Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."

Автор книги: Валентин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

Среди бронзовых предметов на памятниках Смоленщины часты височные кольца в виде небольших толстопроволочных браслетов с утолщенными концами (табл. X, 5). Эти украшения перекликаются с однотипными браслетами, известными на широкой территории от Подунавья до Поволжья в середине и третьей четверти I тысячелетия н. э. Такие браслеты встречены на поселениях рассматриваемой культуры близ деревень Городище и Близнаки (табл. X, 10).

Простые бронзовые колечки обнаружены на селищах Некасецк и Дедиловичи. Обычны на поселениях трапециевидные привески и спиральки, входившие в состав ожерелий (табл. X, 9). Встречены также фрагменты шейных гривен (табл. X, 3), браслет (табл. X, 4), пряжки (табл. X, 1, 6).

Среди находок из цветных металлов выделяется найденный на городище Демидовка пояс с массивной серебряной пряжкой и 104 серебряными бляшками (табл. X, 2). Особый интерес представляет происходящая оттуда же массивная серебряная пряжка с овальным щитком, украшенным многовитковыми спиралями, вырезанными техникой «трехгранновыемчатой резьбы» (Шмидт Е.А., 1970б, с. 68, 69, рис. 4, 1). По мнению А.К. Амброза, эта находка наряду с комплексом предметов, обнаруженных в д. Хотыща в Могилевской обл., и некоторыми другими характеризует верхнеднепровский очаг художественной металлообработки (Амброз А.К., 1970, с. 70–74).

С городища Демидовка происходит бронзовая подвеска-лунница, украшенная красной эмалью. Она относится к усложненному варианту подвесок-лунниц с эмалями, известных по Мощинскому кладу. Вероятно, и некоторые другие предметы с эмалями, найденные в составе кладов или случайно в ареале древностей типа Тушемли-Банцеровщины, принадлежат племенам рассматриваемой культуры.

В состав ожерелий наряду с лунницами и спиральными пронизками входили бусы: стеклянные с позолотой небольших размеров, иногда двойные или тройные, овальные глиняные, шаровидные янтарные.

На основе вещевых находок П.Н. Третьяков датировал городища и поселения типа Тушемли серединой и третьей четвертью I тысячелетия н. э. (Третьяков П.Н., 1966, с. 273–279). Белорусские археологи относят эти древности к VI–VIII вв. (Очерки, 1970, с. 241–255) или V–VIII вв. (Митрофанов А.Г., 1972, с. 150–163).

Важные для датировки рассматриваемых памятников предметы обнаружены на городище Демидовка. Так, дата упомянутой подвески-лунницы с эмалью по аналогиям определяется V – началом VI в. Фрагмент бронзовой двупластинчатой фибулы датируется VI-началом VII в. Гончарный серолощеный кубок, найденный в обломках, имеет дунайские аналогии V в. В целом комплекс вещей из Демидовского городища датируется V–VII вв. (Шмидт Е.А., 1970б, с. 69). Очевидно, к этому времени следует целиком относить культуру типа Тушемли-Банцеровщины. Однако некоторые поселения ее продолжали функционировать и в VIII столетии, о чем достоверно свидетельствуют находки сосудов тушемлинско-банцеровского типа в длинных курганах того времени.

В хозяйственной деятельности племен, оставивших рассматриваемые древности, ведущая роль, по-видимому, принадлежала земледелию. Об этом свидетельствуют и находки орудии труда (серпы, топоры, зернотерки), и большое количество обгорелого зерна различных сельскохозяйственных культур (ячмень двурядный и многорядный, мягкая пшеница, рожь, просо, овес, горох, бобы), обнаруженного на городищах Банцеровщина, Демидовка и Близнаки. Господствовало подсечное земледелие. Это подтверждается споро-пыльцевыми исследованиями культурных напластований и грунтов из-под насыпей валов на городищах-убежищах. Имеются основания полагать, что наряду с подсекой в это время распространяется и пашенное земледелие. В пользу этого говорят появление более совершенных по форме серпов и находки жерновов на городище Тушемля. Орудия же обработки земли были, очевидно, деревянными и не дошли до нас.

Несомненно, развитым было в то время и скотоводство. На долю костей домашних животных приходится свыше 3/4 остеологического материала, собранного на поселениях тушемлинско-банцеровской культуры. Разводили все известные в настоящее время виды домашних животных. Среди них на первом месте стоят корова (свыше 40 %) и свинья (32,7 %). По сравнению с предшествующим периодом в Смоленском Поднепровье наблюдается заметный рост относительного количества крупного рогатого скота при некотором уменьшении доли лошади и свиньи. По-видимому, увеличение количества крупного рогатого скота было обусловлено улучшением возможностей его содержания в зимнее время, а уменьшение числа лошадей, потреблявшихся в пищу, связано с началом использования коня в качестве рабочего скота и как средства передвижения воинов-всадников.

Охота и рыбная ловля имели второстепенное значение. Основными объектами охоты были лось, кабан, медведь, куница, лисица и заяц. О рыболовстве свидетельствуют находки грузил, крючков, острог и блесны.

Тушемлинско-банцеровская культура была местной, развившейся из культур Верхнего Поднепровья и Подвинья периода раннего железного века. На материалах из верховьев Сожа это убедительно показал П.Н. Третьяков (Третьяков П.Н., Шмидт Е.А., 1963, с. 3–129). В начальный период существования тушемлинской культуры устанавливается полная преемственность ее с днепро-двинской, распространенной с VII в. до н. э. до IV–V вв. н. э. на той же территории Смоленского Поднепровья и в Полоцко-Витебском Подвинье (Седов В.В., 1970б, с. 25–30). Слабопрофилированная тушемлинская керамика эволюционно развивается из днепро-двинской. На ранних селищах тушемлинской культуры бытуют предметы, идентичные днепро-двинским: посоховидные булавки, пряслица, серпы, грузики «дьякова типа» и т. п. Преемственность между днепро-двинской и тушемлинской культурами проявляется и в домостроительстве: для той и другой характерны наземные дома столбовой конструкции с одинаковыми овальными очагами. Святилища тушемлинского типа, представлявшие собой круговые столбовые строения с большим столбом – изображением божества в центре, имеют прямые параллели в культовых постройках днепро-двинских племен. Все это неоспоримо свидетельствует о развитии тушемлинской культуры из днепро-двинской. Можно отметить еще, что культура типа Тушемли-Банцеровщины занимает целиком территорию расселения днепро-двинских племен, причем северо-западные, северо-восточные и юго-восточные границы их ареалов почти совпадают.

Только на юго-западе ареал тушемлинско-банцеровских древностей значительно выходит за пределы территории днепро-двинской культуры, охватывая в верховьях Березины, Вилии и в северной части Припятского бассейна значительную часть, занятую в раннем железном веке племенами культуры штрихованной керамики.

В процессе формирования культуры типа Тушемли-Банцеровщины население восточной части ареала культуры штрихованной керамики, как свидетельствуют археологические материалы, не покинуло мест обитания. На основе исследований городищ, в частности Лабенского, Старорудицкого, Васильковского, А.Г. Митрофанов показал эволюционную смену культур. Период IV–V вв. был переходным, когда на поселениях наряду со штрихованной посудой, процент которой постепенно уменьшался, получали распространение гладкостенные сосуды – прототипы банцеровских. Постепенно последние приобретают господствующее положение (Митрофанов А.Г., 1972, с. 155–162). Сходство банцеровских памятников с тушемлинскими позволяет предполагать, что при этом процессе происходили передвижения племен: очевидно, инфильтрация потомков днепро-двинских племен в среду носителей культуры штрихованной керамики. Однако проследить это на конкретных материалах археологии пока не удается.

Племена, оставившие памятники тушемлинско-банцеровского облика, принадлежали к балтской языковой группе. С одной стороны, в пользу этот говорит формирование культуры типа Тушемли-Банцеровщины на основе достоверно балтской днепро-двинской культуры. С другой стороны, что более существенно, отсутствует генетическая преемственность между рассматриваемыми древностями и следующими за ними по времени славянскими. Вопрос о балтоязычности тушемлинско-банцеровских племен подробно анализировался П.Н. Третьяковым, В.В. Седовым и Е.А. Шмидтом (Третьяков П.Н., Шмидт Е.А., 1963, с. 29–32; Третьяков П.Н., 1966, с. 273–279; Седов В.В., 1970б, с. 48–53).

В.Б. Перхавко попытался показать неславянский характер памятников типа Тушемли-Банцеровщины-Колочина на основе анализа украшений, орудий труда и предметов вооружения (Перхавко В.Б., 1978б, с. 59–72; 1979, с. 40–55). Оказалось, что большинство бронзовых изделий, наконечники копий, топоры, серпы и шпоры, найденные при раскопках этих памятников, принадлежат к типам, отличным от славянских и весьма характерным для верхнеднепровских балтских культур раннего железного века, а также для раннесредневековых древностей Латвии и Литвы.

Вместе с тем начиная с VI в. на территории расселения днепровских балтов, оставивших древности типа Тушемли-Банцеровщины-Колочина, отчетливо фиксируются славянские культурные элементы, свидетельствующие о начале инфильтрации славян в балтскую среду. Это проявляется прежде всего в распространении в разных пунктах Верхнего Поднепровья полуземляночных жилищ с типично славянским интерьером.

Жилища-полуземлянки с печью в углу при отсутствии опорного столба в центре исследованы археологами на двух поселениях среднего течения Десны – в Целиковом Бугре и на Стрелице (Горюнов Е.А., 1972, с. 42–46; Третьяков П.Н., 1974, с. 110–112). Оба поселения несомненно принадлежат к колочинской культуре, и большинство жилищ здесь составляют типичные колочинские дома – полуземлянки с центральным опорным столбом и очагом в срединной части. Очевидно, эти селища принадлежали местным балтам, к которым и подселились славяне. Керамический материал Целикова Бугра и Стрелицы не отражает славянского проникновения. Однако в том же регионе Подесенья на колочинских поселениях Заярье, Левкин Бугор, Лавриков Лес и Колодезный Бугор вместе с керамикой колочинского облика встречены единичные сосуды, которые могут быть интерпретированы как пражско-пеньковские. По-видимому инфильтрация славян в этом регионе была немалочисленной.

Две полуземлянки с печами-каменками несомненно славянского облика были открыты на селище Щатково в нижнем течении Березины (Очерки, 1970, с. 170, 171).

В Могилевском Поднепровье жилые полуземлянки с печами-каменками в одном из углов исследовались на поселении Тайманово. Памятник этот многослойный, и исследователю его пока не удалось установить, когда здесь появляются славянские жилища (Очерки, 1970, с. 173). Не исключено, что часть полуземляночных построек, выявленных в 3 км южнее, на поселении Абидня, принадлежат к жилищам славянского типа. Этот памятник в основном относится к первой половине I тысячелетия н. э. (Очерки, 1970, с. 171–173). Среди раскопанных здесь полуземлянок основная часть по своему строению и интерьеру не может считаться славянской.

Славянское проникновение обнаруживается и в отдаленных от территории славян середины I тысячелетия н. э. северо-западных частях ареала днепровских балтов. Селищу Дедиловичи (Замковая Гора) в Борисовском р-не Минской обл. (Митрофанов А.Г., 1966, с. 221–233; 1978, с. 94–99) свойственно сочетание наземного домостроительства с полуземляночными жилищами. Большая часть последних имела печи-каменки в одном из углов, меньшая – отапливалась очагами. Можно полагать, что славянский компонент на этом поселении составлял значительный процент. Однако в целом селище нельзя считать славянским, поскольку прочие этнографические элементы, в частности глиняная посуда, носят тушемлинско-банцеровский облик.

Больше половины исследованных жилищ на поселении у д. Городище в Мядельском р-не Минской обл. были наземными домами со столбовой или срубной конструкцией стен и отапливались очагами, расположенными в центре. Лишь единичные наземные дома имели печи-каменки, занимавшие угловое положение. Около трети исследованных построек оказались полуземлянками площадью от 6,5 до 13–15 кв. м. Во всех полуземлянках открыты печи-каменки (Митрофанов А.Г., 1969, с. 240–260).

В ряде мест выявлены постройки, сочетающие в себе славянские и балтские черты. Так, на селище близ д. Ревячки в том же Мядельском р-не раскопками раскрыты два наземных жилища (одно – срубное, другое – со столбовой конструкцией стен) с печами-каменками и одна полуземляночная постройка с очагом, расположенным в углу (Митрофанов А.Г., 1978, с. 85–87).

Интересно, что на первых порах славяне, оседавшие на территории днепровских балтов, не создавали собственных поселений, а подселялись к местным обитателям. Как правило, они пользовались тушемлинско-банцеровской и колочинской глиняной посудой. Изготовление глиняной посуды в то время было женским делом. Можно полагать, что славянская инфильтрация осуществлялась не племенными или общинными группами, состоявшими из отдельных семей, а более или менее крупными коллективами, включавшими преимущественно мужское население. Переселенцы оседали на поселениях днепровских балтов и, вероятно, вступали в брачные связи с местными женщинами.

Археология пока не располагает фактами для изучения направлений ассимиляционных процессов в смешанных славяно-балтских поселениях. Нельзя сказать, имела ли здесь место ассимиляция пришлого населения или же протекал обратный процесс.

Вместе с инфильтрацией славянского населения в Верхнее Поднепровье начинают проникать предметы труда и бытовые вещи славянского или южного происхождения. Так, на территории днепровских балтов появляются каменные жернова, отражающие заметный прогресс в развитии земледелия. Они найдены на упомянутых выше поселениях Городище и Дедиловичи, а также на городищах-убежищах Тушемля и Городок на Смоленщине. Балтское население Верхнего Поднепровья до славянского проникновения пользовалось каменными зернотерками.

Из славянского мира распространяются в ареале днепровских балтов высокие биконические пряслица с небольшим отверстием, железные шпоры с острым коническим шипом и загнутыми внутрь крючками на концах, втульчатые двушипные наконечники стрел и др.

К третьей четверти I тысячелетия н. э. принадлежат железные ножи с волютообразными завершениями рукоятей. Они хорошо известны в славянском мире и, по-видимому, связаны с языческими ритуалами (Szymański W., 1964, s. 221–228; 1965, s. 146–148; Šiška St., 1964, s. 395–404; Минасян Р.С., 1978б, с. 148–152). В области расселения днепровских балтов ножи с волютообразными рукоятками найдены в основном на поселениях со славянскими элементами в домостроительстве (Городище, Ревячки, Тайманово), а также в Лукомле и Ярцеве.

Может быть, отражением славянской инфильтрации в верхнеднепровские земли являются и другие находки южного происхождения. Таковы бронзовые гроздевидные серьги, хорошо известные в среднеднепровских и придунайских областях; бляшки с орлиными головами, позволившие А.К. Амброзу говорить о связях ювелирного дела Верхнего Поднепровья с ремесленными центрами VI в. Нижнего Подунавья (Амброз А.К., 1970, с. 70–74); бронзовые двупластинчатые фибулы, связанные происхождением с регионом Крыма; серолощеный кубок из поселения Демидовка на Смоленщине, проникший из бассейна Дуная, где он имеет аналогии в древностях V в. (Шмидт Е.А., 1970б, с. 63–69), и может быть, некоторые другие предметы.

Не исключено, что в отдельных местах ареала днепровских балтов в результате инфильтрации образовались небольшие изолированные островки славянского населения, которые способствовали распространению элементов славянской культуры. Однако для предположения о начале славянизации днепровских балтов в VI–VII вв. каких-либо фактических данных нет.

Мощинская культура.

Мощинское городище, давшее название культуре, находится на правом берегу р. Пополта в бассейне Угры, в пределах Калужской обл. Устроено городище на мысе, площадка его имеет треугольные очертания, размеры 80×60 м. С напольной стороны она защищена валом высотой до 2,5 м и рвом (табл. XII, 13). Исследования городища были начаты Н.И. Булычовым в конце прошлого столетия (Булычов Н.И., 1899б, с. 13–21).

Этот же исследователь производил раскопочные работы на городищах Серенек и Спас-Перекша, в культурных напластованиях которых имеются отложения середины и третьей четверти I тысячелетия до н. э. (Булычов Н.И., 1899б, с. 23–25). Н.И. Булычовым были открыты и исследованы погребальные памятники населения, оставившего мощинскую культуру, – курганы при деревнях Шаньково и Почепок (Булычов Н.И., 1899б, с. 5–7).

В самом конце XIX в. и в первые годы XX в. исследованиями поселений мощинского типа занимались Ю.Г. Гендуне, В.А. Городцов, Н.В. Теплов, Н.В. Троицкий и И.Д. Четыркин. Раскопками были затронуты городища Дуна, Поречье и Акиншинское (Троицкий Н.В., 1898; Теплов Н.В., 1899; Четыркин И.Д., 1899; Городцов В.А., 1900а, с. 1–10; Гендуне Ю.Г., 1903).

Некоторое пополнение материалов мощинской культуры принесли работы В.А. Городцова на Огубском городище в 1923 г. (Городцов В.А., 1926) и исследования краеведами М.А. Дружининым и Г.А. Доррером в 30-х годах городища у с. Поречье. В 1934–1936 гг. разведки и небольшие раскопки по Оке и Угре провела экспедиция П.Н. Третьякова, М.М. Герасимова и М.В. Воеводского (Археологические исследования в РСФСР в 1934–1936 гг., с. 40).

Наиболее крупные изыскания по мощинской культуре принадлежат Т.Н. Никольской. Начиная с 1949 г. экспедиция под ее руководством осуществила значительные разведывательные работы, произвела раскопки на городищах Свинухово, Огубское, Воротынцево, Зайцево, Синюково и др., а также исследовала курганы Воротынцево и Николо-Ленивец (Никольская Т.Н., 1951, с. 99–105; 1954, с. 92–104). Т.Н. Никольской создана и обобщающая работа по мощинским древностям (Никольская Т.Н. 1959, с. 37–57).

В бассейне Упы, правого притока Оки, полевые работы по изучению памятников I тысячелетия н. э., в том числе наслоений мощинской культуры, в 50-60-х годах вела С.А. Изюмова (Изюмова С.А., 1953, с. 68–79). Курган мощинской культуры в бассейне верхнего Днепра в 1956 г. был раскопан В.В. Седовым (Седов В.В., 1960а, с. 9–12). Разведывательные работы по выявлению поселений мощинской культуры в поречье верхней Угры и бассейне верхнего Днепра производились Е.А. Шмидтом (Шмидт Е.А., 1958а, с. 95–142).

В последние годы раскопки городища у с. Мощины и соседних поселений мощинской культуры продолжены И.К. Фроловым. Исследования дали новые интересные материалы. Раскопан также курган между деревнями Горячево и Дюкино на Угре (Фролов И.К., 1975, с. 85, 86; 1976, с. 95; 1977, с. 77–79; 1978, с. 93; 1980б, с. 87; Фролов И.К., Стусова И.Е., Пеньковиков В.И., 1979, с. 102, 103).

Область распространения памятников мощинской культуры охватывает преимущественно бассейн верхней Оки до впадения в нее Протвы (карта 6). На северо-востоке население, оставившее эти памятники, соседило с позднедьяковскими племенами (Дьяковская культура, 1974). Лишь на северо-западе ареал мощинской культуры выходит за пределы Окского бассейна, захватывая верховья Днепра приблизительно до устья Вопи, где вплотную соприкасается с территорией тушемлинско-банцеровской культуры.

Основным типом поселений мощинской культуры были городища. По расположению и устройству они во многом тождественны городищам верхнеокской культуры, распространенной на той же территории в раннем железном веке. Большинство городищ с наслоениями мощинской культуры имеет внизу слои верхнеокской культуры. Обычно городища расположены на мысах высоких коренных берегов рек и с двух-трех сторон имеют крутые склоны, а с напольной стороны защищены искусственно сооруженными валом и рвом. Лишь единичные поселения (Поречье, Огубское) устроены на останцах среди болот.

Размеры городищ невелики – большинство имеет площадь около 2–3 тыс. кв. м. Мощинское городище (площадь его 3100 кв. м) принадлежит к числу самых крупных. Валы сооружались из глинисто-песчаного грунта, перемешанного с культурным слоем, или же из плотной сырой или обожженной глины, насыпанной на деревянные обожженные конструкции. Во рву городища в результате раскопок обнаружен частокол, укрепленный камнями. Он сооружен в середине I тысячелетия н. э.

В середине I тысячелетия н. э. наряду с городищами распространяются неукрепленные поселения – селища, что обычно связывают с развитием подсечного земледелия. Селища пока изучены настолько недостаточно, что говорить об их топографии и размерах преждевременно. По-видимому, это были довольно крупные поселения, простиравшиеся вдоль береговых краев на несколько десятков метров. В это же время разрастаются многие укрепленные поселки, выходя за пределы валов: около городищ возникают селища.

Для мощинской культуры характерны своеобразные наземные жилища столбовой конструкции. Судя по раскопкам Мощинского и Дешевского городищ, жилища имели в плане очертания, близкие к прямоугольным, и размеры от 6,4×2,6 до 8×5,5 м. Основу стен составляли столбы, поставленные с интервалами от 1 до 3 м. Сами стены, по-видимому, делались из горизонтально положенных тонких бревен, концы которых крепились в стояках (табл. XII, 11, 12). Иногда постройки поперечными перегородками делились на две части.

Земляные полы жилищ в ряде случаев были опущены в грунт на несколько сантиметров, в результате очаги-углубления диаметром около 0,5 м оказывались на небольшом возвышении. Очаги всегда находились в средней части помещения. У одной из сторон жилищ устроено по одной овальной или четырехугольной яме размерами от 0,8×1 до 2×1,6 м и глубиной 0,3–0,5 м. Очевидно, они имели хозяйственное назначение.

На Мощинском городище жилые постройки располагались по периметру городищенской площадки, по ее краю и вдоль вала. Такие же дома открыты и на селище за валом городища. Планировка застройки Дешевского городища была такой же.

В центральной части Мощинского городища выявлена круглая в плане постройка диаметром 4 м, ограниченная столбовыми ямами и канавкой. В середине ее имелись три глубокие столбовые ямы и углубление ромбической формы. На площади постройки найдено большое количество фрагментов миниатюрных сосудиков (Фролов И.К., 1978, с. 93).

На городищах Огубском и Свинуховском исследованы землянки. Одна из них, выявленная в Свинухово, имела почти квадратные очертания, размеры 3,3×3 м и глубину 1,5 м. Стены жилища были построены из нетолстых бревен или жердей, прижатых вертикальными столбами. Отапливалась постройка при помощи очага, от которого остался лишь слой золы и угля.

Вторая землянка Свинуховского городища и землянка Огубского поселения были удлиненно прямоугольными. Их размеры около 6,5×2,8 м, глубина 1,3×1 м. В свинуховской землянке выявлено два глиняных очага.

Погребальными памятниками мощинского населения являются курганы полусферической или усеченно-конической формы. Высота их от 2 до 4 м, диаметры оснований 10–15 м, но встречаются и насыпи меньших размеров. В отличие от древнерусских курганных могильников, мощинские погребальные насыпи не образуют больших групп, а располагаются по одному, два или три кургана.

Курганы раскапывались во многих местах ареала мощинской культуры и повсюду имеют одинаковое строение. Характерная особенность их – кольцевая деревянная ограда в виде частокола, устроенная, очевидно в ритуальных целях, в момент захоронения. При раскопках в основаниях курганов фиксируются кольцевые канавки от таких оград (табл. XII, 5). Как подметил П.Н. Третьяков, эти кольцевые оградки напоминают кольца-ограды языческих святилищ балтского населения Смоленщины (Третьяков П.Н., 1969, с. 89).

Обряд погребения – трупосожжения в основании насыпи, чуть выше ее подошвы. Судя по данным дневников Н.И. Булычова, слой обожженной земли с углем и кальцинированными костями в курганах у деревень Шаньково и Почепок находился в центре насыпи. Несколько в стороне от погребальных остатков стояли глиняные сосуды, иногда дном кверху. Захоронения во всех случаях безурновые. Сосуды, очевидно, клали в могилы с ритуальными целями. Впрочем, известны курганы (Дубосище, Дюкино), в которых захоронения не сопровождались глиняными сосудами.

В Шаньковских и Почепокских курганах встречены фибулы, серьги и колечки из бронзы, железный нож и фрагменты каких-то неопределимых предметов. Вещи находились среди остатков погребальных кострищ.

В археологической литературе сложилось представление, что в основаниях мощинских курганов устраивались деревянные камеры того же типа, что и в ранних курганах вятичей. В такие камеры-домовины помещались остатки трупосожжений. Высказывалось даже предположение, что традиция помещения остатков кремации в домовины у славян верхней Оки и Дона является наследием погребального ритуала мощинского населения (Третьяков П.Н., 1941, с. 47–49; 1966, с. 295–297; Никольская Т.Н., 1959, с. 82–85; Седов В.В., 1973, с. 15). Недавно Е.Н. Носов после тщательного анализа архивных материалов Н.И. Булычова показал, что курганы Шаньково и Почепок каких-либо остатков погребальных домовин не содержали (Носов Е.Н., 1974, с. 8–12).

Наиболее распространенной формой глиняной посуды мощинского населения были толстостенные горшки серого цвета. Поверхность их шероховатая или бугристая из-за значительной примеси дресвы и крупного песка. Впрочем нередко поверхность заглаживали. Сосуды слабопрофилированы, наибольшее расширение их приходится на середину высоты. Они имеют округлые плечики и плавно отогнутый венчик (табл. XIII, 18–20). Орнаментация на сосудах, как правило, отсутствует. Небольшая часть их украшена неглубокими насечками и вдавлениями по краю венчика или разнообразными (треугольными, овальными, прямоугольными) вдавлениями на шейке и плечиках.

Среди керамики с шероховатой поверхностью встречаются единичные сосуды с острым ребром и баночной формы (табл. XIII, 12).

Вторую группу мощинской керамики составляют сосуды с лощеной и подлощенной поверхностью. Они отличаются тщательностью изготовления, тесто более плотное, с примесью мелкого песка. Поверхность сосудов коричневатого или черного, реже серого цвета. Следы лощения обычно горизонтальные.

Эта группа керамики представлена горшками и мисками. Большинство горшков имеет ту же форму, что и сосуды с шероховатой поверхностью, но отличаются от них меньшими размерами. Среди них есть и выпуклобокие горшки с коротким прямым венчиком (табл. XIII, 10, 13). Другой тип той же группы составляют горшки с высоким прямым или немного отогнутым венчиком и более или менее резким переходом к конически суживающемуся тулову (табл. XIII, 8, 9, 14).

В коллекции мощинской керамики заметное место принадлежит мискам. Они тщательно выделаны и имеют преимущественно черное лощение. Эта столовая посуда по форме делится на три типа. Наиболее распространенной формой являются миски с цилиндрической или раструбообразной верхней частью и с резким ребром при переходе к нижней части (табл. XIII, 15, 16). Сюда же нужно отнести миски с ребром и загнутым внутрь верхним краем. Ко второму типу относятся миски с плавно изогнутым профилем, прямым или отогнутым наружу венчиком и суживающейся нижней частью (табл. XIII, 11). К третьему типу принадлежат немногочисленные миски почти баночной формы.

Железные изделия на мощинских поселениях разнообразны, но их немного. Орудия земледелия представлены топорами, серпами и косами-горбушами. Топоры узколезвийные с овальной проушиной (табл. XIII, 7). Серпы имеют значительную кривизну и небольшой черенок для скрепления с рукоятью (табл. XIII, 6). Очевидно, наряду с подсечным земледелием в это время получает распространение пашенное. Топоры употреблялись для расчистки леса под пашню, а на городище Дуна найдено и орудие обработки почвы – костяная мотыга. В пользу этого свидетельствует и остеологический материал. В середине I тысячелетия н. э. употребление в пищу мяса лошади сводится до минимума, среди домашних животных первое место принадлежит крупному рогатому скоту.

Охота и рыбная ловля занимали еще значительное место в хозяйстве. Железные наконечники стрел весьма разнообразны. Наиболее распространенными среди них были маленькие листовидные и двушипные стрелы (табл. XIII, 3, 5). Встречаются ланцетовидные, трех– и четырехгранные черешковые и втульчатые наконечники. На многих поселениях найдены железные рыболовные крючки (табл. XIII, 2). Некоторые из них отличаются очень большими размерами. Для ловли рыбы применялись и однозубые остроги. На многих поселениях найдены глиняные рыболовные грузила.

Предметы вооружения на поселениях единичны. Из Огубского городища происходит железный листовидный втульчатый наконечник копья, из Мощинского – круглый умбон щита.

Из прочих предметов встречаются железные пряжки (табл. XII, 4, 7, 8) и кресала (табл. XIII, 1). Многочисленны глиняные пряслица, все они имеют биконическую форму и отверстия значительного диаметра (табл. XIII, 4).

Среди предметов из цветных металлов, помимо изделий, украшенных эмалью, которые будут охарактеризованы ниже, найдены фибулы, пряжки, серьги, головные венчики, браслеты, перстни, трапециевидные привески.

Овальнопластинчатый налобный венчик обнаружен на городище Поречье (Никольская Т.Н., 1959, рис. 15, 1). Из Мощины, Поречья и Шанькова происходят крупные оригинальные фибулы (табл. XII, 6). Небольшая арбалетовидная фибула найдена на Свинуховском городище (Никольская Т.Н., 1959, рис. 20, 1). В Шаньковских курганах и на Мощинском городище встречены небольшие проволочные сережки. Интересные серьги обнаружены при новых раскопках мощинских поселений. Они сделаны из серебряной проволоки, согнутой в два с лишним оборота и расплющенной на одном конце. Этот широкий конец имел ланцетовидную форму и был украшен штампованным узором в виде круглых выпуклостей (табл. XII, 1). Пряжки – овальные, массивные (табл. XII, 10) или небольшие, с пластинчатой обоймой. Трапециевидные привески, гладкие или украшенные циркульным орнаментом, тождественны находкам, обнаруженным на памятниках типа Тушемли-Банцеровщины. На Мощинском городище найден ювелирный пинцет (табл. XII, 9), свидетельствующий о местном производстве многих изделий из цветных металлов.

Из Мощинского городища происходит также интересная коллекция бус, включающая бочонковидные и шаровидные бусины зеленого стекла и золото-стеклянные пронизки (табл. XII, 2).

П.Н. Третьяков, обстоятельно описавший коллекции Мощинского городища, определил хронологические рамки рассматриваемых древностей IV–VII вв. н. э. (Третьяков П.Н., 1941, с. 48, 49). Дальнейшие исследования не изменили этой датировки (Никольская Т.Н., 1959, с. 37–57).