Текст книги "Чужая осень (сборник)"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)

«Еще сто двадцать, – отметил я, – дорого обходится мне молчание Дубова».

Слава всевышнему, что Рома заговорил раньше, чем Саша с ребятами приступили к делу. Иначе пришлось бы платить Оксане не только за понесенный материальный, но и за моральный ущерб.

– Горбунов, – прошепелявил Рома, отводя в сторону заплывший глаз.

– Это ближе к истине, Венька на такие штуки большой специалист. А знаешь, Рома, если бы не я, то через день после отправки этой картины за кордон, Горбунов бы не оставил на этом свете такого ценного свидетеля. Отвезите его в мастерскую, пусть приходит в себя. Быстро. И отпустите девушку домой. Дубов, ты не выползешь со своего чердака, пока я не проверю, что на этот раз ты сказал правду. Вышибала твой – его человек? Молчи, сейчас молчание – знак согласия.

– Оксана, ты хоть догадалась бросить в сумку белье на смену, – спросил я, когда Рому выволокли за дверь.

– Я знала, что эти дуболомы будут так стараться? – обиделась на собственную непроницательность девушка, тщетно приводя блузку в порядок.

– Тогда догоняй своего любимого, пусть тебя завезут первую, а то он паром изойдет, – швыряю ей свою куртку, потому что ее одежда превратилась в лохмотья. – Кстати, тебе не жалко своего возлюбленного, он ведь тебя пощадил?

– Работа есть работа, – в лучших традициях времени ответствовала Оксана, направляясь к двери. – Хотя он очень милый человек.

– Торопись, девочка, и, кстати, запомни: я не Урфин Джюс, так что ребят не обзывай.

– Саша, подожди нас на улице, – командую борцу, который с явным сожалением застегивал змейку на брюках.

Стоило нам остаться одним, как с Сережи слетела его обычная невозмутимость.

– Зачем ты отпустил его?

– Во-первых, Дубов перед нами ни в чем не провинился, он ведь не знал, кто истинный хозяин этой конторы, а во-вторых, куда он денется?

– А ты не думаешь…

– Ты тоже так не думаешь. Горбунову Дубов не опасен. Но чью просьбу выполнял Венька, на этот вопрос от ответит сегодня же. Самостоятельно вести такую игру против нас он бы никогда не рискнул, в отличие от тебя я его отлично знаю.

– Ну-ну, – загадочно улыбнулся Рябов.

– Однако есть нюанс, – не обращаю внимания на улыбку Рябова, – Дубова нужно контролировать, потому что…

– Мы не знаем, как все повернется, – не очень-то рьяно согласился со мной Рябов.

– Есть еще одно обстоятельство.

– Понимаю.

– Вот и отлично. Подожди, наброшу что-нибудь на плечи, гардероб на втором этаже найдется.

– Саша, – обратился я к нервно жующему какой-то стебелек парню, когда мы вышли на улицу, – хоть в мусорный ящик ложись под домом этого Ромы, но ты должен усечь любого, кто к нему придет. И не предпринимать никаких мер, только смотреть, причем издали. Мой пароль «Молния», отзыв «Удар».

– После того как мы побываем у Веньки, все прояснится, – заметил я, когда Саша уехал. – Но с моим бывшим шефом требуется особая осторожность, он явно берет реванш за мое нетактичное поведение в прошлом. Я сомневаюсь, что это Горбунов подсказал насчет варианта с картиной, потому как сам повязан с нами, но то, что Рома говорил правду – понимаю. Ты смотри, как все хитро задумано: в крайнем случае раскрывается контрабанда произведениями искусства, если бы обнаружили это, кто бы стал копаться в раме? И все неприятности тут же ложатся на наши хрупкие плечи, а эти гниды в стороне. И обнаружат все-таки наркоту – кто подумает, что это не наша работа? Но я им покажу, как в рай на моем горбу ездить, мать их…

– Успокойся, – вновь приводит меня в чувство Рябов, – мы уже контролируем три линии. Горбунов – раз, Дубов – два, кассир – три. Где-то они пересекутся.

В кабине рябовской машины раздалась соловьиная трель. Сережа рывком раскрыл дверь, щелкнул кнопкой, молча дал конец связи и обратился ко мне: «Едем к Фотографу. Он засек, с кем встречался вышибала».

– Конкретнее, – прошу его.

– Фотограф вышел на связь с инвалидом. Просил разыскать нас. Сам сел проявлять пленку.

– Ты послал человека по следу картины? – напрягаюсь я. Если кассир побежал, события будут развиваться стремительно.

– А как же, – удивился Сережа, направляя машину в город, – мы подойдем к ним и с этой стороны.

Фотограф не отзывался на наши звонки, и плохое предчувствие сразу передалось Рябову. Он нацепил перчатки, ловко вставил отмычку в дверь, немного повозился и толкнул ее вперед. Из-за полуприкрытой двери ванной комнаты выбивалась полоска красного света. Я взглянул через плечо Рябова: Фотограф уткнулся лицом в ванну с проявителем, под левой лопаткой торчала рукоятка финки.

– Мгновенная смерть, удар нанесен снизу вверх. Теплый совсем, – бросил Рябов. – Ни фотографий, ни пленки. Они забрали все.

– Какие там к черту они, Рябов! Ты что издеваешься? Фотограф сам открыл ему, ему, подчеркиваю, дверь и, расположившись спиной для полного удобства, занялся своим делом. Это был человек, которому он полностью доверял.

– И которому до сих пор доверяем мы, – задумчиво протянул Сережа, продолжая свое дело.

– Кстати, где твой Рыбкин папа? – ласковым голосом осведомился я, когда мы не торопясь вышли на улицу по одному, чтобы миновать случайных соседей-пенсионеров.

– Не может быть, – сказал Сережа и в совершенно несвойственной для него манере резко бросил машину вперед.

16

Рябов остановил «Волгу» у самого входа трехэтажного здания морского вокзала и бросился наверх. Я вышел из машины, прикурил сигарету и увидел милиционера, спешащего ко мне. Тот, не доходя несколько метров, внимательно посмотрел на номера «Волги» и спросил:

– Это машина твоего приятеля, который пошел наверх?

– Ага, – добродушно протянул я.

– Скажи ему, чтобы не пересекал сплошную линию.

– Слушай, командир, а где здесь сплошная? – я показал на желтую линию у здания, которая благодаря непогоде и времени давно стала прерывистой.

– Это просто краска вытерлась, – тоном, не терпящим возражений, пояснил мент.

– Вот возьми кисточку и наведи сплошную, – искренне советую, ничем не рискуя: это ведь не гаишник, а привокзальный работник, скорее всего от нечего делать начавший наводить порядок. Чувство опасности всегда обостряло во мне нахальство, сейчас нужно вести себя скромнее, но собственную натуру трудно перепрыгнуть.

– Ничего, скоро придет лейтенант, ты иначе заговоришь, – многообещающе протянул страж порядка.

– Скажи своему лейтенанту, чтоб он эту машину вымыл, – злобно бросил я и отправился вслед за Рябовым.

«Последний рабочий день», – злорадно думаю, платя двадцать копеек девушке, подменившей вышибалу по совместительству. Став возле какой-то композиции, запечатлевшей давным-давно позабытые широкой публикой продукты, я внимательно прислушивался к разговору Рябова и бережно мостящего грот Рыбкиного папы.

– С кем встречался кассир?

– Я близко не подходил, только со спины видел. Кассир провел его до такси, Фотограф сразу пошел домой.

– Ты шел за кассиром? Куда он делся?

– Он отправился к Горбунову.

Когда Рябов включил двигатель, я глубокомысленно заметил:

– Какая наглость, Сережа.

– Ты о чем?

– Да так, машина у тебя давно не мыта. И еще нас усиленно замыкают на Горбунове.

– Надо отказываться от телефонов.

– Перестань, Сережа, если бы стучал инвалид, он не передал тебе предсмертную просьбу Фотографа.

– Ты что – вчерашний? – на сей раз обижается Рябов.

– Уговорил, в конце концов что лежать этой технике без дела. Мой пароль ты уже знаешь. Твой как обычно? Проконтролируй дальнейшую судьбу Фотографа. У него ведь есть ребенок, с женой Фотограф в разводе.

Сам того не замечая, я говорю о Фотографе, словно о живом человеке, пытаюсь играть в благородство, чувствуя, что в его смерти есть доля собственной заслуги. Догадаться бы сразу, но эти твари действуют сверхоперативно.

– Рябов, ребенку Фотографа пятьдесят тысяч. Но не раньше, чем все это закончится. И собирай ребят. Сегодня Горбунов ответит за все. Не представляю себе, кто смог его так прижать, если он не побоялся играть против нас.

– Он отвертится. И Дубова слова опровергнет. Скажет, что Ромка врет – и упрется.

– А кассир?

– Ну и что? Посадил своего человека безработного в точку. С кем встречался кассир – мы не знаем.

– Но если не узнаем…

– Это верно. А деньги я подброшу жене Фотографа. Пока ребенок вырастет, пятьдесят штук две порции мороженого стоить будут.

Только поздним вечером мы решились форсировать события; раньше застать Горбунова в его логове трудновато. Да и охрана по ночам у него не такая многочисленная.

Ребята блокировали черный ход, а я в гордом одиночестве спустился в подвал и постучал в дверь, за которой столько раз сам готовился к приему гостей всевозможных рангов. И сколько килограммов лапши не попытается навесить мне Веня на уши, он ответит на главный вопрос. Или замолчит навсегда.

Расстегнув куртку, стучу чуть сильнее, дверь немного подается вперед, металлические створки открыты настежь и резкий тошнотворный запах свежей крови бьет по ноздрям.

– Сережа, иди сюда, – тихо зову Рябова, не переступая порога. – Мы опоздали вторично.

Сережа плотно прикрыл дверь и осмотрелся. Картина была явно не для слабонервных, даже у меня ком подкатился к горлу и начало немного мутить. Горбунов сидел в кресле, широко раскрыв глаза, нож с необычно изогнутой рукояткой прошел через горло и пригвоздил моего бывшего хозяина к спинке намертво. Черные лужи крови, в которых лежали его телохранители, успели по краям подернуться пленкой.

Окровавленный след растворился за вешалкой. Я увидел ребят, стоящих во дворе и знаком приказал уйти на улицу. Город давно отдыхал, но мало ли, вдруг найдется некто, страдающий бессонницей.

– Что, Сережа? – спросил я, прикуривая сигарету «Мальборо», вытащив ее из пачки, лежащей на столе рядом с Веней.

– Кажется, их изрубили, прежде чем они схватились за оружие. Тому возле дверей перерезали горло, как барану. Но сперва оглушили. На виске гематома…

Стряхиваю пепел в полную бычков пепельницу, тушу окурок и бережно прячу его в карман.

– Рябов, слишком много трупов в один день. Может быть, хватит? – обращаюсь я к Сереже, который сегодня, похоже, только и делает, что изучает обстановку, максимально приближенную к штыковой атаке из-за угла.

– Ножка маленькая, в кроссовочке, – бормотал Сережа, стараясь не оставлять собственных следов. – Выходит, Саша зря торчит у Дубова?

– Нет, не зря. Наверняка, они этим не ограничатся, потому что ведут себя, как бешеные. Вполне возможно, что следующие на очереди… Срочно поставишь охрану у Леонарда, к Оксане, она не один месяц была с Дубовым, да и Ромке подвел ее Горубнов по моей просьбе.

Даже не взглянув на своего бывшего хозяина, подписавшего собственный приговор, я, не торопясь, вышел на улицу.

– У нас не хватит людей, – устало сказал появившийся минут через десять Сережа и вставил ключ в замок зажигания.

– Куда ты едешь? – разозлился я на чрезмерную молчаливость Рябова, и тут же заорал «Стой!», да так, что Сережа вдавил тормоза с силой, бросившей нас на лобовое стекло. – Выходи, пересаживайся к ребятам и действуй. Ты же все понял, Рябов, и перестань играть в мою охрану, сам говоришь, людей не хватает.

Я буквально выбил плечом Сережу на мостовую и от волнения газанул со второй скорости, потому что только сейчас до меня дошло, что прежде всего они пойдут уничтожать главную улику – картину Айвазовского, и если я не успею, Студента от срочного переселения в рай не выручит даже Господь Бог.

Спокойнее, уговаривал я сам себя, спокойнее, ты же тоже профессионал, бывший, впрочем, но все-таки. Главное, успеть, эти гады боятся стрелять, но не стану с ними заниматься фехтованием, так что спокойнее.

Я бросил машину в квартале от дома Студента, совершил быструю пробежку и тихо поднялся вверх по лестнице. Позиция хоть куда, стоим им появиться перед дверью, как можно смело всадить в спины всю обойму. Отдышавшись, я увидел, как из-под двери квартиры моего главного эксперта поползла струйка дыма, и понял, что совершил непростительную ошибку, не посмотрев, горит ли в окнах свет.

За неплотно прикрытой дверью было тихо, я присел на корточки и осторожно толкнул дверь вперед, плотно сжав рукоятку пистолета. Правая привычно легла на лезвие ножа. В комнате прямо на полу горел огонь, над лежащим ничком Студентом склонилась черная фигура с громадным ножом. Я бросился в дверной проем, в прыжке разминулся с мгновенно пущенным ножом, и еще в воздухе глушитель издал глухой звук. Реакция противника была молниеносной, метнув нож, он тут же бросился рыбкой вперед, и пока я переворачивался на бок, неловко выпустив вторую пулю, он исчез в дверном проеме. Подхожу к двери, прислушиваюсь, и до меня доносятся тихие звуки уходящих внизу торопливых шагов. Полусвешиваюсь из окна, но двор никто не покидает. Прикладываю пальцы к виску Студента, пульс прощупывается, быстро тушу начинающийся пожар, закрываю дверь, слизывая кровь с порезанной собственным ножом ладони и замираю: в дверной коробке на уровне плеча торчит громадный нож. Второго такого в городе просто быть не может. Чтобы оставить подобный сувенир в чьем-то теле, можно выбрать оружие и подешевле, шутка ли, четыреста долларов. Это «Барракуда», которую я подарил Рябову.

Холст лежал у самой двери в комнату, по-видимому убийца потерял его во время прыжка. Я еще раз коснулся головы Студента, и он глухо застонал. Отправив «ЗИГ-Зауэр» в уютное место под мышкой правой руки, достаю из необъятного кармана куртки рацию.

– «Молния» вызывает «Май».

В тихом потрескивании мембраны раздался короткий ответ: «Слышу, „Молния“». Даже коротковолновый передатчик не смог бы до такой неузнаваемости изменить интонации Рябова.

– Где ваш шеф?

– В спортзале.

– Вы у Оксаны?

– Да.

– Трое срочно к Студенту.

Окончательно легкая дрожь в пальцах унялась уже в машине. Куда он отправится сейчас? Самый верный ход – немедленно затаиться, но если мои предположения подтвердятся, ловушка у Дубова должна сработать. Такая ситуация бывает во время игры в преферанс: либо противник выпутается на «мизере», либо мы его поймаем по единственному раскладу. У нас просто нет другого выбора.

– «Молния» вызывает «Удар», – на этот раз прибегаю к помощи чешского передатчика, и через полминуты снова повторяю позывные Саши.

– Слушаю.

– «Удар», все тихо?

– Да.

– Он может скоро появиться. Едем к тебе. Постарайся задержать.

– Понял.

– Он хорошо подготовлен. И не удивляйся, если ты его узнаешь. Конец связи.

Мы мчались к Дубову, оставив одного парня у Студента, я еще не был окончательно уверен, что не опоздаю и в этот раз, или все старания окажутся напрасными. Но когда подъехали к дому, у меня от радости подпрыгнуло сердце: он направлялся прямо в парадную, где на чердаке с покорностью кролика ожидал своей дальнейшей судьбы Роман Дубов. Саша смело вышел на перехват, хотя, уверен, в единоборстве с ним бывший борец долго бы не продержался. Он мгновенно сориентировался, услышав резкий визг тормозов, бросился в сторону и влетел за руль машины с приоткрытой дверцей. Кто-то из ребят распахнул заднюю дверь, и Саша впрыгнул в кабину начинавшей набирать скорость «Волги».

– Ребята, хоть это очень серьезный противник, вы обязаны взять его только живым, – торопливо бросил я, петляя за «Жигуленком» по узким улочкам, – сейчас мы выжмем его за город, и там…

Размышлять вслух, конечно, было гораздо легче, чем совершить задуманное. Главное – успеть на трассе. У нас есть всего двадцать километров, разделяющих КП и город, сейчас глухая ночь, и каждая машина, проезжающая мимо контрольно-пропускного пункта ГАИ, подлежит регистрации. Нужно успеть.

«Волга» уверенно догоняла его машину, я вышел в левый ряд и начал осторожно прижимать «Жигули» к обочине. Но он спокойно держал руль и даже имитировал выход на мою полосу. Спидометр бесстрастно показывал, что пятикилометровую фору жизни на трассе он уже получил.

– Пугните его, – бросаю я, выжимая акселератор до упора и красная стрелка дрожит на цифре сто сорок: мне удалось немного вырваться вперед. Саша, сидящий ближе всех к нему, целится в кабину водителя «Жигулей», и насадка глушителя даже на такой скорости держится буквально в нескольких сантиметрах от «ветрячка». Он резко тормозит, но и я успеваю сбросить скорость, тогда противник, быстро сориентировавшись, пытается развернуть машину, подарив мне несколько лишних секунд. Включив заднюю скорость, я подставляю багажник, и теперь ему остается или попытаться обойти меня по обочине, или сдавать назад. Последнее было бы более желательно, тогда погоне сразу наступит конец; на задней скорости он далеко не уйдет. Однако он не торопился встретиться с нами вплотную, поэтому попытался обойти «Волгу» по грунтовке, усеянной множеством мелких камешков. Но в это же время я подаю машину немного назад, его левое колесо скользит по мокрой земле, тщетно пытаясь найти опору. Все, погоне конец. Сейчас он попытается уйти в поле, и здесь у него фора: нужно только открыть дверь и – дорога открыта. Эти лишние несколько метров, разделивших нас на старте, могут помочь ему уйти: бегать этот человек умеет.

Он все рассчитал правильно, только не учел одной мелочи: весенняя земля – это не гаревая дорожка, огромные черные комья налипали на обувь пудовыми гирями и хотя расстояние между ним и ребятами практически не сокращалось, они будут гнать убийцу до тех пор, пока он не рухнет. Я с трудом пытался держаться сзади своих телохранителей, но они ушли вперед, мне приходилось еще бежать, когда он, решив сэкономить силы, остановился, дав дыханию короткую передышку перед решающей схваткой. Да, парень не дурак, понял, что просто пристрелить его могли бы прямо на трассе, и нужен он нам в состоянии, позволяющем открывать рот. Несмотря на ненадежность опоры, он хорошо заученным одновременным движением ног вывел из строя сразу двух ребят, высоко подпрыгнув в воздух: после таких прямых в голову пару минут они не бойцы. Саша парировал несколько коварных движений, но все-таки пропустил жестокий удар левой ноги. Все, я против него тоже долго не выстою, и тогда мы вряд ли еще свидимся. Выхватываю пистолет: с прострелянной ногой он сможет говорить. Нас разделяло всего несколько метров, и, увидев пистолет в моей руке, он мгновенным броском вперед попытался сократить это расстояние. Выстрел с бедра глухо прозвучал одновременно с его прыжком, и пуля остановила движение ловкого тела буквально у моих ног. Этот низкий прыжок стоил противнику жизни, им была куплена очень легкая смерть: пуля, направленная в ногу, прошив глаз, выбила стенку затылка. Дрогнувшей рукой я несколько раз попытался прикурить, но огонек гас на холодном весеннем ветру, и ребята уже подошли ко мне: грязные, побитые и недовольные что я нарушил собственный приказ.

– У вас есть несколько часов, – голос мой звучит как можно тверже. – Уберите эту тварь поглубже.

– А машина? – спросил Саша, вытирая кровь с разбитой скулы.

– Разберите на запчасти. Это же дефицит, – пытаюсь скрыть ироническими интонациями волнение. – Плохо вас тренировал покойничек. Но воздайте своему учителю последний долг, только без салютов.

Холодный ночной воздух врывался в «ветрячок», сковывая пальцы, сжимавшие колесо руля. Я остановил машину, вышел на обочину; где-то высоко в небе медленно угасали холодные звезды, а рядом по-весеннему остро пахла пробуждающаяся тяжелая земля. Да, эта земля щедра к людям; не оттого ли так плодородна она, что тысячелетиями человек никогда не забывал заботиться о ней. Свист стрел, щелканье тетивы, тяжелое гуканье топоров, автоматные очереди – многое видела и слышала степь. И миллионы людей ложились в землю, чтобы в ней истлеть и против своей воли сделать плодородной. Стирались из памяти людской названия царств и княжеств, уходило невесть куда кровью добытое золото, чего только не происходило здесь за тысячелетия – кто может обо всем знать. Осталась только щедрость земли, которую сегодня норовят изничтожить химией. Однако, естественное удобрение всегда считалось наиболее ценным, так что пришла очередь нашему клиенту сделать хоть что-то полезное для будущих поколений всего прогрессивного человечества.

Мои пальцы уже не дрогнули, когда на холодном ветру в черной степи я прикурил сигарету, на мгновение прижался пылающим лбом к лобовому стеклу и отправился в город.

Кофе медленно остывал в граненом стакане. Когда остаюсь в одиночестве, почему-то наливаю густой черный напиток именно в стакан, хотя фарфора по месту моей прописки не меньше, чем во рту у самого большого Героя современности. Может, просто привычка: на соревнования уезжал с кипятильником, на большую роскошь, чем стаканы в номерах, хозяйственники не раскалывались. Впрочем, сегодня, наверно, и с такой посудой напряженка.

Я жду Рябова, с которым расстался буквально за минуту до того, как машина понесла меня сквозь сумасшедшую ночь к Студенту. Мы понимаем друг друга с полуслова взглядом и движением, а главное – прекрасно дополняем, и привык я к нему, словно к собственной тени. Хотелось бы, конечно, чтобы с таким парнем связывало больше, нежели деловые отношения, но когда человек приближается к точке отсчета пятого десятка жизни, ему поздно заводить друзей. А старые? Этих не заменит даже Рябов. Они уходили из моей жизни незаметно. Сашка давно живет в Москве, Борька в Бруклине, Игорь уехал в Ленинград, а приехал в Мельбурн, Павка с тех пор, как женился… Да что вспоминать, таких друзей у меня уже никогда не будет.

Прошло уже немало времени. Звонок прочирикал внезапно. Рябов ввалился в комнату и рухнул в кресло, с наслаждением вытянув ноги.

– Знаешь, где я был? – спросил Сережа, смежив веки.

– У Леонарда, конечно…

– А до того?

– Не делай из меня дефективного. Когда я выбил твою задницу из машины, ты принял единственно верное решение. Но пока нас никто не слышит, должен сказать, что мы действовали, как самоуверенные болваны. И допустили огромную ошибку, когда выжидали наступления ночи. К Веньке нужно было идти сразу.

– Я позвонил еще днем своему человеку. Но ты прав.

– А Чен-то… Вдобавок, ножка маленькая, – имитирую интонации Рябова. – Помню, как он говорил о своем преимуществе: меньше ступня – сильнее направление удара. Откровенно говоря, я до конца не уверен, что сенсей резал всех в гордом одиночестве. Думаю, он действовал в паре с кассиром.

– Ты понял, что это Чен у Фотографа?

– Нет, у Горбунова. Фотограф пустил своего. Им мог быть каждый, но только великолепно подготовленный профессионал сумеет положить холодным оружием четырех человек, трое из которых спят в обнимку с пистолетами. Однако без помощи кассира так легко сенсей бы не управился.

– Кассир жив-здоров.

– До поры, до времени. Что ты нашел в гнезде Чена?

– Фотографии ребят, пленки с разговорами.

– Интересно. Откуда свалился к нам Чен?

– Все путем. Думаю, что он просто решил сменить хозяина.

– Просто так? Кто привел его к такой мысли – вот над чем нужно ломать голову. Как Студент, наша научно-техническая гордость? Он мне шкалик поставить должен…

– В порядке. Саша постоянно с ним.

– Подвал?

– Все тихо. Леонард приказал изъять коллекцию Горбунова. Трупы вывезли, там чисто.

– А Венька с парнями?

– Куда-то уехали. Как обычно, надолго.

– Фотограф?

– Острая сердечная недостаточность. Тело сегодня кремировали. На всякий случай.

– Кому принадлежал Айвазовский?

– Горбунову, правда…

– Он его продал, да?

– Ага. Пока не знаю кому, но Леонард Павлович сказал…

– Сережа, у меня создается впечатление, что он тебе вместо мамы родной. Ну, не сердись. Бедный Венька, все на нем сходится, еще немного, и я поверю, что он самолично положил наркоту в раму. Но наша главная задача, Сережа, пока в другом.

– Я понимаю. Нужно найти источник.

– Интересное слово появилось в твоем лексиконе. Источник, родничок, мать его, не появись я у Студента… Кстати, Рябов, согласись, что я все-таки опередил тебя.

– Сквитаемся.

– Но как ты рискнул отправить меня одного?

– Я видел, что ты на пределе. Иди знай, какой будет реакция. От тебя всего ожидать можно.

– И об этом знает наш скромный источник. Ясно, что Чена он подставил специально. Фотограф бы не повернулся спиной к человеку, чей контакт он зафиксировал с кассиром, Горбунова нужно было убирать как возможного свидетеля. Но Дубов? Кому нужен Дубов, с него же, кроме отпечатков пальцев, взять нечего. А он послал Чена в нашу ловушку.

– Зачем ты ее поставил? Все можно было бы сделать проще.

– А время? Сейчас легко рассуждать, а тогда ты метался не хуже меня. То, что это Чен, мы поняли в подвале Горбунова, но кто знал, как сенсей поведет себя дальше: будет продолжать резать всех подряд или ляжет на дно. Хорошо, что я вовремя догадался о Студенте, он как-то оставался вне зоны внимания: из дома не вылазит, ни с кем почти не контактирует. Признаюсь тебе честно, что ловушку для Чена я поставил инстинктивно, потому что почувствовал неестественность развития событий, как будто кто-то специально накручивал темп – и это ему удалось, мы чуть не совершили серьезную ошибку. Сенсей наш, тварь дохлая, служит ему прикрытием до сих пор. И этот так называемый источник крутится где-то рядом. О том, что его игра не удалась, знают только…

– Трое. Леонард Павлович в курсе дела.

– И что же он поведал?

– Не нервничай. Сказал, что выручит тебя еще раз.

– Ты скромно молчишь о собственной персоне.

– Это само собой. Начало операции через два дня. Ты часов пять-шесть отдыхай. Потом к Леонарду Павловичу. А у меня есть кое-какая работенка.