Текст книги "Башни человеческих душ (СИ)"

Автор книги: Валерий Сук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Профессор лишь покачал головой, после чего сказал:

– Может быть, перейдем к делу? Не хочу зря отнимать твое время.

– Чепуха, – отмахнулся Юнгер, – я сказал всем, что у меня важное совещание с человеком из оккупационной армии и отменил все встречи до вечера. Так что остаток дня в нашем полном распоряжении, но сперва, – он снял трубку и нажал на кнопку. После короткой паузы Юнгер отдал распоряжение: – Готтлиф, можешь заносить. Мы ждем. – Он опять посмотрел на профессора: – Думаю, нам нужно немного подкрепиться, чтобы с дополнительными силами решить все интересующие нас вопросы. Как считаешь?

Через несколько минут в кабинет начали вносить разного рода яства, от которых у профессора забурчало в животе, несмотря на то, что он плотно позавтракал. Видно организм затратил больше ресурсов на дорогу, чем он рассчитывал, и теперь требовал их пополнения.

Доктор съел овощной салат, жаренный ломтиками картофель со специями, свиную отбивную со сметанным соусом, а закусил все чудесным слоеным тортом с чашкой крепкого кофе. После трапезы Юнгер предложил расположиться на креслах, которые стояли рядом с книжными полками; после он вытащил из бара графин с бренди и пару широких стаканов и поставил их на низкий столик из темного дерева. Разлив янтарную жидкость, Юнгер протянул стакан профессору, после чего откинулся в кресле и раскурил толстую сигару. Серый свет, который лился из высоких окон, делал его лицо необычайно бледным, что резко контрастировало с горящим кончиком сигары.

– Итак, Карл, – начал он, выдыхая струю белого дыма. К счастью, профессор был достаточно далеко, что не слышать запах табака; он терпеть не мог курильщиков. – Что же заставило тебя проделать такой длинный путь? Насколько я понял из нашего разговора, дело касается твоих «странных» пациентов? Правда, я немного не понимаю, чем тут могу быть полезен.

– Ты все верно понял Ганс, и мне нужна от тебя лишь небольшая услуга, которую только ты сможешь предоставить, – профессор выпил немного обжигающего напитка, выдохнул, а потом произнес: – Мне удалось узнать, что эти ребята, которые ко мне попали, были солдатами Первой гвардии.

– Продолжай. – Юнгер был заинтригован.

– Как ты знаешь, это весьма элитное подразделение, которое выполняет только особо важные задания, ведь там служат профессионалы, лучшие из лучших, те, кто смог пройти жесткий отбор. – Юнгер затянулся сигарой и выдохнул дым. – Так вот, мне кажется слишком подозрительным, что никто не может установить их личности и сказать, где они находились во время войны. Конечно, если учитывать то, что на остатках их одежды в момент обнаружения не было никаких опознавательных знаков, оно и понятно, но все же, весьма странно, что до сих пор нигде не было информации о поиске этих солдат со стороны родственников или военного министерства. Похоже, что их просто забыли.

– Ничего удивительного, Карл. Сейчас самый тяжелый послевоенный период. Знаешь, сколько таких неопознанных и пропавших без вести на территории четырех государств? Тысячи, если не больше. Некоторые роты и батальоны были полностью уничтожены, не говоря уже о толпах дезертиров, которые до сих пор прячутся от военной полиции, боясь быть осужденными за нарушение присяги. Нам даже пришлось объявить амнистию, чтобы найти этих людей, но многие до сих пор думают, что это уловка, а мы или оккупационная армия будем вершить над ними суд, и, в конце концов, расстреляем.

– Я с тобой полностью согласен, Ганс, но все же, мне почему-то кажется, что они что-то скрывают. Возможно их весьма странное «исчезновение» никак не связано с боевыми действиями. Я сделал небольшой эксперимент и выяснил, что они вряд ли участвовали хоть в каком-нибудь сражении. Обычно у таких людей резко обострены все рефлексы, которые, порой, не успокаиваются до конца жизни. Эти же вообще никак не реагируют на резкие звуки или движения, в их снах не вплывают сцены взрывов или смертей. У меня только один пациент вспомнил нечто похожее на звук пулемета, но это воспоминание могло быть вызвано и тренировкой на полигоне. Не мне тебе рассказывать, что такое посттравматический синдром, но у этих ребят все по-другому. Их воспоминаниям мешает непонятная музыка, которая словно блокирует работу мозга. Я никогда ни с чем подобным не сталкивался. У многих моих подопечных были провалы в памяти, но после нескольких сеансов они начали по крупицам восстанавливать свое прошлое. – Профессор перевел дух и допил бренди. Юнгер незамедлительно снова наполнил стаканы. Он несколько секунд рассматривал доктора, его сигара почти уменьшилась до окурка.

– Знаешь, Карл, я тебе верю. – Совершенно неожиданно произнес он. Профессор облегченно вздохнул, так как считал, что Ганс уже сам начинает сомневаться в его благоразумии. – Я разговаривал со многими из тех, кто действительно участвовал в военных действиях и скажу тебе, что с головой у них совсем не в порядке, включая меня самого. До сих пор по ночам вздрагиваю, когда дождь начинает барабанить по подоконнику или с крыши валится растаявший снег. Один раз я чуть не опозорился на одном приеме, когда за окном вспыхнула молния. Едва удалось вовремя остановиться, сказав изумленной публике, что у меня развязался шнурок. Да ведь я чуть не сиганул под стол! К тому же эти сны.…Знаешь, я до сих пор помню одного паренька, которого вытащил с поля боя. Живот этого бедолаги представлял собой свинцовый дуршлаг, сквозь который сочилась кровь. Я держал его на руках, говоря, что все будет в порядке, и он выкарабкается, но его пронзительные зеленые глаза смотрели мне в самую душу и знали, что я вру. С такими ранами не живут. Я чувствовал, как его жизнь утекает через мои пальцы, где-то вдалеке разрывались снаряды и свистели пули, но они словно были в сотнях километрах от меня. В нос бил сильный запах крови, пороха и смерти, такой, что горло сводило судорогой…– Юнгер отвернулся к окну, его глаза слезились и казались отрешенными, словно он видел это прямо сейчас. – Мне до сих пор снятся эти пронзительные глаза, эта наивная улыбка, готовая поверить в мою ложь, это лицо мальчика, ставшего мужчиной. Боже мой, а ведь я так и не узнал его имени! Сколько ему было, восемнадцать, двадцать? Будь оно все проклято!

Юнегр совсем раскис, но профессор отлично понимал, что ему просто надо было выговориться. Порой, это помогает лучше всяких лекарств.

– Ганс, прошу тебя…

– Я помогу тебе, Карл. Сделаю все, что в моих силах. Я не хочу, чтобы эти ребята, которые сидят у тебя, были навсегда потеряны для своих родных и близких. Если в моих силах оказать хоть какую-нибудь помощь, я это сделаю!

– Прекрасно, – как можно спокойней сказал профессор, – мне нужно, чтобы ты смог раздобыть информацию о позициях Первой гвардии в районе Пельта и Людерфонского леса, – именно там их и обнаружили.

– Боже мой, Карл! Зачем она тебе?

– Я хочу лично отправиться на то место и возможно, расспросить о чем-нибудь местных жителей. Вдруг они мне помогут.

– Да ты с ума сошел! Хоть это и приграничье, но все же территория Реготской республики! Ты думаешь, они тебя просто вот так пропустят? А даже если тебе удастся проехать, ты уверен, что местные жители не захотят вздернуть тебя на ближайшем столбе?

Профессор был готов к подобным вопросам, а потому ответил:

– Это вторая моя просьба к тебе. Если ты сможешь сделать для меня пропуск, это будет просто прекрасно. Я могу поехать с официальным визитом к своим коллегам в Пельт под предлогом профессиональной консультации по поводу лечения посттравматического синдрома. Конечно, это будет только предлог. – Профессор заговорщицки усмехнулся, от чего его лицо приобрело слегка зловещее выражение. – И вряд ли местные жители накинутся на старика-доктора, который будет заниматься лечением солдат. Так что Ганс, поможешь провернуть подобную авантюру?

– Но зачем тебе все это? Не проще ли передать дело военной полиции или Ассоциации военных психиатров. Пусть они по лесам шастают, да выясняю что к чему!

– Ты хоть представляешь, сколько у них сейчас других забот? Да пока это дело до них дойдет, меня вынесут вперед ногами! Если я сам не выясню, что же за этим кроется, то боюсь, этим делом никто и вовсе заниматься не будет.

– Ты прав. – Констатировал Юнгер. – Сейчас у всех дел по горло и твою заявку просто проигнорируют, в лучшем случае пришлют письмо с обещанием «разобраться», но по факту ничего сделано не будет. – Он немного подумал, после чего сказал: – Ладно, я постараюсь сделать все, что будет в моих силах, но не могу обещать, что из этого хоть что-нибудь выйдет. Многие будут задавать вопросы, – от этого никуда не деться, но я думаю, что сумею все сделать.

– Я тут тебе кое-что могу дать для помощи, конечно, это просто бумажка, – профессор полез в своей портфель и выудил оттуда заполненный прямоугольный бланк с подписью и печатью, – это официальный запрос от нашей больницы с просьбой представить пропуск на территорию Реготской республики для медицинской консультации с врачами первой психиатрической больницы город Пельт. Тут моя подпись, печать «Двух башен», а также телефон, на тот случай, если они дойдут до того, что захотят приехать и убедиться, что я не шпион, а обычный старикашка, от которого пахнет пылью и зубной пастой для слабых десен.

Юнгер лишь усмехнулся и забрал документ. Профессор тут же вспомнил кое-что еще и снова полез в портфель. Вытащив тонкую записку, он передал ее своему другу.

– Что-нибудь можешь об этом сказать? – Юнгеру хватило лишь мгновения, чтобы посмотреть на цифры «1-3-5-8-13», после чего он отдал бумажку профессору и спросил: – Откуда это у тебя?

– Написал один из пациентов. Это единственное, что ему удалось четко вспомнить. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Конечно, это последовательность Филини. Первый код, которому учат на курсах радистов в нашей армии.

– И что же он означает?

– Сигнал о помощи, но на самом деле, сигнал о незамедлительной помощи. Его передают на ближайшие расположение дружественных войск только в том случае, если ситуация слишком критическая и необходимы дополнительные силы, чтобы, скажем выйти из окружения или вывести остатки сил в безопасное место. Короче говоря, это обозначение самой плачевной ситуации, в которой могут оказаться солдаты отдельной роты или подразделения.

– Понятно. – Профессор спрятал бумажку портфель, а про себя подумал «что-то такое я и подозревал».

– Еще есть какие-то вопросы?

– Нет, на этом думаю можно закончить. Спасибо, что уделил мне столько времени.

– Чепуха! И не вздумай собираться уходить, я же сказал тебе, что до конца дня абсолютно свободен. Давай лучше вспомним нашу молодость, допьем бренди, а вечером Эрик отвезет тебя в гостиницу. Хороший парень, не правда ли?

3

Профессор задержался у Юнгера до позднего вечера, так что к моменту его отбытия в гостиницу он порядком налакался бренди и теперь чувствовал приятную легкость и спокойствие на душе, что утром непременно даст о себе знать головной болью и другими побочными эффектами похмелья, но это будет потом.

Эрик быстро довез его до отеля, где какой-то постоялец громадного роста, как мельком показалось профессору, чего-то добивался от портье за стойкой регистрации, но доктор не обратил на это никакого внимания, стараясь поскорее подняться к себе в номер и укрыться мягким одеялом.

Он снял костюм и постарался аккуратно сложить ее на стуле, после чего опорожнил мочевой пузырь и забрался в кровать. Ночью ему приснилась Грета, которая стояла на пустыре посреди сухих деревьев и чахлых кустов. Небо было задернуто какой-то странной темно-серой дымкой, а в воздухе летали искры черного пепла. «Опасность уже близко» – единственные слова, которые она сказала, прежде чем профессор вскочил на кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. В комнате царила кромешная тьма, лишь только сквозь задернутые занавески пробивался слабый уличный свет. Он включил настольную лампу и посмотрел на циферблат будильника, который завел на пять часов утра. Стрелки показывали без десяти пять, и доктор без лишних колебаний поднялся с кровати. Во рту было кисло, голова болела, а кости ломили, словно по ним только что отыграли барабанные палочки.

Быстро умывшись и почистив зубы, он надел уже слегка помятый костюм, как раз в тот момент, когда зазвонил будильник. Несмотря на уговоры Эрика отвезти его с утра на вокзал, профессор настойчиво отказался, считая, что для его скромной персоны уже и так было сделано достаточно и даже больше, а потому ни к чему пользоваться излишней гостеприимностью, он вполне может добраться самостоятельно.

Сдав ключ от номера на стойке регистрации, доктор попросил заспанного портье вызвать такси, а сам уселся на одном из диванчиков в холле, спокойно любуясь обстановкой отеля без лишнего привлечения внимая к своей персоне. Хотя все постояльцы сейчас спали, а новые вряд ли появится в такое время, доктор боялся, что его любопытство может вызвать косые взгляды и поглаживания указательным пальцем у виска.

Машина приехала достаточно быстро и, поблагодарив служащего за предоставленный комфортный номер, профессор отбыл на железнодорожный вокзал. Водитель такси был грубым и явно недосыпал последнюю неделю, а может и целый месяц, а потому не желал вести никаких задушевных разговоров, лишь зорко следил за дорогой, вцепившись в свой руль. Профессору такой расклад был как раз кстати. Он был не в том состоянии, чтобы вести диалог. Да он даже с трудом держался, чтобы не задремать прямо в салоне! Нет, такие путешествия уже явно не для его здоровья. Как там говорится? «Старость – не в радость». Это как раз про него. Да и пора бы перестать пить алкоголя больше, чем позволяют рамки приличия. И нет никаких оправданий тому, что он встретил старого друга, с которым давно не виделся. Боже мой, да чего они только не вспомнили за этот вечер! Конечно, большая часть разговоров все равно пришлась на их службу во время Первой войны за золотые шахты, но также было уделено внимание их детям и внукам. Юнгер скурил, наверное, штук десять своих ужасных сигар, заполонив комнату едким дымом, так что костюм профессора до сих пор источал слабый запах табака.

– Мы приехали. – Произнес таксист, вырвав доктора из череды недавних воспоминаний.

Конечно, он сразу догадался, что профессор не здешний, а потому заломил цену за проезд в два раза больше, чем она была на самом деле. Таков был принцип всех маршрутных такси крупных городов, только если ты не прожил в них достаточно долго, чтобы поставить жадных до денег водителей на место.

Скрепя сердцем, доктор отчитал ему несколько банкнот и терпеливо дождался сдачи, не желая отдавать подобному проходимцу ни копейки чаевых.

Поезд пришел вовремя, без задержек, и доктор Фитцрой смог немного погулять по зданию железнодорожного вокзала и прилегающей рыночной площади, а также вдоволь полюбоваться фонтаном, несмотря на угрюмую погоду. В любой другой день солнечные лучи уже изливали бы первое тепло на эту грешную землю, но видно царивший циклон решил задержаться надолго. И хоть дождя пока не было, хмурые тучи и сырость не предвещали хорошей погоды.

Купив себе в дорогу немного еды и бутылку воды, доктор пошел устраиваться в свое купе, так как по громкоговорителю уже объявили отправление его поезда через пять минут. Устроившись в мягком кресле, он порадовался, что попутчиков с ним на этот раз не было; хотя вполне возможно кто-нибудь может подсесть и на транзитных станциях, но хотелось бы надеяться, что до конца путешествия он будет один.

Поезд медленно тронулся, выпустив клубы белого пора, прозвучал гудок и стук колес начал входить в свой привычный ритм, но профессор этого не замечал. Все его мысли были сосредоточены на странных пациентах, которые ожидали его в «Двух башнях». Его грела мысль, что пока ни один человек не знал один весьма любопытный факт, который мог все прояснить и который заставил его обратиться за помощью к Юнгеру. Если все кусочки мозаики сложатся, то получится кое-что весьма интересное и уже тогда можно будет приступить к этому делу со всеми силами. Ну, а если его домыслы так и останутся ничем не подкреплены, то он будет весьма рад, что никому не высказал свою догадку заранее, чтобы не попасть впросак. А пока он как предусмотрительный рыбак закинул несколько удочек, а вот появится ли на них рыбешка – ответит только время.

– И все-таки странно все это. – Тихо сказал он сам себе, перед тем как погрузиться в глубокий сон.

Глава 9.

1

Вопреки всем ожиданиям, профессор приехал в Фэллод не в шесть часов утра, как это было запланировано по расписанию, а почти в девять. Задержка была вызвана другим поездом, который по ошибке диспетчера, ехал по той же колеи, навстречу поезду доктора. К счастью, удалось вовремя предотвратить грядущую катастрофу, но проблема была в другом: теперь нужно было отбуксировать грузовой состав с колеи пассажирского поезда, чтобы освободить ему дорогу. В итоге, после почти трехчасовой задержки, поезд профессора смог снова продолжить путь, однако все пассажиры были крайне возмущены этим событием. Во-первых, если бы вовремя не нашли ошибку диспетчера, могла разразиться самая настоящая железнодорожная катастрофа, где погибли бы сотни человек. Во-вторых, у многих были запланированы встречи и мероприятия с учетом прибытия поезда в шесть часов, а теперь их придется либо отменить, либо перенести на другое время, что особенно разозлило единственного попутчика профессора, предпринимателя Коффа, который ехал заключать важный договор со сталелитейной компанией Фэллода. Из-за подобной ситуации он рисковал потерять крупный контракт на поставку партии железной руды, который теперь могли перехватить его конкуренты. Доктор успокаивал его, как мог, стараясь обнадежить, что он все успеет, но молодой предприниматель и слушать его не хотел. Он часто бегал курить и бранился на весь белый свет почем зря. А потому, когда поезд наконец-то прибыл на станцию, выскочил из него точно кипятком ошпаренный, едва успев захватить свой портфель с бумагами.

Профессор лишь покачал головой, и спокойно собрав свои вещи, вышел из вагона, вдохнув прохладный утренний воздух. Сквозь череду туч выглядывали редкие лучи солнца, и доктор с удовольствием подставлял под них свое лицо, радуясь этой перемене погоды. Пройдя в здание вокзала, где было достаточно многолюдно, он с трудом пробился к окошку кассы, выстояв почти полчаса в очереди. Профессор взял билет на ближайший поезд до Брюкеля на двенадцать часов. Делать в самом городе ему было нечего, да и к тому же он очень устал, проведя бессонную ночь со своим нервным попутчиком, а потому, устроившись на жестком сиденье в зале ожидания, клевал носом вплоть до прибытия поезда.

В Брюкеле было все как обычно, разве что царившая непогода больше отразилась на деревне, чем на городе: то здесь, то там были повалены деревья и сорваны ветки, некоторые из которых повредили высоковольтные провода. Кое-где пострадала крыша или фасады жилых домов, не говоря уже о лужах, величиной с небольшое озеро. Профессор удивился, как соскучился по родному дому, хотя отсутствовал всего несколько дней. Видимо со старостью чувство привязанности становится намного сильнее, чем в молодости. Вот почему большая часть стариков буквально «прирастают» к одному месту, предпочитая как можно реже удаляться от дома.

Профессор благополучно добрался до своего скромного жилища и, подходя к дому, в который раз бросил взгляд на богомерзкую скульптуру плетеного человека, которую непонятно зачем установил его слегка «необычный» сосед Краус. Как странно, что стихия пощадила это творение: казалось, даже если наброситься на него с топором, плетеный человек оживет и сможет дать достойный отпор своему противнику. Доктор недовольно поморщился, и снова мысленно бросил: «Господи, ну почему этот ужас стоит именно напротив моего дома, а не на другой улице или хотя бы на квартал дальше?». Вставив ключ в замочную скважину, он обнаружил, что дверь не заперта. «Воры, убийцы?» – панически пронеслось у него в голове, но услышав громыхание железного ведра наверху, вспомнил, что это должно быть Эмили до сих пор ведет неустанную борьбу с грязью. Осторожно прикрыв дверь, профессор как можно громче крикнул:

– Эмили, это вы? Я вернулся!

Возня наверху прекратилась и через несколько секунд по ступенькам легкой походкой сбежала Эмили; на ней было старое серое платье, а волосы были завязаны белым платком.

– Доктор! Как я рада, что вы вернулись! Все в порядке? Как дорога?

Профессор коротко поведал ей о своем приключении, лишь упомянув, что встречался со старым другом, которого давно не видел.

– Чудесно! Рада, что все прошло хорошо. А я, к сожалению, так и не успела все здесь прибрать к вашему приезду. К тому же от помывки окон пришлось отказаться, – она взмахнула рукой в сторону улицы, – дождь лил не переставая почти два дня, так что мне пришлось сосредоточиться только на внутренней уборке. Пока удалось полностью навести порядок на кухне, в гостиной, вашем кабинете и большой спальни на втором этаже. Оставшиеся две комнаты и чердак я, думаю, смогу убрать до конца недели.

– Прекрасно Эмили, но только прошу вас – не спешите! Я абсолютно не тороплюсь и не хочу подгонять вас. Закончите все, когда вам будет удобно. Все равно большую часть времени я провожу в клинике, так что вы сможете спокойно работать, когда меня не будет дома.

– Хорошо, раз вы говорите. Я сегодня как раз закончила прибираться в спальне и вы, наверняка, хотите отдохнуть после долгой дороги, а потому, если позволите, я продолжу уборку завтра?

– Конечно. Я больше не смею вас задерживать.

Эмили кивнула и пошла наверх, убрать тряпки и ведра, после чего спустилась к профессору, держа в руках темную коробку с резным узором.

– Я нашла это за комодом, когда прибиралась, – сказала она, протягивая находку доктору, – и подумала, что лучше отдать вам лично в руки.

Доктор открыл крышку и обнаружил внутри револьвер марки «Вильгельм и Вальтер» калибра сорок пять миллиметров. Рядом в выемках лежали пять серебряных и одна золотая пуля, а на крышке внутри золотыми буквами была выведена надпись: «Пять пуль для человека, и только шестая для дьявола». У профессора по спине пробежал холодок, как бывало всякий раз, когда в его руках оказывалось оружие. А ведь этому револьверу было более сорока лет. На торжественной церемонии, по случаю удачного окончания Второй войны за золотые шахты, некоторым особенно отличившимся ветеранам вручали памятное оружие, включая и тех, кто воевал еще в Первую войну. Карл Фитцрой вообще не хотел идти на подобное мероприятие, удивляясь, что вообще получил приглашение, но его уговорил Юнгер, который приехал специально за ним. Сама церемония проходила «торжественно вяло»: сначала выступил с речью сам генерал армии, потом офицеры чином пониже и под конец те, кто непосредственно участвовал в боевых действиях. Все это проходило летом на открытой площадке перед императорским дворцом в столице Ринийской империи. К концу всей церемонии доктор полностью размяк и обливался потом, боясь получить солнечный удар. Апогеем всей этой фальши стало вручение памятного оружия, которое с прилипшей «официальной» улыбкой профессору вручил генерал армии. Он тогда подумал, что только полному идиоту пришло бы в голову вручить револьвер полевому хирургу, который спасал жизни людям, пострадавшим от огнестрельного оружия. Но военное командование никогда не отличалось благоразумием. Профессор всегда старался засунуть этот «подарок Его Императорского Величества» куда-нибудь подальше, так, чтобы не видеть до конца своих дней. Пару раз у него даже проскальзывали мысли выбросить револьвер или сбагрить кому-нибудь, поскольку Грете он тоже не нравился, но с другой стороны, что бы сказали люди, если бы обнаружили, что он пытается избавиться от такого весьма заметного презента? Профессор, во время смены места жительства, перевозил его вместе со своими другими вещами, всякий раз надеясь, что он потеряется по дороге, но револьвер упорно следовал за ним, словно зловещая тень, напоминавшая ему о давно минувшей войне.

Эмили это тоже следовало бы объяснить:

– Это памятный подарок за участие в Первой войне за золотые шахты. – Он улыбнулся, стараясь выглядеть абсолютно непринужденно. – Тогда я был несколько моложе и работал полевым хирургом, ампутировав бессчетное количество конечностей и зашив не одну сотню ран.

– Боже мой! – Похоже, Эмили была искренне удивлена. – А ведь я даже не знала, что вы ветеран. Я, когда нашла револьвер, еще подумала, что он может принадлежать одному из ваших сыновей, но чтобы он был ваш…

– Мои дети, хвала Господу, не узнали, и надеюсь, никогда не узнают, что такое война. Ни за что в жизни не хотел бы, чтобы они получали подобные подарки.

– Да, конечно вы правы. Ну что ж, – Эмили посмотрела на часы на каминной полке, – мне, наверное, уже пара. Вы завтра будете на работе?

– Да, хоть у меня и выходной, но необходимо проверить, как там без меня справляется помощник.

– Тогда я подойду к вам в восемь. Вас устроит?

– Конечно. Буду вас ждать.

Эмили пожала доктору руку, после чего поспешила удалиться. Профессор сел на диван и долго вертел в руке шкатулку, рассматривая оружие, пули и странную надпись. К слову сказать, он так и не узнал, являются ли эти пять путь действительно серебряными и одна золотой, а также есть ли в гильзах порох или это просто муляж. Спустя несколько минут он резко захлопнул крышку и отнес шкатулку в спальню, где спрятал ее в нижнем ящике комода, куда никогда не заглядывал.

Осознав, что остался один, он с удовольствием сбросил с себя одежду и завалился на мягкие простыни. В комнате царил необыкновенный дух чистоты и свежести, которого профессор не чувствовал так давно. Словно Грета вернулась и снова принялась вести хозяйство. «Моя Грета, – бормотал он, погружаясь в сон, – как же я за тобой скучаю».

Однако выспаться доктору так и не удалось. Когда стрелки часов подходили к пяти часам вечера, в дверь постучали. Сначала доносившийся звук был осторожным, но после стал все более настойчивым. Профессор неохотно поднялся, сладко потянувшись, после чего накинул весьма поблекший серый халат и, кряхтя старыми костями, спустился по лестнице. Открыв дверь, он с удивлением обнаружил своего помощника Августа, который был весьма потрепан и сильно взволнован. Однако в его визите не было ничего странного: иногда он приходил к профессору за советом, просто поговорить или одолжить одну из книг, коих в библиотеке доктора было предостаточно. Часто их посиделки длились до позднего вечера, и Августу приходилось ночевать на диване в гостиной, но в этот раз его юный друг явно пришел не с обычным визитом.

– Боже мой, Август! – Воскликнул профессор. – У тебя такой вид, словно ты провел многочасовую операцию на открытом сердце! Что стряслось?

– Простите, что беспокою доктор, но я просто не мог ждать, пока вы появитесь на работе. Перед началом разговора вам лучше присесть.

2

Спустя почти два часа профессор не находил себе места: он мерил шагами комнату, нервно заламывал руки и потирал лысину. Как такое могло произойти? Нет, в его практике это был не первый подобный случай, но чтобы пациент сам освободился от крепких кожаных ремней и при помощи них же свел счеты с жизнью?! Да этого просто немыслимо! Не иначе ему помогла сама рука дьявола или кто другой, более приземленный к этому грешному миру. Но санитары и сторож клянутся, что в больницу никто не заходил. Нет, здесь явно что-то не так.

Профессор с благодарностью принял стакан воды, который принес Август, и капнул в него десять капель настоя валерьяны. Немного приведя мысли в порядок, он снова переспросил у Августа:

– И что, инспектор действительно сделал тебе подобное предложение? – Тот лишь молчаливо кинул. – Что ж, в этой ситуации, возможно, это наиболее лучшее решение, которое можно было предпринять. И да, ты отлично справился, друг мой. Несмотря на свой юный возраст, ты все сделал правильно и не растерялся в трудной ситуации. Ты уже сообщил в газету?

– Да, завтра опубликуют некролог с фотографией пациента и описанием истории того, где он служил. Конечно, мы не знаем наверняка, но может быть кто-то из его родственников вдруг внезапно обнаружиться и сможет пролить свет на эту историю.

– Верно, и по крайне мере у нас есть неделя надежды, в противном случае его похоронят под табличкой без имени. Вряд ли этот человек заслуживает подобной участи.

– И да, профессор, вам нужно будет зайти к инспектору и переговорить с ним лично. Он упоминал, что от вас потребуются подписи на официальных бумагах. Думаю, что это не займет много времени.

Профессор кивнул, потирая виски и постарался поудобней расположиться в кресле. Да! Подобная новость ставит крест на почти всех его планах, если только…

– Извините, что спрашиваю доктор, – смущенно сказал Август, – но как прошла ваша поездка? Удалось ли что-нибудь разузнать?

– Да, конечно. Все сложилось даже лучше, чем я мог себе представить, но вот только это событие совершенно выбило меня из колеи и я не уверен, что смогу сделать все сам…Ты мог бы помочь мне в этом деле, но для этого придется отправиться на территорию Реготской республики. Сможешь осилить подобное путешествие?

– Вы еще спрашиваете? – Август заметно оживился. – Смена обстановки только пойдет мне на пользу, а что касается трудностей – я никогда их не боялся, а поездки на дальние расстояния переношу довольно хорошо. Вот только одного доктор я не пойму: откуда у вас такая уверенность, что разгадка лежит именно там?

Профессор заколебался и принялся пристально взвешивать в голове все варианты. Открыть ли своему помощнику ту самую зацепку, из-за которой он предпринял столько шагов или сослаться на более абстрактную причину? Но ведь его помощник всегда был ему верен, и предавать его доверие доктору совсем не хотелось.

Профессор Фитцрой поднялся со своего кресла и отправился в спальню, где извлек из блокнота небольшую газетную вырезку, которую он сделал пару недель назад. Хорошо, что он внимательно прочитывал каждый номер газеты, касающийся военных действий.

Протянув слегка пожелтевший листок Августу, он сказал:

– Когда мне доставили этих пациентов, я почему-то сразу подумал об этом. По мере нашего продвижения в этом деле моя уверенность все более крепла, а сейчас я практически не сомневаюсь, что это именно наш случай. Правда куда все это может привести, и кто стоит за всем этим – остается загадкой.

Август медленно перевел взгляд на газетную вырезку и начал читать:

«УЖАСНАЯ ГИБЕЛЬ РОТЫ СОЛДАТ ПЕРВОЙ ГВАРДИИ В ЛЮДЕРФОНСКОМ ЛЕСУ – ДЕЛО РУК ПАРТИЗАН?