Текст книги "Университет Трех Виселиц (СИ)"
Автор книги: Валерия Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
– Ты так забавно кривишь рот, стоит мне только слово сказать, что я не могу удержаться – раздевшись донага, Кукловод неспешно ступил в купель.
Темная вода вокруг Повелительницы дроу едва ощутимо заволновалась, отчего Велея нахмурилась почти болезненно, и с видимой опаской повернулась.
Он шел к ней медленно, слишком высокий для этих глубин – вода укрывала его тело едва до живота.
Белокурые волосы, изысканно вылепленные мышцы, чуть вздрагивающие под жемчужной безволосой кожей, сильные руки и плечи... Божественное творение, истинное совершенство во плоти.
Внучка оборотня-наемника чуть вздрогнула, и на мгновение невольно зажмурилась. Щеки ее слабо заалели.
Кукловод, усмехаясь лениво, подошел к ней вплотную.
– Ты обещал – глухо проговорила она тут же, старательно косясь в противоположную сторону – Обещал...
– Ах, Мара – насмешливо прошептал он, обходя ее столь же лениво по кругу, отчего вода набегала на покрытые мурашками плечи – Я лучше тебя помню, что обещал. Поверь, насиловать тебя я... брезгую. И не трогаю тебя, ведь так?
Велея мрачно обняла собственные плечи посильнее.
– Но что же мне поделать, если ты сама....столь пылко на меня реагируешь? – прошептал он, склонившись к ней низко, у самого уха.
Повелительница дроу вздрогнула крупно.
– О, дааааааа, ты меня боишься, ты меня избегаешь, ты не испытываешь ко мне нежности, но сейчас ты еще и чувствуешь, чувствуешь такое....предательское тяжелое тепло, правда? – продолжил он мурлыкать, задевая мокрую кожу ее виска губами – Это называется 'возбуждение', моя маленькая Мара. Ничего не попишешь, ты меня вожделеешь, ай-я-яй.
– Я Мара Лл'Аэлль – пробормотала Велея, закрывая плотно глаза – А ты... Конечно же, ты прекрасен. Хоть это и не твоя заслуга, но... В мире нашем нет никого прекраснее, рядом с тобой даже цвет линнского рода – такое себе сборище дурнушек. А я – наполовину суккуб, и не могу не видеть того, что ты так в упор мне неустанно демонстрируешь. И не откликнуться совсем – тоже не могу. Но я люблю своего мужа.
Кукловод пожал лишь слегка плечами, ступил ей за спину – и зачерпнул ладонями воды. В колыбели его рук она тут же загустела, и словно подернулась тоненькой радужной пленкой.
Он легко провел руками по волосам своей пленницы, оставляя на них видимые разводы, окруженные, словно мелким кружевом, крохотными пузырьками. Взбил пушистую пену на мокрых локонах, откинул их в сторону – и обеими руками заскользил по голым плечам Велеи.
Повелительница стиснула крепко губы, и уставилась широко раскрытыми глазами прямо перед собой.
Белокурый Иэм сосредоточенно намылил хрупкие озябшие плечи, осторожно обвел скользкими пальцами шею, вновь вернулся к плечам, спустился чуть ниже – и уложил пальцы на выступающие ключицы. Легко прошелся по ним, словно случайно. И, едва поведя ладонями, спустился еще ниже. Руки его неподвижно застыли, обжигая в своей горячей просительной покорности холодную кожу.
Супруга монарха дроу закрыла медленно глаза. Чуть наклонила голову вбок, изгибая немного шею. И прошептала едва слышно:
– Александр.
Кукловод зашипел обозленно, рывком развернул ее к себе лицом. Вода вокруг них заволновалась шумно и тяжело.
Он намотал на кулак мокрые мыльные волосы, подтащил ее лицо к своему, и на мгновение Велея испугалась, что сейчас-то уж он точно свернет ей шею.
– Никогда не смей называть меня его именем! – проскрежетал прекрасный наместник богов, притягивая ее к себе вплотную – Поняла?!
Она лишь скривила надменно рот в ответ, сощурившись на него презрительно.
Он коротко выдохнул, выпустил мокрые волосы – и схватил ее в охапку.
И поцеловал. И в то же мгновение уронил их обоих под воду.
Велея боднула его бесполезно ногой, пытаясь вырваться, извивалась в руках – но он только сильнее ее стискивал, не позволяя оторваться от собственных губ.
Но внезапно отпустил, разжав вмиг руки.
Вынырнув на поверхность, Повелительница дроу и великий Кукловод судорожно и шумно задышали. Она – от недостатка воздуха и испуга, он – от ярости и....чего-то еще.
– Я могу в один прекрасный день разом решить все эти мучительные вопросы – и лишить твоего Александра жизни! – зло прошипел он, смахивая с глаз потемневшие от воды волосы – Посмей еще хоть раз меня назвать его именем!
Велея, тяжело дыша, молчала.
– Как меня зовут? – яростно проскрежетал он, вновь вплотную к ней приблизившись – Как?! Говори!
– Иэм – глухо прошептала Повелительница дроу, и слепо уставилась куда-то ему в грудь – Тебя зовут Иэм.
Он с силой ухватил ее подбородок и поднял лицо повыше к своему собственному. Велея лишь молча, судорожно сглотнула, глядя на него без всякого выражения.
Капли воды медленно стекали по бледной коже, словно бегущие градом слезы, но глаза ее были сухими – и пустыми.
Иэм покрыл поцелуями горящую скулу, висок, лоб, спустился к губам – и застыл, едва касаясь ее рта.
– У меня есть время, Велея. Океаны часов и минут, куда больше, чем ты способна подсчитывать. Однажды у тебя не останется места, где рисовать твои смешные палочки, и ты забудешь. Невольно – или по собственному желанию. И придешь ко мне сама, добровольно. Потому что ты была помилована богами только лишь для меня, моя маленькая Мара.
Конец первой части
Часть вторая.
Долг платежом красен.
– Учебная тревога! – завизжало с потолка гулко, и я впопыхах свалилась с постели, путаясь в простыне лихорадочно – Учебная тревога! Готовность – минута!
Анри, ползающая тут же по соседству по полу, мгновенно принялась сонно, но безукоризненно отточенными движениями взбивать волосы, ругаясь, на чем свет стоит. Мне даже и глядеть в сторону моей речной девы не нужно было, чтоб знать – сейчас начнет за щеки себя щипать, для стыдливого и аппетитного румянцу.
– Демоновы тревоги! – бубнела мавка, поспешно елозя по странно скривленным губам пальцем туда-сюда. Губы красит, мерзавка, опять опоздаем!
– Ты б лучше штаны одевала! – прошипела я, затягивая шнуровку на тунике, и одновременно пытаясь попасть ногой в сапог без помощи рук. Сапог упорно ехал по полу, не желая способствовать мне в этом непростом мероприятии.
Завязав кое-как узел шнуровки, я напялила на ноги строптивую обувь, и попрыгала на месте. Схватила тревожную сумку, и отвесила Анри легкий подзатыльник на ходу. Мавка оскорблено на меня поглядела, и вновь щипнула собственные щеки.
– Хамка! – поправив кокетливую сумочку, Анри распахнула дверь, и мы шумно высыпались в коридор, где вовсю уже толпились адептки.
Кто во что гаразд нынче был. Кто-то прыгал по полу босой, на ходу силясь обуться поспешно. Кто в одном фривольном белье прям на ходу одевался, а кто – верещал 'Сумка, сумку забыла!'
Обновление 02.11
Собственно, вся эта суматошная беготня полураздетых и сонных адептов Виселиц всегда означала, что мы вступили в очередной сезон активных подготовок к экзаменам.
И учебные тревоги теперь могут трубить едва не каждую ночь.
Сейчас все до единого адепты потянутся в подземные укрытия, где на входе арка пропускает тебя, только ежели ты полностью укомплектован. То есть, надлежаще одет-обут, и при той самой пресловутой тревожной сумке, коия содержит предметы первейшей необходимости на случай массовых смертоубийств от чего угодно. Будь то ураган, пожары, нападения неведомых и коварных врагов, или же очередная пошесть голодающих кочевых орков, сметающая все на своем пути. Последняя такая ознаменовалась опустением всех висельных амбаров и исчезновением одного из преподавателей, с кафедры фаворитов. По сей день нам рассказывают, что его безжалостно и молниеносно съели, буквально в преподавательской мантии и на бегу.
Магистр Крепс же, когда надирается по своему строгому расписанию, любит вспомнить, что да, мантия была, и бег скорый был. Но профессора уж никак не ели, а нежно прижимали к крепкой девичьей груди, и жарко лобызали прямо на ходу. Наверное, лобызания эти в суматохе перепутали с поеданием, с орками это дело нехитрое.
Тот самый профессор, имя которого я никак не упомню, как выяснилось впоследствии, оказался полуорком. И в набеге этом, если верить убедительным речам нашего бытовика, судьбою был сведен со своей утратившей надежду навстречу возлюбленной, которая его и лобызала столь пылко, что радость эта была попутана в панике и всеобщем бедламе с гастрономическим энтузиазмом.
Судьба! Или, ежели цитировать все того же магистра, высочайшая степень седалищной хитрости этого якобы почившего профессора-полуорка.
В общем, сейчас мы все будем долго проходить под арками, долго слушать историю возникновения катакомб в Виселицах, в очередной раз ознакомимся со всеми случаями, когда катакомбы эти, и строгие порядки Университета сослужили адептам хорошую службу в ситуациях весьма непростых и суровых. Ну а под занавес огласят списки тех, кто арками был не пропущен по причине неготовности встретить вполне вероятные жизненные невзгоды тепло одетым, надежно обутым, и при сумке.
Этих неготовых потом торжественно отправят на всякого рода исправительные работы.
Меня всегда поражало то, что исправлять недочеты в таких случаях адептам надлежит то на кухне, то в лабораториях на подхвате, то во дворах с вениками.
Потому что мы все без исключения провинности так исправляем, и некого логичного акцента на 'тревожную готовность' я лично в таких исправительных работах никак не могу усмотреть.
Но это так, мои личные наблюдения, у меня мнения на сей счет никто не спрашивает.
Привычно прижав к себе сумку покрепче, я стратегически придерживалась стенки, топая в направлении Восточной арки.
Это Виселицы. И ежели ты зазеваешься – у тебя вполне могут попытаться вырвать сумку кто-нибудь из тех, кто по какой-то своей очень веской причине ее взять в этот поход не изволил.
Разумеется, на арке можно начать орать и скандалить, если успеешь вцепиться намертво в похитителя чужих тревожных саквояжей. Но тут велик риск попасть под штрафные за компанию.
Короче, береженого боги оберегают строже.
Позади кто-то вот как раз завизжал и заругался.
– Раззявы – сонно и все так же злобно пробубнела мавка, продолжая на ходу что-то там сооружать на голове.
– Ты хоть сапоги походные обула? – спохватилась я, поскольку при упоминании 'раззяв' мгновенно вспомнила, как однажды Анри умудрилась притопать на тревогу в щегольских туфельках с бантами. Потом в этих туфельках долго полы мыла в столовой, ой, долго!
– Разумеется – величественно ответила мне речная дева с таким видом, словно знать она не знает, отчего это я так встревожилась вдруг!
Однако же мое праведное возмущение, решись я его сейчас пылко высказать, все равно отклика у бессовестной мавки не найдет. Порода такая, речные девы, прелестные и самые изворотливые девицы. Над головой моей мигнула печально и сине пропускная арка. Я подтянула опять сумку, и прикинула, что удобнее всего нам будет протиснутся в ближайшую нишу, коих тут было предостаточно.
Покосившись с легкой опаской на Анри, с великолепным и почти королевским равнодушием проходящую под аркой, я облегченно вздохнула – художественный беспорядок на светловолосой голове моей прелестницы озарился на миг бледным синим светом.
– Итижи-паховые грыжи! – гневно возопили где-то сбоку.
Продолжая с пыхтением прорываться к облюбованной нише, я вытянула шею, силясь рассмотреть, чего же это там такое приключилось.
Говорят, ежели называть демона по имени слишком часто, или же просто всуе упоминать – он всенепременно явиться, как только терпение его лопнет.
Магистр Крепс наш был оборотень. Но традициями демонов являться, ежели помянешь его ненароком, не гнушался.
Именно магистр-бытовик, совершенно трезвый, но весьма не в духе, и вопил про грыжи, тряся с силой одну из арок, перед которой образовался уже вполне приличный такой затор.
– Дык я это, я! – зачем-то громко поведал профессор молчащей арке, и стукнул по ней кулаком – А ну!
Вместо ответных слов арка озарила оборотня цветом пылающих зарниц, загудев гулко и как-то зловеще.
– Тьфу! – громко ответствовал полыхающий пламенем бытовик, и тут же сменил цвет на привычный и положенный всем приличным оборотням, ибо красное зарево арки затухло.
– Магистр Крепс? – голос господина ректора прошиб меня до самых позвонков.
Удивительно, как во всеобщем этом гудении можно было так отчетливо голос его расслышать. И ладно бы я – мавка тоже услыхала, и мгновенно вытянула шею в правильном направлении.
– Господин ректор – кровожадно пробормотала мне в спину, и тут же заерзала. Готовится к встрече очередной судьбоносной, вот зуб могу дать!
– Господин ректор! – вторил ей тут же магистр Крепс, пышущий справедливым гневом, и мавка от неожиданности чуть пискнула – Не работает, хоть расшибись!
– Не стоит расшибаться, экзамены на носу – вежливо ответил господин ректор на это заявление – Адепты, потрудитесь обойти периметр и войти в любую другую исправную арку.
Адепты, которым не посчастливилось нынче стоять в заторе, смиренно и слаженно вздохнули, и без всяких возмущений вслух двинулись назад, обходить по периметру, и проследовать под исправные арки. Никто и не подумал начать возмущенно бубнеть чего-нибудь вроде проклятий на голову руководства и персонала, ответственного за исправность этих арок, будь они неладны.
Воспитание! Безукоризненная муштра. Университет Трех Виселиц. Мы терпеливы и смиренны, ибо чрезвычайно дорожим собственными шкурами.
Господин ректор тем временем заговорил о чем-то уже не так звучно, и оттого, наверное, практически неразбираемо для моего уха.
Мавка заругалась на новый манер, теперь уже потому, что какая-то слепая тетеря, по ее мнению, не глядит под ноги, и от этого топчется по ногам чужим. В частности – мавьим, в новых сапогах.
Покуда Анри виртуозно кого-то оскорбляла, я отчаялась ее дождаться, и кое-как добралась до вожделенной ниши.
Тут, разумеется, тоже присутствовали мои коллеги по обучению, но они, по крайней мере, никуда не ломились, не топтались друг другу по ногам, и никуда уже не шли – мирно разместились на нешироком, но вполне достаточном выступе, который окаймлял нишу изнутри. Эдакая импровизированная и не очень удобная, но лавочка. А мы умеем довольствоваться малым, в особенности в условиях учебной тревоги.
Поскольку никогда не знаешь, когда сие действо не только начнется, но и завершится.
Вознамерившись урвать хоть несколько минут драгоценного сна, я умостилась с самого краю. Мавка, пожелай она ко мне сейчас присоединиться, при известных усилиях тоже вполне могла бы пристроить свои крутые бедра тут же. Но Анри, как барышня светская, на тревогах предпочитала укреплять свое общественное положение, заводить новые знакомства, ну и присматриваться в целом. Вдруг, где-то прям тут, обнаружиться ее судьба? В конце-концов, повезло же профессору тому, безымянному, прям в нашествии орков?
На деле Анри скандалила со своими заклятыми врагинями из фавориток, чехвостила, на чем свет стоит, незадачливых ухажеров, и глазела на симпатичных аспирантов. Ну а теперь еще и на господина ректора.
Привалившись виском к странно шершавой стенке, я прикрыла глаза.
Мирный и вежливый гул смиренных адептов, в строго разрешенных громкостях и никак не выше, на самом деле убаюкивал.
Магистр Крепс поблизости что-то ругательно рассказывал кому-то, парочка фаворитов в нише со мной по соседству неистово сплетничали – видимо, активно готовились к экзаменам.
Пару раз я даже, кажется, расслышала какие-то возгласы мавки моей неподалеку. Но разобрать, восторженные они были, или, напротив, полные возмущения – не смогла.
О чем-то вещала госпожа Тьирра, а мы молча и покорно внимали. После – выступил магистр Витторио, и я невольно ухмыльнулась чуть-чуть, слушая его чуть визгливый монолог. После слово перешло к самому господину ректору.
И на волнах его глубокого, густого и, несомненно, красивого голоса, я почти поплыла, утратив нить его воспитательного повествования почти сразу – только немножко глуповато заулыбалась почему-то.
Чернокнижник. Оборотень. И владелец мадемуазель Монгрен. Спрятавший неизвестно где им же и найденный труп Рорры Грималь....
Чуть вздрогнув на этом воспоминании, я испуганно открыла глаза и подняла голову. И уперлась прямо в сощуренные изумрудные очи старосты магов.
Роррей обнаружился буквально в нише напротив. Будь он не такой вехой – я бы его вряд рассмотрела, но он всюду и почти над всеми возвышался.
С минуту мы глядели друг на друга просто так. И в голове моей неслись рысью сразу все сомнения и опасения, что мало ли! Может, он хочет теперь сделать вид, что ничего эдакого не говорил, и вообще...
И только было я успела все так же мысленно прийти к решению, если что, тоже гордо делать вид, что ничего особенного между нами не происходило ни в жизнь, как обожаемый адепт магистра-менталиста выразительно скривил рот, стрельнул глазами в сторону выступающего главы Университета, а после – столь же выразительно мне погрозил кулаком.
Не озаботившись тем, что сейчас навоображают себе тут же соседствующие со мной сплетники от кафедры фаворитов, я расплылась в улыбке до ушей. Роррей поглядел на меня все с тем же прищуром – и внезапно тоже улыбнулся, да так, что просто упасть и не встать!
– Полагаю, на этом мы можем завершить. Благодарю всех за внимание и соблюдение установленных норм – чуть суховато, официально завершил тем временем свою речь господин ректор – Все свободны. Напоминаю, на возвращение на территории общежитий у вас есть ровно двадцать минут. Добрых снов, господа адепты.
Без гама и суматох адепты, то есть мы, тут же в положенном порядке стали покидать катакомбы. Младшие курсы – вперед, замыкающие – выпускники. Строго и слаженно, словно по нотам. Поскольку те, кто в оговоренные двадцать минут не уложится – соизволит ночевать под общежитием, это раз, и будет оштрафован – это два. И никакие приведенные в оправдание причины, кроме смерти, учтены не будут.
Вступая под арку, я буквально кожей ощущала стоящего в двух шагах нашего главу. И никак не могла уразуметь, так ли он меня нервирует и страшит, или же это странное ощущение иной природы?
По идее ведь, мне положено его примерно опасаться. И я вроде бы как и не то, чтоб не опасалась совершенно, нет... Но и что-то еще меня словно...щекотало, стоило ему только явиться на горизонт мой.
Одернув свои идиотские рассуждения мысленно, я привычно, как-то даже бездумно вытянула руки по швам и на мгновение положенное застыла под аркой. Сумка прилежно уперлась мне в бедро. Мигнула синяя вспышка, ослепив меня чуть-чуть на миг.
А дальше произошло что-то странное, и явно статутом нашим не предусмотренное.
А именно – плато под моими ногами отчетливо вздрогнуло. Словно бы кто-то под ним изволил почивать ранее, а тут вдруг проснулся – и глубоко вздохнул.
Я не стала ожидать развития этих неизвестных мне событий, ибо всем адептам Университета положено поступать именно так. Творится что-то неизведанное, и предписанием не положенное? Бежать. Или упасть, прижав коленки к груди, и накрыв голову.
Падать нынче было не уместно, потому я и попыталась уставно рвануть подальше.
Однако же не успела. Под обутыми в правильную тревожную обувь ногами моими внезапно стало...пусто. И я успела лишь, взвизгнув, махнуть нелепо в воздухе руками – и провалиться под землю, чего мне всегда столь пылко желала наша врачевательница, мадам Лесли.
То-то она посожалеет, что воочию при этом не присутствовала. Именно с этой мыслью моя тщедушная фигура шлепнулась неожиданно после не очень уж и продолжительного полета, очень больно, на твердь земную. Что было очень странно, мы же и в катакомбах вроде как под землей были. А я умудрилась из-под земли куда-то еще провалиться!
Однако же волшебство вечера на этом не окончилось. Сверху сильно зашумели, совсем неположенным образом, потом кто-то заругался похлеще орков, и возле меня, в этом странном сыром полумраке, внезапно очутился господин ректор, собственной персоной.
Как всякий истинный оборотень, глава Виселиц не шлепнулся непрезентабельно на сыру землю, как некоторые невезучие адептки. Он натурально прыгнул – и тут же пружинисто выпрямился, вскочив.
– Ива? – до чего ж все-таки голос у него глубокий.
– Господин ректор? – в тон ему ответствовала я, силясь принять хоть сколько-нибудь грациозную позу, и ничуть на этом поприще не преуспев.
Господин ректор непочтительно хмыкнул, ухватил меня аккуратно под руки – и приподнял.
– Адептка Монгрен, а почивший ректор Мариус тоже вас непрестанно таскал на руках при жизни?
Я помотала головой, чувствуя в ней некоторое гудение.
– Никак нет, господин ректор. Но он меня и не приобретал на черном рынке – доверительным шепотом ответила, пытаясь не остаться в долгу, коль уж магистру Лему Клемору угодно паясничать в такой ответственный и небезопасный момент.
– Сейчас вот отряхну тебя, проверю, цела ли – и затрещину дам, чтоб не умничала – господин ректор явно решил использовать сразу все свои преимущества, и как главы, и как по умолчанию сильнейшего.
Я вздохнула горько.
– В глазах двоится? – спросил он тихо, и почему-то затряс меня несильно.
– В глазах темно – покладисто ответила я тут же, потому что это была чистая правда. Темно было в глазах, и вообще повсюду. Ну, не полный мрак, а так...сумерки.
– Монгрен, однажды ты договоришься – улыбнулся он внезапно, и осторожно поставил меня ногами на землю.
Обновление 06.11
Странное чувство. Вроде страшно – и не страшно одновременно. Или это лишнее подтверждение тому, что Роррей, величая меня дурой, весьма и весьма прозорлив?
– А как мы, господин ректор, выбираться будем, вы уже решили? – деловито поинтересовалась я, поскольку этот вопрос сейчас был куда актуальнее, в сложившихся-то обстоятельствах.
– Пока что – никак – предельно ясно ответил мне этот самый господин, и задумчиво поглядел вверх, изогнув чуть пугающе-сильно шею. Моя бы так точно поломалась, а его ничего, в порядке.
Оборотни!
– А почему? – светски спросила я. И тоже поглядела наверх.
Откровенно говоря, в этот самый момент 'страшно' несколько перевесило 'не страшно', но виду я решила не подавать, на всякий случай.
– Потому что мы в ловушке. У которой есть вполне определенный механизм действия – поучительным тоном поведал мне наш глава, и мне опять стало сразу не так уж и страшно в его соседстве.
– И что за механизм? – я похлопала глазами, мысленно дивясь тому, что вверху все было как-то уж неправильно мутно. Не так высоко же мы упали?
Господин ректор едва слышно вздохнул.
– А и в самом деле, почему сейчас и не поговорить? Времени у нас на самом деле теперь немало. Только иди ко мне на руки.
Я заморгала, но теперь уже не в целях прояснить собственный взор. И уставилась на главу нашего учебного заведения с крайне изумленным выражением лица.
Он фыркнул, как сердитый кот. И схватил меня за руку, подтаскивая к себе.
– Что ты на меня уставилась? Не покушусь я на твою честь. И на руки мне усаживаться нужно ради твоего же блага, неразумная ты Ива Монгрен!
Разглагольствуя таким образом, господин ректор весьма непосредственно плюхнулся прям на землю, и втащил меня себе на руки, умостив по – свойски на коленях. Я при этом, сама не объясню, отчего, поглядела коротко зачем-то наверх.
Милорд Лем Клемор в ответ на это ухмыльнулся просто неподобающе.
– Он тебя не увидит, Ива.
Я тут же насупилась, и упрямо уставилась мимо ухмылок господина ректора.
– Так что там с механизмами хитрыми и тайными? – поторопила тут же, покуда нить беседы не проследовала в сторону господина Роррея.
– То – веско ответил мне этот оборотень – Знаешь, что тут было раньше, до основания Университета?
Я только головой помотала. Потому что этого, со всей уверенностью могу заявить, нам не преподавали. История Трех Виселиц, или, если уж говорить языком официальных имен, Имперского Высшего Карательного Исправительного Учебного Заведения, для нас начиналась с момента основания этого Заведения. Которому как будто бы ничего и не предшествовало. Не было его – и вот он появился на ровном месте, как гриб после удачного дождя.
– Здесь был тайный королевский лепрозорий – спокойно продолжил господин ректор, причем даже не шепотом, из чего я сделала вывод, что говорить можно покамест смело.
– Заведение это содержало в себе высочайших прокаженных,буйных безумцев, и тяжко больных. Которые или занимали видное положение в обществе до того, как болезнь их поглотила, или же были неугодны трону Империи, и в стенах этого лепрозория безумцами....становились.
Я поглядела на его ровный, безупречный профиль, изогнув кое-как шею.
– Почти ничего и не изменилось, господин ректор. Так....самую малость.
– Не скажи – хмыкнул он мягко, и внезапно поерошил мне наспех собранные волосы – Тут нынче виновных и невинно осужденных не сводят с ума. Как менталист тебе могу сказать: пытки плоти, пусть даже из самых разнузданных фантазий магистра Катия, порой меркнут в сравнении с пытками разума, которым подвергали узников лепрозория – он странно помолчал, глядя на меня чуть с прищуром – Вот в таких, например, ловушках, как эта.
Я чуть не свалилась с ректорских удобных колен. Вцепилась зачем-то в его аккуратную куртку покрепче, и принялась настороженно таращиться вокруг, на эти гладкие голые стены.
Никто не явился немедленно, дабы упомянутым пыткам нас тут же подвергнуть, но это почему-то не утешало.
Господин ректор улыбнулся.
– Ива, то был великая и могущественная магия. Отголоски ее живут здесь и по сей день, поэтому я на всякий случай не рекомендую тебе слезать с моих колен, пока мы отсюда не выберемся. Но это уже, в самом деле, – лишь отголоски.
– На ваших коленях я этих отголосков не расслышу? – как можно благодушнее поинтересовалась я, но с означенного места двигаться в самом деле и не думала даже.
– Я горько корю себя за то, что ты выросла хамкой, Монгрен – сухо, но при этом все так же обольстительно улыбаясь, тут же парировал он – Я менталист. Знаешь, почему, среди всего прочего, нас не очень-то и любят? Хоть ментальная магия и вполне в законе, и не преследуется?
– Догадываюсь, но вы все равно расскажите.
Он уперся подбородком мне в макушку. И во мне знакомо дрогнуло что-то, потому что это уже было, я это помнила, хоть и не могла вспомнить никак, сколько бы не пыталась.
– Да, разумеется, мы злобные мерзопакостники, которые лезут в головы честным людям, это само собой. И принудить мы можем ну просто к чему угодно, если прилежно учились, и практики было предостаточно. Но еще мы сильны тем, что нам очень сложно навредить магически. То есть, ментальное воздействие вроде иллюзий, наведений, искусственных влюбленностей или ненавистей – это сложно провернуть с менталистом. И с теми, кого менталист, к примеру, на коленях держит в момент воздействия. Если он, разумеется, ничего себе такой менталист, толковый. Вот хотя бы как твой глазастый полудемон.
Я вздрогнула и, к огромному стыду своему, покраснела.
– Знаю, знаю... В смысле – чувствую – усмехнулся он надо мной, и сразу стало понятно, что и в самом же деле все знает, мерзавец! – Он неплохой малый, твой Роррей, но руки ему распускать не позволяй так прям сразу. И чтоб никак не раньше совершеннолетия!
– Да помню я, помню – вяло возмутилась я, надеясь при этом горячо, что господин ректор не станет у меня требовать отчетов и клятв в этих вопросах.
Мы дружелюбно помолчали, и мне стало даже как-то немного....сонно, что ли?
– А когда мы отсюда выбраться все ж сумеем? – зевая, испросила я у задумавшегося главы бывшего лепрозория имперского.
Он повозил подбородком мне по волосам.
– Полагаю, примерно через час. Практика минувших лет показывала, что приблизительно за такое время самые здравые узники Следов Нара превращались в умалишенных.
Признаться честно, даже слушать такое было жутковато, хоть я и адептка Трех Виселиц.
– Следы кого?
– Нара. Нар Иллий, архитектор и создатель этих ловушек. Мое личное мнение, которое я тебе никоим образом не навязываю – этот почтенный господин и сам был весьма и весьма не в себе.
Я фыркнула ему в воротник, хихикая, хотя это казалось не такой уж и блестящей идеей – хохотать в некогда жуткой ловушке над ее ненормальным создателем. Мало ли, неспроста ж господин ректор упоминал какие-то там отголоски магии силищи невиданной? Ну, или как-то так.
– Господин ректор, коль уж у нас так немало времени, расскажите-ка мне лучше о том, о чем уже давно пора мне рассказать!
Он опять завозился своим подбородком по моей макушке.
– Гм, странно, мне казалось, что ты уже вполне просвещена в этих вопросах. Ну, Ива, так и быть. Боги создали нас разнополыми для того, чтоб мы...
Я на самом деле его стукнула. Не сильно, но стукнула, куда-то в район ребер. Он притворно охнул, но даже и не дернулся, из чего можно было сделать вывод, что старания мои пропали впустую.
И тут зафыркал, почти как я вот давеча, и обнял меня.
– Ну, дело твое. Но не говори, что я тебя не предупреждал.
В семье Сантарриев было два мальчика. Близнецы. И оба – магически одаренные.
Великая удача – или тяжкая ноша, когда речь идет о чистокровных оборотнях, среди которых маги рождаются крайне редко. И оттого внимание к таким одаренным всегда повышенное.
Почему внимание это могло оказаться неприятным или даже опасным?
Потому что мать их, прелестная и родовитая Тереза Вельеррига Сантаррий, была больна. Неизлечимо больна.
Падучая.
И ее муж, обожавший жену больше жизни, невзирая на то, что любовь эта поселила падучую и в его кровь, старался уберечь супругу, как мог.
Господин ректор и его брат-близнец родились в уединенном поместье, в присутствии одной лишь полуслепой повитухи, которая вскорости отдала богам душу. По старости лет, не насильственно.
Два смертельно больных оборотня, посмевшие привести в мир двоих детей, которые также могли быть больны?
О да, это был огромный риск. Возможно, именно это однажды и сыграло роковую роль в судьбе всех и каждого в семействе Сантарриев.
Обновление 07.10
– Когда ты появилась у нас, ни я, ни мой покойный брат даже сразу и не подумали, для чего отец приволок в дом младенца почти годовалого. А он и не торопился нам что-то объяснять. Потом, позже, когда ты стала уже вполне различимо маленькой тихой девочкой, которую пристроили к прислуге, я начал догадываться. Родители строго следили за тобой – и за нами. Нет, не в том дело, что мы могли причинить вред ребенку, нет. Просто...
Господин ректор вздохнул глубоко и горько. Я застыла, стараясь не шевелиться и почти даже и не дышать, потому что почуяла просто, что сейчас он скажет что-то очень важное.
– Падучая – она не всегда проявляется сразу. Она может жить в теле, ничем себя не выдавая, и в один день убить. Или можно гореть в ее огне долго и мучительно, медленно. Постепенно... Покуда зверь в тебе жив – ты борешься. И борьба заканчивается только со смертью ипостаси.
