Текст книги "Волчье Семя. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Виктор Гвор
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)
Куница. Воительница, с которой справится не каждый ларг. Зачем тебе нужна была Белка, монахиня? Тоже неважно.
За спиной парочки теснятся ягеры в голубых куртках. Куртки можно перекрасить. Повадки не спрячешь. И это неважно.
Пытаются заговорить. О чем? Неважно! Мне не о чем говорить с вами, мистфинки!
Между копытами коня лжепшека и чертой смерти четыре шага. Страшно делать их первым? Ваш страх неважен.
Важно время! Каждое мгновение, приближающее Когтя с Белкой к спасению. Остальное – неважно.
Девчонка. Дочка? Ядвига Качиньская. «Добрая паненка». Зачем ты убила деда Панаса, ясновельможная? Он считал тебя хорошей. Мистфинки тебя слушаются? Тоже считают хорошей. Тем больней им будет. Еще шаг, паненка…
* * *
Как легко быть смелой, когда тебя защищают титул, пол, возраст и верный Анджей с двумя дюжинами жолнежей… Или когда за спиной папочкины ягеры в смешных голубых куртках. На худой конец, взбалмошный и бестолковый пан Лех, бездарь, задира и пьяница, но всё же вельможный пан… Когда разрешено всё. Нахамить владельцу соседнего маетка. Прижать к стенке заезжего наемника. Швырнуть нож в деву-воительницу. Всё! И всё безнаказанно. Вельможный пан не вызовет на поединок сопливую девчонку, ягер не полезет в драку против полутора дюжин бойцов, а святая сестра не зарубит ребенка. Потому что наглая, бесцеремонная, «оторва», в первую голову – ребенок, девочка и наследница маетка. Вельможная паненка… Любой каприз – закон…
И как страшно, когда всё это не имеет значения. Когда впереди стоит жаждущий крови Зверь, которому плевать на титул, возраст и воинов за твоей спиной. Одно движение, и то, что еще недавно было Ядвигой Качиньской, упадет, заливая землю кровью. И никто не успеет прийти на помощь. Даже пошевелиться.
Их только двое: она и Зверь. Маленький и неподвижный, еще более жуткий в своей неподвижности. Прорывающиеся сквозь кроны деревьев лучи покрывают бурую шерсть красными пятнами. Почему красными? Солнце должно оживлять, а не добавлять в облик кровавой жути. Но не хочет. И сама шерсть, словно сгустки спекшейся крови. Оскаленные клыки. Когтистая лапа, сжимающая рукоять короткого меча. Или длинного ножа? Какая разница? Чтобы убить ее Зверю не нужно оружие. Достаточно когтей, рвущих, будто бумагу, любые доспехи. Или рук, способных одним движением свернуть шею взрослому мужчине. Замершая смерть. Ждущая жертву. Каждый шаг может стать последним.
Как же хочется завизжать и броситься назад. Пока не поздно, пока не перешла черту, за которой нет спасения. И бросить вперед жолнежей и ягеров. Они справятся. Потеряют несколько человек, но убьют Зверя. Кого ты готова отдать за смерть мальчишки, не сделавшего тебе ничего плохого, вельможная? Анджея, носившего тебя-кроху на руках? Его сына Вячика? Веселого великана Зигмунда? Поддельного папочку, успевшего стать родным? Или сестру Ридицу? Впрочем, нет, эта выживет! А может, всех? Оптом! Кого ты готова предать, паненка?
А если хочешь, чтобы они жили – иди вперед. К Зверю. Закрой их собой. Убеди смерть отступить. Или умри первой. Это твоя судьба, владетельница. И никто другой не сможет тебя заменить.
Это так просто. Подойти. Объяснить. Он же не Зверь, он мальчишка. Ты всегда мечтала о таком брате, Ядвига. Маленьком. Хорошем. Верном. Добром. Он добрый. Надо только сказать ему это. Достучаться. Пробиться через стену зла, причиненного людьми. Он добрый, хороший, он поймет. Должен понять. Только надо не кричать издалека… Подойти поближе… Сделать несколько шагов. Сначала один, потом еще… Господь всемогущий, как же страшно!..
* * *
Она сделала этот шаг. И еще один. Никто и ничто не могло ее спасти. Но Медвежонок медлил. Будь на ее месте пшек, куница, любой взрослый, иди паненка с мечом или хотя бы ножом, всё бы уже кончилось. Но убить безоружную девочку, ростом чуть больше Белки…
Паненка остановилась шагах в пяти. Подняла полные слез глаза и тихо сказала:
– Прости меня. Можешь убить, если хочешь. Только прости!
* * *
Лодка ткнулась в траву. Коготь выскочил, не обращая внимания на хлынувшую в сапог воду, вытянул челн на берег насколько мог, помог выбраться Белке. И остановился. Куда? Больше всего хотелось пристроить девочку и рвануть обратно, туда, где убивали брата. Вон и убежище подходящее… Но не рванул. Жизнь приучила не поддаваться чувствам. Помочь он не сможет. Только отберет у Медвежонка возможность убежать. Надо идти дальше. Они в Сварге. В месте, о котором рассказывал дед Панас. Коготь не верил во всеобщее счастье, молочные реки и кисельные берега. Но здесь не охотятся на ларгов и не жгут людей на кострах. А с остальном можно справиться… У них есть нож и десять золотых за подкладкой куртки. Он сглотнул застрявший в горле комок и повернулся к Белке:
– Пойдем!..
* * *
– Догонишь, и выходите на сварожскую заставу. Тут недалеко, я по карте смотрела, от силы пара часов. Мы туда ваших коней пригоним. И вещи. И сразу скажи, что ларг. По-сварожски: «Велет». А лучше в Облике приди. И не забудь сообщить, что хочешь служить князю. Тогда сразу вельможным станешь! У них это по-другому называется, но неважно! И просись на Хор-ти-цу! Ты хорошо запомнил? Ничего не перепутаешь?
– Да запомнил, запомнил…
– Не бурчи! Всё же хорошо!
– Не всё…
– Отто! Ну пожалуйста!
– Ладно, не сердись. Спасибо, шановна пани!
– Я тебя поколочу! Потом, когда ты будешь адекватный.
– Какой?
Короткий вздох, шмыганье носом.
– Когда ты этого захочешь…
* * *
– Мы живем в страшном мире, святая сестра, – Хюбнер вздохнул, провожая взглядом уходящую лодку. У мальчика позади тринадцать трупов. И это только начало. Ему еще восьми нет. А сколько у его братца? Мы знаем про пять, но ведь на ком-то он оттачивал умение. А что дальше?
– Дальше они перестанут считать, – ответила Ридица. – Сделают это своим ремеслом… Наш мир такой, какой есть. Не жалеешь, что не получил ручного вильдвера?
– У меня есть, – улыбнулся Арнольд. – Не ручной, правда, но и Отто ручным не станет. Он – «Медведь». «Честь и верность»! Так, кажется.
– У «Медведей» не было девиза. И герба тоже. Даже их флаг – на самом деле стяг фон Каубахов. Но по сути ты прав. Давно догадался?
– Почти с самого начала. Только не я. Дочка. Ядвига куда прозорливее меня. Обо всем догадывается. Погостишь у нас еще?
– И сколь долго вельможный пан готов терпеть в своем маетке наказание Господне в моем лице?
– Хоть всю жизнь!
– Извини, Мариуш! Три года. Больше у нас отпусков не бывает…
– Почему три?
– Пока ребенку не исполнится два.
Хюбнер усмехнулся:
– А если ребенок не один?
Ридица рассмеялась:
– Тоже Ядвига придумала?
– Ну уж нет! В этом деле я как-нибудь без нее обойдусь!
На противоположном берегу маленькая ловкая фигурка скрылась в лесу.
Стоявшая у самого среза воды девочка развернулась и подошла к ожидающим взрослым. Окинула их взглядом, ухмыльнулась:
– Твой пансионат благородных девиц находится на Хор-ти-це? Пожалуй, стоит проучиться там немного. Года три вы без меня справитесь. Верно, мамочка?
Пан Мариуш Качиньский расхохотался, обнимая неожиданно покрасневшую Ридицу:
– Я же говорил, она обо всем догадывается!
Примечание
Что-то не гаразд – что-то не в порядке (полен). Устойчивый фрезеологический оборот.
Эпилог
Шо там был за шум, кум? Та, не бери до головы! Всё у тих вельможных не слава Господу! То забери трех лошадёв за лодку, хочь моё корыто и полконика не стоит! И прямо с ножом до горла! И поклажу бросили. То езжай лодку забирай с того берега! Та я ж ее продал ужо! Нет, перевези мальца, а челн платой пойдет! А потом гони усё взад. И мешки, и лошадёв! За два злотых! Та я за один злотый усё бы отдал! Они того не стоят! Коники не стоят, злотые стоят!
И шо в итоге? За два перевоза две монетки получил. Усё по-обычному. Только заместо медяков – злотые! А я супротив того слова не скажу! Еще ж цидульку выдали до нашего пана, шо злотые честно зароблены и паном моцным та святой сестрою жалованы!
Шо зачем твою лодку брал? До своей доплыть! Не лезть же до Буга! Чай не май на дворе! Шо тебе? Який злотый? За перевоз медяк полагается. Держи и не балуй! А злотых тебе давать не велено. Та панами и не велено, раз до цидульки твое имя не вписали. Та не замай, всё одно пан отымет! Не, с меня не отымет, у меня цидулька е!
Так шо, держи, куме, медяка и не журайся! А то передумаю! Та ладно, держи два! И горелка с меня на радостях! Пей, пока угощаю! Дай Господь здоровья тем панам! Таких бы да на кожен день…
Гвор Виктор
Волчье отродье
Пролог
За три года до описываемых событий Нордвент. Владение Фейербах
– У нас гости, Ваше Сиятельство! – Ганс вытянулся, будто норовя обратиться в рыцарское копье. Мощное такое, надежное и острое...
Барбара Анна Ольгельда Гаштольд, маркиза фон Фейербах, герцогиня фон Летов-Форбек, радная поленская паненка герба Габданк, тряхнула головой, прогоняя фривольные мысли. Это все долгое одиночество! Ну и светские книги за авторством некоего де Донасьена... И ведь вроде бы приличный человек, дворянин шпаги, но пишет такое похабство, что не оторваться...
Выждав еще несколько мгновений, чтобы сердце снова начало отбивать привычный ритм, а не трепетало будто в мазурке, Барбара еще раз взглянула на дворецкого. На этот раз – с иронией.
– Ганс... – вздохнула маркиза, которая (для простоты) всех слуг называла Гансами, – я же не слепа и ноги у меня есть. И они могут даже донести меня до окна, дабы я узрела во дворе гостей в очень знакомых плащах. Кто именно из святых сестер решил почтить нас визитом? Привнести, так сказать, свет в наше мрачное существование?
– Святая мать Ванесса, комтура Ордена Дев-Воительниц!
Барбара со вздохом отложила книгу. Не забыть бы, какая страница, а то вылетит из памяти, ищи потом!
– Ганс, ты бездумный бездельник, чья память будто драное решето! Не Орден Дев-воительниц, а Орден святой Барбары! И я, и ты понимаем, что разницы никакой. Но политес и куртуазность! В уставе же Ордена записано... И вообще, раз Орден назван в честь дамы с таким именем, то стыдно этого не помнить! А то ведь от неграмотных болванов, вроде тебя, хронисты нахватаются всякой чуши и запишут меня в основательницы! Мол, распутница-герцогиня совратила Столпа Веры, дело вылезло наружу, и дабы замолить грехи, учредила Орден, набрав первых сестер из числа своих же кнехтов. Хотя, признаться, мне самой непонятно, что нужно сделать с кнехтами, дабы получить воительниц? Да еще дев! Если банально отрезать лишнее, то получится не совсем то. Или совсем не то!
Привыкший к определенной эксцентричности госпожи дворецкий, не пытаясь разобраться в хитросплетении слов, застыл, словно соляной столб, по странной прихоти природы обряженный в малиновую ливрею...
– Эх ты, – горько произнесла маркиза, – нет чтобы посочувствовать своей госпоже... Ведь меня не будет на свете, когда поползут подобные слухи! И кто станет укорачивать слишком длинные языки?! Впрочем, что ты понимаешь, скотина бесчувственная. Казнить тебя, что ли?..
Однако даже от столь заманчивой перспективы лицо верного слуги не дрогнуло. То ли и этого не понял, то ли знал, шельма, что хозяйка шутит.
– Чего застыл?! Зови дорогих гостий!
Ганс дернулся в нелепом подобии поклона и вышел. Хлопнула дверь. Нет, ну в самом деле, обнаглел! Взять да и утопить его в замковом рву!
Маркиза посмотрела на обложку книги, сиротливо лежащей среди кипени кружев. Надо бы убрать, а то увидит комтура, краснеть будет.
Томик лег на верхнюю полку секретера. Задумка хороша, и видно, что автор разбирается, о чем пишет. Да и к иллюстрациям не придерешься – чувствуется рука настоящего мастера! Такому бы картины рисовать – не грех и стену украсить.
Но все же, все же... Бедновато, если говорить прямо и открыто! Ничего нового, пережевывание одного и того же. Помнится, они с мальчиками в свое время выдумывали куда как интереснее! А ведь приди в светлую голову Донансьена мысль о том, что в постели хватит места и троим... Самой, что ли, описать? И назвать эдак позаковыристее: 'Любовные похождения Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак де Моран д'Ирристрю'. И псевдоним обязательно. Хелена фон Гримдарк фон Штангенциркуль, к примеру. Звучит ведь? И еще как!
Нет, надо обязательно обдумать эту мысль! И всенепременно списаться с Донансьеном! В нем чувствуется определенный потенциал...
Маркиза грустно улыбнулась своим мыслям. Эх, мальчики, мальчики... Вы слишком рано покинули несчастную слабую женщину. Стоило прислушаться к папа: долго живет тот, кто сперва думает, а потом уже шевелится! И думать надо на много шагов вперед, не забывая про мельчайшие детали. Но мальчики спешили жить и не желали смотреть хоть на вершок дальше своих носов...
Вот и приходится все делать самой. Хотя малыш Рауль подает надежды. Сорванец пошел не в отцов, а в деда.
Раздались близкие шаги. Маркиза стерла с лица грусть и изобразила радушие. Вовремя. Дверь распахнулась.
Комтура явилась одна, оставив эскорт на попечение слуг. Разговор тет-а-тет. Значит, что-то серьезное. С другой стороны, каким может быть разговор у девы-воительницы немалого сана и хозяйки одного из крупнейших владений страны? Только и исключительно серьезным. И судя по морщинам, что собрались у глаз комтуры – неприятным.
Ну а с третьей стороны, за все приходится платить. В том числе, и за положение в обществе.
Родись Барбара в семье сервов-землепашцев, никто бы не тревожил подобными разговорами. Вкалывала бы в поле от рассвета до заката, да по дому после заката. Ни интриг, ни завистников, ни клеветников... И на твои владения никто не претендует, ибо их нет. Не считая, конечно, тех, что между ног. Ими бы пользовались просто и без ухищрений. Лет в десять изнасиловали бы проезжие ягеры, в четырнадцать-пятнадцать выдали бы замуж за пастуха или корчмаря – ну это как повезло бы. В двадцать пять – пяток детишек, морщинистое лицо, отсутствие половины зубов (частью выбили, частью сами выпали от цинги), седые волосы. В тридцать пять – Очистительное Пламя. Ведь риттеру надо отчитаться перед бейлифами о выявленных и спасенных, а за старую каргу никто и голоса не подаст...
Нет уж, лучше порадоваться, что родилась герцогиней! Ведь уже давно не тридцать пять, и даже не двадцать, но кто подумает, что Рауль не брат, а сын? Что же до клеветников и завистников – да примет Господь их заблудшие души, да не пожалеет им Нечистый тернового куста поколючее...
Ладно, обо всех этих неприятных вещах можно подумать и позднее. А сейчас – приветливость, радушие и прочий этикет.
– Счастлива видеть вас, святая мать, в нашем захолустье! – пропела маркиза с улыбкой на устах. – Не откажитесь разделить скромную трапезу? Или желаете отдохнуть после долгой дороги? И я, и мой замок до последнего мышонка в вашем распоряжении!
Комтура улыбнулась в ответ:
– Вот от мышонка я точно откажусь, ибо, хвала Господу, не сова... Как, впрочем, откажусь и от трапезы: труба зовет, а дела толкают в спину неостановимым потоком. Но против бокала вина возражать не буду.
Маркиза дернула обшитый бархатом шнур, вызывая Ганса.
– Вина и закуски. Быстро, но не спеша, – шепнула она на ухо появившемуся слуге и повернулась к гостье. – Вино сейчас принесут. Если, конечно, из врожденной неуклюжести не разобьют всё. Вы же присядьте, присядьте, прошу Вас! Чувствую, впереди ждет не менее утомительный путь, так к чему лишний раз утруждать себя?
– Благодарю, маркиза, – церемонно кивнула воительница, устраиваясь в углу большого мягкого дивана. – Ваша доброта к незваным гостям не знает пределов, воистину, тень Господа осеняет ваше чело...
– Ради всего святого, какая 'маркиза', – всплеснула руками хозяйка, – просто Барбара!
– Тогда просто Ванесса, – с улыбкой откликнулась гостья, – без 'матери' и 'сестры'.
– Решено отныне и вовек! – хлопнула ладонью по бедру маркиза. – О, а вот и наш Ганс, который состоит в родстве с безногими черепахами... Поставь все на столик. Да не туда, олух! На соседний! А теперь покинь нас!
Маркиза всем телом повернулась к комтуре, закатывая глаза:
– Нынешние слуги такие бестолковые! Поставить вино на туалетный столик! Ужас! Впрочем, подобное пренебрежение к мелочам – извечный удел всех мужчин. Помню, Рональд умудрялся проделывать подобный кунштюк чуть ли не еженедельно... Бедняга...
– И не говорите, Барбара, потрясающее бескультурье! – святая сестра решила отвлечь загрустившую хозяйку свежими сплетнями. – Впрочем, вашему слуге далеко до графа фон Бромберга!
– Как интересно! – выдохнула маркиза. – И что же сотворил сей недостойный муж?
– Два месяца назад явился на королевский бал в алом плаще, дублете цвета морской волны и малиновых шоссах поверх ярко-зеленых лосин!
– Очистительное Пламя его забери... – пораженно ахнула Барбара. – Какая безвкусица!
– Это мягко сказано, – махнула рукой гостья. – В свое же оправдание граф заявил, что скопировал наряд с птицы, привезенной из Антиподии, где живет множество диких обезьян и у мужчин на всех одно-единственное имя.
– Последнее, возможно, и к лучшему, – маркиза укрылась за веером, – не надо ломать голову, запоминая, кого как зовут.
– А барон Максфельд, – продолжила святая сестра, – увидев разноцветье графских одеяний, прилюдно назвал графа той самой птицей, да еще всячески склонял имя мужчин-антиподов... И как склонял! Верите, даже фрейлины разбегались в смущении. А уж эти-то привычны ко всему!
– И чем же все кончилось? – от возбуждения щеки маркизы покраснели, и она подалась к комтуре, словно боясь пропустить мельчайшую подробность столь захватывающей истории. – Дуэль или война домов?
– Ну что вы, какая война в наше скучное время? Два разряженных петуха помахали мечами в парке и снесли ни в чем не повинную беседку. Барон срубил перо со шлема фон Бромберга и считает себя победителем. С другой стороны, падающая беседка оставила Максфельду на несколько синяков больше. Так что, по моему скромному мнению – ничья. Противники решили встретиться через полгода и разошлись, дабы упорными тренировками повысить мастерство.
Хозяйка рассмеялась:
– Ванесса, поделитесь, что еще происходит в столице?
– Все в том же ключе. Дуэли, измены, заговоры... В общем, я бы сказала, что ничего не меняется. Все идет как идет, маркиза... Кстати, давно хотела спросить, почему вы титулуете себя маркизой, а не герцогиней? Какая тонкость проходит мимо меня?
– Знаете, моя милая Ванесса, я всю свою долгую жизнь провела в Фейербахе. Вы даже не представляете, какие воспоминания связывают меня с этими краями... Детство, отрочество, юность... А в северном владении я бываю столь редко, что даже не воспринимаю его своим домом. Реже, чем в поленские земли, заглядываю, представьте себе! Там нет ничего, что было бы мне дорого по-настоящему. Я ведь даже родителей не помню. Маркиз заменил мне отца...
Комтура медленно склонила голову:
– В свете ходят легенды об этом. И все они, как мне кажется, имеют мало общего с реальностью. Так, фантазии и догадки.
Маркиза загадочно улыбнулась.
– Если хотите, Ванесса, то я развею флер таинственности. История ведь и в самом деле получилась презапутаннейшая. Но тогда вам не удастся ограничиться всего лишь одним бокалом!
Святая сестра иронично искривила бровь, глянула на полупустой бокал и собственноручно наполнила его до краев.
– Пугать деву-воительницу? И чем?
Маркиза рассмеялась:
– Шучу, шучу! Хотите, расскажу, как все происходило на самом деле? Знаю, Вы человек не болтливый, да и из Ордена мало что утекает.
– Долгие бдения отучают от вольности языка, – кротко потупила взор Ванесса. – Да и Орден действительно умеет хранить тайны. И свои, и, тем более, чужие. К тому же наши хронисты голову на отгрыз дадут, лишь бы узнать, что и как происходило.
– Ради Господа, ни к чему отгрызать ничьи головы! Я и так все расскажу без малейшей утайки! Хотя все, действительно, так запутано, что не грех и слухам поползти. Мне жаль наших потомков! Ведь чувствую, в каком виде это до них дойдет. Надеюсь, хотя бы обойдутся без дуэлей. А ведь представьте, моя милая! С одной стороны – те, кто искренне верит в Зверя и в то, что мой отец дрался с ним чуть ли не голыми руками, а с другой – те, кто так же свято уверен в том, что вильдверов* и не было никогда. Так, кости уродцев, разбросанные по лесам... И что смешнее всего – первые будут почти правы!
Маркиза замолчала, давая гостье время осознать услышанное. Та, впрочем, понимающе хмыкнула и пригубила вино.
– Когда папа приехал в Летов-Форбек, а он был настоящим дворянином и просто обязан был навестить супругу погибшего товарища, мама дохаживала последний месяц. А слуги и клиентела маму берегли до последнего. Представляете, ее муж два месяца как убит, а она ни сном ни духом. И тут является папа. Настоящий воин, прямой как копье. 'Примите соболезнования, ваш муж был отличным другом!' Представляете, как это восприняла беременная женщина? Потрясение, обморок, преждевременные роды, оставившие меня сиротой...
– Печальная история, что и говорить, – печально кивнула комтура.
– С другой стороны, все могло кончиться еще хуже. А так, хотя бы дочка жива и прекрасно себя чувствует лет уже... впрочем, неважно. Папа не растерялся, все же не штафирка – воин. Первым делом собрал всю клиентелу, не забыл и тех славных риттеров, что командовали кнехтами герцога. И прямо под окнами, на плацу, принес клятву, что так, мол, и так. Герцогу я первый друг и обязан ему до самого гроба. Соответственно, дочь выращу будто свою. С последующим правом наследования и тому прочее. Кто против – пусть сейчас говорит, я его сразу зарежу, без долгих погонь и прочего непотребства. Но клиентела своего сюзерена, моего родного отца, искренне уважала. Да и папа был убедителен настолько, что получил от них встречную клятву в вечной верности. Мол, пока граф не попытается в чем-то ущемить законную наследницу, Летов-Форбек готов поддержать его в любом начинании в пользу герцогини...
А после похорон матери папа отправился в столицу, навестив по дороге еще одного соратника. Наш прежний король, да будет земля ему мягка, все прекрасно понял. Он умел думать, наш бедный Людовик предыдущий... Армии двух владений и 'медведи' Готлиба фон Каубаха – величина, с которой приходится считаться. Указ, печать, и все. Я – приемная дочь маркиза фон Фейербаха, а он – фактический хозяин самого большого владения Нордвента.
– Но позвольте, – удивилась комтура. – А как же Божий Суд?! Ведь поединок с вильдвером был! Многие видели!
– Всего лишь спектакль, моя милая Ванесса, всего лишь спектакль... Хотя великолепный, признаю! Сюжет достоин пера самого величайшего Трясосписа*! Благородный отец, бросающий вызов противнику, столь явно превосходящему! Кодекс Шарлемана, о котором, между прочим, до того никто и не слышал! Пленный берсерк, что предпочел Очищающему Пламени меч маркиза...
Барбара грустно улыбнулась:
– Вижу, моя приземленная и грустная история расстроила вас?
Комтура задумчиво катала в руке бокал с вином:
– Пожалуй, скорее нет, чем да. Я ожидала чего-то подобного. Увы, но какую легенду ни копни, и вместо чести и благородства обязательно вляпаешься в интриги и политику.
– Не скажите, – возразила маркиза, пропустившая мимо ушей некуртуазную фразу комтуры, – определенное благородство все же присутствовало! И мой дорогой папа, взваливший на плечи немалую обузу в моем лице, и клиентела моего родного отца... Да и вспомните договор! Ведь все участники войны за Тигренок стали неподвластны булле Капитула о нечисти! А это, как по мне, совсем не мало! Кстати, Ванесса, поведайте, что за недоразумение возникло между Светочами и фон Каубахами? А то молва доносит что-то невообразимое, а вы все-таки были в центре событий.
– Ох, Барбара, – покачала головой Ванесса, – если бы недоразумение! Эти мужланы устроили целую войну! Похоже, ваш покойный отец был последним мужем Нордвента, умевшим разбираться с трудностями и недоразумениями одним лишь словом... Представьте, буквально какой-то час, и вместо замка Каубах и восточной резиденции Ордена Светочей – одни лишь груды оплавленного камня!
– Какой ужас, – выдохнула маркиза. – Подозреваю, что погибла целая уйма народа?
– Больше тысячи. Старый граф сжег замок вместе с присланным отрядом Светочей. А его верные 'медведи' разгромили резиденцию и атаковали остатки войск Ордена. Горы трупов...
– Какой ужас, – повторила маркиза, но уже шепотом. – Но почему?! Ведь был же договор! Были обещания и клятвы! Старым вильдверам жить оставалось лет десять-пятнадцать! Кому потребовались эти старики?!
Комтура неопределенно пожала плечами. А хозяйка поднялась с дивана, подошла к окну, внимательно глядя на небо – будто надеясь увидеть там ответы на все прозвучавшие вопросы...
– Зачем, святая мать?
– Мы не знаем всего, – взгляд комтуры посуровел, – но кто-то в Ордене заигрался. И вы удивитесь, Барбара, но сам Макс фон Кош оказался вильдвером.
– Командор восточной резиденции?! – округлила глаза маркиза.
– Он самый, – подтвердила Ванесса, – Максимилиан фон Кош собственной персоной...
– Который всё время требовал поиска новых жертв, – голос маркизы был еле слышен. – Бедный глупый Освальд!
– Бедный? – усмехнулась святая сестра. – Не думаю. Ответьте, герцогиня, как получилось, что он ловил по нескольку Зверей за месяц? И почти все найдены на Ваших землях, кстати. У Вас тут питомник? Разводите, как собак?
Барбара долго молчала, собираясь с мыслями. Ее состояние выдавал только лихорадочный румянец.
– Думаю, вы знаете ответ не хуже меня, Ванесса. Впрочем, я все равно скажу. Орден требовал от риттера пойманных вильдверов. И если добыча уменьшалась... В конце концов, велика ли разница, как кончит жизнь грязный убийца? Что висеть, что гореть, все равно смерть в конце. Или, по-вашему, лучше жечь младенцев, чья вина – зубы, растущие в непривычном порядке?!
Маркиза схватилась обеими руками за подоконник, наклонилась, рассматривая что-то во дворе.
– Насколько мне известно, брат Освальд порой отправлял на костер не только преступников...
– Всего три раза! – обернулась Барбара. – Нет, простите, вру! Четыре! Ровно четыре раза! И то, два раза казни не допустили сестры вашего Ордена, а один раз вмешалась я! И никто из тех четверых не был невинной овечкой! Разве что нагрешили не так много, чтобы отправиться на костер.
– Вы оправдываете его?
– Не оправдываю. Но защищаю! Кто еще заступится за покойника? Освальд не был дурным человеком. Скорее, он был не очень умен и очень невезуч – обстоятельства всегда оказывались сильнее!
– Если позволите, я хотела бы уточнить, какие обстоятельства были сильнее святого брата?
Барбара фон Фейербах села на диван, прикрыла глаза:
– Насколько помню, устав вашего Ордена позволяет принимать исповеди?
– Позволяет. Но даже если бы не позволял, все бы осталось между нами. Я умею дорожить искренностью.
– Хочется верить... Когда маркиз стал моим опекуном, у меня появилось два брата. Возрастом мы были близки – месяц разницы! И были неразлучны, сколько себя помнили. Всегда и везде. В любых проделках! Их, правда, наказывали куда чаще – мои новые братья отличались врожденным благородством... Но близилось четырнадцатилетие, и все становилось очень и очень сложно. Ведь как только я становилась совершеннолетней, Летов-Форбек вместе с титулом переходил к будущему супругу... Сами понимаете, очень многое было на кону. Да, опекун мог повлиять на мой выбор. Но отказать королю, если бы тот выступил даже не женихом, а сватом?.. Сперва папа хотел жениться на мне самолично, благо кровного родства не было, и ни один, даже самый дотошный святоша, уж простите, Ванесса, не сумел бы обвинить нас! Но папа был прекрасным человеком, образцом благородства. Обрекать юную девушку на жизнь со стариком... И старика на потакание капризам взбалмошной девицы! О, нет! Папа решил взвалить сию тяжкую ношу на старшего из сыновей. Однако и тут подстерегала беда! Мои мальчики не видели во мне женщины... Я была для них другом, не более. А в замок зачастили гости. И ближние, и дальние соседи! И каждый гость тащил с собой дочку или племянницу. Там попадались девицы, способные вскружить голову неопытному юнцу. А у наследного принца, который сейчас король, подрастали братья. Да и сам принц... В конце концов, кто ему мешает в будущем овдоветь? Сами понимаете, Ванесса, как все опасно сложилось?
Маркиза отхлебнула вина и продолжила:
– Надо признать, мальчики всегда были, как бы помягче сказать, туповаты. Нет, не глупы, не подумайте! Скорее, несколько тугодумны и ограничены. Растолковать им мало-мальски сложный план из нескольких ходов... О, это было мучительно! Но маркиз и не пытался. Он считал, что 'одна умная невестка заменит двух глупых сыновей'. Да, вы совершенно верно догадались! Я была в курсе большинства его планов. Маркиза при дворе считали недалеким воякой. Но на самом деле, он был мастером интриги. И сыновья попались. Как же я боялась... Но два кувшина рейвена, и все пошло как надо... Они были великолепны! Не кувшины, мальчики!
Лицо Барбары приняло мечтательное выражение.
– Оба? – с легкой усмешкой уточнила комтура.
– Вы отпустите и этот грех? – засмеялась вдруг маркиза.
– В будуарах столицы творится и не такое, – кивнула Ванесса. – По нынешним временам это совершеннейший пустяк, если между нами. Вот только какое отношение имеет Очистительное Пламя к вашей тайне?
– О, все сущее взаимосвязано, и связи эти переплетены причудливее влюбленных змей!
Святая мать некуртуазно фыркнула, оценив метафору.
– Мальчики все и всегда делили пополам. Лакомства, приключения, вино... Меня, после той ночи, тоже. Но после совершеннолетия вся идиллия с треском рушилась. Рони получал все. А Осси – перспективу смерти от клыков вильдвера, и только! Предложенный план показался спасением! В том возрасте главным в жизни было то, что они живут в родном замке, ни в чем не нуждаются и спят с любимой женщиной... Освальд получал риттерство, возвращался домой и имел все это наравне с братом. Вот только то, что платить все равно придется, они не понимали. Мы с папа знали, конечно же. Он был мудр, а я была умна... Да, святая мать, мы обманывали Орден Светочей много лет подряд...
– Господь простит, – усмехнулась Ванесса, опережая вопрос маркизы, и продолжила более строгим тоном. – Я все равно не вижу раскаяния в тебе, дочь моя.
– А я и не раскаиваюсь. Мне было хорошо с ними. Настолько, что за всю жизнь, я не познала больше никого! Меня охватывает ужас от одной мысли о другом мужчине на моем ложе! Скажите, Ванесса, как я могу не защищать человека, который был моим мужем!? Пусть и одним из двух!
– Что ж, – после долгой паузы произнесла комтура, сообразив, что продолжения не будет, – как понимаю, исповедь ваша окончена?