Текст книги "Восточные славяне в VI-XIII вв."
Автор книги: Валентин Седов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)
Такие же курганы с обугленными погребальными камерами раскапывались и в других могильниках. Однако большинство боршевских погребальных насыпей содержало остатки трупосожжений без деревянных камер. Погребения в виде небольшого скопления кальцинированных костей с глиняным сосудом или без него обычно располагаются на уровне погребенной почвы. В курганах Белогорского второго могильника зафиксированы глиняные площадки или обгорелые плахи, перекрытые глиной, на которых помещались остатки кремации.
Датируются боршевские курганы IX–X вв., а боршевская культура в целом, как и роменская, – VIII–X вв.
К числу наиболее ранних памятников относится, по-видимому, поселение в с. Ярлуково Липецкой обл., где при раскопках найдены сосуды, напоминающие по форме пражско-корчакские. Какие-либо датирующие предметы здесь не встречены, типологически горшки датированы К.И. Комаровым рубежом VII и VIII вв. (Комаров К.И., 1972, с. 47–49).
Повесть временных лет, рассказывая о восточнославянских племенах, не сообщает этнонима верхнедонских славян. Более того, в этнографическом введении Начальной летописи восточнославянская территории как будто ограничена на юго-востоке бассейнами Сейма и Сулы. Однако уже русские историки второй половины XIX в. полагали, что славянские поселения не ограничивались этими реками, а достигали верхнего и среднего течения Дона. Высказывались и догадки о племенной принадлежности славян Донского бассейна. Так, П.В. Голубовский считал их вятичами (Голубовский П.В., 1881, с. 4–7), Д.И. Багалей – северянами (Багалей Д.И., 1882, с. 13–15), а Н.П. Барсов предполагал вятичско-северянскую колонизацию этих земель (Барсов Н.П., 1885, с. 77). М.С. Грушевский допускал, что вятичи из бассейна Дона под давлением степняков переселились на верхнюю Оку, в область своих соплеменников (Грушевський М., 1910, с. 5–9).
А.А. Шахматов высказал предположение, что первоначально вятичи жили на Дону и позднее оттуда расселились на Оку (Шахматов А.А., 1907, с. 720–723). Исследователь строил свою гипотезу лишь на интерпретации косвенных свидетельств летописей. Позднее А.А. Шахматов отказался от вятичской атрибуции славян Донского бассейна, но все же полагал, что Рязанская земля была освоена славянами с двух сторон – с запада, по Оке, и с юга, из областей Донского бассейна (Шахматов А.А., 1919а, с. 35).
В связи с открытием на Дону курганов с деревянными каморами и кольцевыми оградками, которые находят аналогии в верхнеокских древностях, боршевские памятники стали рассматриваться как вятичские (Третьяков П.Н., 1953, с. 240, 241). Правда, в отличие от А.А. Шахматова, вятичскими стали считать и верхнеокские, и верхнедонские курганы, и синхронные с ними поселения. А.Н. Москаленко, подчеркивая своеобразие боршевских памятников, заключает, что в нем отразилось племенное отличие славян бассейна Дона от северян днепровского левобережья – носителей роменской культуры. Поскольку материальная культура донских славян имеет много общего с культурой верхнеокских вятичей, можно предположить, что боршевское население входило в вятичский племенной союз (Москаленко А.Н., 1965, с. 152–158).
Гипотезу А.А. Шахматова о расселении вятичей из бассейна Дона в Рязанскую землю попытался обосновать А.Л. Монгайт (Монгайт А.Л., 1961, с. 121–128). Основным аргументом в пользу этой гипотезы послужило то обстоятельство, что исчезновение боршевского населения на Дону совпадает по времени с прекращением захоронений в рязанско-окских могильниках. Получается будто бы так, что финно-угорское население в рязанском течении Оки в X в. исчезает, и в то же время прекращается жизнь на донских поселениях боршевской культуры. Отсюда А.Л. Монгайт делал вывод: носители боршевской культуры ушли из бассейна Дона и, вытеснив мордву, расселились на средней Оке. На некоторых рязанских городищах встречены черепки лепной посуды, близкой к боршевской керамике, и это, по мнению А.Л. Монгайта, свидетельствует о массовом славянском переселении из Донского бассейна. Поскольку поздние летописи называют вятичей рязанцами, то и боршевское население Дона, по мысли А.Л. Монгайта, можно отнести к вятичам.
Вторым свидетельством в пользу вятичского освоения Рязанской земли с верховьев Дона, по мнению А.Л. Монгайта, служит открытие на некоторых рязанских поселениях полуземляночных жилищ южнорусского типа. Сразу же нужно заметить, что распространение южного жилища в Рязанской земле не обязательно обусловлено расселением боршевского населения. Жилища такого типа могли быть распространены вятичами и с верхней Оки, а еще более вероятно, что они появились здесь в результате миграции населения из Киевской земли в XI–XIII вв., когда в рязанском течении Оки появляются географические названия, повторяющие южные. Полуземлянки рязанского течения Оки X–XII вв. имеют глинобитные печи, в то время как боршевским жилищам свойственны преимущественно печи-каменки (Раппопорт П.А., 1975, с. 144–156).
Вопрос о племенной принадлежности населения, оставившего памятники боршевской культуры, ныне не может быть решен окончательно. В целом боршевские древности, распространенные в бассейне Дона, принадлежат к обширной группе славянских памятников VIII–X вв., занимающих территорию восточнее Днепра. По-видимому, роменская культура на днепровском левобережье, боршевская на Дону и вятичская на Оке возникли почти одновременно. Все они имеют начальную дату VIII в. В первое время это были территориальные группы славян, из которых на Оке формируются вятичи, в днепровском лесостепном левобережье – северяне. Принадлежность боршевских древностей северянам исключена, поскольку эти древности не эволюционировали из роменских. К тому же, оформление северян как отдельной племенной единицы обусловлено местным субстратом.
В распоряжении исследователей нет каких-либо оснований, разрешающих приписывать боршевские древности вятичам. То обстоятельство, что рязанское течение Оки заселялось в какой-то степени славянами из Донского бассейна, не может быть аргументом в пользу вятичской атрибуции племен – носителей боршевской культуры. Боршевская культура не могла эволюционировать из вятичских древностей VIII–X вв. Верхнеокского региона. Эти культуры синхронны.
Иногда обращают внимание на наличие погребальных деревянных камер в курганах вятичей VIII–X вв. верхней Оки и подобных сооружений в насыпях боршевской культуры. Это – единственное, что объединяет славян региона верхней Оки со славянами бассейна Дона. Допустимо предположение об отливе части вятичского населения в Донской регион.
Все раскопанные до сих пор боршевские курганы относятся к IX–X вв., т. е. на Дону курганный обряд погребения появился по крайней мере на столетие позже, чем на верхней Оке.
Интересные наблюдения сделаны А.Н. Москаленко при обследовании Лысогорского могильника. Было установлено, что курганы здесь насыпаны на месте предшествовавшего могильнику поселения боршевской же культуры. Поэтому не исключено, что курганы на территории боршевской культуры появились на столетие позже, чем поселения. До этого боршевские племена хоронили умерших в грунтовых могильниках. Можно полагать, что переселенцы с верхней Оки, принесшие курганы с погребальными камерами-домовинами, проникли на Дон только в IX в., когда этот регион был уже освоен славянами – создателями боршевской культуры. Пополнение славянского населения осуществлялось здесь не только из областей верхней Оки, но и из Киевского Поднепровья, поскольку в отдельных курганах Белогорского могильника выявлены глиняные площадки того же типа, что весьма характерно для полян. Не исключено участие в освоении Донского бассейна славян и из иных регионов Восточной Европы. Кажется, что славяне бассейна Дона не были ни северянами, ни вятичами, а принадлежали к отдельной территориальной группировке, название которой не дошло до нас. И.И. Ляпушкин связывал донскую группу славян со «сльиюн», упоминаемыми в письме хазарского кагана Иосифа (Ляпушкин И.И., 1941, с. 239).
Славянские поселения на Дону были покинуты в конце X в. По-видимому, переселение славян из этого обжитого края было вызвано набегами кочевников. Как раз в конце X в. активизировались печенеги, и этот регион оказался на пути продвижения печенежских орд. Когда ушла основная часть славянского населения с берегов Дона, сказать трудно. Выше говорилось о возможности расселения боршевцев в Рязанском бассейне Оки. В то время, когда составлялась Повесть временных лет, славянской группировки на верхнем Дону уже не было, поэтому ее имя не попало на страницы русских летописей.
Вятичи.
Русские летописи связывают ареал вятичей с Окой. Повесть временных лет отмечает: «…а Вятъко седе съ родомъ своимъ по Оце, от него же прозвашася вятичи» (ПВЛ, I, с. 14), а под 964 г. в связи с походом Святослава на северо-восток говорится: «И иде на Оку реку и на Волгу, и налезе вятичи» (ПВЛ, I, с. 46, 47).
Вятичи не один раз упоминаются в летописях и позднее, особенно в связи с политическими событиями XII в., и эти сведения позволяют в самых общих чертах наметить пределы вятичской земли. Под 1146 г. названы два вятичских города – Козельск и Дедославль. В первый из них бежал к вятичам Святослав Ольгович, во втором созывается вятичское собрание, которое принимает решение воевать против Святослава Ольговича (ПСРЛ, II, с. 336–338). В описании похода 1147 г. Святослава Ольговича на Владимира Давыдовича черниговского названы города Брянеск, Воробиин, Домагощь и Мценск, находившиеся поблизости от вятичской земли или на ее окраинах (ПСРЛ, II, с. 342). Впрочем, в XII в. летописные «вятичи» были и административно-территориальной единицей Черниговской земли, а границы последней совсем не соответствовали пределам племенного (этнографического) региона вятичей (Зайцев А.К., 1975, с. 101–103).
Однако представляется несомненным, что административная область «Вятичи» была какой-то частью племенной территории. Поэтому география городов, указанных летописью в «Вятичах», может быть использована для реконструкции вятичской этнографической территории.
Под 1185 г. Карачев определенно отнесен к вятичским городам (ПСРЛ, II, с. 637). Кроме того, в «Вятичах» упоминаются города Воротинеск (на р. Высса, левом притоке Оки), Колтеск (на Оке), Мосальск (в бассейне Угры) и Серенек (в бассейне Жиздры).
В поздних летописях имеются известия, что на востоке вятичская земля простиралась до рязанского течения Оки: «Вятичи и до сего дне, еже есть Рязанци» (ПСРЛ, XV, с. 23; XX, с. 42; XXII, с. 2). Таким образом, судя по летописям, территория расселения вятичей охватывала бассейны верхнего и среднего течения Оки.
Крупнейшие представители русской исторической географии Н.П. Барсов и М.К. Любавский предпринимали попытки детализировать границы вятичского расселения, привлекая данные топонимики и ландшафта. Искали также возможность использовать данные диалектологии для реконструкции территории вятичей, но безуспешно. Наиболее аргументированную и подробную картину вятичского расселения дали только археологические материалы.
Вятичские курганы с трупоположениями и их вещевые инвентари были прекрасно систематизированы и интерпретированы А.В. Арциховским (Арциховский А.В., 1930а). В небольшой по объему, но очень насыщенной книге этот исследователь сумел обработать все накопленные к тому времени археологические материалы по вятичам и сделать важные историко-археологические выводы, не потерявшие своего научного значения и поныне. Выделенные им предметы – семилопастные височные кольца, хрустальные шарообразные и желтые стеклянные шарообразные бусы, решетчатые перстни и пластинчатые загнутоконечные браслеты, весьма характерные для вятичей, позволили в деталях обрисовать вятичскую племенную территорию. Из названных вещей этнически определяющими для вятичей являются только семилопастные кольца. Остальные украшения, хотя и весьма часто встречаются в вятичских курганах, но известны и в некоторых других регионах восточнославянской территории.
На основе распространения семилопастных височных колец пределы вятичского племенного региона обрисовываются следующим образом (карта 21).

Карта 21. Курганы XI–XIII вв. ареала вятичей.
а – памятники с находками семилопастных височных колец; б – памятники с находками браслетообразных завязанных височных колец; в – памятники с ромбощитковыми кольцами; г – памятники с семилучевыми кольцами; д – памятники со спиральными височными кольцами; е – курганные могильники без находок височных колец перечисленных типов.
1 – Титовка; 2 – Волоколамск; 3 – Ивановская; 4 – Захрянино; 5 – Палашкино; 6 – Рыбушкино; 7 – Волынщина; 8 – Песошня; 9 – Нижнее Сляднево; 10 – Волково; 11 – Воронцово; 12 – Новинки; 13 – Блохино; 14 – Ченцово; 15 – Власово; 16 – Митяево; 17 – Тесово; 18 – Красный Стан; 19 – Шишиморово; 20 – Дубки; 21 – Тучково; 22 – Григорово; 23 – Крымское; 24 – Волково; 25 – Шихово; 26 – Копки; 27 – Биостанция; 28 – Савино; 29 – Кораллово-Дютьково; 30 – Клопово; 31 – Таганниково; 32 – Поречье; 33 – Верхогрязье; 34 – Иславское; 35 – Успенское; 36 – Николина Гора; 37 – Повадино; 38 – Полевщина; 39 – Санниково; 40 – Рождественно; 41 – Аносово; 42 – Никольское; 43 – Чашниково; 44 – Льялово; 45 – Шустино; 46 – Муромцево; 47 – Михайловское; 48 – Федоскино; 49 – Листвяны; 50 – Кудрино; 51 – Подрезково; 52 – Митино; 53 – Ангеловка; 54 – Черкеево; 55 – Знаменское (Губайлово); 56 – Спас-Тушино; 57 – Алешкино; 58 – Никольское; 59 – Черкизово; 60 – Болшево; 61 – Черкизово-Ростокино; 62 – Москва, Кремль; 63 – Косино; 64 – Анискино; 65 – Осеево; 66 – Обухово; 67 – Погост Петра и Павла; 68 – Милет; 69 – Салтыковка; 70 – Троицкое; 71 – Дятловка; 72 – Марусино; 73 – Токарево; 74 – Балятина; 75 – Фили; 76 – Черепково; 77 – Сетунь; 78 – Немчиново; 79 – Калчуга; 80 – Ромашки; 81 – Одинцово (три группы); 82 – Матвеевская; 83 – Тропарево; 84 – Черемушки; 85 – Зюзино; 86 – Деревлево; 87 – Коньково; 88 – Борисово; 89 – Орехово; 90 – Чертаново; 91 – Котляково; 92 – Дьяково; 93 – Царицыно; 94 – Битца; 95 – Потапово; 96 – Беседы; 97 – Березкино; 98 – Боброво; 99 – Суханово; 100 – Соларево; 101 – Филимонки; 101а – Десна; 102 – Марино; 102а – Пенино; 103 – Рязаново; 104 – Алхилово; 105 – Поливаново; 106 – Лукино; 107 – Овечкино; 108 – Перемышль; 109 – Стрелково; 110 – Покров; 111 – Тургенево; 112 – Заболотье; 113 – Добрятино; 114 – Домодедово; 114а – Витовка; 115 – Серафимо-Знаменский скит; 116 – Битягово; 117 – Судаково; 118 – Никитское; 119 – Ушмары; 120 – Пузиково; 121 – Ивино; 122 – Мещерское; 123 – Александровка; 124 – Лопаткина; 125 – Тупичино; 126 – Никоново; 127 – Горки Ленинские; 128 – Новленское; 129 – Семивраги; 130 – Володарский; 131 – Константиново; 132 – Прудищи; 133 – Жуково; 134 – Еганово; 135 – Морозово; 136 – Тяжино; 137 – Анциферово; 138 – Колоколово; 139 – Тишково; 140 – Боборыкино; 141 – Залесье; 142 – Авдотьино; 143 – Воскресенск; 144 – Погост Пяти Крестов; 145 – Ачкасово; 146 – Федоровское; 147 – Речки; 148 – Никульское; 149 – Мячково; 150 – Суворово; 151 – Бессониха; 152 – Орешково; 153 – Богдановка; 154 – Маливо; 155 – Аксеново; 156 – Кривишино; 157 – Аноничищи; 158 – Козлово; 159 – Россоха; 160 – Вакино; 161 – Рубцово; 162 – Акаемово; 163 – Борки; 164 – Рязань; 165 – Алеканово; 166 – Городец; 167 – Старая Рязань; 168 – Княжое; 169 – Маклаково; 170 – Пронск (монастырь); 171 – Пронск (Завалье); 172 – Свиридово; 173 – Звойко; 174 – Осово; 175 – Дятлово; 176 – Сосновка; 177 – Смедово; 178 – Кременье; 179 – Тешилов; 180 – Мещереково; 181 – Серпухов; 182 – Спас; 183 – Слевидово; 184 – Паршино; 185 – Лобановка; 186 – Васильевское; 187 – Богоявленское; 188 – Спас-Перекша; 189 – Юхнов; 190 – Мокрая; 191 – Леоново; 192 – Климово; 193 – Косая Гора; 194 – Бочарово; 195 – Козловцы; 196 – Харлапово; 197 – Ивановское; 198 – Ступеньки (две группы); 199 – Желанье; 200 – Коханы; 201 – Шуя; 202 – Доброселье; 203 – Меренище; 204 – Войлово; 205 – Маклаки; 206 – Серенек; 207 – Марфина; 208 – Приска; 209 – Доброе; 209а – Сенево; 210 – Дуна; 211 – Шмарово; 212 – Лихвин; 213 – Кипеть; 214 – Кулешово; 215 – Белев; 216 – Голубочки; 217 – Тшлыково; 218 – Городище; 219 – б. Чернский уезд близ Зуши; 220 – Волохово; 221 – Мценск; 222 – Воротынцево; 223 – Гать; 224 – Плоты; 225 – Вщиж; 226 – Слободка; 227 – Алексеевка (Дунец).
На западе вятичи соседили с северянами, радимичами и кривичами. Западная граница вятичского ареала сначала шла по водоразделу Оки и Десны. В бассейнах Жиздры и Угры выделяется пограничная полоса шириной 10–30 км, где вятичские курганы сосуществовали с кривичскими. Эта полоса проходила по верховьям Жиздры и по притокам Угры – Болве, Рессе и Снопоти. Далее, вятичская граница поднималась на север до верховьев Москвы-реки, а потом поворачивала на восток по направлению к верховьям Клязьмы. Правобережье Москвы-реки целиком принадлежало вятичам. Вятичи заходили и на левый берег этой реки (на 10–50 км севернее), но здесь вместе с вятичскими курганами встречаются и кривичские. Примерно около впадения Учи в Клязьму вятичская граница поворачивала на юго-восток и шла сначала по левобережью Москвы-реки, а потом – Оки.
Наиболее восточным пунктом с вятичскими височными кольцами является Переяславль-Рязанский. Отсюда юго-восточная граница вятичей шла к верховьям Оки, захватывая бассейн Прони, но не достигая бассейна Дона. Бассейн верхнего течения Оки целиком был вятичским.
В этом обширном вятичском регионе раскопано несколько тысяч курганов. Первые научные исследования их относятся еще к 1838 г. (Чертков А.Д., 1838). Во второй половине XIX в. вятичские курганы изучала большая группа исследователей, среди которых можно назвать А.П. Богданова, Н.Г. Керцелли, А.И. Кельсиева, А.М. Анастасьева, В.А. Городцова, А.И. Черепнина, И.И. Проходцева, В.Ф. Миллера, (Богданов А.П., 1867, с. 1–176; Керцелли Н.Г., 1878–1879, с. 9–12; Кельсиев А.И., 1885, с. 30–45; Миллер В.Ф., 1890, с. 182–186; Черепнин А.И., 1896, с. 130–152; 1898а, с. 53–76; 1898б, с. 6–17; Городцов В.А., 1898, с. 217–235; Спицын А.А., 1898, с. 334–340; Проходцев И.И., 1898, с. 81–85; 1899, с. 73–76; Милюков П.Н., 1899, с. 14–137).
Большие исследования курганов на кривичско-вятичском пограничье в самом конце XIX и первых десятилетиях XX в. провел Н.И. Булычов (Булычов Н.И., 1899а; 1899б; 1903; 1913).
Из работ первых десятилетий XX в. можно упомянуть раскопки курганов в бассейне верхней Оки И.Е. Евсеева (Евсеев И.Е., 1908, с. 29–52). В 20-х годах курганными раскопками занимались А.В. Арциховский (Арциховский А.В., 1928, с. 96–103), М.В. Городцов (Городцов М.В., 1928, с. 542–558) и другие.
После выхода в свет монографии А.В. Арциховского о вятичских курганах их полевые исследования продолжались почти ежегодно. Курганы раскапывают очень многие исследователи как Москвы, так и периферийных центров. В Подмосковье их раскапывала кафедра археологии Московского государственного университета, а в послевоенные годы – Музей истории и реконструкции Москвы. Некоторые сведения о работах 30-40-х годов опубликованы в археологическом сборнике, посвященном 800-летию Москвы (Арциховский А.В., 1947а, с. 17–19; 1947б, с. 77–81; Бадер О.Н., 1947, с. 88–167). Материалы о раскопках курганов на территории Московской обл. последних десятилетий публиковались многими исследователями (Латышева Г.П., 1934, с. 39–56; Авдусина Г.А., 1962, с. 272–285; Равдина Т.В., 1963, с. 213–217; 1966, с. 222–227; Розенфельдт Р.Л., 1963, с. 218–220; 1966, с. 202–204; 1967; с. 106–109; 1973а, с. 62–65; 1973б, с. 192–199; 1978, с. 81, 82; Векслер А.Г., 1970, с. 122–125; Юшко А.А., 1967, с. 48–53; 1972, с. 185–198; 1980, с. 82, 87).
В бассейне верхней Оки интересные результаты были получены при курганных раскопках П.С. Ткачевского и К.Я. Виноградова, материалы которых не опубликованы. Т.Н. Никольская вела исследования в курганных могильниках Вороново и Лебедка (Никольская Т.Н., 1959, с. 73–78, 120, 147), а С.А. Изюмова – в могильниках, расположенных на территории Тульской обл. (Изюмова С.А., 1957, с. 260, 261; 1961, с. 252–258; 1964, с. 151–164; 1970а, с. 191–201; 1970б, с. 237, 238). Плодотворно исследуются и вятичские поселения (Никольская Т.Н., 1977, с. 3–10).
В то время, когда А.В. Арциховский писал монографию о вятичских древностях, материалов о курганах с трупосожжениями в исследуемом регионе было очень немного и они не были опубликованы. Исследователь привел слова летописца; «И радимичи, и вятичи, и северъ одинъ обычай имяху: …аще кто умряше, творяху тризну надъ нимъ, и по семъ творяху кладу велику, и възложахуть и на кладу, мертвеца сожьжаху, и посемь собравше кости вложаху в судину малу, и поставляху на столпе на путех, еже творять вятичи и ныне» (ПВЛ, I, с. 15) – и сделал вывод, что до XII в. вятичи хоронили «на столпе, на путях», а от такого обряда на долю археологов ничего не остается (Арциховский А.В., 1930а, с. 151, 152).
Однако этимология древнерусского слова «столп» не ограничивается значением «столб», «бревно». 15 памятниках русской письменности XI–XVI вв. столпами называются и небольшие намогильные домики, и саркофаги (Рыбаков Б.А., 1970а, с. 43). Летописец из Переяславля-Залесского, писавший в начале XIII в., добавил к словам текста Повести временных лет о постановке погребального сосуда на столпе: «…и в курганы сыпаху», а «кладу великую» интерпретировал как «громада дров велия» (Летописец Переяславля Суздальского, с. 4). В этой связи вятичский погребальный обряд в летописном изложении можно понимать как захоронение остатков трупосожжения в курганных насыпях с деревянными конструкциями в виде домиков, или столпов. Поэтому поиски ранних курганов вятичей вполне закономерны.
Первым их настойчивые поиски начал П.Н. Третьяков, который отнес к вятичам курганы середины I тысячелетия н. э. типа Шаньково, раскопанные в 80-х годах прошлого столетия Н.И. Булычовым в бассейне Угры (Третьяков П.Н., 1941, с. 48–51).
Однако по мере накопления новых материалов, в частности из широких раскопок на поселениях I тысячелетия н. э., оказалось, что древности типа Шаньково-Почепок принадлежат неславянскому населению. Это памятники мощинской культуры, оставленные предками летописной голяди.
Сведения о раскопках ранних вятичских курганов с трупосожжениями, которыми ныне располагает археология, были суммированы и анализированы в специальной работе (Седов В.В., 1973, с. 10–16). Эти курганы подразделяются на два типа. Курганы первого типа в целом идентичны погребальным насыпям других восточнославянских племен. В вятичском регионе они наиболее распространены и встречены во всех пунктах, где имеются насыпи с трупосожжениями.
Среди наиболее исследованных в земле вятичей назовем курганный могильник, расположенный в урочище Игрище, в 0,5 км к северу от д. Лебедка в бассейне Дона, левого притока Оки. В разные годы И.К. Евсеевым, П.С. Ткачевским, К.Я. Виноградовым и Т.Н. Никольской здесь раскопано 32 кургана. Все они содержали захоронения по обряду трупосожжения. В большинстве случаев собранные с погребального костра кальцинированные кости кучкой или в глиняной урне помещены прямо в курганной насыпи, в ее основании или верхней части. Многие насыпи содержали по одному захоронению, другие – от двух до четырех. Большинство погребений лишено вещей. Вещи встречены только в двух захоронениях: в одном – сплавленные стеклянные бусы, биллоновая ажурная пряжка и медные спиральки, в другом – железная пряжка. Глиняные урны из курганов (табл. XLI, 5, 6) имеют аналогии среди материалов расположенного рядом поселения, нижний слой которого относится к VIII–X вв. (Никольская Т.Н., 1957, с. 176–197). Очевидно, Лебедкинские курганы принадлежат к тому же времени.
Аналогичные курганы с захоронениями по обряду трупосожжения исследованы во многих местах по берегам верхней Оки и на ее притоках. Сожженные кости, собранные с погребального костра, помещены чаще в основаниях наевшей, по встречены и курганы с захоронениями остатков трупосожжений выше материка на 0,2–0,3 м, а также с погребениями вверху. Большинство погребений не содержит ни урн, ни вещей.
Курганы первого типа составляли основную часть могильника близ д. Западная на правом берегу р. Черепеть, недалеко от ее впадения в Оку. Раскопки здесь проводили Ю.Г. Гендуне и С.А. Изюмова (Изюмова С.А., 1964, с. 159–162). Сожжения умерших совершены всегда на стороне. Пережженные косточки помещены кучкой или в урне в основании кургана или на различной его высоте. Нередко слой сожженных костей рассыпали в основаниях насыпей площадью от 80×70 до 210×75 см. Захоронения, помещенные в насыпях, очевидно, были вводными.
В курганах у д. Западная найдено пять глиняных сосудов-урн, из которых один гончарный (табл. XLI, 3), остальные – лепные (табл. XLI, 7). Изделия из бронзы представлены небольшим проволочным колечком, проволочным браслетом и фрагментами других украшений. Найдена также железная пряжка прямоугольной формы. Обнаружены бусины – стеклянные мозаичные (полосатые и глазчатые), имеющие аналогии в северокавказских древностях VIII–IX вв., и одна – сердоликовая цилиндрическая.
Вятичские курганы второго типа содержали погребальные домовины, сложенные из дерева. В курганах близ д. Западная погребальные камеры были срубными. Размеры их от 2,2×1,1 до 1,75×0,5 м. Сверху камеры были покрыты плахами, а снизу имели пол из хорошо подогнанных досок. Высота камер до 0,35-0,45 м. Все они обуглены. Погребальные постройки сгорали внутри насыпи уже после того как был сооружен курган.
Каждая погребальная камера являлась своеобразной усыпальницей, где хранились остатки нескольких трупосожжений, совершенных на стороне в разное время. Вход в камеры заваливали камнями, поэтому доступ в них был всегда возможен, стоило только отодвинуть валуны. При расчистке камер обнаружены скопления кальцинированных костей в виде или сплошного слоя толщиной 10–20 см, или пяти-семи кучек. Кроме рассыпанных костей, на полу домовин встречены урны с прахом и пустые горшки, очевидно ритуального назначения. Вся керамика лепная (табл. XLI, 1, 2, 4, 8).
Вещевые находки единичны – малые железные ножи, оплавленные стеклянные бусы, фрагменты пряжек, деформированный бубенчик с гофрированной поверхностью, пуговка и трубочка-обоймочка.
Срубная камера открыта и при раскопках одного из курганов в с. Доброе. Она имела размеры 1,4×1 м, высоту 0,25 м и содержала три скопления кальцинированных костей, обломки лепных сосудов и стеклянные бусы, позволившие датировать курган IX–X вв.
Исследователь курганов в Воронце В.А. Городцов отметил, что камеры здесь сооружались из досок под западной полой насыпи (Городцов В.А., 1900а, с. 14–20). Входы в них закладывались камнями или закрывались досками. В Песковатовском кургане ящик был обуглен и имел размеры 2,3×0,7 м. В нем содержалось очень большое количество пережженных костей, – очевидно, от сожжений нескольких умерших. Одно из захоронений помещалось в древнерусском гончарном сосуде, украшенном линейным орнаментом. По-видимому, захоронения в этом кургане совершались еще в X–XI вв. В горшке, кроме сожженных костей, оказались проволочный перстень и куски оплавленного стекла.
Курганы с погребальными домовинами известны пока только в шести вятичских могильниках (Воронец, Доброе, Западная, Лебедка, Песковатое и Воротынцево). За исключением Воротынцевского кургана, все эти насыпи располагались в общих группах с насыпями первого типа и вперемежку с ними. Курган в Воротынцеве был одиночным.
Курганы с погребальными домовинами специфичны, но не составляют этнографической особенности вятичского ареала. Подобные курганы известны и в области расселения радимичей (Попова Гора, Демьянки), и в земле северян (Шуклинка), а также в бассейне верхнего течения Дона. Позднее, в XI–XII вв., подобные камеры-домовины ставили в курганы с трупоположениями главным образом в области расселения дреговичей и радимичей (Седов В.В., 1970б, с. 88–90), но известны они и в земле вятичей. Так, Н.И. Булычов раскопал курганы с деревянной камерой, в которой находилось трупоположение с семилопастными височными кольцами, в урочище Меренище на р. Болва (Булычов Н.И., 1903, с. 47), а В.А. Городцов исследовал курганы с дощатыми ящиками-камерами, в которых находились скелеты, близ Воскресенска (Арциховский А.В., 1930а, с. 106).
В последнее время погребальные домовины с трупоположениями исследовались в Покровских и Стрелковских курганах на р. Пахра (Юшко А.А., 1972, с. 190, 191).
Во многих вятичских курганах с захоронениями по обряду трупосожжения зафиксированы кольцевые столбовые оградки. Это оградки-частоколы, сооруженные из столбиков, вкопанных в отдельные ямки или одну общую канаву. Столбовые оградки обнаружены в восточнославянских курганах, заключающих как сожжения, так и трупоположения, на широкой территории от бассейна Припяти на юго-западе до Суздальской земли на северо-востоке (Бессарабова З.Д., 1973, с. 74–76). Очевидно, что обычай устраивать столбовые оградки был распространен в восточнославянской среде. Он не может считаться только вятичским, как думали еще совсем недавно. По всей вероятности, кольцевые оградки имели обрядовое назначение. Высказано предположение, что они связаны с культом солнца в погребальной обрядности славян (Лавров Н.Ф., 1951, с. 73). П.Н. Третьяков подметил, что курганные кольцевые оградки очень напоминают «ограды» языческих святилищ балтского населения Смоленского Поднепровья (Третьяков П.Н., 1969, с. 89).
Датируются вятичские курганы с трупосожжениями в целом VIII–X вв., но отдельные захоронения этого вида, очевидно, могут быть отнесены и к XI–XII вв. Так, в 1940 г. Г.П. Гроздилов раскопал два кургана близ д. Слевидово, которые содержали захоронения по обряду сожжения и трупоположения. Керамика и сердоликовые бусы позволяют датировать погребения по обряду кремации в этих курганах XII в. (Изюмова С.А., 1970б, с. 237, 238). Очевидно, в XI–XII вв. обряд кремации сосуществовал с обрядом ингумации.
Вятичские курганы с трупосожжениями сконцентрированы в бассейне верхнего течения Оки (выше Калуги), и поселения VIII–X вв. известны только в той же юго-западной части вятичского ареала (карта 22). Нужно полагать что в последних веках I тысячелетия н. э. более северные и северо-восточные области Окского бассейна были не славянскими. Этот вывод согласуется с результатами новейших работ по изучению дьяковских поселений в бассейне Москвы-реки. Материалы Щербинского городища показывают, что это поселение было заселено вплоть до IX (может быть, X) столетия включительно (Розенфельдт И.Г., 1967, с. 90–98). Известны и другие поселения позднего этапа дьяковской культуры (Розенфельдт И.Г., 1974, с. 90–197). Дьяковские племена занимали весь бассейн Москвы-реки и прилегающую к нему часть поречья Оки. В то же время рязанское течение Оки принадлежало племенам, оставившим группу рязанско-окских могильников, наиболее поздние захоронения которых относятся к VIII-Х вв. (Монгайт А.Л., 1961, с. 76, 78; Седов В.В., 1966а, с. 86–104).








