Текст книги "Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)"
Автор книги: Венедикт Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 51 страниц)
13. «АВАНТА-17». МЛАДШИЙ ТЕХНИК
Эмти Гартойг переключила пылесборник на выдувание и попробовала таким способом очистить вентиляционную решетку. Ах, ты ж, гадина! Заскорузлая масса, в которую превратилась годами налипавшая на металлических прутьях пыль, не поддалась. Тогда попробуем иначе.
Она выключила ток, и гофрированный шланг перестал, как живой дергаться в ее скрытых матерчатыми перчатками ладонях. Лицо закрывала маска-респиратор, а худенькую фигурку обтягивал серый – цвета грязи и пыли комбинезон. Башмаки на резиновой подошве делали походку Эмти неслышной и мягкой.
Поменяла круглую щетку на узкое сопло. Ну-ка! Струя сжатого воздуха врезалась во врага. Пронзительный свист… и Эмти ощутила восторг победы, когда увидела открывающуюся блестящую поверхность металла. Довольная, закончила работу, и шланг послушно скрылся в отверстии в стене. Здесь – всё. Идем дальше.
Чем меньше оставалось работы, тем больше угасала ее радость, тем медленнее становились движения. Плечи ее поникли, когда она остановилась перед последней дверью.
Впередсмотрящий Грисом работал за терминалом. Он всегда в этот час работал за терминалом. Он всегда работал за терминалом, когда с уборкой приходила Эмти. Можно подумать, что, завидев ее приближение, он спешил сесть за терминал, чем бы до того не занимался – впрочем, это уже – фантазии Эмти. Интересно, а в его квартире тоже стоят телекамеры, или только у входа? И смотрит ли кто за Впередсмотрящим?
Надменное лицо Грисома с резкими складками морщин отражалось в экране терминала. ВС – уже семьдесят, он лет на тридцать старше любого другого горожанина. Его жизнь без остатка принадлежит Городу и только ему. Седой затылок Впередсмотрящего слегка качнулся – кивком он приглашал ее заняться делом.
Эмти всегда старалась прибирать в квартире ВС как можно медленнее, его это никогда не раздражало. Щелчок кнопки – шланг уполз в стену. А Эмти осталась стоять, опустив голову.
Впередсмотрящий с кряхтением встал, грустно хрустнув суставами. На его темно-зеленом мундире не было знаков различия, только рубиново взблескивала на лацкане маленькая пуговка. Это украшение – единственное, что нравилось Эмти в отце Города – Впередсмотрящем Грисоме.
– Доброе утро… – он всегда так говорил, какое бы время ни показывали часы. Сейчас на них было 16:44.
– Открой лицо.
Эмти послушно подняла маску…
Эмти оперлась о стенку лифтовой кабинки, чтобы парировать снос, возникающий оттого, что технические лифты всегда движутся слишком быстро. Десять жилых этажей остались далеко внизу, и тяжесть быстро убывала, по мере того, как Эмти возносилась вверх. Делать наверху ей было абсолютно нечего, но как любой техник, пусть даже младший, она имела право находиться в технических тоннелях. Немного не доехав до конца пути, Эмти остановила лифт и вышла на балкон.
Шла, не делая резких движений, чтобы пол не выскользнул из-под ног. От малой силы тяжести у Эмти кружилась голова, но она знала, что недомогание быстро пройдет. Вцепилась руками в металлические перила, подняла голову. Город, его здания и улицы, простерся перед ней, поднимаясь, все круче вверх, чтобы нависнуть у нее над головой.
Еще один техтоннель, доступный ее взгляду, входил в крышу соседнего жилого корпуса. Остальные два, отсюда невидимые, лежали наверху и позади нее. Как четыре спицы огромного колеса – Округ-3 с населением 16000 человек. Шесть Округов составляли Город. У Города еще было имя и номер, но Эмти не помнила. Зачем? Другого Города она никогда не увидит, этот для нее – единственный. Имя – не важно. Все имена – не важны. Ее собственное тоже, с той поры, как в десятилетнем возрасте она стала Эмти.
Детей в Городе всегда было очень мало, и Эмти до сих пор не забыла изумления, испытанного ею пять лет назад, когда она увидела другого ребенка. Он, кажется, удивился тоже. Ни познакомиться, ни даже заговорить с ним Эмти не успела. А еще через год она узнала свое предназначение и уяснила долг.
А потом… она узнала Впередсмотрящего. Это – тоже долг. Только за два года любая работа, которую ей пришлось выполнять, стала проще, потому что пришли опыт и понимание. Кроме этой. И не понять, почему становится все тяжелее уступать ВС.
Зрелище города с высоты, простое и величественное, всегда успокаивало Эмти. И на этот раз было так же.
На следующий день Грисом выглядел еще более хмурым и злым. От его тела исходил резкий запах пота, все усиливавшийся, по мере того, как ВС выбивался из сил. Хрипя, он навалился на нее, и Эмти испугалась, что ему стало плохо. Наконец, он отдышался. Стиснул жесткой ладонью ее маленькую грудь.
– Вижу. Давно вижу… Тебе плевать… нет, не на меня. НА ЭТОТ ГОРОД! Такая вот жизненная позиция! Любую жизненную позицию надо уважать, но с этой – я не согласен.
Он перевернул ее на живот и взял еще раз. Его рука уперлась в стриженый затылок Эмти, так что она уткнулась лицом в подушку и какое-то время брыкалась, решив, что ВС собрался ее задушить.
Он отпустил ее и, не одеваясь, сел к терминалу. Эмти, боясь шевельнуться, не поднимая головы, искоса следила за ним. На экране теснились цифры и графики, свет от него падал на осунувшееся лицо Грисома.
– Не понимаешь. Ничего не понимаешь, девка. Никто ничего не понимает. Все кончено. А ты… (он мерзко выругался) – последнее утешение.
Грисом встал и замер, не обнаружив Эмти на постели.
– Эй, ты – вернись!
Он не верил, что Эмти уйдет, нарушив его приказ.
И, правда, она вернулась и, в эту секунду Впередсмотрящий увидел ее, словно в первый раз. Голая девочка лет четырнадцати. Коротко, почти наголо остриженная. Общее впечатление – бесцветность. На жалком личике заметнее всего нос, из-за высокой переносицы кажущийся великоватым. Глаза всегда прикрыты ресницами – Эмти избегает смотреть прямо. Лебяжья шея, острые плечи. Маленькие груди, с по-козьи торчащими сосками. Осиная талия. Плоский живот, с покрытым легким пушком бугорком внизу, разделенным вертикальной ложбинкой влагалища. Худые ноги с узкими лодыжками…
За ней черной змеей разворачивался шланг пылесборника, тонкие руки Эмти изо всех сил сжимали похожий на щучью пасть его наконечник – спецнасадку для очистки окалины. Эмти подошла к ВС и ткнула его, впервые опешившего, этой штукой в грудь. Большой палец Эмти чуть заметно шевельнулся, включив поддув: максимальное давление. И, как железо твердая и острая струя сжатого воздуха пробила грудь ВС.
Гуч Майорана обозревал себя, недовольный результатами бритья, когда его грустная физиономия в зеркале исчезла, сменившись лысой головой Гинжа Ферми. (Хотелось бы знать, кто придумал совместить функции зеркала и монитора?)
– Забеги ко мне.
Слова эти Майорана понял буквально, их любой бы понял буквально. В Городе не было транспорта, кроме велокаров – если уж ты жутко торопишься. Но, если Город любом направлении можно пешком пересечь за пятнадцать минут, то проще и в самом деле немного пробежаться. «В высшей степени полезно для моциона», – сказал себе Майорана. Особенно приятно так бегать на восток, набравши темп, тяжелеешь раза в полтора – хорошая нагрузка на мышцы и сердце. В этот раз, правда, путь его лежал в обратном направлении и Майорана летел, как на крыльях.
Ферми выглядел обмякшим, в черных глазах таилась непривычная печаль.
– Все так некстати, Май… В, общем, у нас маленькая проблемка.
Майорана то и дело потирал плохо выбритую щеку.
– Как так? Что за проблема… расскажи.
– Я лучше покажу. Вот, – он ткнул пальцем в экран, – Она сейчас поднимается на лифте 1-3.
Эмти поразилась своему равнодушию. Ее сейчас заберут и эвтаназируют. Ну и что?
В этот раз она вышла на южную сторону балкона, опоясывающего техтоннель, и могла видеть следующие три Округа, как ободья со спицами, вставленные в гигантский цилиндр. Его торец светился мягким, не слепящим светом. Солнце. А противоположный, сейчас ей невидимый, был Зеркалом и в нем отражался весь Город. От этих двух источников освещение в Городе всегда напоминало раннее утро или вечер. Всегда можно было вообразить нужное – по настроению, так ей рассказывали, но она не поняла. Что такое «утро» и «вечер»?
Эмти разглядывала людей на улицах вокруг себя, отсюда выглядящих цветными точками. Народу, как всегда было немного – без дела шастать запрещено. Тем ценнее были редкие праздники, Эмти помнила соревнования, когда она пробежала большой круг и вернулась к старту раньше всех. Фокус был в том, чтобы не мчаться сломя голову, а выбрать и держать темп, когда ты словно летишь, лишь изредка касаясь ногами земли. Сама по себе легкая, Эмти в беге теряла до трети веса, а в коротком спринте – больше половины. Разумеется, если бегать на запад. Тут еще шиповки хорошие нужны, а не то будешь попусту скользить и взбрыкивать ножками.
А восточный бег – настоящая потеха. Чем быстрее мчишься, тем больше тебя пригинает, так нивелируется преимущество лидера. «Тише едешь, дальше будешь». Хитрое дело – восток – направление, при котором круг Солнца находится справа от тебя.
– Эмти Гартойг? – раздался за спиной голос.
Обернувшись, она увидела спортивно сложенного мужчину, вроде ей даже знакомого, потом вспомнила: он был судьей на том давнем, победном для нее состязании. И сейчас одет похоже: трико и кроссовки.
– Я – Гуч Майорана, не бойтесь меня… – он сделал к ней шаг.
Эмти вытянула перед собой руки.
Перила балкона преградили ей путь к отступлению.
– Не трогайте меня!!
Гуч был совсем близко.
Эмти сделала обманное движение, и когда Гуч попробовал ее перехватить, юркнула в сторону. Он опоздал ее схватить, и вцепился в перила, чтобы не кувыркнуться через них. Слабая на этой высоте сила тяжести чуть не сыграла с ним злую шутку.
Легкими, скользящими шагами, Эмти обегала балкон по периметру, стремясь добраться до входа в лифт, пока Гуч не сообразит двинуться ей навстречу. Она уже была на западной стороне, когда дверь раздвинулась, пропуская еще одного человека, в похожем костюме, только заметно старше, полноватого и приземистого. Он улыбнулся, раскрывая ей объятия.
Эмти подобрала ноги, подтянув колени к подбородку и, в полете, придержалась рукой за перила. Ее развернуло так, что, распрямив ноги, она смогла ударить нового преследователя подошвами в грудь. Тот сел на пол, ошеломленно мотая лысой головой, а Эмти выбросило через перила в двухсотметровую пропасть внизу.
Эмти решила, что не закроет глаза до самого конца. Да и происходило все непонятно как. Она думала, что начнется вначале медленное, но ускоряющееся падение, а вместо этого ее относило на юго-запад, и это был скорее полет. Две фигурки на удаляющемся балконе отчаянно жестикулировали. Мимо проплыл техтоннель 1–2, и явственно приближалась конструкция Округа-2.
Текли секунды, четыре высоких здания с выходящими из их крыш толстыми спицами техтоннелей приближались – они поворачивались вокруг нее теперь гораздо быстрее. Крыша десятиэтажного корпуса промелькнула под ней совсем близко, а уже стремительно надвигалась стена следующего. Откуда-то взялся все усиливающийся ветер, он трепал и вертел Эмти, хлестал упругими струями. Она попыталась, растопырившись, улечься на воздух, чтобы держать хоть какое-то равновесие. И вскрикнула, увидев мчащуюся на нее стену.
Что-то темное и огромное пронеслось рядом, чуть не зацепив, ударило воздухом, опрокинуло. Она миновала Округ-2! Эмти барахталась в воздухе, захлебываясь ветром, успевая вдохнуть лишь для очередного отчаянного стона.
Ветер постепенно стихал, и Эмти увидела себя совсем низко над улицами. Ее по-прежнему сносило на запад, но совсем не быстро. Развернулась опять лицом к ветру. Растянувшееся почти на минуту самоубийство ее порядком утомило. «Надо было кончать себя так же, как ВС».
Эмти влетела в крону деревца, прикрыв лицо скрещенными руками, и через секунду рухнула на землю, перекатившись несколько раз. Замерла, лежа ничком. Потом попробовала тихонько подвигать руками и ногами. Даже ничего не сломала? Внимательно прислушалась к себе. Правда – цела. Осторожно села, преисполняясь восторга. Какая же она дура, чтобы решить умереть, да еще таким нелепым образом. Но… вот это слетала! И тормозилась красиво – воздух вблизи поверхности вращается вместе с ней, вот Эмти и подхватило. Иначе – разметало бы по кочкам.
Эмти вздохнула, глубоко и радостно. Ей было хорошо.
Тут пришли те самые двое и с ними блюститель. И забрали Эмти.
14. БОГИ ЛЮДЕЙ НЕ СЛЫШАТ
Нойс очнулась, не понимая, что с ней и где она находится. «Ау, миз Хайд! Куда вы подевались?»Она испытала дискомфорт, похожий на тот, когда на празднике вдруг теряешь карнавальную маску. Вокруг всякие рожи, нахальные и страшные; а ты среди них – обычный человек. Но, раз Хайд «потерялась», значит опасность им пока не грозит.
«МНЕ не грозит…», – одернула себя. – «Хайд – это роль, за которой я прячу свою слабость».
– Эй… ты кто?..
Нойс повернулась. Оказалось, она лежит на постели. Мягкой, белой. Приятно упругой и шелковистой. Вокруг плавно изгибались такие же белые стены, образуя овальное помещение. Что-то вроде внутренности громадного куриного яйца. В ее широком конце стояли (или висели в воздухе), две низких широких тахты.
На одной изволила валяться сейчас Нойс. На соседней сидела очень привлекательная девушка, ростом и короткой стрижкой смахивающая на Нойс. Но красота ее была жестче, злее и ярче. Девчонка-воительница… Хотя Нойс и не считала себя такой уж нежной феей, но признала, что ее визави сложена покрепче. Тем более, что скрывать ей было нечего – совершенно нагая.
Что Нойс не удивило, поскольку сама она была «одета» точно так же. Она коротко ответила:
– Я – Нойс Винер.
Девушка терпеливо ждала продолжения и Нойс добавила:
– Тусуюсь среди суорских сепаратистов. Так, случайно влипла…
– Ты влипла крепко, как и я, – сказала девушка. – Я – Арин Ашадо. Пилот ВВС Тира…
Она сказала это с болью, и Нойс поняла, что ее до сих пор мучит мысль о катастрофическом поражении Родины. Так мароны издавна называли тирский протекторат.
– Скромничаешь, Арин. Не просто пилот, а первый из людей, побывавший в космосе.
Она сжалась, будто Нойс ее ударила.
– Что толку! Чего стоят все наши достижения по сравнению с этим!
Она зло пихнула воздух ладонью и в их комнате-яйце возникла объемная цветная картина. Она была везде, вокруг них. Как будто вдвоем оказались внутри пейзажа.
Сказочный город. Парки и висячие сады. Мосты через речку, прихотливо извивающуюся, и замыкающуюся в кольцо. Красивые дома, правда не выше десяти этажей. А надо всем этим – темно-фиолетовый купол неба.
Нойс поискала взглядом облака и не нашла ни одного.
– Мы сейчас в стратосфере, – пояснила Арин. – Облачный слой – под нами.
Она сжала пальцы в кулак и картина исчезла.
Нойс повела рукой… глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Хотя воздух казался разреженным, удушья она не испытывала. «Меньше давление, но больше содержание кислорода».В этом чужом воздухе ощущался слабый, незнакомый аромат.
Не чужом. Не незнакомый…
«Я просто забыла!..»
Воздух Новтеры.
Ты забыла… Ты все забыла. Мягкий свет планетарного кольца, серебряной полосой перечеркивающий ночное небо. Шепот утреннего ветра в саду. Шорох сухих прошлогодних листьев под босыми ногами. Свежие кротовые холмики, выросшие за ночь. Каплю росы на нераскрывшемся бутоне… и вкус розового лепестка…
– Наоми!..
Фанни окликает тебя и ты оборачиваешься. Хорошее утро сегодня…
– Эй! Что с тобой?
Нойс почувствовала, как Арин коснулась ее плеча.
– Извини, задумалась.
– Я тоже много думала, чуть мозги не выкипели. С момента, как увидела летающий город-сказку с высоты. Потом отрубилась и очнулась уже здесь. Так и не поняла, чего от меня… от нас хотят. И что случилось с моим самолетом.
– Его собирали совочком и веничком на площади в сотню квадратных километров…
– Надо же. А на мне ни царапины. Выходит, они– добрые?
Нойс сделала вид, что не расслышала вопроса. Встала с постели, озираясь, как и положено человеку, попавшему в непривычную обстановку. Ага, там – удобства. А жрать: сам просишь или кормят по расписанию?
– С тобой кто-нибудь уже говорил? – спросила она у Арин.
– Никто! Я здесь безвылазно три… нет, два дня.
Нойс вздохнула. Сутки Новтеры короче на четыре с половиной часа, немудрено и запутаться.
– Свет загорается сам?
– Да, – угрюмо подтвердила Арин.
– Скажи… Арин… Не было ли у тебя чувства, что за тобой наблюдают?
– Было. Особенно сильное в первый день. Потом – время от времени.
В белой стене откинулась панель, образовав что-то вроде низкого столика.
– Пойдем жрать, Нойс. Стульев нет, садись на пол.
Две большие чашки без ручек, наполненные чем-то вроде горячего бульона. Ладно, выпьем…
– А это как жрать-то? – Арин ткнула пальцем в бурую массу на квадратной тарелке. Хрустнула корочка. – Ни ложки, ни вилки…
– Как-то же ты раньше это жра… кушала?
– Вылизывала. А тарелку и чашку выкидала вот сюда. Хоп… и нету.
Нойс осторожно взяла свою тарелку за край, он гнулся под ее пальцами. Свернула «тарелку» в трубочку, так, что теплое содержимое оказалось внутри. Спокойно откусила кусочек от того, что получилось.
– Это не тарелка, а блин. Складываешь, как хочешь, и ешь.
Арин Ашадо шепотом выругалась.
– Онинаверняка решили, что я – безмозглая дура. Только и научилась картинки смотреть. Делаешь рукой… вот так. А так – гасишь.
Нойс повторила ее жест, но мягче и экономней. Наполовину сжатую ладонь чуть вперед и разводишь пальцы. Есть картинка. Пальцы вместе – кино закончилось.
Арин, затаив дыхание, следила за ее экспериментом.
– Как быстро ты схватываешь…
– Найдутся и другие электы.
– Найдется… что?!..
Нойс нарисовала пальцем в воздухе маленькую спираль. Слева направо. В ответ, рядом с ней повис в воздухе бледно-голубой прямоугольник, размером с игральную карту. Легкие движения пальцев Нойс, и он вырос в до размеров книжного листа. Еще пара колдовских жестов и «световая панель» развернулась так, чтобы и Арин было удобно ее видеть. Напротив каждого из загадочных символов возникли слова.
– Меню управления интерьером. Не надоело сидеть в сплошной белизне, Арин? Какой цвет обоев тебе нравится?..
Интересно наблюдать за Арин. Как смягчается ее лицо детским большеглазым изумлением… Она очень красива. Именно ты когда-то создала этот народ.
Удивление в ней уступает место испугу, а затем гневу. Эмоции кипят, она готова действовать немедленно. Чего от нее ждать?.. На всякий случай, придется переключится на режим ускоренного восприятия. Нет-нет, нельзя! Иначе подозрения Арин укрепятся. Ты сама виновата. Увлеклась демонстрацией своего превосходства.
– Арин! Что?..
– Нойс! Ты – одна из них!?Подсадная утка?
– Нет.
Арин уже успокоилась. Что-что, а соображает она быстро.
– Нойс! «Нет» – был ответ на мой первый вопрос, или на второй?
Ты не знаешь, что сказать. По собственной глупости угодила в логический капкан. Миз Хайд так бы не прокололась. А и прокололась бы, так с ухмылочкой стерла бы у Арин из памяти последние пять минут. Ты же – пси. Можешь многое. Возьми и сделай это сейчас.
Очень правильное решение, так и поступишь. Невзирая на неожиданно охватившее тебя отвращение к самой себе. Слышишь свой голос:
– На второй…
И что ты наделала? Ну, не головотяпка ли? Сейчас у Арин будет истерика. Да?
Она критически тебя разглядывает.
– Смело шутишь. А на новтеранку не тянешь. Но ушлая, как не знаю кто. Открой секрет…
– Есть такой старинный язык жестов – джойлик. Там уйма всего, комбинаций разных… – ты поспешно сочиняешь правдоподобную версию.
Арин улыбается.
– Если ониуправляют машинами манием руки, то наверняка базовые команды будут простыми и запоминающимися. Ты попробовала наобум, из… как его, джойлика, и угадала. Я в восторге от тебя, Нойс. И хорошо, что ты – не новтеранка. Они – как боги. А боги людей не слышат.
Уф! Пронесло. Безо всяких подлых ментальных штучек с твоей стороны. Да и что это была бы за пальба из пушки по воробьям – ты и так бесподобно умеешь выкручиваться. Порадуйся за себя, в очередной раз.
Но радости и довольства нет и в помине. Вместо них странный осадок горечи и обиды. За твою бывшую родину, которую так невзлюбила эта сильная и красивая девушка.
Арин! Ты хоть раз видела Новтеру?
Следующие два часа они провели за превращением своего жилища из больничной палаты в роскошный будуар. В довершение Нойс вызвала из небытия платяной шкаф. В одном месте стена раздвинулась, открыв вертикальную нишу. Каждой достались шорты, маечка и пара туфель, похожих на теннисные. Все сделано из незнакомых Арин материалов; легкое, почти невесомое.
– Эй! – вырвалось у Арин. – Твоя майка линяет на глазах!
– Я… подумала, что зеленый мне не очень нравится… – Нойс притворилась растерянной.
– Хо-хо! А ну-ка, я попробую!
Через минуту майка и шорты на Арин стали светло-синими; вдобавок, майку украсило ее имя, написанное крупными оранжевыми буквами. Потом Арин скептически воззрилась на Нойс.
– А ты скромничаешь. Ладно-ладно, любишь серый цвет – на здоровье. Признак безынициативной, робкой натуры. Хочешь оставаться незаметной. Имечко-то напиши. Меленькими буковками.
В ответ майка Нойс украсилась изображением страшной зубастой пасти.
– Жуть какая! – усмехнулась Арин. – Раз ты так наловчилась, то сделай еще одно полезное дело.
– Да?
– Ты сотворила нам окно. Фальшивое, с обалденным видом на море. Сочини дверь. Настоящую.
– Давай сама. Я устала.
– ?..
– Тебе не надоело здесь париться? Хочешь выйти?
– Да!! – закричала Арин.
И сама собой в стене возникла и отворилась дверь.
* * *
– Командору Марсии, Наблюдатель-4. Экземпляры демонстрируют хорошую приспособляемость. Вышли в парк, поведение спокойное. Обращаю внимание на номер 2.
– Помню. Взята во время какого-то религиозного обряда, символика случайно похожа… чем и привлекла…
– Не случайно. Вот видеостат номера 2. Обратите внимание: рисунок на одежде.
– Хм!..
– Еще снимок. Надпись на спине у номера 2 появляется в моменты, когда номер 1 ее не видит.
– Черт возьми… UIN 2147392. Проверю немедленно.
Командор Марсия ввела указанный Universo Individo Numero для поиска по базе данных, втайне надеясь, что это: нелепая ошибка / невероятное совпадение – выкинуть из головы; необычайная правда – спасение соотечественницы зачтется…
Ответ возник на визуализаторе почти мгновенно (любая задержка означала бы, скорее всего, что поиск не удался).
– La Dio! Cho strango axidento…
Марсия взяла себя в руки. Ясно. По головке ее не погладят… Она воочию вообразила, как докладывает на Большом Круге. Вот вам, Наставники, подарочек. Давно сочтенная погибшей – спасена. Аплодисменты. Назовите ее имя, достойная Марсия! Мы порадуемся за нее вместе с вами.
Пожалуйста. Извольте получить. Только ее нам не хватало.
Выкормыш лжеучителя Ватанабо.
* * *
Что-то не так. Арин не скрывает восторга, дышит полной грудью, она больше не думает плохо о «новых людях». Разве могут нести зло те, кто создали такую красоту!
Дорожки в парке посыпаны крупным песком-ракушечником или его имитацией. Но хрустит под ногами очень натурально. Большие лиловые цветы склоняют свои головы, будто приветствуя вас. Вокруг теснятся деревья с тонкими стволами и пушистыми, как клубы зеленого дыма, кронами. Впереди ведет свою тихую песню невысокий фонтанчик; струйка воды пляшет в воздухе. Можно попить. Рядом простая деревянная(?) скамейка. Усталый путник, отдохни…
И что-то не так!
Арин берет тебя под руку. Ты вся дрожишь и это ее тревожит.
– Нойс?
– Пойдем быстрей, Арин.
Скорее, скорее… Перешагиваешь невидимую черту и то, что готовилось схватить тебя, отступает, скрывается где-то позади.
– Нойс, что с тобой?!
– Держись за меня! – бросаешь ей и резко сворачиваешь в сторону. Здесь дорожка разветвляется, ты выбираешь самый глухой и неудобный путь. Вы двое, почти бежите, только бы Арин не отставала… она выносливая, держит темп.
– Быстрее, Арин!!
Ветка хлещет тебя по лицу, ты прикрываешься рукой. Секундная заминка решает всё. Воздух сгущается, ты вязнешь, как в патоке. Делаешь отчаянный рывок. Поздно! Рядом хрипит Арин.
Мир переворачивается. В глаза бьет режущий свет. Солнечный диск на фиолетовом небе. Оно чернеет на глазах. Неумолчный крик Арин…
Мир еще раз делает головокружительный кульбит. Исчез парк. Исчез Скайтаун. Вверху – черное небо. Внизу – голубой простор с белой пеной облаков. Выпуклость планеты ощутима на глаз.
Арин бьет руками в невидимую преграду перед собой, прижимается к ней лбом. Убедившись в тщете своих усилий, успокаивается.
– Я – дура. Это ж наша единственная защита. Силовое поле?
Ты молча киваешь. Арин не должна услышать, как дрожит твой голос и ляскают зубы. Позорище. Делаешь несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Озноб постепенно проходит.
Арин с живейшим интересом оглядывается.
– Вот это пинка нам дали! Мы с тобой совершаем «орбитальный прыжок». Поднялись на сто пятьдесят километров (это я так, на глаз прикинула) и начинаем спускаться. Хотелось бы знать: куда?
Что ей ответить? Через минуту сама поймет.
– Ого! Нойс, а ты плавать умеешь?
Молчание – знак согласия, и Арин уточняет:
– На длинные дистанции… Мы с тобой хлопнемся в воду как раз посреди Великого океана! Двадцать тысяч километров до земли… во все стороны.
Тесный кокон силового поля, обнимающий вас со всех сторон, полностью гасит перегрузки. Арин это сильно удивляет. В ее глазах восторг. Потом она хмурится.
– Интересно, чем мы не угодили? Выгнали в шею, как нашкодивших гостей.
Если б ты знала… Кто посмел такс тобой обойтись?! Тебе становится жарко. Гнев, злоба, какая-то детская обида душат тебя…
– О! – смеется Арин. – Смотри, нарисованная зверюга на твоей майке щелкает зубками! Сейчас кого-то съест!
Руг – доисторический зверь, водившийся на Новтере, и вымерший миллион лет назад.
– Я сама кого-то съем. Или порву в клочья.
– Не злись. На нас посмотрели и отпустили. Дикие мы, необразованные. Нам еще расти и расти. Я-то умирала от гордости за свой орбитальный полет. А сравнить – никчемные игры! Детская пиротехника! Мы не покинем нашу солнечную систему, пока не поймем, что такое гравитация. И не достигнем звезд, пока не поймем, что такое пространство…
Ее оптимизм бесит тебя.
– Давай-давай, философствуй, Арин. Пока не исчезнет кокон. Срок его жизни – только-только до поверхности. Крайнее аварийное средство – спасения не гарантирует.
Арин берет твою ладонь в свою.
– Держись, Нойс. Через три минуты войдем в атмосферу. Эта штука хоть как-то управляется?
– Система автоматической посадки выдаст карту местности. Ткнешь по ней пальцем, куда тебе сильней хочется. Да кругом вода… Не все равно, где пузыри пустить?
Арин согнутым пальцем трижды осторожно касается твоего лба.
– Моя гениальная подруга! Напомню тебе географию сиих мест…
Неприлично ругаешься. После фиаско в Скайтауне ты ощущаешь себя не в своей тарелке – вот и не сообразила. Что вас ждет через несколько минут – неясно, но надежда есть.
Края горизонта медленно поднимаются. Мир внизу становится голубую чашей, в которой тебе с Арин суждено кануть без следа. Если бы посреди безбрежности вод, не лежал, никому недоступный, в тысячах и тысячах километров от ближайшей земли…
Атолл Марион!
Снаружи мало по малу возникает слабое свечение, оно постепенно становится ярче. В ответ кокон затуманивается, теряет прозрачность, становится видимым. Перегрузок по-прежнему нет; не повышается и температура внутри кокона. Хвала неотличимой от магии технике Новтеры…
Звуков тоже не слышно, ни треска, ни шипения. Но, бороздящие на своих судах Великий океан моряки, с удивлением и тревогой увидели бы огненный шар, с ревом раздирающий воздух и сходящий с небес в потоке огня.
