Текст книги "Избранное"

Автор книги: Ван Мэн

Итак, он принял помазанье божественной влагой. Но что делать дальше? Что, вообще, он может сделать, что он сделал раньше, чего он сможет добиться в будущем? В этот момент ему подвернулся приятель, такой же, как он, студент, отпрыск зажиточных родителей (как говорится, из тех, кто носит «шелковые штаны»[143]143
  Образ богатого человека.


[Закрыть]), сын министра из правительства Бэйянской клики[144]144
  Северная группировка милитаристов в 20-е годы XX в.


[Закрыть], приехавший за границу, чтобы нанести на себя позолоту и обрести глянец. Соученик и приятель поделился с Ни Учэном опытом развлечений в заморской стране. Барчук имел деньги, поэтому прекрасные феи с парижских тротуаров, охотно привечавшие подобных клиентов и бравшие с них деньги и подарки, с большим удовольствием затаскивали его к себе. После полученного удовольствия он с сигаретой в руках брал газету и, удовлетворенно попыхивая, принимался за чтение. Но фея не давала барчуку расслабиться и, обращаясь к «шелковым штанам», вопрошала: «Ты все? Если да, то прошу к двери, адью!» Этот барчук, шалопай и пакостник, погрязший в утехах и вине, приобрел известный жизненный опыт, ставший для него возбуждающим импульсом. Он поднял проблему удовольствий на государственную высоту и возвел ее в ранг национального достоинства, сделав вывод, что без социальной свободы и благосостояния государства не может быть индивидуума. В противном случае даже любовь с потаскушкой лишается всякого очарования.

А как сам Ни Учэн? Право, о нем не стоило и говорить! Высокий, статный, он был уверен в своем превосходстве над приятелем – порядочным недотепой, хотя тот только что возвратился из Парижа. Что до знаний, то приятель не годился Ни Учэну в подметки. Но беда была в том, что у Ни Учэна не хватало главного: не было положения, денег, собственности, акций и поддержки влиятельного лица. Он мог вдоль и поперек изучить и глубоко постигнуть учение о «либидо» и «эго», но все равно его знания не могли принести ему ни малейшего удовлетворения и не могли улучшить его жизнь, скорее наоборот, они доставляли ему еще больше горя и разочарований. Увы, эти знания были тем более бесполезны на родине. Вот Цзинъи то и дело твердит о его распутстве, чуть ли не развращенности, о его мотовстве. Эх! А ведь на самом деле он в своей жизни ни разу по-настоящему никого не любил, ни разу не испытывал удовлетворения… Ну а те несколько случаев его «распутства» – они лишь кинули его на дно мрачного ущелья. Он пытался себя оправдать, но в своих оправданиях не находил утешения, не видел в них даже проблеска света. Во сне он несколько раз видел себя стоящим в большом зале совершенно голым под взорами множества людей; естественно, он не чувствовал ни малейшего воодушевления, наоборот, он испытывал стыд. Ему хотелось куда-нибудь скрыться, сжаться, как это делает черепаха, которая втягивает голову под панцирь. Он чувствовал себя преступником, которого должны непременно схватить и осудить. Но скрыться некуда!

Эти последние несколько месяцев знаменовали новый этап его мрачной жизни. От непрерывной переводческой деятельности он сильно уставал и часто в полном изнеможении опускал голову на полуразвалившийся, качающийся стол. В эти минуты ему хотелось уснуть – уснуть навсегда, ибо только долгий, беспробудный сон мог принести ему покой и отдохновение, избавление от всех забот. Но он не мог спать спокойно. Едва его голова касалась подушки, он тут же погружался в сон, но спал самое большее час, а может быть, полчаса и вдруг просыпался, словно чего-то испугавшись. Откуда этот страх? Непонятно! Проснувшись, он больше уже не мог заснуть, он о чем-то думал, но ничего не ощущал при этом: ни радости, ни печали, ни волнения. У него уже нет ни желаний, ни чувств, ни боли, ни усталости – ничего! Он сам, Ни Учэн, – ничто!.. Куда ты ушел, Ни Учэн? Тебя нигде нет. Что ты делаешь, Ни Учэн? Ничего не делаю! Чего ты хочешь, Ни Учэн? Ничего не хочу!.. Он не слышит даже похрапывания Цзинъи и не чувствует смрада, наполняющего комнату оттого, что зимой все окна плотно закрыты.

В таком небытии он находится часа два, а может быть, три, четыре, пять часов, пока не займется рассвет. И никак не может понять, спит ли он или бодрствует. Его охватывает ужас. Лишь к завтраку, к которому подается омерзительное варево Цзинъи, вызывающее его возмущение, он, кажется, обретает самого себя, но это обретение зыбкое и неопределенное.

И в этот момент его вновь пронзает мысль: Цзинъи снова беременна!

Неужели это правда?

Что делать, что делать?

Скотина!.. Он совершенно об этом забыл!

Из его глаз катились слезы. Ты злодей, Ни Учэн. Да, да, я злодей! Ты скотина, Ни Учэн! Да, я скотина. В поступке, который ты совершил, есть что-то постыдное, некультурное, скотское!

 
Освещает месяц землю,
Ясный свет его сияет.
Двери наглухо закрыты.
Я стираю там одежду.
Отстирала дочиста,
Полоскала добела.
Вышла я за милого,
Только непутевый он.
Любит выпить он винца
И в картишки поиграть.
Истаскался, постарел,
Старой лампы поставец…
 

Он вдруг вспомнил частушку, которую пели на родине. До сих пор он не понимал ее смысла. Что означают слова «старой лампы поставец»?

Тебя надо обезглавить, расстрелять, четвертовать, разрубить на восемь частей или, как говорится, «расчленить на десять тысяч кусочков и оставить без погребения». Ну и что в этом ужасного? Чего стоит какое-то расчленение (даже на восемь частей) по сравнению с его болью, с тем жестоким судом, которому он сам себя подверг, с мученьями, на которые он сам себя обрек, с его самоуничтожением? С момента рождения и всю жизнь его душу, мозг, чувства доброты, порядочности, его знания и умения то и дело подвергали четвертованию или кастрации, он умирал и оживал вновь; он возвращался к жизни, и вновь его тащили на казнь… Имел ли кто другой подобную судьбу, испытал ли кто другой такие же муки? Все жертвы истории – люди, разорванные колесницами, погребенные заживо, сожженные, зажаренные на кострах, погибшие в жестоких схватках? Если уж говорить о судьбе, то его, Ни Учэна, можно сравнить с мышью, попавшей в лапы кошки. Когда небо и земля отказывают тебе в покровительстве, десять тысяч живых тварей превращаются в свиней и псов. Когда небо и земля отказывают в своей жалости, он, Ни Учэн, становится мышью в когтях у кошки!

Поэтому я могу ни с кем не считаться, ибо я ни перед кем не виноват. Никто не имеет ни малейшего права меня судить, насмехаться надо мной, укорять меня. Я сам каждый день иду на казнь за свои грехи, и Владыка неба и земли ежедневно подвергает меня своей пытке. Каждый день я подвергаюсь осмеянию, осуждению своей совестью. Муки, которые я терплю за свои грехи, в десятки, сотни, тысячи раз больше самих грехов, совершенных мною. Однако вы, несмотря на это, продолжаете меня осуждать, обвинять, вы насмехаетесь надо мной, вы хотите казнить меня еще более жестокой казнью. Я вам никогда этого не прощу! Никогда!

Ни Учэна охватила ярость.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Как только Ни Учэн узнал, что Цзинъи ждет ребенка, у него тут же созрело решение – развестись.

Он должен жить, он должен жить еще несколько лет, пока он здесь окончательно не задохнулся. Лучше смерть, чем жизнь в этой мертвецкой.

И тогда, быть может, мыши удастся избежать когтей кошки. Приняв это решение, он ни с кем не посоветовался, никому о нем не сказал. Он стал более уступчивым, терпеливым, покладистым. Когда он смотрел на детей, его глаза заволакивались слезами. Он уже не надеялся что-то исправить, чему-то научить. Сквозь пелену слез он часто взирал на жену. Он полностью отдавал себе отчет в том, каким роковым ударом будет для нее весть о том, что он собирается ее покинуть. Он понимал, как трудно ей будет жить после развода.

Я – ее палач. Нет, прежде всего я палач самому себе. Но разве не лучше спасти человека от смерти, если его еще можно спасти. Разве не лучше это, чем медленно резать его ножом, чем тащить его в ад, а за ним и других.

С большими предосторожностями он занялся поисками адвоката. Он нашел сразу трех, среди которых один проживал в отеле «Пекин». Разговор с ним в течение часа стоил бы ему примерно двух цяней[145]145
  Мера веса, равная 3,125 г.


[Закрыть] чистого золота. Второй адвокат оказался японцем – его японскую фамилию Ни Учэн прочел на вывеске. Вероятно, в общении со своими китайскими клиентами адвокат прибегал к знанию сразу двух языков. С третьим адвокатом Ни Учэн был знаком раньше. Во время обычной дружеской беседы Ни Учэн завел разговор о своих трудностях. Понятно, что никакого вознаграждения он платить не собирался.

Все три адвоката поставили перед ним примерно один и тот же вопрос: будет ли ваше решение о разводе обоюдным, то есть возможно ли взаимное согласие супругов в этом вопросе. Обе стороны должны заявить примерно следующее: из-за несходства в наших чувствах мы с обоюдного согласия приняли решение о разводе… С этого момента каждый волен вступать в новый брак, причем другая сторона не будет чинить препятствий… Обычно происходит именно так. Ни Учэн ответил на этот вопрос категорически – такого не будет. В чем же основание для вашего развода? Характер? Если дело в характере, то в чем конкретно состоит проблема? Уровень культурного развития? Это не повод для развода. Может быть, жена нарушила верность? Имеет, так сказать, любовную связь с мужчиной? Ах, нет! Но тогда, быть может, дело в каком-то физиологическом недостатке? Или она вас истязает, мучает? Так в чем же дело, в чем состоит повод для развода? В глазах Ни Учэна стоят слезы. Но если вы столь чувствительны, с какой стати вам разводиться? Как мне кажется, между вами и вашей супругой, госпожой Цзян Цзинъи, существуют достаточно глубокие чувства. Думаю, вам надо постараться самому уладить конфликт… Не исключено, что вам также следует хорошенько подлечиться. У вас не все в порядке с нервами.

Теперь коснемся вопроса о материальной помощи. Кстати, как я знаю, ваша супруга не работает… Предположим, вы в одностороннем порядке потребовали развода (основание – несоответствие в чувствах) и ваша жена не имеет на это никаких возражений. Однако дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Она имеет все права требовать материальной помощи, причем весьма солидной. Вы готовы к этому? Сколько вы сможете ей выплатить? В этом вопросе должна быть полная ясность, а вы всячески замалчиваете его. И вообще, я не могу понять, зачем вам адвокат?

А дети! Вы думали о них? Вы полагаете, что мать их ни за что не оставит. То есть как? Вы считаете, что в случае взаимного согласия на развод и выплаты солидной материальной компенсации жена откажется от права на новый брак? Тогда вероятно предположить, что она останется с детьми… Почему вы плачете? Никогда еще не видел настолько чадолюбивого супруга, который требовал бы немедленного развода с женой!..

Что вы? Господин Ни, ну как же так? Почему вы не сказали об этом раньше?! Извините, но это по меньшей мере чудачество! Закон во всех странах, где вообще существуют законы, запрещает мужчинам подавать прошение о разводе во время беременности жены. Требование о разводе в подобной ситуации совершенно безосновательно, прежде всего с этической стороны… Советую вам идти домой. Не надо тратить время, свое и чужое.

Взволнованный Ни Учэн продолжал излагать свои соображения. Уважаемый господин адвокат! Я чту законы и испытываю большое уважение к вашей профессии и к вам. Именно поэтому я пришел за советом. Давайте говорить напрямик, без обиняков… я в свое время постараюсь вам заплатить. Я требую развода и хочу его получить во что бы то ни стало. И никто, слышите, никто (какое бы он положение ни занимал) меня не остановит. Здесь закон, там закон, здесь одно правительство, там – другое. Но скажите, почему надо вязать двух людей одной веревкой и тащить их в ад? Где здесь истина? Это бескультурье, бесчеловечность и глупость! Вот почему я твердо, со всей категоричностью заявляю: Я желаю развестись со своей женой. И мне решительно все равно, поможете вы мне выиграть процесс или откажете. Точно так же мне безразлично, что скажет суд: удовлетворит мою просьбу или отвергнет. Пусть меня тащат за это на плаху – мне все равно. Но я должен с ней развестись! Вы не имеете ни малейшего права насильно заставлять человека жить с женщиной, существование с которой приносит лишь горе и страдания обоим супругам. Вы бы лучше подумали о фундаментальных основах нынешней цивилизации!

Между прочим, я не собираюсь клеветать на свою жену или как-то порочить ее, а вы намекнули, что мне надо ее очернить. Извините, но на этом наш разговор придется закончить. Я решительно против подобных действий, ибо они аморальны, кроме того, не соответствуют действительности. Я категорически заявляю, что Цзинъи ни в чем не виновата и у нее нет никаких чрезмерных пороков. Она очень хороший человек. Она прекрасно управляется с домашним хозяйством, воспитывает детей. Она ведет себя с достоинством, как весьма порядочная женщина. Она не совершила по отношению ко мне ничего постыдного. Что касается ее запросов, то они очень скромны, просто мизерны… Вам следовало учесть именно эту сторону. Извините, я, кажется, прослезился… Как бы вам объяснить? Я еще окончательно не потерял чувств к ней… Посудите сами, мы прожили как-никак десять с лишним лет, у нас двое детей… а к лету, возможно, появится третий. Я очень люблю детей, очень люблю их, очень! Но именно из-за этого, из-за своей любви я хочу развестись со своей женой. Потому что приношу ей одни страдания, и такие же страдания она доставляет мне. В любой момент может произойти катастрофа.

Все надуманно и лживо? Сплошное лицемерие? Возможно! Но я требую, нет, прошу вас подтвердить мое лицемерие в суде. Вы смогли бы это доказать? В действительности я не только лицемер, но я еще и потенциальный убийца. В настоящий момент существует реальная угроза убийства, которое замыслил совершить ваш покорный слуга. Да, да, я решил убить Цзинъи, Ни Пин, Ни Цзао и то несчастное дитя, которое еще не появилось на свет. Поэтому вопрос о моем разводе – это вопрос жизни и смерти. Развод – это жизнь, отказ в разводе означает для всех смерть. Другой альтернативы просто нет!

Взгляд адвоката стал холодным, в уголках рта затаилась ироническая усмешка… Реакция двух других адвокатов была несколько иной. Тот стряпчий, который жил в отеле «Пекин», откровенно зевнул. Адвокат с японской фамилией принялся шлепать себя ладонью по животу.

Консультации с адвокатами закончились безрезультатно, а все занятые в долг деньги оказались потраченными. Ни Учэн еще больше укрепился в мысли, что надо непременно что-то предпринять. Он должен довести свое дело до конца. Знакомому адвокату, который не стал требовать с него денег, он заявил примерно так: «Я полностью согласен с вами, что изложенные мною доводы неубедительны с точки зрения этики, ибо мои действия могут нанести госпоже Цзян Цзинъи (назвав жену „госпожой“, он сам этому очень удивился) громадную душевную травму, но я готов компенсировать это крупной суммой. Надо сказать, Цзян Цзинъи обращает большое внимание на материальную сторону, поэтому, если я ей дам крупную сумму, это ей принесет утешение… Но все дело в том, что в настоящее время я не в состоянии предоставить ей такие средства… Скажу откровенно, я сижу на мели, я многим задолжал, а главное, я должен самой Цзинъи… Признаюсь вам, что я учился в Европе на средства жены и тещи. Я должен сторицей возместить нанесенный им материальный урон. Помните поговорку: „Капля доброты да воздастся фонтаном ответных благодеяний“. Таково мое кредо и мой принцип жизни, которого я всегда придерживался… Да, у меня сейчас нет денег. А почему у меня нет денег? Потому что я не мог по-настоящему ничего делать. Мои возможности, мой интеллект, энтузиазм, мои способности усердно трудиться, мой дух самопожертвования и решимости – все было подавлено… Мои потенциальные силы раскрыты лишь в мизерной степени – на одну долю из тысячи! А это значит, что девятьсот девяносто девять частей лежат задавленными горою Пяти Стихий[146]146
  Волшебная гора из романа «Путешествие на Запад», под которой был погребен Сунь Укун.


[Закрыть]. Они опутаны Волшебным вервием небожителей! Гора Пяти Стихий, Волшебная вервь – это и есть мой брак с Цзинъи. Это – мой дом. Он уничтожил мои чувства, разрушил мой желудок, он убил мою натуру, раздавил дух, пустил под жернов мою душу… Если мне удастся сдвинуть эту гору и вырваться из пут, я смогу проявить свою ученость, смогу обучать людей, служить по политической и даже по военной линии, заниматься коммерцией или финансами… Я смогу сделать решительно все. Чего стоят какие-то деньги? Чего стоят золото и серебро, жемчуг или всякие там агаты? Они – ничто! Другое дело: „Небом дарованные способности непременно найдут применение, тысячи золотых монет, разбросанных вокруг, соберутся в одно место!“… В тот день, когда эти „тысячи золотых“ придут ко мне, я их все до единой монетки отдам Цзинъи… Вы можете спросить саму Цзинъи, и она подтвердит вам мои слова на все сто процентов – сущая правда. В это верит даже она!»

Брови адвоката сошлись на переносице.

Визит к адвокату совершенно измотал Ни Учэна. Чувствуя невероятную усталость, он прислонился к покосившемуся электрическому столбу, чтобы перевести дух. Дин-дон! Дребезжание приближающегося трамвая привело его в смятение. В глазах все запрыгало, замельтешило. Вместо улицы с экипажами и прохожими, он вдруг увидел вздымающиеся волны с белыми барашками, похожими на цветы…

Как пустынны и мертвы солончаковые земли в его родных краях. Страдающая земля, растрескавшаяся, как панцирь черепахи; мутная, отдающая селитрой темная вода; повсюду белесые трещины – как шрамы. Порыв, вихрь, и взметнулся в воздух песок, и покатились по земле камни. Летящая пыль похожа на пелену тумана. А потом все стоит голое, иссушенное, нереальное – словно само небытие.

Но за пределами этого небытия проступает деревенька, справа – вторая… Вот могила Героя, мост Второго Чжана, урочище Вороного коня, пруд Семьи Би, низина Семьи Цуй, местечко Лючэнто, Сюцай Чжао, Чжубаба, обитель Девы Шэ, Передний след, Задний след… А вот Таоцунь и Мэнгуаньтунь. Здесь находится та земля, на которой жили многие поколения его предков. Как дороги ему эти милые слуху названия родных деревень, но каким унынием и опустошенностью веет от них сейчас. Наверное, не случайно когда-то здесь жила славная тринадцатилетняя девчонка, решившая отравиться, выпив настой красного фосфора. Здесь же свели свои счеты с жизнью в петле две сестрички… Тупые обыватели, необыкновенно обрадовавшись этим событиям, сочинили про них целые истории, даже сложили стихи и поставили стелы с жизнеописанием героинь…

Представьте, что вы однажды, оказавшись в этой бурой песчаной низине, покрытой пятнами мутного солончака, разодрали себе горло и увидели капли крови, которые, упав на землю, расцвели цветками персика. Ваш нос почуял солоновато-кислый запах, и на какое-то мгновение вы почувствовали резкую боль. Но она, возможно, показалась вам даже немного приятной, потому что перед смертью вы ощутили сладость жизни, которая не потеряла для вас колдовской силы.

Ни Учэн, погруженный в забытье, разрывает себе артерии, но ему нисколько не больно, потому что в них нет крови, в них не пульсирует живая алая жидкость, она не льется, даже не сочится. На поверхности по капелькам выступает не кровь, а какое-то вязкое мутное жидкое вещество…

Дорога обрывается вниз. С двух сторон стеной высятся скалы, солончаковая почва рассыпается под ногами и не утаптывается. Дорога вьется по узкому ущелью, в котором едва могут разъехаться две повозки. Ни Учэн тянет за собой тележку. Впереди, ему навстречу, едет вторая. Обе тележки не могут разъехаться. Дорога забита – пробка! Разъяренные пешеходы орут: «Разнесем их в пух и в прах!»

Разнесем в пух и в прах! В солончаковой пыли валяется огромное, более чем в чжан[147]147
  Мера длины, равная 3,3 м.


[Закрыть] высотой, каменное изваяние бога Цзиньгана, высеченное еще во время Танской династии и испокон веков стоявшее в их родном селе. …Ноги проваливаются в мягкий, податливый песок. Ветер, никогда не прекращающийся ветер… Он, Ни Учэн, появился на свет в пустой, давно забытой им комнате, где судьба предначертала ему взять на себя все грехи и страдания. Ему предназначено в жизни лишь гнить и умирать. Ха-ха-ха!

Ни Учэн, еле передвигая ноги, добрался до дома. Он выглядел очень скверно и был темнее тучи.

– Что с папой? – услышал он голос Ни Пин. Она обращалась к матери.

– Не твое дело! – последовал ответ Цзинъи.

Во время ужина Ни Цзао, словно нарочно, засыпал его вопросами, в основном политического характера, которые, по всей видимости, впервые в жизни вызвали у мальчика интерес.

Папа, как, по-твоему, японцы хорошие люди или нет?.. Японцы захватили часть Китая, они издеваются над китайцами. Но в то же время японцы очень передовая нация, и потому они сильные. Значит, нам необходимо быстрей меняться… А кто такой Ван Цзинвэй?.. По-моему, его дело дрянь!.. К примеру, решил ты пойти от арки Сисы до Дундань. Ясно, идти напрямик будет короче, только прямой дороги нет. На пути стоят дома, пройти нельзя, поэтому тебе приходится делать крюк…

А еще говорят о каком-то Цзяне[148]148
  Имеется в виду Чан Кайши.


[Закрыть]…

О Цзян Цзеши? Он сейчас руководит антияпонским сопротивлением. Он – вождь Китая. Думаю и надеюсь, что он добьется успеха.

А еще есть Восьмая армия, коммунисты… Мао Цзэдун, Чжу Дэ – крупные фигуры и удивительные. Они говорят о коммунизме, о коммунистических идеалах. Дело это необычное, и претворить его в жизнь трудно. Оно потребует огромных жертв!

А что такое Советская Россия?

Советская Россия – самая мощная в мире страна. Там сейчас существует пятилетний план, который сделает страну еще более сильной и могучей…

Если так… кто же все-таки прав? Все правы, что ли? А почему наши ребята говорят, что Ван Цзитан – предатель? А тебе тоже нравятся предатели или нет?

«Какая глупость!» – Ни Учэн разозлился. По правде говоря, он еще и сам не успел во всем толком разобраться. Вопросы сына вызвали у него еще большее беспокойство и растерянность. «Лучше быть собакой в годы великого мира, чем человеком в пору смут!» Почему ему довелось родиться именно в такую смутную пору? Почему он появился на свет не только в беспокойное время, но и в самой неблагополучной семье? Вот уж истинно: «Взываю к Небу, но оно безответно; хочу плакать, а слез нет!»

– Я давно тебе твердила: не любопытствуй, – бросает мать сыну.

Ни Цзао, склонив голову набок, смотрит исподлобья. На его лице выражение озадаченности и сомнения. Ответы отца его нисколько не удовлетворили.

Мальчик, как и его сестренка, часто подсмеивается над страстью отца вкусно поесть и над другими его привычками и чудачествами, которые отдают позерством и манерностью. От матери он нередко слышит обидные для отца слова о том, что тот не заботится о доме. Что до разных крупных вопросов, например научных или касающихся важных событий в жизни страны, то Ни Цзао полностью доверяет отцу и даже испытывает к нему чувство большого уважения. Он проникся к отцу еще большим почтением, когда увидел, что тот на протяжении нескольких месяцев занимается переводом какой-то иностранной статьи. Но нынешние его ответы на вопросы и его неожиданный гнев заметно умалили авторитет отца в глазах сына. Ни Цзао почувствовал замешательство отца из-за того, что тот не в состоянии дать ему ответ. Да, он не может ему объяснить все как следует. В словах отца («Какая глупость!») ему послышались испуг и раздражение. Он был разочарован. Ему стало стыдно за отца.

Выражение лица сына повергло Ни Учэна в еще большее замешательство. Он не знал, куда ему деваться. Удивительно! Он живет в такое беспокойное время, но даже не задумывается над теми вопросами, которые почти ежедневно преподносит жизнь. Он не пытается на них ответить – даже самому себе. А ведь это важные политические проблемы, которые тесно взаимосвязаны. Ни Цзао был первым, кто одним махом выложил их перед ним. Ему сейчас от них никуда не уйти. Но в ответах Ни Учэна не только нет логики, они были сумбурными и бестолковыми. Если послушать со стороны, то его слова – сплошное лицемерие, только несколько приукрашенное. А сам он чистейшей воды идиот. В его голове вместо мозгов одна труха. Этот мальчишка загнал его в угол – в тупик! Ни Учэн смутно ощущал постыдность положения, в котором очутился.

Два часа назад он торжественно заявил адвокату, тому самому, что не взял денег: если гору, которая давит на него, уберут прочь, он сможет добиться успехов на стезе политической и военной. Какая там политика, какая армия?! Все это несусветная ложь!

Никто раньше не говорил с ним на эту тему, а он сам даже никогда не пытался ответить на эти вопросы. Что же ему делать?

Какая дурость!

Спустя много лет, после того, как отшумел гром многих и разных событий, в Китае наступило Освобождение, а в деревне прошла земельная реформа, после многих перемен, происшедших в жизни, Ни Учэн вдруг осознал рабью сущность своей души – души помещика, живущего в солончаковых низинах. Эта рабья душа живет в нем, как мозг в костях. «Деревенские мошенники боятся высоких стен, городской мошенник боится суда!» «Когда бьет чиновник, то простой смертный не обижается, как и сын не испытывает стыда, получив затрещину от родного отца». Кстати, о чиновниках, включая и таких, как Ван Цзинвэй. При одном их упоминании у всех крупных и мелких помещиков, проживающих от обители Девы Шэ и до урочища Задний след, от страха подкашиваются ноги!

Разумеется, Ни Учэну хорошо известно, что тысячи и тысячи благородных людей, его соотечественников, в свое время проливали кровь на полях сражений с врагами, отдавали жизни во имя революции. Они были одержимы решимостью спасти Отечество. Он знал имена Юэ Фэя, Лян Хунъюй, Вэнь Тяньсяна, Ши Кэфа, Линь Цзэсюя, Сунь Ятсена[149]149
  Герои-патриоты разных эпох, защитники национальных интересов страны.


[Закрыть]. Но все эти люди жили когда-то очень и очень давно; что до меня, то я совсем не святой – этой фразой он сразу же отрезал путь к настоящей патриотической деятельности и революции. Единственное, на что он был способен, – это плыть по течению и все больше опускаться на дно…

Спустя три дня он услышал добрую новость: ему предлагали вполне приличное место работы. Чаоянский университет приглашал его на должность преподавателя логики сразу на двух факультетах: педагогическом и философском. Каждую неделю у него будет шесть лекций, вполне приличная зарплата – даже несколько выше той, что он получал в Педагогическом университете. Эту работу он получил в результате многочисленных хлопот и непрестанной беготни, после своих и Цзинъи бесчисленных просьб к приятелям и друзьям и неоднократных подношений. Очень ему помог их земляк, директор глазной клиники «Свет» Чжао Шантун. Цзинъи была невероятно счастлива – заработок мужа стал намного выше того, который он получал за те чужие уроки, когда он кого-то замещал в школе. А насколько эта работа надежнее, чем перевод никому не нужных статей! По всему видно, что у ее третьего дитяти будет счастливая судьба. Оно еще не появилось на свет, а уже многое переменилось в их жизни. Непутевый наконец образумился…

Официальное приглашение Ни Учэна на работу пришло в тот момент, когда его не было дома. Цзинъи пришлось пережить эту радость в одиночестве. И вдруг крик:

– Вторая сестрица! – Ее звала соседка – Горячка. Она торопливо вбежала в дом, влетела как вихрь, вся всклокоченная, с растрепанными волосами. – Хочу тебе кое-что сообщить – только тебе одной!

«Только тебе одной!» Что это значит? Почему нельзя рассказать в присутствии мамы и сестры? А не собирается ли она внести разлад между нами? Если я стану разговаривать с ней, не позвав маму и Цзинчжэнь, это может вызвать у них подозрения. Всем известно, кто такая Горячка. Порядочная сплетница и мастерица по части всяких пакостных дел. Цзинъи на какое-то время задумалась, нахмурила брови.

– Если хочешь что сказать, выкладывай нам всем! – неспешно проговорила она. – Мы трое ничего друг от друга не утаиваем. Добрые слова за спиной не прячут, а если что и говорят тайком, то только недоброе!

– Я только ради тебя, дурочка, – протянула Горячка. – Никого я порочить за спиной не собираюсь! Просто за тебя боялась, чудачка, что обидеть тебя кто-то может! Потому, если кто об этом дознается, чья-нибудь голова непременно полетит с плеч долой.

– Что ты болтаешь? – возмутилась Цзинъи и вперилась в соседку глазами. Последние слова задели ее за живое. Она решила выставить гостью за дверь.

– Ну будет, будет! Хочешь слушать – слушай, не желаешь – твоя воля! Кто виноват, что мы с тобой земляки? Как говорят: «Ближний сосед лучше дальней родни, а тот, кто напротив живет, тот и того ближе». Мы, правда, живем не напротив друг друга, однако же через стенку, а значит, мы вроде как одна семья, ниточка у нас одна душевная. Твои заботы – мои заботы; если кто тебе зло причинит, значит, и мне он нагадил; коли ты пострадала, значит, и я вроде как в убытке. Вот так-то! Я, как говорится, верно служу своему отечеству, сердце у меня не раздваивается. Меня хоть лупи – с места не сдвинусь, меня хоть гони – не уйду!.. Сестричка! Вот что я тебе скажу: поберегись, голубушка! Хозяин твой, я имею в виду господина Ни, нехорошее задумал, недоброе!

Цзинъи разозлилась еще больше.

– Ну выкладывай, что там у тебя! – грубо оборвала она Горячку. – Чего тебе надо? Он отец моих детей, а тебе до него дела нет!

Горячка, казалось, нисколько не обиделась на столь нелюбезную встречу, но на ее лице появилась некоторая растерянность. Затем, сделав глубокомысленную и таинственную мину, она, оглядевшись по сторонам, прошептала:

– Сестрица Цзинъи, сущую правду тебе скажу, которую я сама недавно узнала, можно сказать – выведала. Отец твоего Ни Цзао нашел адвоката, он хочет с тобой развестись! – Брови Горячки трепетали от возбуждения. По всей видимости, сообщение новости доставляло ей огромное удовольствие. В каждом ее слове сквозило удовлетворение, которое сейчас ее переполняло.

Неожиданный удар, полученный Цзинъи, потряс и возмутил ее больше, чем приход и поведение Горячки. Ее лицо окаменело, приобрело выражение суровой решимости, но с уст не сорвалось ни единого звука. Она не хотела, чтобы Горячка заметила ее потрясение, ее растерянность и боль. Нет, она не даст повода этой сплетнице для праздных разговоров и насмешек. Цзинъи попыталась трезво обдумать случившееся, чего она обычно не делала, когда дело касалось ее взаимоотношений с мужем. Неужели это правда или это выдумки Горячки, небылица? Она прекрасно понимала причину «усердия» соседки, но сейчас ей надо все хорошенько взвесить и самой понять, насколько новость, ошеломившая ее, достоверна.

Молчание Цзинъи вызвало у гостьи разочарование.

– Ты что молчишь? – не выдержала она. – Скажи, а как он все это время себя вел?

В разговор вмешалась Цзинчжэнь, которая стала невольной свидетельницей этой сцены.