Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."

Автор книги: Валентин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 39 страниц)

Выявляемые на поселениях гнезда жилых построек с хозяйственными сооружениями, очевидно, свидетельствуют о ведении хозяйства большой патриархальной семьей. Пахотная земля находилась в коллективном владении и сообща распределялась между отдельными хозяйствами, пастбища и леса принадлежали сельской общине-патронимии.

В междуречье Буга и Днепра керамика пражско-корчакского типа и вся культура раннесредневековых славян не имеет генетических корней. Ко II–IV вв. на Волыни относятся памятники типа Дитиничи-Тришин (Смiшко М.Ю., Свешнiков I.К., 1961, с. 89–114; Кухаренко Ю.В., 1965, с. 97–101), оставленные поморско-мазовецкими (или, по новейшей польской терминологии, вельбаро-цецельскими или просто вельбарскими) племенами (Kuharenko J.V., 1967, р. 19–40; Кухаренко Ю.В., 1980).

Истоки керамики пражско-корчакского облика обнаруживаются среди глиняной посуды пшеворской культуры, получившей распространение в первой половине I тысячелетия н. э. в междуречье Одера (Одры) и Буга (Kostrzewski J., Chmielewski W., Jaźdźewski К., 1965, s. 245–251, 259–265.) На памятниках этой культуры встречены и горшки, которые могут рассматриваться в качестве прототипов пражско-корчакской керамики, и собственно пражско-корчакские сосуды. Черты сходства между отдельными типами пшеворской посуды и славянской керамикой V–VII вв. неоднократно характеризовались польскими археологами (Kostrzewski J., 1965, s. 10–26; Hilczerówna Z., 1967, s. 53–78; Szymański W., 1967, s. 308–327). В нашей литературе этот вопрос анализировался И.П. Русановой (Русанова И.П., 1976, с. 205–213) и В.В. Седовым (Седов В.В., 1979, с. 67, 68, 116). Обряд погребения славянских грунтовых могильников V–VII вв. также обнаруживает некоторую преемственность с известным по пшеворским могильникам ритуалом, в особенности в Висленском регионе (Седов В.В., 1979, с. 71, 116). Имеются элементы преемственности и в домостроительстве. Все это дает возможность предполагать, что славяне, оставившие памятники с керамикой пражско-корчакского типа, являлись потомками носителей пшеворской культуры, расселившимися в V–VII вв. на обширных пространствах от верхней Эльбы до среднего Днепра (Седов В.В., 1976в, с. 89–107).

Географическое распространение керамики пражско-корчакского типа позволяет утверждать, что эта посуда характеризует одну из племенных группировок славян V–VII вв. – именно ту, которую историк VI в. Иордан называет sclaveni (склавены – славены, вполне очевидно, что «к» здесь вставное). Византийские авторы VI в. именуют их славянами. Иордан сообщает, что «многолюдное племя венетов» в его время было известно «под тремя именами: венетов, антов, склавенов» (Иордан, с. 90). Указывается и область расселения этого племени: «Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра, а на север – до Висклы…» (Иордан, с. 72).

Интерпретация этих географических данных обстоятельно рассмотрена Е.Ч. Скржинской (Иордан, с. 213–218). Город Новиетун и Мурсианское озеро, очевидно, ограничивали территорию расселения с(к)лавенов с запада или юго-запада. Новиетуном Иордана скорее всего можно считать город Невиетун на Саве. Здесь же находилось и Мурсианское озеро (около города Мурсы, теперь Осиек). Е.Ч. Скржинская полагает, что Мурсианским озером прежде могло называться озеро Балатон в Паннонии (путь к нему начинался для римлян преимущественно от города Мурсы).

Таким образом, географические координаты расселения с(к)лавенов по Иордану – река Сава на юго-западе, возможно, Балатон на юге, Висла на севере и Днестр на востоке. Эта территория как раз совпадает с основной областью распространения керамики пражско-корчакского типа. Только в отдельных местах археологический ареал выходит за пределы территории, ограниченной координатами Иордана. Таковы Приэльбье и Припятское Полесье. Однако это, очевидно, объясняется тем, что сведения Иордана относятся к первой половине VI в., а археологический ареал очерчивается на основе суммарных данных V–VII вв.

Древности пражско-пеньковского типа.

Вторая большая этнокультурная группировка славян третьей четверти I тысячелетия н. э. занимает, как уже отмечалось, южную часть славянского региона. Название культуре дано по поселениям, раскопанным в окрестностях с. Пеньковка на Тясмине. Ее выделяют специфические культурные особенности, среди которых наиболее существенна керамика.

Ведущей формой лепной посуды являются горшки со слабопрофилированным верхним краем и овальным или округлым туловом. В отличие от горшков пражско-корчакского типа, наибольшее расширение у них приходится на среднюю часть высоты, горло и дно сужены и примерно равны по диаметру (табл. III, 1–6). Другой тип сосудов – биконические горшки с резким или округленным ребром, приходящимся опять-таки на середину высоты. Среди них есть сосуды с короткой отогнутой шейкой и без шейки (табл. III, 7, 8).

Кроме того, на поселениях находят глиняные сковородки и изредка миски.

Керамика, как правило, толстостенная с примесью дресвы и шамота, поверхность неровная, иногда шероховатая. Орнамента на сосудах нет. Лишь в виде исключения встречаются горшки с насечками по краю венчика, с налепным валиком, с налепами в виде шишечек или полумесяцев на тулове.

Славянскую принадлежность основных типов керамики пражско-пеньковского облика доказывает ее генетическая преемственность со славянской глиняной посудой VIII–IX вв. Это прослежено в материалах Поднестровья, Молдавии и Болгарии. Глиняные сосуды, восходящие к округлобоким горшкам VI–VII вв., составляют значительную часть керамики типа Луки-Райковецкой (Гончаров В.К., 1963, с. 283–319, рис. 7; Шовкопляс А.М., 1959, с. 169–172; Мезенцева Г.Г., 1965, с. 71–98; Приходнюк О.М., Казанський М.М., 1978, с. 43–47), характеристика которой будет дана ниже. Пражско-пеньковская керамика в большом количестве найдена на памятниках, расположенных по Днепру и его притокам, на участке от устья Роси до Запорожья, в бассейне Южного Буга и в междуречье Днестра и Прута. Далее на запад она распространена в Нижнем и отчасти Среднем Подунавье, достигая северных районов Болгарии и восточных областей Венгрии (карта 4). В бассейне среднего Днестра керамика пражско-пеньковского типа встречается вперемежку с пражско-корчакскими сосудами, часто на одних и тех же памятниках. Такая же картина наблюдается и в Подунавье. Очевидно, здесь встретились и перемешались два потока славянского расселения. Румынские археологи успешно разрабатывают детали этих миграционных движений славян различных культурных группировок (Comşa M., 1972, р. 9–28; Teodor Dan Gh., 1972 р. 29–42).

Карта 4. Славянские памятники V–VII вв. с керамикой второй (пражско-пеньковской) группы.

а – поселения; б – грунтовые могильники; в – курганные могильники; г – памятники с целыми сосудами второй группы; д – памятники с целыми сосудами первой группы; е – памятники колочинского типа; ж – памятники алано-болгарского населения

Цифрами обозначены сравнительно хорошо исследованные памятники: 1 – Звиняч; 2 – Незвиско; 3 – Зеленый Гай; 4 – Городница; 5 – Залещики; 6 – Колодривка; 7 – Горошево; 8 – Перебыковцы; 9 – Корнешты; 10 – Вильховец; 11 – Рашков; 12 – Задубровка; 13 – Чепоносы; 14 – Кодын; 15 – Глубокое; 16 – Пригородок; 17 – Городок; 18 – Купин; 19 – Брага; 20 – Каветчина; 21 – Сокол; 22 – Устье; 23 – Студеница; 24 – Лука-Врублевецкая; 25 – Бакота; 26 – Кониловка; 27 – Козлов; 28 – Хуча II; 29 – Алчедар; 30 – Лопатна; 31 – Селиште; 32 – Бранешты I; 33 – Скок; 34 – Реча; 35 – Ханска; 36 – Костешты I; 37 – Кобуска; 38 – Соколец; 39 – Париевка; 40 – Голики; 41 – Самчинцы; 42 – Семенки; 43 – Кальник; 44 – Чертория; 45 – Кочуров; 46 – Куня; 47 – Ладыжин; 48 – Губник; 49 – Скибинцы (остров Мытковский); 50 – Канев; 51 – Студенец; 52 – Крещатик; 53 – Хитцы; 54 – Жовнин; 55 – Пастырское; 56 – Андрусовка; 57 – Стецовка; 58–60 – Пеньковка (Макаров остров, Молочарня и Луг 2); 61 – Пеньковка (Луг 1); 62 – Дереивка; 63 – Яцева Балка; 64 – Игрень I; 65 – Волошское; 66 – Васильевка (остров Кизлевой); 67 – Лавриков Лес; 68 – Колодезный Бугор; 69 – Заярье; 70 – Левкин Бугор; 71 – Сосница; 72 – Конотоп; 73 – Замощанская дюна; 74 – Княжий; 75 – Лебяжье; 76 – Дмитровское; 77 – Малая Перещепина; 78 – Глодосы; 79 – Канцерка; 80 – Вознесенка; 81 – Каменка; 82 – Коровин.

На врезке: общий ареал славянских памятников второй группы.

Славянская керамика пражско-пеньковского облика проникает также в днепровское лесостепное левобережье. Собственно славянские поселения известны здесь лишь в нижнем течении Сулы, Псла, Ворсклы и Орели. Севернее простирается ареал памятников колочинского типа. Единичные сосуды пражско-пеньковского типа встречены и в этом ареале, но на поселениях, характеризующихся колочинской керамикой и домостроительством, отличным от Пеньковского. Наиболее восточным пунктом, где найдена пражско-пеньковская керамика, является Дмитровский могильник на р. Короча в бассейне Северского Донца. Памятник в целом принадлежит салтовской культуре, но среди салтовских трупоположений раскопками было обнаружено несколько захоронений по обряду кремации с горшками пражско-пеньковского типа (Плетнева С.А., 1972, с. 108–118).

По-видимому, пражско-пеньковская керамика проникает и далее на восток, в глубину ареала салтовской культуры. Фрагменты такой керамики собраны в последнее время на поселениях Санки и Тымченки в Готвальдовском р-не Харьковской обл. (Дьяченко А.Г., 1978, с. 322, 323; Берестнев С.И., 1979, с. 301, 302). Однако для этих памятников характерно неславянское домостроительство, отсутствуют здесь и захоронения по славянскому ритуалу. Очевидно, на основе распространения пражско-пеньковской керамики можно говорить об инфильтрации славян в среду населения, оставившего салтовскую культуру.

Памятники пражско-пеньковского типа впервые были выявлены и исследованы группой украинских археологов в бассейне Тясмина, правого притока Днепра, и в порожистой части Днепра (Березовец Д.Т., 1963, с. 145–208; Петров В.П., 1963б, с. 209–233). В бассейне Южного Буга подобные древности много лет изучает П.И. Хавлюк (Хавлюк П.И., 1963а, с. 187–201; 1963б, с. 320–350; 1974, с. 181–215). Обобщающее исследование раннесредневековых славянских древностей территории Молдавии принадлежит И.А. Рафаловичу (Рафалович И.А., 1972), Подолии – О.М. Приходнюку (Приходнюк О.М., 1975).

В последние годы ведутся активные полевые изыскания памятников пражско-пеньковского типа. Разведки и раскопки охватили Среднее и Нижнее Поднепровье (Кравченко Н.М., 1979, с. 74–92; 1980, с. 289, 290; Приходнюк О.М., 1976б, с. 101–119; 1979б, с. 391, 392; 1980; Приходнюк О.М., Казанський М.М., 1978, с. 43–47; Приходнюк О.М., Беляева С.А., 1980, с. 326, 327; Смиленко А.Т., 1978, с. 159–160), бассейн Южного Буга (Хавлюк П.И., 1976, с. 401; 1978, с. 394, 395; 1979, 15, 416), Прутско-Днестровское междуречье (Приходнюк О.М., 1978а, с. 376; Ларина О.В., Рафалович И.А., 1979, с. 486, 487; Рафалович И.А., Дунявина В.М., 1979, с.489, 490).

В пограничной полосе, там, где ареал пражско-пеньковской керамики налегает на область распространения колочинских древностей, успешно ведет полевые изыскания Е.А. Горюнов (Горюнов Е.А., 1973, с. 99–112; 1977, с. 283; Горюнов Е.А., Казанский М.М., Пескова А.А., Усова Г.А., 1976, с. 318, 319; Горюнов Е.А., Казанский М.М., Усова Г.А., 1979б, с. 320, 321).

Поселениями пражско-пеньковской культуры являются селища, расположенные в долинах небольших рек и ручьев и занимающие останцы или участки пологих берегов. Для поселений часто выбирали места, которые не требовали сооружения искусственных укреплений. Реки, леса и болота служили естественной защитой. Рассказывая о славянах и антах, византийский писатель VI в. Маврикий сообщает, что «они селятся в лесах, у неудобнопроходимых рек, болот и озер, устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что естественно, опасностей» (Мишулин А.В., 1941, с. 253).

Почти во всех случаях поселения устраивались в окружении плодородных почв. Леса и пойменные луга благоприятствовали развитию наряду с земледелием скотоводства.

Поселения были сравнительно небольшими. Так, селище Пеньковка-Молочарня имело размеры 70×50 м. Несколько крупнее поселения VI–VII вв. в Молдавии – от 0,25 до 1,2 га. Средняя площадь поселений того времени в Подолии – около 1,5 га. На таких поселениях одновременно существовало от 5 до 25 жилых построек, разбросанных по площади, как правило, бессистемно (табл. III, 11). На крупных и хорошо исследованных поселениях отмечена концентрация домов двумя-тремя группами. На поселении Устье жилища стояли двумя рядами вдоль берега. Рядовой тип застройки прослежен на селищах в Молдавии (Реча, Старые Малаешты, Хуча) и Поднепровье (Стецовка). По-видимому, такая планировка в ареале пражско-пеньковской керамики не менее характерна, чем кучевая.

Как и в ареале пражско-корчакской керамики, здесь неоднократно зафиксировано гнездовое расположение селищ. Они обычно образуют более или менее компактные группы радиусом до 5–7 км от условного центра гнезда. Группу составляют 5-10 поселений. Расстояния между поселениями в группах – от сотен метров до 1,5–2 км. Интервалы между гнездами превышают 10 км. По-видимому, гнезда поселений составляли территориальные общины, а группы домов на поселениях – патриархальную семью.

Единственным типом жилища на пеньковских поселениях была полуземлянка, в плане близкая к квадрату (карта 3). Площадь их невелика и колеблется от 12 до 20 кв. м. Подмечено, что со временем размеры жилищ несколько увеличиваются. Глубина котлованов – от 0,3–0,4 до 1–1,2 м. Стены домов облицовывались деревом и имели столбовую или срубную конструкцию. Стены более ранних жилищ часто сложены столбовой техникой, более поздних – преимущественно срубные. Остатки бревен от срубов обнаружены при раскопках на многих поселениях. На поселении Самчинцы остатки сруба сохранились сравнительно хорошо – бревна имели диаметр около 20 см. Однако чаще срубы делались из более тонких бревен. На основе выявленных на поселении Луг 1 в Пеньковке столбовых ям можно полагать, что стены были сделаны из плах, прижатых к земляным стенкам котлованов с помощью столбов.

Печи-каменки занимали один из углов построек (табл. III, 9, 10). Для относительно ранних памятников характерно положение печи в одном из углов близ северных стен полуземлянок, тогда как входы в них обычно устраивались с южной стороны. Позднее эта закономерность нарушается. Печи-каменки иногда складывали из крупных камней, причем топочная камера в них бывает выложена из больших плит (рис. 3). Однако нередко встречаются печи, устроенные из мелких камней. Под печи обычно находился на уровне пола полуземлянки. Верхние части печей складывались из камней, часто с использованием глиняных вальков. В единичных случаях на поселениях Прутско-Днестровского междуречья зафиксированы глиняные печи.

Рис. 3. Печь-каменка жилища 6 на поселении Кодын II.

Во всех своих деталях жилища-полуземлянки пражско-пеньковской группировки славян сходны с описанными выше домами пражско-корчакских поселений. Одинаково устройство и верхних частей построек. Крыши их были преимущественно двускатными. На поселении Перебыковцы исследованы остатки двускатной кровли одного из жилищ, которая была устроена из жердей, перекрытых сверху слоем глины. На днестровских поселениях Бранешты XIII и Одая и на селище Луг 2 зафиксированы жилища с центральным опорным столбом. По-видимому, эти постройки имели четырехскатное перекрытие.

На пеньковских поселениях встречены и хозяйственные постройки с опущенным в грунт полом. В отличие от жилищ, они не имели печей-каменок. Впрочем, в отдельных таких сооружениях выявлены угольно-зольные очажные пятна.

На поселениях обычно бывают многочисленные зерновые и хозяйственные ямы различных строений и размеров.

Среди пеньковских неукрепленных поселений особняком стоит городище, расположенное на р. Сухой Ташлык в бассейне Тясмина близ с. Пастырское (табл. V, 17). Его валы и рвы были сооружены еще в скифскую эпоху и позднее не возобновлялись. В VI–VIII вв. население лишь воспользовалось старыми укреплениями. Раскопки Пастырского поселения были начаты еще на рубеже XIX и XX вв. В.В. Хвойкой (Хвойко В.В., 1905, с. 93–104) и продолжены в 30-50-х годах (Брайчевский М.Ю., 1951, с. 155–164; 1952, с. 163–173; 1955, с. 67–76; 1960, с. 106–108). Выявлено около 20 полуземляночных жилищ того же типа, что и на Пеньковских селищах (табл. V, 18, 19). Они были углублены в материк до 0,5 м и имели прямоугольные котлованы. Стены домов столбовой конструкции состояли из стояков и жердей, переплетенных лозой и обмазанных глиной. Длина стен около 3 м. Печи находились в углах жилищ. Их строили из камней, а для устройства пода и верхнего купола применяли глину. Средние размеры печей 0,7×0,5 м, высота до 0,65 м.

В отличие от массы Пеньковских поселений, населенно которых занималось сельским хозяйством и домашними ремеслами, Пастырское городище было крупным для своего времени центром ремесленной деятельности. На городище открыты остатки мастерских по обработке железа, найдены крицы, шлаки, остатки горна, исследована кузница.

Среди вещевых материалов этого памятника имеются орудия ремесленников – кувалда, кузнечные молоты, клещи, зубило, ножницы для резания железа, пробойник, топоры, долота, тесло, глиняная льячка. Обнаружены также изделия ремесленников, в том числе наральники (табл. V, 15), косы, серны, лопаты, топоры (табл. V, 9). Встречены предметы вооружения, различные бытовые вещи и украшения. Найдено несколько кладов с ювелирными изделиями – серьгами, браслетами, подвесками, антропоморфными фибулами (табл. V, 1–3, 6–8, 11, 12, 14, 20).

На городище преобладает керамика пражско-пеньковского типа – округлобокие, а также биконические сосуды, сделанные без помощи гончарного круга (табл. V, 4, 5). Кроме нее, здесь имеются ленные горшки иных форм: баночные и корчагообразные. Но основную массу керамического материала составляет гончарная посуда – выпуклобокие, иногда почти шаровидные горшки с прямыми или отогнутыми венчиками (табл. V, 10, 16, 21). Они изготовлялись из серой, хорошо отмученной глины, иногда с примесью песка. Горшки орнаментировались прямыми или волнистыми линиями и вертикальными лощеными полосами. Кроме того, обычно встречаются одноручные кувшины – округлобокие с лощеной поверхностью и биконические с заглаженной поверхностью, а также миски.

Гончарная керамика пастырского типа – фрагменты сосудов с округлым туловом, серой поверхностью, с орнаментом из пролощенных полос – обнаружена также на ряде селищ пеньковской культуры. Обычно она составляет очень небольшой процент керамического материала, а на большинстве памятников отсутствует вовсе. Так, на селище Селиште в Молдавии на долю пастырской керамики приходится 0,4 % всей глиняной посуды, в Ханске – 3,3 %. В таком же малом количестве она встречается на единичных поселениях Побужья. В Поднепровье доля гончарной керамики на некоторых селищах несколько повышается – до 5–5,8 % (Луг 1, Макаров Остров).

На Пастырском городище, около с. Алексеевка в Днепропетровской обл. и близ с. Федоровка в Запорожской обл. открыты гончарные горны по производству керамики пастырского типа (Брайчевська А.Т., 1961, с. 11–118; 1963, с. 278).

Раскопками на правом берегу Днепра между селами Федоровка и Любимовка исследованы три небольших поселения, в которых жили и работали гончары. Здесь открыто 18 горнов, в которых обжигалась посуда пастырского типа. В археологической литературе эти древности известны как памятники у балки Канцерка (Смiленко А.Т., 1975, с. 118–160).

Распространение пастырской керамики на славянских поселениях пражско-пеньковского типа отражает торговые и этнокультурные контакты славян с соседями. Пастырское же городище было торгово-ремесленным поселком, где проживало разноплеменное население.

Пастырскую керамику никак нельзя считать этническим признаком. Невозможно согласиться с М.И. Артамоновым, полагавшим, что памятники типа Пеньковки, на которых найдена пастырская посуда, оставлены одной из болгарских племенных групп – кутригурами (Артамонов М.И., 1969, с. 1–9).

Южными и юго-восточными соседями славян, оставивших пеньковские древности, были тюркоязычные кочевники. Древности их хорошо известны по находкам в Вознесенке на территории г. Запорожье (Грiнченко В.А., 1950, с. 37–63), Малой Перещепине на Полтавщине (Бобринский А.А., 1914), Глодосах в верховьях Сухого Ташлыка, притока Южного Буга (Смiленко А.Т., 1965; 1975, с. 103–117), Канцерке в порожистой части Днепра (Смiленко А.Т., 1975, с. 118–157) и других местах. Они характеризуются своеобразными поселениями и жилищами, отличными от славянских, и специфическим вещевым материалом.

На отдельных Пеньковских поселениях, расположенных на южной окраине их ареала, наряду с типично славянскими полуземлянками выявлены жилые постройки иных типов. Так, на селище Стецовка одно из жилищ представляло собой наземное круглое сооружение диаметром 6–7 м, оконтуренное неглубокой канавкой (Петров В.Н., 1963б, с. 216). Па поселении Луг 2 исследована постройка в виде эллипсоидного углубления размерами 6×5 м. В центре его находилась столбовая яма, а по краям – еще восемь ям (Березовец Д.Т., 1963, с. 166). По конструкции оба жилища близки юртам кочевых племен (Плетнева С.А., 1967, с. 52–58). Видимо, к постройкам степного населения принадлежат также жилище в виде неправильно овального углубления размерами 5×4 м с очагом, раскопанное в Дерневке (Телегин Д.Я., 1962, с. 16), и овальное углубление с очагом в Молочарне (Березовец Д.Т., 1963, с. 150). Неславянскими были и углубленные жилища с глиняными стенами и полами, устроенными из глины, черепков и гальки, исследованные на поселении Жовнин (Рутковська Л.М., 1972, с. 226), и постройки с каменными основаниями стен на селище у балки Звонецкой (Бодянский А.В., 1960, с. 274). Очевидно, появление всех этих жилищ на Пеньковских поселениях было обусловлено инфильтрацией в среду славян болгаро-аланских выходцев.

Металлические предметы на пеньковских поселениях немногочисленны. Среди них встречаются украшения – пальчатые и зооморфные фибулы, браслеты с утолщенными концами, пряжки и фигурные бляшки от пояса, проволочные спиральные височные кольца, серьги так называемого пастырского типа, бронзовая фигурка льва (табл. IV, 12–21).

Подобные украшения лучше известны по серии кладов и случайных находок, обнаруженных в ряде местностей Среднего и Нижнего Поднепровья и на соседних с ними территориях (карта 5). Особенно знаменит клад, найденный в 1909 г. у с. Мартыновка в бассейне Роси и содержащий до сотни серебряных предметов (Рыбаков Б.А., 1953а, с. 76–89). В его составе предметы головного убора – налобные венчики, серьги, височные кольца, женские украшении – шейная гривна, браслеты, пальчатая фибула и многочисленные поясные бляшки, накладки и наконечники (табл. VI; VII). Кроме того, в клад входили две чаши с византийскими клеймами (рис. 4, 5), фрагмент блюда, ложка и девять фигурок, изображающих людей и стилизованных животных.

Карта 5. Распространение кладов и отдельных находок мартыновского типа, предметов с выемчатой эмалью и пальчатых фибул.

а – клады и находки мартыновского типа; б – вещи с эмалью; в – клады и случайные находки кочевнического типа: г – пальчатые фибулы.

1 – Березняки; 2 – Заморино; 3 – Кривец; 4 – Кирьяново; 5 – Грехов Ручей; 6 – Кимры; 7 – Дуденево; 8 – Абрамово; 9 – Муром; 10 – Кошибеево; 11 – Тихий Уголок: 12 – Рязань; 13 – Кузьминское; 14 – Дьяково; 15 – Щербинка; 16 – Кузнечики; 17 – Стрелковка; 18 – Щепилово; 19 – Орел; 20 – Федяшево; 21 – Дуна; 22 – Мощины; 23 – Ярцево; 24 – Колодня; 25 – Демидовка; 26 – Дроково; 27 – Красный Бор; 28 – Христовая; 29 – Ивановичи; 30 – Тайманово: 31 – Адаменка; 32 – Глажево; 33 – Усох; 34 – Кветунь; 35 – Моква; 36 – Курск; 37 – Харивка; 38 – Родичев; 39 – Борзны; 40 – Мепа; 41 – Горицы; 42 – Чернигов; 43 – Старгородка; 44 – Жукин; 45 – Межигорье; 46 – Киев; 47 – Казаровичи; 48 – Безрадичи; 49 – Белгородка; 50 – Стайки; 51 – Килов; 52 – Веремья; 53 – Черняхов; 54 – Клепчи; 55 – Михайловка; 56 – Ромашки; 57 – Россава; 58 – Букрин; 59 – Троицин; 60 – Леплява; 61 – Канев; 62 – Келеберда; 63 – Пекари; 64 – Малый Ржавец; 65 – Хмельна; 66 – Бабичи; 67 – Мартыновка; 68 – Черкасы; 69 – Хацки; 70 – Смела; 71 – Балаклея; 72 – Пастырское; 73 – Глодосы; 74 – Гочево; 75 – Суджа; 76 – Казачья Локпя; 77 – Дмитровское; 78 – Ахтырка; 79 – Новая Одесса; 80 – Козиевка; 81 – Березовка; 82 – Маруховка; 83 – Малая Перещепина; 84 – Зачепиловка; 85 – Ивахники; 86 – Поставмуки; 87 – Плютенцы; 88 – Лубны; 89 – Лебеховка; 90 – Пеньковка; 91 – Компанейцы; 92 – Волошское; 93 – Старый Игрень; 94 – Першего Травня; 95 – Вознесенка; 96 – Малин; 97 – Мирополь; 98 – Зимно; 99 – Демьянов; 100 – Крылос; 101 – Залесье; 102 – Горошево; 102а – Черновка I; 103 – Семенки; 104 – Скибинцы; 105 – Селиште; 106 – Ханска II; 106а – Данчены; 107 – Келегеи; 108 – Цимлянск; 109 – Сенная; 110 – Керчь; 111 – Сууксу; 112 – Севастополь (Херсонес).

Рис. 4. Серебряный сосуд из клада у с. Мартыновка.

Рис. 5. Серебряный сосуд из клада у с. Мартыновка.

Эти девять фигурок представляют исключительный интерес для характеристики искусства той эпохи. Они рельефны и имеют отверстия для гвоздиков или заклепок. Четыре фигурки изображают «пляшущих» мужчин. Каждый из них стоит подбоченившись, словно готовясь пойти вприсядку, ноги согнуты в коленях, руки – в локтях и упираются в колени. Головы мужчин увеличены несколько несоразмерно с остальными частями тела, геометричны и обрамлены «златыми власами». На груди выгравированы узоры, по-видимому, передающие вышивку на рубахах.

Фигурки животных изображают скорее всего коней, но они фантастичны и напоминают хищных зверей. Они бегут с оскаленными пастями, из которых высунуты языки. Широкие лунообразные гривы украшены геометрическим узором и позолочены.

Клады, состоящие из украшений тех же типов, что и в Мартыновском, найдены у сел Малый Ржавец, Хацки (Бобринский А.А., 1901, с. 147, 148, табл. LXI; Рыбаков Б.А., 1953а, с. 78–76), Харивка (Березовець Д.Т., 1952б, с. 109 118), на Пастырском городище и в других местах.

Головные венчики из этих кладов сделаны из серебряных пластин, завернутых на концах. Серьги пастырского типа образованы проволочными кольцевыми дужками, к которым снизу прикреплялись разнотипные привески, главным образом дисковидные с пятью-семью лопастями и дисковидные ажурные с дополнениями из зерни. Височные кольца – проволочные со спиральным завитком. Шейные гривны делались из массивного дрота, иногда перекрученного, с петлеобразно загнутыми концами. Встречены и ожерелья из стеклянных и пастовых бус разного цвета. Форма их цилиндрическая, кольцевая, бочонкообразная, иногда они украшались волнистым узором или глазками. В состав ожерелий входили также металлические привески и трубочки-пронизки. Браслеты были массивными или полыми, концы их обычно утолщены.

Богато представлен поясной убор. Пояса снабжались многочисленными накладками – круглыми, прямоугольными, зооморфными, крестовидными, а также фигурками, орнаментированными бляшками, обоймами, украшенными стилизованным растительным узором, кольцами и наконечниками разных форм.

Наиболее интересную и многочисленную категорию находок в кладах и на пеньковских поселениях составляют фибулы. Они принадлежат к нескольким типам. Щитковые фибулы образованы из двух щитков, соединенных загнутой полукруглой дужкой. Лицевые стороны их орнаментированы обычно концентрическими кругами и спиралями. Пальчатые фибулы имели полукруглый щиток с пятью-семью выступами. Лицевые стороны их часто орнаментированы. Щитки антропоморфных и зооморфных фибул прорезные. Многочисленны широкопластничтые фибулы. Они бронзовые, шарнирные с прогнутой пластинчатой спинкой и ромбической ножкой, чуть выступающей вперед. Орнамент – из точечных и прочерченных линий. Эти фибулы сложились в Среднем Поднепровье под сильным культурным влиянием Византии и Дунайского региона, датируются они VII–VIII вв. (Горюнов Е.А., Казанский М.М., 1978б, с. 25–31).

Пальчатые и антропозооморфные фибулы, поясные принадлежности и браслеты из кладов имеют аналогии в крымских и северокавказских материалах, где они иногда встречаются с византийскими монетами. На этом основании клады в целом датируются VI–VIII вв. (Амброз А.К., 1971а, с. 96–123). Некоторые из них, в том числе Мартыновский, Хацковский, Малоржавский, относятся к VI–VII вв., другие, как Пастырские, Харивский, – более поздние (вторая половина VII–VIII в.).

В конце XIX и начале XX в. исследователи полагали, что комплексы украшений с пальчатыми и антропозооморфными фибулами оставлены готами. Однако в 20-х годах А.А. Спицын высказал мысль о принадлежности рассматриваемых кладов и случайных находок славянам-антам (Спицын А.А., 1928, с. 492–495). Серьезная аргументация этого предположения приведена Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1948, с. 57–71; 1953а, с. 23–104). Позднее И. Вернер еще раз убедительно показал, что одиночные пальчатые фибулы были частью славянской женской одежды, и составил карту распространения этих украшений (Werner J., 1950, s. 150–170; 1960, s. 114–120).

В последние годы пальчатые фибулы были найдены на достоверно славянских памятниках, в том числе в жилищах и захоронениях, что не оставляет никаких сомнений в этнической атрибуции этих украшений. Их картография (карта 5) свидетельствует, что пальчатые фибулы были характерны не для всех славян, а в основном для их племенной группировки, которой принадлежат памятники пражско-пеньковского типа.

На поселениях пеньковского типа встречены и другие предметы, сопоставимые с находками в кладах. Так, на селище Скибинцы (Остров Мытковский) в Винницком Побужье найдена литая фигурка льва (рис. 6; табл. IV, 7). На поселении Требужены в Молдавии обнаружена подвеска в виде фигуры человека с согнутыми ногами и упирающимися в бедра руками (Рафалович И.А., 1972, рис. 4). Стилистически она близка накладкам из Мартыновского клада. Интересна бронзовая фигурка лошади, найденная на поселении Самчинцы (рис. 7; табл. IV, 9). Из поселения Семенки происходят серьги пастырского типа и фигурка медного конька с причудливо узорчатой головой. В одной из полуземлянок селища Селиште найден фрагмент двупластинчатой фибулы. Наконец, выявлена непосредственная связь поселения пражско-пеньковского типа у с. Вильховчик с кладом мартыновского типа. Бляшки от поясного набора мартыновского облика встречены здесь в округлобоком глиняном сосуде пражско-пеньковских традиций (Приходнюк О.М., 1979а, с. 90, 91).