Текст книги "Пляска в степи (СИ)"
Автор книги: Виктория Богачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
Мужчины сидели на расшитых подушках вокруг низкого столика, щедро уставленного яствами и сосудами чеканной работы. На серебряных подносах в глубоких чашах остывало мясо, но почти никто из них так и не притронулся к еде; они все больше пили вино из серебряных чаш и хмелели.
Иштар старательно прятала улыбку в уголках губ. Как и всякий гордец, ее отец ненавидел, когда с ним пререкаются. Как и всякие полководцы, двое мужчин ненавидели бросать в безнадежную схватку своих лучших воинов, чтобы те напрасно погибали. Как и всякий советник, последний из собравшихся думал о золоте и богатой добыче. Как и любой хазарин, все четверо отчаянно ненавидели русов, и если ее отец еще мог обуздать чувства, думая о цели, которую он преследовал, то вот его полководцы не стеснялись в выражениях и отчаянно не хотели, чтобы даже один хазарин встретил смерть из-за чаяний руса.
Саркела в хазарском стане не терпели.
Склонив голову, Иштар рассматривала свои ладони, чтобы никто не заметил смешинки в ее взгляде. Она и впрямь забавлялась, слушая, как лучшие из мужей понапрасну сотрясают воздух громкими голосами и взмахами рук. Ее отец уже все решил.
Отец Иштар, хазарский полководец Багатур-тархан недовольно хлопнул в ладоши, пытаясь обуздать разгоревшийся спор.
– Так. Дело решено, – сказал он раздраженно, – мы сговорились с Саркелом.
Они уже говорили дольше, чем он намеревался. Он позвал их в шатер, чтобы объявить о своем решении, и не ожидал услышать в ответ несогласные, непокорные речи.
– Хазар-Каган скоро умрет, – но его первый полководец – Барсбек – не собирался сдаваться. – Все говорят. Мы должны быть в столице, когда это произойдет.
– Все пророчат ему смерть уж какую весну, – проворчал Багатур-тархан. – Звезды ошиблись и на этот раз.
– У него нет наследника, – угрюмый Барсбек гнул свое. – Нет сына. Начнется резня. Если мы опоздаем, то подохнем будто псы.
– Так. Ты причитаешь, словно старуха, – недовольно попенял ему Багатур-тархан. – И кличешь беду, когда ничего еще не случилось!
– Мы можем взять богатую добычу у тархана русов.
Иштар, чье мнение никто не спрашивал, едва терпела толстого советника отца. Тот, может, и понимал в торговле да купеческом ремесле, но она не могла смотреть на него без отвращения. Вот и сейчас тяжело сглотнула, унимая дурноту, когда мужчина принялся развязывать узелки на кафтане своими толстыми пальцами, унизанными плотно сидящими перстнями. Чтобы их снять, потребовалось бы отрубить пальцы под корень.
– Золото купит нам много славных воинов, – советник отца продолжал размышлять. – Золото купит нам все.
– Оно не купит нам победу, – Барсбек свирепо мотнул головой, и длинные черные волосы стегнули его по лицу.
Его кожа была намного белее, чем у Иштар, ее отца и остальных мужчин. Его мать была светловолосой рабыней, украденной во время одного из успешных набегов на русов. Ее сын унаследовал от нее светлую кожу и серый цвет глаз, какой не встречался у чистокровных хазар. Его нежная, безмолвная мать, которую замучил его же отец. Все шептались, что Барсбек вырос и убил его из мести.
– Может, Парсбит дело говорит.
В ярости Барсбек обернулся ко второму полководцу, вздумавшему встать на сторону тучного советника.
– Золото и меха, и торговый путь, – добавил тот. – Мы купим войско.
– Так и будет, – Багатур-тархан благосклонно кивнул ему.
– Ну же, поразмысли сам! – второй полководец, Чорпан, обернулся к Барсбеку. Он слишком уважал его, чтобы не попытаться объясниться. – Мы раздавим Нищу-хана и его шатер как муху! Он ослаблен теперь.
Барсбек покачал головой. Багатур-тархан же довольно улыбался.
Когда мужчины затеяли с ним спор, все трое были против него. Сейчас же сопротивлялся лишь Барсбек. Но он всегда сопротивлялся, за что Багатур-тархан его и ценил. Хороший каган всегда выслушает всех своих полководцев, особенно тех, кто ему возражает. Не стоит слепо полагаться лишь на свой взгляд, он может быть затуманен и притуплен. Багатур-тархан следовал этим правилам всю свою жизнь, и пока что они ни разу его не подводили и позволили забраться очень и очень высоко. Хотя, видит великий Тенгри, ему множество раз хотелось укоротить Барсбеку язык!
– Нам нужно вернуться в столицу, – Барсбек продолжал стоял на своем. – Когда умирал предыдущий Хазар-Каган, да будет благосклонен к нему Тенгри, шады устроили резню.
Скривившись, Багатур-тархан посмотрел на него, но ничего не сказал. Они все помнили, что случилось тогда – прошло не так много времени. Но этот спор Барсбек все же проиграл. И он это понимал.
– Так. Мой младший сын направит к нам конницу и осадные орудия из Беленджера. Мы должны встретиться с ними на половине пути.
Отец Иштар довольно хлопнул раскрытыми ладонями себя по бедрам и потянулся к кубку со сладким вином. Барсбек резким жестом откинул назад полы расшитого золотой нитью кафтана и постучал пальцами по столу. Он поймал взгляд своего кагана и едва заметно покачал головой.
Иштар подавила вздох, благодаря всех богов, что мужчины, наконец, закончили бессмысленный спор. Он порядком ей наскучил, и она устала слушать их бесконечные препирательства. Зачем, если ее отец сказал, что уже обо всем сговорился с Саркелом? Он не отступится от своих договорённостей, что бы ни случилось, чтобы ни сказали его полководцы и советники.
Отец сам велел ей остаться и послушать, хоть она и приходилась ему дочерью, а не сыном. Но Иштар – важная часть плана и сговора с Саркелом, и чтобы управлять тарханом русов, она должна знать все, что замыслил ее отец. Потому она и сидела в отцовском шатре этим вечером, и скучала, и вполуха прислушивалась к беседе мужей.
Барсбек окинул ее тяжелым взглядом, и у Иштар по коже побежали муравьи. Уязвленный, рассерженный мужчина – опасный мужчина. Она запахнула на груди поплотнее кафтан, и браслеты на ее тонких запястьях мелодично зазвенели.
Трое мужчин будто впервые вспомнили, что она здесь, и разом обернулись к ней. Отец выглядел чрезвычайно довольным. Он даже улыбнулся ей.
– А, Иштар. Ты еще здесь. Ступай спать, мы закончили нынче.
– Да, отец, доброй ночи.
Она склонила голову, словно послушная дочь, гибким, изящным движением плавно поднялась на ноги, расправила широкие шаровары из гладкого шелка и покинула шатер.
Выходя на воздух, она накинула на плечи отороченный пушистым мехом плащ. Скоро-скоро осень вступит в свои права. Ночи уже становились все длиннее и холоднее, а дни – короче. По Степи гуляли сильные, выбивавшие из седла ветра. Они поднимали в воздух мелкий песок и пыль и уносили далеко-далеко.
Повсюду в хазарском лагере горели костры и факелы, но даже их свет не перебивал свет раскинувшихся по всему небосклону ярких звезд. Духи предков улыбались ей с небес, и, запрокинув голову, Иштар любовалась ими, словно завороженная. Она любила степь всем своим сердцем, она не знала иной жизни, но была уверена, что не сможет так сильно полюбить ни один роскошный дворец, ни один богатый терем. Разве можно будет во дворце увидеть сияние дюжины дюжин звезд на черном-черном небе? Разве можно там будет задохнуться от нахлынувших чувств?
Крадучись, она пробралась в шатер. Но не в тот, который был поставлен для нее. Этот чужой шатер, в который зашла Иштар, был не столь богато украшен, как у ее отца, и отличался по внутреннему убранству. Повсюду валялись свернутые и раскрытые свитки с картами и непонятными надписями. Иштар они не сильно интересовали, и она лишь скользнула по ним равнодушным взглядом.
Прямо в кафтане она улеглась на звериные шкуры, служившие воину постелью, и закрыла глаза. Она почти уже жалела, что отец втянул ее во всю эту возню с Саркелом. Его затея оказалась изрядно утомительной, и у Иштар все внутри холодело, когда она думала, что вскоре ей вновь придется делить ложе с тарханом русов.
– Хорошо, что отец обещал его убить, – прошептала она в полумрак, царивший в шатре. Его рассеивал лишь тусклый свет единственной лампы, стоявшей на низком столике у самого входа.
Колыхнулся полог, закрывавший вход, и в шатер вступил мужчина. Он понял мгновенно, что Иштар внутри. Еще прежде, чем зазвенели ее браслеты и монетки в волосах, и она успела что-то сказать.
– Это ты, – сказал Барсбек и втянул носом пряный аромат специй, который принесла с собой Иштар.
Она села на меховую шкуру, которой укрывалась, и подтянула к подбородку колени, отбросив в сторону нарядные башмачки. По резким, рваным движениям Барсбека она поняла, что тот еще не остыл после перепалки с отцом, и потому молча следила, как он расстегивает и снимает богато украшенный воинский пояс, распутывает завязки кафтана, отбрасывает в сторону кинжалы в ножнах, а следом за ними швыряет сапоги.
Барсбек ненавидел русов чистой, бурлящей ненавистью, и план Багатур-тархана был противен ему, как никому другому. И именно ему придется воплотить его в жизнь.
– Отец же хочет разорить крепость и земли русов, – Иштар не понимала природу его злости. – И этого же хочешь ты.
Возвышавшийся над ней, взвинченный Барсбек резко обернулся. Он хмыкнул, словно она сказала величайшую глупость.
– Но не в угоду этому псу Саркелу! Мои люди, хазары, погибнут, чтобы какой-то рус мог ударить по своему брату!
Но было кое-что еще. Иштар знала, хотя Барсбек ни разу не говорил об этом. Он злился на ее отца за то, что тот подложил под руса Иштар. И злился за это на нее. И – самую малость – на себя. Но сильнее всех полководец злился на тархана русов.
– И твой отец ошибается, – сказал он уже тише. – Когда каганат одолевают внутренние дрязги, не время воевать с русами.
– Одолев их, он возвысится. У него будут новые земли и золото, – Иштар пожала плечами.
Она проводила часы в шатре отца и поневоле слышала каждый его разговор. Через какое-то время она начала не только слышать их, но и понимать сказанное, хоть и не обучалась никогда воинскому искусству, и не участвовала в сражениях.
Барсбек раздражённо цокнул. Он опустился подле Иштар на меха, служившие ему постелью, и лег на спину.
– Звезды изначально говорили, что не стоит путаться с русами. Все знаки об этом говорили. Твой отец промахнулся, когда приносил раба в жертву. После такого не ведут за собой людей.
– Я не знала об этом.
– Еще бы, – Барсбек хмурился. – Он убил потом всех оказавшихся поблизости рабов, чтобы они ничего не разболтали. Я был с ним там.
Иштар редко видела его таким серьезным, хоть и знала очень, очень давно, а любила еще с того времени, как начались ее лунные крови. Она потянулась погладить его по обнаженной груди, лаская прохладной ладонью горячую кожу, но Барсбек отодвинул ее руку.
– Нет. Я проливал сегодня кровь.
Иштар беззвучно вздохнула и уперлась ладонями в пушистый мех, намереваясь подняться и уйти, когда Барсбек обхватил ее запястье.
– Останься, – попросил он.
***
Утром начали собирать лагерь. Проводя многие недели в степи и в седле, ведя кочевую жизнь, хазары всякий раз ставили лагерь крепко и основательно, из-за чего зачастую на сборы уходил не один день. Но в этот раз Багатур-тархан торопил своих людей, приказывая взять лишь самое необходимое, а остальным займутся рабы.
Иштар проснулась в палатке Барсбека в одиночестве, хотя к тому моменту солнце едва-едва начало свой дневной путь. Наскоро одевшись, она вышла на воздух, чтобы увидеть своего возлюбленного в окружении подчинявшихся ему хазар. Он что-то чертил палкой прямо в пыли посреди лагеря: верно, планировал будущее сражение.
Вокруг палаток, шатров и навесов воины помладше, не отличившиеся еще доблестью в битвах, занимались оружием. Проверяли тетиву на луках, складывали в колчаны смертоносные стрелы, осматривали наконечники копий.
– … мы дождемся ночи, – до Иштар долетали обрывки фраз полководца. – … займется огонь…
Не сдержавшись, она зевнула. Монетки в волосах Иштар тихо звенели, когда сухой степной ветер принялся трепать ее косы. Она проводит отца и его людей, прежде чем свернет на свою дорогу. Она всегда провожала их. Они уходят теперь, ее отец и ее возлюбленный. Куда-то придется отправиться и ей. Негде больше оставаться, через пару дней о хазарском лагере будет напоминать лишь вытоптанная, изборожденная земля.
Она простояла снаружи у полога палатки Барсбека достаточно долго, чтобы ее там нашел довольный отец. Он оказался вчера победителем.
– Так. Я надеюсь, Барсбек не слишком долго печалился этой ночью, – сказал дочери Багатур-тархан.
Та лишь повела плечами в ответ. Отец, конечно, может заставить ее соблазнить нужного ему человека. Но вот откровенничать с ним она не обязана.
– Я хочу, чтобы ты отправилась в Беленджер, – не выказав малейшего недовольства ее молчанием, сказал Багатур-тархан. – Это недалеко, и твой брат сможет за тобой присмотреть. Вернешься, как только мы покончим с тарханом русов.
– Да, отец, – Иштар кивнула и замолчала.
Ей было все равно, куда ехать. Хорошо, что отец не отправил ее к Саркелу, хоть тот и просил. Пока не отправил. Просто не пришло еще ее время.
Барсбек мог бы ее спасти. Много весен назад он хотел взять ее в жены, предлагал отцу большой калым. Тот почти согласился, решив узами родства привязать к себе талантливого полководца. Отказалась Иштар. Мужчине не нужна пустая жена. Ему нужны сыновья, нужно продолжать род. Даже дочери ему нужны, чтобы удачно выдавать их замуж. А пустоцвет не нужен никому.
Иштар никогда не будет ничьей женой, ни невестой. Мать матери о том позаботилась. Теперь, спустя долгие годы, Иштар почти примирилась с судьбой. Она была даже благодарна старухе. Проклятье оказалось даром.
– Когда мы расправимся с Саркелом, я отпущу тебя, – как-то в один из долгих вечеров пообещал ей Багатур-тархан.
– Правда? – Иштар посмотрела на него, склонив голову набок, и отец ничего не сказал в ответ.
Она ему не верила. Он обманул и предал столько людей, что не хватит всего песка в степи, чтобы сосчитать. Он обманывает ее, Барсбека, Саркела, своих полководцев и советников, хазар-кагана, родную мать…
Потому он и пережил уже дюжину каганов, ее отец. Потому и не боится резни, которой опасается его лучший воин. Багатур-тархан сам же ее и начнет.
Пока Иштар шла по лагерю к своей палатке, встречавшиеся ей на пути рабы и слуги кланялись, а хазары опускали головы, называя ее хатун, ведь она была дочерью тархана. Она улыбалась, прекрасно зная, как они называют ее за спиной, когда думают, что она не слышит.
Иштар заглянула в свою палатку, чтобы забрать из нее единственную вещь, которой дорожила. Небольшой кожаный мешочек, помещавшийся в ее раскрытую ладонь, наполненный золотом и драгоценностями. Мужчины, которые любили ее, бывали щедры. Иштар старательно скрывала свое сокровище от отца. Она верила, что однажды этот мешочек подарит ей свободу.
Примотав свои драгоценности и золото прямо к телу бинтами и скрыв их под широким, просторным кафтаном, Иштар вышла наружу и остановилась, чтобы понаблюдать, как слуги разбирают ее палатку, в которой она сама не провела ни одной ночи с того дня, как в хазарский стан приехал Барсбек.
Мимо нее прошли несколько облаченных в боевой доспех хазар. Они приглушили голоса, перейдя на шепот, когда оказались рядом с ней. Иштар подавила грустную ухмылку. О да, она и впрямь знала, что порой говорят о ней в лагере. За ее спиной раздался громкий смех, заставивший ее вздрогнуть. Может, она надумала. Может, смеялись и не над ней.
Над ней, поняла она, когда смех оборвался столь быстро и резко, как и начался. Хазары столкнулись со своим военачальником, Барсбеком. Тот направлялся к Иштар.
– Я принес жертву этим утром, – заговорил он, остановившись сбоку от нее. – И порезался о кинжал.
Дурной знак. Очень, очень дурной знак. Иштар прикусила губу. Когда в последний раз воин мог порезаться о свой же клинок? Верно, еще когда был мальчишкой и только учился тому, как держать в руке меч. Как можно порезаться о продолжение собственной же руки?
Тронутые ветром, грустно и печально зазвенели монетки в волосах Иштар, пока она спешно раздумывала, что можно сказать. Она перебирала браслеты на тонких запястьях, крутила между пальцами их блестящие ободки и молчала.
– Я не вернусь из этого похода, – спокойно заключил Барсбек, пока Иштар все пыталась найти подходящие слова. – Надеюсь, Великий Тенгри позволит умереть мне достойно, как подобает воину.
– Он позволит тебе жить! – пылко выпалила она, схватив мужчину за запястье, чем заслужила его хоть и не злую, но снисходительную улыбку.
– Чичек, тебе стоит молиться, чтобы Тенгри позволил жить твоему отцу. Иначе для тебя все будет кончено.
Мужчины глупы. Даже те, которые любят ее, и которых любит она. Ничего не будет кончено, подумала Иштар, прикоснувшись к повязкам на животе, под которыми были сокрыты ее сокровища.
Хазарское войско покинуло лагерь на рассвете следующего дня. Поднятый ими след из пыли и песка еще долго висел в воздухе, не спеша опускаться на землю. По Степи невозможно было передвигаться скрытно, но хазары никогда и не пытались. Они по праву считали себя хозяевами, а какой хозяин станет прятаться в своем же доме? Не было равного им по силе противника ни в Степи, ни за ее южными пределами уже много-много весен, и не скоро он сыщется. Так размышляли они.
Иштар скакала в самом начале войска вместе с отцом и его военачальниками. От стремительной скачки с ее головы упала повязка, и длинные косы летели позади будто плащ, и громко звенели вплетенные в них мелкие монетки. Как и каждый из ее народа, Иштар ездила верхом едва ли не с рождения. Порой бывало, что дитя еще путалось в шагах и шаталось при ходьбе, но уже с легкостью держалось в седле.
Позади остались рабы и свободные слуги, укрепленный лагерь с богатыми шатрами и палатками, вкуснейшие яства на серебряных подносах, изящные кубки и тонкие шелка. Впереди их вновь ждала походная, кочевая жизнь с сушеным мясом и сухими лепешками, бурдюками с водой, навесами, развернутыми под открытым небом, и общей трапезой вокруг костра.
У каждого из воинов вокруг Иштар висел за спиной тугой лук и колчан со стрелами, пробивавшими броню за сотню шагов. Мало кто мог сравниться с хазарами в стрельбе верхом; они всегда били точно в цель, неважно, конные ли, пешие ли…
Тархану русов не поздоровится, думала Иштар. Отец собрал большое войско, и вскоре к ним присоединятся хазары из отряда ее младшего брата. Он никогда бы не решился на такое без сговора с Саркелом. Они принесут на земли русов разорение, кровь и смерть.
Если только не окажется прав Барсбек, и смерть Хазар-Кагана не заставит ее отца повернуть в сторону дома. Иштар не была там уже пару весен и почти забыла, как выглядит их дворец в далеком-далеком Хамлидже, в котором живут жены отца и младшие дети. Она тоже могла бы жить в нем или в соседних дворцах богатых, прославенных военачальников, сложись все по-другому. Но сложилось так, как сложилось, и потому сейчас Иштар скачет вместе с войском отца, провожая его в поход на тархана русов.
За несколько дней почти непрерывной скачки, с короткими привалами на ночлег, войско Багатур-тархана достигло перекрестка, где он условился встретиться с одним из младших сыновей. Они торопились и потому прибыли загодя, когда до захода солнца оставалось еще много времени. Иштар спрыгнула на землю и с наслаждением потянулась, разминая затекшее тело. Она отвыкла от столь долгих и утомительных путешествий.
На скорую руку разбили небольшой лагерь. Хазары проведут тут пару дней, чтобы набраться сил перед решающим рывком. По задумке Багатур-тархана им предстоит еще один такой же длительный переход почти без отдыха, прежде чем они достигнут дворца тархана русов.
Но вечером войско младшего брата Иштар к ним не присоединилось. Отец, заложив руки за спину, мерил шагами степь, изредка посматривая в сторону горизонта, где уже отгорел закат. Намеченное для встречи время наступило и минуло, а вдалеке не виднелось даже пылинки.
В тот вечер Барсбек сидел у костра с улыбкой, которой никто у него не видал со дня, как покинули укрепленный хазарский стан. Он даже шутил о чем-то с Чорпаном, вторым полководцем Багатур-тархана. Тем, кто пошел против него во время совета в шатре. Иштар удивлялась. Она думала, Барсбек не простил тому предательства.
По войску пополз тихий, тихий шепот. Что могло помешать сыну тархана вовремя прибыть на место встречи с отцом? Многое, очень многое.
– Так. Мы будем ждать, – сказал Багатур-тархан, когда окончили вечернюю трапезу. – Будем ждать два дня. А потом пойдем на русов.
Его слова встретили сдержанным, но довольным ропотом. У них хватит сил и людей и без той подмоги, которую они ждали. Брать дворец без осадных орудий будет сложнее, падет больше воинов. Но они по-прежнему превосходят русов и числом, и мощью, в этом Багатур-тархан был убеждён. И потому он рискнет. А после того, как захватит вражеский дворец, разыщет своего сына и строго накажет за неподчинение приказам отца.
В глазах Барсбека, когда он смотрел на Багатур-тархана тем вечером, отчетливо читались все его мысли. Он думал про сорванный удар во время ритуала жертвоприношения и свой порез. Сами боги отринули их жертву. Боги не поддерживают их в этом походе. А теперь не появился на месте встречи и младший сын тархана. Сколько еще нужно ему знаков, чтобы повернуть назад?
Но было уже поздно. Может, если разверзлось бы небо, и грозный Тенгри ниспослал бы на их головы небесный огонь, тогда бы Багатур-тархан остановился.
На следующее утро в хазарский стан на взмыленной, почти загнанной лошади прискакал гонец. Багатур-тархан лично вышел его встречать и, прочитав послание, тотчас его сжег, а гонца на свежем коне отправил обратно, не позволив отдохнуть. Правду о том, что было нацарапано на том кусочке свитка, он не рассказал никому, даже ближайшим своим военачальникам.
– Оно от твоего брата, – настаивал Барсбек. – Дурные вести.
Он и Иштар наблюдали за тем, как Багатур-тархан отправлял в обратную дорогу посланника.
– Оно может быть и от Саркела, – она дернула плечом.
– И его привез хазарин? У него кафтан украшен на столичный манер, – он покачал головой и, сощурившись, поднес раскрытую ладонь ко лбу, провожая гонца взглядом. – Нет, гонец не от, – Барсбек от души сплюнул в пыль, – не от руса.
Иштар равнодушно промолчала. Ей было плевать, от кого прискакал хазарин и с какими вестями. Может, скажи он, что Саркел подох, она бы и заинтересовалась. А так… для нее все едино. Если до завтрашнего вечера тут не появится ее младший брат, она отправится дальше вместе с отцовским войском.
– … а тебе бы хотелось этого, да?
Голос Барсбека прорезался сквозь плотную завесу захвативших ее мыслей.
– Чтобы весточку прислал Саркел? – он сжал и дернул ее за запястье, разозлившись так быстро, что она и моргнуть не успела. – Глядишь, и о тебе бы справился!
– Отпусти меня, – злобно прошипела Иштар и шагнула назад. Браслеты на ее запястье жалобно зазвенели. – Видят боги, ты совсем лишился рассудка!
Он все еще удерживал ее за руку жесткой хваткой и смотрел, набычившись. Уязвленный и рассерженный гордец.
– Я тебе не жена, – выплюнула задетая за живое Иштар. – Не смей меня ни в чем обвинять.
Барсбек стиснул ее запястье сильнее, а после резко разжал кулак и прошел мимо Иштар, задев плечом, отчего она пошатнулась и едва устояла на ногах. Кровь прилила ей к лицу, заставив щеки пылать. Она прижала к ним ладони и покачала головой, и отвернулась, чтобы не смотреть вслед ушедшему мужчине.
Он был великий гордец, и она разбередила рану, которая никак не заживала.
Как и приказал Багатур-тархан, они прождали на том месте два дня и три ночи, но никто так и не появился. Их атака рисковала захлебнуться без осадных орудий, которые был должен привезти его младший сын, и основной удар окажется не таким мощным, как задумывалось, без дополнительной конницы.
Багатур-тархан осознавал все это, быть может, даже лучше Барсбека, ослепленного в последние дни обидной и злобой. Но путь назад для них был отрезан, и потому на рассвете третьего дня он повел своих людей вперед.
Железный меч III
Круту приходилось худо, но, знамо, он и словом никому не обмолвился. Видать, стал совсем уж стар. Он и в тереме-то князя Некраса неважно себя чувствовал, а в дороге еще пуще захворал. Может, и вернула его знахарка из-за Кромки, но вот былая силушка к нему пока еще не вернулась. Верно, уже и не вернется. Тяжко было и на коня взбираться, и трястись в седле день за днем, и на привалах вечерами ходить. Что руки, что ноги делались деревянными, ни согнуться, ни разогнуться воевода толком не мог.
Да и намётанный глаз с прожитыми зимами затуманился, уже не так хорош его совет, как прежде. Вон, выходит, на отрока напраслину взвел, обвинил в дурном, злом деле, а тот не повинен.
Пора ему на покой, нянчить с водимой женой внуков, размышлял дядька Крут, трясясь верхом на лошади позади князя. Есть кому подхватить его место, взошла в Ладоге молодая поросль, уж отыщутся для Ярослава и добрые воеводы, и советники. Полна гридница людей всякий раз, как князь вершит суд али обсуждает грядущие походы. В тереме ждут его возвращения верные, достойные мужи.
– Чего кручинишься, дядька Крут?
Обернувшись и увидев черную тень размышлений на лице воеводы, Ярослав придержал Вьюгу, пока не поравнялся с ним. Как покинули степь, сам он стал чаще улыбаться да глядеть веселее. Еще пара дневных переходов, и окажутся они в знакомых местах, где живут мещёра, мурома да меря. С муромским князем у Ярослава мир. Тот даже звал его в свой терем погостить.
– Стар я стал, князь, – сердито отозвался воевода.
– Ты-то? – Ярослав коротко рассмеялся, недоверчиво покосившись на дядьку Крута. – Погоди, воевода, доберемся до Ладоги, отдохнешь в избе под присмотром Любавы Судиславны, окрепнешь, внучат понянчишь. Тогда и поглядим, стар ты али нет.
– Твоими бы устами, Мстиславич… – дядька Крут махнул рукой.
Княжья речи его не переубедили. Он нутром чуял, что лежаньем в избе на лавке его немоготу не поправить. Сломался у него после отравы хребет.
– Ты лучше вот что мне скажи, дядька Крут. Ты прослужил отцу моему много, много зим, верно?
– Верно, княже, – воевода степенно кивнул. – Начинал еще отроком безусым, что твой мальчишка этот, Горазд.
Он не разумел пока, чего от него хочет Ярослав.
– И на свадьбе у него пировал, верно? Когда он княгиню Мальфриду в жены взял.
– Верно, княже.
Нечасто, ох, нечасто Ярослав принимался расспрашивать о прошлом да своем отце.
– У княгини же из родни тогда был брат и все?
– Откуда же родне взяться, коли их поселение дотла сожгли? Так они вдвоем на Ладоге и появились. Фрида, тогда еще никто княгиней ее не звал, да и Мальфридой она опосля стала зваться, и брат ее, погоди, запамятовал, – воевода хмыкнул и погладил бороду, припоминая.
– Это нынче он Брячиславом сделался, а тогда был Бёдваром.
Воевода вздохнул. Да-а-а, когда князь Мстислав по осени велел собирать свадебный пир да объявил, что берет безродную, чужую, северную девку в жены, все как один подумали, что князя приворожили. Девку едва не убили, чудом ее спас брат. Мстислав осерчал, казнил неудачливого убийцу и пригрозил вырвать языки всем, кто скажет худое, злое слово против молодой княгини.
Долго-долго не успокаивались люди, провожали Мальфриду злыми взглядами, куда бы она ни пошла. Но минула весна, другая, третья – а дитя все не было.
Тогда малость остыли. Как бы она сдюжила князя околдовать, коли сына понести не может? Обычная она, глупая девка, хоть и красы неведомой. А все одно – пустая. Так думали много-много весен, а после – родился Святополк.
– Да-а-а, – дядька Крут мотнул головой, стряхивая тяжелые думы. – Втроем они на Ладогу пришли. Княгиня с братом да девка-служанка еще с ними. Все, кто выжил после налета.
– Вот как, – дернулся Ярослав. – Втроем, значит.
– Ты пошто любопытствуешь, княже?
Но тот не успел ответить, потому что вдалеке показалось облако пыли. Сощурившись, Ярослав вскинул к глазам раскрытую ладонь.
– Никак, дозорные обернулись? – проследив за его взглядом, спросил дядька Крут.
Состоявшийся нынче разговор был забыт.
Князь пожал плечами и тронул пятками Вьюгу, уводя ее немного вбок. Поглядев со стороны на отряд на дороге, он одобрительно кивнул. Нынче никто в конце не отставал, растянувшись на версту, и он мог видеть и тяжелые груженые повозки с приданым, и крытую повозку, где полагалось ехать его невесте. Только вот она почему-то шла пешком рядом со знахаркой и дядькиным воеводой Храбром. Тот ради такого дела спешился и вел под узды своего коня.
– Княже! – бывший в дозоре кметь отвлек Ярослава.
После стремительной скачки он жадно пил из бурдюка воду, размазывая по лицу пыль и пот.
– Там гости впереди. На торг вроде как едут! – выпалил единым духом кметь.
Совсем молодой, он был рад, что хоть кого-то заметил за все то время, как они покинули терем Некраса Володимировича.
– Добро, – кивнул Ярослав. – Поздороваемся с честным людом.
Слова кметя быстро разнеслись по всему отряду, породив множество разговоров.
– Невиданное дело, гости на торг едут, – не выдержав, пробубнил дядька Крут.
– Так хоть на них поглядеть, все не на пыль, – осторожно заметил оказавшийся поблизости Горазд.
На воеводу он поглядывал с опаской и по-прежнему берег левую руку. Он токмо потому решился с ним заговорить, что должен был рассказать кое-что очень важное. В другой раз, может, он бы и вовсе смолчал, мол, пустяк, не о чем и беседу вести. Но пару седмиц назад Горазд уже промолчал про оберег, и к чему то молчание привело… Да и после того, что Рогнеда сотворила, княжью честь следовало пуще зеницы ока беречь. Вот он и порешил, скрепя сердце.
Отрок обернулся по сторонам, выискивая взглядом князя, но того не было поблизости. Оно и к лучшему.
– Дядька Крут, я что сказать хочу… – он подвел послушную кобылку вплотную к воеводе. – Нынче видал поутру, как Звенислава Вышатовна шепталась о чем-то с княжьим кметем, с Гостомыслом. Долго шепталась.
Воевода покосился на него через плечо. Глядел так, словно не разумел, к чему Горазд с ним заговорил.
– Она ему передала что-то. Сверток какой. Не разглядел я. Мало ли что, – пробормотал растерявшийся отрок. – А говорю потому, что в другой раз с оберегом я уже смолчал.
Цокнув, дядька Крут резко мотнул головой. Ну, девка! Коли и она туда же вслед за сестрицей удумала князя бесчестить… несдобровать ей!
– Добро, – воевода посмотрел на Горазда. – Князю пока не говори. Да и ни с кем об том не болтай! – он повысил голос. – Я сам разберусь, что да как, а после с ним потолкую, коли нужда будет.
С облегчением вздохнув, Горазд кивнул несколько раз и постепенно отстал от дядьки Крута. Воевода же заозирался по сторонам, ища взглядом кметя Гостомысла. Прежде тот никак в княжеской дружине не выделялся. Кметь как кметь. Сражался исправно, приказы не нарушал. Особого воинского умения у него никогда не водилось, ну так оно и не каждому дано. Как ни силился дядька Крут, не мог вспомнить хотя бы единого промаха кметя Гостомысла али худых слов, сказанных про него.
