Текст книги "Университет Трех Виселиц (СИ)"
Автор книги: Валерия Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
– Печенье? – раздув, в меру сил, аристократические ноздри в гневе, переспросил Эльмар, и прямо растерялся, какой из вероятных ответов, искрометных и в меру злобных, выбрать.
– Я сейчас на самом деле тебе плюху дам, Роррей – пробубнел его милость противно, зля наследника традиций Бездны и Хаоса все пуще – Да очнись уже, это я! И ты жив, и не в Цитадели!
Мерзкое место, мерзкие методы. Цитадель на то и Цитадель, чтоб хотелось самому удавиться.
Хотя в эту самую минуту узник Обители с куда большим удовольствием удавил бы предполагаемого совратителя невинных синеоких адепток.
– Судя по твоему дурному и блуждающему взгляду, верить ты мне на слово не делаешь. Ну так приходи в себя, сейчас я тебе скажу вещи куда менее приятные, чем " Ты, Роррей, выскочил у смерти из-под носа".
Обновление 15.03
– А можно вопрос? – деликатно покашляв, спросил задумчивый вампир у напряженной спины его милости, лорда Сантаррия.
– Нельзя – остервенело ответила лордова спина, напрягаясь ещё сильнее.
Оставив прилично и деликатно мадемуазель Монгрен, подкрепленную его собственной кровью, с Его Величеством и мэтром Самавиэлией, вампир вернулся праздно в комнаты, где упомянутая мадемуазель покинула своих опекуна и сердечного друга, шут их разберёт, эти сложные взаимоотношения.
Однако же не успел даже до дверей покоев, куда поместили того долговязого мальчишку, дойти. По причине того, что в коридоре столкнулся весьма неожиданно и оригинально с его милостью. Который, судя по представшей перед глазами вампира картине, освоился на территории дворца Его Величества вполне уже.
В пользу этого вывода свидетельствовало то, что милорд Сантаррий толкал перед собой клавесин. Самый натуральный, он, кажется, в фрейлинский стоял. Ну, до того момента, покуда милорд Сантаррий не выволок его в коридор. Явственно намереваясь куда-то его поместить, и точно не туда, где предмет сей изволил до недавнего времени пребывать.
В конце коридора рыжеволосый наёмник приметил сгрудившихся слуг, в количестве пяти штук, и все взирали на музыкальные приготовления гостя Темного двора зачарованно.
– Ну, ладно. Тогда задам другой, совершенно не личный. А зачем вам клавесин?
Оборотень поглядел на вампира через плечо подозрительно.
– Любопытно, а какой же вопрос был первым?
Вампир аккуратно смахнул с рукава пылинку.
– Я же говорил, что первый вопрос личный. Хотел узнать, точно ли вы уверены в наличии у себя сносного музыкального слуха?
– Как, интересно, вам, господин Ниррийский, до сих пор удалось избежать крупных проблем? Таких, например, как сожжение? – лицо оборотня приняло выражение, чем-то отдаленно схожее с давешними мученическими гримасами уважаемого архимага-менталиста.
Рыжий кровопийца только только и сделал, что оскорбительно хмыкнул.
– Как неоригинально. Неужели во всем Всемирье никто не может придумать что-то, кроме казни на костре, когда речь идёт о немертвых? Кстати, вам помочь? Не могу дождаться, чтоб вы усладили слух мой своими руладами, Сантаррий. Хотя луна вроде ещё и не в силе, однако же я готов внимать.
Милорд ректор Университета Трёх Виселиц нынче был не в том настроении, чтоб вступать в прения столь незначительные и мелкие. Вместо ответа достойного, который так и зудел милорду Сантаррию, достойный сын племени оборотней впихнул треклятый и необычайно тяжелый инструмент в покои Эльмара.
Рыжий настырный упырь и не подумал тактично удалиться, что было бы весьма уместно, учитывая тот факт, что они с Рорреем представлены не были. Вместо элегантного и уместного следования по своим делам куда-нибудь отсюда, кровопийца хамски вломился прямо буквально по пятам его милости в комнаты, и с интересом огляделся.
Эльмар Роррей словно бы мирно спал, но картину почивания безмятежного портило то, что прямо над головой его парила мерцающая сфера. Пульсируя и порой теряя правильную форму, она сильно смахивала на светильник, оставленный на ветру – её вот-вот будто грозило задуть.
– Как у вас занятно – протянул задумчиво господин Ниррийский, заложив руки за спину – Опыт знакомства с мэтром Самавиэлией говорит мне настойчиво, что тут не обошлось без ментальных фокусов. У меня, знаете, назрел ещё один вопрос, милорд Сантаррий.
Господин ректор не стал ожидать всевозможных грязных намёков на собственное неблагородство.
– Я ему сказал.
Вампир враз прекратил свои похабные ухмылки.
– Вы умалишенный. Зачем?
Оборотень, утратив отчего-то мгновенно свой воинственный вид, стал удивительно задумчив. И ткнул пальцем на пляшущую судорожно над головой спящего бывшего своего адепта сферу.
– Видите? Она продержится ещё от силы пару-тройку минут. А я весьма неплохой Менталист, без ложной скромности. А ведь он почти что начисто дезориентирован, едва пришёл в себя, и существенно ослаблен. Попробуйте вообразить, что он натворил бы в запале, чуть передохнув, и набравшись сил? А покамест Понимание Покоя его хоть чуть-чуть отрезвит, чтоб юноша был способен к более-менее разумным рассуждениям.
Наёмник задумчиво всмотрелся в серьёзное лицо оборотня. И едва заметно кивнул, очевидно, соглашаясь с предпринятыми мерами.
– А клавесин?...
Оборотень подтащил к клавесину нечто среднее между пуфом и стулом – на высоких витых ножках, но без спинки, с широким мягким сиденьем – и уселся за клавесин, держа спину по-военному ровно.
– Музыка – это идеальный шум и одновременно – средство отвлечения и успокоения. Когда он сломает Покой и очнётся, вероятно, не станет все крушить и пытаться добраться до нее немедленно. Но то, что Роррей возжаждает подробностей – это я могу вам гарантировать. Не имею сомнений насчёт того, что тут недурные щиты повсюду, но этот настырный юнец воистину способен удивить. Так что, если не желаете случайно крепко уснуть, или поделиться с Рорреем личным и сокровенным – присоединяйтесь.
Когда вязкий и мягкий туман в голове Эльмара, наконец-то, поддался и лопнул, убивать и море крови ему уже не хотелось. Ну, не так, чтоб больше всего на свете. И понимание того, что к реакциям бурным его, вполне вероятно, готовы, да ещё и с возможностью предвосхищения – пришло, и прочно обосновалось в голове любимчика магистра Флинмейрера.
Найти её, найти и забрать. А потом вытрясти из неё душу, из дуры неразумной!
Но прежде всего – найти. Найти, никто не сумеет справиться с Дианом Лиотанским, светлые боги, за ним же пришёл Кукловод! Кукловод, а значит – все необратимо, и от некроманта осталось лишь чистое зло.
Итак, сосредоточиться и найти, из кого бы вынуть знания о том, где она. Эльмар мысленно расправил щупальца поиска, и аккуратно коснулся тонких нитей вокруг.
– Вот если б лодочка была бы у меня! – фальшиво, но исключительно звучно проголосили внезапно буквально над ухом у опешившего старосты магов, и вслед за этим якобы музыкальным воплем грянули какие-то развеселые ноты.
Эльмар обалдело похлопал глазами, и нити вокруг ослабли, стали обвисать низко – и вот и вовсе исчезли.
– Тогда ходил бы по земле я раз в три дня! – завопили опять, и у Роррея закружилась голова. Потрясенно распахнутые глаза обожаемого сына придворной дамы Империи округлились до степени крайней, и он, разомкнув чуть пересохшие губы, повернулся на звуки бренчащего разудало клавесина, точно, это пиликал клавесин.
Бездна и все демоны безлунного мира, именно он это и был, клавесин. За которым сидели господин ректор и некто, обладающий длинными, огненно-рыжими волосами, и манерой бренчать по клавишам так, словно бы это был последний день, когда по ним можно стучать. И рыжеволосый господин, кажется, именно господин, решил испить эту чашу во всей её полноте и до дна, терзая несчастный инструмент почти что кровожадно.
Какого демона происходит?
– Желаю ветра я, поющих парусов!
От слова " поющих" Эльмара отчётливо продрал мороз по коже, и он тщетно попытался отгородиться ушами от этой какофонии о лодочках. Рыжеволосый господин же тем временем, в азарте вдохновения, очевидно, пихнул милорда ректора в бок, и они грянули сообща и так фальшиво, что, казалось, по стёклам прекрасных витражей непременно должны сей час же побежать зловещие трещины.
– Соленой сладости русалок голосов! – милорд Сантаррий зачем-то трижды постучал по фа-бемоль, а Рыжие Волосы, колотя в низких тонах, наверное, окончательно воодушевился русалками, потому что ноты загрохотали, как град по жестяной крыше.
Ива, Ива, где Ива?... Солнце и луны, звезды и стихии, тишина всесветного сознания....
– А ты б ждала всегда, не упустив ни дня!
Брынь! Брынь! Фа-бемоль!!
– Вот если б лодочка была бы у меня!! – заорал неожиданно для себя самого Роррей, а господа музицирующие даже и ушами не повели, продолжая терзать ни в чем не повинный инструмент.
И в этот самый момент кульминации историй о морских судах, дверь благословенно распахнулась, и в проёме её возник неведомый Эльмару дроу, с потрясающей шевелюрой кучерявых волос, и самым невозмутимым лицом, какое только доводилось Роррею лицезреть в жизни. Эльмар счастливо улыбнулся – и попытался вцепиться в него щупальцами, лихорадочно отмахиваясь от гремящих нот.
– Пойте, господин Лей, немедленно! – проорал бдительно его милость, лорд Сантаррий, и грянул по клавишам с удвоенным энтузиазмом.
Эльмар не имел покамест никакого представления о том, какая роль была отведена кудрявому субъекту при Темном дворе, но в эту же минуту укрепился во мнении, что тот, кем бы он ни был, ел свой хлеб не зазря.
Без единого вопроса, да что там вопроса – даже тени на челе, новоприбывший господин откинул в сторону руку, жестом широким и артистичным, набрал в грудь воздуха, и затянул, причём мотив имея явно какой-то свой личный, с исполняемым ненормальной парочкой за клавесином ничего общего не имеющий.
– За светом тёплым, за солнцем ясным, младааааааааая дева, очей прекрасных.....
Дроу, пропади оно все пропадом, и их велеричавые, заунывные песни. Мысленно застонав, Эльмар попытался было заново подняться – но не преуспел в этом предприятии, опять-таки.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб уразуметь, что его милость, господин ректор, приложил свою лапу к тому, чтоб музыка Эльмара одурманивала и всячески сбивала с толку и мыслей, не позволяя сконцентрироваться. Но одно дело – осознать, и вовсе другое – преодолеть, с учётом того, что оборотень явно вплёлся в ментальные щиты, ощерившие на Роррея недурно острые зубы, уровня никак не меньше архимага, со всех сторон.
– Губами робко, ловлю твой вздох... – выводил проклятый господин Лей весьма сносно, прорываясь в голову одуревшего от всей поэтики и сравнений красочных Эльмара, отчего тому желалось сплести из этих кудрей себе коврик для ног.
Силясь выпутаться из паутины мелодичных, если слово это вообще нынче не грешно было употреблять, описаний горестей от неразделенной любви и предательстве, приправленной совершенно чудовищными и невыговариваемыми именами, совершенно точно эльфийскими, некогда староста шестого курса поклялся никогда не посещать никаких опер высоких, если даже возможность такая и представиться. Поскольку после такого, ступи он под сень прибежища истинных голосов и мелодий – непременно возгориться синим пламенем, точно. К чему такие риски?
– Да чтоб ты сдох, проклятый, в терзаньях сдох! – очень и очень неожиданно повернула к завершению история о прекрасноокой нежной деве, что, судя по всему, привело и вампира, и оборотня, в неописуемый восторг. Они счастливо запрыгали по клавишам, ухая в такт что-то однозначно одобрительное.
Огонь. Представь себе мирно горящий огонь. Пламя свечи перед глазами, тепло, согревающее лицо, но не обжигающее. Смотри, смотри в самую середину этого вихря могущественной стихии. Дыши мерно и глубоко, вдыхая через нос, и выдыхая ртом. Тишина. Тишина....
– Упыри, упыри!! Обглодали пол-двери!
Вот откуда благородные господа черпают репертуар, хотелось бы знать? И когда, демоны все это побери, репертуар себя уже благополучно исчерпает?
Обновление 21.03
– Поют? – мрачно вопросил Сириус Мара, хмурясь абсолютно фантастически, и глядя на «гонца» из покоев болезного-спасённого Эльмара Роррея.
Юноша только кивнул, изо всех сил сохраняя предельно нейтральное и положенное ему по чину выражение лица.
– Кто поёт? – голос Его Величества был в лёгкой степени осторожно-любопытен, словно монарх дроу и сам не знал покамест, желает ли он услышать ответ на свой собственный вопрос.
Юный темноволосый паж на миг стиснул чуть сильнее губы – и тут же строго вытянулся.
– Господин Ниррийский, милорд Сантаррий, и господин Лей, Ваше Величество.
Господа помолчали задумчиво, обменявшись многозначительными взглядами.
– Так, ээээ, может, они...молитвы поют? В смысле – молиться принялись , да? Что поют-то? – пробормотал несколько растерянно оборотень, оглядев гонца, приставленного оповещать о состоянии господина Роррея ежечасно.
Гонец, сохраняя завидное спокойствие и невозмутимость, чуть откашлялся.
– В суровых дебрях злых лесов, не видя собственных усов...
– Понятно – поспешно перебил его Мара, и тоже закашлялся, ибо строчка эта идиотская сильно смахивала на одну известную непотребную похабщину, наёмничьего сочинения.
Его Величество невозмутимо пожал плечами, и отпустил посыльного едва заметным кивком головы.
– Домысливать, полагаю, бессмысленно. Магистр? – повысив значительно голос, вопросил Повелитель у приоткрытых чуть-чуть дверей, под которыми они с оборотнем томились, аки провинившиеся школяры.
– Да-да – суетно, что было дело ну просто из ряда вон для архимага в принципе, отозвался тот – Полагаю, мы готовы, господа.
Крови в самом деле оказалось не так уж и много. Буквально по капле всего лишь, хотя не скажу, что есть у меня желание когда-либо повторять подобный опыт в жизни.
в свете того, что буквально час-полтора назад я косвенно подписалась на вампирский образ жизни, в случае, ежели таинственный грозный некромант меня уморит, это звучало, как минимум, опрометчиво.
Но в данный момент крови мне точно было достаточно. Хоть и лишь крохотные капли это были – их было много. Сириус Мара, архимаг Самавиэлией, Александр Ниррийский.... Владыка.
Его Величество, опустив руку от моего лица, поглядел на меня странно. А я, глядя в его точеные черты, внезапно углядела нечто....или, скорее....
Сплетенные пальцы, одна рука – явственно мужская, длинные пальцы, но это ведь не те музыкальные пальцы, что мне уже доводилось лицезреть?
Вторая рука была маленькой. Бледная кожа казалась почти прозрачной, мерцая голубоватыми венками. И на безымянном пальце – кольцо.
Я потрясла головой. И осмотрела монарха дроу как-то совершенно иначе.
– Признаться откровенно, мадемуазель, я чувствую себя так, словно вы мне под кожу глядите – спокойно проговорил Повелитель, и я чуть вздрогнула.
Краски Его Величества кипели. Пенились, взрываясь короткими гейзерами, и казалось, вот-вот над этим беспокойным океаном поплывет пар.
Чуть раскосые глаза. Удивительного оттенка – то ли карие, то ли зеленые, необъяснимый калейдоскоп, будто застывший на миг вихрь сплетенной воедино земли и листвы, соединенные ураганом. Густые ресницы, прихотливо вздернутые брови, аккуратный нос, и отчего-то кривоватый рот. С левой стороны уголок губ словно чуть ...вздёрнут. И волосы, волосы цвета изукрашенной первым морозным инеем земли. Или словно бы чуть припудренные летней пылью?
– Она такая.... – совершенно бездумно пробормотала я, а она улыбнулась легко, и коснулась пальцами моей щеки, мимолетно, смешливо.
– Да, мадемуазель Монгрен. Вы совершенно точно сказали – едва заметно улыбнулся и совершенно настоящий монарх дроу, в крови которого жила сама любовь. И тоска. И... Ревность.
– Но вам все же нужна не она – уже строже и спокойнее продолжил он, глядя на меня с высоты своего величественного роста – Магистр Лиотанский, мадемуазель.
И я его увидела. Опять увидела, словно бы заново, хотя ведь уже видела чуть раньше, в чужой крови, чужими глазами.
Голубые глаза, в окружении смешливых морщинок. Серебристая величественная седина, хотя лицо его было, скорее, где-то больше мужским, чем старческим. Нос с горбинкой. Пышные усы, аккуратные, даже чуть щегольски остриженные, бакенбарды. Сириус Мара видел своего лепшего друга почему-то чуть иначе, как, впрочем, и вампир, и архимаг-Менталист.
Право слово, Ваше....Высочество. Ни одну неумытую девицу за стол не пущу. Вы сыр-то, я погляжу, любите? Падите ниц. Да почему это я их боюсь?! Ничуть! Не жалую просто, не жалую! Аллергия, если хотите знать! Сириус, дай невесту-то обнять, что ты топчешься вокруг меня?!
Рановато вы, Ваше Величество, покинуть нас собрались. Ну-ка, хватайтесь за руку мою, давайте, Велея там, поди, уже сырость развела.
Тьма. Тьма. Тьма.... Сожаления, злоба, бессилие, отчаяние, жалость, тоска.... Тьма, тьма, тьма... Иссохшая кожа, костлявые пальцы, тишина, и тьма, глухая тьма....
Повелитель дроу рассматривал меня безучастно. Так смотрят на предмет обихода, который внезапно обнаружился, хотя при ближайшем рассмотрении понимаешь, что он тут был всегда.
– Мадемуазель – от его странной интонации я резко вынырнула из океана смеющихся, потрясающих руками, хитро щурящих голубые глаза, кричащих что-то беззвучно Дианов Лиотанских.
– Один раз. Я скажу это лишь один раз. На большее, увы, я не способен – он необъяснимо, устало чуть сгорбил плечи, почти напугав меня – Уходите, мадемуазель.
Я вытаращилась, иначе и не сказать, просто молча вытаращилась на него. На него обычного, ежели вероятно вообще такое – называть его "обычным", и на ту красочную его часть, что лишь моим глазам сейчас была доступна.
Буря тонов улеглась. Штиль. Монарх дроу в самом деле отпускал меня, тоскливо, смиренно, обреченно отпускал.
И, вероятно, я должна была уйти. Даже скорее всего, что точно должна была.
Как обьяснить, почему я не уйду? Как самой себе ответить на вопрос, зачем это глупое геройство?
Во мне уже было слишком много...печали. Разлуки, горести, тоски и безнадежного ожидания. Я уже потеряла почти навек возлюбленную жену, и трижды почти решилась оборвать жизнь того, кто был не просто другом – спасителем. Я уже слишком долго смотрела на остов своего товарища, соратника, лучшего друга, и из крови оборотня-наемника ко мне слишком громко взывал иссушающий гнев и бессилие сильного духом и телом.
Не видя и не зная его в жизни, я тосковала по нему, сожалела невыразимо о том, что из-за моей непомерной гордости и глупого желания заставить Велею хоть чуточку сожалеть, он теперь тут, этот неугомонный и вездесущий мэтр Лиотанский, чтоб ему.
– Ваше Величество – стараясь как можно спокойнее и непринуждённее говорить, я почти запищала от напиравшего на меня волнения – Благодарю Вас. Но уговор есть уговор. Мне нужно только ещё... Ещё одна кровь.
Монарх дроу чуть-чуть, едва заметно, склонил набок голову.
– И чья же, мадемуазель?
Переступив с ноги на ногу, я замялась лишь на мгновение.
– Магистра Лиотанского.
– Что ещё есть в наличии? – очень бодро вопросил Рыжие Волосы, которого ещё ни разу никто не умудрился назвать по имени – А то я как-то уже нуждаюсь в поддержке письменных текстов.
Роррей мрачно воззарился на пылающую шевелюру этого палача, который слова эти произносил напевно, продолжая бренчать клавесиновыми несчастными клавишами.
Господин Лей бодро открыл и энергично полистал имеющийся у него в руках внушительный талмуд.
– "Сказания о скитаниях храбрых и героических почтенного Эрригоредеиля Блистательного, и об участи его страдальческой, но благородной" – Эльмару подурнело весьма ощутимо, но он вполне различил, что и сам господин Лей не то, чтоб очень воодушевлен был собственными словами.
– Лучше уж утопите меня, господа, чем опять слушать ваше вытье – наконец-то умудрился он вклинится между чудовищными репертуарами собравшихся господ со своей собственной ремаркой и пожеланиями – Вы поёте просто кошмарно, у меня вот-вот кровь из ушей польётся. И я вам не рекомендую пытаться пропеть имя этого Искристого искателя приключений, исключительно из человеколюбия не рекомендую – вытолкал из себя Роррей сей весьма пространный текст, морщась от тех звуков, которые милорды продолжали бодро извлекать из клавесина.
– Блистательного – вежливо пропел бдящий строго господин Лей, непринуждённо махнув талмудом в подтверждение своих слов – Эрригоредеиль Блистательной, господин Роррей.
Рыжеволосый пыточник, удивительным образом не теряя запалу, вывел какую-то зверскую руладу, и обернулся к Роррею, смотрящего на милорда Лея спокойно, но очень внимательно.
Вампир. А значит – его имя Александр, тот самый, который Ниррийский. Рыжие Волосы, не умеющий связать двух нот внятно, и вопящий всякие похабные куплеты воодушевленно, оказался тем самым кровавым наемником, о котором так любили в миру упоминать в связи с умением вампиров быть убийцами на заказ. В том смысле, что все может быть замешано не на безумной жажде крови, а на холодном, безучастном расчёте – и выполнено виртуозно.
– Надо полагать, господин Роррей умеет петь куда благозвучнее? – насмешливо протянул наёмник, дрыгая плечами в такт бряцанию клавиш -Милорд Сантаррий, может, мы предложим юноше исполнить что-нибудь, дабы уберечь его уши?
Упомянутый милорд тоже живо повернулся к своему бывшему воспитаннику, рассматривая того с подозрением.
Эльмар фыркнул возмущённо.
– Я вам тут певцом не нанимался! Хотя петь лучше вас, господа, воистину несложно. Не сочтите за грубость.
Кудрявый дроу непринуждённо облокотился о клавесин, и сложил руки на груди, наблюдая за текущей беседой, сопровождаемой нестройными треньканьями нот.
– Ну не стесняйтесь – подзуживал вампир, прекратив глядеть на клавиши уже совершенно, что на качество исполняемой композиции, как ни странно, почти никак не повлияло – Коль уж вы так требовательны и чувствительны.
Господин ректор, что-то мысленно прикинув, внезапно залихватски ухмыльнулся, и стрельнул в Эльмара якобы весёлым взглядом.
– А и в самом деле, адепт Роррей, продемонстрируйте нам, как же нужно петь.
Роррей мрачно оглядел всех по очереди, включая господина Лея. Дроу глядел на него странно, с неким настырным любопытством, но молчал. Даже петь прекратил.
– Под то, что вы исполняете? Никогда.
– Могу я – подал голос дроу, расцепив руки – Хотя возможности мои скромны. А что вы желаете...?
Опальный адепт Трёх Виселиц наморщил брезгливо нос. Помедлил мгновение.
– Все лучше, чем этот кошачий концерт – буркнул наконец, и смерил господина Лея придирчивым взором – Если позволите, "Amaliette".
Брови дроу взлетели к самой кромке волос, однако же откомментировать ничего он не пожелал – только вплотную подступил к клавесину. Вампир легко вскочил, уступив ему место, но бдительный милорд Сантаррий не прекратил бренчать, покуда пальцы Темного эльфа не легли мягко на клавиши.
Первые ноты робко тронули воздух – но тут же окрепли, и заискрились силой, дроу явно поскромничал.
Роррей вздохнул. Прикрыл глаза, неловко усаживаясь среди громоздящихся подушек. И запел.
Вначале господин ректор Университета Трёх Виселиц даже не поверил своим ушам.
Это была песнь из Великой Пятисловы – торжественной молитвы Светлой Богине. Сложная, мрачно-торжественная, строгая песнь, слышанная милордом Сантаррием в ранней юности лишь однажды. Её исполняли храмовые жрицы, и до сих пор его милость помнил ощущение знобящего восторга, который рассыпал по его собственной коже почти болезненные мурашки, в тот далекий-далекий день.
И вот сейчас, спустя столько лет, в покоях Темного двора, в присутствии вампира-наемника и эльфийского посла, Лем Клемор Сантаррий утратил дар речи, услышав эту песнь. Но исполнял её Эльмар Роррей, обвинённый и осуждённый на смерть адепт вверенного ему учебного заведения.
Сказать, что голос Роррея был прекрасен – значит, не сказать почти ничего. В благоговейном потрясении его милость случайно прошёлся ошарашенным взглядом по лицам своих временных соратников – и вполне удостоверился, что ему не чудится.
Атташе Темного дома закрыл глаза. Руки его плыли над клавишами мастерски, а строгий рисунок посольских черт был непривычно расслаблен. Господин Лей редко позволял себе такую расслабленность, наверняка, хотя господин ректор, конечно, не мог за это поручиться. Но это же посол!
Физиономия рыжеволосого кровопийцы была куда красноречивее. Вампир уставился на Эльмара так, словно тот внезапно обрёл способность, как минимум, призывать единорогов, пустил её в ход, и откликнувшиеся единороги резво тут же заполонили покои.
С другой стороны, на месте любого приличного единорога, господин ректор, к примеру, всенепременно бы явился на такой зов, хоть и звучало это в его собственной голове несколько двусмысленно.
Голос Роррея завораживал. Совершенство обертонов, чистота, изумительный тембр – и без единой ошибки, адепт даже ни разу не перевёл дыхания в неуместном моменте, он пел, как дышал. Легко, свободно...безупречно.
Батюшки, мелькнуло у милорда Сантаррия в голове, это же как такое вероятно, у полудемонического мальчика – такой-то голос??! Как возможно ему так бесподобно, столь необъяснимо обворожительно, петь?!
Пожалуй, легкая тень ответа на сей поражённый вопрос, мелькнув только в голове его милости, запоздала на один лишь вздох.
–Мавки! – неожиданно для самого себя завопил почтенный ректор Университета Трёх Виселиц, вскакивая, а сын демона Хаоса и да, да, полумавки, извернувшись немыслимо, мазнул рукой перед собой, осветив воздух синим зигзагом, и в следующее мгновение его милость уставился в уже распахнутые благополучно двери, а Эльмара и след простыл.
Вокальные данные подлого и коварного беглеца как ни горько это признать, привели собравшихся храбрых и опытных мужей в некую мимолетную растерянность. Господин Лей, застряв немного за клавесином, поглядел на устремившегося к распахнутым дверям милорда Сантаррия с лёгкой укоризной. Выпроставшись из-за инструмента, столь славно потрудившегося нынче, темный атташе пронёсся мимо стоящего столбом вампира, махнув у того рукой перед глазами.
– Не думал я, господин Ниррийский, что вы столь чувствительны к музыке – на ходу отметил господин Лей, на что вампир лишь фыркнул.
– Вот скотина – в некоторой степени восторженно сообщил он, имея в виду явно не дипломата эльфийского двора, и почти сразу же обгоняя атташе, едва не на пятки наступая бегущему впереди господину ректору – Какой занятный у вас Университет, лорд Сантаррий! И что значит "Мавки!!", позвольте узнать? Хотя я и без того догадываюсь. Ну каков, а?!
Рассудив, что на данный момент беседы пояснительные можно и отложить, его милость только скрипнул зубами, продолжая молча частить себя самого в мыслях.
Поразительно, до чего можно самих себя привести к неприятностям крупным, ежели смотреть на что-то однобоко.
Покуда все, и в Университете, кстати сказать, и в Цитадели, и в вопросах охранения Эльмара от поступков опрометчивых, носились с мыслью, что он – отпрыск демона, матушка Эльмара была совершенно упущена из виду. И никому не пришло в голову, что, будучи сыном почти что полностью речной девы, этот хитрый мальчишка может не только обворожить своим дивным голосом, нет, далеко не только!
Расчеты самого милорда Сантаррия строились на том, что стихия Воды должна была истощить Эльмара. И, с учётом этого, удержать его будет не так уж и архисложно.
Вот только как-то совершенно вылетело из головы его, что Вода – это родная стихия матери изворотливого адепта Роррея.
И одним лишь богам известно, что способен сотворить милый мальчик в гневе и отчаянии, коль эта самая стихия его вовсе и не опустошила.
Успеть бы оттащить только от архимага, покуда тот не счёл Роррея серьезной угрозой. Которой, в общем-то, пора бы уже это признать, Эльмар вполне и был.
Обновление 28.03
Гроза была близко.
Белокурый Кукловод стоял перед дверями комнаты, отведённой Её Величеству.
Разумеется, это была не комната, и никакая не дверь вовсе. Поэтому её так легко было не замечать. Невзирая на то, что Велея Мара неустанно запирала эту несуществующую дверь, ровно на три оборота.
Он мог бы даровать ей, к примеру, восемь оборотов замка, и ещё пять замков в придачу. Поскольку это все не играло вообще никакой роли – дверей все равно не существовало.
Но он ждал, что однажды она не запрет её.
А она все так же настырно её запирала, о да.
Он опустил веки. И в следующий миг она уже поморщилась во сне, заворочавшись среди разбросанных по огромной постели подушек. Невесомый тюль, молочно-бледный, завитый причудливыми зигзагами кружев, отделял его от ровного тепла её кожи, от опущенных ресниц, от беспокойного дыхания потревоженного, но не прерванного, сна.
Она почивала сном невинной девы, коей уже не являлась. Супруга Повелителя. Жена другого.
Разумеется, это все суета, и значения для него не имеет никакого. Или, пожалуй, вполне могло бы не иметь – не стремись она вернуться в объятия своего смертного и совершенно не божественного мужа.
Она же стремиться? Или нет?
Унизительнее всего было то, что в своё время она осмелилась, торгуясь с ним, поставить условием договора Кукловоду никогда не использовать тело её скучного дроу.
Помниться, ему даже слышать это было брезгливо и мерзко. Скатиться к тому, чтоб ему, полубогу, Хранителю, Великому Кукловоду, познавать жалкие крохи её близости, разделяя эту близость с ней лишь тенью, в теле её мужа? Отвратительно, мерзость, и как она смела?!
Практика показала, что малютка Мара оказалась извращенно-прозорлива. Мерзавка.
Этот Бал Белой Ночи был...сложным. Отпустить её к нему, вернуть её лишь на одну ночь в году – и знать, что за ночь это будет?
Мерзавка. Может, просто убить её? Убить насовсем – и наступит Свобода, и покой. Никто более не осмелиться породить такое создание, наверняка.
Трудность была лишь в том, что никто другой ему и не был нужен. И кто знает, что будет, умри она всамделишно?
Он не говорил никаких слов смешных и глупых, не проговаривал даже в мыслях. Никак не называл то, что она поселила в нем, чем занозила что-то внутри. И эта заноза нарывала, мешая невыразимо, заставляя его торчать ночами под этими несуществующими дверями, рассматривая её сон, излом нахальных бровей, ключицы, и пальцы, утопающие в ткани постели или пене кружев её дурацких ночнушка.
Она не разомкнула глаз.
– Зачем ты пришёл? – ему одновременно хотелось заткнуть уши, чтоб этот шёпот не обдирал ему кожу, и слушать, слушать...пить её голос.
Он шевельнул рукой – и вот уже под локтем у него одна из этих многочисленных подушек, за которыми она наверняка же тщилась от него прятаться.
Всюду вокруг, где только останавливался взгляд, висели эти её календари. Хитроумные конструкции, испрошенные тонкими черточками – Её Величество строго вела учёт дням, скрупулезно подсчитывая их, отмечая, дабы не упустить тот день, когда сможет повидаться с Его Величеством. Ему так хотелось сгрести их все – и сжечь. Отнять у неё само время, а у него – эту ночь, одну в году, преисполненную её любви и её верности лишь ему одному, её Повелителю.
