том, как я, знаменитая артистка Елена Гончарова, украла у побирушки пять яблок.
Дуня, разом поднявшись, уходит.
Леля (к Кате, с объятием).Катя, Катя! Какое счастье, что я уезжаю! Этого не может быть ни в Берлине, ни в Париже. Это возможно только здесь. Катя, говорят, что, когда поезд подходит к Парижу, люди ночью, за сто километров, вскакивают, бегут к окнам, смотрят, хватают друг друга за руки, шепчут, кричат: «Париж, Париж!»
Входят Дуня и Петр Иванович, сосед – человек неинтеллигентный.
Петр Иванович (Леле, сразу, строго).Вы зачем яблоки веруете?
Пауза.
(К Дуне).Вы свои яблоки узнать можете?
Дуня.Она их на части порезала.
Петр Иванович.По частям можно узнать.
Леля.Ну что ж, сознаюсь, мы украли у вас яблоки.
Петр Иванович.Ясно.
Дуня.Зачем резали? Не имели права резать.
Петр Иванович.Ей целые нужны яблоки. Она испечь хотела.
Дуня.Я испечь хотела.
Леля.А теперь компот сварите.
Петр Иванович.Вы не указывайте.
Катя.Слушайте, я не понимаю… как вы смеете обвинять нас в краже яблок.
Дуня.Дверь открыта была. Ежели дверь закрыта – украсть нельзя.
Петр Иванович (к Кате).Дверь открыта была?
Катя (растерянно).Не знаю.
Дуня.Чего спрашивать? Через закрытую дверь нельзя украсть.
Катя.Да вы знаете, кто мы? Это Елена Гончарова, артистка… она в Берлин едет.
Петр Иванович.В Берлине другой порядок.
Дуня.Она мне указывает: компот варить. Я раз в год яблоки покупаю.
Леля (истерически).Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
Стук в дверь. Врывается человек из-за стены – Баронский, сосед. Наружность индуса – худ, смугл, черная борода. Молод. В сапогах, в галифе и в бязевой рубахе, сильно, но аккуратно раскрытой на груди.
Баронский (громко, крикливо, весь размахивается).Я все слышу из-за стены! Возмутительно! Барыня разговаривает с плебеями.
Катя (оправдывается).Они говорят, что мы украли яблоки…
Баронский.Возмутительный тон! Тон возмутительный. (К Леле, наскакивая.)Кто вы? Кто? Аристократка духа? Да?
Леля (спокойно).Вы врываетесь в комнату без разрешения.
Баронский.Бросьте! Бросьте эти штучки. Меня не возьмете на это. Кто дал вам право издеваться над ними? Они – темные люди? Да? А вы? Актриса. Да? Что вы молчите? Если они забитые, полузвери – верно? Да? Вы так думаете: полузвери – то вы? Артистка? Плевать! Артисты – это подлейшая форма паразитизма.
Леля.Если революция хочет сравнять все головы – я проклинаю революцию.
Петр Иванович.Ей революция не нравится.
Баронский.Вам это не нравится? Конечно. Нет, успокойтесь. Вы ничем – слышите, ничем не лучше – слышите? Перед лицом будущего вы ничем не лучше ее, Дуни Денисовой. Воду пьете? Не бойся ее, Дуня: она тоже пьет воду. Коммунальный водопровод. Пьете воду. А хлеб? Хлеб потребляете? Магазины для всех. Для всех граждан продажа. Свет жжете? Дуня, не бойся ее. Потребительская заинтересованность – слышите, – потребительская заинтересованность – вот формула, равняющая все головы.
Катя.Почему ты молчишь, Леля?
Леля.Мне совершенно все равно. Я уезжаю из этой страны. Он мечется передо мной, кривляется, прыгает на меня. А мне совершенно все равно. Сквозь туман путешествий я вижу вас, Баронский, и уже не различаю ваших черт и не слышу вашего голоса…
Баронский.Не слышите? Зато мы слышали.
Леля.Что вы слышали?
Баронский.Что вы бежать хотите за границу.
Петр Иванович.Ясно.
Баронский.Вы никуда не уедете, я все расскажу. Вот свидетели.
Дуня.Я свидетельница.
Леля.Бросьте, Баронский, трепаться. Вы меня сами довели.
Баронский.Ничего подобного. Нужно наказывать таких, как вы.
Леля.С чего вы сбесились, Баронский?
Баронский.Что ж, испугались?
Леля (раздельно).Плюю на вас.
Баронский.Ах, плюете? Дуня! Беги, кричи на весь дом: артистка Гончарова бежит за границу.
Дверь открывается. На пороге – директор театра Орловский (Саша) в военном и высокий старик в тройке – рабочий Тихомиров.
Орловский (с улыбкой).Вы арестованы, гражданка Гончарова.
Молчание. Дуня и Петр Иванович смываются.
Леля (бросается к вошедшим).Это все неправда, все ложь. Я не предательница, нет… это гораздо сложнее…
Орловский.Вы арестованы, Елена Николаевна. Мы вас ищем по всему городу – теперь мы вас поймали и не выпустим. Почему у вас так много народу? Я пришел к вам с товарищем Тихомировым – делегатом от рабочих завода «Магнит».
Тихомиров.Здравствуйте.
Леля.Садитесь, пожалуйста.
Тихомир/ов/.Вот в какой худой квартире живете.
Леля.Ну, ничего, ерунда.
Тихомиров.Вам хорошую нужно квартиру. Это кто – соседи?
Леля.Будьте добры, Баронский, у меня деловой разговор. (Указывает на дверь.)А это Катя Семенова – наша актриса.
Баронский, Дуня и Петр Иванович уходят [219]219
Так, дважды повторена ремарка об уходе Дуни и Петра Ивановича.
[Закрыть].
Орловский.Ну что ж, давайте…
Тихомиров.Завод «Магнит» отправляет бригаду в Алексеевский район на колхозное строительство. Как завод, подшефный вашему театру, мы просим вас поехать с нами вместе. Вот тут резолюция… (Вынимает листок.)
Леля (к Орловскому).Саша, вы же директор театра. Почему же вы не объяснили товарищам?
Орловский.Они отправили делегата лично к вам.
Леля.Но ведь агитгруппа уже организована.
Тихомиров.Мы просим, чтобы с агитгруппой отправилась также и артистка Гончарова. Для нас вы популярная артистка, и нам будет важно и приятно, если вы поедете вместе с нами.
Леля.Да, но я уезжаю послезавтра за границу.
Тихомиров.Вот так, чего?
Леля.Саша, ведь это всем известно. Ведь вы сами приглашены сегодня на прощальную вечеринку ко мне.
Орловский.Товарищ Гончарова уезжает за границу.
Леля.Я два года собираюсь.
Тихомиров.А что вам делать за границей?
Пауза.
Орловский.Товарищ Гончарова едет за границу отдыхать.
Тихомиров.А что – больны?
Леля.Нет, я здорова. Устала просто.
Тихомиров.Ну, конечно. А может, отложить поездку вашу?
Леля.Как же, когда все готово…
Тихомиров.Что?
Леля.Визы, паспорт.
Тихомиров.Пустяк.
Леля.Я уже чемодан собрала.
Тихомиров.Где? Давайте распакуем…
Леля.То есть еще не собрала.
Тихомиров.Вот видите.
Леля.Смешно, ей-богу… вы меня просите…
Орловский.В самом деле, Елена Николаевна…
Тихомиров.Все строительством заняты, а вы за границу.
Леля.Да мне и делать нечего в колхозах. Гамлета играть? В ботфортах и с мечом ехать.
Тихомиров.Ну, специальную пьесу сыграете.
Леля.Но и так ведь едут актрисы.
Тихомиров.Мы вас просим.
Леля.Вы настаиваете, как будто я не хочу.
Тихомиров.Если хотите, так в чем же дело?
Леля.Но я уже решила за границу.
Орловский.Отложите, Елена Николаевна.
Леля.Да, но почему? Это нелепо.
Тихомиров.Рабочие просят.
Молчание.
Леля.Хорошо. Я еду в колхоз.
Орловский.Чудесно.
Катя.А вечеринка?
Орловский.Ну, прощальная будет – перед отъездом в колхоз.
Тихомиров.Спасибо. (Пожимает руку).
Орловский.А завтра прощальный спектакль.
Тихомиров.Будьте здоровы.
Леля.До свиданья, Сашенька.
Уходят двое.
Леля (хватая Катю за руку, шепотом).Иди сюда… Ни за что, слышишь… Я вру, слышишь? Я убегу. Ни за что! Я не хочу, Катя, этого. Никакой нет радости… Зачем мне быть знаменитой? Мне не это нужно, Катенька… Меня мучают… Я хочу в Европу… Я хочу быть таким, как маленький человечек, как Чаплин… Мне не нужно славы нового мира… Я хочу голодать, быть нищей на камне Европы, быть дурнушкой и нищенкой, и пройти путь унижений к настоящей человеческой славе.
Занавес.
/Пансион/
Комната в пансионе. Утро.
Хозяйка несет Леле завтрак.
Хозяйка.Доброе утро, мадемуазель.
Леля.Доброе утро, мадам.
Хозяйка.Я имею сообщить вам кое-что. Вчера один молодой человек спрашивал вас.
Леля.Кто?
Хозяйка.Он приезжал в автомобиле под красным флажком. Один молодой большевик из посольства. О, мадемуазель Гончарова, вы обманули…
Леля.Кого я обманула?
Хозяйка.Вы обманули меня. Вы мне должны были сказать.
Леля.Что я вам должна была сказать?
Хозяйка.Что вы великая артистка.
Леля.Кто это сказал вам?
Хозяйка.Это сказал молодой человек, который приехал в автомобиле под красным флажком. Мадемуазель Гончарова, он сказал мне, что у себя на родине вы считаетесь великой артисткой. Вы так скромны, мадемуазель Гончарова. Я узнала, что вы играете Гамлета. А я видела в молодости, как эту роль исполняла бессмертная Сара Бернар.
Леля.Он еще что-нибудь говорил про меня?
Хозяйка.Он говорил, что ваша родина гордится вами.
Леля.Он так и сказал – родина?
Хозяйка.Он сказал, что это великая честь – показывать «Гамлета» – как он выразился – новому человечеству. Я могу вам оказать услугу, мадемуазель Гончарова.
Леля.Какую услугу?
Хозяйка.Ведь Маржерет – мой родственник.
Леля.Что?
Хозяйка.Великий Маржерет – мой родственник.
Леля.Я не знаю никакого Маржерета. Простите, я очень взволнована тем, что вы сообщили мне…
Хозяйка.О да, он очень красив и молод – этот большевик.
Леля.Что вы сказали? Какой Маржерет?
Хозяйка.Вы не знаете Маржерета?
Леля.Маржерет – это полководец [220]220
Хозяину мюзик-холла, присвоившему название всемирно известного шекспировского театра «Глобус», дана фамилия известного французского авантюриста Жака Маржерета, служившего у Бориса Годунова и у обоих Лжедмтриев.
[Закрыть], по-моему.
Хозяйка.Он именно полководец. Это очень остроумно. Под его начальством находится почти всемирная армия артистов.
Леля.Я вовсе не собиралась острить.
Хозяйка.Августин Мария Маржерет мой родственник, и я получаю иногда даровые места в театр «Глобус».
Леля.Ах, директор «Глобуса».
Хозяйка.Да, Августин Маржерет – директор первого в мире мюзик-холла. Вы хотите сохранить инкогнито, мадемуазель Гончарова?
Леля.Я вас не понимаю.
Хозяйка.Вам принесло бы пользу знакомство с Маржеретом. Я могла бы написать письмо. Если он узнает, что вы известная артистка, это его заинтересует.
Леля.Разве Сара Бернар играла Гамлета в мюзик-холле?
Входит Федотов.
Хозяйка.Вот молодой человек, который приезжал вчера. Доброе утро.
Хозяйка бочком уходит.
Федотов.Здравствуйте, товарищ Гончарова. Вас зовут Елена Николаевна? Моя фамилия Федотов. Я сотрудник полпредства.
Леля.Вы подаете мне руку?
Федотов.А почему нет?
Леля.Я ведь предательница.
Федотов.Ну, какая вы предательница.
Леля.Рабочие звали меня в колхоз. Я согласилась. И вместо того, чтобы ехать в колхоз, приехала сюда. Я обманула рабочих.
Федотов.Ну, зачем так торжественно…
Леля.Ну да, конечно… Я забыла, что я только артистка. Артистка – что? Ничто. Надстройка. Разве я могу поколебать базу. Предательство артиста – не предательство. Его бегство – не бегство. Если бы все искусство бежало из пролетарской страны, никто даже не заметил бы этого.
Федотов.Все ждут вашего возвращения.
Леля.Да, но я в «Правде» читала филиппику против себя.
Федотов.Это дело замято. Вы прощены. (Смеется.)
Леля.Скажите пожалуйста.
Федотов.Мы вас любим и ценим.
Леля.А я вас ненавижу.
Федотов.Ну, это неправда. Оставим этот разговор. Я рад, что познакомился с вами.
Леля.Я тоже.
Федотов.Как же вы живете здесь?
Леля.Хорошо.
Федотов.Ну, как… Европа. Нравится?
Леля.Очень. А вам?
Федотов.Тоже.
Леля.Вот видите.
Федотов.Мне нравятся демонстрации в Пруссии, в Баварии и Саксонии. Мне нравится голодный поход безработных на столицу. Мне нравятся бои с жандармерией в Дюнкиркене. Европа сейчас ближе к революции, чем когда бы то ни было.
Леля.Не знаю. Я уже три недели отдыхаю от мыслей о революции.
Федотов.Уже три недели вы здесь… Ну, что же выделаете… музеи…
Леля.Ничего не делаю. Хожу.
Федотов.Куда?
Леля.Просто хожу.
Федотов.Просто ходите?
Леля.Иногда останавливаюсь и смотрю: вижу, лежит моя тень. Я смотрю на нее и думаю: моя тень лежит на камне Европы.
Пауза.
Я жила в новом мире. Теперь у меня слезы выступают на глазах, когда я вижу мою тень на камне старого [221]221
Ср. у Достоевского («Подросток»): «Русскому Европа так же драгоценна, как Россия; каждый камень в ней мил и дорог. Европа так же была отечеством нашим, как и Россия. О, более! Нельзя более любить Россию, чем люблю ее я, но я никогда не упрекал себя за то, что <…> Париж, сокровища их наук и искусств, вся история их – мне милей, чем Россия. О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!» ( Достоевский Ф. М.Собр. соч.: В 10 т. М., 1957.Т. 8. С. 517).
[Закрыть]. Моя жизнь была неестественной. Расстроились части речи. Ведь там, в России, отсутствуют глаголы настоящего времени. Есть только времена будущие и прошедшие. Глагол: живу… Этого никто не ощущает у нас. Ем, нюхаю, вижу. Нам говорят сейчас как вы живете, это не важно. Думайте о том, как выбудете жить через пять лет. Через сто. Вы или ваши потомки. И мы думаем. Из всех глаголов настоящего времени – остался только один: думать. Я вспоминаю, в чем состояла моя личная жизнь в мире, который вы называете новым. Только в том, что я думала Революция опила у меня прошлое и не показала мне будущего [222]222
Ср.: «<…> у нас только будущее без прошлого и настоящего, жить будущим, не имея ничего в настоящем, чрезвычайно мучительно, это очень односторонняя и вовсе уж не прекрасная жизнь» ( Пришвин М. Дневник писателя. Запись 6 мая 1930 г. // Октябрь. 1989. № 7. С. 156).
[Закрыть]. А настоящим моим – стала мысль. Думать. Я думала, только думала, мыслью я хотела постигнуть то, что не могла постигнуть ощущением. Жизнь человека естественна тогда, когда мысль и ощущение образуют гармонию. Я была лишена этой гармонии, и оттого моя жизнь в новом мире была неестественна. Мыслью я воспринимала полностью понятие коммунизма. Мозгами я верила в то, что торжество коммунизма естественно и закономерно. Но ощущение мое было против. Я была разорвана пополам. Я бежала сюда от этой двойной жизни, и если б не бежала, то сошла бы с ума В новом мире я валялась стеклышком родины. Теперь я вернулась, и две половины соединились, я живу естественной жизнью, я вновь обрела глаголы настоящего времени. Я ем, нюхаю, смотрю, иду… Пылинка старого мира, я осела на камне Европы. Это древний, могучий камень. Его положили римляне. Никто не сдвинет его.
