Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."

Автор книги: Валентин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Древние авторы (Маврикий, Иоанн Эфесский) неоднократно говорят о многочисленных стадах, находившихся во владениях славян и антов. На славянских поселениях найдены небольшие глиняные фигурки животных, очевидно связанные с ритуалом жертвоприношения, подчеркивающие значение домашних животных в жизни и быте славян. На поселениях Бранешты I, Лопатна, Одая и Ханска такие фигурки изображали коня. Вероятно, это животное было наиболее почитаемо в славянском культе. Конь был культовым животным при строительной жертве (Седов В.В., 1957, с. 20–28).

Заметное место в хозяйственной деятельности восточных славян во второй половине I тысячелетия н. э. принадлежало охоте и рыбной ловле, чему во многом благоприятствовали природные условия. О роли охоты свидетельствуют прежде всего костные остатки, собранные при раскопках поселений. Кости диких животных в остеологическом материале составляют от 10 (на поселениях Днестровско-Прутского междуречья) до 50 % (боршевские поселения в районе Воронежа), но чаще на их долю приходится 12–20 %. Среди них имеются кости кабана, лося, оленя, медведя, бобра, лисицы, куницы, зайца и некоторых других. Кабан и олень были, по-видимому, основным объектом охоты. Охота на них давала наиболее ощутимые результаты. Судя по костным остаткам, преобладала охота в лесу. Постоянно охотились и на птиц. Главной целью охоты на кабана, лося, оленя, медведя и некоторых других зверей было получение мяса. Охота на куниц, лисиц и бобров велась, прежде всего, ради пушнины.

Основными орудиями охоты на зверя служили лук и копье. Железные наконечники стрел найдены на многих славянских поселениях. Большинство из них не приспособлено специально для охоты, но могло быть использовано при этом. Специально охотничьими были костяные наконечники стрел, нередко встречаемые на памятниках лесной зоны восточнославянской территории, и некоторые железные наконечники. Для охоты на птицу и мелких зверей широко применялись, как известно из более поздних письменных источников, силки и ловчие сети.

О рыбной ловле свидетельствуют находки костей и чешуи рыб, а также орудия рыболовства. Остатки рыб отмечены исследователями на многих поселениях, где велись более или менее крупные раскопки. Судя по этим материалам, ловили щуку, сазана, судака, леща, сома, осетра и др. Нередко находят железные рыболовные крючки. Среди них обычны крупные – 6-10 см в длину. Такие крючки предназначались для лова крупных рыб – щук, сомов и т. п. Применялись и гарпуны, но более широко, очевидно, использовались сети, неводы и всевозможные плетеные приспособления. Среди археологических находок сравнительно часты рыболовные грузила – глиняные или каменные, различных форм. В качестве грузил использовались и просверленные фаланги коров. Об употреблении сетей для рыбной ловли говорят и находки роговых кочедыков.

Охоте и рыболовству принадлежала подсобная роль в хозяйстве славянского населения при господствующем значении земледелия и скотоводства.

Судя по данным X–XIII вв., в древней Руси широкое распространение получило бортничество. Нужно полагать, что возник этот промысел довольно рано и во второй половине I тысячелетия н. э. занимал заметное место в хозяйственной деятельности восточных славян, заселявших лесные пространства. Однако в материалах археологии этого периода следы бортничества почти не фиксируются. Однако о роли бортничества у восточных славян мы можем судить по жертвоприношению, открытому при раскопках в Новгороде в слое первой половины X в. На месте, где оно было совершено первыми поселенцами одного из районов города, найдены расположенные по кругу семь деревянных ковшей и два куска воска, имевших форму правильных полукругов. Это – следы братчинного пира славян-язычников, в хозяйственной деятельности которых большое место принадлежало бортничеству (Седов В.В., 1956, с. 138–141).

С сельским хозяйством очень тесно связаны такие виды деятельности, как прядение, ткачество, деревообработка и изготовление изделий из кости. Они обеспечивали потребности в одежде, в жилище и бытовых вещах еще в глубокой древности.

В археологическом материале отчетливо характеризуется обработка дерева – строительство жилищ и хозяйственных помещений, изготовление бытового и хозяйственного инвентаря. Однако дерево на славянских поселениях второй половины I тысячелетия н. э. сохраняется очень плохо, поэтому о деревообработке приходится судить на основе находок разнообразных орудий труда. Повсеместны находки железных топоров – универсального орудия при обработке дерева. С помощью тесла изготавливались долбленые изделия – лодки, корыта, колоды и т. п. Неоднократно найдены железные ложкари (табл. LXIII, 13, 14) – инструменты для изготовления столовой посуды и ложек. Встречены также долота и сверла. Разрозненные, но весьма многочисленные материалы свидетельствуют о том, что восточные славяне во второй половине I тысячелетия н. э. были знакомы со многими видами обработки дерева, в том числе с изготовлением деревянной посуды (табл. LXIII, 12). Очевидно, что высокоразвитое деревообрабатывающее ремесло эпохи древней Руси, известное по раскопкам в Новгороде и других городах, имеет глубокие корни в древности.

В хозяйственной жизни восточных славян VI–IX вв. значительное место занимало также изготовление орудий и других изделий из кости и рога. Скотоводство и охота давали в неограниченном количестве необходимый материал для таких занятий. Предметы из кости и рога, вероятно, изготовлялись почти в каждом доме, и этим делом занимались до IX–X вв. еще не ремесленники-специалисты. При изготовлении изделий кость или рог подвергались нескольким операциям – выпаривались, обрабатывались ножом, полировались, сверлились. На некоторые изделия наносилась орнаментация.

На восточнославянских поселениях VI–IX вв. предметы из кости или рога встречаются довольно часто. Это различные проколки, иглы, кочедыки, орудия для ремонта сетей, лощила, мотыжки-скребки, рукоятки ножей, накладные пластины луков, подвески-амулеты, зооморфные привески, гребни.

Прядение, как свидетельствуют повсеместные находки пряслиц, было широко распространенной отраслью хозяйственной деятельности. Прядением, очевидно, занимались почти в каждом доме, в каждой семье. Прядение волокна производилось при помощи деревянного веретена с пряслицами. Пряслица, сделанные преимущественно из глины, имели различную форму: известны биусеченно-конические, дисковидные, цилиндрические и др. Начиная с VII в. как на южных, так и на северных поселениях появляются пряслица, вырезанные из мягких пород камня (табл. LXIV, 1–9, 12).

Для изготовления тканей в лесной зоне Восточной Европы употреблялся вертикальный ткацкий станок. В Старой Ладоге в слоях IX–X вв. найдены глиняные диски (табл. LXIV, 10, 16), служившие грузилами таких станков (Штакельберг Ю.Н., 1962, с. 109–115). Горизонтальный ткацкий станок здесь появился, по-видимому, в X–XI вв., но материалов для определения точного времени его распространения нет. Ткани, происходящие из нижних горизонтов культурных отложений Старой Ладоги, определенно изготовлены на вертикальном ткацком станке, о чем свидетельствует так называемая третья, или начальная, кромка, вытканная на четырех дощечках с четырьмя отверстиями. Такая кромка заплетается при изготовлении ткани только на вертикальном станке. Староладожские ткани в основном были шерстяными. Они выполнены в традиционной технике ткачества, распространенной в Северной Европе во второй половине I и начале II тысячелетия н. э., т. е. имели саржевое переплетение в четыре нитки 2/2. Из 35 исследованных кусков ткани только два выполнены с переплетением в три нитки 2/1 (Нахлик А., 1963, с. 275, 276, 293).

Можно предполагать, что в южнорусских землях славяне второй половины I тысячелетия н. э. уже знали горизонтальный ткацкий стан. Об этом говорит, в частности, находка на селище Бранешты I костяного цилиндра-юрка с отверстиями, предназначенными для равномерно параллельного распределения нитей при их сучении и сновании. Это деталь именно горизонтального, а не вертикального станка.

На некоторых славянских поселениях VI–IX вв. в Прутско-Днестровском междуречье выявлены фрагменты глиняной посуды с отпечатками ткани. Они дают некоторое представление о характере ткани, из которой шилась повседневная одежда славян. Это довольно тонкое полотно с прямым переплетением (Рафалович И.А., 1972, с. 206, 207).

Металлообработка и прежде всего кузнечное дело характеризуются сложными процессами, требовавшими специальных знаний и практических навыков. Поэтому металлургические ремесла довольно рано выделились в отдельные отрасли хозяйственной деятельности. Ими занимались ремесленники – кузнецы и литейщики.

Остатки железоделательного производства (крицы, шлаки, обломки сопел и др.) неоднократно зафиксированы на восточнославянских поселениях второй половины I тысячелетия н. э. и свидетельствуют о том, что это ремесло занимало значительное место в хозяйстве. Исходным сырьем служили болотные руды, топливом – древесный уголь.

Сыродутный горн восточных славян рассматриваемого здесь периода представлял собой слабоуглубленную шахтную печь с внутренним диаметром 25–40 см (табл. LXV, 10). Археологам известно несколько пунктов со следами железоделательного производства. Наиболее интересный выявлен и исследован на славянском поселении VIII–IX вв. у с. Григоровка в Винницкой обл. (Артамонов М.И., 1955а, с. 100–117; 1955б, с. 26–29). Здесь раскопаны остатки 30 железоплавильных печей. Они представляли собой усечено-конические ямы с верхним диаметром около 20 см, нижним – около 40 см, устроенные на склоне. Устья печей делались в нижней части ям в виде арочного отверстия размерами 25×20–30 см. Перед устьем сооружались горизонтальные или слегка углубленные рабочие площадки. В стены печей вставлялись сопла, закрепляемые с помощью глиняной обмазки.

Внутри поверхность печей обмазывалась глиной. В некоторых печах отмечены следы нескольких подмазок, что говорит об их многократном использовании. Поды печей имели двоякое строение: одни устраивались из глины с небольшим наклоном от устья к задней стенке; другие были выпуклыми, что достигалось с помощью камня, перекрытого глиняной обмазкой. Печи с выгнутыми подами, скорее всего, служили для выплавки железа. В печах с плоским подом, возможно, производился обжиг руды с целью ее обогащения или обрабатывались крицы.

Большой поселок ремесленников, специализировавшихся по изготовлению железного сырья, исследован также в с. Гайворон на Южном Буге (Бiдзiля В.I., 1963, с. 123–144). Здесь открыто 25 железоделательных печей, относящихся к VII–VIII вв.

Существование таких центров в южной части восточнославянской территории служит показателем растущего разделения труда, появления целых поселенческих коллективов с профессиональными навыками и расширения рынков сбыта. Продукция железодобычи из таких центров поставлялась, очевидно, в широких масштабах на значительные территории. На городище Зимно найдены товарные полуфабрикаты железа в виде стержней длиной около 14 см, полученные из одного подобного центра.

Сыродутные горны открыты в ряде мест восточнославянской территории – в частности, при раскопках селища у д. Лебедка в верховьях Окского бассейна (Никольская Т.Н., 1957, с. 178–184), на одном из боршевских городищ близ Воронежа (Ефименко П.П., Третьяков П.Н., 1948, с. 102–109). На поселении Бранешты I в слоях VIII–IX вв. найдено более 500 сопел, используемых в металлургическом процессе (Рафалович И.А., 1972, с. 178).

Кузнечное дело восточных славян второй половины I тысячелетия н. э. находит яркое отражение в археологических находках. Остатки кузниц исследовались в двух пунктах. Кузница, раскопанная на Пастырском городище в слоях VI–VIII вв., была прямоугольной постройкой размерами 7,5×3,75 м, имевшей легкий деревянный каркас, обмазанный глиной (Брайчевская А.Т., 1959, с. 99–103). От печи остались скопления камней и печины. В северо-восточной части постройки обнаружен сложенный в кучку набор кузнечных инструментов. Это наковальня в форме усечено-четырехгранной пирамиды, тяжелый молот-кувалда, легкий молоток-ручник, большие и малые кузнечные клещи, зубило и ножницы для резания железа (табл. LXV, 1–3, 5, 6, 8). На Новотроицком городище зафиксированы отчетливые следы кузнечного дела, раскопками были открыты кузнечные горны, круглые точила и шлаки (Ляпушкин И.И., 1958а, с. 219–221).

Кузнецы работали и на многих других славянских поселениях, о чем говорят находки инструментария. Так, в слоях VIII–IX вв. Изборска обнаружены кузнечная наковальня (табл. LXV, 7) и молоток. Железообрабатывающие инструменты встречены при раскопках поселений Титчиха, Битица (табл. LXV, 4, 9) и др.

Украшения вятичей XI–XIII вв. из курганов Аниськино, Меренище и Пузиково.

Украшения вятичей XII–XIII вв. из подмосковных курганов Бессониха и Пузиково.

Из железа изготовлялись прежде всего земледельческие орудия – наральники и сошники, мотыги, косы, серпы, а также орудия для обработки дерева – топоры, тесла, долота, скобели, ложкари. Значительную группу изделий из железа составляли бытовые предметы – ножи, шилья, гвозди, ножницы, пряжки, а также, конечно, оружие – наконечники стрел и дротиков, копья.

Железообрабатывающее ремесло восточных славян накануне образования древнерусского государства находилось на достаточно высокой ступени развития.

Для VI – начала VII в. характерны еще сравнительно узкий ассортимент изделий и простые технологические приемы. Многие предметы целиком отковывались из кричного железа или неоднородной малоуглеродистой стали. Закалка стальных изделий и наварка стали на железную основу фиксируются на сравнительно немногих предметах.

В VII–VIII вв. наблюдается значительный подъем железообрабатывающего производства. Металлографический анализ железных изделий, найденных при раскопках поселений в разных регионах восточнославянского расселения, показал, что кузнецы владели сложными приемами сварки железа со сталью. Известны были, по крайней мере, два способа получения стали. Для производства некоторых изделий применялась комбинация из стальных и железных полос (так называемые изделия из пакетного металла). Широко распространена была и термическая обработка стальных орудий труда, состоящая из закалки или закалки с последующим отпуском. Таким образом, славянские кузнецы владели целым рядом технологических операций, характерных для сравнительно развитого кузнечного ремесла (Вознесенская Г.А., 1967, с. 124–128; 1978, с. 61–65; 1979, с. 70–76; Гопак В.Д., 1975, с. 15–22; 1976, с. 46–56).

Обработка цветных металлов была менее распространенной отраслью хозяйственной деятельности славян во второй половине I тысячелетия н. э. Мастера-ювелиры жили и работали на сравнительно немногих поселениях того времени, обслуживая своими изделиями сельскохозяйственную округу. Необходимо заметить, что условия для развития бронзолитейного и ювелирного ремесел на восточнославянской территории были менее благоприятны, чем для железоделательного и кузнечного производств. Если запасы болотной железной руды, широко распространенной по всей Восточной Европе, были почти неограниченными, то залежей руд цветных металлов на месте ремесленники не имели. Поэтому изделия из этих металлов встречаются при археологических раскопках в небольшом количестве.

Мастерские бронзолитейщиков и ювелиров открыты в разных местах восточнославянского ареала. На поселении Хуча в Молдавии раскопана прямоугольная полуземлянка размерами 2,95×2,1 м. Здесь найдены шлаки со следами меди, капли и кусочки бронзы, тигли, льячки и древесный уголь. Для плавки цветных металлов, по-видимому, использовались обычные бытовые печи – глинобитные сводчатые, расположенные вне построек (Рафалович И.А., 1972, с. 189–191).

При раскопках Новотроицкого городища исследованы бронзолитейные мастерские – полуземляночные постройки, по устройству сходные с обычными жилищами. Отличие заключалось в том, что в них имелись печи-горны, в которых в глиняных тиглях плавили металл (Ляпушкин И.И., 1958а, с. 26–29, 82–84, 118–121, 217–219).

Тигли, глиняные льячки, а также каменные или реже – глиняные литейные формочки встречены на многих славянских поселениях (табл. LXVI). Кроме упомянутых поселений Хуча и Новотроицкое, интересны для изучения бронзолитейного производства городища Зимно на Волыни (Аулiх В.В., 1972, с. 56–77) и Изборское на Псковщине (Седов В.В., 1975б, с. 69), а также Каневское поселение на Днепре (Мезенцева Г.Г., 1965, с. 107–109). Следы бронзолитейного производства выявлены и в других местах (Титчиха, Гнездово, Екимауцы и пр.).

Круг изделий из цветных металлов, изготавливаемых славянскими мастерами, достаточно обширен. Наиболее распространенными были литые вещи из серебра, меди или сплавов. Это пряжки и поясные бляшки, перстни и браслеты, височные украшения и фибулы, шейные гривны, разнообразные привески и др. Некоторые украшения, в частности отдельные браслеты и гривны, изготовлялись целиком при помощи ковки. В иных случаях ковка применялась как дополнение при обработке отлитых изделий. Орнамент на украшение наносился чеканом.

В последней четверти I тысячелетия н. э. наряду с литьем и ковкой славянские ювелиры широко применяли технику тиснения. Так изготовлены поясные бляшки и височные кольца волынского типа. На Новотроицком городище в слое IX в. найдена бронзовая матрица для тиснения поясных бляшек округлой формы (Ляпушкин И.И., 1958а, рис. 17, 3).

Восточнославянские ювелиры во второй половине I тысячелетия н. э. осваивают также технику зерни и скани. В южных землях с искусством зерни, как считает Б.А. Рыбаков, были знакомы уже в VI–VII вв. В VIII–IX вв. начинается приток на славянские земли зерненых и сканых изделий с Востока, и эта техника широко прививается в восточнославянском мире. Местные ювелиры воспроизводят арабские образцы и создают свои формы (Рыбаков Б.А., 1948, с. 330–336). Зернь и скань нашли применение при орнаментации височных колец волынского типа, бусинных височных колец и лунниц.

Сырьем для восточнославянских ювелиров служил, очевидно, лом цветных металлов, а также византийские и арабские монеты. Отсутствие собственного сырья для ювелирного дела в какой-то степени, вплоть до создания государственности, сдерживало развитие этого производства и налагало отпечаток на характер изделий.

Наиболее широко на славянских поселениях и в могильниках представлена керамика. Очевидно, в хозяйственной деятельности восточных славян заметное место принадлежало изготовлению глиняной посуды. В VI–VII вв. на большинстве восточнославянских поселений безраздельно господствовала лепная керамика. Только на некоторых антских поселениях встречается незначительное число фрагментов гончарной керамики, которая, нужно полагать, сделана неславянскими ремесленниками. Лепная глиняная посуда бытует у восточных славян до X в. включительно, а на окраинах их территории изредка встречается еще в начале XI в.

Лепные горшки, миски и сковороды делались, вероятнее всего, в каждой семье. Особых навыков для их изготовления не требовалось, а сырье имелось почти повсеместно.

Вместе с лепной посудой начиная с VIII в. постепенно распространяется и вытесняет ее керамика, сделанная на гончарном круге местными, славянскими ремесленниками. Иногда можно проследить постепенный переход от лепки к гончарному кругу. Так, найдены горшки, сделанные от руки, но подправленные на круге.

Лепную керамику обжигали в домашних печах, но для изготовления посуды с помощью гончарного круга понадобились специальные гончарные печи. Изготовление глиняной посуды перестало быть делом каждой семьи, домашним ремеслом, оно сосредоточивается в руках мастеров-ремесленников, снабжавших своей продукцией население целой округи.

Особенности технологии изготовления глиняной посуды в различных регионах Восточной Европы исследовались А.А. Бобринским (Бобринский А.А., 1978).

Сложение наряду с сельским хозяйством, промыслами и домашними ремеслами обособленных отраслей экономической жизни, таких как железоделательное и железообрабатывающее ремесло, ювелирное дело и гончарное производство, ставит вопрос о развитии у славян обмена и торговли.

О развитии торговых отношений в восточнославянском ареале говорят клады, как монетные, так и вещевые. О серии среднеднепровских кладов VII–VIII вв., оставленных антами и их соседями, упоминалось выше.

Новой стадией в развитии торговых связей было распространение восточных монет (Янин В.Л., 1956, с. 81–85). VIII–IX века характеризуются значительной масштабностью международной торговли. Восточное серебро по Волге и Западной Двине или через Ладогу распространяется в юго-восточной Прибалтике и Скандинавии. В IX–X вв. начинает активно функционировать Днепровско-Волховский путь, названный в русских летописях путем «из варяг в греки».

Славянские кузнецы, ювелиры, гончары и, вероятно, некоторые ремесленники иных специальностей предназначали свою продукцию главным образом для населения, занятого сельскохозяйственным трудом. Первоначально ремесленники работали, вероятно, на заказ. Заказчик и ремесленник договаривались об оплате, сырье и т. п. Ремесленники жили на тех же поселениях, где и их заказчики.

Во второй половине I тысячелетия н. э. наряду с работой на заказ ремесленники начинают производить продукцию для рынка, т. е. на продажу, причем заметен рост продукции, изготовленной на продажу. Это способствовало возникновению специализированных поселений, где жили и работали преимущественно ремесленники, работавшие для рынка. Эти поселки становились сосредоточием внутренней, а в отдельных случаях и внешней торговли. В отличие от открытых, лишенных укреплений рядовых поселений или ремесленных пунктов, каким, например, был Григоровский железоделательный центр, на этих поселениях сооружаются укрепления.

Одним из ранних укрепленных ремесленных центров восточных славян было уже не раз упоминавшееся городище Зимно, относящееся к VI–VII вв. (Аулiх В.В., 1972). Обнаруженные здесь следы ремесленной деятельности свидетельствуют, что на поселении жили и работали ремесленники-ювелиры и кузнецы, снабжавшие своей продукцией широкую округу. Найденные изделия (бронзовые и серебряные украшения) позволяют предполагать, что часть продукции предназначалась для дружинного сословия, постепенно выделявшегося из общинной среды. По-видимому, такие центры стали пунктами и межплеменного обмена. Ведь бронзолитейное ремесло нуждалось в сырье, которого не было в местах восточнославянского расселения. Отсутствие сырья, несомненно, способствовало межплеменному обмену.

Исследователь городища Зимно В.В. Аулих высказал предположение, что это поселение было не только ремесленным, но и административным центром небольшого племени и в нем жил племенной князь с дружиной. Это не исключено.

Таким же довольно крупным ремесленным центром было Пастырское городище. Здесь, несомненно, жили и работали кузнецы, ювелиры, гончары, изготавливавшие товарную продукцию. Это поселение было не только славянским. По-видимому, здесь со славянами жило тюркоязычное население. Ремесленная продукция с городища поступала не только к славянам, но и к их степным соседям.

В Прутско-Днестровском междуречье, на Буковине, исследовано Добриновское городище VIII–IX вв., которое также было подобным протогородским центром. Раскопками здесь выявлены девять ремесленных мастерских, расположенных рядом с жилыми постройками. На поселении было сосредоточено кузнечное и ювелирное производство, продукцией которого снабжались жители не только самого городища, но и соседних, а может быть, и более отдаленных селищ (Тимощук Б.О., 1976, с. 109–113, 152–154).

В лесной полосе восточнославянского ареала к числу наиболее интересных протогородских центров принадлежит Изборское городище. Как уже отмечалось, оно было основано на рубеже VII и VIII вв. и сразу укреплено. С самого его возникновения здесь жили ремесленники – бронзолитейщики и ювелиры, косторезы и резчики по камню, по-видимому, была развита обработка железа. Поселок обеспечивал ремесленной продукцией окрестное население, здесь же, очевидно, совершался обмен и с отдаленными землями.

Начало процесса градообразования на Руси, как свидетельствуют археологические материалы и летописи, определяется IX–X вв. К IX в. относится десять древнейших городов, названных в летописи. Это Киев, Новгород, Полоцк, Смоленск, Изборск, Ладога, Белоозеро, Ростов, Муром и Любеч (карта 37).

Карта 37. Распространение укрепленных поселений восточных славян в VII–IX вв.

а – городища с отложениями, содержащими лепную керамику; б – города, упоминаемые в летописях в IX в.; в – протогородские поселения; г – дружинные курганы.

Раскопки в Новгороде пока не раскрыли конкретной картины возникновения этого города. Однако археологические наблюдения, данные геологического бурения и письменные свидетельства позволили В.Л. Янину и М.Х. Алешковскому предположить, что Новгороду предшествовали три разноплеменных поселка (словенский, кривичский и чудской), которые были племенными центрами. Началом Новгорода послужило объединение этих поселений, когда были отстроены общие укрепления (Янин В.Л., Алешковский М.Х., 1971, с. 32–61). Эта гипотеза находит подкрепление в особенностях политической и административной жизни Новгорода в XII–XV вв.

Многолетними исследованиями в Киеве установлено, что древнейшее городище на Старокиевской горе (городок Кия) возникло в конце, V – начале VI в. (Рыбаков Б.А., 1980, с. 31–47). Это укрепленное поселение стало, по-видимому, племенным и культовым центром полян. В IX–X вв. оно делается детинцем, в котором находились княжеский двор, городская площадь, а также жилищные и хозяйственные постройки горожан Киева. В ближайших окрестностях – на Замковой горе, Детинке, Лысой горе и в других местах – в это время возникают посады.

Обстоятельную картину перерастания одного из восточнославянских племенных центров в раннесредневековый город VIII–IX вв. дали раскопки в Изборске. Около середины X в. на Изборском городище выделяются две части – детинец и окольный город. В детинце, защищенном бревенчатой стеной по периметру, имелась городская (вечевая) площадь, а вокруг нее довольно свободно располагались дома севернорусского облика. Следы ремесленной деятельности здесь не обнаружены. Окольный город имел земляные укрепления и уличную застройку. Жилища того же типа, что и в детинце, располагались здесь очень тесно. Судя по вещевым находкам, в них жили и работали преимущественно ремесленники. Таким образом, Изборск стал типичным раннефеодальным городом с характерной для древнерусских городов социально-топографической структурой: княжеско-дружинный детинец и примыкающий к нему ремесленно-торговый посад (окольный город). Наличие посада – важный элемент, указывающий на городской характер поселения.

Полоцк, судя по материалам, которыми ныне располагает археология, также сложился на основе племенного центра, расположенного в зоне скопления кривичских поселений. Полоцкий детинец, где княжил Рогволод, вырос из племенного городища, вокруг которого концентрировались ремесленно-земледельческие поселения, трансформировавшиеся в X в. в городской посад. Позднее, около рубежа X и XI вв., по-видимому, в связи с возрастающим значением водного пути по Западной Двине, детинец был перенесен на другое место – в устье Полоты.

Такими же, насколько можно представить по фрагментарным материалам, были условия возникновения Ростова, Белоозера и Мурома. Они выросли из племенных центров мери, веси и муромы, располагавшихся в регионах сосредоточения населения.

Об условиях возникновения Любеча данных нет. Археологически изучить городок IX–X вв., занимавший одну из возвышенностей Днепра, трудно, так как его культурные напластования были потревожены в результате строительной деятельности в XI–XII вв. и позднее, в XVII–XVIII вв.

Как уже отмечалось, в VIII–IX вв. на восточнославянской территории возникают и неукрепленные поселения протогородского типа, стоящие на магистральных водных путях. Таковы Ладога, Гнездово и Тимеревское селище. Это были ремесленно-торговые поселения. Археологические материалы фиксируют в составе их населения и дружинный элемент. В отличие от большинства племенных центров, они имели смешанный этнический состав населения. Из них только Ладога постепенно эволюционировала в раннефеодальный город. Взаимосвязи Гнездова и Смоленска дискуссионны. Тимеревское поселение прекратило существование в XI в., когда поблизости в результате деятельности киевских князей был основан город Ярославль.

Таким образом, древнейшие города на Руси выросли в основном из племенных центров славян или финно-угорского населения, территории которого вошли в состав древнерусского государства. В племенных центрах-протогородах наблюдается развитие ремесла и торговли. Как правило, они располагались в зонах концентрации земледельческого населения. Среди городов, названных в летописях уже, в первой половине X в., большинство имело такое же происхождение.

Общественный строй восточного славянства накануне сложения древнерусского государства может быть реконструирован на основе кратких известий византийских авторов, а также археологических материалов.

Многие исследователи (П.Н. Третьяков, В.В. Мавродин и другие) пытались использовать для определения уровня общественных отношений у восточных славян размеры и типы жилых и общественных сооружений. Крупные дома в нижних горизонтах культурных напластований в Старой Ладоге или связанная переходами, как это одно время представлялось, система жилищ на роменско-боршевских поселениях рассматривались как признак существования у восточных славян патриархальной семейной общины. Однако сами по себе размеры жилищ не могут определять характер обитавших в них семей, к тому же предположение о связанных между собой роменских жилищах оказалось ошибочным, а староладожские большие, дома отражают этнографические, а не социальные особенности их обитателей.

Для определения основной социальной организации восточного славянства более надежным признаком являются особенности погребальных сооружений. Так, представляется несомненным, что сооружение таких коллективных погребальных насыпей, как сопки в Приильменье и длинные курганы в кривичском ареале, отражает общественное строение племен, оставивших эти усыпальницы. Они могли принадлежать только большой патриархальной семье – крупному брачно-родственному коллективу, ведшему в сложных условиях лесной зоны Восточной Европы (освоение новых земель, очистка от леса пахотных участков и т. п.) общее хозяйство.