Текст книги "Жертвы Северной войны (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Как ни странно, некоторые посетители косились на шкафчик с таким видом, как будто знали, что там лежит….

Мари давно уже привыкла, что в маленькой деревне ничего ни от кого не утаишь, но, казалось, ясновидческие способности жителей Маринбурга во время кризисов возрастали раз в десять.

Она как раз заверяла мадам Штольц в полном «наличии отсутствия» у нее сибирской язвы – предлог для посещения был явно придуман на спех – как в ее дверь деликатно постучали.

– Занято! – крикнула Мари, позволив ноткам раздражения прорваться в голосе. – Ждите очереди!

– Простите… – дверь приоткрылась, туда заглянула круглая физиономия незнакомого Мари паренька лет двадцати с простецким, ошалевшим от собственной наглости лицом. – Я…. Это самое… мы с фермы Пологие Холмы, это тут недалеко… Я… извиняюсь, конечно… это самое… парнишка к нам забрел, ничего не говорит… может, вы его знаете? Говорят, у вас тут дети пропадали…

Не дожидаясь разрешения, паренек вошел в кабинет. На руках он держал большой одеяло. В одеяло было что-то завернуто. То есть не что-то, а кто-то… Лопоухий светловолосый мальчишка лет восьми. Он смотрел на Мари здоровенными круглыми испуганными глазами.

– Михаэль! – ахнула Мари.

Бонусы:

* * *

Ал: Брат, у тебя какое-то странное понятие об уликах…

Эд: Да?.. Что, лучше было наалхимичить десять ножек и раскидать их вокруг деревни?.. Я об этом тоже думал, но решил, что неэкономично.

Глава 6. Лучшая защита

Ситуации, когда на вас направлен пистолет, можно разрулить самыми разными способами. Весь вопрос в том, чтобы судьба избрала именно устраивающий вас вариант. А их, вариантов этих, не так уж много.

– И почему это ты собрался стрелять в меня, не подскажешь? – сухо спросил Эдвард.

– Как будто ты не знаешь, – рассмеялся человек. – Ты ведь предатель. А предателей полагается бить.

– Ни в коем случае, – сказал Эдвард. – Я никого не предавал. Почему я должен кого-то предавать? Я просто встретился с братом. Его послали сюда в командировку. Представляешь, какое совпадение?.. Мой братан – и вдруг здесь! Я его два месяца не видел.

– Я свою сестру не вижу годами, – пожал плечами черноволосый. – Придумай причину поубедительнее, Элрик. Вы даже не похожи.

– Это все потому, что он бороду отрастил, – зло сказал Эдвард. – Сколько раз я ему говорил: сбрей ты ее! Ни в какую.

– Вообще-то, я действительно его брат, – осторожно заметил Альфонс. – Младший брат. Могу паспорт показать.

– И откуда ты взялся здесь? – фыркнул черноволосый.

– По работе, – Ал пожал плечами. – Я из службы статистики. Езжу тут по деревням, опросы провожу… А вы, простите, кто будете? Разбойник? Если разбойник, то вынужден вас предупредить: нападение на государственного чиновника строго карается по закону.

– Брат Эдварда… – он прищурился. – Элрик…. Альфонс Элрик! Черт возьми, я про тебя вспомнил! Ты ведь вроде тоже алхимик!

– Да алхимик из него… – Эд попытался махнуть рукой, но вовремя вспомнил, что ее нужно держать вверху. – Как из коровы балерина.

– Честно говоря, да, – Альфонс целиком и полностью разделял желание брата потянуть время. Ему было не вполне ясно, чего конкретно тот хочет добиться, но прекрасно понимал, что его желание – заморочить противника. – Должен признаться, я слабак. Брату в пометки не гожусь. Мне неприятно об этом говорить, но, хотя я тоже работаю в МЧС, меня держат на бумажной работе, потому что на большее я не способен.

Темный начал опускать пистолет, но вовремя спохватился.

– А как я могу вас проверить? – сурово спросил он. Пистолет он держал опущенным к земле.

Альфонс мельком подумал о том, что если это и есть самый пронырливый из заговорщиков – то какие же тогда другие? Ведь это несколько наивным надо быть, чтобы не просто выпустить подозреваемых из-под прицела, а еще и…

И тут Эдвард метнулся вперед. Темноволосый вскинул руку, целясь в него, и даже выстрелил, однако Эдвард ловко обернулся: что-что, а качать маятник он умел. Тем временем Ал догадался, что от него хочет брат, и сам отступил в сторону, потом быстро шагнул к темноволосому. Точнее, сделал несколько очень быстрых шагов, таким образом, чтобы оказаться за плечом темноволосого, и перехватил его руку с пистолетом. Перехватил, отогнул на себя, двинул коленом в солнечное сплетение….

– Статистик… – прошипел темноволосый с ненавистью. – Ты ему такой же… статистик, как я…

Что он хотел сказать, Альфонс так и не узнал, потому что двинул темноволосого по затылку. Не очень гуманно, зато хлопот меньше.

– Молодец, Ал, – сказал Эдвард. Затем устало потер рукой лицо. – Да… кажется, с этим надо кончать быстрее, чем я думал.

– Ты о чем? – Ал напрягся.

– Этот идиот на меня не вышел бы просто так. Значит, те, кто на самом деле управляют этой организацией, в чем-то меня подозревают… ах, как плохо… я же говорил тебе, Ал, что считаюсь там вспыльчивым, но безобидным идиотом… этаким недалеким «народным героем», привлеченным только для рекламы?

– Говорил…

Ну вот… кажется, кому-то либо хватило ума поработать с данными посерьезнее, либо еще что. Теперь они меня так просто в покое не оставят… – Эдвард казался по-настоящему встревоженным. – Кажется, моему мирному внедрению пришел конец.

– Не могу не сказать тебе, что ты сам виноват, брат, – пожал плечами Ал.

– Да, конечно, – Эд поморщился. – Если бы они не начали похищать детей… А, ладно, что толку ныть!

– Что ты теперь будешь делать? – Ал посмотрел вверх. Солнце так ярко и мирно светило сквозь кроны деревьев…. Есть такое мрачное свойство у этого мира: все самые пакостные вещи случаются почему-то при солнечном свете. Или они при солнечном свете просто пакостнее всего выглядят?.. Ночь милосердно скрадывает недостатки, но и обесценивает достоинства. Равноценный обмен, так сказать.

– Как что я буду делать? – Эдвард хищно улыбнулся. – Что нам говорила мастер Изуми… а потом повторял этот придурок Мустанг?

Альфонс улыбнулся.

– Приятно узнать, что хоть иногда ты слушал старших.

Эдвард только хмыкнул.

Альфонсу не было нужды повторять: мастер Изуми, равно как и Мустанг, всегда любили повторять, что лучшая защита – это нападение.

– О господи, Михаэль! – Мари не знала, что подумать. А когда не знаешь, что думать, лучше не думать вообще.

Она схватила Михаэля в охапку и поволокла его в свой кабинет. Молчащий мальчишка внезапно показался ей ужасно, неправдоподобно тяжелым.

– Что с ним? – спросила Мари через плечо неуверенно шагнувшему за ней фермеру. – Где вы его нашли?!

Она занималась пацаненком – разворачивала одеяло, быстро осматривала, ощупывала тело. Фермер неуверенно замер в кабинете, едва переступив через порог – очевидно, не осмеливался пройти дальше. А может быть, просто был чересчур вежливым – у парней из отдаленных хуторов такое случается. Ему не приложили войти и сесть – он и не входил, и не садился.

– Да я ж говорю… – неуверенно произнес он, – просто к дому выбрел…

– Ах просто?! – Мари взяла ребенка за щеки и совсем другим тоном произнесла. – Открой ротик, милый! – и снова почти рев: – Просто?!

Михаэль рта не открывал. Бессмысленно и непонимающе, моргая, он смотрел на Мари. Онам мысленно чертыхнулась. Вообще-то, ей бы полагалось преисполниться жалости к ребенку, однако жалости не было, была почему-то только злость. Непонятна душа человеческая, неисповедима есть! Ведь именно из-за этого мальчишки они тут надрывались, и вообще…. А он – нате вам: живой и неповрежденный.

Но тут же злость сменилась самым настоящим страхом.

– Открой ротик, малыш, – сказала она снова. – Ну… Ты кушать хочешь?

Михаэль все так же молчал.

– Он что-то говорил с тех пор, как пришел? – деловито спросила Мари у фермера.

Деловитость в голосе получилась почти непроизвольно – в пору гордиться своим профессионализмом. Однако дальше этого дело не пошло: других поводов для гордости не находилось.

– Да я ж говорю: с тех пор, как нашли, и рта не раскрывал!

– А как кормили-то?

– Да как кормили… – парень пожал плечами. – Если ложку к губам подносишь – ничего, ест, жует даже. Ну и пьет еще. А больше ничего не делает, честное слово.

– В туалет не просится?

– Не а, под себя ходит… Да вот, по дороге сюда два раза мыл.

«Но он не похож на имбецила – отметила Мари про себя. – Ни тебе тупой улыбки, ни заторможенности в движениях… потом Михаэль ведь нормальный мальчик был… а для тех, кто полностью потерял мозговые функции… ну, скажем, после клинической смерти, от которой позже, чем надо, откачали… для ведь тоже картина совершенно другая. Там эмоции простейшие все равно есть, а тут – никаких эмоций. Скорее, похоже, что он думает… где-то там, глубоко в голове – думает…»

– Михаэль, мальчик мой, ты меня слышишь? – ласково спросила Мари. – Ты помнишь меня? Я – фройляйн Варди, врач… ну, тетя доктор…

Михаэль молчал.

– Хочешь, я позову твою маму, Михаэль? – спросила Мари.

На слово «мама» мальчик тоже не отреагировал.

– Ну так что ж мне теперь, фрау доктор? – спросила парень. – Правильно я сделал. Что сюда его привез?

– Еще как правильно, – Мари кивнула. – Очень даже правильно. Спасибо вам большое… Послушайте, вы знаете инспектора, который к нам приехал? Элрика?

– Не-а… – парень замотал головой. – А что, кто-то приехал? Во дела! Дак тетя Аля говорила, что компанию спецназовцев ждут, а не одного мужичка.

– Значит, не знаете… – Мари напряженно барабанила пальцами по столу. С одной стороны, действительно, нужно было послать за матерью Михаэля… и за отцом, разумеется, тоже. А с другой стороны, действительно, требовалось оповестить инспектора Элрика – в конце концов, это его расследование, ему и решения принимать. А вдруг она что-то рассекретит, напортачит или что-то в этом роде?

Нет, не стоит принимать решения в одиночку.

Парня из кабинета тоже выпускать не следует – ведь, как пить дать, пойдет тут же в кабак или даже не в кабак… в общем, не пройдет и пять минут, как весь городок будет знать о том, что именно он привез к докторше.

– Сидите здесь! – велела она молодому фермеру. Сама же широко распахнула окно – насколько створки позволяли – и выглянула в сад. Результат превзошел все ожидания.

Мари думала, что на лужайке с той стороны дома обязательно играют мальчишки – это было их любимое место для футбола. Может быть, даже Курт и Альберт среди них. Тогда она могла бы послать кого-то поискать инспектора Элрика. И волки сыты, как говорится, и…

Но вместо этого она на лужайке никого не увидела. Зато звук распахнувшейся рамы произвел эффект просто поразительный и в какой-то даже мере непредсказуемый. Раздалось несколько вскриков (приглушенных, но тем не менее) и зашуршали кусты. Как-то очень сильно зашуршали. «Надо было посадить под окном шиповник, – подумал Мари. – А то – сирень, сирень…»

– Стоять! – рявкнула она самым командным голосом, на который была способна.

Шорох тут же остановился. Из кустов поднялись во весь невеликий рост четыре или пять фигурок.

– Тетя доктор, а правда, Михаэля нашли? – робко спросил один из пацанов.

– Подслушивать – нехорошо, – наставительно сказала Мари. – Вот я вас!

Мальчишки не испугались. Что она могла с ними сделать!

Это ей еще Кит говорил: не грози, если не можешь наказать. Но умные мысли – умными мыслями, а стереотипы воспитания – совсем другое дело…

– Так, шантрапа, – Мари перешла на деловой тон, – быстро найдите мне инспектора Элрика и зовите его сюда.

– Значит, нашли? – просиял один из мальчишек.

– Нашли, нашли, только говорить он с вами пока не будет. Во всяком случае, пока не приведете инспектора? Всем все ясно? Тогда брысь!

Едва парни кивнули головами и послушно бросились врассыпную, как Мари услышала за спиной весьма настойчивый стук в дверь кабинета.

Она подбежала к двери – открыть, – но не успела. Дверь уже практически была вынесена мощным плечом. На пороге, тяжело дыша, стояла Мать Михаэля – высокая дородная женщина тридцати с лишним лет.

– Правда, что у вас мой сын? – крикнула она страшным голосом, и лицо ее исказилось. – Правда?!

Мари только и могла, что кивнуть.

Женщина схватилась за сердце и сползла по косяку.

«Достойное продолжение вчерашнего дня», – подумала Мари с некоторой отстраненностью.

К вечеру, когда приехала спешно вызванная бригада медиков из районной больницы (Мари пыталась дозвониться в Столицу, но там, кажется, никто не понял, как это важно, и ее отфутболили в район), выяснилось две очень важные вещи. Во-первых, в моче Михаэля обнаружился аммиак, что, в сочетании с такой реакций, которую мальчик демонстрировал на внешние раздражители, могло означать только одно: его накачали каким-то сильнейшим стероидным препаратом. У Мари, разумеется, не было оборудования, чтобы выловить этот аппарат в крови, и определить, что конкретно за дрянь вкололи мальчику, но сам по себе факт не мог не тревожить. Во-вторых, инспектора Элрика не было. Как сквозь землю провалился.

Путем расспроса мальчишек, равно как и свидетелей в лице обоих Лаугенов, удалось выяснить, что последний раз инспектора видели, когда он собирался проследить вероятный путь Аниты Лауген. Вроде как пошел по тропинке, да так и не вышел.

Францу Веберу он сказал, что после обеда будет разговаривать с родителями остальных детей, но ни до кого из них он так и не дошел.

Ну не в лес же по грибы отправился!

Тропинку к реке обегали по всей длине в три раза, а пара мужиков похрабрее даже рискнула углубиться в заросли и поискать инспектора там. Как ни странно, как им-то успехом поиски увенчались: на некотором расстоянии от деревни удалось отыскать поляну с очень сильно поломанным папоротником на ней. На листьях некоторых папоротников нашли следы крови. Мари сама там не была, но ей притащили несколько листиков на анализ. Смешно даже… как будто у нее полная криминалистическая лаборатория! Кино насмотрелись…

Да и потом, даже сумей она эту кровь проанализировать, все равно на не знает данных инспектора Элрика, так что установить, его кровь или не его – нереально.

Михаэля посадили в районную скорую и увезли. Мари разрывалась между желанием поехать с ними, проследить за мальчиком, но с ним уже укатила мать, глядя на Мари волчицей, врачи там были хорошие (начальника бригады, доктора Вайсена, Мари даже знала лично), а она не могла уехать, оставив на произвол судьбы участок. А что если… что если Ал… то есть инспектор Элрик…

Мари даже думать об этом себе запрещала.

На деревней повисло глухое раздражение вперемешку с беспокойством. Беспокойство местами начинало перерастать в панику. Люди не знали, что и думать. Когда пропадают дети – одно дело, но когда пропадает взрослый мужчина, да к тому же отнюдь не беззащитный, как все имели возможность наблюдать за день до того… Ну это, мужики, уже прямо чертовщина какая-то!

Возникли нездоровые устремления жечь костры и браться за вилы, хорошо еще, что пока не они определяли общее настроение.

Впрочем, Мари начинало казаться, что скоро и она сама поддастся общему безумию. Хорошо хоть, что на сей раз никто не пошел бить Хромого Ганса – хватило ума понять, что с инспектором ему в одиночку не справиться. Курт и Альберт, которые, как всегда, были в курсе всех событий, рассказали Мари, что трое или четверо мужиков посовестливее даже ходили его предупредить: пропал, мой, приезжий чинуша, так что ты это, Ганс… хоть и алхимик, а будь поосторожней. Ну и не серчай, ежели чего. Мы ж не со зла.

Ганс разговаривал с ними через закрытую дверь, но из окон не палил. И то хлеб.

И Михаэля нашли… в общем, если бы не пропажа инспектора, можно сказать, что жизнь в Маринбурге входила в свою колею.

Стемнело. Костров вокруг деревни, по счастью, не запылало, но в кабаке никто не сидел. Мужчины собрались в доме у старосты, решали, стоит ли пойти прочесывать лес в поисках инспектора ночью, или лучше подождать до утра. Или подождать, но никуда прочесывать не ходить, а попросту пошуровать баграми в реке. Авось да что-то найдется…

Мари на этом собрании присутствовала (вытолкать не смогли), и ядовито осведомилась: с чего бы это вдруг взрослый мужчина полез днем в речку не раздевшись? Да и не похож он был на того, кто вот запросто так утонет во время купания.

– А столкнули! – зловеще заявил мельник. – Вот тот, кто детей похищал, тот и столкнул, – и нехорошо покосился на Мари.

«Оп-паньки! – мысленно ахнула она. – Так я что, тоже в подозреваемые теперь попала? Интересно, зачем мне это?! В склянках детишек спиртовала?!»

Но спросить не успела, потому что вмешался Франц Вебер. Он сказал, что он, конечно, не староста, но он представитель власти, и как таковой обязан распорядиться: инспектора не искать. Если просто в лесу заблудился – он сам выйдет.

– Знаю я майора Элрика, – буркнул толстяк Вебер. – Чтобы он, да дороги не нашел? Он ползком, по звездам, как угодно, а доберется. Вы не обманывайтесь, что он болтает вежливо да очки носит. Очи и я нацепить могу, а болтать и мельник наш выучился бы, если бы школу закончил. А вот если его что-то… – огромный живот Вебера вздрогнул. – Короче, – закончил он просто, – если кому-то майор Элрик по зубкам пришелся, значит, зубки у этого кого-то железобетон крошить могут. Так что не нам его искать. Сегодня же запрашиваю из Столицы вспомогательную бригаду. Собственно, уже затребовал. Надеюсь, на сей-то раз послушают. А пока, – он обвел всех пристальным взглядом, особенно задержав его на Мари, – всем сидеть тихо, и носу за околицу – ни-ни! А пока ночь, лучше и со двора. В самой деревне пока еще люди не пропадали, но того и гляди…

Он не закончил фразу, махнул короткопалой толстенькой ручкой. Мари вдруг вспомнилось: на следующий день после ее приезда, сержант Вебер на спор разбивал этой ладонью березовые полешки. Грозился пять, одно за другим. Разбил одно, после чего Мари ставила ему на руку компресс. Но ведь разбил!

Ох, Ал, ох, где тебя черти носят?!

Придешь – убью!

И на этой мысли Мари себя резко остановила. Это что же, она уже рассуждает совсем как жена с годичным, как минимум, стажем?! Это она-то, еще вчера утром понятия не имевшая о том, что существует на Земле такой человек как Альфонс Элрик, тридцать три (или двадцать восемь!) года, государственный алхимик, мягкая светлая бородка и добрый взгляд светло-карих глаз… впрочем, взгляд этот имеет обыкновение в одно мгновение становится упрямым, если не жестким.

Мари вернулась в медпункт – Вебер настоял на том, чтобы ее проводить. Мари хотела оставить его, напоить чаем, но он не согласился.

– Жена приревнует, – серьезно сказал сержант. – Ты же знаешь, какая она у меня.

Мари согласно кивнула. Жену сержанта Вебера, Катрину, на первый взгляд тихую и скромную женщину (из таких получаются бабушки-«божий одуванчик»), но страшную в гневе, она знала хорошо. Ревновала она мужа ко всему, что двигалось, делая исключение только для автомобилей. Возможно, и зря – учитывая, сколько времени Вебер проводил под капотом своего разболтанного служебного «пикапа»…

И Мари осталась одна. Так же как и вчера, как и неделю назад горела в ее комнате желтая лампа. В углу стоял принесенный с утра Вебером чемодан инспектора. Мари смотрела на этот чемодан, и понимала, что она начинает ненавидеть эту вещь. Ну вот зачем он именно серый и перетянут двумя ремнями?! Что за чертовщина? Неужели он не может быть, скажем, желтым? Или синим? Почему серым? Почему два ремня? Почему не три?

И чай не пился. Источающий аромат душистой мяты, некогда такой соблазнительный, напиток ныне казался совершенно безвкусным.

И минуты, секунды текли, и ничего не происходило…

Давящее, ужасное, тошнотное чувство, которое испытывала Мари, ожидая Кита с его ночных рейдов, вернулось к ней снова, только во сто крат горше. За Кита она никогда по-настоящему не волновалась: знала, как он осторожен, как бережет спину, как тщательно выбирает подельников… Как выяснилось, зря… Когда его уронили перед ней на пол, окровавленного, едва могущего сказать два слова, она едва успела крикнуть: «Скорую придурки, что же вы наделали!» – и это было, видимо, последнее, что Кит успел услышать в жизни. Больше ничего…

А Альфонс – это не Кит. Он же такой доверчивый, такой мягкий!

Нет, нет, как это доверчивый! Он инспектор по чрезвычайным, очень важная должность, туда кого попало не берут, успокойся, Мари, с ним все в порядке, с ним все будет в порядке, ты же знаешь, что Ал – это не кто попало… если он так дорог тебе, то он не вправе дать с собой что-то сделать, потому что он первый у тебя после Кита, и первый…. Первый… К Киту ты совсем по-другому относилась, правда? Кит – это друг, боевой товарищ, иногда почти что брат… а Ал – это совсем другое…

Мари ходила взад вперед по кабинету и нервно терла виски, но так вышло, что в нужный момент она стояла, повернувшись к окну. Поэтому ясно увидела, как вдалеке над темными зубцами леса вспух алый купол, а потом столб багрового взрыва пронзил темное низкое небо, резкими тенями высветив комнату и все, находящееся в ней.

Секундой позже донесся звук – грохот, посильнее грома раз, может быть, в десять или двадцать. Кажется, Мари почти оглохла, когда он отзвучал. Она не услышала собственного крика: «Ал!», хотя кричала с силой.

Во всяком случае, горло сорвала – потом всю ночь кашляла.