Текст книги "Башни человеческих душ (СИ)"

Автор книги: Валерий Сук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

***

С момента отъезда Августа доктор Карл Фитцрой не находился себе места. Почти постоянно на него накатывали приступы волнения за своего подопечного, а в голове проносились сотни ситуаций того, что могло бы с ним произойти в дороге. Однако он всячески успокаивал себя, стараясь не поддаваться панике. Профессор снова бросил все силы на лечение пациентов, применяя все новые средства для ускорения выздоровления. Например, попросил Долорес купить фруктов, орехов и меда, которые способствовали укреплению памяти. В комнате отдыха раздал им краски и попросил нарисовать самое яркое воспоминание, которое они только могут вспомнить. Однако на полученных рисунках был всего лишь обычный пейзаж, свойственный многим городам и деревням необъятной Ринийской империи. Потом отыскал у себя на чердаке старый кожаный мяч, который гоняли еще его дети, и устроил импровизированный чемпионат по футболу между пациентами и санитарами. Он попросил садовника расчистить от травы площадку за «Двумя башнями», на которой кирпичами установил границы импровизированных ворот, а по краям при помощи веревки и колышек обозначил границы «футбольного» поля.

Чемпионат удался на славу, хотя был не таким интересным и динамичным из-за того, что в него играло всего четыре человека. Однако после к ним решил присоединиться уборщик Борман и молодой Финке. Все прошло просто прекрасно, довольны, казалось, были абсолютно все. Сержант и радист чувствовали себя хорошо, давление и пульс соответствовали норме, однако ничего больше достигнуть не удалось. Сержант отметил, что странные звуки в его голове больше не беспокоят, как и кошмары, но вот на месте воспоминаний оставалась пустота, словно кто-то стер отдельные эпизоды из его жизни. Он начал вспоминать свое детство, лица родителей, друзей, товарищей по службе. Бывало, что он рассказывал об этом профессору по нескольку часов, однако все это было до боли размыто. Например, имена родителей он вспомнить не мог, как и название родного города, номер части, в которой служил, имена сослуживцев и тому подобное. Профессор отмечал, что все же некий прогресс был, но он никак не мог приблизить его к тому, что же произошло в Людерфонском лесу.

Радист все также молчал, не давая разомкнуться тонкой полоске губ. Иногда он слишком ярко жестикулировал руками или исписывал ни одну страницу грифельным карандашом, однако все его общение с доктором заключалось в каких-то мелких просьбах, а на все его расспросы он лишь угрюмо кивал головой.

Иногда профессор замечал за ними признаки посттравматического синдрома: сержант иногда фокусировал взгляд в одной точке, словно уходил из этого мира, и сидел так порядка двух часов, абсолютно не реагируя на внешний мир. Периодически на него нападали приступы депрессии. Несколько раз санитары докладывали ему, что по вечерам он плакал в своей палате, закрыв лицо руками. У радиста часто дергалось правое веко или лицевая мышца, порой профессор заставал его за тем, что он стоял у окна, устремив тревожный взор в сторону леса и фермерских полей. Когда бушевала гроза, он зарывался с головой под одеяло и дрожал точно осиновый лист на ветру.

Профессор искренне пытался разговорить пациентов, спросить какие страхи их мучают, но все его вопросы оставались без ответов. Сержант всегда утверждал, что подобное состояние возникает совершенно внезапно, и он сам не может понять, что с ним происходит, а вот радист, как всегда, отмалчивался, словно не замечая вопроса.

Но у доктора были и другие, более насущные проблемы. С отъездом Августа погода неожиданно наладилась, было тепло и сухо, а потому он решил не терять времени даром и составить заявку на вызов кровельщика, который бы мог залатать крышу. Радист совершенно неожиданно вызвался помочь починить проводку и поменять некоторые лампы, которые уже несколько месяцев оставались нерабочими. Он просто составил профессору список необходимых материалов и сказал, что все сделает сам.

И вот как раз в четверг, примерно в то же самое время, когда Август сидел в кабинете доктора Витмана и тщательно наблюдал за его работой, профессор трудился над составлением заявки, ведя подсчет материалов и денег, которые ему понадобятся. Подобную смету он отправлял в бухгалтерию окружной психиатрической больницы Фэллода, где уже решалось, могут ли выделить ему подобные средства и материалы, и если могут, то, как скоро и в каком количестве. Он решил, что завезет смету в понедельник, заодно наведается на кафедру и к своему другу Людвигу, которого из-за случившихся событий, не видел уже довольно давно.

И вот как раз в этот момент в дверь кто-то постучал весьма робко. Доктор отвлекся от исписанных листов и сказал как можно громче:

– Войдите.

В дверь просунулось морщинистое лицо сторожа Хоппа, который мял в руках свою серую кепку.

– Прошу простить за беспокойство, доктор Фитцрой. Но там, человек, понимаете он…ну это…

– Боже мой, Хопп, да говори ты уже скорей!

– Из Ассоциации военных психиатров! – Выпалил сторож как на одном духу.

В один момент у профессора в душе все поднялось и с силой опустилось назад. Руки моментально вспотели, сердце заколотилось в груди. Вернув себе самообладание, он ответил:

– И где же он?

– Ждет у ворот, доктор. Мы все строго соблюдаем ваш наказ: никого постороннего без согласования с вами не пропускать. Вот я и подумал, что лучше сначала сообщить вам.

– Господь милосердный, Хопп! Но это же не касается людей из Ассоциации! Как можно скорей проводи его ко мне в кабинет!

– Сейчас сделаем.

Хопп рванулся с места так, точно за ним гналась стая собак. Профессор подошел к окну и увидел, как сторож открывает ворота и чуть ли не под руку ведет мужчину, лет тридцати пяти, в круглых очках с кроткими русыми волосами и бакенбардами. На нем был простой серый костюм, галстук и темные туфли. В правой руке он держал кожаный коричневый портфель на застежках. Доктор тут же перекрестился несколько раз, произнес короткую молитву и мысленно приготовился к самому худшему. Ну, вот и все. Ему конец. Они закроют «Две башни», заберут пациентов себе, а его отправят на покой. Что же будет с юным Августом, санитарами, Долорес, мистером Борманом, Финке и Хоппом? Неужели они и их просто выкинут на улицу?

Приготовившись к самому худшему, профессор уселся за свой стол, быстро разложил по местам валявшиеся бумаги, создавая некое подобие порядка и с самым официальным видом, на который только был способен, принялся ждать. Стук раздался слишком внезапно, отчего доктор чуть не подпрыгнул, однако голос его был тверд и спокоен:

– Да, да! Входите!

Дверь распахнулась, и перед ним собственной персоной предстал человек из Ассоциации. Мужчина был весьма высок, и подтянут, и в целом создавал приятное впечатление. Голос его звучал дружелюбно, но официально:

– Добрый день! Надеюсь, я вас не потревожил? Меня зовут Йохан Бром. Я являюсь уполномоченным инспектором Ассоциации военных психиатров Фэллодского округа. Вот мое удостоверение. – Он протянул профессору корочку, но тот даже на нее не взглянул. – В недавнем времени, у вас произошло весьма пренеприятнейшее событие. Если верить отчету, один из ваших пациентов покончил с собой. Все верно? Поэтому Ассоциация хочет убедиться, что это был всего лишь несчастный случай, на который вы не смогли повлиять. А потому мне надо убедиться, что условия содержания оставшихся двух пациентов соответствуют нормам безопасности. К тому же, мне необходимо будет просмотреть журнал лечения, поговорить с персоналом и самими пациентами, дабы составить собственный отчет для комиссии. Надеюсь, никаких препятствий у меня не возникнет?

Весьма обреченно профессор ответил:

– Все верно. Я к вашим услугам. Постараюсь помочь, чем смогу.

Йохан Бром оказался и не таким уж и плохим человеком. Он не был высокомерным, тщеславным и не старался придираться к деталям, чтобы в очередной раз подчеркнуть важность своего положения. Сначала он проверил журнал лечения, прочитал истории болезни, ознакомился с методиками лечения профессора, а также поинтересовался, где сейчас находится его ассистент Август. Удовлетворившись всеми ответами, он отправился расспрашивать о произошедшем событии персонал больницы, особенно долго общался с санитарами и сторожем Хоппом. После наведался в палаты пациентов, потратив на каждого не более получаса, осматривал условия содержания, проверил общую чистоту больницы, столовую, комнату отдыха, туалеты. В процессе своей ревизии он делал пометки в специальный бланк, который впоследствии передаст Ассоциации военных психиатров. Потом вышел из больницы, внимательно осмотрел окрестности, проверил состояние ограды, ухоженность парка и чистоту дорожек из гравия.

На все доктор Бром потратил порядка пяти часов. Когда он, наконец, закончил свои изыскания, то вернулся в кабинет профессора, для которого эти пять часов были сущим адом. Он напрочь забыл и о пациентах, и о смете для починки крыши, он даже пропустил обед, и сейчас мучился от колик, которые были вызваны не столько голодом, сколько переживаниями.

Йохан Бром плотно закрыл дверь кабинета и присел на стул рядом со столом профессора, откуда открывался прекрасный вид из окна. Аккуратно сложив все бумаги, он сказал:

– Ну что же, мистер Фитцрой, я провел как можно более непредвзятое расследование, а сказать по правде – просто осмотр вашего заведения, и сделал для себя некоторые выводы, которые готов озвучить, если вы не возражаете.

– Прошу.

– В целом, состояние ваших основных фондов, выражаясь экономическими терминами, оставляет желать лучшего. У вас протекает крыша, развелась сырость, плесень, в некоторых местах вздулись полы, не работает ряд ламп, – и это лишь малая часть того, что мне удалось заметить. Но есть и положительные моменты: у вас достаточно чисто, в палатах поддерживается порядок, кухня и столовая также отвечают гигиеническим нормам. Наиболее заметный для вас плюс – наличие парка для прогулок, что позволяет пациентам проводить время на свежем воздухе, однако обратите внимание на состояние вашего фонтана. Либо выделите себе время для его очистки, либо демонтируйте, поскольку сейчас ничего, кроме депрессии он не нагоняет. – Он замолчал, перебирая в руках листки, после чего спросил: – Простите, не будет ли у вас стакана воды?

– Я могу заварить кофе или чай, если хотите. – Как можно любезней сказал профессор, поправляя съехавшие на нос очки.

– Кофе, если можно.

Пока профессор ставил чайник на электрическую плиту и доставал чашки, доктор Бром продолжил:

– Что касается разговора с персоналом – тут все в порядке. Похоже, что всех устраивают нынешние условия труда, а о вас они отзывают как о человеке с высоким уровнем врачебного профессионализма и такта, который действительно старается помочь своим пациентам. Кстати, скажу несколько слов и о них. Пациент из двести второй палаты оказался более сговорчив, чем из двести третьей. Собственно говоря, именно «поговорить» мне посчастливилось только с ним. Никаких нареканий на условия содержания или методы лечения он не высказал, и отметил, что вы ведете себя с ним достаточно дружелюбно, по его собственным словам: «не старается засунуть меня под холодный душ или сделать лоботомию». Также хотел бы задать вам вопрос о пациенте из двести третьей палаты. Как давно он не разговаривает?

Профессор посмотрел на доктора Брома как раз в тот момент, когда разливал кофе по чашкам.

– С момента, как его сюда привезли. Я считаю, что у него афазия, вызванная стрессом.

– То есть ничто не говорит о врожденных дефектах речи?

– Думаю, что нет. Потеря речи вещь достаточно специфическая и часто свойственна людям, пережившим сильный стресс. Просто кто-то начинает говорить через месяц, а кто-то через год. В любом случае, я не собираюсь пытать его каленым железом, чтобы услышать его голос.

– Очень на это надеюсь, – промолвил Бром, отпивая свой кофе. С первых глотков он почувствовал бодрость, а ощущение сухости в горле моментально пропало. – Но все же, я поговорю о том, чтобы направить к вам логопеда. Вдруг это что-то серьезное.

– Я буду вам весьма признателен.

– Собственно говоря, от него ничего плохого тоже я не услышал. Он написал на бумажке, что его все устраивает, и никаких претензий у него нет. Но теперь мы перейдем к менее приятной теме, а именно – самоубийству вашего пациента. Как так получилось, что ему удалось выпутаться из твердых кожаных ремней и сплести из них удавку?

– Если честно, я ума не приложу, как у него подобное могло получиться. К несчастью, в этот момент я был в отъезде по делам, и здесь оставался мой ассистент Август. По его словам, погибший пациент начал вести себя агрессивно из-за чего к нему пришлось применить силу ради его же блага. Мне также довелось наблюдать его весьма агрессивное поведение, особенно в последние время, когда у него начали все чаще появляться галлюцинации, что явилось следствием, как мы считаем, развития шизофрении. Я старался давать ему сильные антидепрессанты, чтобы облегчить симптомы, но, к несчастью, они не оказали должного эффекта.

– Да, я прочитал журнал выдачи лекарств. Все это весьма прискорбно, однако не объясняет того факта, что же произошло. Все указывает на то, что ему кто-то да помог. Однако ваши санитары и сторож богом клянутся, что в палате никого не было. Их слова подтверждает и ваш местный инспектор Розенберг, который ссылается на то, что это всего лишь несчастный случай.

– Хотите знать лично мое мнение? В довольно редких случаях у душевнобольных наблюдается превышенное в несколько раз содержание адреналина в крови. Я считаю, что в момент приступа у него как раз была подобная ситуация, что дало ему силы разорвать один из ремней, а позже свести счеты с жизнью. – Доктор Бром удивленно вскинул брови, допивая свой кофе.

– Довольно подвешенное в воздухе объяснение, не находите? И доказать его уже невозможно, а по результатам вскрытия была установлена смерть от удушья и примесь в крови тех препаратов, которые ему давали. Однако ничто не указывало на наличие повышенного адреналина.

Профессор лишь пожал плечами и схватился за свою чашку, давая понять, что ему больше нечего сказать. Тем временем доктор Бром сделал в своем блокноте кое-какие пометки, после чего вернулся к разговору.

– Не думаю, что мы когда-нибудь уже узнаем правду, но, тем не менее, я готов сделать определенное заключение по проведенной работе, которое будет включено в официальный отчет и предоставлено Ассоциации. – В этот момент профессор замер на месте, точно окаменев. В голове отдавался лишь стук сердца, а по вискам медленно стекали капельки пота. – В целом, ваше заведение произвело на меня впечатление скорее положительное, чем отрицательное. Против вас играет слишком мало негативных факторов, чтобы начинать серьезное расследование, а потому вы можете и дальше продолжать работать в том же духе, но хочу сразу предупредить – еще один подобный случай «странной» смерти пациента, и мне придется передать дело более профессиональной комиссии, которая не будет такой беспристрастной, как я. – Доктор Бром пристально посмотрел на профессора, на лице которого одновременно читалось, как облегчение, так и некоторая неловкость за подобные замечания.

– То есть нас не закроют? – Едва сдерживая голос, выдавил профессор.

– С чего бы это? – Бром, казалось, был весьма удивлен подобному вопросу. – Смерти пациентов в подобных заведениях – дело вполне обычное. По статистике в год до двух тысяч психически больных кончает жизнь самоубийством, а сейчас это дело весьма обычное, особенно, что касается наших солдат. Если бы у вас, к примеру, содержались военнослужащие армии Реготской республики и подобный случай произошел бы с ними, то и разговор бы был совершенно другой. А на наших солдат всем наплевать. Меня и сюда послали «для галочки», мол, проверь все ли так, как было, чтобы быстрее закрыть это дело. И, скажу вам честно, сейчас огромное количество людей стали обращаться в психиатрические больницы, что даже было принято решение открыть те, что были закрыты во время кризиса. Думается, что в скором времени и вашему заведению возобновят финансирование в полном объеме, однако точно ручаться за это я не могу. Все это ходит лишь на уровне слухов.

В один момент у профессора на душе стало настолько легко, что он готов был взлететь, если бы имел крылья. Он промучился в неизвестности почти месяц и уже придумал себе самое худшее, что только могло произойти, но как оказалось, все его страхи и душевные терзания оказались напрасными. Бром подал профессору документы, которые ему необходимо было подписать, а когда все формальности были улажены, засобирался назад. Напоследок доктор Фитцрой не удержался и все же сказал:

– Большое спасибо, мистер Бром за проявленное участие. Стоит сказать, что вы оказались гораздо более добропорядочным и тактичным, чем тот представитель, который приходил до вас.

Бром вопросительно посмотрел на доктора, точно тот сказал какую-то глупость:

– Приходил? До меня? Но помилуйте, за все время Ассоциация никого к вам не отправляла. О вас и вовсе забыли бы, если бы не смерть вашего пациента. Тут уже просто стала необходимость, чем простой визит с проверкой. До вашей глуши еще доберись.

– То есть вы хотите сказать, что не знаете никакого… – профессор порылся в бумажках, отыскав нужный бланк, – Отто Ланге? – Он протянул бумагу Брому, тот посмотрел на нее, покачав головой, и вернул назад.

– Впервые слышу. Да и сотрудников с таким именем у нас никогда не было.

– Но как же? Он еще приехал на автомобиле той же марки, что и у меня!

– Простите доктор, но позволить себе роскошь ездить на автомобиле наше начальство простым инспекторам не позволяет. Они лишь оплачивают стоимость проезда на поезде в оба конца, но не более того. Я еще не видел ни одного человека, которому для инспекции выделяли бы машину. Это достаточно дорогое удовольствие. Да и бланк, который вам выдали, уже давно не используют, на нем даже печати нет.

– Но тогда кто же это мог быть?

– Понятия не имею, доктор. Он не показывал вам своего удостоверения? Нет? Возможно, какой-то проходимец захотел получить от вас денег, устроив фальшивую проверку. Сейчас таких мошенников хоть отбавляй. Он ничего не говорил про деньги?

– Нет, лишь спросил, как идет ход лечения и есть ли прогресс. Вел он при этом себя довольно вызывающе.

– Простите доктор, но я не имею ни малейшего представления о том, кто это мог быть. Я, конечно, спрошу у начальника, но не думаю, что ответ будет положительным.

– Если вас не затруднит, то, пожалуйста, окажите такую услугу.

Бром кивнул и, пожав руку профессору, легкой походкой покинул его кабинет. В душе у доктора Фитцроя снова стало не по себе, а по телу пробежал легкий холодок. Дело начало принимать отнюдь не шуточный оборот, и если это был не человек из Ассоциации, то тогда кто же? И с какой целью он наведывался в «Две башни»?

Глава 12.

1

В Брюкель Август прибыл рано утром в среду, а не вечером вторника, как рассчитывал. Делом в том, что поезд, следовавший из Пельта, останавливался буквально на каждой станции, подбирая все новых пассажиров. А поезд до Фэллода задержался на два часа, в результате чего ему пришлось убить время, слоняясь по вокзалу. То, что он узнал за свое короткое путешествие, имело необычайную важность, и всю дорогу Август сгорал от нетерпения поделиться с профессором новой информацией. А потому задержки в пути просто выводили его из себя, точно кто-то специально не хотел пускать его домой. Покидал он Пельт в смешанных чувствах. И виной тому была Катерина. Подумать только, рано утром в воскресенье она вызвалась его проводить, несмотря на то, что выглядела уставшей и заспанной. Август был польщен таким вниманием и всю дорогу терзался желанием хотя бы намекнуть ей на свои чувства, но страх, терзавший его молодую душу, все же взял верх и он лишь ограничился стандартным набором любезностей. Но Катерина была женщиной отнюдь не простой и уж точно не глупой. Она заметила, как робеет Август в ее присутствии и старательно отводит глаза, если его взгляд задерживался на ней слишком долго. Нравился ли он ей? Возможно. Но скорее как друг, нежели как мужчина. Август был по-детски наивен, и смотрел на мир через призму того, что его можно было бы изменить в лучшую сторону. Этот мальчишка мешал вырасти настоящему мужчине, более серьезному и уверенному в себе. Однако не все было так однозначно. Молодой доктор был привлекателен не только не внешне, но и внутренне, но эти качества скорее создавали из него хорошего товарища, которому можно было поплакаться в жилетку, но никак не человека, которого могла полюбить женщина. По крайнее мерее, такая женщина как Катерина.

На вокзале они прощались как коллеги, которые провели успешную сделку, и подобная официальность умерила пыл Августа, который понимал, что шансов заполучить эту женщину у него мало. Поддавшись какому-то минутному рвению, он купил у продавщицы букетик цветов, вручив его Катерине. Она приняла его с наигранной благодарностью, взамен написав свои координаты, на тот случай если он снова окажется в Пельте.

Но во время поездки Август старался упрятать чувства сердца подальше, сосредоточившись только на своем деле. Он размышлял над тем, как расскажет профессору о необычной больнице в Пельте, Вульфрике, трупах в болоте, партизанах, Джейкобе и что самое главное – о личности Отто Ланге, который был совсем не тем, за кого себя выдавал. Увидев это знакомое лицо на фотокарточке тогда в комнате, он едва не потерял дар речи. Джейкоб, заметив его волнение, поинтересовался все ли в порядке. И тогда он поведал ему о визите в «Две башни» человека с фотографии, который представился инспектором из Ассоциации военных психиатров. На всякий случай Август периодически поглядывал на маленькое фото, чтобы убедиться в том, что не ошибся. Но с каждым разом его уверенность росла еще больше. И тогда вполне вероятно, что в тот вечер в пабе он видел именно Ланге. Но кто это человек? Еще один простой солдат или высокопоставленный военный, который также знает, что же на самом деле произошло? И с какой целью он наведывался в «Две башни»? Собрать информацию или проверить, живы ли еще те, кто может рассказать правду?

Все эти вопросы буквально не давали Августу спокойно сидеть на одном месте. В поезде он часто вставал, бродил по вагону, полностью погруженный в свои мысли. И такое огромное напряжение быстро сказалось на его здоровье. Он приехал в Брюкель абсолютно истощенным, его состояние было даже хуже, чем когда он прибыл в Пельт. К тому же погода снова внесла в свои коррективы: на перроне гулял пронзительный ветер, а с неба срывались косые капли дождя. Стало намного прохладней, на глаза постоянно попадались люди в куртках и коротких пальто. И это после удушающей майской жары!

Молодой доктор с трудом добрался до своего скромного жилища, успев изрядно замерзнуть и промокнуть. Дрожащими пальцами он отыскал ключи и поспешил скрыться за спасительными стенами. Внутри домика царило особое запустение – было видно, что здесь давно никого не было. Все покрылось легким слоем пыли и выглядело даже немного грустно, словно отсюда ушла сама жизнь.

Август быстро сбросил мокрую одежду и обтерся сухим полотенцем. После поставил на газовую плиту чайник и растопил камин. Одежду он развесил на веревке прямо над огнем, а сам переоделся в сухое домашнее белье. Сидя с чашкой горячего чая, он рассматривал языки пламени и прислушивался к треску дерева, что создавало такую приятную атмосферу уюта. За окном уже разразился настоящий ливень, ветер стучался в двери и окна, намериваясь проникнуть за стены домика, но был для этого слишком слаб. Только легкий сквозняк смог пробраться сквозь щели, но для человека, сидящего в кресле, он не представлял никакой угрозы. В скором времени Август даже и не заметил, когда к нему постучался сон.

Он проснулся из-за того, что у него затекла шея, а в комнате стало холодно – камин давно погас. После дневного сна Август чувствовал себя еще хуже, чем до него. В голове появилось какое-то странное просветление, словно в комнате, где было темно, внезапно зажгли слишком яркую лампочку. В этом странном состоянии он добрел до кухни и выпил стакан воды, чтобы промочить горло. Спустя полчаса он почувствовал, что серьезно голоден. Последней раз ему удалось перекусить только в поезде, и то это были сухие бутерброды и чай. Недолго думая, Август решил отправиться в небольшую закусочною «Быстро и вкусно», которую содержала пожилая пара весьма консервативных взглядов, как на кухню, так и на политику. Кормили там сытно, много и что самое главное – не дорого. Туда часто любили захаживать по выходным семейные пары с детьми, желавшие хорошо подкрепиться во время или после прогулки.

Повязывая себе на шею галстук в белый горошек, он подумал, что неплохо было бы после зайти к профессору и поделиться с ним своими открытиями. Август захватил с собой портфель, куда сложил блокнот со своими записями, снимки и фотоаппарат, после чего, немного приободренный, отправился в закусочную. Он пришел как раз вовремя: в заведении практически никого не было, и большая часть столиков пустовала. Выбрав хорошее место у окна, он заказал себя порцию жареного картофеля с копчеными сосисками и моченой капустой, а на десерт взял пирог с черникой и графин лимонада. Фирменный лимонад был гордостью «Быстро и вкусно», и рецепт его приготовления был семейной тайной, так что никому до сих пор не удалось создать ничего даже отдаленно напоминающее оригинальный напиток. Весь секрет состоял в том, что его вкус был не слишком кислым и не приторно сладким, а оптимальным. В жару он освежал лучше, чем холодный душ, и даже ходил слух, что он помогает справиться с некоторыми болезнями пищеварительного тракта.

Когда тарелка оказалось пустой, а фужер был осушен, Август вытащил часы на цепочке и заметил, что сейчас была только половина шестого, а профессор обычно возвращался к шести часам. Не придумав ничего лучше, он решил оставшееся время провести в прогулках по Брюкелю, за которым успел соскучиться. Да, здесь был намного спокойней, в отличие от Пельта, воздух казался чище, а маленькие домики с палисадниками и садами были особенно милы сердцу любого, кто вырос в провинции. Прогресс еще не захватил деревеньку, отчего придавал ей некое старое великолепие, словно время здесь остановилось и не спешило двигаться с места. Автомобили еще не вытеснили повозки и экипажи. То и дело мимо проносились телеги, полные сена, или кареты, запруженные четверкой лошадей. Слишком частыми стали сцены ругани автомобилистов с извозчиками, не поделившими узкие дороги, где с трудом разъезжалось два автомобиля. Эпоха электричества здесь лишь только набирала обороты, но казалось, что некоторые жители ни за что не откажутся писать письма, отправлять телеграммы, топить камины и пользоваться свечами с керосиновыми лампами. Подобный дух закоренелой старины стойко противостоял всему новому и современному, упорно нежелая отдавать занятые позиции.

Август поздоровался с мистером Джеромом, аптекарем, мистером Гессе, кузнецом, и долго общался с пухлолицым пекарем Люмьером, который остановил молодого доктора и поинтересовался, куда это он запропастился в последние время. Он как раз подходил к дому профессора по улице Шахтеров, как сзади раздался гудок автомобиля, заставивший его едва не подпрыгнуть на месте. Август обернулся и увидел улыбающееся лицо доктора Фитцроя, который приветственно помахал ему рукой и указал на крыльцо своего дома. Август кивнул и быстрой походкой направился к домику, пока профессор парковал машину в гараже. Он тут же приметил скульптуру плетеного человека, которая все также продолжала стоять на противоположной стороне улицы, и мысленно поморщился от этой весьма жуткой скульптуры. Тем временем профессор чуть ли ни вприпрыжку подбежал к нему и крепко обнял, похлопав по плечу. Вместе они прошли в гостиную, где доктор усадил Августа на диван, а сам отправился ставить чай. Когда у каждого в руке оказалось по чашке горячего напитка, начался такой важный и такой долгожданный разговор. Август говорил медленно и вдумчиво, стараясь не упустить не единой детали. Профессора искренне поразила больница доктора Пауля и помощь Катерины и Джейкоба, и просто шокировала новость о трупах в болоте, но еще больше – сведенья об Отто Ланге. Тут в свою очередь он рассказал кое-что интересное и для Августа. Они оба внимательно изучали сделанные им фотоснимки, но особенно пристально – фотокарточку Ланге. Август не забыл упоминать, что видел Ланге в пабе «Уголек». Однако профессора больше поразило то, что Август отправился в такое отвратительное заведение, чем сам факт присутствия в нем этого псевдо инспектора. После почти трех часов оживленной беседы они разложили на столе все материалы, которые им удалось собрать и принялись думать, что делать дальше. Августу это чем-то напомнило ту ночь, когда они сидели в кабинете у Катерины и рассуждали, как лучше сообщить о трупах властям. Но здесь, в Брюкеле, у них не было своего «Джейкоба».

– Я считаю, что Отто Ланге играет в этой истории не последнюю роль, – заключил Август и отхлебнул крепкий черный кофе, который заварил профессор в преддверии «долгой ночи». Время пить чай уже прошло. – Он либо был одним из тех, кто участвовал в расстреле деревни, либо был командиром их роты, что более вероятно.

Профессор кивнул, сказав:

– Поддерживаю. На рядового солдата он был не сильно похож. Наверняка наведался к нам под чужой личиной, чтобы выведать, что нам известно. Думаю, что он также боится, что правда рано или поздно всплывет на поверхность, как труп из болота. Однако встает другой вопрос: как ему удалось нас отыскать, и где он раздобыл бланки Ассоциации, пусть и устаревшие?

– Может быть, он работал военным психиатром, прежде чем стал боевым командиром? – предположил Август. – Тогда это многое бы объясняло.

– Не думаю. Много ли ты видел таких вот переквалифицировавшихся психиатров? Сменить стетоскоп на боевую винтовку – отнюдь не просто. Для этого нужно иметь годы тренировок и службы. Но то, что он как-то связан с психиатрией – неоспоримый факт. На тех болотах случилось нечто более странное, чем еще один акт геноцида. Не думаю, что наши пациенты, были виновны во всем этом. Скорее всего, они стали заложниками обстоятельств или жертвами какого-то чудовищного эксперимента.

– Но что могло с ними произойти, тем более что это повлияло на сознание ни одного человека, а целой роты солдат. Какое-то массовое помешательство.