Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."

Автор книги: Валентин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Самую большую группу каменных крестов составляют намогильные. В отличие от поклонных и памятных, они характеризуются меньшими размерами и относительной массивностью. Ставились они или непосредственно в землю у могилы, или на специальных плитах с отверстием. По форме они часто повторяют памятные и поклонные, но имеются и оригинальные.

Вслед за А.А. Спицыным, небольшое исследование этим памятникам посвятил И.А. Шляпкин (Шляпкин И.А., 1906), разделивший каменные четырехугольные кресты по форме на девять типов. К ним в настоящее время добавляется десятый – изборский тип крестов (Седов В.В., 1976а, с. 102–107).

Наиболее характерные формы намогильных каменных крестов Новгородско-Псковской земли представлены в табл. LVI: одни не имеют никаких надписей, на других высечены кресты разных форм, на третьих сделаны надписи, состоящие из традиционных монограмм, как и на Труворовом кресте, и лишь очень немногие содержат надписи с именами погребенных.

Так, на каменном кресте, стоявшем на месте старинного кладбища в д. Войносолово, надпись гласит: «Хростъ раба б[о]жия Савы Тарасина кузнеца» (табл. LVI, 11). Крест был надгробием деревенского кузнеца Саввы Тарасина, датируется XIV–XV вв. (Седов В.В., 1962а, с. 311–314).

Среди крестов, находящихся в с. Воймерицы в б. Боровичском уезде (табл. LVI, 4, 5), один имеет надпись: «Мироуславоу и Лазоревы братья и мати Мирослава поставили хрестъ. Славоне делале» (Спицын А.А._: 1903б, с. 208). Он относится к XII в. В Изборске внутри деревянной часовни стоит крест, на котором, помимо обычных монограмм, высечена надпись: «Ле[та] 700 миро[м] поставлен кр[ес]т на рабе б[о]жии на Степане». Этот памятник в 1492 г. установлен миром-общиной над могилой, очевидно, чем-то прославившегося изборянина Степана (Седов В.В., 1976а, с. 103–105).

Каменные кресты весьма распространены в области расселения словен новгородских. В Псковской земле они известны главным образом там, где встречаются и жальничные могилы. Датируются кресты временем от XII до XVI в., а намогильные ставились преимущественно в XIV–XVI вв.

Каменные намогильные кресты, изредка встречаемые на территории Витебской обл., главным образом в ее северных районах (Штыхов Г.В., 1971, с. 31–89), скорее всего связаны с расселением новгородских словен. В более южных районах древней Руси они единичны (Спицын А.А., 1903б, с. 204; Штыхов Г.В., 1971, с. 104, 106, 145, 178, 209).

На верхней Волге в д. Иворово Старицкого р-на зафиксирован случай постановки каменного креста на кургане. Поскольку в основании этого кургана есть кольцевая обкладка из валунов, очевидно, он оставлен новгородскими переселенцами. Погребение в кургане с каменным крестом было совершено в саркофаге из белого камня (Комаров К.И., Елкина А.К., 1976, с. 226–238).

Картина развития погребальных древностей, нарисованная здесь, касается главным образом основного региона словен новгородских, т. е. той части Новгородской земли, которая была занята славянами еще в период сооружения сопок. Другие области словенской территории характеризуются заметным своеобразием, что в основном обусловлено относительно поздней славянизацией местного финноязычного населения.

В XI в. словене новгородские активно осваивают Ижорское плато и нижние течения Луги и Плюссы, прежде занятые водью (Седов В.В., 1953б, с. 190–229). Культурное воздействие славян на водское население выразилось в распространении среди води обряда сожжения мертвых и сооружения курганов. Уже в XI в. появляются немногочисленные водские курганные погребения. Они находятся рядом со славянскими погребальными насыпями, а иногда и в одних могильниках с ними. В XII в. число славянских курганов в северо-западных районах Новгородской земли заметно увеличивается. В это время водские курганы сооружаются не только внутри словенской территории, но и на ее окраинах. Началась активная славянизация водского населения, закончившаяся лишь через несколько столетий.

В XIII в. количество водских курганных захоронений здесь еще более увеличивается, ибо все больше водского населения включается в исторический процесс славянизации. Еще в XII в. появляются поселения смешанного характера, о чем говорят курганные группы со славянскими и водскими захоронениями. В XIII–XV вв. смешение населения увеличивается. Краниологические материалы обнаруживают целые серии метисного населения.

К концу XIV в. славянские курганные погребения на Ижорском плато исчезают. Но жальники здесь не получают широкого распространения, хотя некоторые жальничные могилы, судя по инвентарям, могут относиться и к води. Среди водского населения курганный погребальный обряд сохранялся еще в XV в., а в периферийных уголках – и в XVI в.

Водский этнический компонент оказал существенное воздействие на курганный обряд захоронения. На Ижорском плато во многих насыпях оказались внутри каменные кладки. Их сооружали на материке из булыжников, положенных в два-три или четыре яруса, и иногда прикрывали плитами. В курганах Ижорского плато встречены также бесформенные груды камней, сложенные без какой-либо системы. Промежутки между камнями заполнены золой с мелкими угольками, среди которых попадаются сожженные кости домашних животных (коров, овец и свиней). Исследователь этих курганов Л.К. Ивановский называл эти кучи камней жертвенниками. А.А. Спицын предполагал, что груды из камней устраивались для удержания погребенного в сидячем положении. Однако каменные кучи имеются и в курганах с захоронениями в вытянутой позе.

Дневниковое описание курганов с каменными кладками в материалах Л.К. Ивановского не сохранилось. Поэтому невозможно сказать, в каких курганных группах – водских или славянских – каменные кладки преобладали, и с какими вещами они коррелируются. Однако полное отсутствие каменных кладок в древнерусских курганах основной восточнославянской территории позволяет связывать их с погребальной обрядностью води.

Славянские захоронения северо-западных земель Великого Новгорода по инвентарю идентичны курганным трупоположениям других районов Новгородчины. В них обычны ромбощитковые височные кольца и другие украшения славянских типов. Водские курганные древности XI в. имеют много аналогий с предметами других западнофинских племен (булавки с крестообразной головкой, подковообразные застежки с «маковыми» головками, спиральные браслеты). Начиная с XII в. среди водского населения распространяются многобусинные височные кольца, ставшие этноопределяющими украшениями. Кроме них, к типично водским принадлежат ожерелья из раковин каури или с включением этих раковин, полые подвески-уточки, нагрудные цепочки ливского типа. Среди води широко распространяются и украшения славянских типов.

В результате смешения славян с водским населением в северо-западных районах Новгородской земли формируется своеобразная культура – симбиоз прибалтийско-финской и славянской. К элементам, характеризующим эту культуру, принадлежат разнотипные подковообразные застежки (табл. LV, 1–8, 10), встреченные в сотнях курганных трупоположений. В захоронениях мужчин их обычно находят на левом или правом плече, т. е. они служили для укрепления верхней одежды. В погребениях женщин, а иногда и мужчин, такие застежки обнаруживают у ворота одежды.

Выделяются захоронения этого региона и широким распространением поясов с пряжками и поясными бляшками (табл. LV, 12–16). К поясам прикреплялись ножи, ножны, оселки, огнива, гребни, ключи. Здесь получают распространение пластинчатые, довольно широкие браслеты. Особенностью северо-западной культуры можно считать необычную для древнерусских земель распространенность погребений с орудиями труда (Рябинин Е.А., 1974, с. 23–26).

Словенами новгородскими были освоены также области, заселенные весью. В юго-восточном Приладожье, по рекам Сясе, Паше и Ояти, курганный обряд захоронения распространяется в IX в. Однако наиболее ранние курганы здесь не содержат славянских элементов. Наоборот, ряд курганов с трупосожжениями отмечен скандинавскими параллелями: это – захоронения с ладьей; железные гривны, связанные с языческим культом бога Тора; наборы украшений, типичных для женской одежды средневековой Швеции; погребения с воткнутым в грунт копьем (Кочкуркина С.И., 1973). Число курганов с достоверно скандинавскими захоронениями невелико, тем не менее, нужно полагать, что распространение курганного обряда захоронения среди приладожской веси обусловлено влиянием похоронного обряда пришлого населения.

Основная масса приладожских курганов оставлена местной весью. Весский ритуал в этих курганах проявляется и в положении умерших, и в обычае устраивать очаги с предметами кухонного инвентаря, и в наборе женских украшений, и в инвентаре, сопровождающем мужские захоронения (табл. LVII; LVIII).

Очевидно, скандинавские фибулы носили в Приладожье весские женщины, поскольку эти застежки встречаются в курганах с местным погребальным ритуалом (Тухтина Н.В., 1978а, с. 192–498).

По-видимому, только с XI в. в юго-восточные районы Приладожья проникают значительные группы славянского населения. Здесь появляются подкурганные трупоположения с западной ориентировкой, обычай обкладывать курганы камнями, славянские височные кольца и другие украшения.

В области белозерской веси славяне проникли несколько раньше. К VIII–IX вв. здесь относятся единичные сопки, а к X–XIII вв. – курганы славян, однотипные по устройству и содержанию с приильменскими, и курганы веси, перенявшей славянский обряд захоронения. Принадлежность их местной веси устанавливается по ориентировке покойников головами на север или на юг, а также по распространению специфически финно-угорских украшений (Голубева Л.А., 1973, с. 21–66). Весское население, не затронутое славянским культурным и языковым воздействием, хоронило умерших в грунтовых могильниках.

Поскольку курганные древности Белозерского края и юго-восточного Приладожья значительно отличаются друг от друга, В.А. Назаренко высказал предположение, что они оставлены различными племенными группами прибалтийско-финского населения. Он считает, что весь обитала только в Белозерье. О ее локализации здесь говорит Повесть временных лет. В Приладожье же жила не весь, а чудь приладожская (Назаренко В.А., 1979б, с. 152–157). С этим трудно согласиться хотя бы потому, что потомки средневековой веси – вепсы – до сих пор проживают в Приладожском регионе. Однако подчеркиваемое В.А. Назаренко заметное культурное отличие приладожской курганной культуры от древностей белозерской веси заслуживает внимания. Может быть, оно обусловлено тем, что Приладожье и Белозерский край были заселены разными племенными группировками веси.

Волго-Клязьменское междуречье

Вопрос о славянском расселении в междуречье Волги и Клязьмы неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Так, историк Д.А. Корсаков в монографии, посвященной древнейшей истории Ростовской земли, пришел к выводу, что раннее славянское заселение этого края шло от новгородских словен. Оно было весьма значительным, и только в XI–XII вв. началось более слабое колонизационное движение из Поднепровья, через земли кривичей и вятичей (Корсаков Д.А., 1872). К аналогичному выводу склонялся и И.А. Тихомиров, рассмотревший археологические и лингвистические материалы главным образом по Ярославской губернии (Тихомиров И.А., 1914, с. 73–185).

А.А. Шахматов считал кривичей в диалектном отношении северноруссами, поэтому полагал, что заселение Ростово-Суздальской земли было осуществлено кривичами с верховьев Волги (Шахматов А.А., 1899, с. 336, 337). Это положение исследователь подкреплял ссылкой на Уставную грамоту Смоленской епископии XII в., согласно которой Суздаль и его владения платили дань Смоленску. Но поскольку современные говоры в пределах Смоленской и Владимирской земель далеки друг от друга, А.А. Шахматов высказал догадку о переселении на Смоленщину дреговичей, которые и вытеснили кривичский диалект. «Залесскую дань» Смоленску объясняли миграционным движением смоленских кривичей и раньше (Барсов Н.П., 1885, с. 188). Однако А.Н. Насонов показал, что «залесская дань» шла не Смоленску, а через Смоленск в Киевскую Русь (Насонов А.Н., 1951а, с. 167–171).

К иному выводу, анализируя особенности русских говоров, пришел А.И. Соболевский (Соболевский А.И., 1902, с. 99–102). Ростово-Суздальская земля, по его мнению, была заселена вятичами, а участие кривичей и новгородских словен в этом процессе было незначительным. В связи с реконструкцией племенных диалектов восточных славян, основываясь на тех же языковых материалах, Ф.П. Филин отметил, что в районе Владимира и Суздаля не было ни словен, ни кривичей, а было самостоятельное восточнославянское племя, название которого не дошло до нас (Филин Ф.П., 1940, с. 86). Видимо, материалы современных говоров не могут служить самостоятельным источником для реконструкции расселения древних племен. К тому же, исследователи не учитывали воздействий субстратов в сложении современных диалектов.

Активное исследование курганов в Тверском Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы началось еще в середине прошлого столетия. В дореволюционное время в раскопках курганов приняли участие более сотни исследователей.

В Верхнем Поволжье наиболее значительные исследования курганов принадлежат Л.К. Ивановскому (Ивановский Л.К., 1881б, с. 7–15; 1884, с. 37–41), Я.А. Ушакову (Ушаков Я.А., 1878–1879, с. 280–287; 1890, с. 24–34), А.И. Кельсиеву (Кельсиев А.И., 1878–1879, с. 295–308, 347–349; 1880, с. 53–68), В.А. Чагину (Чагин В.А., 1880, с. 378–381), Н.Е. Макаренко (Макаренко Н.Е., 1904, с. 21–31), Н.И. Репникову (Репников Н.И., 1904, с. 12–20), С.А. Гатцуку (Гатцук С.А., 1904, с. 32–19) и Ю.Г. Гендуне. Весьма важной сводкой курганных древностей Тверской земли служит книга В.А. Плетнева (Плетнев В.А., 1903).

В центральных областях Ростово-Суздальской земли в 50-х годах XIX в. А.С. Уваровым и П.С. Савельевым раскопано более 7 тыс. курганов (Уваров А.С., 1871, с. 633–847). А.С. Уваров все эти насыпи отнес к летописной мере. В 80-90-х годах прошлого столетия и в самом начале XX в. большие курганные раскопки производились в Костромском крае. Основными исследователями были Н.М. Бекаревич (Бекаревич Н.М., 1894, с. 24–39; 1896; 1906), И.Д. Преображенский (Преображенский И.Д., 1897, с. 371–376) и Ф.Д. Нефедов (Нефедов Ф.Д., 1899б, с. 161–236).

На основе распространения браслетообразных височных колец, которые связывались с кривичами, А.А. Спицын пришел к заключению, что славянское заселение Верхнего Поволжья и Владимиро-Суздальской земли шло главным образом из Смоленского Поднепровья (Спицын А.А., 1899в, с. 334–340; 1906а, с. 1–6). Этот исследователь заново проанализировал материалы владимирских курганов, раскопанных А.С. Уваровым и П.С. Савельевым, и отметил, что они оставлены в основном смоленскими кривичами (Спицын А.А., 1905а, с. 84–172). К выводам А.А. Спицына присоединились В.А. Городцов (Городцов В.А., 1909, с. 134–150), Т. Арне (Arne Т., 1914, р. 722), Ю.В. Готье (Готье Ю.В., 1928, с. 138–144) и другие.

В 20-50-х годах XX в. раскопки курганов исследуемой территории продолжались, но велись в значительно меньших масштабах. Отчасти это объясняется тем, что в некоторых местах Волго-Клязьменского междуречья сохранилось мало курганных насыпей. Наиболее заметные курганные раскопки этого периода принадлежат Н.П. Милонову (Милонов Н.П., 1950, с. 152–172), Я.В. Станкевич (Станкевич Я.В., 1941, с. 56–88) и М.В. Фехнер (Ярославское Поволжье X–XI вв.). Пристальное внимание было уделено историко-археологическому анализу всех накопленных материалов. Уже в начале 30-х годов курганы Костромского Поволжья стали объектом монографического исследования П.Н. Третьякова (Третьяков П.Н., 1931). Курганные погребения были разделены им на три хронологические стадии. Все они отнесены к славянам, в состав которых к XII в., по мнению П.Н. Третьякова, вошло и местное мерянское население. Курганы в окрестностях Ярославля продолжали изучать Я.В. Станкевич, а затем экспедиция Государственного исторического музея. По материалам Большого Тимеревского и Михайловского могильников Я.В. Станкевич попыталась показать, что первыми славянскими поселенцами здесь были выходцы из Новгородчины (Станкевич Я.В., 1941, с. 56–88). М.В. Фехнер, В.А. Мальм и Н.Г. Недошивина подвергли всестороннему анализу материалы из трех ярославских могильников и классифицировали захоронения на финские (весские, по их мнению), славянские и скандинавские. При этом оказалось, что преобладающим здесь было финское население (Ярославское Поволжье X–XI вв.).

Многочисленные курганы Калининского Поволжья систематизированы в работах Т.Н. Никольской (Никольская Т.Н., 1949а, с. 31–41; 1949б, с. 78–83), которая выделила здесь три исторически сложившихся района – северный (словенский), юго-западный (кривичский) и восточный (словенско-кривичско-мерянский). Наконец, Е.И. Горюнова попыталась нарисовать целостную картину славянского расселения в Волго-Окском междуречье (Горюнова Е.И., 1961, с. 183–248). Исследовательница выделяет два этапа славянской колонизации. Первый датируется X–XI вв. В это время кривичи заняли Тверское Поволжье, а Ярославское Поволжье и Суздальский край были заселены с двух сторон – кривичами и словенами новгородскими. Второй этап колонизации относится к концу XI–XII в., когда уже метисное славяно-мерянское население стало осваивать более восточные районы междуречья Волги и Оки.

Для 70-х годов характерен новый подъем в раскопочных исследованиях курганов Волго-Клязьменского междуречья. Ценно, что раскопки планомерно проводятся почти во всех регионах этой территории.

В Тверском Поволжье исследования курганов ведут калининские археологи, А.В. Успенская и К.И. Комаров. К.И. Комаров вместе с И.В. Дубовым занимаются раскопками курганов в Ярославском Поволжье. Интересные результаты получены В.П. Глазовым и археологами Суздальской экспедиции при раскопках на территории Владимирской земли. Производятся также раскопочные исследования Курганов в Костромском Поволжье.

Материалы новых работ в основном еще не опубликованы. Изданы лишь результаты отдельных исследований или информация о них (Глазов В.П., 1978, с. 55, 56; Дубов И.В., 1976, с. 82–86; Ерофеева Е.Н., 1976, с. 216–225; Комаров К.И., 1975, с. 91–94; 1979, с. 64; Леонтьев А.Е., 1978, с. 70; Леонтьев А.Е., Исланова И.В., 1979, с. 70, 71; Мальм В.А., Недошивина Н.Г., Фехнер М.В., 1978, с. 72, 73; Недошивина Н.Г., Фехнер М.В., 1979, с. 76; Станкевич И.Л., Нащекин Н.В., Тимофеева М.Ю., Ширихина Т.Б., 1978, с. 86; Харитонов Г.В., 1976, с. 101–104).

Вполне очевидна необходимость новейших анализов огромных курганных материалов междуречья Волги и Клязьмы, собранных несколькими поколениями археологов и краеведов. Источниковедческие возможности этих памятников далеко не исчерпаны. В этом отношении представляют большой интерес исследования В.П. Глазова (Глазов В.П., 1977, с. 37–41) и Е.А. Рябинина (Рябинин Е.А., 1979а, с. 228–244). В первой работе на основе изучения курганов исследователем выделены в Костромском Поволжье три этнографических региона, сложившихся исторически в связи с освоением этого края разными племенами. Е.А. Рябинин исследовал заново четыре курганных могильника (Большая Брембола, Малая Брембола, Веськово и Кабанское), раскопанные еще в середине прошлого столетия, и показал, что это – памятники смешанного славяно-мерянского населения.

До славянского расселения Волго-Клязьменское междуречье принадлежало одному из поволжско-финских племен – мере, о чем говорится в Повести временных лет. Отчетливо об этом свидетельствуют топонимика (Vasmer M., 1935, s. 507–580; Седов B.В., 1971а, с. 99–113) и археология (Горюнова Е.И., 1961, с. 38–182; Третьяков П.Н._: 1966, с. 285–300).

Древнейшие кривичские памятники – длинные курганы – на верхней Волге очень немногочисленны. Это единичные насыпи, расположенные преимущественно на берегах самой Волги на значительном расстоянии друг от друга.

Все эти курганы невелики по размерам и, по-видимому, принадлежат к самой поздней поре сооружения таких насыпей. Митинский курган датирован И.Н. Чернягиным IX–X вв. Очевидно, до IX в. на верхнюю Волгу проникали лишь небольшие изолированные группы кривичей.

На севере исследуемого района наблюдается расширение ареала новгородских словен. Их погребальные памятники – сопки – появляются в бассейне Мологи, левого притока Волги, однако до поречья Волги они не доходят.

Круглые курганы с сожжением, относящиеся в целом к IX – началу XI в., в междуречье Волги и Клязьмы уже многочисленны и свидетельствуют о начальном этапе широкого славянского освоения этой территории (карта 34). Основная масса круглых курганов с сожжением здесь бесспорно принадлежит славянам. Однако дифференцировать эти насыпи на кривичские и новгородские нет возможности. Все же некоторые детали позволяют говорить о преобладающей роли словен в заселении исследуемой территории. Прежде всего заслуживает внимания территориальное распределение курганов с сожжениями. Основная масса их сосредоточена в бассейне Мологи – там, где известны более ранние словенские памятники – сопки, в примыкающих к нему районах Ярославского Поволжья и в окрестностях Ростова и Суздаля. В более западной части Волго-Окского междуречья – в Тверском Поволжье, а также в верховьях Клязьмы встречаются лишь редкие единичные насыпи с сожжением. Создается впечатление, что в западной половине междуречья, непосредственно примыкающей к Верхнему Поднепровью, в IX – начале XI в., как и в период длинных курганов, имело место лишь проникновение небольших изолированных групп кривичей. В то же время со стороны Новгородской земли через бассейн Мологи в срединные области междуречья Волги и Клязьмы хлынул значительный поток переселенцев.

Карта 34. Курганы IX–XIII вв. восточной части Волго-Окского междуречья.

а – курганные могильники с захоронениями по обряду трупосожжения; б – курганные могильники, содержащие исключительно трупоположения; в – памятники с находками ромбощитковых височных колец; г – памятники с находками браслетообразных завязанных височных колец; д – памятники с находками браслетообразных височных колец с сомкнутыми концами; е – памятники с находками вятичских колец; ж – памятники с находками радимичских колец; з – области распространения курганов с каменной обкладкой в основании.

1 – Брейтово; 2 – Таирово; 3 – Плавь; 4 – Владимирское; 5 – Манилово; 6 – Лопатино; 7 – Коллентов; 8 – Ивановская; 9 – Себель; 10 – Губино; 11 – Сущево; 12 – Турбаново; 13 – Михалево; 14 – Боженок; 15 – Посады; 16 – Хрипелово; 17 – Устье; 18 – Пекуново; 19 – Грехов ручей; 20 – Васильково; 21 – Баскачи; 22 – Кирьяново; 23 – Нестерово; 24 – Стромынь; 25 – Клементьево; 26 – Жуково; 27 – Вороново; 28 – Охотино; 29 – Кривец; 30 – Елохово; 31 – Костово; 32 – Борок; 33 – Евчаково; 34 – Тутаев; 35 – Воздвиженское; 36 – Харитоньевский (устье Пекши); 37 – Михайловское; 38 – Тимерево; 39 – Петровское; 40 – Великое; 41 – Канюково; 42 – Белогостье; 43 – Шугарь; 44 – Богослово; 45 – Пужболово; 46 – Шурскало; 47 – Кустера; 48 – Городец на Саре; 49 – Дубены; 50 – Шестаково; 51 – Веригово; 52 – Горки; 53 – Чижово; 54 – Кострома (Мотордеталь); 54а – Коряково; 55 – Лысая; 56 – Коточижевка; 57 – Иванниково; 58 – Гороженны; 59 – Городище; 60 – Пьянково; 61 – Становщина; 62 – Сулятино; 63 – Качалова; 64 – Свотиково; 65 – Погорелкина; 66 – Юрьевка; 67 – Карпово; 68 – Глазково; 69 – Дренево; 70 – Семенково; 71 – Песиково; 72 – Марьина; 73 – Таранино; 74 – Гридино; 75 – Татариново; 76 – Шувалово; 77 – Тимонино; 78 – Исаево; 79 – Терешино; 80 – Репрево; 81 – Марьинское; 82 – Стипково; 83 – Елкотово; 84 – Мельниково; 85 – Турыгино; 86 – Буханово; 87 – Подолец; 88 – Большое Андрейково; 89 – Федулова; 90 – Залогино; 91 – Марфино; 92 – Боровиково; 93 – Погорелово; 94 – Сенино; 95 – Руболдино; 96 – Демидково; 97 – Кузьмино; 98 – Гоменки; 99 – Погост; 100 – Кузнецово; 101 – Капищево; 102 – Новоселки; 103 – Рыбалова; 104 – Кожухово; 105 – Горесловка; 106 – Гореновка; 107 – Антоновское; 108 – Фоминская; 109 – Низовская; 110 – Яковлевская; 111 – Ловашиха; 112 – Мальцево; 113 – Пеньки; 114 – Абабково; 115 – Кисловская; 116 – Новлянское; 117 – Есиплево; 118 – Заволжье; 119 – Петрушино; 120 – Новая; 121 – Студенец; 122 – Семухино; 123 – Антоново; 124 – Курьянова; 125 – Иваново; 126 – Зиново; 127 – Удуново; 128 – Якшино; 129 – Коптево; 130 – Сверчково; 131 – Идрище; 132 – Никитино; 133 – Твердилково; 134 – Радованье; 135 – Субботино; 136 – Буково; 137 – Вепрева Пустынь; 138 – Купанское; 139 – Криушкино; 140 – Веськово; 141 – Большая Брембола; 142 – Переяславль; 143 – Городище; 144 – Борисово; 145 – Осипова Пустынь; 146 – Сараева; 147 – Горки; 148 – Ковригино; 149 – Терехово; 150 – Попелково; 151 – Мисирево; 152 – Михайловское; 153 – Ботино; 154 – Чеприно; 155 – Поваровка; 156 – Павловская Слобода; 157 – Черкизово; 158 – Муромцево; 159 – Путилово; 160 – Долгоруковская Дача; 161 – Чернихово; 162 – Каблуково; 163 – Сутоки; 164 – Карамлино; 165 – Осеево; 166 – Соколово; 167 – Псарево; 168 – Мележская Дача; 169 – Плоская; 170 – Петушки; 171 – Воронцово; 172 – Флорищи; 173 – Воргово; 174 – Матвейщиково; 175 – Чернокулово; 176 – Кабанское; 177 – Исаково; 178 – Аламова; 179 – Скомово; 180 – Шелебово; 181 – Косинское; 182 – Елох; 183 – Клин; 184 – Осиновец; 185 – Романово; 186 – Константиновское; 187 – Шехобаево; 188 – Менчаково; 189 – Никольское; 190 – Варварино; 191 – Кумино; 192 – Ильинское; 193 – Ненашевское; 194 – Кинобола; 195 – Кубаево; 196 – Шокшово; 197 – Лычково; 198 – Давыдовское; 199 – Ратницкое; 200 – Торки; 201 – Киболы; 202 – Весь; 203 – Миславль; 204 – Киркеево; 205 – Медведево; 206 – Крапивново; 207 – Телепниха; 208 – Рубское; 209 – Торчино; 210 – Старое Быково; 211 – Сизино; 212 – Лопатище; 213 – Исады; 214 – Красное; 215 – Сельцо; 216 – Суздаль; 217 – Новоселки; 218 – Чернижа; 219 – Гнездилово; 220 – Васильки; 221 – Новое; 222 – Доброе; 223 – Куземкино; 224 – Пустошки; 225 – Заколпье; 226 – Жабок; 227 – Парма; 228 – Парахино; 229 – Поповка; 230 – Коржавино; 231 – Булатниково; 232 – Аксениха.

Это впечатление подтверждается конкретными археологическими материалами. Уже Я.В. Станкевич справедливо отметила, что в составе Михайловского и Тимеревского могильников имеются насыпи, по форме и внутреннему строению напоминающие новгородские сопки. Так, в Тимеревском могильнике центральную часть образовывали высокие курганы с каменными конструкциями внутри и с ярусным расположением остатков сожжения. Я.В. Станкевич на основании вещей, собранных в захоронениях, датировала ранние курганы Тимеревского (14 и 16, 1939 г.) и Михайловского (20, 27 и 50, 1898 г.) могильников второй половиной IX в. (Станкевич Я.В., 1911, с. 82).

Одно время наиболее древние погребения в этих курганных могильниках датировались только X в. (Ярославское Поволжье X–XI вв.). Однако новейшие исследования и раскопки синхронных поселений показали, что Тимеревское и Михайловское кладбища датируются периодом от IX до начала XI в.

Курганы IX в. характеризуются небольшими размерами и каменными конструкциями в насыпи. Кальцинированные кости в них либо собраны в кучу, либо разбросаны на материке или в насыпи. Часто встречаются кости животных.

Для курганов X в. типичны трупосожжения на месте. По кострищу иногда разбросаны камни. В это время получают распространение деревянные конструкции-домовины. В первой половине X в. в курганах обычен разнообразный инвентарь – фибулы, мечи, копье, стрелы, гирьки, весы, гребни, детали пояса и предметы культового назначения (глиняные лапы и кольца, подвески из астрагалов бобра, копоушки). Вторая половина X в. характеризуется постепенным обеднением инвентаря.

Новгородские словене конца I тысячелетия н. э., как отмечалось, были неоднородны по происхождению. Кроме пришлых носителей славянского языка, в составе новгородцев был значительный процент местного финского населения. И это прекрасно иллюстрируют ярославские курганные могильники. Среди погребений в этих курганах выделяются финские захоронения, которые составляют весьма значительный процент. Анализ таких захоронений показал, что они принадлежат не мерянскому, а западнофинскому (венскому) этносу.

В составе курганных захоронений в окрестностях Ярославля исследователи выделяют скандинавские захоронения. Основаниями для отнесения курганных погребений Тимеревского могильника к скандинавским послужили кольцевые или полукольцевые кладки из камней, треугольная форма погребальных кострищ и находки – бронзовые крючки в виде птиц, скандинавские фибулы (Фехнер М.В., 1963, с. 15).

Новгородское расселение в X в. достигло Ростово-Суздальского края. Здесь имеется много курганов, содержащих по нескольку трупосожжений, в чем Е.И. Горюнова справедливо видит пережитки древнего обряда словен. Вместе с тем здесь довольно много трупосожжений с вещами, в которых нужно видеть захоронения неславянского населения.

Так, в суздальских курганах с трупосожжениями женщин встречаются шумящие привески – типичные украшения финских племен. Среди них есть подвески в виде коньков и каркасных треугольников (Большая Брембола, Весь, Кабанское, Кустера, Шокшово), которые являются характерным украшением мерянского костюма. В одном из курганов с сожжением близ д. Киучер найдено браслетообразное височное кольцо с замком в виде круглого щитка. Это – тоже собственно мерянское украшение. Во многих ростово-суздальских курганах с трупосожжениями встречены глиняные медвежьи (бобровые) лапы и глиняные кольца, часты амулеты и обереги из просверленных зубов, когтей или костей животных. Все это принадлежит к предметам вотивного значения, отражающим религиозные представления мери (Горюнова Е.И., 1961, с. 138–148). Таким образом, очевидно, что в составе курганных захоронений Ростово-Суздальской земли присутствует местный мерянский этнический компонент. Распространение курганного обряда захоронения, по-видимому, отражает начавшийся процесс славянизации мери.

В ростово-суздальских курганах с трупосожжениями, кроме мерянских, найдены вещи скандинавского происхождения. Это прежде всего скорлупообразные фибулы, а также широкие выпукловогнутые браслеты, плетеные браслеты некоторых типов с напущенными колечками, подвески, украшенные рельефным растительным орнаментом, и круглые бляшки-подвески с плетеным узором. Однако все эти находки не являются этноопределяющими. Их присутствие в трупосожжениях ростово-суздальских курганов отнюдь не означает, что погребенные с такими украшениями были норманнами.