Текст книги "Волчье Семя. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)

– Можно подумать, Лютый, – насмешливо произнес один из подручных, – ты бы его отпустил после базара.

– А это уж как разговор сложился бы... Мы же не душегубы какие...

– Что-то еще ни разу не сложился.

– Всё когда-то бывает в первый раз, – грустно сказал Лютый. – Сложится раньше или позже. Всё! – голос стал командным. – Уходим отсюда! _____________ * Пан имеет в виду дегустацию. Проблемы у него с салевским языком.   Глава 9

Лошадка едва передвигала ноги, словно тащила не пустую повозку с тремя некрупными путниками, а доверху нагруженный камнями воз. Судя по скрипу, телега оценивала поклажу точно так же. В придачу еще и возница, беспрерывно нывший с самого начала пути, после неприятного происшествия с сердитым паном совсем впал в меланхолию.

– И шо я с вами связался? – на одной ноте тянул старик, даже не пытаясь подгонять понурую гнедую. – Ехал себе, да ехал... Нет, взял неизвестно кого, непонятно зачем... Дети... Може, и правда, дети, а може, мелкие шибко... Прирежут и прозвища не спросят... Вона как лихо от кнути сбег... И че меню дернуло?.. Высадить вас треба, шо бы вы шли своей дорогой, а я и не при чем.

– Деда, – захныкал Медвежонок, – не надо нас высаживать. Ноги уже болят пешком ходить. Никак без тебя до Легниц к вечеру не поспеем! А нам еще в Рачьи Норы шлендрать... – мальчик шмыгнул носом, – Ты же добрый...

– Добрый, не добрый, – не меняя тона, откликнулся возница, – а своя шкура дороже. Как бы осерчал пан за кувырк твой, да возвернулся кнутей надавать?! И на шо тебе кувырки те были? Подумаешь, разок кнутью б спахали...

– Больно же, – продолжал хныкать малец, – не хочу плетью...

– Больно ему... И шо... Заживет, чай, а пану радость. И нам спокойней, – старик закрутил головой. – Нет, зря я вас взял, ох, зря. Не к добру это. И че меня дернуло?..

– Может, две медные монетки? – спросил Коготь.

– Понятно дило, не буркалы ваши красивые, – откликнулся старик. – Мне и девичьи глазки давно уж без надобности, тута ж и говорить нечё. А монетки треба, то да... Воно ведь, жизнь какая... Пану дай... Мытарю дай... Жолнежу – снова дай... Паны кажну неделю за оброком ходют. А где взять? Вот и приходится всяких проходимцев до телеги пускать. С паршивой овцы хоть шерсти клок... – он помолчал немного и продолжил. – Не буде от того дила добра, ох не буде...

– Ты че, дед? – возмутился Коготь. – Ты ж сам говорил, что с Блакитных Мырд! А с них пан три года как подать не берет! И жолнежам своим запрещает! Или ты старых хозяев вспомнил? Так пора бы и позабыть. На пана Мариуша наши не жалуются. А паненку Ядвигу и вовсе любят. Добрая она.

– И красивая... – добавил Медвежонок и вздохнул.

– Седня добра, а завтра хто ея знае, – пробурчал старик. – Може, ей крови хлопской захочется. Или монет не хватит. А вот че старый пан объявился? Сегодня на шляхе кнутью машет, а завтра? Совсем вернется ежели?

– Погодь, – вскинулся Коготь. – Так то Новак был? Пан Войцех?

– А то ж, – проныл возница.

– Так что ж ты молчал! – разочарование на лице парня боролось с хищным оскалом.

– А че гутарить-то, – старика гримасы паренька нимало не смутили. – Шо ты супротив пану могешь? Аль вы душегубы? Ох, лишенько, кого ж только возить не приходится? Однако мелковаты вы малость. И ножиков при вас нет. Може, сами и не прирежете... Зато жолнежи докопаются, что пергаментов нема. Али есть ксива какая? – возница покосился на Когтя, отрицательно качнувшего головой, и вздохнул. – Нема... И то правда, откуда у вас. А сейчас без по-до-рож-ной, – дед по слогам выговорил трудное слово, – никуда низя. Без пергаменту ты букашка... – помолчал немного и продолжил, обращаясь к Медвежонку. – Гутаришь, одиннадцать годков тебе, а вдруг врешь, а в самом деле десять?! А брату тваму не тринадцать, а все четырнадцать? Может, и не с Рачьих Нор вы, а с Медвежьих болот, где все тати прячутся?

– Ага, а еще, – хмыкнул Коготь, – мой брат ларг! Сейчас обернется и сожрет тебя вместе с костями! – он заметил, что шутка воздействия на возницу не оказала, и спросил: – Тебе что, разница есть?

– Да вроде и нету... Но, може, вы до лихих людей добычу водите?.. Отберут и коника, и телегу...

– Окстись, дед, – рассмеялся Коготь. – Кому такое добро нужно! Стой твоя кобыла хоть серебряк, давно бы какой пан себе захапал!

– А шо? – возмутился старик. – Серебряк – немалые деньги!

– Вот потому и отобрали бы, что немалые!

– Так то для нас немалые, кто за пару медных монеток всяких подвозит. А паны, воны в золоте купаются... – старик снова вздохнул. – Да и не отбирает пан Качиньский у хлопов последнее, то ты правду кажешь. А вот лесные-то могут и позариться. Пустят телегу на дрова, а Милку на мясо... – дед глянул на конский круп, и поправился. – На бульон. Не к добру это, ох не к добру...

Дорога вынырнула из леса, и телега, срезая угол луга, покатилась к небольшому бревенчатому сооружению, возле которого откровенно скучали два мужика в небесного цвета куртках. Дед было взялся за вожжи, но один из жолнежей, окинув повозку полусонным взглядом, махнул рукой: катись, мол, своей дорогой, не задерживай.

– На земли нашего пана въехали, – возница немного повеселел. – Разбойного люда можно не опасаться ужо. Не шалят здеся. Лесные блакитных жупанов пуще огня боятся. Пан Мариуш, кого поймает, вешает без разговоров. Сурьезный пан. И дочка у него сурьезная, хоть и не пристало шановней паненке мечом махать, а татей рубит, як малой прутом крапиву... Потише стало... Так шо можете спать спокойно, – старик глянул на солнце, что-то прикидывая. – Часа три. К темноте в Легницах будем, а там до ваших Нор рукой подать.

– Поспишь тут под твоё брюзжание... – огрызнулся Коготь.

Дед обиженно замолчал и даже взмахнул вожжами. Кобылка, обрадованная, что судьба бульона ее миновала, тоже воспряла духом и прибавила ходу.

– Слухай, дед, а каким ветром пана Войцеха в эти края занесло? – лениво поинтересовался Медвежонок.

– Та хто ж его знает? – пожал плечами дед. – Може, жолнежей себе вербует. Гутарят, огниськовыки* ларгов воевать собрались и всех зовут, кто Господу верен. Панам-то война – шо мать родна! Ларги с жолнежами друг дружку порвут, а хабар шановные поделят!

– Да ладно заливать, – 'не поверил' Коготь. – Ларгов уж и нет давно. В Сварге разве что...

– Може, и нет, – протянул дед. – А може, и в Сварге. Только народ зазря гуторить не будет. Опять же, святые отцы в храмах Зверей клянут, как в старые времена. И жолнежей шибко много стало... Смутные времена настают, ох смутные. Не к добру это...

Следующий час ехали в тишине. Не то чтобы у возницы кончились темы для нытья, но парни и вправду уснули, да и сам старик сомлел и вздремнул на передке, доверяя лощадке выбирать путь. Та хозяина не подвела: топала и топала себе вперед, ни на шаг не сходя с дороги. Так и выкатила телегу на очередную поляну. Да не поляну – поле. Выкатила и встала, легким всхрапом выказывая своё отношение к тяжелому запаху крови и твердой мужской руке, ухватившей ее под уздцы.

– Не балуют, говоришь? – прошипел Коготь, скатываясь с телеги.

Поле было завалено мертвыми телами. Кроаты, легко узнаваемые по вышитым жилеткам и коротким сапогам, и жолнежи Качиньских в голубых куртках. Еще два десятка ягеров рассыпались по полю, осматривая тела и окрестности.

Возница спросонок встряхнул голову, зажмурился, открыл левый глаз, закрыл, открыл правый, вновь зажмурился, распахнул оба, ошарашено уставился прямо перед собой и взвыл на привычной ноте:

– Шо деется... Ой, шо деется... Сколько людев порубили... Жолнежей порубили... Не к добру это...

– Зигмунд! – заорал держащий несчастную Милку солдат здоровенному ягеру с нашивками капитана. – Тут телега!

Здоровяк обернулся, мазнул взглядом по возку:

– Добре, Марек... – махнул рукой. – Бери лекаря, и везите Анджея в маеток! Коня своего впряги вместо этой дохлятины! Трое с тобой!

– Та как жеж... – опешил возница, принимая поводья Милки. – А я ж...

– Вернут тебе воз, – отмахнулся капитан. – Завтра в маеток приходи. Еще и благодарности пан Мариуш отсыплет, – и заорал. – Остальные в седло! Попробуем достать этих гадов! Паненку спасать надо!

Отряд галопом помчался на юг. На отошедших в сторону детей никто не обратил внимания.

– Кроаты, – сказал брату Коготь. – Рейд. Почему? Чтобы положить десяток жолнежей?

– Они Ядзю взяли! – выдохнул Медвежонок.

– Полусотня кроатов налетела на охрану Ядвиги, возвращающейся из Хортицы! – Коготь задумался. – Не велика добыча. И не самая легкая. Каждый минимум двоих с собой забрал. Смысл налета?

– Им Ядзя была нужна, – Медвежонок негромко рыкнул. – Зачем, не знаю, только уйдут кроаты. Часа три форы у них. И темнота скоро.

– Коней погибших они увели. Одвуконь пойдут, – уточнил Коготь, рассматривая следы, и сплюнул на землю. – Да, поздно.

– Не поздно, – вскинулся Медвежонок. – Я достану.

– Один?! – Коготь повертел головой. – И что?! Их три десятка! И это не бандиты, воины! Я за тобой не успею! Если бы хоть свежие были...

– А я в честный бой играть не собираюсь! – осклабился мальчик. – Догоню, – он глянул на солнце, – к середине ночи. А там война план покажет. В худшем случае – задержу до прихода погони.

– В худшем случае погони дождутся наши трупы. И в лучшем – тоже. Вопрос только, сколько свинячих собак составит нам компанию! Хотя бы не нападай один. Я буду там к рассвету.

Медвежонок молча вытащил из котомки перевязь с ножами и перекинул через плечо. Коготь окинул взглядом разбросанные трупы и последовал примеру брата:

– Налегке побежим. Меч всегда найдется! Да и батько запретил мечами махать.

Младший кивнул, и мальчишки под удивленным взглядом старика умчались следом за погоней.

– Ох ты, шо деется... – почесал в затылке дед. – И куды помчались? Неужто жолнежи без сопливых не разберутся? И ножей-то скоко, ножей-то... Точно душегубы. Миловал Господь мя, грешного, – старик осенил себя знаком Очищающего Пламени. – И монетку вторую не заплатили, тати! Хотя не довез я их... Так то ж не моя вина... Ох, не к добру это, ох, не к добру...

И он, ведя под уздцы несчастную Милку, зашагал по Громодяньскому шляху в западном направлении. Для кого-то – в сторону Бера, а для кого-то – Блакитных Мырд. __________________ * Поленское прозвище монахов Ордена Светочей Веры.   Глава 10

День в маетке Качиньских начинался так же, как и предыдущий. И тот, что перед ним. И неделю назад. И месяц. Да как любой день за последние три года. С точностью до погоды, конечно.

Сначала заорал петух. После солнышко осветило верхушку восточной башни. Протопал наряд ягеров, меняющий караулы. А через полчаса маеток наполнился звуками. Ржали лошади, выражая своё недовольство: седлаемым не хотелось тащить на себе тяжелых и беспокойных людишек, остальных категорически не устраивала теснота конюшен. Скакунов мычанием поддерживали коровы: не дают беднягам поспать, то дойка, то на выпас погонят. Концерт не пропустили и куры. Им было, в общем-то, безразлично, но условно летающие птицы сочувствовали крупному рогатому скоту.

У колодца умывались ягеры, выливая друг другу на спины ведра ледяной воды и время от времени окатывая этой же водой зазевавшихся служанок. Те взвизгивали и мчались дальше, не забывая стрельнуть в обидчиков глазками: мол, некогда мне сейчас, работы много, но вот потом, вечером, когда с цветами и нескромными предложениями заявишься... Словом, я смолчу, но я запомню!

Развлечения у колодца много времени не заняли, дел и у служивого люда хватало. И наемники постепенно сместились ближе к кухне, соблазненные доносящимися оттуда ароматами, которые не мог перебить даже густой дым от нещадно чадившей печки.

Пан Мариуш появился на крыльце, лишь позавтракав, а к тому времени большинство патрулей уже разъехалось по 'ниткам', быстро раздал указания трем группам, махнул Фраю, остающемуся за старшего в маетке, и умчался с четвертым отрядом.

Зигмунд, проводив хозяина взглядом, обошел караулы (не то, чтобы очень надо, но порядок есть порядок); глянул, как капралы гоняют новобранцев (совсем не обязательно, но весело); вежливо (то есть не все слова были непечатными) объяснил печнику, что случится с уважаемым мастером, если к обеду нежное обоняние пани Ридицы будет по-прежнему страдать от некуртуазного чада; набил трубочку табаком и... тут пожаловали гости.

Пана Клевецкого в маетке знали, а потому впустили без особых формальностей. Даже сабельку не попросили на входе сдать. Заходите, мол, ясновельможный друг, располагайтесь как дома: винцо, пожалуйста, обед из общего котла, ванну с дороги... Ну, или, если хотите, ведро с колодезной водой... Нет, жеребцу Вашему ледяной не стоит, ему на конюшне всё необходимое найдется. А это Вам, водичка ледяная, самое оно освежиться да и остыть заодно. И бадью таскать не придется. У нас тут большинство так и моется.

Но не забывайте, что Вы в гостях. Хозяина для разговора предоставить – никак, в отъезде пан. Вернется часов через несколько. А у хозяйки сейчас послеобеденный сон. Ну и что, что утро. Ежели пани днем спит – у нее послеобеденный сон. Ежели дело срочное, можно, конечно, и поскрестись в дверь, но лучше бы этого не делать... Пани сейчас немного раздражительна стала. Да понимаете ли, токсикоз – вещь неприятная, но на точность метания ножей не влияет. Это не я так говорю, то лекари талдычат. Нет, про ножи – я. Про токсикоз – лекари. Так что если дело Ваше отлагательство терпит, то лучше пани Ридицу не будить... Откушайте пока, винцом или пивом разомнитесь. Ну, или мечом, полигончик наш знаете. Компанию Вам составить? Да с преогромным удовольствием! Хотя и слабоват я супротив Вас!

Помахать мечами тоже толком не удалось: пани Качиньская изволила проснуться, припудрить носик и сочла себя готовой принять старого боевого товарища, как положено шановней пани, то есть с радостным визгом, хлопаньем по плечам и прочими неотъемлемыми атрибутами подобных встреч. С тем лишь уточнением, что пан Леслав рукам воли не давал, помня о причине раздражительности пани и прочего токсикоза.

Впрочем, это не помешало бы Лешке Клевцу перейти к делу. В отличие от тревоги, вызванной прилетом аж трех почтовых соколов, да еще не абы каких, а выданных Анджею. Три сокола сразу, да еще без каких-либо посланий – это серьезно. Через десять минут Зигмунд во главе трех десятков всадников вылетел из ворот поместья, а серьезный разговор сам собой отложился до лучших времен. И приезд пана Мариуша ситуацию не исправил. А уж когда привезли израненного Анджея, стало и вовсе не до того...   Глава 11

Тело болело. Всё, до самой маленькой мышцы. Сказывался не первый день на коне, неожиданный скоротечный бой и последующая скачка поперек седла. Часа четыре именно скачка и еще час шагом: нестись в темноте сломя голову кроаты не решились. А вскоре и вовсе поняли бессмысленность ночного передвижения и встали на ночевку. Насколько стационарно – Нечистый их знает. Пленницу запихнули в первый же поставленный шатер, так что девушка не только увидеть ничего не успела (наглядишься тут, с мешком на голове), но и услышать толком. Мешок в шатре сняли. Зато связали по рукам и ногам. Добротно спеленали, не только запястья и лодыжки, но и локти, и колени. Слава Господу, ноги отдельно, а руки отдельно, хоть и за спиной. Так и бросили, не удосужившись подстелить хотя бы попону, Нечистый их задери! А как пристроиться в таком виде, чтобы не отдавить и без того немеющие конечности и не жрать землю в самом прямом смысле?! Сесть бы, так если и получится, то прислониться всё одно не к чему.

Пани попыталась пошевелить руками. Нет, умеют вязать, сволочи! Было бы что-нибудь острое... Но выбитый из руки меч так и остался на месте схватки, а кто и когда забрал ножи, Ядвига не знала: без сознания была. Осталась лишь пара шпилек в волосах: паненкиной прической пленители не озаботились. Хорошие шпильки, длинные. Вот только веревку ими не перережешь. Да и добраться до прически, когда руки за спиной, мягко сказать, нетривиальная задача.

В произошедшем девушка винила только себя. Расслабилась! В последние годы земли Качиньских стали безопасны. В каждой деревеньке десяток кнехтов на постое. По лесам ягеры шныряют. На дорогах патрули крутятся. Не то, что лагерь в лесу организовать, пройти незамеченным – и то проблема. Может, конечно, лихая шайка забежать ненадолго, дабы кого тормознуть в лесу и лишить жизни или имущества... Да только скор на расправу пан Мариуш, а ягеры его лучше любых псов след берут. Суток не пройдет, как лихачи украсят собой дубы или ясени очередной безымянной рощи, что с того дня получит прозвище по имени смелого, но безрассудного атамана. Так что мало желающих находилось побаловаться во владении Качиньских. А уж напасть на солдата в голубой куртке... Самоубийц немае! Тем паче на целый десяток, сопровождающий молодую пани!..

Что мешало больше охраны взять? Два десятка – не один, отбились бы. И дорогу можно было пощупать предварительно. И... Да много чего можно было сделать. Не сделали же! И не прощупали. И второй десяток не взяли. Кто же посмеет! Мы же самые лучшие! Наши кнехты нордвентских ягеров голыми руками порвут! Учим по личной методике Хитрюги Хюбнера с добавлением сварожских наработок! Да мы!.. Да нас!..

А вот посмели! Не стали заморачиваться со сложными засадами и готовить ловушки. Просто налетели в открытом поле, надеясь на численное превосходство и резвость кроатских скакунов. И не прогадали. Как ни хорош был первый десяток Анджея, а против полусотни нападающих не выстоял. Все легли. А что почти половину нападавших срубили, то не утешение: хозяйку-то оборонить не смогли. И от умений, полученных в Хортице, мало толку оказалось. Достала троих, и что? В конце концов стукнули чем-то тяжелым по голове, натянули на бестолковку мешок, кинули поперек седла, и вся недолга. Сиди теперь, веревки на руках ощупывай!

Так, неудачница, кончай ныть! Будет еще время поплакать. Или не будет... Не суть! Что должна делать хортицкая отроковица в критической ситуации? Эту самую ситуацию анализировать! Дабы разобраться и принять адекватные меры! Что имеем? Кроаты? Ой, не так тут что-то! Одежда кроатская, кони кроатские, а морды толком рассмотреть не удалось! Но приемы в бою у каждого из нападавших свои. Луки только двое применять пытались, и тех Анджей на второй стреле снял. А для кроата лук – первое оружие. И обогнать полукочевников в этом деле никто не сможет, разве что полные кочевники: пацинаки какие или кипчаки. Полсотни стрелков да по пятку выстрелов, и нет охранного десятка! Почему не стреляли? В нее, Ядвигу, боялись попасть? То, что живой взять хотели, и так понятно. Но кроат со ста шагов белку в глаз бьет. Раз боялись, значит, стрелки те еще! В общем, не кроаты.

Кому-то так потребовалась молодая пани Качиньская, что он потратился на кучу кроатской одежды и, главное, на целый табун жеребцов! Пусть не красных, те в таких количествах не всякому королю по карману, но всё же кроатских! Это тоже немаленькие деньги! Нанял полсотни головорезов, рискнувших напасть на наследницу самого большого владения в Полении. Учитывая, что всё тайное рано или поздно окажется явным, на такое пойдут только полные отморозки и за очень большую плату. Траты просто запредельные. А то, что эта публика до сих пор трофейную паненку по кругу не пустила, более того, никто пальцем не прикоснулся, не били даже, о том же самом говорит. Вот и ужин притащили! Когда это бандиты пленников кормили?

Еду принес здоровенный детина с рваным шрамом через всё лицо. Откинул полог, шагнул внутрь и поставил рядом с пленницей джету*.

– Эй, пани, – рявкнул он, вытаскивая ложку. – Пасть открывай! Кормить тебя будем!

– Может, руки развяжешь? – скромно потупила глазки девушка. – Я бы сама поела. А то хреновая из тебя нянька выйдет... – она хихикнула и передразнила. – 'За папу... за маму...'

Морда громилы налилась кровью:

– Не велено! Пасть открывай!

– Ни велики кроацки ратницы у тройе едне дейвы бодже? Сада сам голим ркама све на комада разбити да це ежти умисто вечери?*

Хоть и схожи кроатский с поленским, а при быстром выговоре не так просто понять. Ежели, конечно, с детства на этом языке не говорил.

'Кроат' рос далеко от родных степей. Потому как языка не знал совсем. Он и по-поленски объяснялся с акцентом!

– Говори по-людски! – рявкнул детина.

Ядвига послушно перевела.

– Заткни фонтан, сука панская! – взвыл здоровяк, сжимая кулаки. – Кормить ее еще! Да будь моя воля, я б тебя прямо здесь разложил! Гонор шляхтецкий изнутри мигом вышибается!

– А что, запрещают? – невинно поинтересовалась девушка, окидывая детину оценивающим взором, и сожалеюще вздохнула. – Ладно, корми, бесстрашный мой!

'Кроат' скрипнул зубами, зачерпнул варево и поднес ложку к губам пленницы. Жидкое месиво попало не столько в рот, сколько на одежду.

– Неудобно! – заявила Ядвига. – Помоги сесть!

– Размечталась! – хмыкнул детина. – Всё равно свалишься!

– А ты поддержи, – улыбнулась девушка. – У тебя-то руки не связаны!

– Чего? – удивился 'кроат'.

Пани осуждающе глянула в лицо наемнику:

– Мужлан! Обними девушку за плечи! А другой рукой корми! Ну! Сам напросился, непонятливый ты мой! И пролитое вытри! Мокро же!

Детина почесал в затылке, потом довольно хмыкнул. Усадил девушку, обхватив рукой за плечи, смахнул овощи с груди, оставив руку на соблазнительной окружности.

– Ты корми, а не лапай! – прошипела девушка, однако шипение вышло с жарким придыханием.

– Ишь ты, недотрога какая, – пробурчал громила, но руку убрал и вооружился ложкой.

– Какая есть! – Ядвига столкнула с ложки кусок мяса, ойкнула и приказала. – Сними!

Рука бандита снова легла на грудь, через рубашку сжимая сосок. Девушка чуть слышно застонала и громко возмутилась:

– Не лапай, сказала!

– Что морду воротишь? – вызверился детина. – Уж и потискать ее нельзя!

Тем не менее отпустил грудь и отправил упавший кусок в рот пленнице.

– А ты думал, каждому быдлу можно шановних пани щупать? – не оставалась в долгу Ядвига, прижимаясь плечом к мужской груди. – Завели моду руками шерудить!

– Много о себе думаешь! – рыкнул громила, убирая пустую джету. – Тоже мне, целка благородная нашлась!

– А это не твое дело! – огрызнулась девушка.

– Вот разложу сейчас, да проверю!

– Только попробуй! – вскинулась девушка и шепотом добавила: – Я кричать буду!

– Будешь, ласточка моя, будешь, – довольно осклабился громила. – От удовольствия.

Он еще раз прошелся по груди, резко опрокинул пленницу и сжал ягодицу. Девушка негромко взвизгнула. Мужчина довольно усмехнулся:

– А ведь тебе нравится, сучка! Чуешь настоящего мужика! – прислушался к звукам на улице. – Задница Нечистого! Ладно, поскучай немного, крошка, попозже приду и закончим.

Громила забрал посуду и вышел, напоследок бросив на пленницу многообещающий взгляд.

Пани вернулась к размышлениям. Итак. Кому-то очень хочется с ней поговорить. И не только поговорить, но и договориться. Желательно добром. Но если не выйдет – любой ценой. Слишком большие средства вложены в первое же действие по налаживанию контакта. Самой же Ядвиге крайне интересна личность этого кого-то. А еще интереснее, какие силы за ним стоят. Вот только по этим вопросам данных никаких.

А вот по теме разговора можно строить предположения. Что может заинтересовать серьезных людей в шестнадцатилетней девочке? Молодость и свежесть? Не смешите мои лапти, как говорил хортицкий учитель по системному анализу (ни один ученик, кроме самой Ядвиги, поначалу даже название науки выговорить не мог) родом из маленького городка на побережье Сварожского моря. Не будем смешить обувь! За вложенные в налет средства можно купить девок таких и столько, что все черсидские шахи обзавидуются!

Значит, интересует наследница маетка. А если похититель знает истинное состояние дел – не наследница, а фактическая совладелица. Маеток важен. Но захватить владение такими способами практически нереально. Через брак? Обычно подобные вопросы иначе решают. Хотя бы пытаются. Тайно обвенчать? Силой? Во-первых, такой брак недействителен, а во-вторых, смерть мужа быстро освободит Ядвигу от обузы. Скорее всего, в первую брачную ночь! Тогда что? Содействие? Союз с кем-то? Неясно и непонятно. Всё это проще решить официально, без налетов, погонь и крови. Или они думают, что она простит смерть своих людей? Анджея, например!

Ядвига до скрежета сжала зубы. Эх, освободить бы руки...

Так! Пока взять себя в эти самые руки и думать! Конечностями еще будет время поработать! Кому может быть интересно ее владение в любом смысле? Глупый вопрос! Крупнейший маеток в Полении, расположенный на громодяньском шляхе! Кому он не интересен! Но судя по размаху, действуют либо чьи-то скрытники, либо Орден. Светочи Веры. Встречаться ни с кем из них не хочется... Уходить надо. Но это и без долгих рассуждений понятно. Не зря же она начала игру с этим громилой. Остается надеяться, что он понял намеки...

Пани прислушалась. Шаги. Пришел, герой-любовник. Ядвига усмехнулась. Хорошо быть молодой и красивой! Продолжим! Сознательно и по всем правилам. Как учили на специальных занятиях для девушек. Спасибо, Хортица! Своим опытом, которого и нет совсем, не возьмешь, остается теоретическими знаниями.

Прикинуться спящей, не забывая держать ушки на макушке. У входа в шатер негромкий разговор. Слов, к сожалению, не разобрать. Услал искатель сексуальных приключений охранника, вызвавшись подменить, или оставил? Сам уже внутри. Быстро. Значит, оставил. Жаль, без него было бы проще...

Сильная рука коснулась груди. Ну это так сказано: коснулась. Схватила и сжала, не соизмеряя собственную силу с нежностью девичьей кожи.

– А вот и я, сучка!

Ну и запашок от него! Неважно, работаем! Застонать и открыть глаза. Словно не поняла спросонок.

– Пришел?.. – томно, на выдохе... – Нежнее...

Ага! Дождешься от него! Даже не отвечает. Только сопит. Одна лапа продолжает мять грудь, распахнув рубаху, вторая полезла в промежность. Ну-ну, ноги-то связаны. Руку боком меж бедер засунуть еще можно, а на что-то большее и не рассчитывай! Ага, тоже сообразил. Задумался...

– Не останавливайся!.. – жарко, с придыханием.

– А ты, я гляжу, жаркая штучка, пани! – хмыкнул здоровяк. – Хочешь попробовать настоящего мужика!

– Да! – крик шепотом. Страстный, идущий от самого сердца. Или от другого органа, надежно прикрытого штанами и связанными ногами.

О! Уже не связанными!

– Иди ко мне, коханый!

Может, и руки освободит? Нет, не торопится... Заерзать, скрывая движения рук, проверяющих крепость пут. Не ослабли. А он тем временем пытается стащить с нее брюки. Ну уж нет, без помощи объекта это не так просто: узковаты штанишки... Пора просыпаться. Отстраниться резким движением, подтянуть коленки к груди и оттолкнуть. Не сильно, чуть больше, чем обозначить.

– Ты что делаешь? – как это называла Ладислава, 'неуверенное возмущение'?

Естественно, он и не думал отпускать. Даже рука из-под рубашки не ушла.

– Можно подумать, тебе не нравится!

А самодовольства-то сколько! Всерьез ведь считает, что шановняя пани на него запала! Пожалуй, пора сдаваться потихоньку.

– Не хочу так! – губки надуть, обиды в лице побольше. Авось разглядит, не зря же светильник притащил. – Больно!

– Что тебе не так?

– Руки больно! – пожалостливей. И всхлипнуть. – Я ж на них лежу! Развяжи!

– Не велено... – но в голосе неуверенность.

– А остальное велено? – еще обиды, еще! – Я к тебе всем сердцем, а ты... – новый всхлип, слезинку из глаз. – Что я тебя, съем, что ли? Ты вон какой большой! Сильный...

Изогнуться, выпячивая обнаженную грудь...

Здоровяк сглотнул и, не говоря ни слова, распутал веревку. Откинул в сторону.

– Потом обратно свяжу!

– Хорошо, любый... – погладить затылок, ткнуться лбом в противную волосатую грудь, руку ему в лапы, капризно надуть губки. – Разотри, колет!

Послушно растирает. Поплыл мужик! Но еще рано!

– Как тебя зовут, милый!

– Ганс! – и снова рука на груди. А вторая мнет ягодицу. Застонать...

– Их либе дих, Гансик! Нимм мих!* – на его родном языке, так правильно.

Приподнять бедра, помогая ему спустить брюки. За шею! Не ухватиться, обнять! Нежнее, девочка, нежнее! Откинуться назад, увлекая мужчину за собой. Теперь руки за голову, выпятить грудь, пусть хватается, лишь бы больше ничего не видел. Правой рукой за шею, потянуться губами...

Стальная шпилька вошла в ухо, не встретив ни малейшего сопротивления. Сладострастный женский стон заглушил хрип умирающего.

Ядвига, пробормотав: 'Козел вонючий', сбросила с себя обмякшее тело, натянула штаны и, даже не пытаясь привести в порядок рубашку, скользнула ко входу в шатер с ножом покойного в руках.

Часовой, естественно, подслушивал. Хорошо, хоть не подсматривал, хватило у Ганса авторитета. А вот ума часовому не хватило, и воинских умений тоже. Очень уж у подслушивающих поза хороша для удара в горло. Как Коготь говорил? 'Штымп* тебя и заметить не должен успеть'? Не заметил. Струя крови оросила полог, лишь чуть-чуть запачкав рукав куртки. Как всё, оказывается, просто. Взяла и убила двоих. И еще убьет. В человеческое тело сталь входит куда легче, чем в набитый травой манекен!

Только ноги ватные... И тошнит... Ядвига медленно осела на землю, с ужасом осознавая, что ослабевшая шея не может удержать голову, ставшую такой пустой и легкой. И руки дрожат. А по щекам текут слезы... Никуда не хочется идти. Только сидеть и плакать, плакать, плакать... Горький комок поднялся из глубины, и девушку вывернуло наизнанку, еле успела податься вперед... Рвало долго, сначала съеденной похлебкой, потом какой-то водой, желчью, а под конец на сухую, только рвущие внутренности позывы и никакого выхода... И текущие из глаз слезы...

Ядвига подняла дрожащую руку и что было силы хлестнула себя по лицу. Собраться! Ну убила, и что?! Не первого же! Только сегодня троих срубила! Какая разница, мечом на скаку или ножом по горлу. Коготь всех так режет! А Медвежонок вообще к восьми годам нечистую дюжину трупов за спиной имел! Подумаешь, кровь струей! Нашла место для телячьих нежностей! Посреди лагеря врага, когда дорого каждое мгновение! Сейчас нужно оружие, конь и мотать отсюда к бабушке Нечистого! А лучше, в направлении родного маетка, навстречу погоне, которая неминуемо бросится за похитителями. Уже скачет!.. Встать!

Тело послушалось. Слабость прошла. Только сознание раздвоилось. Где-то внутри головы вельможная паненка Ядвига Качиньская отстраненно наблюдала за действиями хортицкой отроковицы Ядзи Занозы, прекрасно знавшей, что надо делать. Подошла к трупу Ганса. Подобрала флягу, понюхала. Скривившись, прополоскала рот. От противного вкуса чуть не вырвало снова. Удержалась, но пить не решилась. Сняла кошель, заглянула внутрь. Ого! Золото. И немало. Не прост был мужик. Понятно, почему часовой не решился подглядывать! Оружие! То, что Ганс называл мечом, даже поднять проблема, а уж махать этой оглоблей... Метнулась к выходу. Вытащила меч охранника. Дерьмо, но хоть по размеру более-менее. Привела в порядок одежду, хватит светить грудью на всю степь! Погасила лампу. Пока глаза привыкали к отсутствию света, прислушалась. Уловив негромкое ржание, довольно кивнула и скользнула в нужную сторону. Обойдя сидящих у костерка охранников, подобралась к табуну. Негромко свистнула. Серко, умница, протолкался к хозяйке. Ядзи ухватилась за поводья и бесшумно повела коня в ночь... _________________ * Джета – кроатская посуда. Полумиска-полукотелок. * Никак великие кроатские воины втроем одной девки боятся? Сейчас я голыми руками всех на куски порву, да сожру вместо ужина! (кроат) * Я люблю тебя, Гансик! Возьми меня! (вент.) * Штымп – жертва (феня)   Глава 12