Текст книги "Избранное"

Автор книги: Виллем Элсхот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Но кто же из них, в сущности, был влюблен в Марию? Он сам или один из его товарищей?

– Все трое, – сказал Али.

Я посмотрел на него очень пристально – уж не шутит ли он, но лицо у него было очень серьезное, очень искреннее.

Мое грубое западное любопытство наконец прорвалось:

– Неужели Мария действительно пригласила к себе всех троих?

Если это так, то эта двадцатилетняя девушка была необычайно предприимчива.

Да, всех троих. Она приняла подарок от каждого из них и никому никакого предпочтения не выказала, значит, решили они, она ждет в гости всех троих.

Да, тут открывались любые возможности. Во всяком случае, начало показалось мне многообещающим.

– А вы уверены, что она будет вас ждать?

– Конечно, – сказал Али. – Разве она взяла бы подарки если бы не хотела нас ждать? Как вы думаете, сэр?

Его оптимизм был настолько заразителен, что я и сам начал верить в благородный альтруизм Марии.

– Вот эта улица, – сказал я, – а вот и номер пятнадцатый. Здесь ждет вас красивая девушка. – И мы остановились, разглядывая заветный дом.

Теперь можно было проститься с ними и оставить их тут. Я выполнил свой христианский долг, а уж дальше им ни моя помощь, ни мое руководство не понадобятся. А почему бы мне не остаться? Где примут троих, там найдется место и для четвертого. Однако я сразу отбросил эту грешную мысль. Трое моих спутников рассиялись в улыбках, и мне показалось, что они не прочь разделить Марию со мной, как пирог. Нет, это нехорошо выйдет. Посмотрю, как примут моих трех Ромео, благословлю их и пойду домой, почитаю газету, дам отдохнуть ногам и буду утешен мыслью, что моя миссия увенчалась успехом.

III

Пятнадцатый номер оказался лавкой, где ничего, кроме клеток для птиц, не продавалось, и, сколько я ни вглядывался, никаких других товаров не видел. Я никогда не подозревал, что в городе существует такая лавчонка, но она была перед нами – а против очевидности, даже самой странной, ничего не поделаешь. Клетки были самые настоящие, и, как мы ни пялили на них глаза, они оставались клетками. Их было множество, от самых простых до роскошных, с медными прутьями, клеток для попугаев, висячие клетки, стоячие клетки – полная витрина всяких клеток. Надо признаться, витрина была сделана искусно, со знанием дела, но уж очень странно было предполагать, что этим делом занималась Мария ван Дам.

Я увидел, что мои темнокожие спутники были удивлены не меньше меня. Они переглядывались, переговаривались, и Али снова, как бы для проверки, протянул мне обрывок картона. Я взглянул на номер дома и название улицы и еще раз убедился, что это и есть адрес этой странной лавки. Не моя вина, что дом номер пятнадцать был не шумным притоном и не домиком с красной лампой, как тот дом Фатьмы, в поисках которого я бродил по Бомбею… Ладно, притон или не притон, но Марию надо тут отыскать – иначе зачем мы топали сюда под дождем, да и я не хотел, чтобы они потом говорили, что обратились ко мне за помощью понапрасну. Что ж, господа, давайте действовать. В конце концов, может быть, Мария никакого отношения к этим клеткам и не имеет – не больше, чем мы четверо, по всей вероятности. Возможно, что она снимает здесь какой нибудь чердак или подвал, а может быть, и просто угол, с кроватью или кушеткой, как у Фатьмы.

Что, если нам с Али войти туда и спросить ее? Его дружки пусть постоят у витрины, полюбуются на клетки, не то такая делегация – четыре человека, из которых трое – черные, как сажа, – может и напугать людей. Те двое пока что служили просто статистами, да и осторожность в таких случаях не помешает. Али был на все согласен, и мы зашли в лавку. Я торопливо закрыл за собой дверь, чтобы электрический звонок пере стал трещать, и подошел к прилавку, Али – за мной, со своим красным букетом. Он расхрабрился от любви, хотя он знает, что тут, в стране белого человека, темнокожий не лучше фокстерьера.

Мария может явиться нам каждую минуту, случилось же такое чудо в пещере Лурда. А может, она жадно доедает имбирные сладости или подводит брови, подмазывается и пудрится, чтобы выйти к нам и, приветливо улыбаясь, сказать «гуд ивнинг!» – наверно, она хоть эти слова знает по-английски. А если не знает – придется ей говорить по-фламандски, и я буду переводить, пока они не договорятся. Интересно будет послушать их разговор, как-то они дойдут до сути дела.

Тут я услыхал, как где-то двинули стулом. Открылась дверь позади прилавка, и к нам вышла пухлая, далеко не молодая женщина, аккуратная и чистая, как витрина ее лавки. Она бы сошла за мать или тетку Марии, но уж если это была сама Мария, так я был магараджей из Аллахабада. Все же для пущей уверенности я взглянул на своего спутника – от таких людей всего можно ждать. Хоть ей и было под пятьдесят, телеса у нее достаточно пышные.

– Нет, – сказал Али, глядя на нее с брезгливостью.

Женщина подошла поближе – у нее был такой вид, будто ее только что отмыли до блеска, – и, не дожидаясь, заявила, что большая клетка для попугая еще не готова, но будет доставлена на корабль в понедельник утром, что она и просит передать капитану Каннингему.

Я не понимал, наяву все это происходит или во сне. Выходит, Али знает Клостерстраат не хуже меня. Но зачем же он тогда показывал мне этот кусок картона? Чтобы выманить меня под дождь? Нет, в это я не верил. Он и на витрину глазел, как на Ниагарский водопад, да и ни про какие клетки он мне по дороге не говорил. И все же я спросил его, не заказывал ли он клетку, чтобы взять ее с собой в море, и вообще был ли он уже тут, но он решительно отверг все эти предположения и сказал, что пришел исключительно ради девушки.

Толстуха, как видно, понимала по-английски, потому что сразу спросила его, с какого он корабля – с «Сити оф Рангун» или нет?

– Нет, – сказал Али, – мы с «Дели Касл».

Мне теперь все стало более или менее ясно, чего нельзя было сказать про хозяйку лавки.

– Так, – сухо бросила она. – Что же вам тут нужно?

Делать было нечего, пришлось вмешаться.

– Будьте так добры, сударыня, скажите Марии ван Дам, что пришли ее знакомые с «Дели Касл», и спросите ее, может ли она принять нас?

Я тоже хотел присутствовать при их встрече. А может быть, передать толстухе цветы дли Марии, так сказать, в залог будущих благ?

Она смотрит на меня, словно и свалился с луны, и переспрашивает, что я сказал, так что мне приходится заново повторять всю тираду.

– Мария ван Дам? Никогда не слышала. Наша фамилия Пасманс.

Что ее фамилия Пасманс, я еще готов поверить, но что она не знает нашу Марию, мне кажется дичью. А если она нам не доверяет? Мало ли кто готов ввалиться в лавку и заявить, что он с «Дели Касл». Но у нас были доказательства.

Я попросил Али дать мне талисман, выложил его перед ней на прилавок и показал на текст, который Мария любезно написала своей собственной прекрасной рукой, когда была докурена последняя сигарета из этой пачки, – официальный текст, о котором спорить не приходилось.

– Вы ей только покажите эту записку, сударыня, и она сразу узнает, кто мы, потому что она сама написала адрес сегодня утром, когда приходила чинить мошки на «Дели Касл».

– Чинить мешки? – повторяет достойная дама таким тоном, что краска бросается мне в лицо.

Она уходит в комнатку за лавкой, приносит очки и, строго качая головой, начинает изучать неясный автограф со всех сторон с серьезностью, вызывающей уважение.

– Нет, сударь, ничего разобрать не могу. И ни о какой Марии ван Дам я не слыхала, – решительно говорит она и отталкивает клочок картона, словно боится заразиться проказой.

Она спокойно ждет, не попросим ли мы еще какой-нибудь услуги, и рассеянно поворачивается к окну. И вдруг видит черные лица наших приятелей, они прижались к стеклу и, не отрывая глаз, смотрят сквозь клетки, ожидая, что мы с Али подадим нм знак войти. Как видно, им надоело рассматривать экспонаты в окошке, и теперь они вперились в нас горящими глазами. Воображаю, что будет, когда они дорвутся до Марии ван Дам.

Женщина смотрит на нас уже с явным подозрением, косится на Али, как бы проверяя – той же породы те двое или нет, а может быть, их тут целая банда и они нарочно разбились на группы, из стратегических соображений?

– А эти тоже с вами? – спрашивает она.

И, не дожидаясь ответа, она идет к дверям внутренней комнаты, громко кричит: «Франс!» – и, возвратившись в лавку, останавливается, как часовой на посту.

Очевидно, тут порядки строгие, так как ждать нам не пришлось.

Я слышу, как заскрипела лестница под тяжелыми шагами, и входит Франс, громадный, спокойный, держа руки в карманах. Он похож на мать чисто вымытым лицом, но роста он огромного и с виду напоминает чемпиона по борьбе. Как тяжело груженная баржа, он молча надвигается на нас, кивком спросив у матери, что тут происходит. Видно, он человек не слов, а дела. Его мать показала на окно лавки и стала объяснять ему, что, по нашим словам, тут, в доме Пасмансов, живет какая-то Мария ван Дам и что, хотя она нам объяснила, что ни о какой Марии ван Дам она не слыхала, мы ей не поверили и сунули под нос вон тот клочок картона с неразборчивым адресом.

Факты были изложены примерно правильно, хотя нехорошо было с такой злостью говорить, что мы ей «совали под нос» клочок нашего картона, она никак не могла отрицать, что мы вели себя очень вежливо и корректно. Но Франсу достаточно было ее слов, да и никакого интереса к нашим делам он не проявил. Он только взглянул на моих черных друзей, как будто они комки сажи, бросил нашу картонку на пол и объявил самым решительным тоном, что никогда не слыхал о нашей пропавшей подруге.

Я понял, что лучше всего ретироваться как можно быстрее, пока Франс не выставит нас силой. Я пробормотал какие-то слова благодарности мамаше и сынку. Али подобрал брошенную картонку, и, покинув кладбище наших надежд, мы снова вышли в ночь, и двойники Али поплелись за нами, а Франс, стоя в дверях лавки, смотрел нам вслед.

На углу я остановился – меня душил стыд. Уже не в первый раз я впутывался в чужие дела, вместо того чтобы держаться поодаль, как все разумные люди, пропуская мимо себя поток судьбы. Но я никак не поумнею с годами и, к несчастью, не могу сдержать порывистое свое сердце, в котором все еще бьется молодое легкомыслие, хотя сам я уже сникаю и сохну под грузом лет.

Что подумают обо мне мои друзья? Вместо того чтобы привести их к волшебнице и чаровнице, к желанной Афродите, я затащил их к этим унылым Пасмансам. Хорош полководец! И этот несчастный букет цветов! Не лучше было бы в самом начале разрушить их мечту, отдать их на волю того бродяги с перебитым носом? Почему бы ему и не заработать малость, утолив их неуемную жажду? Наверно, он не злой человек, иначе он не подумал бы о том, что они могут промокнуть под дождем в своих тонких курточках. Может, он и был посланцем судьбы, да и чем уж так плох кабачок «Веселый джокер»? По крайней мере там они сидели бы, держа на коленях девчонок, а не шатались бы под дождем, ища какую-то тень, а я уже с час назад сидел бы дома, как респектабельный гражданин, а не таскался бы по улицам с нечистыми мыслями и пустым желудком. Но что же теперь делать? Не мог же я бросить эту промокшую троицу, хотя и не знал, как и где их обсушить. Лучшим выходом было бы распрощаться с ними без дальнейших околичностей, положить конец нашему нелепому содружеству, чтобы каждому пойти своей дорогой, как будто мы никогда и не встречались. Я ушел бы домой со своей газетой, а они вернулись бы на «Дели Касл», с букетом или без букета, или посидели бы где-нибудь поблизости в тепле – сейчас они слишком продрогли, чтобы идти до «Веселого джокера». Но они сами должны были сделать первый шаг, иначе меня там, дома, у камина, совесть бы замучила. Я подождал, но никто из них не проронил ни слова. Они стояли молча около меня, словно боясь прервать мое тоскливое раздумье.

Вдруг я почувствовал тонкие пальцы Али на своем рукаве, и, когда я обернулся к нему, он показал на небо и сказал: «Звезды. Добрый знак. Надежда». Я поднял голову – на безоблачном небе ярко сияли звезды.

Какое я все же ничтожество. Да, Али прав, нельзя сдаваться при первой же неудаче. Она от нас не уйдет, эта хитрая бестия. Я доведу дело до конца, пока не найду ее и не передам им, хотя бы мне пришлось связать ее по рукам и ногам. Доведу до конца, постараюсь, чтобы они получили свое и за имбирные сладости и за шарф. Пока солдаты готовы к бою, полководец отступать не должен.

Но какой толк был в моей решимости? Город велик, Марий тут много. Я еще раз все обдумал. Маловероятно, что такая трепушка могла все выдумать. Наверно, она все же живет поблизости. Может быть, в пятнадцатом номере по другой улице или в пятьдесят первом на Клостерстраат. Какая-то разгадка должна быть скрыта в этом адресе, который она нацарапала по какому-то наитию. А может быть, ее зовут Жанна Гутальс, а вовсе не Мария ван Дам, а если это так, то бог ей судья. И чтобы не тратить времени зря, я предложил справиться в полиции. Участок был недалеко. А если и это не поможет, мы хотя бы утешимся сознанием, что сделали все, что могли, и я усну спокойным сном. Не рискнешь – не выиграешь. Я надеялся, что все окончится благополучно.

Али перевел мое предложение своим спутникам, и я увидел, что они сразу решиться не могут, потому что все трое стали серьезно и долго совещаться. Я не хуже их понимал, что людям с темной кожей лучше с полицией не связываться, да, по правде говоря, я и сам не очень-то охотно просил помощи у наших блюстителей порядка. Что-то в этом есть унизительное. Кроме того, мои черные приятели встретились со мной случайно, и у них могло возникнуть подозрение, что я и сам переодетый служитель закона.

И я стоял, дожидаясь приговора моих смуглолицых судей. Странная, в общем, ситуация. Им надо было взвесить все данные, проверить – достоин ли я такого безоговорочного доверия, и возможно, что приговор будет не в мою пользу и они от меня отвернутся, поняв, что я не выдержал испытания, и уйдут в ночь, одни, навстречу неожиданным опасностям. Нет, если они думают, что со мной можно так поступать, они ошибаются, и я им докажу, что не позволю так мной пренебрегать. Тут была поставлена на карту моя честь, и после всех ударов, какие я испытывал в последние годы, это был бы последний удар.

Их язык казался мне странным, как жужжание мух, но по их голосам, по утвердительным кивкам я понял, что решение принято. Они посмотрели на меня все трое, и Али коротко сказал, что они пойдут за мной.

Спасибо вам, друзья. Вы спасли меня от большого разочарования, и теперь я знаю, что вы готовы следовать за мной хоть к черту в пекло. Что ж, пошли дальше. Раз они верят в меня, как в бога, значит, отступать некуда, и я даю сигнал к наступлению. Двое впереди, двое сзади, с надеждой в сердце, под звездным небом, без дождя. Давным-давно так шли и три мудреца, три волхва.

IV

Тут, у маленького скверика с несколькими скамьями, находился полицейский участок, и теперь мои черные друзья должны были решить, идти им со мной или ждать на улице.

С некоторым недоверием они посмотрели на красные фонари – неизменный признак наших полицейских участков – и стали обсуждать этот вопрос, подняв шум, похожий на птичий щебет. Когда спор утих, Али сообщил мне принятое решение. Если я согласен, пусть я пойду один, а они будут дожидаться моего возвращения тут на скамейке. «Белым людям и черным лучше вместе не быть», – сказал Али и покорно покачал головой.

Да, к сожалению, Али прав. Но я сделаю все, что можно, и если полиция знает, где прячется Мария, то, пройдя и это испытание, мы сможем выйти в последний поиск. Я пожал им руки и вошел в двери, а они плюхнулись на мокрую скамейку.

В участке за столом сидел очень толстый сержант. Это меня обнадежило – с толстяками всегда легче договориться. Толщина делает их более снисходительными, а может быть, у них именно от этой снисходительности и растет брюхо? Сержант листал огромный фолиант, занимавший весь стол. Он поднял глаза и перевернул страницу. Я понял, что этот человек любит тепло домашнего очага, что у него отличное пищеварение и что он вообще мухи не обидит. Я снял шляпу и стал ждать, пока он заговорит. Очевидно, он был занят важным делом, и я решил, что надо быть тактичным и не мешать ему, пока он не устанет переворачивать страницы. Изредка он слюнявил толстые пальцы, и, только дойдя до последней страницы, закрыл тяжелую книгу, и, тщательно завязав тесемки, откинулся на спинку стула и спросил, чем он может мне быть полезен. Голос его звучал сердечно, как будто он готов служить мне хоть до самого утра.

Я сказал ему, что я – частный сыщик и ищу некую Марию ван Дам, проживающую в этом районе, что обокрали трех матросов с корабля «Дели Касл» и шипшендлеры [36]36
  Агенты по снабжению.


[Закрыть]просили меня выяснить это дело, чтобы не беспокоить полицию. А эта Мария ван Дам может мне помочь, так что я прошу его сказать, где можно ее найти.

– И для этого они нанимают частного сыщика, – сказал он, качая головой. – Да, эти англичане, судовладельцы, не знают, куда им деньги давать. Но я ничем помочь вам не могу, уж вы извините. Вы не хуже меня знаете, что все списки жителей хранятся в городской управе. А вообще-то я рад бы помочь. Только завтра воскресенье, значит, вы уже потеряли два дня. За такое время воры успеют сбагрить что угодно.

Значит, последняя надежда Али рухнула – больше я ничего сделать не мог. Но когда я уже пошел к выходу, добрый сержант хлопнул себя по лбу и стал развязывать тесемки толстого фолианта, словно его вдруг озарила гениальная мысль.

– Как это я раньше не подумал! Да, старость не радость. Вот тут список всех избирателей, коллега. Утром прислали. Вам повезло, ведь эти списки составляют раз в четыре года. Тут она непременно должна быть, если только она совершеннолетняя. Давайте посмотрим.

Похожим на сосиску указательным пальцем он провел по столбцу имен, читая их вслух: «Ван Акен, Ван Алсеной, Ван Аперс, Ван Ас, Ван Баален, Ван Баувел, Ван Белле, Ван Бенеден, Ван Берген, Ван Бокел. Нет, надо дальше: Ван Гутсем, Ван Дале, Ван Дам. Смотрите, тут две страницы Ван Дамов. Но где же Мария? Ван Дам Альберт, Ван Дам Бернард. Это нам не подходит. Нам надо Ван Дамов женского пола. Ван Дам Луи, Ван Дам Мария Альбертина! Стоп! Родилась 11 марта 1876 года, значит, ей шестьдесят два года. Годится? Во всяком случае, она-то совершеннолетняя. Не подходит? Тут еще есть две Марии, обе с 1916 года, значит, им теперь двадцать два. Курочки-молодки, коллега. Первая живет на Ланге Риддерстраат».

– А номер дома? – спросил я нетерпеливо.

– Семьдесят первый. А вторая на Занде, та живет в пятнадцатом.

Ура Занду! Тот же номер, что и на Клостерстраат! Ну, теперь попалась, пташка!

– Погодите, – сказал он сочувственно, – я эти места хорошо знаю. В одиннадцатом живет хромой Ян, в тринадцатом – старьевщик, а пятнадцатый – это отель «Карлтон». Там хозяин некто Кортенаар, голландец-полукровка, не раз попадался за скупку краденого. Если эта старая лиса вам чем-нибудь поможет, дайте мне знать – с меня тогда выпивка. Но не такой он, чтоб даром болтать, – его либо подкупить надо, либо отколотить как следует. А если влипнете в скандал, звоните нам. Наш номер 37-03-04. Но кажется, вы напали на верный след. Эй, что там за шум?

Мы услышали топот сапог, и грубый голос сказал: «Сюда, чертов негритос!» И в ту же минуту дверь распахнулась и полицейский, крепко держа Али за шиворот, втолкнул его в комнату вместе с букетом.

– Сядь, черная образина, – сказал полицейский, толкая его в кресло.

Он задержал Али за то, что тот подглядывал в замочную скважину, а двое его сообщников стояли на стреме в скверике, делая вид, что вышли подышать свежим воздухом. Но его такими штучками не проведешь. Только зря они это затеяли: в полицейский участок еще никто безнаказанно не лез. А когда он этого схватил, те бросились бежать.

– Шапку долой! – говорит полицейский и срывает с Али феску.

Без фески Али – другой человек.

Кажется, что на нем сверкающий шлем, так блестят его черные волосы под яркой лампой. Он застыл как статуя, вперив глаза в пол, тонкие руки неподвижно лежат на коленях. Букет упал и лежит у его ног, как жертвоприношение.

Я осмеливаюсь заметить, что его феска ничего общего со шляпой не имеет, что это – принадлежность его религии и что лучше бы не заставлять его снимать эту феску, тем более что мы почти ничего об этих людях не знаем.

Услышав мой голос, Али поднимает глаза и смотрит на меня укоризненно, и у его губ ложится презрительная складка. Наверно, у Христа было такое выражение лица, когда Иуда подал знак, поцеловав Учителя.

Меня пронзила дрожь. Я подошел к нему и, глядя ему прямо в глаза, спросил – неужто он мне больше не доверяет? Слушая эти слова, он смотрел на мои губы, словно ища признаков скрытой насмешки. Если бы я не был так возмущен, я, наверно, не удержался бы от слез.

– Не знаю, – честно признался он.

– И очень стыдно! – сказал я с горечью, но он сидел, как медный идол, молча, не шевелясь.

– Так, значит, вы знакомы? – И толстый сержант подозрительно покосился на меня.

– Как называется ваш корабль? – спросил я у Али.

– «Дели Касл», я вам уже говорил там, в лавке.

На выручку надо было призвать и талисман. Я попросил Али передать клочок картона толстому сержанту, и тот, повертев его со всех сторон, наконец разобрал слова. До него не сразу дошел смысл, но вдруг он все понял. Он разразился громовым хохотом, и, встав из-за стола, отдал Али феску, и ласково похлопал его по плечу.

– Желаю удачи у Кортенаара, – сказал он. Потом нагнулся, что при его габаритах было совсем нелегко, поднял с полу букет и вежливо распахнул перед нами двери.

Нет, я не ошибся, это был добрый человек.

V

Даже если эту Марию ван Дам кто-то заколдовал, все же мне казалось, что на этот раз ошибки быть не может – неужели пятнадцатый номер окажется простым совпадением? Чтобы ввести Али в курс дела, я ему докладываю, что я узнал местожительство Марии через толстого сержанта, который специально для меня искал и нашел ее адрес.

– Вы тут влиятельный человек, сэр, – сказал он с восхищением.

Он тут же справился, во сколько мне это обошлось, и уже сунул руку в карман, где хранились их общие капиталы. А когда я его уверил, что платить мне не пришлось, он спросил, действительно ли это полицейский участок и не кроется ли тут какой-то подвох. То, что совпал номер, хотя и на другой улице, произвело на него сильнейшее впечатление.

– Половина наполовину, – говорит он, сияя улыбкой, – это очень хорошо. Да, она замечательная девушка. Может быть, она по ошибке написала другую улицу. Путь у нас с препятствиями, сэр, как восхождение на Гиндукуш, во в конце нас ждет награда.

Я от всего сердца надеюсь, что он прав, но в скверике нас встречает пустая скамейка, и одному богу известно, куда удрали те двое.

Может быть, они со всех ног бросились бежать к себе на «Дели Касл», где они будут в большей безопасности, чем во всем нашем городе, и где им никто не помешает поразмыслить над историей с шарфом и банкой имбирных сладостей. Пусть это будет им наукой – не связываться с нашими девушками. А может быть, я теперь смогу честно уйти от них: вряд ли Али станет искать Марию без своих дружков.

Но когда я его спрашиваю, что он об этом думает, он только мотает головой, подносит к губам два пальца и издает странный пронзительный свист. Свист звучит совсем иначе, чем наши обычные свистки, и разносится очень далеко, а глухая монастырская стена в конце улицы отражает его громким эхом. И не успевает это эхо отзвучать, как издали ему отвечает такой же свист и через минуту в лунном свете показываются две темные фигуры. Значит, о моем уходе речи быть не может. Они останавливаются поодаль, потом медленным шагом подходят к нам и, застыв на месте, меряют меня с ног до головы бесцеремонным взглядом, словно они не ожидали меня увидеть вновь. Я бы с удовольствием отколотил этих сморчков, но тут Али стал им подробно объяснять, что произошло в полицейском участке, и они слушали его сполным вниманием, ни разу не перебивая. Когда же он дошел до моего участия в этой истории, они поглядели на меня с восхищением и одобрительно закивали головами.

Теперь, когда наш отряд снова оказался в полном составе, можно и пускаться в путь, тем более что на башне бьет одиннадцать часов. Ничего, если Мария легла спать, это даже упростит дело, но я не был уверен, что этот отель «Карлтон» и есть конечная цель наших поисков. Хорошо, что это было недалеко – вторая улица направо, потом налево, и никаких зигзагов и поворотов.

Я остановился на противоположной стороне переулка, чтобы как следует рассмотреть логово Кортенаара: мне вовсе не хотелось бросаться туда наобум, как явно готовы были сделать мои темнокожие друзья со своим клочком картона.

Отель «Карлтон» – шикарное название, но оно никак не подходило к этому жилью – полуразваленному дому с облупленным фасадом, каких сотни в любом квартале старого города. Вряд ли там достаточно помещений для гостей, дом всего только двухэтажный, с тремя окнами по фасаду. И никакого следа красной лампы, как у Фатьмы. Наверху все окна были темные, внизу находилось что-то вроде кафе, с какими-то признаками жизни. Мне показалось, что я слышу музыку. Явно неподходящее место для человека с моей репутацией, подумал я, хоть от нее теперь и немного осталось.

– Зайдем? – спросил я нерешительно, надеясь, что мои спутники, увидев этот «отель», потеряли охоту идти туда.

– Но мы ведь для того сюда и пришли, сэр, – говорит Али. Держа перед собой букет, он входит первым, и я следую его примеру – четвертый пария.

Но, войдя, я сначала шарахаюсь назад, как пловец, оглушенный волной, с такой силой навстречу гремит патефон, наполняя тесное помещение ревом дикого зверя. Все тонет в густом дыму, но я все же различаю самого Кортенаара, который стоит за стойкой и делает вид, что не заметил нас. У него курчавая седеющая голова и темноватый цвет лица – среднее между мной и Али. Маленькие глазки беспокойно бегают по сторонам, пока он полощет стаканы, что-то напевая себе под нос, но с виду в нем ничего опасного нет, и мне кажется, что толстый сержант преувеличивал. У дверей сидит молодая женщина и кормит грудью ребенка, к стойке привалились две гулящие девицы, они покачиваются в такт музыке, у стены четверо подозрительных типов играют в карты. В свободном промежутке между стойкой и столами танцуют две пары, но никто на них не смотрит. В общем, тут пять женщин, выбор неплохой, по крайней мере на первый взгляд.

Я вопросительно взглянул на Али, но он сразу говорит, что ее тут нет. Жаль, думаю я, значит, надо искать дальше, а у меня запас энергии уже почти иссяк.

Когда мы уселись рядом с картежниками, Кортенаар перестал мыть стаканы и, подойдя к нам, вежливо спросил, что нам угодно. Нет, как видно, он малый неплохой. Я заказал джин, Али и его товарищи заказали просто воду. Уговорить их не удалось, хотя я и настаивал, что глоток спиртного не повредит, когда человек так промок, но это их, как видно, не беспокоило.

Нас осмотрели, оценили, потом картежники снова принялись за игру, девицы у стойки снова завиляли бедрами, напевая в такт музыке, и обе пары опять закружились в вальсе, причем один из партнеров, высокий прыщавый малый, каждый раз, скользя мимо нашего столика, толкал мой стул. Когда я придвинулся поближе к столу, чтобы дать танцорам больше места, Али встал и пошел через все кафе, должно быть, чтобы заменить заказанную воду чем-нибудь покрепче, решил я. Но нет, он прошел мимо Кортенаара, прямо к прыщавому юнцу, и остановился перед ним – темнокожий Давид перед Голиафом. Я слышу, как он говорит по-английски, что хватит баловаться, и, чтобы тот лучше понял, кивает на меня, и, подражая кружению вальса, крутит своим тонким выразительным пальцем по ладони, словно мешая невидимый соус. Он вежлив и очень любезен, но все его тонкое тело дышит ледяной решимостью. И снова Кортенаар перестает мыть стаканы, игроки кладут карты на стол и две потаскушки умолкают. Только молодая женщина у двери спокойно продолжает кормить младенца, словно нас нет на свете.

Что-то сейчас произойдет. И я мысленно переношусь к своей жене, к детям, к ночным туфлям. Но я сам в это влип, теперь надо расхлебывать. Да! Этот урок я никогда не забуду, и втянуть меня снова в такую историю, с талисманом или без талисмана, сможет только какой-нибудь отъявленный пройдоха.

Тут я с облегчением услышал, что прыщавый заорал: «Держите меня, не то я выкину эту обезьяну в окошко!»

К счастью, он не сопротивлялся, когда сосед усадил его на стул, где он и остался сидеть. «С черными не связывайся!» – сказала его девушка, явно побаиваясь моих темнокожих телохранителей.

Но Али уже вернулся к нашему столику и сел. Он был доволен, что восстановил справедливость, выполнил свою опасную миссию и теперь с непоколебимым спокойствием ждал развязки.

Надо было немедленно что-то предпринять, иначе мы тут застрянем до завтра, до утра. Да, пока мы не влипли в какую-нибудь неприятную историю, надо найти Марию, за этим мы и пришли.

Я встал и подошел к стойке, Кортенаар как будто только этого и ждал, он тут же выключил патефон и очень вежливо осведомился, чего мы, собственно говоря, хотим? Наступила тишина – словно вся жизнь в кафе прекратилась. Смолкла музыка, остановились танцующие, игроки, державшие карты в руках, положили их на стол, чувствовалось, что все напряженно ждут ответа.

Я рассказываю ему легенду о Марии ван Дам и прошу его, бога ради, позвать ее сюда или провести к ней, если она действительно живет тут, в отеле «Карлтон». Все равно где – на чердаке, в подвале, лишь бы найти ее и покончить с этой историей.

– Мария ван Дам, – медленно повторяет Кортенаар. – Блондинка?

Этого я не знаю, но Али на мой вопрос утвердительно кивает. Наконец-то я могу облегченно вздохнуть.

– Вот именно, – говорю я, – волосы как спелая рожь. Где же она?

Я вижу, как у Кортенаара опускаются углы рта и как он выпячивает нижнюю губу – в общем, гримаса получается довольно пессимистическая. Он уныло качает курчавой головой и говорит, что никакой Марии он не знает.

Странно, подумал я. Похоже, он просто водит меня за нос.

– Да, может, она и брюнетка, – говорю я. По мне, будь у нее хоть зеленые волосы, лишь бы нам ее наконец найти.

– А я за нее не сойду? – спрашивает одна из потаскушек, только что напевавших под патефон. – Меня тоже звать Мария.

У нее хорошенькое, хоть и потрепанное личико, с виду ей не больше двадцати, да и фигурка у нее многообещающая. Тут же она, как бы невзначай, поправляет мне галстук, сбившийся набок.

Я краснею и объясняю ей, что речь идет не обо мне, а о трех моих темнокожих спутниках.