Текст книги "Волчье Семя. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Ниш и крохотных гротиков в скалах было много, но ничего даже похожего на пещеру не находилось. Медвежонок уже потерял надежду и осматривал стену из одного упрямства. Забирался, хоть и без прежнего рвения, наверх, осматривал очередное углубление, спускался вниз, шел дальше. К очередной дыре полез, уже совсем ни во что не веря. Лаз был такой узкий, что мальчик с трудом протиснулся, но не кончался через пару локтей, а расширялся и поворачивал направо. Потом налево и с небольшим уклоном уходил в глубину. Снова сужался, чтобы проползти между стен Медвежонку пришлось выдыхать, одновременно отталкиваясь ногами от пола. Зато потом…

Отто встал, отказываясь верить своей удаче… Грот как для них делался. Почти такой же, как на хазе, только стены, потолок, неровное всё – везде выступы торчат. И пол такой же, но лишнее можно срыть. Медвежонок рубанул по выступу когтями. Камень даже не резался, а крошился, словно обычная земля. Главное, здесь было сухо и намного теплее, чем на улице. Не как летом, конечно, но теплее. Довольный выбрался наружу, еще раз осмотрел скалы вокруг входа, и помчался назад, сообщать брату радостное известие.

Примечание

Хрючело – интернациональное свинское блюдо. Рецепт каждый раз другой.

Глава 44

Пробиться на прием к ландмейстеру оказалось непросто. Его Преосвященство не принимал никого. Даже титул графа мало помог Фридриху. Впрочем, не было бы титула – встреча и вовсе не состоялась бы. А так… Лучше поздно, чем никогда.

А может, и не поздно, а, наоборот, вовремя. С одной стороны, следствие по делу Людвига фон Балдерсхейма закончено, всем правым и виноватым прилетело согласно их статусу (не по степени же виновности определяют наказание), и наступила пора возвращаться к обыденным заботам. С другой стороны, определяющие решения еще не приняты, власть имущие в размышлениях о судьбах мира и собственной мошны, никаких необратимых действий не предпринимают, а большей частью и вовсе присматриваются, выжидая, откуда и куда ветер дунет.

И сам Фридрих успел разобраться в обстановке, выработать линию поведения и понять, как действовать дальше. Одним словом, что ни делается – всё к лучшему!

Зал приемов подавлял массивным блеском. Иначе и не скажешь. Стены, потолок, колонны, окна и прикрывающие их шторы, двери… Всё золотое с редкими вкраплениями красных языков, символизирующих очистительное пламя. И это золото давит, невзирая на солидные размеры помещения. Никакой мебели, кроме трона Его Преосвященства. Именно трона, назвать массивное золотое вместилище для задницы ландмейстера, водруженное на специальный помост, как-либо иначе язык не поворачивался. И внушительная фигура Германа фон Балка, водруженная на этот трон.

– Благословите, святой отец! – Фридрих преклонил колени и склонил голову, принимая позу не мирянина, но послушника Ордена.

– Господь с нами, сын мой! – архиепископ махнул в сторону посетителя рукой в очищающем знаке, ничем не выдав удивления по поводу несвойственной статуса гостя позе. – Что за дело привело тебя в мою скромную обитель?

Под скромностью, фон Каубах понимал несколько иное. Зал обошелся Пречистой Церкви в стоимость годового содержания полутысячи ягеров, если не больше. Но виду не показал.

– Я хотел бы получить новые наказы, Ваше Преосвященство, – произнес он, вставая с колен. – После прискорбных событий в Восточной Резиденции, меня ни разу не привлекли к Служению!

Вот теперь ландмейстер удивился.

– А на каком основании, сын мой, тебя должны привлекать к Служению?

– Но святой отец, как рыцарь Ордена святого Анхело, я должен…

Властный жест прервал фразу.

– Ты – рыцарь Ордена? – недоверчиво вопросил фон Балк. – Брат во Господе?

– Истинно так, святой отец!

– И чем ты можешь подтвердить свои слова?

– Но Ваше Преосвященство, все обряды были проведены своевременно. В резиденции должны храниться соответствующие… – Фридрих побледнел. – В восточной резиденции! – прошептал он. – Всё сгорело!.. А свидетели мертвы… Пять лет послушничества, посвящение…

– Не стоит так убиваться, виконт! – иронически протянул церковник. – Вся документация резиденции копируется в малом Капитуле Ордена. Подобные вещи несложно проверить. Но там нет Вашего имени.

– Но как же так… – потерянно опустил руки фон Каубах. – Отец командор говорил, что работа в скрытном отделе, хотя и незаметна окружающим, но очень нужна Вере… А теперь, когда я граф, а мои владения… Такие возможности…

Слово «владения» не прошло мимо ушей фон Балка.

– Я, конечно, попрошу братьев еще раз проверить ваши слова, – задумчиво произнес ландмейстер. – Не будет же граф фон Каубах врать. Тем более… Да! Обязательно проверим! – устремленный на Фридриха взгляд из сочувствующего стал деловым. – А как, брат, ты видишь свое дальнейшее Служение?

– Я готов выполнить любой обет во славу Господа! – воодушевленно заговорил Фридрих. – Я…

Властный жест ландмейстера прервал восторженную тираду.

– Граф! – загремел голос архиепископа. – Ордену не нужны тупые меченосцы! Если Вы пришли сюда демонстрировать собственную глупость, не стоит даже проверять Ваши слова! Если же у Вас имеется что-то действительно интересное, то прекратите впустую тратить своё и моё время, – фон Балк сурово взглянул на просителя и смягчил тон. – Начинай сначала, сын мой, я вижу, что ты готов поведать многое.

Фридрих мысленно усмехнулся. Что ж, начнем…

– Вследствие последних событий Ордену святого Анхело предписано сократить свои силы. Деятельность поставлена под жесткий контроль целого ряда комиссий. Восстановление восточной резиденции отложено, в других резиденциях приходит проверка братьев, нередко кончающаяся расстрижением. Прием новых братьев остановлен…

– Вы неплохо осведомлены, граф, – усмехнулся ландмейстер. – Но всё это я знаю.

– Я предлагаю воссоздать восточную резиденцию в моих владениях, до времени не открывая ее принадлежности к Ордену. Под видом нанятых мною ягеров перевести туда братьев, вызвавших неудовольствие проверяющих. Организовать подготовку послушников, объявленных кнехтами. Задания, которые в силу внешних причин не могут быть поручены известной комиссиям части Ордена, вполне могут быть выполнены в частном порядке. А когда отношение наверху изменится, у нас будет достаточно подготовленных братьев… – Фридрих улыбнулся.

Фон Балк покачал головой:

– А граф фон Каубах будет главой всего проекта?

– Всего лишь прикрытием, святой отец. Мой ранг в Ордене не позволяет занять столь высокий пост. Рядом должен быть истинный командор.

Ландмейстер задумчиво погладил левой ладонью подлокотник трона.

– Интересно… Вы сообщили о своем отношении к Ордену святым сестрам? Ведь расследование проводит Орден Святой Барбары…

– Разве мои личные дела имеют отношение к произошедшему? – «удивился» Фридрих. – Я лишь несчастный сын, трагически потерявший отца и всех, кто с детства окружал меня, – он притворно всхлипнул. – Я так любил несчастных стариков! Если бы я знал, что брат командор на самом деле Зверь, вынашивающий нечистые помыслы…

– Да-да, – поддержал его фон Балк. – Думаю, он умышленно скрыл Ваш статус от Ордена. Хотел захватить владение Каубах лично себе. Ваш план мне нравится, брат Фридрих. Я, безусловно, пришлю Вам грамотных помощников, ведь у ягеров должны быть капитаны, а у кнехтов – сержанты. Но реализовывать этот проект придется Вам, ландкомтур! И, пожалуй, стоит обсудить детали.

Глава 45

Коготь отложил в сторону нож и скептически оглядел результаты работы. Пожалуй, в этот закуток овощи влезут. Хоть немного места освободится. Медвежонку хорошо, натаскал еды, а пристраивать кто будет? Места-то под елкой мало: лапы не растягиваются, а всё, что из-под них торчит – мокнет! Нет, на братца он зря гонит, молодец тот! За четыре дня всю округу обежал. Без отдыха носится. Не спит совсем, жрет на бегу всякую гадость. И еды раздобыл. Серебряк, конечно, зря оставил, но что с малого взять! Еще бы избушка обнаружилась…

А здесь больше уже и рыть некуда. Верхний слой счистил, дальше земля плохая идет, непрочная и расползается! Хорошо догадался прежде, чем рыть, слой хвои снять, есть теперь, чем пол засыпать. Но это подождет, сначала надо молока для Белки погреть.

Словно почувствовав его мысли, девочка заворочалась, кашлянула пару раз, но вновь затихла, не проснулась. Коготь выбрался наружу и зажег костер. Неудобно, что нельзя в убежище жечь – дыма сразу столько, что дышать нечем. Ладно, не так сильно капает под этим дубом. Повесил котелок, налил молока. Пока грелось, смотрел пустым взглядом в костер. Устал. Самому себе можно признаться. Это когда ребята рядом – надо быть сильным и умным. Мужчиной и старшим. А на самом-то деле… Медвежонок в лесу десяток Когтей заменяет. Но всё время оглядывается, что старший брат скажет. А брат… Одиннадцать лет всего… Жутко хочется, чтобы кто-то другой придумывал, как и что делать…

Молоко вскипело. Коготь перелил его в кружку, еще раз порадовавшись своей предусмотрительности: всё, что нужно, всегда находится. Лопаты нет, зато нож с широким лезвием прихватил. Рыть основным неудобно, да и жалко отличное перо. Кружку догадался взять. Вот только с одеждой лопухнулся. Не подумал, что осень скоро. А ведь следом и зима придет. Если Медвежонок не найдет избушку, плохо будет.

Варенье размешал палочкой, ложку он пока не вырезал, времени не хватало. Вернулся в «дом», тихонько тронул Белку за плечо. Та приподнялась, с трудом продирая глаза, закашлялась.

– Что? – взгляд беспокойно зашарил по еловым лапам.

– Попей молочка.

Девочка попыталась сесть. Коготь поддержал ее за плечи, второй рукой подал кружку. Белка взяла кружку и начала пить маленькими глотками. Рука мальчика даже через две рубахи ощущала жар, исходящий от девочки.

– Поешь? – спросил Коготь.

Белка замотала головой:

– Не хочу мяса!

– Не мясо! Я репу сварил. И лепешку испек. Еще сыр есть. И масло. Колбаса. Варенье еще малиновое… Надо же есть!

– Дай чего-нибудь, – вяло согласилась девочка.

Но немного поела. Допила молоко и легла обратно.

– Откуда все? – голос звучал хрипло и совсем тихо.

– Медвежонок принес. Из деревни.

– Украл? – вздохнула Белка.

– Он денежку оставил, – успокоил ее Коготь, впервые радуясь дурацкому поступку брата.

– Это хорошо… – девочка неожиданно быстро зашептала, сбиваясь и путаясь в словах. – Знаешь, Отто, я вот думаю… Воровать нехорошо… Вот я попыталась… А Господь меня наказал… На кичу… Ты говорил, мы богатые… И болезнь эта… Давай не будем воровать больше… А?

Коготь лег рядом, обнял Белку и прижал к себе.

– Хорошо! Не будем! Ты только успокойся, ладно. Поспи. Всё хорошо будет. Медвежонок избушку найдет, туда переберемся. Там тепло и сухо. Ты выздровеешь…

– Нет, – прошептала девочка. – Это меня Господь наказывает…

– Да положить на него в три короба! – взорвался Коготь. – Да кто он такой, мать его за ногу и через коромысло! Мало ли кого сожгли! Прогоним его к нечистой матери! Нас трое, Эльза! И Медвежонок есть! Ларг по-любому сильнее Господа!

– Ларг, – прошептала Белка. – Ларг сильнее… Да, ларг сильнее…

Коготь убедился, что она уснула, осторожно поднялся и вылез наружу. Надо вырезать ложку. И сварить суп. Из свеклы, капусты, моркови и репы. И остаток зайца туда же. Должно получиться вкусно…

* * *

– Ларг сильнее… – прошептала Эльза…

И очутилась на главной площади Нейдорфа, привязанная к столбу. Толпы горожан не было, вообще никого не было, лишь Эльза и внушительная фигура, укутанная в белый плащ. Мужчина развернулся к девочке. Многократно виденное бородатое лицо не было добрым и всепрощающим, как на иконах. На Эльзу смотрел воин. Нет, не воин. Судия. И палач. Господь покачал головой.

– Пришло время расплаты, блудная дочь моя. Ты изрядно грешила, нарушая заветы, что дал я людям. Разве не сказал я покоряться отцу своему, как мне самому? Как посмела ты сбежать из отчего дома?

– Отца убили… – попыталась возразить Эльза.

– Молчи, несчастная! – вскричал Господь, вздымая руки к небу. – Разве не является господин твой отцом твоим?! Именно он истинный отец твой, а не безродный серв, в гордыне своей посмевший поднять на него руку! Но ты не послушалась господина твоего, хотя он желал тебе только добра!..

Заслоняя лик Господа всплыла красная морда барона фон Зессендорфа, орущая: «Сдохни, собака, и не мешай мне развлекаться! Девка вполне созрела…»

– Но и это еще не всё, – продолжал обвинять Господь. – Ты посмела обокрасть бедную женщину, посвятившую жизнь заботах о ближних своих!..

Толстуха Гесснер, довольно кивающая в такт словам мужа, неторопливо цедящего сквозь зубы: «Взял один серебряк, через месяц вернешь два»…

– Ты посмела сбежать, когда святые братья хотели спасти твою бессмертную душу! Ты ходишь в мужской одежде! Ты спишь с мальчиками, не будучи сочтена с ними узами брака!..

– Мы же ничего не делаем… Просто очень холодно…

– Заткнись, блудная тварь! – лицо Господа приобрело черты брата Освальда. – Ты спишь с ними, даже несмотря на то, что один из них – богопротивная нечисть! Порождение Нечистого! Ты погрязла в грехах, нечестивица, и лишь Очистительное Пламя может даровать тебе Спасение!

Появившийся в руце Господа факел рванулся к куче дров под ногами Эльзы, нестерпимый жар охватил всё ее тело, девочка тоненько всхлипнула, дернулась, пытаясь вырваться из сжигающей волны, но веревки не пускали, стальной хваткой прижимая к проклятому столбу…

Факел отлетел, выбитый точным ударом, не успевшее разгореться пламя опало, а между Эльзой и ее палачом возник Отто с мечом в правой руке и любимым ножом в левой.

Господь взмахнул рукой, и порыв сильнейшего ветра ударил мальчика. Однако тот устоял, рассек мечом поток воздуха и сделал шаг вперед. Господь с удивленным лицом повторил попытку. И вновь безуспешно. Лишь третий удар заставил Отто отступить на шаг. Потом еще…

– Уберите эту падаль, – закричал Господь.

Откуда-то выскочили архангелы и, размахивая мечами, насели на Отто. Господь же повернулся к Эльзе. Очистительное Пламя вновь начало набирать силу, но словно из-под земли возник Медвежонок, глухо зарычал и прыгнул. Сгусток пламени отскочил от шерсти ларга, появившийся было в руках Бога клинок полетел в сторону, а в следующее мгновение когти перечеркнули грудь Господа, и белый плащ начал наливаться красным, пропитываясь кровью.

Лицо Сожженного искривила страдальческая гримаса, он сделал шаг назад, потом второй, оттолкнулся от брусчатки и помчался прочь, не касаясь земли. Следом за Господом помчались архангелы, и только один, роняя перья из разрубленного Когтем крыла, неуклюже прыгал по земле и никак не мог взлететь, пока Отто сильным пинком не помог неудачнику набрать высоту. Пламя разом исчезло, словно его и не было, веревки упали, и Отто еле успел подхватить девочку, в изнеможении валящуюся на землю.

– Я еще вернусь… – донесся издалека совсем уже нестрашный голос.

– Не вернешься, – прошептала Эльза. – Не вернешься. Ларг сильнее…

* * *

Белка закричала, когда ложка была вырезана, а суп почти сварился. Закричала страшно, с надрывом, как будто от нее отрезали кусочки. Так орал мечущийся в бреду Грец, там, на хазе, перед самой смертью. Урка тогда уже считай, мертвый был. В брюхо ему прилетело знатно, удивительно, что до хазы дополз, пусть и с помощью Когтя. Но уходил тяжело, мечась в бреду, прося пить и богохульствуя на четырех языках. Умный был Грец, знающий…

Коготь, чудом не перевернув котелок, бросился под елку. Белка металась, пытаясь сбросить одеяло, и то стонала, то кричала жалобно и страшно. Дышала часто, с хрипом выбрасывая из себя воздух и жадно, большими глотками захватывая новый. Словно это была каша или густой кисель. Жар, исходивший от девочки, ощущался даже у входа. Коготь схватил подругу, прижал к себе и, гладя по волосам, зашептал:

– Всё хорошо, Эльза, всё хорошо!.. Я здесь, слышишь!.. Не уходи от меня, не надо!.. Эльза, пожалуйста!..

Белка протяжно застонала, потом рывком прильнула к нему, уткнувшись головой в плечо, и затихла, с неожиданной силой сдавливая Когтя скрюченными пальцами. Короткий ежик отрастающих волос через рубаху больно колол кожу. Горячее частое дыхание обжигало грудь.

А он нежно гладил ее по голове, продолжая шептать:

– Всё в порядке, Эльза!.. Всё хорошо!.. Я с тобой!..

Твердое, словно сведенное судорогой тело понемногу расслабилось, дыхание выровнялось, пальцы девочки перестали врезаться в бока острыми сучками. Коготь не столько понял, сколько почувствовал: самое страшное позади. Вроде, даже жар спал.

– Ты вернулась… – шепнул он.

– Ларг сильнее… – сказала вдруг Эльза. – Отто, мы победили… Мы его прогнали…

– Кого? – не понял Коготь.

– Господа. Он плохой, Отто! Функи врут, Господь не добрый. Он сердитый и злой! Он… Он… Функи всё врут… Хотел меня сжечь… А вы его побили… Ты и Медвежонок… И прогнали… Ларг сильнее…

«Сон, – догадался Коготь. – Просто страшный сон…».

– Всё хорошо, Белка, – его рука еще раз прошла по коротеньким волосам. – Конечно, прогнали. А еще раз сунется – перо в печень схлопочет! Как Свин и Гундосый!

– Кто это? – удивилась девочка.

– Скелет с Амбалом, – пояснил Коготь. – Это они тебя сдали за ларга, уроды! Еще на Медвежонка наехать пытались!

– Ты их убил? – спросила девочка.

Коготь хотел подробно расписать свой подвиг на площади, но вовремя вспомнил, как пугают Белку такие рассказы.

– Да, – просто сказал он. – Они заслужили.

– Правильно, – согласилась Белка. – Этих – правильно. А больше не убивай, ладно? Только если Господь придет.

– Или функи.

– Или функи.

– Или куница.

Белка задумалась.

– Нет, куницу не надо. Она меня у функа отобрала. И накормила. Вымыла, – Эльза оживилась. – Знаешь, это так здорово! Большущая лохань! Воды до краев полная! Теплой-теплой! Горячей даже! Ты сидишь, а тебя моют…

– Медвежонок найдет избушку, – сказал Коготь, – там обязательно будет лохань. Нагреем воды и вымоем тебя.

– Так нельзя, – не согласилась Белка. – Вы мальчики!

– Верно, – согласился Коготь. – Придется куницу звать. «Приходи, тетя куница, помой Белку и обратно уходи»! А она тебе волосы опять отрежет.

Эльза грустно вздохнула:

– Правильно отрезала. Они перепутались все. И трактирные говорили, вши там завелись. На киче.

– А чего ж плакала тогда?

– Жалко же… – пропищала Эльза. – Не убивай куницу, пусть живет!

– Ну пусть живет, – согласился Коготь и вдруг, хлопнув себя по лбу, вскочил, мазнув макушкой по «потолку». – Суп!

Помчался к прогоревшему костру. Похоже, Господь и впрямь испугался Медвежонка: дрова прогорели, но суп не выкипел и не убежал. Более того, доварился и почти не остыл. Самое оно хавать!

Коготь, не жалея, бухнул в котелок сметаны и протянул Белке новую ложку.

– А ты? – спросила девочка.

– Я сытый, – соврал паренек. – Ешь, давай!

И с таким удовольствием наблюдал, как она с аппетитом уплетает похлебку, что не заметил, как сзади раздвинулись ветви, и внутрь просунулась мохнатая голова.

– Нашел, – сказал Медвежонок. – Правда, не избушка, а пещера. Но теплая…

Глава 46

Гулко бухнул тревожный колокол, если можно так назвать висящую рядом с воротами здоровенную бронзовую посудину, по которой в случае опасности колотили, чем попало, чаще всего мечом или топором. Как только не порубили за долгие годы?! Ядвига уверяла, что помнит приспособление, сколько и себя! Да и количество вмятин и зарубок на позеленевших боках подтверждало дочкины слова. Но гулкое, сволочь!

Хюбнер выглянул в окно, более напоминавшее бойницу. И что тут разглядишь? Заборчик вокруг маетка больше стену напоминает, ворота люди Анджея успели закрыть, а сами с луками и арбалетами расселись по жердочкам, что твои куры. «Жердочки», конечно, не совсем «жердочки», но не мог Хюбнер всерьез воспринимать деревянные укрепления. Как бы они ни походили на настоящие! Впрочем, жолнежи сраками своими обзор еще хуже сделать не могли: что за ними ни хрена не разглядишь, что без них. Всё одно придется тащиться под дождь.

Арнольд накинул плащ и вышел во двор. Ядвига тоже появилась на крыльце, но мокнуть не спешила: стояла под крышей со скучающим видом, словно происходящее ее не касалось. Как всегда, в кожаных штанах и куртке, волосы убраны в «конский хвост», меч на боку. Хитрюга успел убедиться – не для украшения висит.

– Дюжины две конных, – доложил Хюбнеру сержант. – Или чуть больше. Говорят, шановного пана друзяки закадычные.

Докладывал-то пану, но так, чтобы паненка, без усилий расслышала каждое слово. Ну, к Анджею вопросов нет, сам бы на месте сержанта так делал: и актера, что роль хозяина играет, не обидеть, тем паче неплохой мужик вроде, и истинную владелицу вниманием не обойти.

Не соврала девчонка, любила ее дворня. Начиная от сержанта, и кончая последним поваренком. Но правды ради, не стоит забывать, что со своими людьми Ядвига говорила куда вежливее, чем с новоявленным папашей, не говоря уже об остальных представителях шановной шляхты. На последних Арнольд насмотрелся на третий день после прибытия в маеток. Сбежались, видишь ли, стервятники, доказывать «неавтопердичность» пана Мариуша. Именно так и выразился дюжий пан Войцех Новак, верховодивший в этой компании.

Вот тут дочурка и отвела душу! За каждую лишнюю или неправильную буковку вылила на голову несчастного знатока салевы по ушату словесных помоев, при этом ни разу не повторилась, а самым вежливым оказалось предложение пану Новаку вакантного места жеребца пана Леха! А то кобыл по весне брюхатить некому… Обитатели маетка к речевым изыскам хозяйки отнеслись равнодушно, разве что сержант одобрительно покрякивал в наиболее соленых местах, да отец Тадеуш, окормляющий окрестные владения еще со времен отца покойного Ляха, заблаговременно заткнул уши специально приготовленными пробочками. Сам пан Войцех почему-то разнервничался, вследствие чего дело не обошлось без «Божьего Суда». Но поскольку мечом шановний пан владел еще хуже, чем салевой, вместо поединка получился фарс, названный Ядвигой «поркой грязной свиньи». И то сказать, в грязи Новак вывалялся изрядно, а плеть… ну, не пачкать же хороший клинок об эту падаль! Остальные страждущие опекунства мгновенно растеряли всякое желание общаться с невоспитанной девчонкой, и вопрос о «автопердичности» решился сам собой.

Хюбнер подмигнул «дочке», подошел поближе к воротам и заорал:

– Кого там принесла нечиста сила?

– То мы, капитан! – донесся вопль Рыжего. – То есть, ясновельможный пан! Как есть, мы! Еще и с довеском! И никого лишнего!

Хитрюга довольно осклабился:

– Свои! Открывай, Анджей, принимай себе помощников!

Сержант кивнул, скосив, однако, глаза в сторону крыльца. Ядвига после мимолетной задержки кивнула. Тяжелая створка неторопливо повернулась на массивных петлях… Во дворе сразу стало людно.

– Так-так-так… – Арнольд попытался выбраться из дружеских объятий. – Что мы имеем? Костлявая никого в свою постель не затащила… Зато девочки в Нейдорфе свого не упустили! На мордах наблюдаются остаточные следы перепоя и перетраха!.. Но, похоже, все-таки закусывали!

– Так это, – развел руками Лягух, – оно ж известно! Лучше переспать, чем недоесть!

Довольная улыбка Рыжего подтверждала его полное согласие со следопытом.

– А что за довесок? – поинтересовался Хюбнер. – Ба! Зигмунд! И за каким хреном самого удачливого капитана левой части этого занюханного мира занесло в нашу дыру? – он нахмурился. – Или правой?

– А это откуда смотреть, ясновельможный пан! – заржал Фрай. – Понимаешь, какое дело… – здоровяк смутился. – Жениться я надумал… – из-за спины Зигмунда вынырнуло смазливое личико знакомой подавальшицы из «Тухлого Ежика» и тут же спряталось обратно. – А женатому человеку не грех бы и осесть где-нито в тихом омуте. Посидели мы с мужиками, подумали… Повспоминали, как зажигали на площади. А тут твои подвалили! Э, думаю, если Марек еще и из наших, то сам Господь тебе, Зиг, велел к нему податься! Ягер ягеру глаз не выклюет!

– Разве мечом проткнет, – закончил поговорку Арнольд. – Эх, Рыжий, Рыжий, язык без костей!

– Это точно! – подтвердил Фрай. – Учишь его, учишь… – он многозначительно посмотрел на полусошедший синяк вокруг глаза Рыжего, пощупал собственную челюсть и закончил. – Зато драться здоров!.. Так как, возьмешь на службу?

– Поговорим, – ухмыльнулся Арнольд. – За кружкой доброго пива. Пока придите в себя с дороги. Анджей, распорядись, пусть ребят разместят. А это что такое?

– А-а, Муха это, – протянул Зигмунд. – Выкупил я его, в хозяйстве пригодится!

– Так он же шпион! – удивился Хитрюга. – Черсидский!

Фрай только рукой махнул:

– Да какой из него шпион! Смехота одна! Да и жалко, в огне не горит, в воде не тонет! И такому человеку в застенке гнить?! Заодно проверить охота: не получится ли из паршивого шпиона приличный разведчик?

– Откуда знаешь, что не тонет? – предчувствуя ответ, спросил Хюбнер.

Капитан не разочаровал:

– Проверяли! Плавает! – он довольно ухмыльнулся. – И быстро так рассекает! Не то что всякое дерьмо…

– Ладно, размещайтесь пока! – Хитрюга отошел к крыльцу.

– Ну как тебе пополнение?

Ядвига молча развернулась и направилась к своему кабинету. Там остановилась, хитро прищурившись, дождалась, пока Арнольд прикроет дверь, и язвительно поинтересовалась:

– Ты, папочка, собрался рокош объявлять, или ограничишься военным переворотом в маетке Качиньских?

– Не напомнит ли моя ненаглядная дочурка, – тем же тоном вопросил Арнольд, – кто давеча сокрушался о Легнице и Рачьих Норах. Мол, эти две деревеньки гораздо гармоничнее смотрятся в нашем маетке, чем у пана Новака? А попутно перечислял еще пяток мест, что только по господнему недогляду принадлежат недостаточно рачительным хозяевам?

– Не пять, а восемь, – поправила Ядвига. – А если хорошо подумать, то все двенадцать! Тогда ты получишь место в сейме и все основания раздувать щеки еще сильнее! Но не решил ли ты забрать деревушки силой? Не знаю, как у тебя на родине, но Поления – цивилизованная страна, здесь проще сразу рокош объявить!

Хюбнер иронически посмотрел на собеседницу и уселся в единственное кресло.

– Раз пани предпочитает стоять, то нечего месту простаивать, – прокомментировал капитан свои действия. – Так вот…

– Ах ты наглец! – возмутилась Ядвига. – А ну пошел брысь!

– И не подумаю, – хмыкнул Арнольд.

– Ах, так? – девчонка плюхнулась к нему не колени. – Посмотрим, как ты теперь запоешь!

– «Налейте наемникам полные чаши…», – умышленно фальшивя, протянул Хюбнер. – Кстати, дочка, ты не забыла, что я не сплю с детьми. Тем паче с собственными, – он приобнял ее за талию. – Так что все твои потуги…

Девчонка слетела с колен, как ошпаренная, несколько минут буравила Арнольда злобным взглядом, после чего расхохоталась:

– Помню! Иначе бы не решилась… – она махнула рукой и водрузила свое седалище на стол. – Ладно, твоя взяла! Так на хрена столько ягеров?

– Честно говоря, я ждал девятерых, – признался Хитрюга. – Но думаю, надо брать всех! Потому как деревушки ты возьмешь миром. Но защищать их придется мечами. Или ты думаешь, что шановни паны будут вечно терпеть твои издевательства?

– Это какие издевательства? – изумленно выгнула бровь Ядвига.

– Да всяко разные! От ненавязчиво отжатой пасеки до пауков в супе на званом обеде по поводу вступления любимого папочки в права наследования.

– А вот не надо инсинуаций! – возмущенно пожала плечами «дочка». – Тебе я в суп пауков не клала! А наше безусловное право на пасеку подтверждаются дарственной деда пана Сташевского, написанной…

– Тобой за два дня до предъявления, – закончил Арнольд.

– Ну и что? – невинно улыбнулась Ядвига. – Я только помогла дедушке восстановить справедливость! Никто и не заметил! В первый раз, что ли?

– В том-то и дело, что не в первый! – Хюбнер вздохнул. – И, боюсь, не в десятый…

– Ну положим, не в десятый! – девчонка побарабанила ногами по боковине стола. – А кто выиграл в плевки четыре деревни?

– Ничего подобного! Я выиграл только лесок! А деревни Радзивилл продал по медяку за серва, когда ты вздула до небес плату за проезд через эти три сосны!

– Торговался, между прочим, ты! – Ядвига скрестила ноги на столешнице, сделала каменное лицо и низким голосом продекламировала. – «Вы должны понять, шановни пан, отбирая у девочки любимую игру в таможню, я обязан дать ребенку равноценную замену! Но еще и тратить деньги на совершенно ненужных хлопов! Это перебор! Может, сыграем на них в плевки?»

Хюбнер примиряющее поднял руки:

– Хорошо, это дельце мы провернули на пару! Но имеется у меня подозрения, что раньше или позже игроки, продавцы и прочие потомки дарителей всё-таки научатся думать головой. Хотя бы одной на всех! И придут выяснять отношения.

– И что? – Ядвига спустила левую ногу со столешницы и уткнулась подбородком в колено правой, ожесточенно теребя перекинутый на грудь «хвост».

– А то, что пара дюжин хороших бойцов будут веским доводом в ожидаемом споре. Можно даже сказать решающим!

Девочка оставила прическу в покое, резко оттолкнулась и, перевернувшись в воздухе, приземлилась на ноги. Правда, Арнольду пришлось ловить не удержавшую равновесие акробатку.

– Ладно, пошли знакомиться с пополнением! Думаю, им уже кое-что рассказали. Осталось сообщить, что в нашем тихом омуте еще и ларги водятся, – Ядвига двинулась к выходу, но остановилась на полдороги. – Вот объясни, папочка, где тебя Нечистый носил предыдущие три года? Мы бы тут таких дел напроворачивали!

Примечание

«неавтопердичность» – Пан имел в виду аутентичность. Да произношение подвело…

Глава 47

Медвежонок сидел, опираясь спиной на камень, и бездумно смотрел на пляшущие языки пламени. Отто не сумел бы сказать, день снаружи или уже наступила ночь. Скорее всего, ночь. Впрочем, неважно. Важно, что всё закончилось, и они здесь, в гроте; на полу уютно потрескивают поленья в костре, от которого волнами расходится тепло; брат колдует над котелком, готовя что-то невообразимо вкусное: на тюфяке у стены дремлет Белка, а сам Медвежонок сидит и ничего не делает. Сидит не в Облике, невероятно надоевшем за последнее время. И совсем скоро, Коготь накормит чем-то таким вкусным и человеческим, что можно есть в любой ипостаси; и он завалится спать. Надолго-надолго. До самого утра. Или пока не выспится…

Последняя неделя слилась в один непрекращающийся день. Ей предшествовали обмен радостными известиями, долгое неторопливое обсуждение, что надо сделать, чтобы перебраться в грот, и четверть суток сна. Медвежонок хотел бежать сразу, но Коготь настоял на своем.

– Где-нибудь свалишься от усталости, – уверенно сказал брат. – Только неизвестно, где и когда. Лучше сейчас поспи. По свету быстрее добежишь!

Отто послушался и не пожалел. Утром он добрался до пещеры гораздо быстрее, чем в первый раз. И это несмотря на взятый груз! А Медвежонок тащил на себе всё, что не должно понадобиться Когтю и Белке, пока пещера не будет готова принять постояльцев. В первую очередь – еду, кроме запаса на три дня. Правда, в этот раз Медвежонок не отвлекался на поиски, а просто бежал, прерываясь лишь на охоту.