Текст книги "Черленый Яр. Потомок Святогора"

Автор книги: Виктор Душнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Долмат же с Евтеем и шестью дружинниками ринулись на помощь осаждённому Онузу, хотя и понимали, что особой пользы это не принесёт. Онуз, как и Воронеж и Липец, был обречён. Даже если бы произошло чудо и Онуз выдержал осаду, всё равно татары не оставили бы его в покое. За всякую дерзость, а уж тем более за ту, которую проявил князь Липецкий, они беспощадно истребляли непокорных. Что такое Липец, Воронеж и Онуз – маленькие пограничные крепости. Какую опасность они представляли для Орды? Да никакой. Но татары требовали покорности, и липчане до поры до времени были покорны – пока татары не наглели и брали умеренную дань. Однако Ахмат перешёл эту черту умеренности – и липчане восстали. По мнению баскака, князь Липецкий обязан был всё стерпеть. Он не стерпел – и должен быть наказан. Татары карали за самую малую провинность. Вот те же князья рязанские, казалось бы, смирились и особо не бунтовали, но малая вольность в отношениях с Ордой привела к гибели и князей, и княжества. Князь Роман был зверски замучен по приказу хана, а стольный град Рязань, подвергавшийся несколько раз опустошительным набегам, в конце концов превратился в руины. Великая Рязань прекратила своё существование, и её князья переехали в Переяславль-Рязанский, который впоследствии и стал называться Рязанью.

Да, тяжела участь Рязани, но ещё тяжелее пришлось Черлёному Яру. Его города были обречены на полное уничтожение. Отчаянный, храбрый до самопожертвования народ населял Липецкое удельное княжество. Вот и сейчас восемь молодцев липецких ринулись в жаркую схватку, ни на миг не задумываясь о своей неминуемой гибели.

– За Русь, за веру православную! – крикнул Долмат и вонзил копьё в спину первому подвернувшемуся татарину.

– За князя православного! – подхватил клич Долмата Евтей и поразил второго врага.

– За князя Святослава Ивановича! – Их соратники тоже насадили на копья каждый по басурману.

Затем русские витязи вытащили из ножен мечи и начали крошить врагов, как капусту.

Их атака хотя и была успешной – долматовцы порубили более двух десятков татар, – но ввела в заблуждение как осаждающих, так и осаждённых. Князь Александр, заметив бой возле леса, подумал, что это Святослав, разбив татар у Липеца, спешит на помощь. И подвела Александра горячность. Он решил выйти из города и сражаться в открытом поле, зажав врагов с двух сторон.

Ворота кремника распахнулись, и из них стремглав вылетели онузские дружинники во главе с князем Александром. Поначалу и эта атака имела успех, татары были потеснены. Однако, когда басурманы справились с Долматом и сообразили, что на них напала лишь небольшая кучка отчаянных липчан, они отсекли дружину князя Александра от стен кремля и, окружив, начали уничтожать её. Александр не сразу осознал свою роковую оплошность. Он попытался повернуть дружину обратно в Онуз, но было поздно. Татары наседали со всех сторон, и их, казалось, бесчисленная конница начала теснить онузцев, всё сильнее сжимая их в кольце и вырубая самых могучих и смелых.

Наблюдая с городских стен за кровавым побоищем, защитники крепости поняли, что без князя и их гибель неминуема. Они собрались у одних ворот, открыли их и хлынули нестройной массой на помощь своим соратникам, оставив город пустым. Злые и храбрые ополченцы пробились к воинству Александра Ивановича, но и эта подмога не смогла бы спасти дружину князя от гибели. Спасение пришло неожиданно. Алчные татары, увидя открытые ворота, ринулись туда, как стадо овец в загон, поджигая и грабя город. А Александр с остатками сильно поредевшей дружины ушёл в лес – к речке Боровице, в местечко Кулики, где уже находился пришедший в сознание, но ещё не встававший с постели князь Липецкий.

– Что, и Онуз сожгли? – слабым голосом спросил он вошедшего Александра.

Тот упал возле кровати на колени, уткнулся, как ребёнок, лицом в грудь брата и зарыдал, всхлипывая и содрогаясь всем телом.

– Не плачь, князь, – поглаживая по голове, успокаивал его Святослав Иванович. – Я вот стольный Липец не удержал... А что делать? Не горюй. Не всё ещё потеряно. Мы туда обязательно вернёмся...

За несколько дней в Кулики явились все остатки липецкого войска.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Глава первая

Ахмат был безмерно рад: русские города лежали в руинах.

– Чтоб камня на камне от него не осталось! – указал он на стены поверженного Липеца.

– Теперь это наше, – раздвинув во всю ширь от удовольствия рот и совсем зажмурив свинячьи глазки, молвил Рвач.

– Теперь это моё, – спокойно поправил предателя Ахмат. – Моё это! Навсегда! – потряс он кнутовищем ногайки. – Всё ценное собрать и свезти в мои слободы. Всё ненужное – уничтожить. Абдулла! – позвал брата.

– Слушаю тебя! – подскакал на быстрой монголке простоватый Абдулла. Вместе с ним, неразлучный с братом, подъехал более представительный и бравый, гордо сидящий на пегом арабском скакуне Вагиз.

– Поедешь в Туров, на Смердячью Девицу, будешь там принимать часть товара. А я в Донщину, Вагиз со мной.

Вагиз, услышав эти слова, смутился, и его браваду как рукой сняло. Он всегда был неразлучен с Абдуллой, а Ахмата побаивался. Вот и сейчас его взгляд словно говорил: «Как же так? Как же я без Абдуллы?..»

– Со мной поедешь в Донщину, – жёстко глядя на младшего брата, властно повторил Ахмат.

После того как в липецких городах брать было уже нечего, Ахмат приказал сровнять их с землёй и покинул пепелище. Его путь лежал в Донщину, следом ушло и войско. На Дону изверг развил бурную деятельность, отстраивая слободу и принимая захваченные при грабеже ценности и пленных. Среди последних были тринадцать человек боярского звания из Воргола и Липеца, в том числе измученные и израненные воронежский воевода Гольцов, боярин Космач и стремянный Долмат.

– А! И сват тута! – увидя Космача, с издёвкой воскликнул Рвач. – А где же твой сынок и мой зятюшка Дорофеюшка? Хитро ты подослал его ко мне выглядывать. Вот с кого я б с удовольствием самолично шкуру содрал!

– Кровопивец ты, Рвач. Даже дочь корысти ради овдовить желаешь, – спокойно ответил Космач. – Ты есть нехристь, русскому народу лютый и ненавистный вражина... – И получил от предателя сильный удар ногайкой. Кровь брызнула с рассечённого лица.

– Ты что, падаль подзаборная! – возмутился Долмат. – Ловок, гадина, бить связанных людей!

– Не люди вы, а полонённые скоты! – заорал Рвач и, размахнувшись, ударил и Долмата.

Стремянный князя Липецкого, бешено сверкнув глазами, попытался высвободиться из пут, но тщетно: руки были связаны крепко. Рвач ударил ещё раз, потом ещё и ещё. Долмат не мог ни укрыться, ни защититься, а Рвач, войдя в раж, продолжал стегать, превращая его лицо в кровавую маску. Связанные товарищи Долмата пытались ногами оттеснить предателя, но безуспешно. Долмат упал. Полонянники наконец догадались окружить поверженного любимца князя Святослава, принимая на свои спины удары ногайки, пока уставший Рвач не прекратил истязания.

Но на этом страдания несчастных не закончились. Ахмат, наблюдавший за расправой, тоже загорелся жаждой крови.

– Бояра, а бояра, – прохаживаясь вдоль шеренги полуживых пленников, паясничал Ахмат. – Рвача сказала, чито липитиская коназа жива. Така или не така? – повернулся он к Рвачу. – Подарака надо готовить. Отправила их всех к нему...

– По частям, – добавил Рвач.

– Отправила их к коназа, – не поняв, продолжал долдонить своё Ахмат.

– Как? Живых?! – удивился Рвач.

– Я плохо понимала урус слова, – заметил Ахмат. – Може, я не така сказала? Я сказала, что коназа нада отправила их голов, без нога...

– И руки... – вскинулся Рвач.

– Да, и рука его хорош бояр. С кого начал? С эта боярина, – указал он на Космача.

– Нет, господин, – возразил Рвач,– Это мой родич, и ему не пристало первым ложиться на плаху, пускай понаслаждается вместе с нами, а потом с него шкуру снимем, как тогда с вашего Махмуда, помнишь?

– Помнишь-помнишь, – кивнул Ахмат. – Така и сделаешь, – согласился он и подал знак палачам.

Сначала расправились с воргольскими боярами, отрубив им руки и ноги, а после обезглавив. Потом, изуверски медленно, приступили к казни липецких полонянников. Начали с Долмата... Тот, хоть и связанный и избитый, стал сопротивляться, и это ещё больше раззадорило мучителей. Толпа, окружившая лобное место, взревела, Долмата свалили и перепоясали ремнями ноги от пят до коленей.

– Не рубить, не рубить! – завопил Рвач. – Собирай костёр! На костёр его, живьём зажарим!

– Правильна делала, правильна, – закивал в знак одобрения головой Ахмат.

Татары и русские предатели стали собирать брёвна и складывать штабелем. На штабель положили Долмата, который уже не мог сопротивляться. Но когда под брёвна сунули хворост, он закричал:

– Рвач! Креста на тебе нету! Казнишь без покаяния! Привези из Тешева монастыря священника, пускай грехи нам отпустит!

Но поджигатели уже запалили с одной стороны костёр.

– Рвач! – продолжал неистово кричать Долмат. – Приведи попа, ирод проклятый! Развяжи руки, я хоть Господу Богу нашему Иисусу Христу помолюсь!

– Обойдёшься без покаяния и молитв! – прошипел Рвач и ударом сабли отрубил Долмату кисти рук. В лицо ему брызнула кровь. Рвач слизал её с губ языком и спокойно заметил: – Теперь и молиться нечем, а это мы отправим твоему любимому князьку Святославу в подарок от его верного стремянного.

Предатель поднял кисти Долмата и отошёл от разгорающегося костра. Пламя ещё не касалось тела мученика, но он уже чувствовал нестерпимый жар.

– Отруби голову, Рвач! – простонал он. – Тоже пригодится для подарка!

– Голова пускай сгорит вместе с твоей противной плотью! – ухмыльнулся Рвач и пошёл прочь.

– Будь проклят, нехристь поганый! – крикнул вдогонку ему Долмат, посмотрел на небо и зашептал: – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий...

Языки пламени всё разрастались, приближаясь к телу Долмата и обжигая его жгучим дыханием. Сырые дрова потрескивали, и огонь медленно продвигался к центру помоста.

Стоявший рядом с Рвачом охотник Самсон, не выдержав жуткого зрелища, отвернулся:

– Да неужто мы, на самом деле, нехристи? Надо бы позвать попа...

– Не твоё дело, холоп! – оскалил зубы Рвач и хлестнул ногайкой Самсона по щеке. Тот нырнул за спины глазеющих русских и татар, вырвавшись из толпы, прыгнул на коня и помчался вперёд, не разбирая дороги.

А Рвач свирепствовал. Его кровожадность подогревалась ещё и известием о смерти сына Антипа, который, возможно, погиб от рук кого-то из пленённых липчан.

– Они убили моего сына! Сдирать с них шкуры надо! Пусть визжат, как свиньи! – орал Рвач. – Ахмат! Я прошу тебя, прикажи драть с них живых шкуры!

– Драть-драть! – согласился Ахмат, и палачи накинулись на Агафона. Агафон не сопротивлялся, а тоже отрешённо смотрел в небо и шептал молитву. Ему развязали руки, положили на плаху и одним ударом топора отрубили обе сразу. Но перед этим Агафон успел перекреститься.

Из обрубков хлынула кровь. Агафон побелел, закатил глаза и рухнул, как сноп. Не дождавшись дальнейших истязаний, княжеский тиун скончался.

– И этот сдох раньше сроку! – досадовал Рвач.

– Руби его голова! Это вторая рук и первый голова Святослава подарок. Жаль, голова его любимец Долмат сгорел, – сказал не в пример Рвачу весёлый Ахмат и приказал продолжить казнь.

А в это самое время Самсон во весь опор мчался в Тешев монастырь, благо он был недалеко. Спрыгнув с коня возле ворот, Самсон вбежал в Божий храм. Монахи тревожно посмотрели на него.

– Где игумен? – перекрестившись на лик Спаса, спросил Самсон.

– Ушёл в Поройскую пустынь под Липец и ещё не вернулся, – ответил старый монах.

– Поройская пустынь разорена, и Липец татары сожгли. А на Донщине казнят православных без покаяния!.. – с трудом проговорил Самсон. – Там нужен священник, чтоб отпустить им грехи.

Монахи переглянулись, и один кивнул:

– Я пойду. Отец Герасим, выведи из конюшни лошадь, пешком, пожалуй, и не успею.

– Надо спешить, а то и на конях не успеем! – помрачнел Самсон. – Только учти, отец...

– Гесион.

– Учти, отец Гесион: татары свирепы, да и не только татары... Нам тоже за нашу дерзость, может, придётся смерть принять.

– На всё Божья воля, – смиренно ответил Гесион.

Самсон с монахом прискакали на взмыленных конях, когда палачи, резанув полосу на груди воеводы Гольцова, отделяли кожу от плоти. Воевода был в сознании. Тяжело дыша, он громко стонал, до крови кусая запёкшиеся губы. Увидев монаха, слёзно закричал:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!..

Монах же, не обращая ни на кого внимания, подошёл к жертве и осенил её крестным знамением. Потом он стал соборовать умирающего и читать молитву; закончив, приложил к губам Гольцова крест.

Татары оцепенели. Они не могли понять, откуда появился монах, и не знали, что с ним делать. Первым опомнился Рвач.

– Гоните его! – завизжал он. – Режьте Гольцова! Режьте!..

Гесиона оттолкнули, но дело было сделано, и монах начал соборовать боярина Космача.

– Кто привёл попа? – орал Рвач. – Он всё испортил!

– Самсон доставил, – шепнул на ухо хозяину Исай.

– Ах, негодяй! Где он? – затопал ногами предатель. – Исай! Вяжи его! Казним тоже, и монаха убить надо! – посмотрел он на Ахмата.

Баскак кивнул стоявшему рядом нукеру. Тот выхватил саблю, подбежал к Гесиону и одним ударом огрубил ему голову, которую бросил в кучу других голов, а туловище оттащил к окровавленным и обезображенным телам липецких и воргольских людей.

С Гольцовым было покончено, и настала очередь последнего приговорённого, боярина Космача. Но ни единого стона не услышали из уст русского витязя палачи, потому что соборование вселило в Космача неистребимую силу духа. Отрёкшись от всего земного, он мысленно был уже на небесах.

Не насладясь в полной мере зрелищем казни (только два воргольских боярина проявили некоторую слабость, остальные одиннадцать казнённых вели себя смело и достойно), Рвач выхватил ногайку и начал хлестать связанного Самсона.

– Вот тебе! Вот тебе!

Когда на Самсоне порвалась одежда, Рвач в исступлении начал стегать по обнажённому телу охотника, Ахмат оттолкнул предателя:

– Хватита стегай. Давай сдирай шкура. Пускай визжит, как баба, когда рожай.

– Хорошо, – согласился Рвач. – Он нам всё равно не нужон. Пользы от него никакой. Даже князя Святослава убить не смог. А теперь хочешь свой грех загладить? Не получится! – грозил кулаком Самсону Рвач. – В Липец тебе возврату нету. Там уже знают, что это ты шарахнул булавой Святослава. И нам ты боле не нужон.

Самсон в ужасе заорал:

– За что такая казнь, хозяин?! Лучше отруби голову!

– Я знаю, что лучше! Ишь надумал! Лёгкой смерти хочешь? – захохотал Рвач.

– Прости! Прости, хозяин! – заплакал Самсон. – Виноват! Я тебе ещё пригожусь!..

Исай что-то шепнул Рвачу. Тот в свою очередь прильнул к уху Ахмата. Баскак подозвал палачей, буркнул им по-татарски, а по-русски крикнул Рвачу:

– Эй! Самсон голов коназ Святослав не нужен?

– Нет, не нужна, – ухмыльнулся Рвач.

– Так за его предатель начинай сдирай шкура с голова. Мане кажесь, со лба начинай надо. Ты как думал?

– Конечно, со лба, – согласился Рвач.

Самсон снова заголосил:

– Я пригожусь! Я пригожусь!..

– Так говоришь – пригодишься? – прищурился Рвач. – Ну, тогда слушай! С нонешнего дня будешь в полной моей воле. Ежели что – сдохнешь ещё хуже, чем эти, понял?

Самсон не мог вымолвить ни слова и только кивал. Коротко переговорив с баскаком, Рвач приказал:

– Исай! Развяжи его!

Несколькими взмахами сабли супоневые верёвки были разрублены, и обессиленный Самсон упал в заледеневшую лужу.

Кровавая оргия закончилась. Ахмат с Рвачом, прохаживаясь, любовались результатами своих деяний. Подошли к жавшимся друг к дружке странникам, схваченным ещё раньше во время охоты за людьми. Странники с ужасом смотрели на палачей, ожидая жестокой расправы.

Ахмат что-то буркнул нукеру, и вскоре татары принесли одежду, головы и кисти рук казнённых, а Рвач обратился к странникам.

– Наш несравненный господин Ахмат милосерден к тем, кто не сопротивляется его воле, – торжественно заявил предатель. – Вы покорны господину, поэтому он не только дарует вам жизнь, но и жалует одёжу бунтовщиков.

Странники засуетились, кривя рты в жалких улыбках, и трудно было понять, радуются они или печалятся. Татары стали швырять им окровавленную одежду, но странники боялись прикоснуться к ней, пока Рвач не рявкнул:

– И с вас шкуры посымать?

И они начали хватать пахнущие кровью зипуны, кафтаны и сапоги.

– Та-а-ак! Ну сущие бояре стали! – с издёвкой промолвил Рвач. – А теперь послужите-ка за ласку и подарки господину Ахмату. Берите вот эти руки и головы, ходите из земли в землю и везде громогласно объявляйте: «Так будет с каждым, кто посмеет оскорбить господина Ахмата!»

Странники с трепетом подчинились: разобрали кому что досталось по котомкам и поплелись по дороге в сторону Липеца. Рвач, довольный собой, в сопровождении Исая направился к лобному месту, чтобы навести там порядок. К нему, уже на коне, приблизился с небольшой свитой Ахмат и важно процедил:

– Я поехала, а тута оставляй моя брата Вагиз. В Турова Абдулла. Глядел и оберегал их. Понимай?

– Понял-понял, господин, – поспешно заверил Рвач. – Всё будет в порядке!

Подстегнув коня, баскак ускакал.

Глава вторая

Не прошло и недели, как Святослав Иванович поднялся на ноги. Состояние подавленности у его людей прошло, и липчане начали готовиться к новым боям.

В княжеской избе Святослав собрал уцелевших знатных людей. Их было немного: князья Александр и Даниил, а также Семён Андреевич, прибывшие из Орды Василий Шумахов, Андрей Кавырша и чудом уцелевший Дорофей Космачов.

– Братья мои, – спокойно начал свою речь Святослав. – Мы разгромлены, и городов у нас больше нету, их пожгли татары. Мы не знаем судьбу Гаврилы Василина Космача, Агафона, Ивана Степановича Гольцова, Долмата. Может, они погибли, а может, в руках татарских извергов. Да, воинства нашего побито много, а тут ещё плохую весть привёз из Орды Василий Шумахов. Царя Телебугу настраивает против нас Олег Воргольский, и хан требует меня на суд...

– Не бывать тому! – взорвался Даниил. – Мы всё равно разбиты, и терять нам уже нечего, кроме князя. Потеряем тебя – совсем конец. Надо собрать силы и ударить по Ахматовым слободам.

– Хоть и молод князь Данила, и горяч, а говорит разумно, – поддержал юношу Семён Андреевич. – Неча смерть искать нашему князю в Орде. В лесах будем жить, а покою татарам не дадим.

– Я согласен, – кивнул князь Александр.

– Людей у нас мало, – печально вздохнул Святослав. – Борьба с нехристями – дело богоугодное, да дружина почти вся полегла на поле брани.

– Ничего, народ соберём! – заверил брата Александр. – Смердов и верных холопов военному делу за зиму обучим. Нужно только гонцов послать во все концы Черлёного Яра.

– Ну хорошо, на том и порешим... – Князь Липецкий поморщился от боли, встал и пошатнулся. Даниил с Василием Шумаховым успели подхватить его под руки.

– Ладно-ладно, пройдёт... – еле шевеля губами, проговорил Святослав.

– Княже, да тебе ещё лежать надо! – появился на пороге знахарь Симон. – Ты ещё слаб. Ведите его в опочивальню...

В отсутствие больного Святослава Ивановича подготовку к обучению дружины взял на себя князь Александр.

Глава третья

Демьян с Антоном Свиристелкиным и Евтеем Ломовым отправились в урочище Плющань. Демьяна встретили не очень-то приветливо. Косясь на его спутников, Кунам рыкнул:

– Зачем притащил чужих людей? – Помолчав, спросил: – А где Иван?

– Негу больше Ивана, – снял шапку Демьян. – Убили татары при осаде Липеца. Царствие ему небесное...

Остальные тоже сняли шапки и перекрестились.

– Слыхали про вашу беду, – сочувственно молвил атаман.

– А чего ж на помощь не пришли? – нахмурился Демьян.

– Опоздали, – виновато вздохнул Кунам. – Пришли уже на пепелище, застали там пару десятков татар и отправили их к праотцам.

– Невелика, однако, помощь... А где же Силай? – спохватился Демьян.

– Силай твой жив и здоров, тоже в Липец ходил. Искали мы вас, но не нашли, вы как в воду канули. Силай сказал, что вы можете прятаться на реке Кривке. Ездили и на Кривку, но без толку. Пришлось вернуться.

– Где он сейчас?

– Не терпится повидать друга?

– А ты как думал?

– Ну идём...

Пошли. Вроде и туда, где были осенью, да не той дорогой. А может, глубокий снег и безлистные деревья делали её непохожей на осеннюю. Или Кунам сбивал с панталыку посторонних, чтоб потом это укромное место никто не нашёл. Шли долго. Демьян и его спутники утопали в снегу по самые колени, Кунам же с товарищами шли ровно, не утопая, – на ногах у лесных братьев сплетённые из прутьев орешника корзиночки, которые слегка продавливали снег, но держали человека на поверхности снежного заноса. Демьян же с Антоном и Евтеем вконец выбились из сил.

– Погодите! Не могу больше! – рухнув в сугроб, утёр йот со лба Демьян.

Кунам еле слышно пробормотал: «Щенки!», постоял немного и заявил:

– Вот что, милые. Рассиживаться некогда, да и простудиться на таком холоде раз плюнуть. До селища недалеко, так что наберитесь уж терпенья.

Демьян сверкнул угольными очами на Кунама и, стараясь ступать как можно легче, пробурчал:

– Могли бы и запасные лапти с собой носить!

– Это не лапти, а скороходы, – поправил сын Кунама Тяпка.

– Мы ж не знали, что к нам такие дорогие гости заявятся, – ухмыльнулся другой атаманов сын Рус. – А то б, конечно, прихватили ещё тройку скороходов.

– Цыц вы! Хватит лясы точить! – оборвал их Кунам. – Я вижу, твой друг... Как зовут?

– Антон, – пропыхтел Демьян.

– Совсем, гляжу, он из сил выбился.

Кунам сел, снял плетёнки и протянул парню:

– Одень, а то и впрямь замерзать тут останешься.

– А как же ты? – смущённо спросил Антон.

– Мы по снегу ходить привычные, – усмехнулся Кунам. И действительно, как-то по-особенному мягко ступая, он не проваливался.

Антон надел скороходы, и вскоре ватага была на месте.

Силай жил в той же избе, в которой отлёживался от ран. Он чинил супонью разрубленную в недавней схватке с татарами амуницию, а увидя вошедших, мгновенье изумлённо смотрел на Демьяна, потом поднялся, отбросив седло, и кинулся к нему, всхлипывая, как малый ребёнок.

– Что ты, ну что ты? – обнимая Силая, ласково говорил Демьян. – Ну хватит...

Наконец Силай немного успокоился, вытер слёзы и поздоровался с остальными гостями. Потом спросил:

– А где Иван?

Демьян замялся: говорить – не говорить? Решил сказать.

– Убил его в бою с татарами предатель Антип Рвачов.

Силай обессиленно присел на лавку:

– А ты-то где был? Почему не заступился?

– Силаюшка, дорогой, что ты говоришь? – потухшим голосом промолвил Демьян. – Татары Липец уже взяли, и мы бились на улицах. Антип схватил Варьку Попову, хотел её спортить, а Иван заступился, убил Антипа, но и сам был ранен насмерть. А Варька этого не выдержала, в проруби утопилась. Мы и не думали, что она над собой такое сделает... Ну, хватит горе горевать. Князь Святослав Иванович людей собирает в дружину, кто жив остался после Ахматовой рати. С весны опять пойдём на басурман и предателей. Вы с нами? – посмотрел на Кунама.

– Я с вами! – воскликнул Силай.

– И мы по весне подсобим, – пообещал Кунам. – Только весточку дайте, когда двинете на татар.

– А почему сейчас не хотите идти?

– А ты сперва спроси свово князя, примет он нас ал и нет.

– Да почему ж не примет?

– Нет, ты уж спроси. А то придём от чистого сердца помочь, а он возьмёт да на деревьях нас поразвешает.

– Будь по-вашему, спрошу, – согласился Демьян. – Ведь у нас каждый дружинник на счету... Силай! Ты готов?

– Погодите-погодите! – вскинулся Кунам. – Потрапезуйте сперва, обед на столе.

Гости согласились, поели и вскоре уже мчались по наезженной дороге в сторону Липеца. Завернули на пепелище. Сняли шапки и шлемы, перекрестились, постояли немного и вдруг обратили внимание на бредущих невдалеке людей. Их было трое, одеты слишком справно для бродяг.

– Эй, стойте! – крикнул Демьян.

Мужики оглянулись и, вопреки ожиданию дружинников, не побежали, а, наоборот, пошли к ним.

– Кто такие и куда путь держите? – спросил Демьян.

Мужики оглядели встречных с головы до ног, и один, сухощавый, высокого роста, в кафтане не по размеру, видать, старший в этой троице, невесело улыбнулся:

– Кто такие? Странники мы. Всё ходим по слободам, городам и видим везде только пепел да трупы, и некого нам, как велено было, стращать.

– Стращать? – удивился Силай. – Вам – стращать?!

– Что-то на тебе, длиннобудылый, кафтан мне знакомый, – нахмурился Демьян. – Не убил ли ты и ограбил кого из наших?

– Да нет, – спокойно ответил мужик. – Только зовут меня не длиннобудылый, а Кузьма, и убивать мы никого не убивали. Кафтаны на нас надели люди баскака Ахмата, а стращать мы должны народ вот чем... Евтихий, достань и покажи этим молодцам татарские подарки князю Святославу.

Евтихий, тоже одетый в богатый кафтан, снял с плеча мешок и вывалил его содержимое. Демьян и остальные остолбенели – на снег упала и покатилась под горку мёрзлая человеческая голова, а в сугроб воткнулись восковые кисти рук. Кони заржали и стали вырываться. Силай не удержал своего, и конь бешеными прыжками, поднимая снежную пыль, помчался к лесу.

Козьма же бесстрастно произнёс:

– Кто пойдёт против Ахмата, того постигнет такая же участь.

У Демьяна от гнева потемнело в глазах. Он выхватил шашку – удар, и Кузьма рухнул, обагряя снег кровью. Двое других странников побежали. Демьян кинулся за ними вдогонку.

– Не убивай их! – крикнул вслед более сдержанный Евтей Ломов и сам устремился за одним из беглецов, настиг его и подмял под себя. Подоспел Антон и помог скрутить странника. Демьян же продолжал преследовать свою жертву. Мужик скинул длинный кафтан и, петляя как заяц, увёртывался от ударов шашки дружинника.

– Не убивай! – снова крикнул Евтей, а преследуемый уже добрался до леса и нырнул в чащу. Демьян за ним.

– Вот дьявол черномазый, бестолочь дурная! – выругался Ломов. – Вставай! – приподнял он пленника. – Пошли расскажешь, кого ты со своим дружком Ахматом замучил.

– Никого я не мучил, – всхлипнул Евтихий. – Нас самих чуть не казнили, а потом помиловали. Одели в эти кафтаны, – кивнул на своё одеянье, – и велели идти из земли в землю и стращать людей. А кого стращать-то?! За сколь поприщ в округе вас только и встретили...

Антон первым подошёл к лежавшим на снегу страшным подаркам. Взял в руки голову, повернул её к себе лицом...

– Так это же Агафон!.. – с ужасом прошептал он.

– С него с живого кожу снимали... – потупился Евтихий. – А потом голову отрубили...

– С живого?! – вытаращил глаза Евтей.

– Да, их тринадцать было, и всех казнили... – Странник посмотрел в небо и что-то прошептал.

Антон и Евтей оцепенели. Появился Силай. Он поймал-таки своего коня.

– Эй, чего рты поразевали? Что стряслось?

Антон с Евтеем не могли вымолвить ни слова.

– Им и руки отрубили, – добавил Евтихий, поднял одну и протянул Силаю. Тот попятился. – И кого-то на костре сожгли...

– Хватит болтать! – в бешенстве закричал Антон. – Где Дёмка? Ехать надо к Святославу Ивановичу! Собирайте всё в мешок! Голову туда же!

Всё быстро собрали и привязали мешок к седлу коня Евтея, который вёл себя спокойно, потому что много раз бывал в сражениях и понюхал со своим хозяином немало крови.

– А с этим что делать? – показал на пленника Силай. – Может, и ему башку долой?

Евтихий задрожал.

– Нельзя его убивать, – возразил Евтей. – Мы ещё не всё знаем о случившемся.

– А как же его везти? – почесал затылок Силай. – Коня-то лишнего нету.

– Ничего! – подтягивая подпругу, хмыкнул Ломов. – Привяжем к седлу за руки, он замёрз, пущай побегает за нами и погреется. Да где же Демьян?..

Прошло немало времени, прежде чем вернулся Шумахов, растрёпанный и злой, весь в поту и без шапки. Увидев привязанного к лошади пленника, он выхватил шашку, но Ломов успел отразить его удар своей, а Евтей выбил из рук Демьяна оружие, повалил его на снег, плотно прижал и стал успокаивать. Измученный погоней Шумахов не сопротивлялся, а только кричал:

– Отдай мне его! Убью суку!

– Спокойно, Дёмушка, спокойно, – приговаривал Ломов. – Не надо убивать, он нам ещё пригодится.

– Да на кой ляд нам этот предатель занадобится? – вопил Шумахов. – Дай я его на куски растерзаю!.. – Наконец, угомонившись, проворчал: – Да слезь ты с меня! Задавишь!

– А шалить не будешь?

– Не буду.

Ломов поднялся. Демьян тоже встал, отряхнулся, прыгнул на коня и тронулся с места. За ним гуськом и остальные. Евтихий, привязанный верёвкой к седлу, бежал, спотыкаясь и утопая в сугробах и оставляя за собой петляющий след. Иногда он падал, и тогда конь Ломова, протащив его некоторое расстояние, останавливался. Пленник, красный и потный, дыша всей грудью, садился на снег, но к нему тут же подъезжал Демьян, вытягивал плёткой, и Евтихий, вопя от боли, вскакивал и продолжал свой тяжкий путь, пока совсем не выбился из сил. Тогда его привязали к крупу Силаева коня и уже таким манером добрались до князя.

Из сбивчивого доклада Демьяна Святослав сначала ничего не понял.

– Какие руки? Какие головы?! – удивился он и приказал привести пленника.

Привели, голову Агафона положили на стол. Долго в оцепенении смотрел на неё Святослав Иванович, только левая щека подёргивалась.

– И кого же ещё вы вот так же убили? – процедил он.

– Никого мы не убивали, господин! – судорожно замотал головой Евтихий. – И кого татары казнили, я не знаю. Мне велели носить это, – указал пальцем на голову Агафона, – чтоб народ боялся, – вот и ношу.

– А мы сейчас заставим тебя вспомнить имена казнённых, – зловеще молвил князь Липецкий. – Демьян! Кликни-ка Дёжкина!

Через несколько минут в хату, покачиваясь, вошёл огромный верзила. Лицо его было мало похоже на человеческое, напоминая скорее лошадиную морду. Дёжкин смотрел исподлобья так свирепо, что Евтихий от одного только его взгляда осел и лишился чувств.

До войны с ногайскими татарами князь редко прибегал к услугам палача, и стосковавшийся по «делу» Дёжкин радостно прорычал:

– Слушаю, княже!

– Облей этого холодной водой, – кивнул князь на неподвижного Евтихия.

С улицы принесли кадку с ледником, и Дёжкин опрокинул её на Евтихия. Пленник как ошалелый в мгновение ока оказался на ногах.

– Кирей, – посмотрел Святослав на Дёжкина. – А что, дыба и длинник у тебя готовы?

– Готовы, княже, – улыбнулся палач. Улыбка его и впрямь была ухмылкой лошади, и Евтихию стало жутко.

– Что-то я слышал... – задрожав всем телом, пролепетал он. – Господин! – пустил слезу. – Что-то слышал, слышал!.. – И повернулся в сторону Ломова, помня, что тот недавно спас его от расправы Демьяна.

Однако Евтей был невозмутим, и пленник испуганно забормотал:

– Кажется, там был Дом... нет-нет... Дол...

– Долмат?

– Во-во! Долмат. Долматом одного звали!