Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."

Автор книги: Валентин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

В VIII–IX вв. когда длинные курганы постепенно сменились полусферическими насыпями с одиночными трупосожжениями, археология не фиксирует ни притока нового населения в Псковский регион, ни какого-либо разрыва в эволюции материальной культуры.

Имеется также ряд косвенных доводов в пользу славянской принадлежности псковских длинных курганов. В науке известно, и об этом пойдет речь ниже, что в древнерусских курганах X–XIII вв., расположенных в лесной зоне Восточной Европы, там, где происходила славянизация аборигенного финно-угорского населения, отчетливо проявляются различные и порой многочисленные субстратные элементы. В ареале псковских длинных курганов таких насыпей почти нет, хотя бесспорно, что он был заселен до прихода славян прибалтийско-финскими племенами, которые, судя по гидронимическим данным, не покинули мест обитания в процессе славянского расселения.

Если бы прибалтийско-финским племенам Псковского региона, как полагают некоторые исследователи, действительно был свойствен курганный обряд погребения, то он должен был получить дальнейшее развитие в юго-восточной Эстонии, где проживало и во второй половине I тысячелетия и во II тысячелетии н. э. то же самое население. Между тем, курганы здесь сооружали только во второй половине I тысячелетия н. э. Для X–XIII вв. курганы в юго-восточной Эстонии не характерны (известны лишь единичные насыпи X–XI вв.). В то же время в остальной части ареала псковских длинных курганов обычай сооружения погребальных насыпей получил дальнейшее развитие. Очевидно, в юго-восточной Эстонии население, с которым было связано появление курганного обряда, оказалось ассимилированным местными прибалтийскими финнами.

О славянском проникновении в юго-восточные районы территории современной Эстонии говорят и лингвистические данные. В выруском диалекте эстонского языка отчетливо фиксируются не только лексические, но и фонетические особенности, говорящие о том, что на юго-востоке Эстонии некогда имел место не маргинальный, а внутрирегиональный контакт прибалтийско-финского населения со славянским и русским. При этом наиболее раннее славянское проникновение здесь относится ко времени до сложения древнерусского языка. На этом основании финский языковед Э.Н. Сетяля утверждал, что начало славяно-прибалтийско-финского контакта нужно относить примерно к VI в. н. э. (Setälä Е.N., 1926, s. 160).

Изучение поселений культуры длинных курганов находится в начальной стадии. Это были селища. Однако известны они пока лишь по поверхностным обследованиям и в очень небольшом количестве. Ни одно из поселений не подвергалось раскопкам. Говорить о топографии, застройке и размере селищ пока невозможно.

В VIII в. в кривичской земле строятся первые городища. Одно из них – Изборское городище (рис. 9). Оно было устроено на высоком мысе при впадении безымянного ручья в озеро Городищенское, связанное системой вод с Псковским озером. С двух сторон городище имело почти отвесные склоны, а с третьей, напольной, из плотной глины был сооружен дугообразный вал шириной 10 м. Размеры треугольной площадки первоначального городища около 90×70 м.

Рис. 9. Изборское городище.

Памятник имеет наслоения VIII–XIII вв. Нижний слой его, относящийся к VIII – началу X в., в результате интенсивной строительной деятельности последующих периодов оказался во многих местах потревоженным. От построек до нас дошли в основном печи и очаги, но есть и остатки жилищ, погибших в результате пожаров. Жилыми постройками были наземные срубные дома размерами от 3,5×3 до 4×4 м с деревянными полами и отопительными устройствами, занимавшими один из углов.

Совершенно такие же жилища характерцы для Изборска последующего времени. По конструктивным особенностям и интерьеру они принадлежат к постройкам, типичным для северной группы восточного славянства. Подобные жилища исследовались на многих поселениях, в том числе хорошо известны по материалам Новгорода, Ладоги и Пскова (Засурцев П.И., 1963, с. 12–15; Раппопорт П.А., 1975, с. 121–129). Эти жилища ведут происхождение от домов северной группы славян третьей четверти I тысячелетия н. э., характеризующейся пражско-корчакской керамикой и наземным домостроительством (Donat Р., 1976, s. 113–125).

Столбовые дома в Изборске не строились вовсе. Раскопками зафиксированы остатки лишь единичных построек хозяйственного назначения со столбовой конструкцией стен.

В слоях VIII – начала X в. Изборского городища исследованы остатки более 150 печей. Все они глиняные, имели в плане округлую или овальную форму и достигали размеров от 0,5×0,7 до 1,2×1,5 м. Печи подразделяются на два типа.

Одни из них имели в основаниях вымостки из камней. Под печей был глиняным, он намазывался на каменное основание, стены делались из глины. Изредка основания печей опоясывались венцом из камней. Изборские печи этого типа по всем конструктивным особенностям аналогичны печам латгальских жилищ (Шноре Э.Д., 1961, с. 64–75). Подобные печи с каменным основанием открыты также на городищах Камно (Плоткин К.М., 1974, с. 28) и Псковском, на селище при городище Рыуге. Образуя вместе с изборскими единый компактный регион, находки печей этой конструкции как будто свидетельствуют об их местном происхождении.

Основная масса изборских глиняных печей принадлежит к иному типу. Они целиком – от основания до свода – строились из глины. В отдельных печах зафиксированы следы деревянных каркасов, которыми пользовались при сооружении сводов. Такие круглые глинобитные печи не имеют прототипов среди местных прибалтийско-финских или балтских древностей. Они известны в отдельных регионах славянского расселения третьей четверти I тысячелетия II. э., в частности в верхнем течении Вислы, в бассейне Буга, Среднем Поднепровье и Закарпатье (Donat Р., 1970, s. 253–255; Котигорошко В.Г., 1977, с. 80–94). Думается, что в Изборск характеризуемые глиняные печи были перенесены славянами откуда-то с юго-запада. Возможно, что к этому же типу принадлежат и глиняные пени, остатки которых зафиксированы раскопками славянских поселений VIII–X вв. в Ильменском бассейне (Орлов С.Н., Аксенов М.М., 1961, с. 164; Орлов С.Н., 1972, с. 131).

В Псковском и Новгородском регионах глиняные печи бытовали непродолжительное время. С XI в. в Изборске, как и в Пскове, Новгороде и на других поселениях Северо-Западной Руси уже господствовали печи-каменки (Седов В.В., 1975б, с. 67–71).

Среди жилищ, исследованных в нижнем слое Изборского городища, особняком стоят две постройки IX в. Они также были срубными, но имели глинобитные полы и отапливались очагами. Размеры их 3,5×3 и 3,5×2,8 м. Жилища с глинобитными полами известны по раскопкам поселений типа Рыуге в юго-восточной Эстонии, были распространены в регионе расселения латгалов, зафиксированы на городищах Камно и Псковском (Седов В.В., 1975а, с. 290). Очевидно, изборские постройки с глинобитными полами составляют с ними один культурный регион и оставлены неславянским населением поселка.

В нижнем слое Изборска исследовано более 20 очагов. Они имели круглую или овальную форму (поперечник от 0,5 до 1,2 м). Сложены очаги из речного песка или глины и окружены по периметру плитняковыми камнями, поставленными на ребро. Подобные очаги были распространены на городищах Камно, Псковском и Рыуге. Очевидно, применение очагов в Изборском городище обусловлено местными традициями, они скорее всего принадлежали местному прибалтийско-финскому населению.

Раскопки в Изборске позволили восстановить планировку и застройку поселения VIII–IX вв. В средней части его основателями была устроена площадь, округлая в плане, диаметром около 20 м, с горизонтальной поверхностью. При ее сооружении использован плитняковый выступ материка, благодаря чему площадь оказалась приподнятой над окружающей поверхностью на 30–50 см. Предназначалась площадь, очевидно, для племенных собраний, культовых празднеств и гаданий (табл. XVI, 9).

Древнейшая лепная керамика Изборского городища представлена горшкообразными сосудами с плавным профилем. Наибольшее расширение их приходится на верхнюю треть, нижняя часть – усечено-коническая (табл. XVII, 14). Эта керамика, аналогичная глиняным урнам из длинных курганов, отнесенным ко второй группе, сопоставима с керамикой пражско-корчакского типа, характерной для славянских памятников V–VII вв. на широкой территории от верхней Эльбы до среднего Днепра.

Фрагменты этой керамики в слоях Изборского городища составляют 1/5 всей лепной посуды памятника. Основная ее масса состоит из профилированных горшкообразных сосудов, имеющих многочисленные аналогии среди древнерусской керамики IX–X вв. Единичными фрагментами представлена керамика рыугеского типа. Это баночные сосуды и лощеные профилированные миски (Седов В.В., 1978б, с. 63–67).

В слое с лепной керамикой найдены железные ножи, серп, глиняные пряслица, каменные рыболовные грузила и др. Для определения ранней даты Изборского городища важны каменные блоковидные кресала, о хронологии которых говорилось выше, и бронзовая равноплечная фибула (табл. XIX, 1). Последняя находка имеет аналогии среди фибул Финляндии, где они определенно датируются VIII в. (Kivikoski Е., 1973, S. 61, Abb. 401). Таким образом, время основания поселения определяется рубежом VII и VIII вв.

В слое с лепной керамикой собрана интересная коллекция железных изделий – кузнечная наковальня, долото, серпы и серповидный нож, рыболовные крючки, пряжки, ножи и шилья, а также предметы вооружения. Находки инструментария, болотной руды и шлаков допускают предположение о собственном железоделательном и железообрабатывающем ремеслах в Изборске VIII – начала X в. С момента основания поселения здесь занимались и бронзолитейным ремеслом, о чем говорят находки тиглей, льячек, литейных форм, а также шлаков и каплевидных слитков бронзы. Зафиксировано изготовление на городище каменных пряслиц и изделий из кости.

Все материалы свидетельствуют о том, что Изборск в VIII – начале X в. был ремесленно-торговым укрепленным поселением – одним из племенных центров славян, расселившихся в середине I тысячелетия н. э. в бассейне Псковского озера и Великой.

Изборскому городищу синхронно Псковское. Ко времени сооружения длинных курганов здесь относятся наслоения, содержащие остатки наземных домов с глинобитными полами и очагами того же типа, что на рыугеских поселениях, а также жилища с прямоугольными углублениями, причисляемые к полуземлянкам (Тараканова С.А., 1947, с. 146; 1950, с. 21). С.В. Белецкий, изучив отчетные материалы по раскопкам С.А. Таракановой на Псковском городище, пришел к выводу, что жилища с углублениями относятся не к раннему железному веку, как полагали некоторые исследователи, а к третьей четверти I тысячелетия н. э. (Белецкий С.В., 1980, с. 9, 10). Они сопровождаются лепной керамикой, среди которой имеются формы, близкие пражско-корчакским горшкам, сковородки (табл. XVII, 10), а также раструбообразные сосуды (табл. XVII, 5), напоминающие тушемлинские. Ко второй половине I тысячелетия н. э. относятся немногочисленные фрагменты рыугеской керамики (табл. XVII, 12).

В этих напластованиях Псковского городища обнаружены предметы (табл. XIX, 2, 6–9, 12, 17, 19), позволяющие дополнить характеристику культуры длинных курганов. Интересны односторонние костяные гребни с резными фигурными или орнаментированными рукоятками. Ажурная резьба выполнена с большим мастерством и художественным вкусом. Наиболее простые орнаменты состоят из круглых или овальных отверстий или циркульного узора. Но чаще мотивами орнамента служат резные стилизованные животные, воспроизведенные с изяществом. Па одном из гребней вверху вырезаны птичьи головы, а ниже процарапаны изображения кораблей (табл. XIX, 2).

Односторонние цельные костяные гребни с резной фигурной спинкой распространены на широкой территории от Эстонии до Прикамья, принадлежавшей финно-угорским племенам.

Псковские жилища с углубленным котлованом (табл. XVI, 11) скорее всего были не полуземлянками, в отличие от которых стенки псковских котлованов наклонны (размеры ям вверху до 4×3,5 м, внизу – 3×3 м). Очевидно, это были наземные срубные постройки, имевшие углубления в полу. Такие славянские жилища весьма характерны для отдельных мест ареала пражско-корчакской керамики (Donat Р., 1976, s. 113–124, Abb. 3), откуда они, по-видимому, и были занесены в бассейн Псковского озера.

Как и материалы длинных курганов, синхронные им поселения свидетельствуют о формировании кривичей в условиях взаимодействия славян с местными неславянскими племенами. Этим обусловлена некоторая разнотипность домостроительства в ареале длинных курганов. Наряду с жилыми постройками, имеющими аналогии в славянском домостроительстве середины и третьей четверти I тысячелетия н. э., здесь встречаются и упомянутые выше строения с глинобитными полами, и наземные столбовые дома с отопительными устройствами в их срединной части. Остатки таких домов исследованы на селище Жабино (табл. XVI, 3), где вместе с керамикой, принадлежащей ко второй группе глиняной посуды культуры длинных курганов, найдены и сосуды тушемлинско-банцеровского облика (Станкевич Я.В., 1960, с. 112–116, рис. 70; 72; 73).

Кривичи как отдельная племенная единица восточного славянства формировались, нужно полагать, в бассейнах Великой и Псковского озера, а также в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. В их сложении приняли участие местное прибалтийско-финское и балтское население и расселившиеся здесь носители славянского языка. Постепенно местное население было славянизировано и влилось в состав восточнославянской народности наравне со славянами.

Труднее решить вопрос о происхождении той группы славян, которая в середине I тысячелетия н. э. расселилась в бассейне Псковского озера и его главной реки – Великой. Этноним кривичи произведен от имени родоначальника племени Крива (Фасмер М., 1967, с. 375, 376). Не исключено, что это был предводитель славянской группировки, которая, оторвавшись от основной славянской территории V–VI вв., продвинулась далеко на север.

Долгое время в историко-археологической литературе было распространено мнение о расселении кривичей на летописной территории из приднепровских областей. Полевые изыскания последних десятилетий на Смоленщине и в Полоцко-Витебском Подвинье показали, что здесь в течение VI–VII вв. обитали балты, в то время так в бассейнах Великой и Псковского озера уже распространилась культура длинных курганов. К тому же оказалось, что культура среднеднепровских славян характеризуется полуземляночными жилищами с печами-каменками, тогда как ранним кривичским землям свойственны наземное домостроительство и глиняные печи.

Еще в 20-х годах XX в. известным лингвистом К. Бугой и археологом А.А. Синицыным было высказано предположение о западном происхождении кривичей (Buga К., 1926, s. 33; Працы, 1926, с. 27–30). К 1960 г. В.В. Седов попытался обосновать это положение некоторыми конкретными данными (Седов В.В., 1960б, с. 53–59). Позднее этот вопрос рассматривался в книге, посвященной славянским древностям Верхнего Поднепровья и Подвинья (Седов В.В., 1970б, с. 105–108) и в монографии о длинных курганах (Седов В.В., 1974а, с. 41).

Однако некоторые археологи не согласились с таким решением вопроса (Артамонов М.И., 1974, с. 251, 252; Тыниссон Э., 1976, с. 300–305). Тем не менее, эта точка зрения остается наиболее аргументированной как археологическими, так и лингвистическими материалами.

К собственно славянским элементам в культуре длинных курганов относятся лепная керамика, близкая по форме и пропорциям сосудам пражского типа; наземные срубные жилища с деревянным полом и печью в одном из углов; дома с углублениями, где печь занимает угловое положение; одна из существенных деталей погребальной обрядности – помещение остатков сожжения в урне или без урны в неглубокие ямки. Из обширнейшего региона, занятого славянами в середине I тысячелетия н. э., все эти особенности вместе характеризуют лишь территорию, входящую в бассейны Вислы и Одры. Однако пути продвижения славян отсюда на Псковщину археологически пока не выявляются.

Данные языкознания вполне определенно указывают на связь кривичей бассейна Великой и Псковского озера с Висло-Одерской группировкой славян. В отличие от прочих восточнославянских говоров, в древнепсковском диалекте сохранились сочетания dl, tl (в несколько измененном виде – гл, кл). Изоглосса dl, tl – l относится к первому разделению праславян на две диалектные группы – северо-западную (с сохранением dl, tl) и юго-восточную (эти сочетания упростились в l). «Предки носителей псковских и соседних с ними говоров были непосредственными соседями предков западных славян и сохранили в своем языке сочетания tl, dl. Когда эта славянская группа… вступила в тесный контакт с балтийцами, tl, dl в их речи, как и у балтийских соседей, изменилась в kl, gl» (Филин Ф.П., 1968, с. 159). Некоторые эстонские слова, заимствованные из славянского, отражают фонологические особенности (не депазалированные а или е), свойственные западнославянскому миру. Судя по данным гидронимики, в диалекте псковских кривичей отсутствовал «l эпентетикум», что опять-таки характерно для западнославянских языков. Наконец, лексический материал псковских говоров также выявляет некоторую близость с западнославянскими языками.

Очевидно, не случайно прибалтийско-финские народы до сих пор называют своих соседей славян (т. е. русских) венедами, как бы подчеркивая, что предки кривичей вышли из северо-западной (венедской) группировки раннего славянства.

Культура новгородских сопок.

Сопки – высокие крутобокие насыпи с уплощенной или горизонтальной вершиной и с кольцом, выложенным из валунов, в основании (рис. 10). Эта внешняя характеристика сопок позволяет разграничивать их от погребальных насыпей, относимых к курганам. Следует заметить, что среди сопок встречаются и насыпи с полусферическими и с коническими верхами. У некоторых высоких и крутобоких насыпей не заметно валунной обкладки. Она могла не сохраниться, но иногда находится внутри насыпи.

Рис. 10. Сопка у д. Крестецкая Слобода.

Основным районом распространения сопок является бассейн оз. Ильмень (карта 9). Более 70 % могильников, в которых имеются такие насыпи, расположено в этом бассейне. Остальные сопки занимают верховья Луги и Плюссы, верхнее и среднее течение Мологи, т. е. районы, непосредственно примыкающие к Ильменскому бассейну. Вне этой территории, в отдельных пунктах бассейнов Западной Двины, Великой и нижней Мологи, известны немногочисленные и разрозненные сопкообразные насыпи.

Карта 9. Распространение сопок.

а – могильники, имеющие в своем составе сопки; б – могильники с насыпями, отнесенными к сопкам условно; в – поселения, синхронные сопкам; г – территория плотного распространения длинных курганов; д – каменные могильники эсто-ливского типа; е – грунтовые могильники латгалов; ж – позднедьяковские городища; з – памятники мощинской культуры.

Цифрами обозначены могильники с исследованными сопками: 1 – Велеша; 2 – Старая Ладога (сопки и поселение); 3 – Победище; 4 – Горчаковщина (поселение); 5 – Плакун; 6 – Лопино; 7 – Октябрьское; 8 – Красная Заря; 9 – Родивоново; 10 – Ушерска; 11 – Волотово; 12 – Рюриково городище (поселение); 13 – Любоежа; 14 – Витонь Большая; 15 – Горды; 16 – Озерцы Средние; 17 – Горско; 18 – Муровичи; 19 – Романово; 20 – Марфино; 21 – Коровичино; 22 – Селяха; 23 – Гладкий Лог; 24 – Овселуг; 25 – Любинец; 26 – Заречье; 27 – Валдай; 28 – Миронеги; 29 – Золотое Колено (сопки и поселение); 30 – Илемки; 31 – Воймерицы; 32 – Горки; 33 – Устрека; 34 – Избоище; 35 – Городище; 36 – Сарогожский; 37 – Абакумово; 38 – Воронцове; 39 – Бежецы; 40 – Боженки; 41 – Никулище.

Наиболее плотно сопки расположены в южном и юго-восточном Приильменье, в верховьях Луги и Мологи. Очевидно, это были основные районы, занятые населением, оставившим описываемые памятники. Старое мнение, что сопки в основном сосредоточены на берегах крупных рек, т. е. на торговых путях, связывавших север Европы с арабским Востоком и Византией, не соответствует действительности. Абсолютное большинство сопок находится на мелких речках, не пригодных для древнего судоходства. Сопки концентрируются в тех местностях, где расположены и древнерусские курганы и жальники X–XVI вв., а также поселения XIX – начала XX в. Почвенная карта показывает, что население как XIX – начала XX в., так и времени сооружения сопок концентрировалось в районах, наиболее пригодных для занятий земледелием.

По размерам сопки разнообразны от небольших, высотой 2–2,5 м и диаметром 12–14 м, до грандиозных, достигающих 10 м и более в высоту при диаметре около 40. Преобладают насыпи высотой до 5 м.

Сопки расположены в одиночку или группируются в небольшие могильники из двух-трех насыпей. Реже попадаются группы из 4-12 сопок, а около четверти известных могильников состоит из сопок, сгруппированных вместе с курганами или жальничными погребениями.

Сравнительно высокий процент одиночных сопок и небольших могильников объясняется, во-первых, существованием в то время малодворных поселений, во-вторых, спецификой подсечного земледелия, требовавшего не только смены участков, предназначенных для возделывания культурных растений, но и передвижения самих поселений.

В отличие от древнерусских курганных могильников, в которых погребальные насыпи расположены скученно, без какого-либо порядка, сопки, составляющие единые группы, отдалены одна от другой всегда на более или менее значительные расстояния (от 20–30 до 100 м и более). Обычно сопки располагаются цепочкой вдоль берега реки или озера. Имеется немало случаев бессистемного расположения насыпей. Если могильники состоят из сопок и курганов, то курганы обычно образуют особую, крайнюю часть могильника или же концентрируются вокруг одной из сопок.

Первые раскопки сопок были проведены около 150 лет назад одним из первых русских археологов-славистов Зорианом Ходаковским (Ходаковский З., 1830, с. 147–149; 1844, с. 368–375). Он исследовал три сопки около Новгорода (Волотово) и Старой Ладоги (Велеша) и еще три в Бежецах на верхней Мологе. З. Ходаковский считал сопки славянскими погребальными памятниками и в общих чертах правильно наметил область их распространения.

В 1873 г. по поручению Русского археологического общества шесть интересных сопок, расположенных в южном Приильменье (Коровичино, Марфино и Селяха), исследовал Л.К. Ивановский (Ивановский Л.К., 1881а, с. 57–67). К 70-м годам прошлого века относятся также раскопки Н.Г. Богословского в окрестностях Новгорода и в западном Приильменье и В.А. Прохорова на Мсте. В 90-х годах раскопками сопок в районе Валдайских озер и в бассейне Мсты занимались В.С. Передольский, П.А. Путятин и слушатели Петербургского археологического института. Все эти исследования велись несовершенными методами, без достаточной документации.

Более ценны в научном отношении исследования Н.Е. Бранденбурга. В начале 90-х годов он раскопал десять сопок, расположенных в низовьях Волхова: Октябрьское, Лопино, Велеша, Победище, Плакун, Старая Ладога (Бранденбург Н.Е., 1895, с. 90, 91, 135–141). Исследователь считал их славянскими погребальными насыпями.

Итоги археологического изучения сопок были подведены в самом конце XIX в. А.А. Спицыным (Спицын А.А., 1899 г, с. 142–152). Отметив распространение этих памятников в старом славянском ареале, исследователь определил сопки как погребальные насыпи восточного славянства и датировал их IX–X вв. В других статьях А.А. Спицын писал о сопках как о памятниках одного из восточнославянских племен – словен новгородских (Спицын А.А., 1899в, с. 308–310). Позднее, указывая на расположение сопок по берегам крупных рек – основных торговых путей того времени, он отнес эти памятники к норманнам (Спицын А.А., 1908, с. 16; 1922, с. 1–8). Впрочем, впоследствии А.А. Спицын от этого мнения отказался.

В начале XX в. единичные сопки раскапывали Н.К. Рерих (Устрека на р. Уверь), В.Н. Глазов (Овселуг в Осташковском уезде) и К.Д. Трофимов (Средние Озерцы на Плюссе). Наиболее значительные исследования того времени принадлежат П.Г. Любомирову (Любомиров П., 1913, с. 224–234), раскопавшему шесть сопок на берегах Мсты (Илемки, Никулище и Золотое Колено).

В 1930 г. изучением сопок в Приладожье занимался В.И. Равдоникас, высказавший сомнение в их славянской принадлежности опять-таки из-за расположения этих памятников по берегам крупных рек, а также отмечая некоторое их сходство с погребальными насыпями Скандинавии (Равдоникас В.И., 1934, с. 36, 37). В 30-х годах две сопки раскопал Новгородский музей, но материалы не были опубликованы.

Сведения о новгородских сопках суммированы в работе Н.Н. Чернягина, вышедшей в 1941 г. (Чернягин Н.Н., 1941, с. 94–134). К тому же времени относится статья П.Н. Третьякова, посвященная ранним памятникам северной части восточного славянства (Третьяков П.Н., 1941, с. 37–39). В этих работах время захоронений в сопках определяется VI–IX вв. Составленная Н.Н. Чернягиным карта сопок показала, что они занимают в основном те области, которые летопись отводит словенам новгородским. Поэтому сопки были определены как памятники, оставленные этим племенем.

Работа Н.Н. Чернягина – серьезный этап в исследовании новгородских сопок. Однако с тех пор прошло 30 лет, и теперь она вызывает ряд серьезных замечаний. Так, Н.Н. Чернягин отнес к сопкам все насыпи с трупосожжениями высотой 2 м и более, и все высокие неисследованные курганы. В результате в группу сопок ошибочно попали насыпи иного типа. Неоправданным представляется также включение Н.Н. Чернягиным в число сопок круглых насыпей, отличных по строению, но синхронных с сопками. Ошибочно включены в группу сопок некоторые насыпи, не являющиеся погребальными (например, Подшевелиха, Козикино, Орлов Городок и др.).

В послевоенный период значительные раскопки сопок не велись. Однако новые исследования ценны тем, что выполнены современными методами и хорошо документированы. С.Н. Орлов и Н.Н. Гурина раскапывали сопки в окрестностях Старой Ладоги (Орлов С.Н., 1955, с. 190–211; 1958, с. 236–239). В 1965 г. интересную сопку на Мсте (Воймерицы) исследовал А.В. Куза (Куза А.В., 1966, с. 156, 157).

Обобщающая сводка данных, которыми располагает современная археология по новгородским сопкам, была опубликована в 1970 г. (Седов В.В., 1970а). В ней подведены итоги многолетнего изучения этих древностей.

В 1970–1975 гг. было раскопано несколько сопок в Старой Ладоге и ее ближайших окрестностях (Назаренко В.А., 1971, с. 4; Петренко В.П., Крапивина Г.А., Теребихин Н.М., Лебедев Г.С., 1973, с. 35, 36; Носов Е.Н., Конецкий В.Я., 1974, с. 23, 24; Петренко В.П., 1975, с. 32, 33; 1977, с. 55–62; Петренко В.П., Кучер А.Л., Рацко В.В., 1976, с. 35; Петренко В.П., Конаков Н.Д., Рогачев М.Б., 1977, с. 85–90). В 1972 г. одну из интереснейших многоярусных сопок, расположенную у д. Репьи в верхней части бассейна Луги, раскопал Г.С. Лебедев (Лебедев Г.С., 1977б, с. 42–45; 1978, с. 93–99). Еще одну сопку недалеко от Пскова (Романово) исследовал в 1974 и 1975 гг. С.В. Белецкий (Белецкий С.В., 1976, с. 6, 7).

Ежегодно проводятся значительные экспедиционные работы по обследованию сопок, выявленных в XIX и начале XX в., а также поиски новых насыпей.

Одной из важнейших частей сопок является кольцо, сложенное в основании из валунов (табл. XX, 2, 4, 6, 7). Это кольцо в большинстве случаев сооружалось раньше, чем насыпь. Оно имело ритуальный смысл и одновременно укрепляло основание насыпи. Складывалось кольцо из более или менее крупных валунов, положенных с небольшими промежутками или без них. Иногда наблюдается два концентрических кольца из камней. Изредка камни лежат в два-три яруса. В окрестностях Старой Ладоги раскопаны сопки, в которых вместо простого кольца из камней обнаружены более сложные кладки. Так, в сопке 145 у с. Октябрьское Н.Е. Бранденбург открыл оригинальный кольцеобразный цоколь шириной до 1,4 м. Его наружная часть сложена из огромных валунов, вплотную примыкавших друг к другу, внутренняя – из небольших плит, положенных насухо. Промежуток между стенкой из плит и валунами был забит камнем и щебнем, и сверху накрыт плитами, уложенными плашмя. Изредка встречаются сопки, в которых камни дополнительно крепили их склоны (Велеша под Старой Ладогой, Воймерицы).

Представление о том, что сопки сооружались в два-три приема, возникло давно и подтверждается новейшими работами. Их сооружение выглядело следующим образом. Сначала выкладывалось кольцо ив крупных валунов, по диаметру равное основанию будущей сопки. В основаниях ряда сопок отмечен темный зольный слой, который мог образоваться от сгорания костров. По мнению H.Е. Бранденбурга, зольный слой в основании сопок образовался от костров, которые жгли с целью освящения будущих погребальных насыпей (Бранденбург Н.Е., 1895, с. 7). Не исключено, что золу также приносили со стороны, с погребальных костров, и осыпали на месте, выбранном для сооружения сопки.

Аналогичные зольные прослойки весьма характерны для псковской группы длинных курганов, где они имеют западнофинское субстратное происхождение. Очевидно, того же происхождения этот ритуал и в сопках.

По-видимому, сразу же после образования зольного слоя насыпали нижнюю часть сопки (около четверти высоты полной сопки). В течение некоторого времени в этой насыпи совершали захоронения, а затем насыпь увеличивали в высоту на 1,5–3 м. Обычно нижнюю и следующую части сопки разделяют прослойки жирной золы и угля толщиной до 15–20 см. В верхней части насыпи какое-то время совершали захоронения, а затем сопку подсыпали в третий раз, и здесь вновь совершали погребения. Верхняя и средняя части сопок обычно разграничиваются также слоем золы с углем.

Подобную структуру имели многие исследованные сопки во всех районах Новгородской земли. Зольные прослойки, разграничивающие разновременные части сопок, видимо, имели такой же ритуальный смысл, как и подошвенные. Образование же гумуса скорее всего обусловлено перегниванием дерна, которым каждый раз покрывали насыпь.

Естественно, что наряду с насыпями, сооруженными в несколько приемов, имеются сопки, насыпанные за один раз. Ведь в силу ряда обстоятельств население, которому принадлежали сопки, в отдельных пунктах могло покинуть места своего жительства, не успев подсыпать сопку вторично.

Умерших в сопках хоронили исключительно по обряду трупосожжения. В некоторых насыпях, правда, открыты также скелетные захоронения по христианскому обряду. Однако все они поздние, впускные, т. е. совершены уже в то время, когда сопки перестали сооружать, и поэтому не имеют непосредственного к ним отношения.