Текст книги "Университет Трех Виселиц (СИ)"
Автор книги: Валерия Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
– Посмотри на меня – пошептал он, глядя на неё сверху, сжимая пальцы...отчаянно? – Велея, посмотри на меня.
Видимо, что-то в его голосе её насторожило, или смутило, потому что, вопреки всем сложившимся традициям, она подчинилась – и распахнула глаза.
– Ты забудешь все, что я сейчас скажу – он склонился к ней низко, но она не дрогнула, глядя на него прямо – Утром ты позабудешь все, моя Мара.
Велея чуть нахмурилась в сумраке, отчего завиток руны на виске будто ожил на миг.
Он мог бы вернуть ей девственную неприкосновенность кожи, смыть шрамы с её спины, стереть это позорное клеймо. Но она не просила – а он не желал ничего в ней менять.
– Я люблю тебя – прошелестел он едва слышно– Люблю.
Её глаза стали огромными – и бездонными.
– Позволь мне лишь – она только собралась было уже привычно замотать головой в отрицании и неизменном отказе, но он легко уложил пальцы поверх её губ – Я клянусь оберегать Владыку дроу от всех земных смертей, кроме той, что должна прийти ко всякому, но лишь в конце его пути. Никто не посягнёт на него со злым умыслом. И прошу взамен лишь один поцелуй, Ваше Величество.
Поняла ли она? Поняла ли все то, что он хотел сказать между произнесённых слов?
Он вздрогнул, когда её дрожащие пальцы коснулись внезапно его щеки. По своей воле коснулась, впервые сама. И неважно было, как он выторговывал эти прикосновения.
– Иэм – её голос ласкал его физически, он дрогнул ресницами, впитывая эту ласку – Иэм...
– Я клянусь, клянусь собственным именем – бормотал он бессвязно, чуть поворачивая лицо под её пальцами – Один поцелуй, Велея, один.
– Спасибо – шелест этого слова истаял в бархатном сумраке несуществующей комнаты в Обители Великих Кукловодов, и Повелительницам дроу сомкнула веки под тяжестью всех несказанных слов, которые услышала – и поняла верно, именно так, как он хотел бы сказать их ей.
Он склонился к ней. А сизое тяжелое небо прорезала первая слепящая молния.
Где-то далеко и близко дитя равновесия коснулась пергамента состарившейся кожи великого и ужасного некроманта. Чернильная капля крови скатилась медленно, будто встала на место последняя частица хитроумной головоломки. И белокурый Кукловод не обернулся, не поднял глаз.
Демоны Хаоса – отменные бегуны. Если уж даже умудряются убежать от оборотня. И вампира!
Разумеется, его милость, лорд Сантаррий и в мыслях близко не имел никаких признаний поражений. И нёсся по следам беглого бывшего воспитанника со всей возможной прытью, какая только доступна была его прямоходящей ипостаси.
Оборот, увы, вряд ли сейчас помог бы делу, но скорости, разумеется, придал бы. Вот только зверь нёс в себе падучую. И нынче, невзирая на ничтожную малость шансов, не время было рисковать. Все мерзкие хвори зачастую имеют обыкновение просыпаться в самый что ни на есть неподходящий момент, а теперешний момент был ка раз из таких.
Вампир, бегущий легко вровень, внезапно воззарился куда-то вбок.
– Что? – выдохнул господин ректор, временно отринувший свои ректорские обязанности, но бежать не переставая.
– Как считаете, для чего юноше может понадобиться штора? – легко вопросил несущийся кровопийца, словно они не бежали, петляя, по лестнице, а прогуливались вальяжно в дворцовом парке.
Милорд Сантаррий нахмурился, и почти тут же весьма прихотливо и красочно выругался, мазнув лишь взором по красноречиво и сиротливо обнаженному окну, с которого господин начинающий маг явно ободрал упомянутый элемент.
– Обернулся!!!
– Шторой? – все так же непринуждённо-любезно испросил бегущий собеседник, выражая лицом легкое удивление, и полное отсутствие усталости.
– И ей тоже – кивнул его милость, обернувшись на господина посла, который изволил проявлять не столько прыть, сколько умение внимать всему услышанному с каменным лицом – Но я больше о том, что он демоном обернулся! Полностью обернулся!
Господин посол, заслышав это, тут же резко остановился. Милорд ректор даже растерялся от такого непонятного манёвра. А дроу, качнувшись в каких-то мучительных раздумьях на пятках, поглядел на оборотня и вампира с сомнением.
– Вы, господин посол, все ж тот ещё старый хитрый пень – мягко поведал рыжеволосый вампир, тут же оказавшись возле атташе – Есть ещё один, самый-самый пресекретный, и самый тайный ход, да?
Демоном Хаоса обернулся, говорите? – мрачно провозгласил дроу, прямо как бы не отвечая, но уже и так было все распрекрасно понятно, в особенности, когда атташе Темного двора, не прекращая сурупить брови, боком двинулся к стене, и быстро повёл по ней растопыренными пальцами, пятясь – Но вы же утверждали, что он полукровка?
Его оборотничество милость, молчаливо согласившись с утверждением о "старом хитром пне", только вздохнул тяжко.
– Полукровка. Будь он в полном облике и способностях Хаоса, беготней Эльмар себя не утруждал бы. Истинные демона Хаоса шныряют по изнанке. Мы б и глазом моргнуть не успели.
Дипломат Его Величества окинул ректора Трёх Виселиц откровенно неодобрительным взглядом. Мол, могли бы и сразу обо всем упредить. Но для взаимных огрызаний время было откровенно неподходящее, посему господин Лей, в полном, хоть и укоряющем, молчании, продолжил поспешно шарить рукой по стене.
Отступив весьма прилично, уважаемый атташе нашёл, что искал. Легкий щелчок – и посольские кудри исчезли в открывшемся проёме.
– Я вас, господин Лей, очень прошу запомнить этот момент – забубнел возмущённо огненноволосый подданый вампирского Владыки, задышав тут же означенному господину практически в шею – И не забывать его никогда, в особенности в моменты жарких дискуссий. Когда вам угодно с неизменно скорбным лицом горько вопрошать – мол, отчего же о дроу всегда говорят всякие нелицеприятные вещи?!
Господин Лей опять тяжко вздохнул.
– Господин Ниррийский, только что я действовал, как лицо официальное, а не как дроу, так что аргумент ваш не выдерживает никакой критики. И, если мне позволено будет напомнить, не время и не место сейчас пускаться в расовые споры, у нас тут обезумевший от любви и ярости демон Хаоса, и Владыка.
– Тоже обезумевший от любви? – совершенно недопустимо вклинился в беседу оборотень, подгоняющий вампира на все лады – Так Эльмар не обезумел, поверьте мне. Обозлился – непременно. Но точно не обезумел. И Владыке вреда причинить он пытаться не станет, не волнуйтесь. Я больше беспокоюсь о магистре и течении процесса ритуального. Ментальные погружения тревожить нельзя, если они уже произведены. Он не должен, разумеется, но вот на этот счёт я все равно переживаю – не кинулся бы на мэтра.
Перспективы, открывающиеся возможным нападением на архимага Темного двора, да ещё и при исполнении, своим размахом впечатлили всех, и каждого – по своему. Кавалькада рысью пустилась по лестнице вниз, ругаясь, кто во что гаразд.
Уже почти распахнув внешне подозрительно неприметную дверь, которая так явно и ярко полыхала всеми своими болотными тонами в голове господина Лея, оказавшегося никем иным, как главой Дипломатической Палаты Темного двора, Эльмар уже знал, что не успел.
Это ощущалось, как лёгкий зуд – неприметный, но неотступный. Как колеблющаяся в воздухе духота. Как лёгкий гул, бегущий по волосам и коже, от какого-то постороннего сильного движения.
Вскочивший навстречу ударившейся в стену двери оборотень выглядел почти готовым к полному обороту – собранный, уже отрешенный, сосредоточенный и сильный. Удивительно, как машинально Эльмар отметил тот факт, что наёмник Сириус Мара заступил собой высокого, невозмутимого, и удивительно величественного дроу. Оборотень доходил тому чуть выше плеча, хотя сам по себе был не низкорослым.
Владыка. Повелитель тёмных эльфов.
Не обращая никакого внимания на оскалившегося защитника сильных мира сего, Роррей шагнул в покои.
Цитадель была близка – теперь он никогда не забудет это ощущение близости величайшего каземата и пыточной Всемирья. Но сила обители витала в воздухе так, словно служила лишь эдаким строгим напоминанием. То есть, они были не в теле Цитадели, а где-то у самых дверей.
Обстановка этих покоев Эльмару была совершенно ни к чему – он лишь понял, что тут живут. Кто-то постоянно обитает рядом с телом Диана Лиотанского, закованным в цепи, и лежащим сейчас совершенно неподвижно на неширокой постели.
– Нет – с поразительным, змеиным спокойствием сказал где-то там, в стороне, Владыка дроу кому-то, Роррей не стал смотреть и переспрашивать.
На полу, прямо вот просто на полу, неподвижно сидел некто сухощавый, определенно точно темный эльф, погруженный в транс. И вот вокруг него-то и гудел так знакомо воздух, щекоча Эльмаровы кожу и нервы, ероша ему волосы и отнимая вздохи через один. Где-то тут ещё было много людей, магов, и просто охраны – не допущенные к ритуалу, они были вокруг, невидимые, но ощутимые, взволнованные, взбудораженные, молчаливые и затаившиеся. Но ни один из них себя не явил – наверное, именно с ними так равнодушно и ровно говорил Владыка своим коротким "нет".
Всего на один миг Эльмар Роррей пожелал ослепнуть – чтоб только не увидеть её на соседнем ложе, отделенную от безумного могущественного чернокнижника в летаргическом сне лишь парой шагов простого каменного пола, покрытого пушистым ковром, да чуть подсвеченным собственной магией менталистом, что сидел между ними.
Только даже случись ему утратить зрение – она все равно уже была там.
Пошатываясь, и моргая, на негнущихся ногах он подошёл ближе.
– Эльмар – твёрдо и непоколебимо проговорил Владыка дроу, не двигаясь ни единым мускулом – Не нужно, ритуал нельзя прерывать. Ты убьёшь их обоих.
– Он знает об этом, Ваше Величество – со странной интонацией, будто бы рядом где-то ходит какой-то взбесившийся зверь, которого нужно осторожно убаюкать голосом, сообщил от дверей так и не догнавший его милорд Сантаррий – Он отличник и уже недурный менталист.
Любопытно, кого его милость желает в этом сейчас убедить?
Эльмар подошёл почти вплотную к её ложу. Она лежала ровно, вытянув легко руки вдоль тела, и спала самым глубоким из снов. Где-то там, где обретался сущий безумец, которому вот-вот, как утверждает молва, минует четвёртое столетие. Черный некромант четырёх сотен годов – и едва достигшая человеческого совершеннолетия кроха, не умеющая даже правильно в солнечное сплетение противника ударить.
– Вы дали ей крови? – безучастно спросил он сразу всех, рассматривая подсохший ржавый росчерк на её нижней губе – А этот почтенный муж, без сомнений, архимаг?
Сириус Мара посмотрел на него так, словно Эльмар был его любимой лошадью, сломавшей копыто посреди леса.
Роррей обозрел картину убиения собственной возлюбленной без всякого выражения. А потом резко, словно росчерком пера, махнул рукой над собственным запястьем.
Вампир сверкнул сиреневыми глазами хищно. А на запястье Эльмара выросла кровавая полоса.
Почти все собравшиеся уставились на него весьма поражено, кроме, разве что, милорда Сантаррия. Тот только усмехнулся печально, и закатал собственный рукав легко.
– Позволено ли будет уточнить, господа, что это за частичное обнажение и кровавые порезы? – убийственно мирно и ровно выразил общую мысль Повелитель, на правах главы всех местных сборищ в принципе.
Милорд Сантаррий пожал плечами.
– Мысль Эльмара , на самом деле, проста, как и все гениальное. Ива знает из крови всех собравшихся, кто такой Диан Лиотанский. А мы двое – те, кто знает все об Иве. Кто может ему рассказать, кто она. Чтоб он знал, какая она, и, быть может, сжалился над ней.
Рыжеволосый кровопийца заметно нахмурился.
– Поправьте меня, господа, если я ошибаюсь, но не является ли прямой смертельной угрозой жизни опоение черного некроманта, временно безумного, собственной кровью? Если память мне её изменяет, он же впоследствии может доноров найти всюду – и выпить, коль речь идёт о магах?
Милорд Сантаррий опять пожал плечами. А Эльмар Роррей, обёрнутый во что-то, подозрительно смахивающее на штору из дворцового коридора, уже запросто шагнул к тому, что когда-то было Дианом Лиотанским.
– Вот сейчас и поглядим.
– Позвольте уточнить – начал было что-то уточнять Владыка, но завершить уточнения эти не успел.
Милорд Сантаррий, со скучным лицом, и только было вознамерившийся вроде бы присоединиться к Роррею, неуловимым, но четким движением выбросил руку вперёд, и вроде бы едва лишь коснулся затылка своего бывшего воспитанника, только было склонившегося к мэтру Лиотанскому.
Но Эльмар Роррей, невзирая на эту легкость и всю свою выдающуюся стать, пошатнулся, оборачиваясь, но высказаться так же не успел – упал прямо в подставленные руки его милости, как внушительных размеров сноп. На что присутствующая общественность отреагировала красноречивым безмолвием, только с совершенно разными выражениями лиц.
– Все ж соплив ещё на рожон лезть – без всякого злорадства констатировал милорд Сантаррий, аккуратно опуская Эльмара в сторонку, на ковёр – Я уж как-нибудь сам, перевяжите ему покамест руку, господа. В конце-концов, не зря же Монгрен его спасала? А взрослые чернокнижники уж как-то разберутся. Найдётся ли у кого-нибудь нож, ?
Обновление 09.04
В этом, с позволения сказать, обиталище чокнутого зла, было темно, и пахло прелыми грибами.
Я не сразу и уразумела, что к чему. Ну, то есть – что я уже вроде бы как и тут. Ну, где мне положено быть, чтоб повстречать спящего мертвые сном злобного некроманта.
Под ногами непрестанно чавкала какая-то бурая жижа. Причём я твёрдо понимала, что если оступиться – в это неприятное на вид и запах месиво я ухну по самые уши. Под ногами слабо прощупывался узкий канат более-менее устойчивой и твёрдой земли, по которому я бодро зашагала.
Непонятно, куда.
Однако же, по здравым рассуждениям, для меня тут нет неверных путей. И куда бы я не пошла – рано или поздно мы непременно повстречаемся с мэтром Лиотанским. Никуда не денемся.
Невзирая на все чаяния и предупреждения о коварстве черного некроманта, пребывающего нынче не в себе, вышеозначенный господин совершенно не торопился тут же появиться и предать меня страшной смерти. Или же подвергнуть всяческим извращенным издевательствам, например.
Не то, чтоб я очень хотела, но общеизвестен факт, что перед той самой смертью ж все равно не надышишься– так что уже б и не тянуть.
А если отставить в сторону мою глупую и не храбрую абсолютно браваду – я уже просто устала бояться. Хотя только и начала вроде – но чувство это было уж чрезмерно изматывающе.
Ну и, возможно же, в самом деле, что дело это будет иметь исход...положительный?
– Мэтр Лиотанский, ауу! – крайне неожиданно для себя самой завопила я, наверное, от нервности и напряжения, и тут же подивилась такому смелому идиотизму – Здравствуйте!
Почтенный магистр Первой Закрытой Гильдии если и слышал – отвечать не соизволил. А может, у некромантов не принято здравия желать намеченным жертвам?
Тишина. Только на редкость омерзительно чавкает жижа под ногами.
Я судорожно сглотнула, потерев руки.
– Магистр Лиотанский, а вы знаете ли чего-нибудь интересного о меерциях? Говорят, все чёрное маги страсть, как любят эту тему – намекнула уже откровеннее, чтоб как-то подстегнуть события. Ну или просто заглушить плямканья жидкой грязи под собственными ногами.
– А тебе зачем? – ответили мне, кряхтя.
Даже несмотря и на то, что вполне ожидаемо это должно было быть, а я все ж подскочила на месте. Как и моё собственное сердце – в моей собственной груди.
– Люблю истории народов и рас – кое-как прокаркала в ответ – А вы, простите, где? Я вас что-то не вижу. Невидимый некромант опять закряхтел, мне показалось, несколько возмущённо.
–А это знаешь, почему? – мне кажется, что я очень даже знаю, но мэтр Лиотанский явно не нуждался в моих ответах – Это потому, что я гостей-то не ждал!
Прозвучало очень красноречиво, прямо хоть сразу начинай извиняться тут же за несвоевременный визит.
Как же, сейчас же начну, глядите.
– Я догадываюсь, на что вы намекаете – пробормотала я, чтоб внести ясность тут же – Но отвергнуть жаждущего знаний – все равно, что не подать страждущему воды в знойный полдень. Даже если он ввалился без приглашений к вам.
– Чего? – обалдело проговорила грязная темнота вокруг, и тут же прояснилась.
И Диан Лиотанский, собственной персоной, обнаружился тут же, буквально в двух шагах от меня.
Черный маг и безумец степенно восседал на каком-то чахлом пне, чуть бочком ко мне, и я рассмотрела, что в зубах он крутил какую-то сухую травинку.
Я уставилась на него во все глаза. Даже нет – не просто уставилась , на какой-то миг я испугалась того, что сама, вся целиков, сейчас скоро приму его форму – поскольку я была им самим. Я знала его. Чувствовала его чувствами, жила его жизнями, смотрела его глазами. И в то же время – видела его со всех сторон, десятком чужих глаз, а вот теперь – и своими собственными.
– Есть у меня подозрение, что они тебе моей собственной крови дали, дереза– он хмыкнул – И как додумались до такой дурости?
Где-то там, в глубине моих собственных красочных вен, я подивилась тому, что страх, та самая липкая паника, сжимавшая мне горло до удушья, осела и умолкла. Опустила свои цепкие пальцы. А я сама осторожненько шагнула чуть поближе к седовласому собеседнику.
– Я тайных знаний жажду – как можно более веско провозгласила я, с независимым видом оглядывая некромантский профиль усатый – Сил моих нет совладать со страстью познаний!
Некромант хлопнул себя по коленке, и крякнул почти с восхищением.
– Да хорош заливать-то, хоть бы покраснела уж! – он развернулся ко мне всем телом и лицом, и я с тоской поглядела в пустой, затянутый желтоватым бельмом глаз. Хотя прищурил ехидно он оба, но тот, который голубой и совершенно нормальный, внимания моего отчего-то не привлёк.
Ясно, отчего, но об этом думать нынче не стоит – отвлекает.
– Иди домой – враз став суровым и холодным, он отвернулся – Александру скажи, что...совесть его будет чиста.
– Да я только пришла – буркнула я, но без особенного задору. Он отпускал меня – и давал "добро" на то, чтоб Владыка...чтоб его...
– Глупая девка, прям скучно – буднично ответствовал милорд некромант, сплюнув душевно – Или ты ожидаешь, что я сей же час растрогаюсь, что ты дура такая, неумеха, но пришла меня одолеть? Этот твой оборотень прав был – сожру, глазом моргнуть не успеешь.
– Подавитесь, я костлявая – бездумно ответила я, и схватилась за его локоть.
– Хозяин – барин – он скосил слепой глаз жутковато, будто бы и в самом деле рассматривал им мою руку – Меерций Ива Монгрен, извольте запомнить, что я вас упредил.
Удивительнее всего мне было думать о том, что я уже сейчас знаю, что он сделает. Знаю, потому что я была им.
Он демонстративно даже и не дернул локтем, за который я ухватилась. Выудил из воздуха ещё одну сухую травинку – и уцепился за неё зубами.
А кожа на моих руках, от пальцев и до локтей, начала становиться прозрачной.
Под ногами забулькало с аппетитом, словно вонючая грязь радовалась грядущей трапезе. Вместе со своим древним безумным хозяином.
– А он-то, однако ж, и в самом деле тебя любит – мерзковато хихикнула наползающая тьма, и я, в разливающемся спокойствии, мертвенном и равнодушном, лениво подивилась тому, что эти слова вполне могли бы меня поставить в тупик и нешуточно заинтриговать. О ком речь?
Но не заинтриговали.
Я дернула плечом. И кожа на руках, по самые локти, окончательно расползлась, обнажая голые жилы и мышцы. И моя жизнь потекла рекой, полилась в бушующую вокруг живую и злобную грязь.
– А ежели ты из этого самого Университета – ты, получается, преступница малолетняя? Висельница. Али шлюшка бывшая, а?
Я только и сумела, что поморщиться. А бездонное черное море разрослось, подступая выше и выше.
– Вот прямо тоска, мэтр Лиотанский. Я ж из Трёх Виселиц, мы такое слушали денно и нощно. Придумали б чего поостроумнее?
Грязь булькала ближе, громче. Голоднее. Чавкала моей кровью восторженно. Лизала остатки одежды и истаивающей кожи.
А Роррей этот – он чего, выходит, зазноба твоя? – настырно продолжало зудеть всюду, и мне пришлось поднять подбородок высоко-высоко, а шею липко и омерзительно-тепло защекотало скользкой грязной кашей.
– Зазноба – это больше про девиц, мне казалось – скучно пробормотала я, смеживая веки утомленно и покорно – А Роррей – мужчина. Самый лучший мужчина в мире.
– Да неужто? – смрадная темень заново взялась пошленько хихикать – И что ж витязь твой так отважно тебя-то отпустил на смерть верную?
Он не отпускал. И не отпустил бы никогда. Я сама, потому как я же вроде как тот самый меерций? Тот самый, что может быть кем угодно. Объять весь мир в его красках безмежных.
Объять весь мир. И стать, кем пожелаешь. Ибо сила наша – баланс.
– Иссякли комментарии, недорослая воительница? – упорствовал некромант – и не некромант, а кто-то иной, не тот Диан Лиотанский, которого я видела и знала.
– Дайте-ка я вас обниму – прошептала я, распахнув на миг глаза. А потом зажмурилась с силой – и утонула, растворившись в самом зле, что приняло мою жертву радостно.
– Иваааа – сдавленный тихий смешок из-под стола – Куда это запропастилась моя малютка Ива, ума не приложу? Совершенно отдельные ноги прошли, как-то уж чрезмерно громко топая, туда-сюда. За густой паутиной прихотливых кружев скатерти маленькая девочка, большеглазая и с двумя забавными косичками, зажала рот крохотной ладошкой, сверкая азартно синими глазищами.
– И где мне теперь её искать? – продолжил сокрушаться низкий тёплый голос откуда-то сверху, а ноги ушли к посудным полкам – Неужто ночью на улицу убежала, на холод? Наверное, прийдется мне теперь идти, разыскивать мою бусинку!
Малышка прищурилась хитро, наблюдая за перемещениями ног. Те же и в самом деле двинулись было к выходу.
– Я тут, дядя Лем – поспешно пискнула девочка, и споро поползла из своего укрытия – Не ходи на улицу, там морозище лютый!
Высокий молодой мужчина засмеялся ласково – и подхватил малютку на руки. Подкинул её невысоко, отчего та взвизгнула счастливо, хохоча.
– Ну, слава богам, моя Ива нашлась, на мороз идти и в самом деле неохота – мужчина опустился на высокий табурет легко, устроил на коленях девочку, и осмотрел придирчиво её улыбчивую мордашку.
– Ты словно с поросятами где-то на промысле была – улыбаясь нежно, он пригладил красноватые кудряшки, выбившиеся из пробора, и рукавом собственным утёр запросто чумазый маленький нос – Проголодалась?
Малышка поглядела на него влюблённо, и потерлась носом о плечо.
– Только я кашу не хочу – серьёзно ответила, затрепыхать ресницами.
– Без каши у нас яблочный пирог не дают – грустно вздохнул мужчина, покачивая свою ношу на коленях – Давай буквально две ложечки? А потом сразу пирог!
– Нет! Нет! Не смей! Не трогай её!
– Мадам! Мадам! Милорд Лем, у неё кровь! Кровь! Мадам! Мадам! Прошу вас!
– Ива, все, все, посмотри на меня, тихо, тихо, уже все.
– Милорд Лем, мадам не дышит. Она не... Не дышит, у меня что, все лицо и руки в крови, да? Обогиобоги, мадам, а ваш брат, милорд Лем, а ваш брат?..
– Шшшшшшшшш, бусинка, дыши, дыши, все уже хорошо, все в порядке, спи, спи, просто спи...
– Вы должны понимать, что если в стенах этого заведения вашей протеже выделить особое место – это неминуемо навлечёт беды на её же голову.
– Я все прекрасно понимаю. Просто берегите её, негласно, и за это мы готовы отблагодарить ваше учебное заведение. И благодарность наша будет иметь характер регулярный.
Баю-баю-бай, поскорее засыпай...
Вода во мне, я и есть вода, вся, целиком. Обнять эти потоки, утешить их, принять.
К чему земля, если я не стою на ней? Мне не нужно, я смогу пройти сотни земель без тверди под ступнями, потому что я – вода. И соль, и горечь, и пузырьки воздуха, тающие бесшумно.
Я туман. Туман. Лёд и холод, вода и тепло, земля и небо. Я плыву, лечу, истаиваю, умираю и рождаюсь сию секунду.
Вокруг был туман. А на шелковом поле пыльно-зелёных, с серебром, крохотных цветов, сидела маленькая девочка. Синеглазая, серьёзная, и очень красивая.
– Привет – не придумала я ничего лучше, да и не очень-то уверенная, что малютка меня увидит, меня же на самом деле уже нет?
– Привет – тихонько ответила она, поведя плечиками, забранными в длинные рукавчики премилого платьица – Только тебе сюда никак нельзя, уходи.
Ну это ж надо, такая кроха – и так умно и серьёзно беседует. Я открыла было рот, но туманная гряда вдруг вздрогнула – и выпустила из недр своих высокую, удивительно белокурую, и ослепительно прекрасную, женщину.
– Велея, детка, поди ко мне – подхватила малышку на руки, и уставилась на меня.
Как это они меня видят-то, ума не приложу? Я же умерла?
– Не устаю поражаться этим раскладам – поведала дама мне доверительно, тряхнув слегка кудрями – И как он так умудряется? Самое главное же, что не надоест никак.
– А? – видимо, её манера неустанно поражаться передалась мне тут же, потому что я ничего не поняла вообще, отчего поразилась неимоверно.
– Ой, иди уж – отмахнулась она от меня – В скорости сама все поймёшь, вроде не дура. И да, спроси у него сама. Прямо так и спроси, когда встретишь.
Я только глаза вытаращила. Если у меня ещё есть вообще-то эти самые глаза!
– Рот закрой, только зубы не сцепляй – продолжила дама вещать всякие несусветные вещи, и отвернулась от меня совсем, унося печальную малютку в туман – А то без них и останешься, в твоём возрасте это может быть даже и обидно, как мне кажется.
– Че...– начала было я опять идиотски переспрашивать, как в следующий миг у меня искры посыпались из глаз от самой смачной плюхи, полученной мною, на памяти моей, аж за всю жизнь.
– А ну дыши! – возопили над головой, и отнюдь не дамским голосом.
Я на всякий случай вздохнула глубоко. Ну, в том смысле, что попыталась послушно. И распахнула глаза пошире.
У магистра Лиотанского оба глаза были голубые. Он был тощий, грязный, весь сплошь в каких-то склизких на вид потеках. Но сердитый и голубоглазый, совершенно в точности такой, каким я его знала и видела. Нет, не я. Или я тоже?
Шут его разберёт, всю это премудрость меерциевую.
– Доколе ж мне терпеть-то эту назойливость, мне скоро тысяча лет, чего б не оставить в покое-то старика? – патетически сокрушался магистр, тряся надо мной мокрыми бакенбардами яростно – Ты ополоумела?! Ты зачем под воду ушла, окаянная?
– Гаразд вы сочинять, магистр, вам ещё даже пятисот нет, даже нет, четырёхсот, какая тысяча? Возраст, как говорится, самый сенокос! – отплевываясь от мутной затхлой воды, в большом количестве обнаружившейся в моем собственном рту, вяло пробулькала я в ответ кое-как. Про то, что весьма странно такое его беспокойство о моих внезапных ныряниях, после того, как он оставил меня без кожи, упоминать не стала, потому что как-то это мне показалось неуместным.
Под спиной, ногами и головой явственно ощущалась та самая твердь, которая, как вот недавно думалось, мне уже не так уж и нужна.
Солнце ослепляло, оттого я порешила за лучшее опять прикрыть очи, на всякий случай.
Мы были на суше. То страшное, мертвое, но отчётливо злобное море – оно никуда не исчезло, я его слышала где-то там, но мы были на суше.
– Ты давай вставай, чего разлеглась? – сурово, но несколько нервно испросил мэтр Лиотанский, мельтеша за закрытыми веками настырно.
– Не хочу – тускло и скучно проговорила я, посчитав, что на такой простой вопрос можно и ответить, чего уж там? Тем более, что ответ потребный очень немногословен. Не затруднит, в общем.
– Чего это значит – не хочу? А ну, живо поднялась! – гаркнул почтенный некромант так, словно это не он тут почти два года полных в безумии и немощи пребывал – Соплива старшим перечить! Подвелась, ну, кому говорю?!
Я бы и рада. Но не могу. Не хочу. Спать страсть как хочется. Оставьте вы меня все в покое, ради всех светлых богов, я так устала, мне бы передохнуть. Вздремнуть хоть бы чуточку... Мне почти четыреста лет, отчего мне не дадут неги и отдыху?
– Ээээй, ты не смей мне тут глаза закрывать! Тут оставаться нельзя, ни в коем случае! – вопил где-то далеко магистр Лиотанский, тряся меня сразу и за плечо, и за руки, и всю целиком, в общем. Но я уже ничего ему отвечать не стала, ибо к чему эти прения, известно же, что сытый голодному не товарищ?
Магистр, уразумев все верно, судя по всему, прекратил меня телепать в разные стороны. И вообще прекратил...быть. Поблизости или вдалеке, имею в виду. Пропал. Оставил, наконец-таки, в долгожданном покое. Очень деликатно самоустранился.
Вот и прекрасно. Теперь-то уж мы отдохнём. Вода будет баюкать меня ласково, и я усну. Покой, мне так хочется покоя, и объятий самой молчаливой и нежной стихии. А то, что она так непроглядно черна – так это и не плохо же вовсе, совсем нет, я иду, уже иду.... Встречайте меня с голодной радостью, во мне ещё бежит живая кровь, чужая и моя собственная. Во мне ещё теплится крохотный огонёк жизни. И от этого мне жжёт в груди, а я так хочу покоя, и чтоб не болело. Вода, вода.... Вода должна потушить огонь, утешить меня навечно, позволить мне уснуть.
– Ива – прошептал вдруг в самое ухо такой знакомый, такой родной голос, что веки сами собой дрогнули, в попытке разлепиться тут же – Иди ко мне, бусинка, я тебя сам буду баюкать, обещаю. А в воде мокро, не ходи туда. Иди ко мне.
– Только я не хочу кашу – пробормотала я, протягивая к нему слабо руки, и странно, невзирая на усталость смертную, и не думая возразить этой просьбе об идти к нему – Я хочу сразу пирог яблочный, да?
– Ладно – мягко прошелестел он самими губами где-то на коже, на лице, на закрытых тяжело глазах – Сегодня, так уж и быть, без каши. Только держись за меня крепко.
И в аромате яблоневого сада в самом цвету, в тепле огня и забытой, такой знакомой заботы его, я слабо кивнула, вцепившись в него намертво. И мы ушли.
Я вспомнила? Или даже не успела забыть, наверное? Он всегда уносил меня от всех бед.
Сириус Мара, названный дед Её Величества, Повелительницы дроу, не шибко веровал в успех развернувшейся кампании. Просто хотя б потому, что не один пуд соли изволил откушать в компании того, кто был раньше его лепший другом, Дианом Лиотанским, страшной силы некромантом, и живучим старым хрычом.
Обтянутый пергаментной кожей остов, изукрашенный жутко черными струпьями сплошь, что вот уже почти два долгих года возлежал в кандалах магических, давно перестал походить на человека вообще, а уж на Лиотанского – так и подавно. А то, что спало под истончившейся ветхой кожей и клетью костей – то было молчаливое, могущественное зло, удержать которое в силах был лишь тот, кто погрузил магистра в волшебный безмолвный сон. Он – или сама смерть.
Мысленно Сириус уже простился с другом, простился давно и навек, и теперь, в привычном тоскливом бессилии разглядывая эти почти что полноправно останки, не испытывал ничего, похожего на чаяния благополучного исхода. Мара был прагматичен, как и всякий успешный наёмник. И в чудеса такого пошиба и размаха отучился верить совершенно.