Текст книги "Полное собрание рассказов в одном томе."

Автор книги: Василий Шукшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

настроение.

Никто ему не ответил.

Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.

– Сто грамм, голубушка, и чего нибудь… – вытянул шею,

разглядывая полки. – Чего нибудь на зубок.

Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на

представительного мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в

их деревне одинокая вдова Нюра Чалова, добрая, приветливая баба. И вот этот

самый человек ездил к ней из города по праздникам и в выходные дни. В

городе у него была семья, дети, двое, кажется. Нюра знала это, но почему то

отказать не могла – принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.

Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом

к столику.

– Тоже ехать?

– Мгм.

– Нету машин?

– Мгм, – односложно отвечал Павел, в упор разглядывая

мужчину.

– А что делать?

– ???

– Черт… Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать

то?

Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:

– Что, живешь там?

– Да нет… – Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху.

Павел увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. – В гости еду.

– Понятно, – значительно сказал Павел.

– Как же добираться то будем? – сокрушался мужчина. – А вам

не в Буланово?

– Пешком, – решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера.

– Я думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут… А?

Федор задумчиво жевал.

– Вы тоже в Буланово? – еще раз спросил мужчина.

Опять ему не ответили.

– Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.

– Сколько километров? – все пытался влезть в разговор

мужчина. И опять на него не обратили внимания.

– Как, Федор?

– Пошли. – Федор поднялся.

– Так вы тоже в Буланово? Или куда?

– В Буланово, – сердито ответил Павел.

– Черт возьми совсем! – Мужчина потрогал в раздумье гладко

выбритый, круглый, как пятка, подбородок. – Что же делать то? Совсем не

идут машины?

– Попробуй подожди, может, тебе повезет.

Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед

тоскливым взглядом.

– К Нюрке опять собрался, – сказал Павел, когда вышли на

улицу. – Водка в карманах… Гад.

Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.

– Всыпать разок хорошенько – перестанет ходить, – сказал он.

Помолчал и добавил: – Нюрку только жалко.

– Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..

– Та а… чо ты ее осуждаешь? Ихное дело… слабые они. А он,

видно, приласкал.

Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:

– Э э!

Их догонял ухажер.

– Ты глянь! – изумился Павел. – Идти хочет.

Федор ничего не сказал и не сбавил шага.

– Пошли!.. Иду с вами! – объявил ухажер таким тоном, точно

он кого то очень обрадовал этим своим решением.

Пошли втроем.

Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое

под крыши, к камелькам. Под ногами путников громко взыкала мерзлая дорога.

– Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот восьмом году

не метеор в тайгу упал, а люди какие то к нам прилетали. С другой планеты, –

заговорил Павел, обращаясь к Федору.

– Ерунда все это, – авторитетно заявил ухажер. – Фантазия.

– Что то у них испортилось, и произошел взрыв – малость не

долетели, – продолжал Павел, не обращая внимания на замечание ухажера. –

Как считаешь, Федор?

– А я откуда знаю?

– По моему, люди были, – сам с собой стал рассуждать Павел. –

Что нибудь не рассчитали… Могло горючего не хватить.

– Сказки, – уверенно сказал ухажер. – Народу лишь бы

поболтать, выдумывают всякие теории.

Павел обернулся к нему:

– Есть поумнее нас с тобой. Понял?

Ухажер не понял.

– Ну и что?

– А то, что не надо зря вякать. «Сказки»…

Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмехнулся:

– Верь, верь, мне то что.

– Каждый из себя ученого корчит… – Павел сердито

высморкался. – Расплодилось ученых: в собаку кинь – в ученого попадешь.

Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ничего не

сказал. Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык взык, взык взык…

Ветер маленько поослаб.

Вышли за город. Остановились закурить.

– Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, пройдем

логом – ферма Светлоозерская будет. От той фермы дорога повернет вправо, к

реке… Там пасека попадется. А там километров шесть – и Буланово, –

объяснил Павел.

Пошли.

– А ты чего в городе делаешь? – спросил вдруг Федор,

оглянувшись на ухажера.

– Как?

– Где работаешь то?

– А? По снабжению. – Ухажер расправил плечи, весело

посмотрел вперед. Положительно у него были хороши дела. Он радовался

предстоящей встрече.

– Воруешь? – поинтересовался Павел.

– Зачем? – Снабженец не обиделся. – Кто ворует, тот в тюрьме

сидит. А я, как видишь, вольный человек.

– Значит, умеешь.

– А к кому в гости идешь? – опять спросил Федор.

Снабженец ответил не сразу и неохотно.

– Так… к знакомым.

– Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? – Павла

взволновал вопрос: ворует этот человек или нет?

– Девятьсот восемьдесят. По старому, конечно.

– А семья какая?

– Четверо со мной.

– Жена работает?

– Нет.

– Давай считать, – зловеще сказал Павел. – Двое ребятёшек –

обуть, одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Жена… тоже небось

принарядиться любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться –

двести. Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот

льешь. Так? На пропитанье клади пять шесть сот – сколько выходит? А ты одет

то вон как – одна доха небось тыщи две с половиной…

– Две семьсот, – не без гордости поправил снабженец.

– Вот!

– Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело:

увидел, что человек хорошо живет, – значит, ворует. Легче всего так

рассуждать.

– А где же ты берешь то?!

– Уметь надо, говорю. И без воровства умные люди крепко

живут. Голову надо иметь на плечах.

Павел безнадежно махнул рукой. И замолчал.

Прошли лесок. Остановились еще закурить.

– Половинку прошли, – сказал довольный Павел и похлопал

себя руками по бокам. – Счас там пельмешки заворачивают!.. Водочка в сенцах

стоит, зараза. С морозца то так оно это дело пойдет! Люблю празднички,

грешная душа.

– А чего ты без жены в гости поехал? – спросил Федор, глядя

на снабженца спокойно и презрительно.

Тот нехорошо прищурился, окинул громадного Федора

оценивающим взглядом, сказал резко:

– А твое то какое дело? – Он, видно, стал догадываться, куда

клонит Федор. – Что тебе до моей жены?

Федор и Павел удивленно посмотрели на своего попутчика: как

то он очень уж просто и глупо разозлился. Павел качнул головой:

– Не глянется.

– Мне до твоей жены нету, конечно, дела, – вяло согласился

Федор. – Интересно просто.

Пошли дальше.

Прошли еще километра три четыре, прошли лог, свернули

вправо.

Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно

потеплело. Небо заволоклось низкими тучами. Подозрительно тихо сделалось.

– Чувствуете, товарищи? – встревоженно сказал снабженец.

– Чувствуем! – насмешливо откликнулся Павел; они с Федором

шли впереди.

Еще прошли немного.

Федор остановился, выплюнул на снег окурок, спокойно, ни к

кому не обращаясь, сказал:

– Счас дунет.

– Твою мать то, – заругался снабженец и оглянулся кругом –

было совсем темно. И все та же зловещая давила тишина.

– Успеем, – сказал Павел. – Поднажмем малость.

Федор двинулся вперед. За ним – Павел и снабженец.

– А если не успеем? – спросил снабженец. – А?

– Отстань, ну тя! – обозлился Павел. – Трухнул уже?

Пошел снег. Поначалу сыпал сухой и мелкий, потом повалил

густо, хлопьями. Все пространство от земли до неба наполнилось тихим

шорохом.

Так продолжалось недолго. Стал дергать нехолодный ветер, и с

каждым разом порывы его крепчали.

Через десять минут вверху загудело.

– Так, – сказал снабженец, останавливаясь. Но оба его спутника

молча продолжали идти вперед. Снабженец догнал их.

Ветер сперва кружил: то в спину толкал, то с боков. Потом

наладился встречный – в лоб. В ушах засвистело, в лицо полетели тысячи

маленьких холодных пуль.

Дорогу перемело; ноги то и дело вязли в сугробе.

Павел раза три отбегал в сторону, пропадая во тьме. Появлялся

и кричал бодро:

– Верно идем!

А идти становилось все труднее. Ветер ревел, бил людей

холодными мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Вверху нечто

безобразно огромное, сорвавшееся с цепей, бесновалось, рыдало, выло…

Снабженец путался в длинной дохе, падал. Один раз упал и

потерял рукавицу.

– Э э! – заорал он, ползая в снегу. – Подождите!

К нему подошел Федор. Долго вместе искали рукавицу. Нашли.

Федор помог снабженцу подняться.

Павел топтался на снегу кругами – хотел понять: на дороге они

или сбились.

– Где же пасека то твоя?! – не скрывая раздражения, крикнул

снабженец.

– Будет и пасека! Все будет… – ответил Павел. – Терпение! –

Он надолго пропал в темноте.

Федор и снабженец стояли рядом, спинами к ветру.

– Трепач он, – сказал снабженец.

Федор повернул к нему голову.

– Я говорю, сбился он! – повторил снабженец.

Федор промолчал. Он знал это.

Неожиданно рядом появился Павел.

– Так, братики!.. – Он коротко и невесело хохотнул. – Маленько

того… заблудились!

– Как? – спросил снабженец.

– Но я направление примерно знаю. Надо идти.

– Как заблудились?! – опять спросил снабженец.

– «Как! Как!» – озверел Павел. – Пасека должна быть, а ее нету,

вот как! Заладил, блохастый!

– Ты что, смеешься, что ли?

– Пошли! – скомандовал Павел. – Главное, идти, не стоять. Я

направление знаю: на ветер надо идти.

Федор послушно двинулся вперед – на ветер.

– Да куда идти?! Куда идти?! – перекрывая вой ветра, заорал

снабженец. – Вы что, маленькие, что ли?!

Ему не ответили. Двое удалялись от него. Он догнал их,

схватился за полушубок Федора, быстро заговорил:

– Надо счас в снег зарыться, переждать!.. Я слышал, так

делают. Мы же пропадем иначе. Выбьемся из сил и пропадем! Он же не знает,

куда идти!..

Федор, не оборачиваясь, крикнул:

– Ничо, шагай!

С полчаса медленно, с отчаянным злым упорством шли

навстречу ветру, проваливаясь по колена в снег.

Ветер неистовствовал.

Павел остановился наконец, долго соображал, бессмысленно

вглядываясь в ревущую тьму.

– Ну?! – крикнул Федор.

– Придется выходить на тракт. На деревню можем не попасть –

ни черта не видно! Сворачиваем! – распорядился он.

– Сволочь! – громко сказал снабженец.

Это услышали; Павел повернулся и пошел было к нему, но

Федор подтолкнул его вперед.

– Дерьмо собачье, – проворчал Павел.

Опять трое, перегнувшись пополам, медленно побрели по

целику. Ветер теперь бил слева. Еще прошло какое то время.

– Я больше не могу! – заявил снабженец. – Все!

Остановились.

– Как это не можешь? – спросил Павел.

– Не могу! Ясно?.. – Снабженец глотнул ветра, закашлялся. –

Надо же… кха кха кха!.. Надо ж понимать, идиоты! Никуда нам не выйти! – Он

сел на снег и согнулся в новом приступе кашля. – Я зароюсь в снег и пережду.

К нему подошел Павел. Склонился.

– Идти надо, чего ты слюни то распустил! Куда зароешься, дура

сырая?.. Замерзнешь тут, как кочерыжка, и все. Он на сутки зарядил, не

меньше. Идти надо!

– Уйди от меня, трепач! – взвизгнул снабженец и заматерился.

Павел облапил его, стал поднимать.

– Пойде ешь!.. Как Исусик, пойдешь у меня, ухажер сучий. Я те

зароюсь…

Снабженец отчаянно упирался, хрипло, всхлипами дышал…

Плюнул в лицо Павлу.

– Гад! Завел!..

Павел развернулся и навесил снабженцу в челюсть. Тот упал в

снег. Федор, стоявший до этого в сторонке, подошел к ним, оттолкнул Павла.

Взяв снабженца за грудки, поднял.

– Кому сказано: идти! А то, если я разок вмажу, от тебя одна

доха останется. Шагай!

Снабженец покорно пошел.

– Погоди, – сказал Федор. – Давай твою доху, а сам надевай

мой полушубок – легче будет.

Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе

полушубок.

Павел вышел вперед… И опять пошли.

Часа в четыре ночи Павел остановился, расстегнул полушубок,

вытряхнул из за пазухи снег, сказал без особой радости:

– Буланово – собак слышно. – Он устал смертельно.

Постучались в крайнюю избу.

Их спросили из за двери, кто они, откуда… Павел назвал себя,

Федора. Им сказали, что не знают таких. Павел заорал:

– Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос

учинили!

– Вышибай дверь, – робко и устало посоветовал снабженец.

Их впустили.

В избе выяснилось: это не Буланово, а зверосовхоз «Маяк».

Павел аж присвистнул.

– Какого кругаля дали!

Снабженец осторожно отряхивался у порога. Федор снял доху,

повесил на стену. Снабженец снял ее, вынес в сенцы и там долго отряхивал с

нее снег.

– Водки теперь, конечно, не достать? – спросил Павел.

– Какая водка! – воскликнул хозяин, зевая и кутаясь в одеяло –

в избе выстыло. Из за его спины выглядывала недовольная заспанная жена. – Я

б счас сам с удовольствием похмелился.

– Ну, нет так нет. На нет, говорят, и спроса нет, – грустно

согласился Павел.

Снабженец долго устраивал доху на вешалку, потом присел на

припечье.

– Давай спать, Федор, – сказал Павел. – Небось не простынем.

Они расстелили на полу полушубки, легли не раздеваясь.

Хозяин дал им укрыться свой тулуп. Снабженец залез на печку. Погасили свет.

– Стретили Новый год, – вздохнул Павел. – Язви тя в душу.

Буран колотил по крыше дома. В печной трубе тоскливо

завывало. Во дворе, под окнами, скулила собака. Громко хлопали ворота –

когда входили, забыли их закрыть.

– Ворота то… черти вы такие, – сказал хозяин. – Расхлещет

теперь.

Пришельцы промолчали – никому не хотелось идти закрывать

ворота.

Минут десять лежали тихо.

– Слышь, на печке! – строго сказал Павел. – У тебя есть водка.

В карманах, в дохе. Я видел вчера. Мы же отдадим тебе…

– Была, – откликнулся негромко снабженец. – Потерял я ее.

Выронил.

Павел повернулся на бок и затих.

С печки послышалось ровное посапывание. Павел неслышно

поднялся, подошел к дохе снабженца и стал шарить по карманам – искал водку.

Водки действительно не было. В одном кармане он наткнулся на какой то

странный колючий предмет. Павел вытащил его, зажег спичку – то была

маленькая капроновая елочка, увешанная крошечными игрушечками. Елочка

была мокрая и изрядно помятая у основания. У крестовинки прикреплена

бумажка, и на ней написано печатными буковками: «Нюсе, моей голубушке.

От Мити».

– Положь на место, – сказал вдруг снабженец с печки.

Павел положил елочку в карман дохи, лег.

– К Нюрке опять пошел? – спросил он.

Скоро все заснули.

– Не твое дело.

– «Митя», – передразнил Павел. – Какой же ты Митя? Ты уж,

слава те господи, целый Митька.

– Огурцов Укроп Помидорович, – зачем то сказал Федор. И

хмыкнул.

– До чего ушлый народ! – возмутился Павел. – Залезет вот

такой гад в душу с разными словами – и все, и полный хозяин там…

– Пошли вы к черту! – громко сказал снабженец. – Чего вы

злитесь то, как собаки?

– Да хватит вам, – заворчал хозяин. – Нашли время

разговаривать. Дайте доспать нормально.

Замолчали.

Хозяин через три минуты захрапел.

– А то злятся все, как собаки, – сказал снабженец с печки. – Не

глянется, что лучше вас живу?

Павел и Федор не сразу нашлись, что на это ответить.

– Закрой варежку, – сказал наконец Павел. – Ворюга.

– Ты меня поймал, чтоб так говорить? – повысил голос

снабженец.

Чувствовалось, что он привстал.

– Я тебя по походке вижу.

– Нет, ты поймал меня?

– Сдался ты мне – ловить тебя. А от Нюрки тебя, поганца,

отвадим, заранее говорю. Придешь седня, мы там поговорим.

– Да какое ваше дело?! – почти закричал снабженец.

Проснулся хозяин.

– Ну, ребята, – сердито заговорил он, – пустил вас, как добрых,

так вы теперь соснуть не даете. Чего вы орете то? Что, дня не хватает для

разговоров ваших дурацких?

Замолчали. Долго лежали так.

– Как собаки, накинутся… – шепотом сказал снабженец.

– Гад, – тоже шепотом сказал Павел. – «Милой голубушке…»

Голубчик нашелся. Я тя седня в деревне приголублю.

Федор хохотнул в рукав.

– Мужики, у вас совесть есть или нету? – совсем зло сказала

хозяйка. – Вы что?!

– Все, спим, – серьезно сказал Павел. – Давай спать, Федор.

Скоро все заснули.

К утру буран улегся.

Павел с Федором проспали; снабженца в избе уже не было.

– Ушел, – сказал хозяин.

Выпили с хозяином две бутылки водки и пошли навеселе в

Буланово.

Двенадцать километров отшагали незаметно.

В Буланове завернули еще в чайную, еще подкрепились…

Совсем хорошо стало на душе.

– Пошли к Нюрке зайдем? – предложил Павел. – Поглядим на

их…

– Пошли, – согласился Федор.

– Мне все же охота поговорить с им, – не терпелось Павлу. –

Доху надел… Сука! А я полушубок не мог взять: по шестьдесят восемь рублей

привозили, не мог занять ни у кого. А что я, хуже его работаю?! – Павел кричал

и размахивал руками. – Что я, хуже его?!

Федор молчал.

Нюра ждала гостей… Только не этих. Сидела в прибранной

избе – нарядная, хорошая. Стол был застелен камчатной скатертью; на нем

стоял начищенный самовар – и все пока, больше ничего. В избе было

празднично.

– А где он? – сразу спросил Павел.

– Кто?

– Этот гусь… В дохе то?

Нюра покраснела.

– Никого здесь нету. Вы чего?

– Не пошел, – сказал Федор. – Он обратно в город уехал.

– А а… струсил! – Павел был доволен. Стал рассказывать

Нюре: – Шли ночью с твоим… ухажером. Елочку тебе нес, гад такой. И,

главное, написал: «От голубчика Мити». Я говорю: если, говорю, я тебя еще

раз увижу у Нюрки, ноги повыдергаю. Ты, говорю, недостойный ее! Ты же так

ездишь – лишь бы время провести, а ей мужа надо. Да не такого мозгляка, а

хорошего мужика! – Не замечал Павел, как меняется в лице Нюра, слушая его.

– А ты гони его, если он еще придет! Гони метлой поганой! Митя мне,

понимаешь…

Федор смотрел на Нюру. Молчал.

– Спасибо, Павел, – сказала Нюра.

– Ты мне скажи, когда он придет…

– Спасибо тебе. Позаботился. А то сидишь одна – и никому то

до тебя нету дела. А ты вот пришел… позаботился… – Нюра отвернулась к

окну, кашлянула.

– А чего? – не понял Павел.

– Ничего. Спасибо… – Голос Нюры задрожал. Она вытерла

уголком платка слезы.

– Пошли, – сказал Федор.

– А ты чего, Нюр? – все хотел понять Павел.

– Пошли, – опять сказал Федор. И подтолкнул Павла к двери.

Вышли.

– А чего она?

– Зря, – сказал Федор. – Не надо было.

– Чего она, обиделась, что ли?

Федор не ответил.

– Ей же, понимаешь, делаешь лучше, она – в слезы. Бабье!

– Трепесся много, – сказал Федор. – Как сорока на колу. У вас

все в роду трепачи были. Балаболки.

– А ты то чо? – Павел приостановился от неожиданности.

Федор как шагал, так продолжал шагать.

– Федор! – крикнул Павел. – Пошли, у меня пара бутылок дома

есть. Пошли?

Федор свернул в свой переулок – не оглянулся. Павел постоял

немного в раздумье. Плюнул в сердцах и тоже пошел домой.

– Пошли вы все!.. Им же, понимаешь, лучше делаешь, а они…

строют из себя. Я же виноват, понимаешь. Народ!

Ваня, ты как здесь?!

У Проньки Лагутина в городе Н ске училась сестра. Раз в месяц

Пронька ездил к ней, отвозил харчи и платил за квартиру. Любил поболтать с

девушками студентками, подругами сестры, покупал им пару бутылок

красного вина и учил:

– Вы, главное, тут… смотрите. Тут народ разный. Если он к

тебе: «Вы, мол, мне глянетесь, то се, разрешите вас под ручку», – вы его по

руке: «Не лезь! Мне, мол, сперва выучиться надо, а потом уж разные там дела.

У меня, мол, пока одна учеба на уме».

В один из таких приездов Пронька, проводив утром девушек в

институт, решил побродить до поезда по городу. Поезд уходил вечером.

Походил, поглазел, попил воды из автоматов… И присел

отдохнуть на скамейку в парке. Только присел, слышит:

– Молодой человек, простите, пожалуйста. – Подошла красивая

молодая женщина с портфелем. – Разрешите, я займу минутку вашего времени?

– Зачем? – спросил Пронька.

Женщина присела на скамейку.

– Мы в этом городе находимся в киноэкспедиции…

– Кино фотографируете?

– Да. И нам для эпизода нужен человек. Вот такого… вашего

типа.

– А какой у меня тип?

– Ну… простой… Понимаете, нам нужен простой сельский

парень, который в первый раз приезжает в город.

– Так, понимаю.

– Вы где работаете?

– Я приезжий, к сестре приезжал…

– А когда уезжаете?

– Сегодня.

– Мм… тогда, к сожалению, ничего не выйдет. А у себя… в

селе, да?..

– Но.

– У себя в селе где работаете?

– Трактористом.

– Нам нужно, чтоб вы по крайней мере неделю побыли здесь.

Это нельзя?

– Трудно. Сейчас самое такое время.

– Понимаю. Жаль. Извините, пожалуйста. – Женщина пошла

было, но вернулась. – А знаете, у вас есть минут двадцать времени?

– Есть.

– Я хочу показать вас режиссеру… для… как вам попроще:

чтобы убедиться, в том ли мы направлении ищем? Вы не возражаете? Это

рядом, в гостинице.

– Пошли.

По дороге Пронька узнал, как будет называться кино, какие

знаменитые артисты будут играть, сколько им платят…

– А этот тип зачем приезжает в город?

– Ну, знаете, искать свою судьбу. Это, знаете, из тех, которые за

длинным рублем гоняются.

– Интересно, – сказал Пронька. – Между прочим, мне бы сейчас

длинный рубль не помешал: домишко к осени хочу перебрать. Жениться надо,

а в избе тесно. Пойдут ребятишки – повернуться негде будет. У вас всем

хорошо платят?

Женщина засмеялась.

– Вы несколько рановато об этом. А вы могли бы с неделю

пожить здесь?

– Неделю, думаю, мог бы. Я дам телеграмму, что…

– Нет, пока ничего не нужно. Ведь вы можете еще не подойти…

– Вы же сказали, что я как раз тот самый тип!

– Это решает режиссер.

Режиссер, худощавый мужчина лет за пятьдесят, с живыми

умными глазами, очень приветливо встретил Проньку. Пристально, быстро

оглядел его, усадил в кресло.

Милая женщина коротко рассказала, что сама узнала от

Проньки.

– Добре, – молвил режиссер. – Если дело пойдет, мы все

уладим. А теперь оставьте нас, пожалуйста, мы попробуем… поиграть

немного.

Женщина вышла.

– Как вас зовут, я забыл?

– Прокопий. – Пронька встал.

– Сидите, сидите. Я тоже сяду. – Режиссер сел напротив.

Весело смотрел на Проньку. – Тракторист?

– Ага.

– Любите кино?

– Ничего. Редко, правда, бывать приходится.

– Что так?

– Да ведь… летом, поче́сть, все время в бригаде, а зимой на

кубы уезжаем…

– Что это такое?

– На лесозаготовки. Женатые то дома, на ремонте, а холостежь

– вроде меня – на кубы.

– Так, так… Вот какое дело, Прокопий. Есть у нас в фильме

эпизод: в город из деревни приезжает парень. Приезжает в поисках лучшей

судьбы. Находит знакомых. А знакомство такое… шапочное: городская семья

выезжала летом отдохнуть в деревню, жила в его доме. Это понятно?

– Понятно.

– Отлично. Дальше: городская семья недовольна приездом

парня – лишняя волокита, неудобства… и так далее. Парень неглупый,

догадывается об этом и вообще начинает понимать, что городская судьба –

дело нелегкое. Это его, так сказать, первые шаги. Ясно?

– А как же так: сами жили – ничего, а как к ним приехали – не

ндравится.

– Ну… бывает. Кстати, они не так уж и показывают, что

недовольны его приездом. Тут все сложнее. – Режиссер помолчал, глядя на

Проньку. – Это непонятно?

– Понятно. Темнят.

– Темнят, да. Попробуем?.. Слова на ходу придумаем. А?

– А как?

– Входите в дверь – перед вами буду не я, а те ваши городские

знакомые, хозяин. Дальше – посмотрим. Ведите себя как бог на душу положит.

Помните только, что вы не Прокопий, Пронька, а тот самый деревенский

парень. Назовем его – Иван. Давайте!

Пронька вышел из номера… и вошел снова.

– Здравствуте.

– Надо постучаться, – поправил режиссер. – Еще раз.

Пронька вышел и постучал в дверь.

– Да!

Пронька вошел. Остановился у порога. Долго молчали, глядя

друг на друга.

– А где «здравствуйте»?

– Я же здоровался.

– Мы же снова начали.

– Снова, да?

Пронька вышел и постучался.

– Да!

– Здравствуте!

– О, Иван! Входите, входите, – «обрадовался» режиссер. –

Проходите же! Каким ветром?

Пронька заулыбался.

– Привет! – Подошел, обнял режиссера, похлопал его по спине.

– Как житуха?

– А чего ты радуешься? – спросил режиссер.

– Тебя увидел… Ты же тоже обрадовался.

– Да, но разве ты не чувствуешь, что я притворно обрадовался?

Дошло?

– А чего тебе притворяться то? Я еще не сказал, что буду жить

у вас. Может, я только на часок.

Режиссер наморщил лоб, внимательно посмотрел в глаза

Проньке.

– Пожалуй, – сказал он. – Давай еще раз. Я поторопился, верно.

Пронька опять вышел и постучался.

Все повторилось.

– Ну, как житуха? – спросил Пронька, улыбаясь.

– Да так себе… А ты что, по делам в город?

– Нет, совсем.

– Как совсем?

– Хочу артистом стать.

Режиссер захохотал.

Пронька выбился из игры.

– Опять снова?

– Нет, продолжай. Только – серьезно. Не артистом, а… ну, в

общем, работать на трикотажную фабрику. Так ты, значит, совсем в город?

– Ага.

– Ну и как?

– Что?

– А где жить будешь?

– У тебя. Вы же у меня жили, теперь я у вас поживу.

Режиссер в раздумье походил по номеру.

– Что то не выходит у нас… Сразу быка за рога взяли, так не

годится, – сказал он. – Тоньше надо. Хитрее. Давай оба притворяться: я

недоволен, что ты приехал, но как будто обрадован; ты заметил, что я

недоволен, но не показываешь виду – тоже радуешься. Попробуем?

– Попробуем. Мне глянется такая работа, честное слово. Если

меня увидят в кино в нашей деревне, это будет огромный удар по клубу, его

просто разнесут по бревнышку.

– Почему разнесут?

– От удивления. Меня же на руках вынесут!..

– М да… Ну, давайте пробовать. А то как бы меня потом тоже

не вынесли из одного дома. От удивления.

Пронька вышел в коридор, постучался, вошел, поздоровался.

Все это проделал уверенно, с удовольствием.

– Ваня! Ты как здесь?! – воскликнул режиссер.

– А тебя как зовут?

– Ну, допустим… Николай Петрович.

– Давай снова, – скомандовал Пронька. – Говори: «Ваня, ты как

здесь?!»

– Ваня, ты как здесь?!

– Нет, ты вот так хлопни себя руками и скажи: «Ваня, ты как

здесь?!» – Пронька показал, как надо сделать. – Вот так.

Режиссер потрогал в раздумье подбородок и согласился.

– Хорошо. Ваня, ты как здесь?! – хлопнул руками.

Пронька сиял.

– Здорово, Петрович! Как житуха?

– Стоп! Я не вижу, что ты догадываешься о моем настоящем

чувстве. Я же недоволен! Хотя… Ну хорошо. Пойдем дальше. Ты все таки

следи за мной внимательней. Ваня, ты как здесь?!

– Хочу перебраться в город.

– Совсем?

– Ага. Хочу попробовать на фабрику устроиться…

– А жить где будешь? – сполз с «радостного» тона Николай

Петрович.

– У тебя. – Проньку не покидала радость. – Телевизор будем

вместе смотреть.

– Да, но у меня тесновато, Иван…

– Проживем! В тесноте – не в обиде.

– Но я же уже недоволен, Иван… то есть, Проня! – вышел из

терпения режиссер. – Разве не видишь? Я уже мрачнее тучи, а ты все

улыбаешься.

– Ну и хрен с тобой, что ты недоволен. Ничего не случится,

если я поживу у тебя с полмесяца. Устроюсь на работу, переберусь в общагу.

– Но тогда надо другой фильм делать! Понимаешь?

– Давай другой делать. Вот я приезжаю, так?..

– Ты родом откуда? – перебил режиссер.

– Из Колунды.

– А хотел бы действительно в городе остаться?

– Черт ее… – Пронька помолчал. – Не думал про это. Вообще

то нет. Мне у нас больше глянется. Не подхожу я к этому парню то?

– Как тебе сказать… – Режиссеру не хотелось огорчать

Проньку. – У нас другой парень написан. Вот есть сценарий… – Он хотел взять

со стола сценарий, шагнул уже, но вдруг повернулся: – А как бы ты сделал?

Ну, вот приехал ты в город…

– Да нет, если уж написано, то зачем же? Вы же не будете из за

меня переписывать.

– Ну а если бы?

– Что?

– Приехал ты к знакомым…

– Ну, приехал… «Здрасте!» – «Здрасте!» – «Вот и я

пожаловал». – «Зачем?» – «Хочу на фабрику устроиться…»

– Ну?

– Все.

– А они недовольны, что тебе придется некоторое время у них

жить.

– А что тут такого, я никак не пойму? Ну, пожил бы пару

недель…

– Нет, вот они такие люди, что недовольны. Прямо не говорят, а

недовольны, видно. Как тут быть?

– Я бы спросил: «Вам што, не глянется, што я пока поживу у

вас?»

– А они: «Да нет, Иван, что ты! Пожалуйста, располагайся!» А

сами недовольны, ты это прекрасно понимаешь. Как быть?

– Не знаю. А как там написано? – Пронька кивнул на сценарий.

– Да тут… иначе. Ну а притвориться бы ты смог? Ну ка давай

попробуем? Они плохие люди, черт с ними, но тебе действительно негде жить.

Не ехать же обратно в деревню. Давай с самого начала. Помни только…

Зазвонил телефон. Режиссер взял трубку.

– Ну… ау… Да почему?! Я же говорил!.. Я показывал, какие! А,

черт!.. Сейчас спущусь. Иду. Проня, подожди пять минут. Там у нас путаница

вышла…

– Не слушаются? – поинтересовался Пронька.

– Кого? Меня?

– Но.

Режиссер засмеялся.

– Да нет, ничего… Я скоро. – Режиссер вышел.

Пронька закурил.

Вбежала красивая женщина с портфелем. На ходу спросила:

– Ну, как у вас?

– Никак.

– Что?

– Не выходит. Там другой написан.

– Режиссер просил подождать?

– Ага.

– Значит, подождите. – Женщина порылась в стопке сценариев,

взяла один… – Может, вам сценарий пока дать почитать? Почитайте пока. Вот

тут закладочка – ваш эпизод.

Она сунула Проньке сценарий, а сама с другим убежала. И

никакого у нее интереса к Проньке больше не было. И вообще Проньке стало

почему то тоскливо. Представилось, как приедет завтра утром к станции

битком набитый поезд, как побегут все через площадь – занимать места в

автобусах… А его не будет там, и он не заорет весело на бегу: «Давай, бабка,

кочегарь, а то на буфере поедешь!» И не мелькнут потом среди деревьев

первые избы его деревни. Не пахнет кизячным дымом… Не встретит мать на

пороге привычным: «Приехал. Как она там?» И не ответит он, как привык

отвечать: «Все в порядке». – «Ну, слава богу».

Он положил сценарий на стол, взял толстый цветной карандаш

и на чистом листке бумаги крупно написал:

«Не выйдет у нас.

Лагутин Прокопий».

И ушел.

Заревой дождь

Был конец апреля. С карнизов домов срывались крупные капли,

теплый ветер сдувал их, они мягко шлепались в стекла окон и медленно

сползали.

Ефим Бедарев лежал в районной больнице, в маленькой палате,

на плоской койке. Он почернел от болезни. Устал.

Часто заходил врач, молодой парень.

– Ну, как дела?

– Как сажа бела, – с трудом отвечал Ефим; в темных глазах его

на миг вспыхивала странная веселость. – Подвожу баланс.

– Бросьте вы!..

– Я шутейно, – успокаивал Ефим. Ему нравился доктор: он был

до смешного молодой и застенчивый – этот доктор.

– Лекарство пили?

– А как же! Лучше стало – чую.

Доктор пытливо смотрел на больного. Тот спокойно

выдерживал его взгляд.

– Не веришь? Хэх, доктор!.. До чего же ты молодой еще. Прямо

завидки берут.

Доктор краснел.

– Как это не верю! Зачем вы так?..

Ефим легонько хлопал его по руке.

– Все в порядке, сынок: я понимаю. Я не жалуюсь… Мне бы

только дочь…

– Ей послали телеграмму.

– Вот хорошо! – Ефим хотел увидеть единственную дочь Нину.

– Это хорошо.

В полдень, когда в палате никого не было, в открытое окно, с

улицы, заглянул человек в белом полушубке. Оглядел палату, снял с огромной

головы мерлушковую шапку и лег грудью на подоконник. В палате запахло

талой землей и овчиной.

– Здорово, Ефим.

Больной повернул голову и от удивления округлил глаза.

Пошевелился – хотел приподняться, но человек в полушубке замахал рукой:

– Лежи!

Ефим внимательно смотрел на пришельца.