Текст книги "Жертвы Северной войны (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но тут из дома выскочил Эдвард. Он, вероятно, как раз переодевался, потому что на нем были еще дорожные брюки со стрелками, но ботинок уже не было, а вместо рубашки – простецкая черная майка без рукавов, которая выставляла поблескивающий хищным металлом автопротез на всеобщее обозрение.

– Дэн, прекратить немедленно! – рявкнул Эдвард страшным голосом.

Сенбернар немедленно перестал лаять, и чуть ли не хвост поджал, пожирая Эдварда преданным, истинно собачьим взглядом. Тут же затих и Квач, едва не заскулив от облегчения.

Эдвард подошел к псу, схватил его одной рукой (металлической) за ошейник, другой потрепал по голове. Дэн яростно вилял хвостом и порывался вылизывать хозяину лицо.

– Ну-ну, я тебе тоже рад, – ворчливо произнес Эдвард. – Ты, перспектива на бешбармак…

– А мне ты, значит, не рад? – сердито осведомилась Уинри.

– Ты ж не лаешь, – резонно возразил Эдвард.

– Ах, не лаю? – вкрадчиво-ласковым тоном спросила Уинри. – Сейчас начну!

Она попыталась врезать мужу кулаком под дых, но тот, даром что обнимал собаку, легко блокировал ее удар.

– Какого черта ты опоздал на сутки! – яростно воскликнула она. – Я уже не знала, что и думать, в какие морги звонить!

– Уинри, ты сама уехала по вызову, значит, не так уж волновалась! И потом, сутки – это в пределах…

– Не надо про пределы! Высшую математику я знаю лучше тебя!

– Спорим, ты не извлечешь корень пятой степени в уме?

– Эдвард Элрик, я сказала «высшую математику», а не «арифметику в пределах средней школы»! Которую ты, между прочим, так и не закончил! И если ты выучил таблицу степеней до шестой, это еще не повод…

Обалдело моргая, Мари выслушивала это со своего окна на втором этаже. Явно шла полным ходом семейная перебранка, вероятно, сулившая супругам много удовольствия… чего нельзя сказать о случайных свидетелях. Мари повергла в недоумение некая абстрактная алогичность данного спора. И чем дальше, тем больше он скатывался куда-то в район детского сада.

– Не желаю слышать попреки в моей профнепригодности от женщины, которая ни разу в жизни не пользовалась косметикой!

– Да, не пользовалась! И горжусь! И посмей мне сказать, что я несексуально выгляжу, и твой затылок познакомиться во-от с этим ключом поближе!

– Ой-ой-ой, напугала!

– Мальчишка!

– Девчонка!

– Авантюрист!

– Истеричка!

– Маньяк-алхимик!

– Маньячка-механик!

«Им больше тридцати? – ошалело подумала Мари. – Нет, правда?»

Тут Уинри осеклась, выпрямилась (для вящего эффекта она орала на Эдварда, слегка наклонившись вперед). Эдвард почему-то не воспользовался явной капитуляцией своей «прекрасной половины», а замолчал тоже, причем крайне мрачно уставился на нее.

Мари вдруг осенило. «Вот на этом-то месте их обычно и прерывали». Она даже знала, кто. И почти наяву услышала упрекающий голос: «Брат! Уинри! И не стыдно вам? Как дети малые, честное слово!»

Конечно, на сей раз произносить эти слова было некому. Но Эдвард и Уинри, наверное, куда лучше Мари увидели чью-то тень, укоризненно вступившую между ними.

Уинри вдруг обернулась к дому, широко улыбнулась и радостно замахала рукой. Мари не сразу сообразила, что машет она именно ей.

– Мари! Привет! Извини, Эдвард совсем не умеет себя вести. Эти малолетние оболтусы тебя хоть нормально устроили?

На лице у нее было такое выражение, как будто Мари была ее давней и старой подругой, которая ни малейшего отношения не имела к «авантюристу»-мужу, а ему просто поручалось довести ее от станции.

– Эй, это я, что ли, малолетний оболтус?! Между прочим, я тебя старше!

– На два месяца. А у женщин ускоренное психическое развитие.

Мари показалось, что Уинри сейчас покажет Эдварду язык.

– Ну ладно, заметано, старушка, – хмыкнул Эдвард.

– Что?! – взвыла Уинри, но гениальный алхимик уже удрал в дом.

– Спасибо, все хорошо! – крикнула Мари сверху. Про себя она раздумывала, не каждый ли день тут такие концерты, и не будут ли они ее будить с утра пораньше. Или не давать уснуть за полночь…

Ладно. Может, это они так встрече радуются. Да и вообще, одно дело ссоры от собственной стервозности, другое – от большой любви. На что у Мари было мало опыта в таких вещах, но уж одно от другого отличалось слету.

Обед прошел в «теплой, дружественной обстановке». Уинри весьма холодно держалась с мужем, который «опоздал, и заставил меня волноваться, чертов коротышка!» и весьма сдержанно – с дочерьми, которые провинились тем, что сбежали из лагеря («Умный человек всегда может обсудить свои проблемы и договориться!»), и только с Мари была ласковой и сердечной. Эдвард, понятное дело, не желал рассказывать, почему они задержались – чтобы не волновать – посему хранил молчание, которое с каждой минутой становилось все более мрачным. Мари чувствовала себя крайне неловко, но поделать ничего не могла. Приходилось терпеть.

После обеда Мари извинилась и отказалась от долгих задушевных бесед под тем предлогом, что хочет спать. Уинри тут же развила бурную деятельность по проверке того, как устроили дорогую гостью. Она принялась показывать ей, как зажигать колонку, наливать ванну, вознамерилась снабдить ее по крайней мере двумя полотенцами (без толку Мари отнекивалась, что у нее есть), и вообще с воодушевлением взялась играть роль радушной хозяйки. Она же помогла Мари выгулять Квача, накормить его и провести с ним сеанс внушения: «Все хорошо, все замечательно, все будет еще лучше, и не смей ни на кого гавкать!» Квач радостно соглашался вести себя хорошо и вилял хвостом, но, когда Мари кончила его гладить и пошла мыться, жалобно заскулил.

Часом позже Мари, чисто вымытая, в Уинрином халате (который хозяйке был широк, а Мари оказался в самый раз, хоть и коротковат), сидела на кровати и пыталась расчесывать волосы. Вообще-то с влажными волосами это делать не рекомендуется, но Мари знала по опыту, что, если промедлить, кудри превратятся в некую враждебную ей массу, наделенную собственной потусторонней жизнью и накачанную зверским количеством статического электричества.

В дверь постучали.

– Да? – спросила Мари.

– Это я, Уинри. Можно войти?

– Пожалуйста.

Уинри вошла, закрыла дверь за собой. Огляделась. Спросила:

– Ну как, устроилась? Ничего больше не надо?

– Спасибо, все хорошо, – Мари улыбнулась.

– Послушай, я хотела с тобой немного поговорить. Можешь еще пятнадцать минут позевать?

– Могу и дольше… – Мари не совсем понимала, к чему это.

– Мари! – произнесла Уинри ласковым, проникновенным тоном. – Расскажи, пожалуйста, почему вы все-таки опоздали?

«Так я и знала…» – обреченно подумала Мари. Вслух же спросила, пытаясь потянуть время:

– Уинри, а откуда ты вообще знаешь, что мы опоздали?

– Эдвард мне позвонил и сказал, что вы приедете. И назвал примерный срок, – глаза у Уинри были – куда там следователю прокуратуры. Не говоря уж о выражении лица.

Ну и что. Подумаешь…

– Когда это было?

– Три дня назад, вечером.

Мари провела несложный подсчет, и с чувством ругнулась.

– Тогда я еще не согласилась с ним ехать!

– Эдвард такой, – пожала плечами Уинри. – Поскольку я его не убила, хотя имела массу возможностей, приходится мириться. У тебя есть козырь: тебе с ним мириться не обязательно. Ну ладно, не отвлекайся. Почему вы задержались? Эдвард не хочет говорить, потому что я все равно пойму, если он соврет. А вот ты…

– А почему ты думаешь, что я скажу, если Эдвард молчит? – довольно-таки холодно спросила Мари.

– Вот как? – Уинри опасно сдвинула брови. – Нет, я еще понимаю, когда Эдвард берется опекать меня даже от дурных вестей, словно маленькую девочку… с переменным, впрочем, успехом… но какого черта ты это делаешь?

Мари вздохнула, сдаваясь.

– Как-то это не очень хорошо, – призналась она. – Если Эдвард не хочет, чтобы ты знала, мне остается только уважать его решение. То, что с ним случилось, только его касается. И вообще, может быть, это засекречено?.. Я даже и не знаю.

– Если не знаешь, значит, точно не засекречено, – фыркнула Уинри. – Если ты узнаешь что-то секретное, тебя заставляют столько бумажек подписать, что трем бюрократом работы на год хватит разбирать.

– А тебе приходилось?

– Поживи с этими двумя психами с мое, и не то… – она осеклась. – Да, приходилось, конечно. Так что можешь быть уверена: ни во что особенно секретное ты не вляпалась. Да и у меня допуск есть.

– Допуск?

– Ну да! Мне из-за братцев во столько всего пришлось влезть, что нашим милитаристам-бюрократам оставалось либо убить меня, либо все это дело узаконить. Убить Эдвард не дал: как-никак, подруга детства, личный механик и вообще полезная личность…

– А еще жена, – поддакнула Мари.

– Нет, женой я тогда еще не была… – Уинри махнула рукой. – Кстати, знаешь, до сих пор иногда удивляюсь, как это я умудрилась ей стать.

– Ты не собиралась соглашаться?

– Нет, я удивлена, как Эдвард вообще додумался сделать мне предложение! Я была куда более низкого мнения об его умственных способностях.

– Может, он был пьян? – предположила Мари, улыбаясь: такое потешное лицо было у Уинри в этот момент. Совсем девчоночье и слегка обиженное.

– Слушай, а это идея! – серьезно согласилась Уинри и задумалась. Потом усмехнулась. – Нет, не подходит: он от спиртного сразу засыпает.

– Может, лунатил?

– Ага, и я с ним в пару, что согласилась!

Мари вдруг хихикнула.

– Ты чего?

– Представила эту картину в лицах. Как Эдвард идет к тебе с протянутыми вперед руками и закрытыми глазами, а ты…

– Отмахиваюсь от него подушкой?

– Опрокидываешь на него ночной горшок!

Тут захохотали обе, и уже в голос.

– Смех смехом, а что все-таки было? – спросила Уинри, когда приступ веселости был избыт.

Мари задумалась. С одной стороны, ей совершенно не хотелось встревать в эти дела: если Эдвард считает разумным не говорить что-то своей жене, то почему говорить должна она?.. А с другой стороны, ей не хотелось что-то скрывать от Уинри: ведь они в самом деле как будто подружились. Да и ведь никто не сказал, что она должна выкладывать именно все… Разумная дезинформация – не ложь.

– Да ничего особенного, – сказала Мари словно бы нехотя. – Просто-напросто я заснула, а Эдвард пошел выгуливать Квача. Ей-богу, до сих пор удивляюсь, как ему это с рук сошло! Чужую собаку, да еще такую здоровую…

– Эдварда почему-то очень любят собаки, – задумчиво ответила Уинри. – Он к ним равнодушен, а они в нем души не чают. Я еще не встречала собаку, которая его бы не слушалась.

– Ну и все равно странно… В общем, он пошел выгуливать Квача и, разумеется, опоздал на поезд! Я на следующей станции сошла, чтобы дождаться его, а он появился только под вечер. Следующий поезд уходил с утра, так что мы переночевали там.

– Ясно… – Уинри подозрительно посмотрела на Мари. – И из-за такого пустяка Эдвард комедию ломал?

– Может, он не хотел, чтобы ты знала, что он на поезд опоздал? Глупая ведь оплошность, в общем-то.

– Может быть… А точно больше ничего не случилось?

– Случилось. На меня в поезде напал вооруженный маньяк-мститель с несовершеннолетней помощницей, я их в одиночку скрутила и сдала в полицию.

Уинри улыбнулась.

– А инопланетян не было?

– Нет, инопланетян не было. Только маньяк.

– Ну тогда ладно… – Уинри хмыкнула. – А у тебя с чувством юмора все в порядке. Приятно слышать.

– Это профессиональное.

– Слушай, может, устроим соревнование? Уверена, что по черному юмору механик автопротезов обычного врача переплюнет!

– Тебе придется дать мне фору: у тебя практики больше.

– Это что, намек на мой преклонный возраст?

– Ты сама это сказала!

И на этом месте Мари широко зевнула, еле успев прикрыть рот рукой.

– Ох, извини, я тебя отвлекаю, а ты спать, наверное, хочешь! – Уинри бросила неуверенный взгляд за окно, где солнце, хоть и перевалило за полдень, совсем еще не собиралось клониться к закату.

– Очень хочу, – призналась Мари. – Я думаю, мы еще завтра поговорим, ладно?

– И завтра, и послезавтра, и когда захочешь, – оптимистически пообещала Уинри. – Тебе что-нибудь еще надо?

– Нет, спасибо, у меня все есть.

– Ладно, я пошла… спи, сколько хочешь, если завтра вдруг проснешься, а меня дома не будет – меня могут вызвать с утра – тереби кого-нибудь из девочек. Лучше Сару, если сможешь отличить от Триши…

– А Эдварда?..

– Что Эдварда?.. А, так ведь он завтра уедет с утра пораньше! Он только тебя привез, а сам будет в Столицу возвращаться. Не в состоянии выбрать даже дня, чтобы побыть с детьми! – лицо у Уинри на этой фразе стало очень сердитым. – Ну ладно, спокойной ночи!

И она вышла. А Мари едва нашла в себе силы переодеться, как только за Уинри закрылась дверь. Ей казалось, что она так устала, что заснет сразу же, может быть, даже просто повалившись на пол. Тем не менее, она какое-то время еще лежала без сна, думая… думая о том, что за стеной – комната Ала. И о том, что вряд ли ее разбирали. Надо завтра заглянуть туда… Надо… обязательно. Но не хочется. Страшно. Что она сможет, кроме как неловко переминаться на пороге?..

Хотя Уинри не говорила дочерям, что Эдвард собирается уезжать уже на следующий день, эта новость каким-то образом стала им известна. Справедливо рассудив, что уговорить отца задержаться у них все равно не выйдет, девчонки решили, что надо использовать его пребывание дома по полной. Нина, на правах младшей любимой дочки завладела им первой и потащила Эдварда в сарай-пристройку, где с разрешения матери отгородила уголок и занималась там «всякой ерундой», как неодобрительно отзывалась Триша. Девочка с гордостью продемонстрировала отцу собранный перед поездкой в лагерь радиоприемник, а еще наполовину доделанную заводную кошку.

– Я хочу еще сделать такую же мышку, – заявила она, – и как-нибудь так устроить, чтобы кошка все время ловила мышку! Только как?.. Может быть, что-то типа локатора в кошку встроить, а в мышку приемник?

Эдвард послушно это все осматривал, соглашался, что, конечно, кошка будет мировая, но предположил, что дизайну не хватает аккуратности, да и шлифовка некоторых деталей подкачала.

– А я знаю! – задиристо заявила Нина. – Мама мне уже сказала. Ничего, я над этим работаю. Вот увидишь, я вырасту, и у меня будет фабрика заводных игрушек. Самых лучших игрушек в Аместрис!

– Раз говоришь, значит, будет, – пожал Эдвард плечами. – Только, помнится, месяц назад ты говорила, что будешь делать автопротезы, как мама.

– Одно другому не мешает! – авторитетно фыркнула девочка. – Помогая маме в мастерской, я могу раскрутиться и заработать начальный капитал. И вообще, папа, мне всего семь лет! Может, я еще сто раз передумаю, и решу стать великим мореплавателем.

Эдвард против воли улыбнулся.

Кроме того, он выполнил обещание, данное Трише и Саре, и проверил, как они дерутся. Разумеется, девчонкам даже повалить его ни разу не удалось. Под конец Эдварду удалось их скинуть одновременно, когда они разом на него насели. Садясь и потирая ушибленный локоть, Триша обиженно заявила:

– Так нечестно, папочка! У тебя же металлическая рука, ее даже вывернуть нельзя! Уж не говоря о том, что она сильнее! – Триша пыталась схватить как раз металлическую руку, поэтому ей и досталось больше.

– Вот как? – сухо произнес Эдвард, задетый за живое. – Ну-ка поднимайтесь! Давайте-давайте, второй раунд. Я не буду пользоваться правой рукой. Вообще. Как будто ее нет.

И он картинно заложил руку за спину.

Триша и Сара переглянулись.

– Так нечестно, – твердо сказала Сара. – Нас и так двое, а ты один. Мы не будем так драться.

– Вы сначала поборите, а потом рассуждайте, – фыркнул Эдвард. – Ну-ка, ну-ка, подходите! Так я и знал, что все девчонки трусихи.

Сестры не стали переглядываться. Только Сара метнулась в бок, намереваясь зайти со спины, а Триша с воплем кинулась прямо на отца, отвлекая внимание. Неплохая, наверное, задумка, но успехом она не увенчалась: Эдвард встретил Тришу на подлете, перехватил ее руку одной левой, шагнул в бок и сделал неуловимое движение, закрутив руку девочки и заставив ее обойти кругом вокруг себя. При этом он успел еще пригнуться, так что Сара, не рассчитав, перелетела прямо через него. Впрочем, она тут же перекатилась по траве и вскочила, готовая к новой атаке. Не тут-то было: Эдвард уже держал руку Триши в захвате, прикрываясь девочкой, как щитом. Триша стояла на цыпочках, и явно не могла даже пошевелиться: любое неосторожное движение стоило бы ей вывихнутого локтя.

И, действительно, правой рукой Эдвард во время боя ни разу не воспользовался.

– Вот так-то, – сказал он, усмехнувшись. – Не советую пока тягаться с отцом-инвалидом. Вот, кстати, еще один недостаток боя вдвоем. С одной стороны, вы можете взять противника в клещи, с другой стороны, если он додумается взять в заложники одну из вас – вторая окажется практически беспомощной.

Триша от обиды закусила губу.

– А плевать я на нее хотела! – внезапно широко улыбнулась Сара. – В комнате будет больше места!

И, прыгнув вперед, ловкой подсечкой, практически проехавшись по земле, зацепила ногами ноги Эдварда! Стальной Алхимик, не ожидавший подобного, не удержался, и упал, еле успев извернуться так, чтобы не подмять дочерей. Несколько минут барахтаний – и он уже лежал на земле, а на нем верхом, заломив ему левую руку, сидели Триша с Сарой.

– Сумасшедшая! – свирепо крикнул Эдвард старшей дочери. – Кто так подножки ставит?! Чтоб ты знала, у тебя все получилось исключительно по правилу «дуракам везет»! А если бы я на тебя упал?! Или на Тришу?! У тебя лишние кости завелись?!

– Извини, папа, – скромно ответила Сара, и по голосу Эдвард понял, что на лице у нее смущенное выражение, а глаза потуплены. И не поймешь, притворяется, чертовка, или всерьез. – Но ведь мы выиграли?

– Это был нечестный прием!

– Выигрыш есть выигрыш! – подбоченившись, заявила Триша. – Нечего было отвлекаться! А тебе, сестрица, я еще припомню! «В комнате больше места», надо же! Да ты и так на нижней полке спишь!

– Но ведь оно себя оправдало, правда? – спросила Сара невинным тоном.

В этот момент она до боли напомнила Эдварду своего дядю.

В общем, даже неполный день семейной жизни утомил Эдварда так, как не утомляла неделя в министерстве. Когда он вечером лежал в горячей ванне, то изо всех сил отгонял от себя кощунственные мысли: слава богу, с этаким наплывом дел, как сейчас, ему до Рождества не разгрестись… А может быть, и на Рождество придется в Столице остаться… нет-нет, это будет нечестно по отношению к Уинри. Или вызвать ее с детьми в Столицу на недельку?.. Вдруг девчонки в Столице присмиреют… тем более, их можно будет сплавить с Ческой на экскурсии какие-нибудь… по крайней мере, Нину точно. Они с Ческой друг друга обожают, одного поля ягоды. Разве что Ческа читает книги просто потому, что ей это нравится, а Нина – из практических соображений. Ну и Триша с Сарой найдут, чем заняться, и оставят бедного, уставшего, замученного отца в покое… А они с Уинри хоть немного побудут вдвоем… Когда они последний раз с ней вместе были где-то?.. Кажется, лет пять назад, когда оставили девочек с бабушкой Пинако, и поехали в отпуск на море… Хорошо было. Правда, тогда Альфонс еще вздумал заступиться за уличную проститутку, в результате они ввязались в драку с местной бандой из главных, а потом, как логическое следствие, вмешались в операцию по «зачистке», проводимой местным полицейским отделением… короче, отдых удался на славу. Уинри, правда, почему-то была недовольна…

Ах нет же, есть ведь еще Мари… Она, наверное, не захочет ехать в Столицу, оставлять ее одну Уинри не пожелает, а бросить на новую родственницу девчонок будет полнейшим свинством. Значит, как ни крути, придется Эдварду на Рождество все-таки приехать в Ризенбург…

«Вот странно, – думал Стальной Алхимик, нежась в ванне, и чувствуя, как к нему нисходит философское расположение духа, – пока работаю, чуть свободная минутка – сразу вспоминаю их… правда, свободные минутки бывают нечасто. А едва сюда приеду – сразу тянет сбежать, куда подальше. Воистину, дурная голова, как говорила бабушка…»

Эдвард услышал, как открылась и закрылась дверь, а, приподнявшись над бортиками ванны, увидел, что в комнату вошла Уинри. Весь день она картинно на него дулась, и Эдварду захотелось нырнуть поглубже: он предчувствовал, что неприятного разговора не избежать. Что ж, такова, очевидно, доля всех мужчин на земле… если уж фюрер своей жены побаивается…

Однако он тут же заметил, что лицо Уинри было не сердитым, а скорее задумчивым.

– Эд, – сказала она тоном, который Эдвард про себя называл «загробным», – нам надо поговорить.

– Да?.. А это не может подождать, пока я выберусь?

– Нет-нет, я не хочу тебя торопить! Лежи-лежи!

– А по-моему, ты просто хочешь, чтобы я был как можно более беззащитным… – проворчал Эдвард себе под нос. Уинри, впрочем, его фразу проигнорировала.

– Знаешь что, – сказала она, присаживаясь на низенький стульчик для ополаскивания, – Мари мне рассказала, почему вы опоздали… и мне кажется, что она что-то недоговаривает.

– Ну, начать с того, что рассказывать про то, как ты в одиночку скрутила двоих нападавших с огнестрельным и холодным оружием не так-то просто, – резонно заметил Эдвард. – Мари – девочка скромная и немного стеснительная, как ни странно.

– Что?! – Уинри вытаращилась на Эдварда так, как будто у него посередине лба отросло третье ухо.

– Ну да, даже странно: вроде взрослый человек, а…

– Я о другом! Этот маньяк-мститель… что, и правда был?!

– Ну… полагаю, это можно назвать и так, – осторожно заметил Эдвард.

– Ого! – Уинри растерянно моргнула. – А я-то решила, что она шутит! Ну-ка, рассказывай…

– Язык мой враг мой… – буркнул Эдвард и ушел под воду.

– Эдвард Элрик! – он почувствовал, как сильная рука хватает его за волосы и бесцеремонно тащит на поверхность. – Ну-ка, рассказывай! Опять из-за твоей небрежности чуть кого-то не убили! И кого! Мари! Этого ребенка!

– Уинри! Она ненамного младше нас. Ей двадцать семь две недели назад исполнилось!

– Да?.. Я бы ей больше двадцати двух не дала… двадцать четыре, с поправкой на то, что колледж закончила. Ну ладно, не отвлекайся! Это опять ты во всем виноват?! – на сей раз Уинри увлеклась и макнула Эдварда в воду, так что ответом ей послужило уже невнятное бульканье.

– Что?! Не слышу!

– Бу-бу-бу!

– Эд, выражайся нормально!

Из-под воды вынырнула рука, и, схватив Уинри за майку, потянула вниз. Уинри взвизгнула, но сделать ничего не смогла, ибо находилась в крайне неустойчивом положении. Момент импульса, объединившись с законом тяготения, возобладал, и она плюхнулась в ванну.

– Эдвард Элрик, посмотри, что ты наделал! Я теперь вся мокрая!

– Правильно, и такой ты мне нравишься больше.

– Эд! Прекрати сейчас же! Мне щекотно!

– И не подумаю.

– У нас серьезный разговор! Ой!

– И почему я все время дерусь с женщинами?.. Врут, сволочи, что с ними можно договориться!

– Ну я тебе покажу! Не я одна тут щекотки боюсь!

– Это нечестный прием!

…Сара прервала куплет на середине, – стоящее в гостиной пианино отозвалось тяжелым протяжным вздохом.

– Нет, я не могу играть в таких условиях! – сказала она, недовольно морщась из-за воплей и плесков из ванной. – Они так дом обрушат.

– За двадцать лет не обрушили, – флегматично пожала плечами Трис. – Слушай, по-моему, вот это место не по нашим голосам. Ты, может, еще и дотянешь, но мне так низко не спеть. Надо поднимать.

– Тренироваться надо, – наставительно произнесла Сара. – Что могу я – можешь и ты… У нас с тобой одинаковые гены. А вообще, может, ты и права… – она погрустневшими глазами взглянула на партитуру. – Но оно так красиво звучало!

– А если разложить? – предложила Триша. – На два голоса… Я – верхним, ты нижним…

– А потянем? – усомнилась Сара.

– Ну, попробовать-то можно…

…Когда через двадцать минут Уинри, завернутая в банный халат, и Эдвард, уже переодевшийся в пижаму, заглянули в гостиную, они обнаружили дочерей, голова к голове склонившихся к пианино. Эдвард только одобрительно улыбнулся и пошел наверх, в спальню, а Уинри задержалась в дверях.

– Опять в четыре руки играете? – спросила она.

– Нет, к школьному фестивалю песню готовим, – пояснила Сара. – Он в начале октября.

– Вас же в хор не пустили, – Уинри наморщила брови, пытаясь припомнить эту историю. История прошла мимо нее: дело было как раз в конце июня, когда произошел тот самый взрыв под Маринбургом[7]7
  Произвольно предполагаю, что занятия в школах Аместрис подчиняются тому же расписанию, что и в японских, то есть каникулы длятся два месяца – июль и август – а не три, как у нас.


[Закрыть].

– Это Тришу не пустили, потому что она старосте класса нос расквасила, – поправила Сара.

– За дело! – вставила Триша.

–..А я сама не пошла. Но ничего!

– Мы и вдвоем подготовим, так, что все ахнут!

– Только не переусердствуйте, – вздохнула Уинри. Потом, помявшись, спросила: – Кстати, вы ничего не слышали такого?

– Какого? – невинно поинтересовалась Сара.

– Значит, не слышали. Вот и хорошо, – с этими словами Уинри ушла.

Сара с Тришей переглянулись и хихикнули.

– Взрослые, а как дети, честное слово, – сказала Триша.

– И не говори! – поддержала ее Сара.

…Этой ночью Уинри долго не могла заснуть – а стало быть, не мог заснуть и Эдвард. Они давно уже привыкли засыпать одновременно, совершенно о том не задумываясь. Она лежала, прижавшись к груди мужа, и бездумно поглаживала пальцами его плечо: то место, где плоть переходила в металл. Обычно Эдварда эта ее привычка раздражала: не потому, что прикосновение к старым шрамам было ему неприятно, а потому, что ему каждый раз казалось – жена воспринимает его не как живого человека, а как некий ходячий экспонат, образчик своего мастерства. И важнее всего для нее в нем то, что сделано ее собственными руками. Уинри знала, что ему это не нравится, и обычно старалась этого не делать, но сейчас она просто ни о чем таком не думала, и рука ее двигалась совершенно рефлекторно – как школьник, задумавшись, во время нудной лекции рисует на полях тетрадки кораблики, бегущие по волнам, и над ними чайку в небе.

– Слушай, – вдруг сказала она. – Ты же не спишь, да?..

– Заснешь тут… – хмыкнул Эдвард, – когда ты так громко думаешь… на всю комнату.

– И о чем я думаю?

– О Мари. Угадал?

– Угадал… Слушай, она все-таки что-то…

– Недоговаривает?

– Именно. Ты ведь говорил, что ее тетка…

– Это не для посторонних ушей, помнишь?

– Да помню я! Я к тому, что…

– Ты считаешь, что Мари имеет с ней какую-то связь?

– Нет, я так не думаю! Но я думаю, что эта ее родственница может попытаться с ней связаться.

– Уинри, она пытается ее убить! Пусть и чужими руками!..

– Мне почему-то кажется, что это не она…

– Уинри, это скорее всего она. В любом случае, этот дом надежно охраняется. Наружной охраной. А если что, я все-таки перевезу вас всех в Столицу. И мне плевать, почему Мари опасается туда ехать…

– А, так вот почему ты привез ее сюда! Она не хочет ехать в Столицу?.. Я еще тогда удивилась, почему она после событий в Маринбурге в крупный город не перебралась, а предпочла куда-то в глушь…

– Знаешь что, давай, ты сама ее расспросишь, ладно?.. Тут опять сведения, которые я узнал из… своих источников. Не честно по отношению к ней это тебе рассказывать. Она, скорее всего, скажет, если ты ее спросишь.

– Спрошу обязательно. Мне хочется ей помочь. Знаешь, я понимаю, почему Альфонс в нее влюбился с первого взгляда. Она вызывает симпатию. Какая-то очень правильная девушка. Может быть, даже слишком правильная.

– Может быть… Но, Уинри, я сюда ее привез не только потому, что она боится в Столицу. Дело в том, что она ждет ребенка.

Уинри замерла. Потом осторожно спросила:

– Альфонса?

– Она говорит, что другая возможность исключена.

– Так это же замечательно! – Уинри приподнялась на локте, глядя мужу в лицо. – Это… это правильно. Ал был бы очень рад… Но… бедная девочка, – она закусила губу.

– Вот именно, – Эдвард кивнул. – И… Уинри… Если с ней что-то случится…

– С ней ничего не случится! – Уинри крепко обняла его, прижалась к груди, произнесла яростным шепотом. – Все будет хорошо! Слышишь?! Все – будет – хорошо! И ты завершишь это дело, и найдешь убийц Ала, и вообще… Ты же всегда выходил победителем, правда?

Эдвард обнял ее, прижал к себе, как будто боялся отпустить. Как будто без нее его бы давно унесло неведомо куда, и неведомо где швыряло бы…

Луна освещала добротный двухэтажный дом на вершине холма, чуть в стороне от деревни Ризенбург. Белый холодный свет заливал детскую, где на двухэтажной кровати крепко спали две девочки, набегавшись за день, и у одной даже во сне зверски болел ушибленный локоть – но она ни за что не дала бы это знать! Другая видела партитуру, которую надо было переделать… Что касается третьей девочки, чьей кроватью был маленький, как раз по росту, диванчик у противоположной стены, то она и вовсе не спала. Она, накрывшись одеялом, читала при свете фонарика приключенческий роман про похождения отважного детектива Хиткинса и его смелой помощницы Амалии Роуз… Эта книга сериала повествовала о юности бесстрашного сыщика, когда он однажды помог в расследовании самому Стальному Алхимику и его брату. И, хотя Нина периодически хмыкала про себя: «Не правда! Папа так ни за что бы не сказал!», или «Ну-ну! Посмотрим, как бы это у них получилось…», оторваться она все равно не могла.

Еще луна заглядывала в соседнюю комнату на верхнем этаже, очень аккуратно прибранную, которая пустовала, но где из-под кровати высовывались стоптанные клетчатые тапочки, и в еще одну, где, свернувшись на кровати клубочком, спала усталая молодая женщина. Она видела путаные, бестолковые сны, в которых бежала по крыше поезда за исчезающим в дыму мужским силуэтом… Снам предстояло забыться после пробуждения – как то происходило каждое утро последние два месяца. Оно и к лучшему.

Мари почему-то думала, что проснется на рассвете и успеет попрощаться с Эдвардом, однако вышло иначе: усталый организм, отлично зная, что ему требуется, продрых до полудня. Сперва Мари, увидев за окном поднявшееся высоко солнце, вскочила, как ошпаренная («Лекции проспала! То есть какие лекции?! Утренний прием! Ой, нет, станцию!»), но тут же вспомнила, где находится, и расслабленно откинулась на подушки снова. Надо же… почти сутки. Интересно, а где тут надо искать съестное? Завтрак она пропустила, но наверняка ее покормят, если попросить. Или она сама что-нибудь найдет. Только где? На кухне. А где кухня? Внизу, на первом этаже, это она точно помнит…

Мари удивилась себе: обычно, просыпаясь утром, о еде она не думала. Желудок начинал возмущаться пренебрежительным к себе отношением только часа через два после пробуждения. Это все потому, что она так долго спала?.. Или беременность дает о себе знать?.. Ну ладно, слава богу, что хоть не тошнотой по утрам… Работая в сельской поликлинике, и раньше, во время интернатуры, Мари такого насмотрелась и начиталась, что тошнота казалась ей наименьшей из бед, однако все равно хорошо, что она обошла ее стороной.