Текст книги "Башни человеческих душ (СИ)"

Автор книги: Валерий Сук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Сообразив, что пора двигаться дальше, профессор поднялся по лестнице на крыльцо и толкнул массивную дверь, покрытую светлым лаком. Внутри творился сущий переполох: сотни и сотни людей с багажом и без, с женами и детьми, в дорогих костюмах или обычной одежде заполонили не только зал ожидания, но и кассы по продаже билетов. Со всех сторон раздавался гомон голосов и криков, из-за которого не возможно было услышать даже собственные мысли. Большие черные часы над билетными кассами показывали без пятнадцати шесть. Профессор как раз разглядывал циферблат и тонкие стрелки часов, когда кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел парнишку, лет двадцати, в коричневом костюме и кепке. На его простодушном лице сияла обворожительная улыбка.

– Вы доктор Карл Фитцрой? – стараясь перекричать всеобщий шум, спросил он.

– Совершенно верно, – слегка недоуменно ответил профессор, – с кем имею честь говорить?

– Меня зовут Эрик. Я личный шофер мистера Юнгера. Он попросил меня встретить вас и лично сопроводить к нему. – Профессор пожал протянутую руку, после чего сказал:

– Очень приятно, что мой старый друг так обо мне заботиться. Но помилуйте, как же вы узнали, что это я?

Эрик снова заулыбался:

– Не поймите превратно, мистер Фитцрой, но за ближайший час вы были единственным человеком, который был похож по описанию на того, кто мне нужен.

– Уж не хотите ли вы сказать, что ждали меня здесь с пяти часов утра?

– Даже несколько раньше. Мистер Юнгер не хотел, чтобы я вас прозевал. Но увидев, что ваш поезд прибывает в полшестого, я немного подремал в машине, а после уже отправился встречать вас.

– Замечательно, хотя моя скромная персона не стоит столь больших затрат. Ну что же, тогда ведите.

– Прошу за мной.

Эрик и профессор миновал переполненный зал, несмотря на то, что час был ранний, и вышли на открытую площадь, посреди которой располагался фонтан из белого мрамора в виде трех девушек с кувшинами, из которых тоненькой струйкой лилась вода. Вокруг него располагались лавочки, несколько декоративных деревьев и кусты диких роз. Слева располагалась автобусная остановка, где ожидали немногочисленные пассажиры, а еще дальше трамвайная станция. Справа начинались рыночные ряды, где сидело лишь несколько торговцев газированной водой и разного рода уличной едой.

Эрик указал на припаркованный неподалеку автомобиль марки «Фронке», который был усеян мелкими капельками дождя. Усевшись на заднем сиденье, профессор отметил мягкость кожаных сидений и запах новизны, который все еще царил в салоне. Эрик завел мотор, плавно вырулил автомобиль со стоянки и двинул его в сторону города.

Профессор никогда не был в Зальте, а потому с детским интересом глядел в окно, рассматривая широкие улицы, каменные мостовые, фасады старых зданий, газоны и клумбы. Он постарался вспомнить историю этого замечательно города, которую читал когда-то давно…

Зальт был вторым по величине городом страны и всегда рассматривался в качестве второй, запасной столицы. Сама же его история восходила корнями к Зальтриму и Милтре, – брату и сестру, которые считались основателями Ринийской империи. Согласно легенде, они были сиротами, жившими в одном из маленьких рыбацких поселений на берегу Изумрудного моря. Однажды через их поселение проходил святой Колум, – рыцарь-изгнанник ордена Быстрых клинков, который первым принял веру в единого Бога, после того, как в Сухих землях казнили пророка и чудотворца Илию. Его бывшие братья объявили Колума отступником и изгнали с острова Мот в океане Туманов на континент, где жили племена варваров.

Рыцарь-изгнанник ходил от одной деревне к другой пытаясь донести учение Илии до разума и душ диких аборигенов, но везде натыкался на смех и презрение, а иногда даже на прямые угрозы смерти. Так Колум добрел до поселения Зальтрима и Милтры, где без особой надежды рассказал детям о пророке из Сухих земель и его учении о едином Боге. Как ни странно, Зальтрим и Милтра выслушали его историю внимательно и вовсе не собирались над ним смеяться. Когда Колум закончил повествование, они провели его в деревню, где он с их помощью повторил то же самое жителям. Здесь эффект был еще более поразительным: люди не только внимали словам рыцаря и двух детей, но и верили им. Однако сам Колум видел, что заслуга его была невелика: жители деревни слушали только Зальтрима и Милтру, а он лишь поправлял их, когда они забывали ту или иную деталь.

С того дня они путешествовали втроем, неся учения Илии от берегов Изумрудного моря на западе и до Высоких гор на севере. Некоторые племена были настроены весьма недружелюбно к любым чужестранцам, но не один вождь или глава клана не посмел поднять руку на детей, а, следовательно, и на Колума, как единственного взрослого, который их сопровождал. После смерти Колума двадцать лет спустя между Зальтримом и Милтрой возникло серьезное разногласие, – к тому времени учение Илии уже было принято несколькими крупными государствами, не говоря уже об огромном количестве письменных трудов апостолов, которые жили вместе с ним. Теперь Зальтрим хотел проповедовать на основе писаний людей, которые ходили бок о бок с Илией, в то время как Милтра считала только истории Колума истинно верными.

К несчастью, им так и не удалось найти компромисс, и Зальтрим со своими сторонниками ушел проповедовать на юго-восток, а Милтра основала поселение на северо-западе, у могилы Колума, которого объявила святым. Вскоре религиозные разногласия достигли угрожающих размеров: наиболее воинственные религиозные лидеры призывали людей идти в священный поход против тех, кто трактовал слова Илии иначе, чем они. Зальтрим и Милтра не успели заметить, как мелкие стычки между двумя противоборствующими сторонами приняли размах настоящей войны. Солдаты обоих армий уничтожали всех, кто отказывался принять их веру. Зальтрим увидел в этом хорошую возможность поквитаться со своей сестрой, которую он винил в начале этого бессмысленного конфликта, и уж если будет проливаться кровь, то только не сторонников его последователей.

Милтра пыталась вразумить своего брата и остановить войну, но Зальтрим ничего не слушал, в его душе теперь пылала жгучая ненависть ко всем, кто шел против него. Его армию поддержали несколько орденов, включая и Быстрые клинки, которые, не желая признавать свою первоначальную ошибку, объявили проповеди Колума ересью, а его последователей – еретиками.

Получив хорошие подкрепления, войска Зальтрима выдвинулись в сторону города Милтры, стремясь сравнять с землей не только могилу Колума, но и все поселение. Однако город Милтры ушел далеко от обычных деревянных домов, и к тому же, был обнесен высокой каменной с несколькими башнями. В дополнении ко всему, Милтру поддержала большая часть кланов, так что даже длительная осада ничего бы не принесла.

Тем не менее, Зальтрим не отказался от своих планов по взятию города, и, не смотря на советы рыцарей начать полную блокаду, быстро соорудил с десяток осадных машин, и повел своих последователей на штурм. По иронии судьбы, стрела, выпущенная Милтрой, попала Зальтриму между кольчугой и шлемом, и через несколько минут он скончался от потери крови. Деморализованные смертью своего лидера, солдаты бросились наутек, и лишь несколько рыцарей задержались, чтобы забрать тело поверженного командира.

Армия Милтры догнала отступающего противника у поселения Олдберг, где на холме, обрамленном рекой Фельдра, нашел свое последние пристанище Зальтрим. Долго плакала Милтра над могилой глупого брата, который забыл учения Илии, за которого отправился умирать. После она собрала в деревушке вождей всех кланов и подписала мирное соглашение, где одним из первых пунктов было прописано «свобода вероисповедования». Теперь каждый верил в то, что хотел, и больше не было надобности обвинять, кого бы то ни было, в отступничестве и ереси.

Вожди единогласно признали Милтру королевой объединенной страны, откуда и пошла история Ринийской империи. Стоит сказать, что само слово «риниец» в переводе с местного диалекта означало «свободный человек». Датой начала новой эпохи стали считать высадку святого Колума на континенте, а не дату казни Илии (как было принято в остальном мире) из-за чего летоисчислении в империи запаздывало от других почти на год.

Деревня Олберг позже была переименована в Зальтрим, а еще позже – в Зальт, а на месте могилы возвели грандиозный монумент, где были изображены Колум, Милтра и Зальтрим державшие в руках голубей. Надпись под памятником гласила: «Первые и Великие».

Однако это была всего лишь легенда, и многие историки склонялись к тому, что Колум был не рыцарем, а обычным торговцем с хорошо подвешенным языком, другие говорили, что Зальтрим не погиб, а был изгнан с территории империи, еще одни говорили, что Милтра могла излечивать людей подобно самому Илии. Докопаться до самой истины было очень тяжело, но всем очень нравилась именно эта легенда, а потому в учебники истории было решено включить именно ее.

С тех самых пор юго-восток страны был наводнен группами священников, которые проповедовали по учениям апостолов Илии, а оставшаяся часть следовала учению святого Колума, чью историю летописцы еще во времена Милрты, записали на глиняных табличках, но, к сожалению, лишь несколько из них сохранились до наших дней.

Профессор, глядя на проносившиеся мимо него здания и автомобили, гадал, что бы сказал людям, которые резали друг другу глотки, человек, проповедовавший им мир и любовь. Наверное, оно и к лучшему, что Илия покинул этот бренный мир, оставив человечество вариться в котле собственной ненависти и алчности, – для них он был слишком хорош.

Профессор был далек от всех этих бесчисленных религиозных течений и диспутов на эту тему. Конечно, он верил в Бога или другой Вселенский разум, который создал человека и их мир, но не относился к этому с фанатизмом. Он посещал общепринятые святые праздники, ходил на исповедь несколько раз в год, но не более того.

Автомобиль выскочил на круговой перекресток, где в центре небольшого пятачка стояла помпезная статуя какого-то императора или полководца, который занес высоко над головой саблю. Вокруг постамента были заботливо высажены декоративные кусты и клумбы с цветами.

Все-таки Зальт прекрасный город, ничем не уступающей Милтре (столица империи носила имя сестры Зальтрима). Профессор несколько раз бывал в столице во время научных конференций, и смог хорошо ознакомиться со всеми её достопримечательностями, включая остатки той самой стены, которая остановила мятежного Зальтрима (хотя была ли именно это та стена, которой было уже почти две тысячи лет, сказать было сложно, поскольку бесчисленные реставрации и реконструкции заставляли усомниться в ее исторической достоверности), и могилу Милтры, где располагалась статуя взрослой женщины в стальных доспехах, гордо поднявшей над головой меч. На памятной табличке была высечена эпитафия: «Она принесла нам гораздо больше, чем мир и любовь. Она подарила нам Родину».

Доктор Фитцрой выдохнул привкус воспоминания, и пожалел, что не сможет остаться в Зальте подольше и погулять по городу. Но ничего не поделаешь, может быть, когда-нибудь он все-таки решит окончательно уйти на пенсию и отправится в тур по стране. Благо, денег, которые он откладывал на счет в банке, начиная с тридцати лет, вполне хватало не только на безбедную жизнь, но и на хорошее наследство его детям. Правда, в прошлом году он немного переписал завещание, передав девяносто процентов денежных средств в наследство Августу Майеру. Его дети и так смогут себя прокормить, а вот этого несчастного сироту, который для своих юных лет пережил две трагедии, никто и не вспомнит. А ведь он действительно привязался к этому пареньку, точно тот был его собственным сыном или внуком. Воистину, чего только не может произойти в этом мире!

Машина остановилась на парковке возле императорского отеля «Королевский диамант». Выполненный в современном стиле ар-деко, здание из белого камня уходило на четыре этажа вверх. Фасад украшали широкие окна в золоченых рамах и яркие светильники по бокам квадратной коричневой арки, обрамлявшей главный вход; наверху арки был расположен небольшой барельеф в виде рыцаря с коронной на голове и мечом в руке. Двери, оббитые золотистой резьбой из кованого железа, открывал приветливый швейцар в красной ливрее. На квадратных газонах с белыми бордюрами росли подстриженные кусты и клены, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга.

Стоя под значительно усилившимся дождем, профессор второй раз за день потерял дар речи от обрушившегося на него великолепия, и если бы не настойчивость Эрика, который взирал на доктора с долей умиления и нетерпения, он бы простоял перед входом как минимум два часа. Внутри отель был еще шикарней, чем снаружи: полированная мебель из красного дерева, сверкающие люстры и светильники, стены, отделанные светлыми панелями, ковры и гобелены, – вот лишь малая часть того, что смог разглядеть профессор. Конечно, ему приходилось отдергивать себя, ведь он уважаемый человек, да еще и в возрасте! Что подумают люди, если он будет так неприкрыто пялиться на все вкруг, точно мальчишка?!

Эрик взял у приветливого портье ключ и отвел профессора в номер 206 на втором этаже. Обстановку его комнаты можно было описать всего лишь одним словом – «дорого». Двуспальная кровать с балдахином, круглый столик с причудливым резным орнаментом, пара стульев с высокой спинкой, ванная комната, туалет и широкие окна, выходившие на маленький балкончик, где на белых плитах блестели капли дождя.

– Ну что доктор, устраивайтесь, располагайтесь, я заеду к вам в два часа и отвезу прямиком к мистеру Юнгеру.

– Боже мой, Эрик! Сколько все это стоит?

Водитель заулыбался.

– Сколько бы ни стоило, мистер Юнгер высоко ценит всех своих друзей, а потому заказывает для них только лучшие номера. Кстати, еда и алкоголь также включены в стоимость проживания, а потому не стесняйтесь, если что-то будет нужно, просто наберите стойку регистрации и закажите.

Профессор был удивлен такой щедростью своего друга, но с другой стороны Ганс занимал высокую должность, а потому для него подобные траты, наверное, сущие пустяки. Доктор полез в карман пиджака и выудил оттуда пару банкнот, протянув их Эрику.

– За вашу помощь. – Коротко сказал он.

Эрик был весьма удивлен этим жестом профессора, но деньги забрал, хотя колебался всего лишь несколько секунд. Попрощавшись с водителем, настроение которого заметно улучшилось, профессор сбросил мокрые туфли и рухнул на мягкую кровать. Все кости болели и ныли, а в глаза словно насыпали по килограмму песка. Тут же о себе дал знать живот: утробные урчания нарушили царившую тишину. Профессор посмотрел на телефон и после недолгих размышлений набрал номер регистрации, где голос портье поинтересовался, что ему будет угодно. Доктор заказал себе завтрак из яичницы с беконом, овсяной каши с медом и изюмом, поджаренные тосты, блинчики с сиропом, апельсиновый сок и чашку чая с лимоном. Вдобавок попросил захватить бутылку минеральной воды. Положив трубку, профессор потер руки, предвкушая скорую трапезу. Он был просто чертовски голоден!

Покончив с завтраком, профессор достал из своего чемодана будильник и завел его на час дня. Этого времени ему вполне хватит, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя. Аккуратно повесив в шкафчик свою одежду, Карл Фитцрой с огромным удовольствием растянулся на мягкой перине, чувствуя, как каждая мышца его тела блаженно расслабляется. Через несколько секунд он уже провалился в сон.

Будильник сработал точно в срок и профессор недовольно опустил руку на рычажок, чтобы выключить его. Казалось, прошло всего несколько минут, но на самом деле он проспал почти шесть часов. Сказать, что он полностью восстановил все силы, было тяжело, но вот в голове немного прояснилось и все вокруг казалось через чур ярким и четким, словно доктор все еще пребывал в царстве сна. К тому же у него начала тихо побаливать голова.

Надев на себя костюм, профессор заметил, что дождь кончился, но серая армада туч все еще штурмовала небесное пространство. Да, если налетела буря, то продержится она как минимум несколько дней, прежде чем снова можно будет любоваться синевой небосвода и солнечными лучами.

Выпив таблетку от головы, доктор умылся и расчесал остатки волос. В зеркале над раковиной он увидел немного помятое лицо старика со следами усталости и прожитых лет, но в целом, он выглядел и чувствовал себя лучше, чем сегодня утром. Выйдя на балкон, где гуляли порывы холодного ветра, профессор обратил свой взор на широкую прямоугольную площадь, выложенную серыми плитами. Слева небольшой сквер с лавочками и несколькими беседками под красной черепичной крышей упирался в грандиозный памятник из белого мрамора высотой, порядка, десяти метров. Это была величественная скульптура, посвященная солдатам, положившим свои жизни за благо Ринийской империи. Она представляла собой архангела в доспехах с развевающимися белыми крыльями, который поддерживал раненого солдата с повязкой на голове и винтовкой в правой руке; под его ногами валялась каска и пустые гильзы. Надпись на цилиндрическом постаменте гласила: «Бог помогает всем, кто сражается за правое дело». Изначально подразумевалось, что этот монумент будет посвящен всем солдатам, участвующим в военных конфликтах и останется нейтральным, но император Густав I пожелал, чтобы он был посвящен именно ринийским солдатам.

Профессор хорошо знал историю этого памятника и много о нем читал, но вот теперь смог узреть его воочию, и надо сказать, что он произвел на него весьма сильное впечатление. Как жаль, что нельзя отлучиться на пару часов и погулять по площади, чтобы хорошо разглядеть монумент. Да и многоярусный фонтан в виде нескольких чаш справа, и сквер заслуживают не меньшего внимания, но доктор мог наблюдать за ними только издалека. Ведь если Эрик приедет немного раньше и не обнаружит его на месте, то заставит ждать Ганса, а ему очень не хотелось отнимать ценное время у такого человека, каким был его друг.

Оставшиеся время доктор провел на своем «наблюдательно пункте» стараясь рассмотреть Зальт в обе стороны поворота головы как можно лучше. Город создавал весьма приятное ощущение: воздух был в нем достаточно чист, и не только благодаря тому, что недавно прошел дождь, – большая часть промышленных заводов и предприятий находилась в специальной отведенной зоне, в пятнадцати километрах от города. Улицы были широкими и чистыми, видно коммунальные службы города не зря едят свой хлеб. Вдоль обочин тянулись ряды стройных деревьев, ветки которых были тщательно подрезаны и укорочены. В общем, доктор остался от Зальта в полном восторге, хотя увидел лишь его малую часть.

Эрик приехал ровно в два часа и спустя несколько минут они уже мчались по дороге в сторону мэрии, где дожидался Ганс Юнгер. Профессор снова прильнул к окну, внимательно рассматривая каждую проносившуюся деталь. Ближе к центру все чаще попадались на глаза вооруженные солдаты с винтовками или автоматами наперевес. Однако одеты они были в темно-коричневую или светло-коричневую униформу, в отличие от серых шинелей и курток ринийской армии. Профессор не мог сказать, принадлежали ли они к реготской или бриямской армии, – в униформе современных солдат он практически не разбирался.

Заметив его удивленные взгляды, Эрик со своего водительского места заметил:

– Ничего удивительно, мистер Фитцрой. В каждом крупном административном центре империи, ой простите, мы же теперь республика, хотя только на бумаге, расположены регулярные войска оккупационной армии Трех государств. Сложно сказать, сколько они будут здесь располагаться, но то, что в ближайшее время доведется жить под их надзором, – печальный факт. В каждой мэрии заседает несколько их представителей с личной охраной. Они тщательно проверяют любые документы, будь то официальный приказ о повышении зарплаты начальнику полиции, или простая просьба горожанина об устранении протечки канализации во дворе, – все проходит тщательный досмотр по нескольку раз, и только убедившись, что в этом нет никакого «тайного смысла», – на последних словах Эрик сделал особое презрительное ударение, – то только тогда разрешают бумагам идти дальше. По-моему они ищут шпионов и тайные заговоры там, где их нет. Но что поделать? За столько веков мы насолили этим ребятам слишком сильно, так что они просто так не отступят. Не хочу сказать, что рад их чрезмерному вниманию, но все же лучше пусть тихо сидят со своими винтовками внутри города, чем будут стрелять из них по нашим гражданам. Как считаете?

– Я не слишком увлекаюсь политикой, – как можно безразличней ответил профессор, – потому мне сложно сказать. Я всегда выступал сторонником мира и диалога между государствами по любым вопросам, и считаю, что пока люди воюют между собой, война остается гражданской. Ведь все мы жители одной планеты, один биологический вид, который должен направить все свои усилия ради продления жизни, общего прогресса и роста благосостояния. Но что в итоге? Из-за мелких сколков готовы накинуться друг на друга с кулаками, а в масштабах государства, – начинаем войну. И так на протяжении сотен веков. Мне кажется, что в один прекрасный день Богу надоест выводить нас на праведный путь, и он просто махнет рукой. И я больше, чем уверен, – доктор Фитцрой слегка повысил голос, – не найдется в мире ни одного человека, который посмеет обвинить Его в том, что он нас забыл.

– Боже мой, доктор, – Эрик не скрывал изумление в голосе, – да вы загнули целую проповедь. Мне кажется, вам нужно было выбрать путь священника или миссионера. Как считаете?

Профессор лишь ухмыльнулся на это и ответил:

– Дорогой Эрик, вот доживешь до моих седин и сам придешь к точно таким же выводам. Ведь не всю свою жизнь я понимал, что к чему и точно так же наивно верил пропаганде и заявлениям императора или депутатов, не пропуская их через призму разумной критики.

– Ладно, доктор. Уговорили.

Они добрались до места работы Ганса довольно быстро: через пятнадцать минут Эрик уже припарковал автомобиль на стоянке. Выйдя из машины, профессор снова ошеломленно уставился на здание мэрии, хотя и подозревал, что увидит перед собой нечто помпезное: северное и южное крыло вытянутого трехэтажного здания из белого камня были соединены переходом, над которым возвышался стеклянный купол с золотым шпилем. Мраморные колонны поддерживали двухскатную закрытую крышу над крыльцом; к нему с обеих сторон поднимались ступени из огненного камня. В нескольких окна горел свет, но в основном, создавалось впечатление, что в здании никого не было. Профессор миновал прямоугольный ступенчатый фонтан перед фасадом, из огромных чаш которого били диагональные струи воды, и быстро поднялся за Эриком в вестибюль. Сидевший на посту охранник кивнул им, после чего они миновали просторное помещение, выкрашенное в светло-коричневый цвет, и поднялись по лестнице на второй этаж. Кабинет Юнгера располагался в дальнем конце круглой комнаты, где стояли слегка потрепанные диваны, цветки в горшках и разные стойки для документов.

Эрик провел профессора до двери и поспешил откланяться. Немного волнуясь и в то же время, сгорая от нетерпения, доктор Фитцрой робко постучал и после утвердительного ответа распахнул дверь.

– Рад тебя видеть старый друг. – Сказал Юнгер, глядя на него из-за своего стола и весело улыбаясь.

2

Профессор стал ступором у двери, глядя на своего друга. Ганс Юнгер значительно прибавил в весе с момента их последней встречи, а морщины на его пухлом лице стали еще более глубокими, не говоря уже о черных мешках под глазами. Он вышел из-за стола, продемонстрировав отменный темно-синий костюм, накрахмаленную рубашку и галстук в сине-белую полоску:

– Ну что, даже не обнимешь старого друга?

Доктор пожал Юнгеру руку и сердечно похлопал по спине. Как же давно они не виделись. Закончив обмен любезностями, Юнгер указал профессору на мягкий стул с резной спинкой, а сам вернулся в свое кресло. Профессор окинул взглядом обстановку кабинета, которая была несколько простой: стол Юнгера был из обычного дерева, хорошо вскрытый лаком; на нем располагались несколько статуэток, бумаги, папки, рамки с фотографиями родных и друзей, несколько перьевых ручек, чернильница, стеклянное пресс-папье со скульптурой лежачего льва и еще всякая мелочь. К этому столу по центру примыкал еще один, с задвинутыми стульями по бокам. На стене за столом располагалась старинная карта Ринийской империи с некоторыми территориями, которые сейчас принадлежали другим государств. На вид ей было больше сотни лет, но это могла быть и хорошо сработанная копия. Большие окна со светлыми портьерами, золотая люстра под потолком, несколько цветков в горшках и книжные полки, заставленные разного рода книгами. Пол и стены были одного темно-багрового цвета, но за счет светлых окон не делали визуально помещение меньше, чем оно было на самом деле.

Юнгер добродушно улыбался, поглаживая свои густые белые усы и остатки волос на макушке. После небольшой паузы, разговор начал профессор:

– Ганс, правда, совершенно не стоило определять меня в такой шикарный отель. Я бы вполне обошелся и чем-нибудь попроще.

– Полная чушь, Карл! Я обязан тебе по гроб жизни, если не больше! Не спаси ты мне тогда ногу, я бы сейчас сидел в инвалидной коляске или шагу ступить не мог без костылей, а сейчас, – он указал на черную трость с серебряным набалдашником подле себя, – я обхожу только этим. И это – благодаря тебе. Сколько лет прошло с того момента?

– Более пятидесяти, – как можно скромнее ответил профессор, – да, что ни говори, мне тогда довелось хорошо потрудиться, вытащив почти сорок осколков из молодого лейтенанта, но тебе еще повезло: не один из них не раздробил тебе кость на столько, чтобы мне пришлось делать ампутацию.

– Как бы там ни было, ты мог отрезать мне ногу, как и большинству других солдат, но не сделал этого, решив провести многочасовую операцию. А это многого стоит…

Профессор вздохнул, словно ему снова довелось пережить тот момент в грязном медицинском блиндаже, где лейтенант Юнгер умолял молодого хирурга спасти ему ногу. Несмотря на то, что он был достаточно молод, Юнгер уже тогда обладал железной волей и стальной хваткой, способной заставить любого делать то, что он говорит. Это же надо было спасти жизнь человеку, который в будущем так высоко шагнет! А ведь его вполне могли убить или покалечить настолько, что он самостоятельно и нужду бы справить не мог. Но судьбе было угодно, чтобы этот человек выжил, и после сыграл ключевую роль в истории Ринийской империи. Профессору жутко хотелось его расспросить о подробностях заговора, и он осторожно произнес:

– Да, давно это было. Тогда нам многое казалось слишком простым и незначительным, чем было на самом деле. Но свою самую главную битву со временем мы проиграли, – то, что не смогли сделать вражеские снаряды и пули, выполнит оно. Кстати, мне было бы очень интересно узнать кое-что о недавно прошедших событиях. – По лицу профессора было понятно, о чем он хочет спросить, но Юнгер сразу нахмурился и покачал головой.

– Прости, Карл. Я не могу разглашать информацию, которая на данный момент имеет гриф «секретно», – все-таки прошло мало времени с известных тебе событий, – в этот момент он с опаской покосился на дверь, – ничего, кроме официальной версии произошедшего разглашать нельзя. – Он понизил голос до шепота: – Ситуация намного сложнее, чем может показаться. Сейчас повсюду есть уши, даже у стен. Оккупационная армия контролирует почти все, включая обычные разговоры. Надеюсь, ты понимаешь? – Профессор кивнул, но все же не удержался от вопроса:

– И долго это продлится?

– Никто не знает, даже еще более «большие шишки», чем я. Последняя война, своего рода, стала последней каплей для тех, кто терпел политику империи в течение последних пятидесяти лет. У нас просто не отсталость союзников.

– А что же, Альберт II?

– Не завидую его позиции. После заговора, у него почти не осталось сторонников, а та горстка последователей сумела вытащить его в последний момент. Теперь он сидит на одном из островов в океане Туманов и шлет угрозы о возвращении на престол. Мы пока не можем определить, где же именно он находится, но как-то только Альберта обнаружит разведка, мы запросим правительство острова об его экстрадиции, после чего его, скорее всего, повесят.

– Дааа, – протянул профессор, – действительно не завидная судьба. И не скажешь, что этот человек когда-то управлял страной и был «первым после Бога».

– Все течет, все меняется, – философски заметил Юнгер, – в любом случае, надо было сделать все, чтобы остановить войну. Может кто-то назовет меня предателем, – он смотрел профессору прямо в глаза, – но я считаю, что предатель тот, кто действует против интересов своего государства и своего народа, а также ведет нечестную политику по отношению к соседствующим странам. Когда в этом мире теряется уважение, начинаются войны.

– Не подумай, Ганс, я ни в коем случае тебя ни в чем не виню, и даже где-то поддерживаю, как человек, который не понаслышке знает что-то такое война. Скорей бы уже это все закончилось, и мы смогли бы жить, как прежде.

– Боюсь, что уже ничего не будет как прежде, как бы нам того не хотелось. Вся надежда остается на наших детей и внуков.

Они немного помолчали, Юнгер выпил воды. После чего сказал:

– Ну, давай немного отойдем от всей этой грязной политики, и поговорим о тебе. Как там Грета и твои дети?

– А, ты ведь не знаешь, – промолвил профессор и опустил глаза. Собравшись с духом, он сказал: – Она умерла год назад от пневмонии.

– Карл, прости меня, – в голосе Юнгера чувствовалось искреннее сочувствие, – если бы я знал. Но почему ты мне ничего не сказал?

– Известные тебе события, о которых лучше сейчас не упоминать.

– Точно. Ведь я был тогда так занят, что не мог думать ни о чем другом. Прими мои искрение соболезнования. Как жаль, что я не смог присутствовать на ее похоронах.

– Ты не виноват, – как можно примирительно сказал профессор, – у тебя были, куда более важные дела. Так что не беспокойся, я все понимаю.

Юнгер немного растерялся, но все же продолжил беседу:

– А как дети и внуки?

– Слава Богу, с ними все хорошо. Война обошла их стороной. А что твои?

– Тоже все хорошо. Правда жена болеет все чаще, и боюсь, что в скором времени врачи ей уже не помогут.

– Все те же мигрени?

– Именно. Ни один из докторов, к кому бы я ее не возил, не может сказать, что делать. «Природа этой болезни еще не изучена» – только и говорят они. А сильные болеутоляющие, что она принимает, негативно сказываются на печенке и сердце. В общем, все могло быть хуже, или лучше, но никогда уже не будет хорошо.