Текст книги "Чужая осень (сборник)"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

26

Перед тем как завалится спать, я почему-то подумал, что меня разбудит Рябов. Но этого не случилось. Так что мне не пришлось выслушать его соображения по поводу увядшей «Ромашки», зато нужно было выдерживать избранную линию поведения. Во всяком случае, выходить из дома действительно не следует и Сережа напрасно думает, что я свяжусь с ним. Кроме того, уверен – после моего ужина в «Баркасе» вряд ли Рябов захочет, чтобы я по-прежнему инкогнито беседовал с кем попало по домашнему телефону.

Квартиранты не задавали вопросов по поводу внезапно свалившей их сонной одури и насчет того, куда делся Астроном. Но то, что они уже успели заложить меня Сереже, голову наотрез дам, причем любую, не то, что свою. Иначе почему неподалеку от дома постоянно ошивается какая-то группа; Рябов не допустит, чтобы осиротевший «Аргус» беспокоил меня, пусть даже с его точки зрения повел я себя несколько бестактно по отношению к «Ромашке».

Рябов заявился на следующий день, поближе к вечеру; одуревшая от счастья Сабина, видящая мужа три дня кряду, прикатила в кабинет сервировочный столик и тут же уселась рядом со мной.

Я нежно посмотрел на супругу, подумал, что чересчур уж избаловал ее таким повышенным вниманием и проворковал ей на ушко:

– Радость моя, сделай вид, чтобы я тебя искал.

Хотя Сабина стукнула дверью чуть тише обычного, Рябов не стал мне читать лекцию на тему «Мужчина и женщина». Он выдерживал паузу, а я вел себя так, будто продолжаю образцово выполнять все его указания.

– Сережа, тебе нужно жениться, – наконец-то выдал я дельное соображение, пододвигая к нему тарелку с тостами.

Рябов удивленно вскинул брови, но по-прежнему молчал.

– Нет, ты не представляешь всех прелестей семейной жизни, – щебетал я, наливая кофе, – а главное, твой лучший приятель будет просто счастлив, что не один он мучается.

Рябов, наконец-то, начал высказываться, хотя совсем не по поводу женитьбы.

– Думаешь, я не понимаю, зачем ты это сделал? – чуть ли не прошипел Сережа.

– Что сделал? – выдаю улыбку стопроцентного идиота и при этом по-рачьи выкатываю глаза. – Ты стал говорить загадками.

– Ладно. Что сделано, то сделано. А что будет дальше? – по-прежнему оставался слишком серьезным Рябов.

– Я не понимаю, о чем речь, – так же упорно, как и он, гну свою линию поведения.

– Речь? Речь сейчас идет о том, что ты уничтожил все мои планы. Можно было все сделать красиво. И гораздо надежнее, А главное – чужими руками.

– Сережа, хватит. Надежнее не бывает, – сдаюсь я.

– Конечно, только менты такое следствие развели, будто совершено убийство президента. И мне приходится постоянно отвлекаться… Было бы гораздо лучше собрать всех, кому должна «Ромашка», подвести к ним бригаду. И она рассчиталась бы за все дела. А мы оставались в стороне.

– Сколько времени бы заняла операция? – мне, кажется, пора переходить в наступление, лучшей формы защиты еще не придумано. – Сколько бы еще денег пришлось потерять?

– Согласен, – отрывисто бросил Рябов, – только продолжай. Давай, вслух. Кто еще из людей твоего положения рисковал бы собственной жизнью? Я же говорил о цене твоего самолюбия. А мне методов Вершигоры простить не можешь, хотя и промолчал. Я ему втык сделал. Чувствовал – раз молчишь, что-то задумал. Если бы мог тобой руководить по-настоящему…

– Извини, Сережа, – твердо прерываю эти рассуждения, которые вряд ли приведут к добру, – мной руководить имеет право только один человек – я сам. Это – раз. Что касается «Ромашки», то вполне обычная разборка между этим цветочком и, скажем, обманутым им «Салмо». Можно подумать ты настолько наивен, чтобы не поведать своим дружкам-ментам о такой раскладке. Это – два. А теперь основное, без порядкового номера. Мы столько лет вместе. Ты еще не привык к моему стилю работы? Ведь такие разговоры у нас идут постоянно и все остается по-прежнему. Только разве что нет Вышегородского, который благодаря твоим упрекам, сдерживал мои порывы самостоятельности.

– А то, что «Аргус» перегруппируется, защиты попросит, не учитываешь? Не где-нибудь, в конторе. И контора, втравившая его в это дело, себя обязанной будет чувствовать.

– Мне помнится, кто-то намекал, что мы должны оказать помощь неким людям из конторы…

– Хорошо бы, сцепить их друг на друге. Мертвой хваткой, чтоб успеть «Аргус» прижать, – наконец-то стопроцентно союзничает со мной Сережа. – С ментами проще. Заказное убийство в «Баркасе». Такие преступления давно не редкость. И уже никто не удивляется, если их не раскрывают. Скажи, что ты еще задумал?

– Какая разница, Сережа? Главная прелесть нашей совместной работы в постоянной подстраховке. Мы ведь идем разными путями к единой цели. А кое-какие секреты не позволяют расслабляться ни тебе, ни мне. Ты ведь тоже не все свои действия согласовываешь, однако концертов я тебе не устраиваю.

Сережа мог бы достойно ответить, однако решил промолчать, наглядно доказывая, кто хозяин дела. Но я прекрасно догадываюсь, что его реванш будет не менее значительным, нежели мое самостоятельное решение по «Ромашке». Газеты, понятное дело, подробно расскажут о кровавой разборке мафиози в «Баркасе». Вдобавок выскажут осторожные предположения, почему они произошли, факты у них будут стопроцентные. И я не сильно удивлюсь, если через несколько дней те же самые газеты поведают что-нибудь о судьбе «Аргуса», несмотря на то, что Сережа сейчас подтверждает справедливость моих слов о наших методах работы. Молчит, тостики жует, боится подавиться. Словом, продолжает мою линию поведения.

Сережа тщательно вытер пальцы салфеткой и невзначай спросил:

– Марина у тебя на персональной связи?

– Что ты, Сережа? – как можно изумленнее развожу руками.

– Ну-ну, – тяжело улыбнулся Рябов. – Только попрошу – не принимай самостоятельных решений по конторе. Там я должен играть самостоятельно.

– Расписку дать? – теперь усмехаюсь я, – так она юридической силы не имеет.

– Мне достаточно слова, – не сдается Рябов.

Я вздохнул и заметил:

– Считай, что ты его уже получил.

Рябов лениво потянулся, достал из бокового кармана нож с короткой рукояткой и бросил его на опустевшую тарелку.

– Не думал, что ты станешь разбрасываться моими подарками, – Рябов, конечно, подразумевал неожиданный визит к «Баркасу».

– Я тоже в свое время подарил тебе ножик. Причем, как и ты, два раза подряд. Так что по ножам у нас боевая ничья.

Сережа ушел, а я сидел в вольтеровском кресле и думал о той головомойке, которую он все-таки закатит Марине. И пока Рябов не состыковался с ней, я быстро набираю номер телефона секретарши, попутно хваля сам себя, что не нарушаю слова. У меня полно недостатков. Но есть по крайней мере, хотя бы одно достоинство: я еще ни разу не нарушил собственного слова, кому бы его не давал. Потому что в нашем деле – это труба, обманешь один раз – потеряешь лицо навсегда. Это железное правило я не собираюсь нарушать и сейчас.

– Мариночка, – торопливо говорю, услышав почти нежные интонации явно истосковавшейся по шефу девушки. Еще бы, даже перекурить не с кем. И торопливо, словно в любое мгновение наш разговор может прервать бестактный Рябов, продолжаю: – Тебе Сережа может дурацкие вопросы задавать, так что ты не расстраивайся.

– Где сядет – там и слезет, – успокоила меня Марина. Славно, если б Рябов действительно сел на нее, а лучше бы лег – сколько проблем было бы решено.

– Мариночка, срочно свяжись с Константином, – скороговоркой добавляю, как всегда решая сразу несколько проблем. Оставаться в городе пацану сейчас просто опасно, иди знай, как он выцарапал информацию о сборище в «Баркасе». – Пусть едет в командировку, за автомобилем. Чем скорее, тем лучше.

27

Годовщина Великого Октября не за горами, и я начал нервничать по поводу того, что фирма «Ирина» до сих пор не выполнила мой заказ. Так что, быть может, придется жене дорогой, Сабине любимой, ходить этой зимой в каком-то старье. Я-то знаю, в ее гардеробе, кроме беличьей шубки, есть только две норковые, не считая собольей. В общем, если Ира не выполнит мой заказ, придется Сабине встретить холода в этих обносках.

Вдобавок Рябов огорчил, поделившись информацией, что ему в общем-то не свойственно. Того глядишь, к очередной октябрьской дате начнется еще одно революционное событие, уж слишком часто отвлекается Сережа от своей нелегкой работы по обеспечению общегородского порядка на совместный отдых с приятелями. И грозящие обществу из конторы перемены мне не улыбаются, потому что идти к стенке или в глухое подполье – совсем не для моего нелегкого характера. Так что на крайний случай заграничный паспорт подданного Великобритании у меня уже есть.

И «Аргус» знаменитый пока еще не сообщил всему миру по поводу самоликвидации, несмотря на то, что Рябов зажал его – дальше некуда, разве, что только не уничтожил.

Вот с такими мыслями я сижу в своем кабинете и даже не пытаюсь понять, чего хочет от меня дама внушительных размеров, сумевшая прорвать заслон Марины.

Давно привык, что постоянно отвлекают от дел какие-то люди, спаянные единой целью – сделать меня еще богаче. А поэтому спихнул все переговоры на свои многочисленные службы. Но сейчас нет на месте ни главного инженера, ни менеджера, а что касается коммерческого директора, то он, кажется, позабыл дорогу на работу, до того у нас положение фронтовое. Так что сейчас дама, высказывая свои золотые предложения по поводу перекидки вместе с ее малым предприятием двадцати тонн семечек, действует на нервы лично мне. Конечно, очень хочется выдать в ответ этой тете какое-то соображение, после которого она бы вылетела за дверь без посторонней помощи, однако после ее заявления о конвертации и крупном наваре я обрадовался до того, что чуть быстрее обычного произнес фразу, ставшую дежурной:

– Очень интересное предложение, но мне нужно его обдумать. Я свяжусь с вами, скажем, послезавтра.

Хотя по лицу дамы промелькнуло опасение, что за пару дней кто-то сможет сожрать все эти семечки, она согласилась с такой осторожностью. Потому что настоящий фирмач просто обязан проявлять сдержанность, впервые встречаясь с возможным партнером.

Дама степенно выплыла за дверь, я нервно прикурил сигарету и вместо того, чтобы нажать на кнопку селектора, прочистил горло чуть ли не львиным рыком:

– Марина!

Через мгновение тишину кабинета нарушили перезвоны украшений секретарши, тут же стянувшей у меня со стола сигарету.

– Мариночка, позвонишь послезавтра этой бабе и скажешь ей, чтоб шла со своими семечками… Только культурно.

Марина привыкла к таким указаниям, а потому довольно качнула головой. Ей, по-видимому, даже нравится делать моим неудавшимся партнерам приятные сообщения.

С Мариной я живу несколько дней. Наше совместное проживание ограничивается общей двухкомнатной жилплощадью и хотя моя секретарша несколько раз продефилировала мимо меня совершенно обнаженной, я твердо держал слово, которое мы дали друг другу с Рябовым. С сотрудниками нас должны связывать исключительно деловые отношения. Так что, на всякий случай, оберегая свою невинность, запирался я в дальней комнате, любезно предоставленной секретаршей. Если бы Марина решилась захватить меня спящего, то вряд ли я сумел бы сдержать свое слово, которое всегда было нерушимым. Так что мне все-таки очень хочется, чтобы его нарушил Рябов, хотя свои атаки на него Марина давно прекратила.

Рябов после разборки с «Ромашкой» вертит мной, как хочет. Приказал переселиться к секретарше – и я беспрекословно подчинился. Неудобно стеснять девушку, хотя ее квартира куплена на мои деньги. Но если бы я стал лепить прописку на каждую имеющуюся у меня жилплощадь, боюсь, в паспорте места бы не хватило. Хотя для моральной компенсации своего ущерба я на всякий случай доложил Сабине, что переезжаю к Марине по приказу Рябова. Так что, если моя жена доберется до Сережи, проблемы с «Аргусом», конторой и правопорядком покажутся ему очень незначительным.

Несколько дней спокойной, безалаберной жизни, по-видимому, все-таки сделали свое дело и я расслабился. Мы ехали к Марине, она сидела рядом и что-то рассказывала, но я по привычке думал о своем. И только когда Марина вцепилась в плечо своими нежными, но сильными пальчиками, заорала: «Смотри!», почувствовал неладное. Благодаря стараниям Рябова по освещению города в зеркале заднего обзора был отчетливо виден громадный рефрижератор, перегородивший проезжую часть. И если машина с охраной не объезжает его по тротуару, значит врезалась она в эту громадину. И тут я принял неверное решение. Вместо того, чтобы развернуться и поехать к месту происшествия или стремительно набрать скорость, остановился, быстро расстегивая пуговицы куртки, выхватил пистолет, но послать патрон в патронник уже не успел. Двери одновременно распахнулись, и с двух сторон на меня смотрели черные, как у ангела смерти, зрачки автоматов.

– Брось оружие, мать твою, быстро… – неслись крики со всех сторон, словно включили стереосистему.

Я разжал пальцы, успел заметить, что Марину уже выволокли из машины, и тут чья-то лапа легла на мои волосы, рванула на себя, да так, что слезы заволокли глаза. Давно я не плакал, лет двадцать пять, не меньше. Крепкая пятерня продолжала тянуть за волосы голову вниз и отпустила только тогда, когда меня схватили за руки, швырнули на капот, обшаривая и в таких местах, куда пистолет или нож нельзя спрятать даже при большом желании. Затем меня развернули, по-прежнему не ослабляя хватки, прямо перед собой я увидел ухмыляющуюся рожу парня в длинной кожаной куртке, демонстративно сдувающего с пальцев вырванные волосы. Несдержанность снова отвратительно сказалась на моем здоровье. Хотя руки и ноги мои были надежно заблокированы, я сумел все-таки, резко дернув одной только шеей, нанести ему удар лбом в нос. И после этого тупая боль рванула затылок, увлекла за собой в непроглядную темень.

28

Передо мной была все та же темнота, и словно со стороны я услышал свой собственный стон. Широко раскрываю глаза, но ничего не вижу. Разве что еще сильнее запульсировала в голове кровь, гулкими толчками рвущая виски. Казалось, еще мгновения – они не выдержат напора боли и разорвутся. Руки отказывались повиноваться.

– Очнулся? – словно сквозь ватную пелену послышался издалека голос Марины.

– Ничего не вижу, – прошептал я, – наверное, сотрясение…

– Успокойся, я тоже ничего не вижу, – прервал эти соображения голос Марины, – мы в гараже под домом. Здесь нет света.

Хотя Марина пыталась меня успокоить, боль от этого меньше не стала. И еще я сообразил, что руки у меня просто-напросто связаны. Именно связаны, а не скованы наручниками. И как бы я туго не соображал, стремясь победить боль, это говорило о многом.

– Где мы? – бросая наугад вопрос в темноту.

– Что-то сильно похожее на обкомовскую дачу… – неопределенно протянула Марина.

– Тогда порядок, – выдавил я как можно более спокойным голосом, стараясь шевелить пальцами, чтобы восстановить кровообращение.

Да какой там порядок, если ей не завязали глаза, значит выходить нам отсюда только вперед ногами. Стали бы они засвечивать точку, если бы не рассчитывали иметь дело с потенциальными покойниками.

Марина подползла ко мне и удивительно нежным голосом спросила:

– Ты сможешь развязать мои руки?

Пока я привстал на колени, показалось, что прошла вечность. Вспышка боли отразилась в голове с новой силой, когда кончики пальцев лишь скользнули по ворсистой веревке.

– Не получится, Марина, – глухо простонал я.

В свою очередь Марина попыталась справиться сперва пальцами, а потом зубами с узлом на моих руках, но у нее тоже ничего не вышло.

– Попробуй, перекусить цепочку на сережке, – властным голосом скомандовала моя секретарша.

Во рту у меня было такое ощущение, словно перед экскурсией в этот подвал я полдня лизал медную ручку от двери собственного кабинета. Пересохшими губами я коснулся щеки Марины и, несмотря на то, что каждое осмысленное движение сопровождалось новым витком боли, пробормотал:

– Сейчас мне особенно хочется тебя…

Марина издала что-то вроде смешка, но эта фраза не для нее. Я не имел права показывать слабость даже собственной боли, грыз зубами тоненькую цепочку, быть может, стирая эмаль, и уже почти теряя сознание, почувствовал, как надломилось звено, тонко звякнул о пол пластмассовый полумесяц.

Определяю по звукам – Марина встала в полный рост. Под ее сапогом хрустнула пластмасса. Она долго возилась, пытаясь сидя спиной к обломках серьги нащупать их пальцами, и, наконец, я почувствовал боль от пореза на руке. Мы сидели спина к спине Марина пыталась освободить мои руки от пут.

– Чуть выше, Марина, – скорректировал я ее движения, боль от порезов казалась ничем в сравнении с той, что поселилась в голове.

Потом в моих освободившихся руках оказалось лезвие, мгновенно разрезавшее палец, и я одним движением пересек им канат, стягивающий ее запястья.

– Черт, – тихо сказала Марина, добавила еще одно слово явно не из своего лексикона, а потом заметила: – Дверь заперта снаружи. Придется выбираться через дом.

Судя по шагам, она изучала обстановку, а я тихо прошептал:

– Это, конечно, не более чем смелое предположение, но сейчас мне кажется, что пока я не боец.

Раздался щелчок, яркий свет ударил по зрачкам и с новой силой рванула голову боль.

– Идти сможешь? – спросила Марина.

– Ноги целы, – словно со стороны опять слышу собственный голос, – а голова ко всему привычна. В трех местах зашита. Зачем ты включила свет? Они же…

– Помолчи, – скомандовала Марина, забрала у меня металлическую полоску, скрывавшуюся под пластмассовой оправой, и начала возиться со своим мушкетерским поясом.

Я посмотрел на компактный тельфер, крюк, свисающий с потолка, и заметил:

– Кажется, это приготовили персонально для меня…

Марина не отвечала, она, наконец, щелкнула чем-то, и одна из стекляшек на груди замерцала рубиновыми искорками. Марина подошла ко второй двери, но та была надежно заперта.

– Придется подождать, – чуть ли не весело сказала Марина и переключила внимание на меня. – Ты весь в крови.

– Как положено герою, – заметил я, чувствуя, что боль отступает. Наш знаменитый сенсей Чен учил когда-то: не покоряйтесь боли и она стихнет, побежденная вашей волей. Поэтому, чтобы отвлечься, я прошептал:

– Это же мечта, остаться наедине с такой женщиной…

Марина вполне серьезно заметила:

– Твоя мечта могла сбыться и раньше, у меня дома.

– Это неинтересно… А ты пробовала любить вот в таких… экстремальных условиях?

Марина улыбнулась и неожиданно серьезным тоном спросила:

– А ты сам любил кого-нибудь?

– Любил, Марина. Сперва одну девушку, а потом другую, очень на нее похожую. Но в той, второй, я искал только первую. Когда она меня любила, я еще до этого не дорос, а потом стало поздно. Она вышла замуж.

– Ты встречал ее после свадьбы?

– Нет. И это к лучшему. Она останется в моей памяти такой же, как много лет назад.

– А вторая?

– Она почувствовала все. И тоже вышла замуж. Ты знаешь, я думаю, что любовь – это не то чувство, которое дано испытать каждому…

Я хотел рассказывать дальше, но Марина, смотревшая на меня с какой-то истинно женской жалостью, вдруг вся подобралась. Дверь широко распахнулась, словно от удара и в подвал вошли двое. На их довольно-таки стандартных лицах появилось изумление, не больше того. Марина резко выбросила вперед руку и стальное лезвие из сережки, этот миниатюрный сюрикен, вошел в переносицу одного из парней. Второй еще ничего не успел сообразить, когда Марина прыгнула навстречу ему и, развернувшись в воздухе, нанесла своим сапогом со шпорой удар в челюсть, тут же присела на одно колено, сжатыми пальцами, по-мужски, с хорошим выдохом, ударила по сонной артерии.

И, мгновенно вскочив, нанесла сокрушительный удар шпорой в висок второму противнику, корчащемуся на полу.

– Давай за мной! – скомандовала Марина, бросилась к двери, сорвала с браслета шарик-украшение, расстегнула ремень, рванула зубами пряжку и резким движением бросила конец пояса на руку. Ремень мгновенно обвился вокруг запястья, я увидел, что теперь эта кожгалантерея оканчивается обоюдоострым лезвием. Марина швырнула за дверь шарик и нестерпимо белым ударил по глазам всего лишь отблеск сильной вспышки. Когда я протер виски, в которые стала возвращаться немного отступившая боль, Марины в подвале уже не было.

Возле лестницы, ведущей наверх, в дом, лежал какой-то человек, который, наверняка, не успел понять, что же так сильно вспыхнуло перед его глазами за миг до мрака смерти.

Я с трудом поднялся по лестнице и в дверях наткнулся на еще одного: горло его было словно взлохмачено, кровь окрашивала бугристые края рваной раны.

А потом я увидел Марину. Она дралась с очень плотным парнем, которого, казалось, ее удары не доставали. Он все-таки сумел схватить Марину и по-медвежьи сжал, прижимая ее руки к туловищу, да так, что стало ясно: еще мгновение – и позвоночник не выдержит. Но Марина сделала то, что никогда бы не догадался сотворить мужчина. Она вцепилась зубами в кончик носа противника, руки его инстинктивно разжались. Удар с носка в пах заставил парня наклониться и Марина тут же, перенеся центр тяжести своего хрупкого тела, схватив окровавленной рукой его голову, нанесла парню сокрушительный удар коленом в челюсть.

В это время за окном раздался чей-то наглый голос, многократно усиленный мегафоном:

– Дом окружен! Бросить оружие, выходить с поднятыми руками!

И после небольшой паузы:

– Мать вашу!

Марина не обратила на этот призыв внимания. Она подскочила к поверженному врагу, обрушилась локтем на его солнечное сплетение и сжала руку так, словно хотела показать мне пальцами наш традиционный знак «виктори». Марина больше всего походила на древнюю воительницу, хотя на ней по-прежнему было нацеплено какое хочешь железо, кроме меча и шлема. И вот этими прямыми пальцами она резко ткнула сразу в оба глаза лежащего; хищный удар гарпии, несущий кровоизлияние в мозг, не оставляющий крохотного шанса на жизнь.

Я посмотрел в окно. Прижавшись к автомобилям, развернули автоматы к бою ребята в пятнистых куртках и по-залихватски заломленных беретах с эмблемой летящего сокола.

– Марина, давай сдаваться, – пробормотал я. – Ты хорошо поработала, но я вынужден объявить тебе выговор. Радиомаяк могла бы успеть включить пораньше. Я ведь бил его, чтоб внимание отвлечь.

Марина, усмехаясь, смотрела на меня и ее лицо то приближалось, то удалялось от меня.

– А в общем-то благодарность с занесением в личное дело, – продолжал я свое наступление на вновь идущую в атаку боль. – Ты лучший телохранитель в мире. Поверь, я ведь сам был когда-то на твоем месте. Но ты еще моя секретарша. Так что…

Марина сделала непроизвольное движение, будто в ее руках были карандаш и блокнот. Я сумел усмехнуться, хотя уже совершенно не мог сопротивляться боли.

– Марина, не забудь позвонить этой тете и отменить сделку по ее семечкам, – успел прошептать я перед тем, как снова провалился в кромешную темень.