Текст книги "Пляска в степи (СИ)"

Автор книги: Виктория Богачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)

В ночь, когда случился пожар, Крут не спал. Все лежал на лавке с открытыми глазами, пялился на деревянный сруб и размышлял. И так, и эдак вертел, а приходил всегда к одному: ничего-то им не ведомо. Нет у них с князем ответов.

Когда во время пожара два здоровенных лба запоздало вломились к нему в горницу, Крут уж сам почти добрел до двери. С эдакими-то помощниками недолго и угореть. Тем паче, едкий дым уж вовсю заполнял горницу, проникая сквозь щели.

Пока кмети несли его на руках, словно девку, словно малое дитя, воевода костерил их, на чем свет стоит. Припомнил и отца, и деда, и всю родню до седьмого колена, в кого они могли такими остолпами уродиться! Крут еще пуще разъярился, когда увидел на лицах кметей усмешки. Смешно им было, ты погляди!

А после, когда его, наконец, опустили на землю на ноги недалеко от терема, стало уж никому не до веселья. Позабыли про пожар, когда Ярослав выволок на крыльцо княжну с полюбовничком. Князь велел ему идти за ними в терем, и Крут медленно, с трудом добрел до крыльца, кое-как поднялся по ступенькам. К моменту, как он толкнул дверь сеней, воевода весь взмок от испарины, а дышал так, словно долго-долго бежал изо всех сил, рвя легкие.

Через длинные сени он прошел на соседнюю половину терема, в людскую. На княжеской стороне горницы заволок едкий дым. Не было мочи ни дышать, ни смотреть – так резало глаза. Часть терема, где жили слуги, оказалась почти не тронутой ни дымом, ни, тем паче, огнём. Пожар до нее не добрался – горело токмо с княжеской стороны.

Княжеская семья собралась в клети, где обычно стряпали бабы. Некрас Володимирович сидел во главе длинного стола. Перед ним стояла опозоренная княжна – кто-то додумался принести ей плащ взамен покрывала. Лицо Рогнеды закрывали от чужих взглядов длинные распущенные волосы. Она сжалась вся, подняла плечи, склонив пониже голову, и обхватила себя за локти ладонями.

Крут не поверил ей ни на грош. Безсоромна девка! Строит не пойми что, потаскуха! Говорил он, говорил Ярославу – не будет тут добра! Не бери отсюда девку, найди в Ладоге – кроткую, послушную, тихую!

Он поискал взглядом князя: тот стоял чуть поодаль от стола, заложив руки за спину. На Рогнеду он не глядел, а в ногах у него валялась какая-то ткань. Воевода не понял сперва, а после – уразумел. И тихо выругался сквозь зубы, увидав на той ткани красное пятно.

– Б-батюшка, – заикаясь, заговорила княжна, но была перебита – матерью.

– Закрой свой рот! – княгиня Доброгнева шагнула к дочери, стиснув кулаки. – Молчи, пока тебе не велят говорить!

В самом углу горницы воевода увидел вторую княжну. Кутаясь в покрывало, она едва дышала и не отводила взгляда от дядьки и двухродной сестрицы.

– Порченый товар я не возьму, – повисшую тишину нарушил Ярослав Мстиславич.

Он говорил со всеми и ни с кем: ни на кого не смотрел, тем паче – на княжну. Скользил взглядом по стенам горницы, по лавкам, по длинному столу.

Рогнеда вздрогнула и сжалась еще пуще.

«Дрожать надо было, когда ноги раздвигала», – с отвращением подумал воевода.

– Чужие бастрюки мне не нужны, – князь дернул уголком губ.

– Ярослав Мстиславич, ты погоди, не горячись. Сядем с тобой, потолкуем, как быть, – поспешно заговорил Некрас Володимирович, повернувшись к нему. – Союз наш выгоден и нам, и тебе.

– Выгоден, – тот кивнул и пнул в сторону ткань с пятном крови порченой княжны. – Но толковать нам с тобой не о чем, князь. Ты уж не взыщи, – он вновь криво усмехнулся, и Крут нахмурился.

Он лучше прочих знал своего князя. Ведал, что за такой усмешкой следует.

Осекшись, Некрас Володимирович согласно кивнул. Он и сам так мыслил. Он запустил пятерню в волосы на затылке и сжал там кулак.

«Лучше бы косы дочери так сжимал», – Крут сделал небольшой шаг и прислонился к стене. Он порядком устал и едва уж стоял на ногах. Пора было кончать этот бессмысленный разговор. А по утру можно сразу и в Ладогу отправиться. Довольно они тут задержались, довольно! А невесту для князя они еще подыщут другую, самую лучшую девку найдут!

– Какую виру хочешь, Ярослав Мстиславич? – спросил князь Некрас чуть погодя.

– Виру, говоришь, – его глаза нехорошо блеснули. – Нашто мне вира… она позора не смоет.

В горнице стало очень, очень тихо.

Всхлипнув, княжна Рогнеда упала подле отца на колени и вцепилась в него руками.

– Батюшка, нет! Прошу, не надо… – она тихо зарыдала.

Отец сперва хотел оттолкнуть ее, но не смог. Уронил поднятую руку и тяжело взглянул на Ярослава из-под насупленных бровей.

– Не нужно… Возьми виру, князь. Какую хочешь. Вдвое больше дам, чем приданое обещал. Союз все едино заключим, слово мое – крепко, – быстро, будто бы лихорадочно заговорил Некрас Володимирович.

Он поднялся, не в силах больше сидеть, принялся ходить по горнице. В какой-то момент наткнулся взглядом на притихшую в углу Звениславу и замер, а после хлопнул ладонью об ладонь и повернулся к молчавшему Ярославу.

– Заместо Рогнеды… братоучадо мое, Звениславка. Возьми ее! Княжна, как и дочка моя. Втрое дам приданого за нее.

Взгляды всех в горнице обратились к застывшей, ошеломленной девке. Приоткрыв рот, она во все глаза смотрела на дядьку и силилась что-то вымолвить. Она почти заговорила, но княгиня Доброгнева не позволила: отвесила ей звонкую оплеуху – такую, что поворотилась в сторону голова, да метнулись следом волосы.

– А ну молчи, дура! Ни звука, пока дядька не велит!

Прижав ладонь к покрасневшей щеке, Звениславка кивнула сквозь слезы.

Глядя на все это, воевода покачал головой и посмотрел на своего князя.

Некрас Володимирович чаял оберечь единственную дочку, потому и предлагал и приданого втрое больше, и вторую княжну как княжескую невесту. Ведь коли не возьмет Ярослав виру, вправе будет он убить Рогнеду Некрасовну за причиненное ему бесчестье. Княжна быстро уразумела, потому и поползла на коленках к доброму батюшке…

Крут все ждал, пока Ярослав усмехнется, откажет Некрасу Володимировичу, да и покончат они на этом. Нашто ему княжну убивать, право слово. Девка дурная! Ни стыда, ни совести, ни чести. Возблагодарить Богов нужно, что отвели от такой-то невестушки, что не случилось промеж ними свадьбы.

Так мыслил воевода: следует взять с князя Некраса богатую виру да вертаться поскорее в Ладогу, оставить позади уже все.

– Добро, – сказал князь, и воевода окаменел. – Добро, Некрас Володимирович. Возьму вирой втрое больше приданого и вторую княжну. Не станем рушить наш союз из-за твоей беспутной дочки, – припечатал Ярослав Мстиславич.

Княжна Рогнеда, сидевшая на полу подле лавки, не подняла и головы.

Крут глядел на князя, словно тот лишился рассудка. А вот Некрас Володимирович, напротив, даже сдюжил улыбнуться. Хлопнул себя ладонями по бокам и подошел к Ярославу Мстиславичу, протягивая руку.

– Не держи на меня зла, князь. Не мыслил я, что так все обернуться может… никогда я не хотел, чтоб была промеж нами обида какая, али иное что.

– Я разумею, – отозвался Ярослав Мстиславич.

Они скрепили новую договоренность рукопожатием, и князь вновь заговорил.

– Скрепить сватовство мне нечем. Обручи, которые дочка твоя сняла, я назад не возьму. Пусть их переплавят, сослужат кому-то добрую службу.

– Что-нибудь да придумаем! – Некрас Володимирович махнул рукой.

От облегчения, что удалось сохранить союз да дочкину жизнь, ему все нынче казалось по плечу.

Поймав наконец взгляд своего князя, воевода медленно покачал головой. Ярослав не повел и бровью. Лишь дернул резко плечом: злился. Крут подавил вздох и переступил с ноги на ногу.

– Завтра поутру уедем в Ладогу, – сказал Ярослав, дождался кивка Некраса Володимировича и вышел из горницы прочь.

Сидевшую на полу княжну Рогнеду он обошел далекой стороной, словно чурался не то, что ее коснуться – рядом оказаться. На вторую княжну, свою невесту, даже не взглянул. Крут медленно заковылял следом за князем. Он едва переступил порог горницы, как у него за спиной разом заговорили. Казалось, княгиня спорит о чем-то с мужем. Воевода мотнул головой, чтобы не слышать. Довольно с него княжеской семьи.

Крут вышел во двор и увидел, что уже рассвело. Занимавшаяся заря окрасила небо светло-розовыми мазками. Он пошел к клети, намереваясь крепко потолковать с князем, но не поспел: тот как раз выводил из конюшни неоседланную Вьюгу. Воевода и моргнуть глазом не успел, как Мстиславич пересек двор, выехал сквозь ворота, спешно распахнутые слугами, и был таков.

Проводив его взглядом, Крут выругался сквозь зубы. Ведет себя словно мальчишка! Хотя бы отрока своего сопливого взял, всяко надежнее. В клети дружинники встретили его радостным, сдержанным гулом. Кто-то принялся хлопать его по плечу, но был остановлен подзатыльником старшего кметя.

– Уморишь воеводу, остолоп!

В глазах парней помимо радости проглядывались невысказанные вопросы. Про Рогнеду ведали уже все. А кто не ведал – так ему рассказали.

– Князь сказал, что завтра поутру едем в Ладогу, – помедлив, заговорил воевода.

Довольный ропот облетел тесную клеть, куда набилась дюжина парней. По дому тосковали все. Никто не спросил, да и Крут не стал бы говорить, что порешили со сватовством да с союзом между княжествами. То не их дело. Надо будет – князь сам все расскажет.

– Вымеска этого связали да бросили в клеть, – рассказал ему кто-то из кметей, на том и покончили.

Крут не вернулся в княжеский терем, в горницу, в которой провел минувшие седмицы. Остался в клети с дружинниками. Ноги его больше не будет в том тереме, так порешил. Любо князю – пущай. А он здесь будет.

Ярослава ему пришлось дожидаться долго. Уж прошла утренняя трапеза, когда вернулся князь на взмыленной Вьюге.

«Где только был», – воевода глядел на него, стоя в дверях клети в тени. Он посмотрел, как Ярослав увел кобылу в стойло, не отдав поводья конюшонку, и на неверных ногах медленно побрел к конюшне.

Князь поил уставшую Вьюгу и, услышав чужие шаги, обернулся.

– Гляжу ты в добром здравии, воевода.

Крут не успел ответить. Не только он поджидал нынче возвращения Ярослава, потому как в конюшню вошла новая княжья невеста. Звенислава не чаяла увидеть воеводу и не смогла сдержать удивления. Переводя взгляд с одного на другого, она медленно пятилась назад, так ничего и не сказав.

– Постой, – окликнул ее Ярослав. Он отложил в сторону щетку, которой вычесывал Вьюгу, и поправил ворот рубахи. – Чего тебе?

– Поговорить, – разом выпалила та.

Услышав, Крут хмыкнул и огладил седую бороду. Круто девка берет.

– Так говори, – безжалостно сказал князь, хотя даже тугодумный слепой олух уразумел бы, что та чает поговорить с ним без видаков.

Воевода видел, как княжна все косилась на него и сминала в ладонях подол серого платья. Приметил он также, что не баловал Некрас Володимирович братоучадо украшениями: не носила та ни венца красивого, ни височных колец из серебра. Да и в косу вплетены были самые простенькие ленты.

– Я обожду во дворе, – Крут решил подсобить смущенной девке.

Не она позор такой роду своему учинила! И достало ведь храбрости прийти сюда нынче, от князя разговора требовать.

– Погоди, воевода, – князь остановил его. – Не дело мне с невестой один на один оставаться. Да и от тебя у меня секретов нет.

«Ой ли?! – Крут с укором посмотрел на князя, встретившись с ним взглядом. – Нашто девку смущаешь, дурень?».

Звенислава Вышатовна вздохнула и еще крепче вцепилась в подол платья.

– Не наказывай Рогнеду, князь, – попросила она, рассматривая землю у себя под ногами.

Крут подавился воздухом. Ну, девка!..

Ее слова изумили и Ярослава. Он вскинул брови и молча скрестил на груди руки, пристальнее вглядываясь в стоявшую напротив невесту. Та заметно нервничала: кусала губы, комкала в руках подол платья. Верно, смотреть ему в глаза она попросту не смела.

– В тереме болтают, ты волен убить ее, – заговорила княжна, не выдержав его молчания.

Она мало смыслила в том, как откупаются вирой, понял Крут. Потому и не знала, что Ярослав не мог убить Рогнеду, коли согласился на новое сватовство да на приданое, что втрое больше прошлого. Не смыслила, потому и пришла нынче просить за двухродную сестру.

– Она опозорила меня, – жестко сказал князь.

Он не спешил разуверить княжну в ее заблуждении.

– Обесчестила себя и отца. Ваш род.

Смущенная донельзя, испуганная его ледяным голосом, девка еще ниже опустила голову.

– И нынче ты приходишь и просишь не наказывать ее. Оставить как есть, княжна? Пусть знают люди, что князь Ярослав из Ладоги и не такое оскорбление спустить может?

Звенислава Вышатовна вздрагивала, чувствуя его недовольство и раздражение. Ярослав Мстиславич не говорил с ней, он стегал словами.

– И что потом будет? Каждый помыслит, что всяко может меня оскорблять, что слаб я, что земли свои не обороню?

Пока говорил, князь подошел к ней вплотную. Девка была готова сквозь землю провалиться – Крут видел, как та маялась, сдерживала слезы. Норова Ярослава и взрослые мужи, многомудрые бояре из ладожского терема остерегались. Не всякий с ним спорить решался, пока бывал тот раздражен. Слухи о нем неспроста взялись.

– Стало быть, должен я Рогнеду простить и всякого, кто бесчестит меня? Что молчишь, княжна? Поговорить же хотела.

Против воли Круту стало жаль глупую девку, повинную лишь в том, что попалась под руку князю в неурочный час. Откуда б у нее таким мыслям взяться, коих требует князь? Девка, она девка и есть!

Звенислава медленно подняла голову. Ярослав стоял в шаге от нее; руку протяни – и коснешься. Смотрел пристально, не отводя тяжелого, строгого взгляда, под которым хотелось сжаться и исчезнуть.

– Я… – она замялась, не находя слов.

Злость в голосе князя начисто сбила ее с толку, и она растерялась. Столько всего надумала перед тем, как заговорить с ним, а нынче все позабыла. Трудно было не позабыть тут. Ярослав Мстиславич ее не щадил.

– Ты будешь княгиней в тереме на Ладоге, – сказал князь уже спокойнее, но в голосе явственно угадывалось разочарование. – А глупая княгиня мне не нужна.

Не диво, что девка всхлипнула и сбежала. Крут поглядел ей вдогонку и повернулся к князю.

– Молчи, дядька Крут, – велел Ярослав.

Он тоже смотрел вслед убежавшей девке.

Удельный княжич I

Святополк скрипел зубами. Пришли от робичича вести: встречайте, мол, с невестой еду. Готовьте великий пир, заключил я для Ладоги добрый, крепкий союз!

У Святополка сводило зубы всякий раз, когда слышал он такие беседы. Выходило, нужно ехать в Ладогу, к братцу на поклон. Крепче чем по приказу робичича ездить собирать дань, Святополк ненавидел покидать свои крохотные владения, терем на Белоозере. Была б его воля – никуда бы отсюда не уезжал. Коли б еще ненавистную жену Предиславу можно было в дальнюю деревню отправить, он был бы почти счастлив.

Но заместо предстоит Святополку вскоре сидеть за длинными дубовыми столами, слушать чествования робичича, поднимать за его здравие кубки с боярами да дружинниками, которые предали его и приняли Ярко князем. Не пошли против воли лишившегося разума старика Мстислава, его отца.

– Сынок?

Мать всегда чувствовала, когда ему было худо. Так и нынче. Разыскала его сидящего в одиночестве в просторной гриднице и только поглядела на лицо – сразу же все поняла.

Святополк залпом допил из кубка вино и откинулся на спинку престола. Велел он его вырезать из дуба так, чтоб был богаче, больше, чем у робичича на Ладоге. Слыхал потом, что осердился братец, да токмо в глаза ему сказать ничего не сподобился.

Он погладил деревянные подлокотники и вздохнул.

– Что, матушка?

Княгиня Мальфрида медленно шла к нему по гриднице мимо расставленных вдоль стен лавок. Подол тяжелого, богато расшитого платья, украшенного драгоценными каменьями, степенно влачился позади нее. Голову украшала рогатая жемчужная кика, с золотыми кисточками, а руки – тяжелые широкие обручья. На груди лежал несменный торквес. Каждый шаг княгини гулким эхом отражался в безлюдной, пустой гриднице.

Она остановилась напротив престола, на котором сидел ее сын, скрестила на груди руки и приподняла голову. Нахмурилась, увидев в его руках пустой кубок да опрокинутый пустой же кувшин, что валялся возле его ног.

– Невесел ты, как вернулся со сбора дани. Предислава тревожится, мол, на женской стороне терема и вовсе не показываешься. Так она тебе сына не родит.

Святополк вскинул недовольный, захмелевший взгляд. Мать смотрела на него с укором и осуждением, поджав губы. Он не рассказывал княгине про Иштар. Коли та прознает – отравит хазарскую девку непременно.

– Предислава ни на что не годна, – раздраженный, он дернул плечом. – Пустую жену вы мне с дядькой Брячиславом подсунули.

– Не пустую, коли родила мне внучек, – княгиня едва заметно вскинула брови. Не впервой они вели этот разговор. – И принесла тебе приданым земли к северу.

– Я устал, – Святополк махнул рукой и вновь откинулся на престол, развалившись на нем. – И не желаю спорить. Говори, что хотела.

– Ярослав привезет в терем молодую жену, – прежде чем заговорить, княгиня Мальфрида молчала до тех пор, пока не выпрямился, не соскреб с деревянного сиденья себя ее сын.

Дождавшись, она удовлетворенно кивнула и продолжила.

– Девка молодая, княжеский терем на Ладоге уж давно не видал женской руки. Предложу Ярославу, чтоб я осталась там, пожила, подсобила новой княгинюшке. Мне он не откажет.

Это было правдой. Своей мачехе Ярослав не сможет отказать.

– Но нашто? – спросил Святополк, размышляя. – Да и кто здесь будет со всем управляться?

– Жена твоя водимая, – без тени улыбки отозвалась мать. – Давно ей пора перестать за моими юбками прятаться.

Святополк закатил глаза. Он избавится от ненавистной Предиславы как токмо сможет и возьмет заместо нее Иштар.

– Нам не повредят глаза и уши в тереме на Ладоге, сын. А тут добрый повод.

Мать говорила верно, и Святополк даже чуть рассердился. Ему следовало самому додуматься прежде нее. Он князь же! Впрочем, он быстро остыл. Никто не способен тягаться с княгиней Мальфридой в замыслах и хитросплетениях.

Она сжила со свету всех отцовых жен, которых он брал, чтоб родили сына. Не допустила, чтоб ее отослали, избавились от нее, когда в тереме уразумели, что она пустоцвет. Не говоря уже о том, на что пошла его мать, чтобы старый Мстислав взял ее в жены. И хоть с опозданием, но княгиня Мальфрида своего добилась. Стала матерью княжеского сына, единственной водимой женой князя.

Правда, какой нынче с того толк?..

– Верно говоришь, матушка, – пересилив себя, Святополк кивнул. – Слыхал я, правда, что невесту робичич себе сыскал – палец в рот не клади. Гордячка и строптивица. Рогнедой зовут.

Княгиня Мальфрида снисходительно ему улыбнулась.

– Уж сколько задиравших нос гордячек я повидала за свои зимы, сынок. Где они ныне?..

Она поглядела на него, поправила нитку из драгоценных каменьев и торквес на груди и медленно пошла прочь из гридницы. Уже подле двери обернулась к нему и приказала.

– А к Предиславе чтоб нынче же заглянул. Мне внук нужен.

Ей перечить духа у Святополка не хватало никогда.

Он заскрипел зубами, разъяренный и уязвленный, потому что ведал: ослушаться мать он не посмеет и нынче. Тотчас вспомнилась маленькая и горячая Иштар. Уезжая, он пригрозил, что убьет, коли она ляжет с кем-то, пока его нет. Она пыталась скрыть, как сверкнули непокорством бесстыжие глаза, но слишком поздно опустила голову. Святополк увидал.

Ништо, в другой раз сперва он выбьет из нее всю дурь.

Надо бы договориться с ее отцом да забрать Иштар себе, побудет покамест наложницей. Поселит ее недалеко от терема, но чтоб мать не прознала. Иначе не проживет Иштар и пары седмиц. Княгиня Мальфрида не потерпит, чтоб он княжью кровь разбавлял да ее племянницу бесчестил. И внука от хазарской девки не потерпит. Да и дядька Брячислав рот свой откроет так, что никакой управы не получится сыскать.

Пока не получится.

Коли сложится все, как Святополк задумал, управу и на мать, и на дядьку он найдет. Нынче же… Он откинул в сторону деревянный кубок, поднялся на ноги и нетвердой походкой направился к двери. Пол расплывался перед глазами: все же порядком захмелел, осушив в одного целый кувшин хмельного питья.

Святополк вышел из гридницы и пересек длинные-длинные сени. Он шел на женскую половину терема: там жила его глупая, нелюбимая жена, их сопливые дочки да мамки-няньки. Как-то он решил, что там же стоит поселить девок, что грели ему постель, но княгиня Мальфрида весьма скоро показала ему, что затея была глупой. Больше он на женскую половину девок своих не водил.

Толкнув дверь в горницу жены, он увидел, что Предислава вышивает в окружении мамушек-нянюшек. На полу подле ног жены играли с куделями их дочери. Святополк мазнул по ним равнодушным взглядом, посмотрел на вскочившую на ноги жену и махнул рукой, указывая на дверь.

– Все вон пошли, живо! И соплюх этих заберите!

Как и всякий раз, глупые бабы подняли шум: пока собирали свои тряпки, пока поднимались с лавок, пока уносили разом занывших дочерей. Святополк так и стоял на проходе, провожая каждую раздраженным взглядом. Когда последняя, наконец, убралась из горницы прочь, закрыл дверь и опустил тяжелый засов. Повернулся к жене – Предислава прижималась спиной к деревянному срубу и следила за ним испуганным взглядом, теребила светлые косы. Она не надевала кику на женской стороне терема.

Святополк шагнул к ней, и она прижалась к стене еще пуще. Предислава часто дышала, и ее полная грудь высоко вздымалась, туго натягивая ткань рубахи.

«Затетёха», – брезгливо подумал Святополк и едва не сплюнул прямо в горнице.

– Стало быть, матери моей нажалилась, что муж к тебе не заходит? – он недобро улыбнулся и принялся расстегивать воинский пояс.

– Я не жалилась, – слабым, дрогнувшим голосом возразила Предислава. – Твоя матушка и без моих слов обо всем ведает.

– Нашто мне сюда приходить, коли ты ни к чему не годна, – Святополк медленно покачал головой и окинул жену злым взглядом. – Что стоишь, ложись на постель.

***

Подперев ладонью щеку, княгиня Мальфрида совсем не по-княжески вздохнула. Сидевший напротив мужчина поднял на нее взгляд. Женщина постукивала пальцами по деревянной столешнице, и ее кольца тускло поблескивали в свете лучин.

– Зачем ему убивать кузнеца? – Мальфрида вновь вздохнула и, взявшись за два рожка, сняла с головы тяжелую кику.

Ее волосы были убраны в высокую прическу на затылке, и она вытащила из нее заколки. Две тяжелых, побитых сединой косы скатились по ее плечам аж до лавки.

Ее брат, которого когда-то звали Бёдваром, а ныне величали Брячиславом, поглядел на нее со сдержанным удивлением. Совсем худо дело.

– Не ведаю. Но мне об том шепнул надежный человек. Я ему верю.

– Боги светлые, хоть бы из удела своего уехал, прежде чем такое творить, – Мальфрида покачала головой и прикрыла ладонью глаза. – Ведаешь ли, прошел он обряд очищения перед Перуном-то?

Брячислав сдержанно помотал головой.

– Ох ну и туес, – простонала Мальфрида.

По всему выходило, вернулся Святополк из той деревни и тотчас сел за общий стол в гриднице, преломил со всеми хлеб; лег ночью с какой-то девкой.

Брячислав скривился. Денно и нощно бесчестит Предиславу, его дочку, ее муж. Его, Брячислава, племянник. Курощуп клятый! И слово матери давно для него уж не указ. Разбаловала его она страшно, и вот что вышло. Да что уж нынче об том говорить да жалеть. Пороть следовало, пока поперек лавки лежал.

Нынче уж поздно.

И он ничем не лучше, старый дурень! Повелся на сладкие речи, отдал за него дочь, хотя и ведал уже тогда все про гнилое святополковское нутро…

– Что делать станем? Община кузнеца лишилась. Один он там был на много изб. Коли до Ярослава слух дойдет, коли пойдут княжьей Правды искать…

– Поезжай сам, – попросила брата княгиня. – Возьми из шкатулки моей перстень. Привези им мехов и меда.

– А коли не выйдет откупиться? – Брячислав поглядел на сестру из-под густых, насупленных бровей, и та рассерженно стукнула ладонью по столу.

– Ты поезжай сперва, а уж потом рассудим!

– Общине кузнец потребен, а не цацки твои, – огрызнулся он.

Прошли времена, когда сестра была во власти помыкать им, как ее душеньке угодно. Нынче она без него никуда. Правда, и он без нее тоже. Крепко-накрепко связаны они, посильнее родственных уз.

– Знаю, – Мальфрида вздохнула, и Брячислав устыдился своей злости.

Что уж тут. Не токмо она повинна в том, как все вышло. Девок травить небось он ей подсоблял.

– Поискать нужно. Может, найдем хоть того, кто в кузне подсоблял да ведает, с какой стороны молот держать, – размышляя, княгиня встала и принялась мерить шагами просторную горницу. Лучшую горницу во всем тереме; даже у сына ее, удельного князя, поменьше была.

– Погоди-ка! – Мальфрида резко остановилась и повернулась к брату, отчего подол ее темного вдовьего платья обмотался вокруг ног. – А родня у того кузнеца есть?

– Нету, – Брячислав пожал плечами. – Бирюк он.

– Поезжай нынче же по утру, – сестра приложила руку к груди. – Неспокойно мне что-то. Скоро уж и Ярослав возвратится на Ладогу. Как бы дурное что не приключилось.

Одернув рубаху под воинским поясом, Брячислав с прищуром поглядел на сестру. Правду говорят, слепо материнское сердце. Мыслит, что приключится с ее сыном дурное, когда уж давно оно приключилось! А княгиня и рада на все глаза закрывать. Спросила бы Святополка, где тот шлялся седмицы напролет. Уж последнему полудурку ясно, что не потребно столько времени, чтоб по ближайшим общинам проехаться да обоз дани собрать. Где шлялся, с кем – неведомо никому!

А возвратился хоть и злющий, но рожа так и светилась довольством. Брячислав аж сплюнул на землю, когда увидал, как Святополк спрыгивает с коня да к матери идет кланяться. А та пожурила малость, что припозднился так сильно, да и токмо! Хоть бы спросила, отчего припозднился, где был!

Брячислав нутром чуял: сотворил недоброе али намеревается сотворить, клятый змееныш! Не зря ведь сказывают люди: не жди от ворожбы добра… Так и они. Не дождались.

– Брат?

Видать, крепко он задумался. Не заметил, как подошла к нему сестра да положила на плечо руку, легонько сжав.

– Поеду, – буркнул Брячислав. – Куда я денусь. Ты уж тут без меня гляди в оба.

Мальфрида притворилась, что не разумеет, о чем он. Ничего не спросила, кивнула нетерпеливо: мол, знаю-знаю, не гунди, не бабка!

– Припугни общину, коли нужда будет, – помедлив, добавила сестра.

Дойдут до Ярослава слухи, придут люди просить княжеского суда – несладко придется Святополку. Подозревала княгиня, что в дурном деле замешан ее сын. Неспроста он убил кузнеца, не из-за дурной головы. Коли решился на такое, стало быть, что-то его заставило. Что-то, что поставил он выше жизни кузнеца – а ведь их даже в битвах страшились убивать. Все же говорили они с богами.

– Сына б твоего кто припугнул, – тихо сказал Брячислав. – Святополк нас погубит.

– Нет, – Мальфрида поджала губы. – Я все сделаю по уму.

– Как? – брат недоверчиво на нее поглядел. – Поздно уж по уму делать. Коли рожоного ума у него нет…

– У меня зато с избытком, – она скривилась и отошла от брата, вернувшись на лавку через стол от него.

– Никак ты за старое взялась? Фрида, ты ей кровью тогда клялась!

– И что она сотворила в ответ? Нет у той клятвы силы, нет! – княгиня изо всех сил ударила по столу двумя ладонями.

Раскрасневшаяся, она тяжело и сердито дышала, смотря на Брячислава взглядом раненого, но смертельно опасного зверя.

– Довольно об этом! Все быльем поросло… Я устала, брат, ступай. Выезжай с рассветом.

– Фрида, – снова начал Брячислав, но княгиня поднялась с лавки и подошла к двери.

Отодвинув засов, Мальфрида широко распахнула дверь. В горницу тотчас заглянул ее верный охранитель: все ли ладно, не случилось ли чего?

– Мой брат уже уходит, – сказала ему княгиня и повернулась к Брячиславу: руки скрещены на груди, губы сжаты в тонкую полоску, глаза недовольно сощурены.

«Пес с ней!» – в сердцах подумал Брячислав и вылетел из горницы, не взглянув на сестру.

Когда за ним закрылась дверь, Мальфрида прислонилась к ней лопатками и устало вздохнула. Брат уж который десяток зим был самым верным и самым преданным ее союзником.

Она не выжила бы без него в тереме у мужа, у Мстислава. Пришлая девка из чужой страны, говорящая на незнакомом языке. Коли б не Брячислав, не жить ей нынче княгиней в светлой горнице, не быть матерью единственного не прижитого на стороне княжьего сына… не больно это подсобило, как видно нынче. Но кто же ведал тогда!..

Мальфрида прошла вглубь горницы, где ждала ее мягкая постель, где лежали на деревянном полу звериные шкуры. К чему она так и не смогла привыкнуть, так это спать на высокой лавке. Там, где она родилась, постелью служили толстые шкуры да накинутые поверх покрывала.

Княгиня сняла кольца, браслеты и подвески с драгоценными каменьями, расплела толстые косы. Расчесывая волосы гребнем, она то и дело вздыхала: заметно прибавилось у нее седины. Накидку, платье да исподнюю рубаху бросила прямо на полу возле лавки: девка поутру все уберет. Мальфрида скользнула на постель и укрылась теплой шкурой, закрыла глаза.

Но сон к ней не шел. Вместо него в голову лезли воспоминания о давно минувших днях. Поросли они быльем, но не для нее.

Все глупый младший брат! Разбередил неосторожным словом незажившую рану, всколыхнул в душе у княгини целую бурю! Сколько уж зим она не вспоминала, что когда-то их было трое. Когда-то у них была сестра. Которую она, Мальфрида, предала. Украла у нее то, что самой Мальфриде никогда не принадлежало…

От злости княгиня заскрипела зубами. Она не желала вспоминать о том, как едва не убила свою младшую сестру. Ей не оставалось ничего иного. У мужа не заканчивались девки, и она никак не могла родить ему сына.

В какой-то момент она заснула, но ненадолго. Проснулась посреди ночи в кромешной темноте, будто от толчка. Сердце у нее болело, как и тогда; в груди не хватало воздуха, чтобы дышать. Откинув шкуру, которая ее душила, Мальфрида резко села на лавке, царапая себя слева под грудью.

– Тихо, тихо, – зашептала она сама себе.

Она раскраснелась, и к покрывшемуся испариной лицу неприятно липли волосы, лезли прямо в глаза. Впервые за много-много зим ей приснилась сестра с ее холодным взглядом льдисто-голубых глаз, что выворачивал наизнанку все нутро.

– Ты давно умерла, – прошептала княгиня. – Все быльем поросло.

До рассвета она так и не сомкнула глаз. Боялась заснуть и вновь увидеть во сне светлый, строгий взгляд ее доверчивой, глупой и мертвой младшей сестры.

***

На другое утро Святополк выветривал хмель, сражаясь со своим воеводой на мечах на заднем дворе. Воеводу звали Драганом и был он предан лишь Святополку, а потому – всячески последним обласкан и любим. Удельный княжич подобрал его как-то на торге на Ладоге. Тот подрался сгоряча с кем-то да не мог выплатить виру, вот и грозило ему быть проданным в рабство на ладью к варягам. Святополку же пришелся по нраву дерзкий, непокорный воин и он выкупил его долг. Драган стал сперва служить ему в дружине кметем, после – десятником, а нынче вот – воеводой.