Текст книги "Разбег"

Автор книги: Валентин Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

XIII

Иргизова и Ратха Каюмова призвали в октябре. Двое суток тащился паровоз с длинной вереницей теплушек сквозь пески и степи.

Поезд пришел на рассвете. В серой мгле осеннего утра – мокрый, после дождя, перрон, сиротливое здание вокзала, водонапорная башня. На привокзальной площади огромная круглая чаша фонтана. Вокруг нее скверик: над ним высокие пожелтевшие карагачи. На верхушках ссорятся у соломенных гнезд вороны.

Час ранний, но эшелон встречают старухи с лепешками, с пирожками домашнего приготовления. На длинном прилавке мешочки с сушеным урюком, с кишмишом, с орехами. Ратх и Иргизов купили лепешек и кислого молока, сели у фонтана – позавтракали. Только на это и хватило времени. Тотчас, едва поднялись на ноги, комендант подал команду «становись». Прошелся вдоль строя, объявил:

– Выходим в поход. Место назначения – старая крепость у водохранилища. Время в пути, примерно, три часа.

Пошла матушка-пехота в Запасной стрелковый полк, чтобы пройти боеподготовку и отправиться на фронт. Дорога в степь к водохранилищу разбита. Следы от множества колес, рытвины, колдобины. Война началась четыре месяца назад, но прошли уже по этой дороге десятки тысяч воинов. Многие из них уже пали в боях за Советскую Родину, многие воюют, сдерживая натиск гитлеровских полчищ, но еще больше проходят подготовку, чтобы вступить в смертельный бой. Дорога тянется по сиротливой, нераспаханной земле. Видны оплывшие старые грядки хлопковых полей, заброшенных огородов. Время от времени на пути попадаются глинобитные плоскокрышие времянки без окон. Женщины и дети молчаливо провожают растянувшийся на целый километр строй. Вновь пошел дождь, ниже опустились волглые черные тучи. Горизонт словно приблизился. Крепость стала различимой в этой сырой туманной хмари – когда к ней подошли вплотную. Огромный холм со срезанной макушкой, окруженный высокой глинобитной стеной, но нет ни дворов, ни башен, ни минаретов. Когда поднялись по склону к главным воротам крепости, а затем вошли во двор и увидели множество глинобитных, низеньких хижин с жестяными трубами; глиняные скамейки перед сценой полкового клуба, глиняные стенды, на которых красовались красные надписи, сотни землянок с торчащими над ними глиняными куполами, похожими на большие могилы, – Иргизов даже растерялся.

– Вот так крепость, – сказал удрученно.

– А тебя и здесь не покидают мысли о древностях, – отозвался Ратх шагавший в первой шеренге взвода. – Маньяк ты, Иргизов.

Иргизов не отозвался. Стал рассматривать странные сооружения Запасного стрелкового полка, какие он никогда прежде не видел, а кончится война – сотрет их время, и никто не вспомнит об этих уникальных землянках и надстройках над ними.

Прибывших новобранцев поселили в землянках. В каждой – взвод. В землянке вдоль стен глиняные возвышения, закрытые соломенными матрацами, подушками и грубошерстными одеялами. Тут же пирамида для винтовок, бачок с водой и тумбочка для дневального. Повалился усталый взвод на матрацы: охи,вздохи – не дай бог задержаться здесь надолго, поскорее бы на фронт! Иргизов даже садиться не стал. Пригласил с собой двух ребят, пошли за обмундированием. В каптерке у полкового старшины – шум: «бой» идет за каждые пригодные к носке ботинки, за каждую исправную шинель и шапку. Старшина украинец, детина могучего телосложения, остер на язык.

– Хто такие? Зачем пожаловали?

– Вновь прибывшие. Амуницию нам. – Иргизов прошел в склад, оглядывая кучи барахла на полках.

– Хиба вас тилько четверо прибывших? – поинтересовался старшина. – Я же сам видав, как вас целая тысяча во двор полка вишлы!

– Я о своем взводе забочусь. Выдай нам двадцать восемь комплектов, – потребовал Иргизов. – Вот бумага, в ней размеры указаны.

– Ишь ты, какой скорый! Давай-ка тяни усех сюды. Я еще побачу – кому шо выдать. Хлопцы твои все новое барахло на лепешки поменяли, а тряпье осталось. А я бачу так и роблю так: сдашь старье – получишь старье, сдашь новое – получишь подходящее к носке.

– Однако, у тебя голова варит, старшина. – Иргизов рассмеялся: весело ему стало. – А куда же гражданское барахло деваешь?

– В город, в колхозы отвожу, меняю на продукты… Тут, брат ты мой, целая система. Хлеб, пшено, сухую картошку, скажем, начпрод дивизии дает, а где взять лук, чеснок и прочие зеленые травы? Ну, в общем, веди своих всех сюда: побачим – кому чего!

– Слушай, старшина, – в моем взводе – все по особому списку. Ты поосторожней с нами.

– Так бы и сказал сразу. – Старшина почесал затылок, сдвинув шапку на лоб, и махнул рукой: – Выбирайте сами… Берите – чего найдете. А как в маршевую роту бойцы определятся – все новое, с иголочки, получат. В бой мы отправляй, как на именины. Бой, скажу вам, святое дело. Сам бы давно пошел, да не пускают.

– Кто не пускает-то?

– Да командир мой, полковник Морозов: кто ж еще кроме него?! Говорит: «Незаменимый ты человек, Шевчук!» Я так и сяк, а он ни в какую.

– Морозов, говоришь? – насторожился Иргизов. – А инициалы его не знаешь?

– Как же не знать? Сергей Кузьмич.

– Мать ты моя! – воскликнул Иргизов. – Да это же… Честное слово, он. Не знаешь, где он в гражданскую воевал?

– Шо не знаю, того не знаю. – Старшина проникся вдруг уважением к Иргизову. – Так вы скажите хлопцам, нехай выбирают – шо получше.

– Братцы, приступайте к делу, что стоите? – сказал Иргизов и вновь к старшине: – Где штаб полка?

– Штаб в другом конце двора. Там, где клуб и времянки музвзвода.

– Спасибо, старшина…

После того, как было принесено в землянку обмундирование и роздано каждому – по росту и размеру, Иргизов отправился в штаб полка. Отыскал глинобитный домишко. Над ним, из жестяной трубы – дым столбом, а около порога военные толпятся, в основном командный состав. Сам командир полка на месте. На какое-то время Иргизов замешкался – не пройти к Морозову. Но не проявишь инициативы, то и до вечера к нему не попадешь.

– Разрешите, товарищи. По срочному вызову, на десять ноль-ноль.

– Все по срочному!

– Все на десять!

– Ну, ну, так уж и все?! – Иргизов голос повысил, пробиваясь к дежурному офицеру: – Лейтенант, доложите полковнику обо мне.

– Что доложить-то? Кто вы такой?

– Скажите, Иргизов, и – все.

– Странно, – сказал дежурный офицер, но дверь в кабинет командира отворил и вошел. Тотчас вернулся, – Входите.

Войдя, Иргизов увидел за столом грузного, в накинутой на плечи шинели и в серой каракулевой папахе Морозова. Изменился он. Морщины по лицу, и виски седые.

– Сергей Кузьмич… – голос у Иргизова дрогнул. – Не узнаете?

– Что ж, не узнать? Узнал… Проходи, присаживайся. – Морозов подал руку. Особой радости не проявил – сказал с иронией: – Ты, небось, думаешь: «Вот жизнь! Прямо, как в сказке! Приезжаю в полк, а тут – Морозов».

– Ну, может и не так думаю, – Иргизов довольно улыбнулся. – Но в общем-то так. Гора с горой не сходится, а человек с человеком…

– Чепуха! И человек с человеком может не сойтись, если один о другом не помнит, – возразил Морозов. – Не по щучьему велению ты оказался здесь. Еще весной внесли тебя в списки командиров запаса, подлежащих пройти переподготовку. Намечались на июнь-июль маневры, а тут сама война нагрянула. Растерялись по-первах. Пока то да се – четыре месяца пролетело. А теперь вот вашу, туркменскую группу, к делу, так сказать, приладим. Два месяца на подготовку и – в путь-дорожку.

– Ну что ж, Сергей Кузьмич, покажем, на что способны. – Иргизов самодовольно хмыкнул. – Я ведь с самого объявления войны в действующую армию прошусь. Спасибо, хоть на четвертом месяце войны вспомнили.

Морозов одобрительно кивнул, достал из печки уголек, положил его в трубку. Раскурил, обволакиваясь дымом.

– Показать ты, конечно, себя сможешь – не сомневаюсь в этом. Если не ты, то кто же еще! Забота сейчас у меня не о тебе. За тебя я спокоен. Формированием полка в эти дни я занят. Каждый божий день пополнение с пересыльных пунктов приходит, Приглядываемся – подбираем ребят. Полк – особого назначения, вот и хочется, чтобы в нем побольше было наших кавалеристов.

– Доверьте мне взвод, Сергей Кузьмич! – заволновался Иргизов. – Я так ребят вышколю, что ни пуль, ни штыков не будут бояться.

Морозов засмеялся, заметил в шутку:

– Попробуй, доверь тебе, когда ты опять меня – Кузьмичем… – Ну, да ладно, Иргизов, не конфузься, – пошутил я. Когда мы с тобой один на один – называй меня по-свойски, а в присутствии подчиненных не смей фамильярность допускать… Словом так… О тебе я давно подумал. Примешь разведроту… В ней уже есть человек двадцать. Задача твоя – идти по всем землянкам и подбирать настоящих разведчиков. Много храбрых ребят прибывает в запасной полк, но отобрать необходимо самых подходящих – таких, чтобы в самой критической обстановке проявлял не только храбрость, но и ум, и хладнокровие. Приглядись, нет ли способных для разведки в твоей группе, которую ты привел.

– В моей группе, в основном, командный состав. Да и то по возрасту – далеко не разведчики. Ратху Каюмову пятьдесят два.

– Каюмов – это тот осоавиахимовец? – Морозов напрягся в ожидании утвердительного ответа.

– Ну да, один из братьев Каюмовых. Старший пока дома, а Ратх со мной вместе прибыл.

– Ратха назначу начальником полкового клуба, – сказал Морозов. – Его мне словно по заказу прислали. Здесь, в запасном, он человек незаменимый. Он и лектор, и политинформатор. Вообще, хорошо в политике разбирается. Ну, ладно, я встречусь и побеседую с ним. А ты, Иргизов, иди сейчас к коменданту – пусть он сведет тебя в разведроту. Оглядись – и принимай ребят. Давай шагай, а то мы задержали с тобой начало совещания – люди ждут. – Морозов распахнул дверь и сказал командирам, чтобы входили.

Иргизов не стал искать коменданта: нашел расположение разведроты сам. Выйдя к северным воротам, он увидел на высокой стене красную надпись: «Смерть фашистским оккупантам!», и замедлил шаг. Вдоль стены блестели, омытые дождем, крыши землянок. Печные трубы торчали, как перископы. У крайней землянки стоял дежурный, с красной повязкой на рукаве – сержант по званию. Иргизов поприветствовал его.

– Не скажешь, где тут располагается разведрота?

– Разведчики – на занятиях, товарищ, – отозвался дежурный, глядя на воротник шинели гостя и не видя знаков различия.

Иргизов понял его недоумевающий взгляда

– Я к вам сюда, в разведроту, – сказал облегченно. – Но, действительно, надо сначала привести себя в полный порядок. Не найдется у вас два комплекта по четыре кубика, на петлицы?

– Лейтенант, значит? – несколько почтительнее произнес сержант.

– Да, командир разведроты.

– Ну, наконец-то! – обрадовался сержант. – Мы давно ждем командира. Входите в землянку – я сейчас. Моя фамилия Супрунов.

Вскоре он вернулся – бегал за «кубиками» в каптерку. Принес, и с удовольствием прикрепил их к шинели и гимнастерке Иргизова.

– Ну, вот, теперь видно, что – ротный, а то бойцы пришли бы…

– Где проходят занятия? – спросил Иргизов.

– На водохранилище, – отозвался сержант. – Там – полигон. Сегодня огневая подготовка – все там: и пехота, и кавалеристы, и разведчики.

– Пожалуй, я пойду туда.

Выйдя из ворот, он огляделся. Слева холмы, пересеченные оврагами, справа – уклон и низина с извивающейся речкой, впадающей в огромное синее озеро. Через речку в нескольких местах мосты. Панорама отсюда, с высоты крепости, впечатляющая. На обширной низине около водохранилища – всюду красноармейцы. Ближе к речке идут строевые занятия – шагают взвод за взводом. Дальше – кавалеристы рубят лозу. Еще дальше – полигон. Мишени стоят у самого берега. Иргизов спустился по склону холма к речке и зашагал к полигону.

На огневом рубеже толпились, приплясывая на холодном ветру, красноармейцы. Некоторые курили и кашляли смачно. Вот группа стрелков по команде «лежа – заряжай» плюхнулась наземь, выкинув вперед винтовки и начала целиться. Один за другим прогремели выстрелы, уносясь в степь сухим протяжным эхом. Руководили стрельбой командиры взводов. Иргизов спросил, кто здесь главный, к кому обратиться, – и ему показали на человека, сидящего у костра, назвав его командиром эскадрона. Иргизов подошел.

– Разрешите представиться… – И тут его словно приподняло от недоумения и радости. Иргизов широко взмахнул руками и с криком «Черт тебя побери!» схватил в объятия Акмурада Каюмова.

– Ну и денек сегодня у меня! – восклицал Иргизов. – Сначала встретил Морозова, теперь – ты. И Сергей Кузьмич тоже хорош – хотя бы словом обмолвился, что ты тоже здесь.

– А мы давно вас ждали, Иван Алексеевич, – сказал радостно, но смущенно, оглянувшись по сторонам – не слышат ли подчиненные, – Акмурад Каюмов.

Иргизов понял: обращение на «ты», по имени и отчеству, здесь совершенно неуместно. Тут – только субординация. На петлицах Акмурада по одной шпале – капитан, к тому же командир эскадрона.

– Ну, что ж, товарищ капитан, – заговорил на уставной лад Иргизов. – Я рад, что попал в ваше подчинение. Лучшего командира мне не надо, сам тебя азам воинской службы учил… А сам покуда толком не разобрался: Морозов – он что – вроде бы запасным полком командует, а в то же время формирует еще один – особый?

– Запасной он готовит к сдаче другому командиру, – пояснил Акмурад. – А формирующийся полк, в основном, кавалеристы и артиллерия – легкие пушки. Пройдем подготовку и – на фронт.

– Ясно… Ну, а где же мои разведчики?

– Здесь все. Самая маленькая рота пока.

Акмурад посмотрел на сидевших красноармейцев, приказал, чтобы построились. Тотчас небольшой строй – в восемнадцать человек – приблизился к стоявшим у костра командирам. Сержант доложил о готовности роты. Акмурад посмотрел на Иргизова, запросто спросил:

– Ну, как, лейтенант, нравятся?

На лицах разведчиков засияли добрые улыбки. Иргизов немного смутился – не ожидал такого «домашнего» знакомства.

Вечером возвратившись в расположение эскадрона, Акмурад и Иргизов прежде всего попытались найти Ратха. Ни в одной из землянок его не оказалось, и никто из красноармейцев и командиров не мог ответить – где он. Наконец, помог тот же сержант Супрунов.

– Так на вызове же он! – сказал сержант. – Его сам Морозов вызвал – посыльный из штаба прибегал.

Иргизов все понял.

– Ну что ж, капитан, надо идти к самому Морозову, а еще лучше – в клуб. Там твой дядя. – И Иргизов сообщил Акмураду о разговоре с командиром полка насчет назначения Ратха.

Спустя полчаса они отыскали его. Ратх стоял в четырех глиняных стенах, между скопищем глиняных скамеек и сценой. Он был мрачен, и даже встреча с Акмурадом его обрадовала не надолго. Обняв племянника и расспросив о семье, Ратх напустился на Иргизова:

– Ты думаешь, я не знаю – чья это работа?! Это ты устроил меня в клуб. Все о других печешься. Как бы не погиб от пули, как бы семью в сиротах не оставил. Но учти, Иргизов: не слишком доброе дело ты сотворил. Я все равно вырвусь отсюда. Рано вы с Морозовым списали меня с боевого счета.

Иргизов покрутил головой, неловко засмеялся:

– Всё – Иргизов. Во всех твоих бедах я виноват. Можно подумать, что Морозов не знает о твоих прежних должностях. Ты же все время на партийной, агитационной работе раньше находился. А здесь именно такой человек и нужен. Армейский клуб – это не клуб текстильной фабрики, и даже не осоавиахимовский клуб. Тут посложнее работка. Вот, скажем, ты еще не заступил, а я уже в тебе нуждаюсь. Выдай нам маты для самбистов.

– Какие к черту маты! – вспылил Ратх. – Не получишь никаких матов. И вообще, катись!

– Ну, что ж… – Иргизов обиженно повернулся и пошел.

– Вернись! – скомандовал Ратх. – Тоже мне, обиделся. Пойдемте поужинаем вместе.

Назавтра в шесть утра – подъем, построение на физзарядку, завтрак, тренаж. На следующий день такая же программа. Еще через несколько дней потопали разведчики за ворота крепости. У разведроты своя программа – усложненная. Стреляли из пистолета, занимались борьбой «самбо», отрабатывали рукопашный бой, учились брать «языка»…

Ровно через два месяца морозовский особый полк, одетый с иголочки, стоял на плацу. Командир полка проводил смотр боевой готовности личного состава. А затем – поход. Вышли из северных ворот и двинулись по разбитой дороге к железнодорожной станции. Сначала стрелковые роты, затем батарея – покатились в конных упряжках 45-миллиметровые орудия. Кавалерийский эскадрон и разведрота – тоже на конях – отправились в путь часом позже. Перед отъездом Акмурад и Иргизов зашли проститься с Ратхом.

– Надеюсь, будете писать?! – бросил он с упреком обоим.

– Обязательно, дядя, – живо отозвался Акмурад.

– Главное, ты не завидуй, Ратх, – сказал Иргизов. – Война велика – на всех хватит. Настанет час – и тебя призовут в маршевый батальон.

– Спасибо, Иргизов, за доброе слово. Тебе тоже, Акмурад. И еще – знаешь, что я тебе скажу. Ты не обижай отца. Ты совсем не знаешь Амана. Он в тебе души не чаял, а ты… Ну, ладно, пусть обойдет вас вражеская пуля. Деритесь, как львы – народ верит всем нам, воинам Красной Армии.

– Ну вот, я же говорил, ты незаменимый агитатор и пропагандист! – засмеялся Иргизов.

– Ладно, пошли… – Ратх махнул рукой и отвернулся.

Акмурад и Иргизов пришпорили коней, съехали со склона, и поскакали к станции, вслед за маршевой колонной.

XIV

В декабре полк Морозова в составе резервных войск Калининского фронта, высадившись на восточном берегу Волги, попал под ураганный артиллерийский обстрел. Фашистская артиллерия ударила с другой стороны реки, с крутых заснеженных берегов, как только военный эшелон остановился на станции и полк начал выгружаться из теплушек. Несколько снарядов задели паровоз и искорежили железнодорожный путь. Посыпались кирпичи с разрушенной водонапорной башни. Красноармейцы, ошеломленные снарядным воем и взрывами, кинулись к ближайшему лесу. Здесь, в сосняке, за крутым берегом, быстро освоились и заняли оборону. Сходу принялись за окопы и блиндажи. К вечеру полк «зарылся» в землю, а ночью повалил густой снег и замаскировал оборонительные рубежи.

На другой день, после обильного снегопада, засияло солнце. С реки сполз туман и взору открылся Энск: сотни домишек на откосе, церковь с медной поблескивающей колокольней, ниже – длинные склады и колючее заграждение. В бинокль морозовцы разглядели часовых на берегу. Возле вмерзшей баржи комендатура или караульное помещение – на крыльце белого домика беспрестанно толпились гитлеровцы.

В полдень с запада донесся приближающийся гул, и вдруг небо словно распоролось – с таким жгучим ревом прочертили синеву вражеские бомбардировщики. Полк залег в окопах и блиндажах, а черные «юнкерсы», особо не мудрствуя, один за другим принялись пикировать на Волгу и сбрасывать бомбы. Ни одной бомбы в лесу не взорвалось. Отбомбились стервятники и скрылись за горизонтом.

Морозов, выйдя из блиндажа, поднес к глазам бинокль, оглядел ту сторону и хмыкнул: не понял комполка, почему немецкая авиация не ударила по лесу или по железнодорожной станции, а сбросила бомбы в Волгу.

Несколько командиров подразделений стояли рядом с Морозовым и тоже недоумевали, сбитые с толку «поведением» фашистских летчиков.

Иргизов с шестью бойцами спустился с откоса на лед. Морозов сам проводил разведчиков и до часу ночи, пока на том берегу не затрещали пулеметы, ожидал их возвращения. Но вот фашисты открыли огонь – ясно, что группа Иргизова обнаружила себя. Морозов с досадой поморщился и выслал на лед поддержать разведчиков взвод стрелков. Часа через два разведка и стрелки возвратились, неся трех раненых. Несколько человек погибли в ночном бою. Четверо утонули, попав в полынью. Иргизов, сам не свой, тер заиндевевшее лицо перчаткой и мотал головой.

– Загадка не хитрой была, товарищ полковник. Совсем нехитрой, да только додуматься никто не мог. А они, сволочи, умнее всех нас оказались. Они специально бомбили Волгу, чтобы наделать в ней побольше полыней. Расчет их точен. Если мы сейчас двинемся через реку всем полком, да еще ночью, половина личного состава окажется подо льдом. А если днем, то они встретят нас пушками – и тоже загонят в проруби. Вот оно какое дело, товарищ полковник.

– Только в обход, – сказал Акмурад Каюмов. – На рожон лезть нет никакого смысла.

– Ясное дело, что в обход, – грубовато согласился Морозов. – Но сначала выясним обстановку в районе Энска. По последним сведениям из штаба дивизии и партизанского отряда в Энске сосредоточено до двух тысяч пехоты, артиллерия и танки. Партизаны сообщили, что танки неподвижны, поскольку нет горючего. Партизаны также хорошо осведомлены в том, что творится в ближайших к западу от Энска селах. В Сазоновке – артиллерийский расчет, в Богородском – небольшой гарнизон. Там автоматчики. Этими небольшими силами немцы прикрывают себя с тыла. Вот эти исходные данные и должны нам послужить в разработке оперативного плана. Обратимся к нашим возможностям… Сазоновка в тридцати километрах от Энска. Пехотой туда идти нет смысла. Необходим быстрый, стремительный рейд. Значит, пойдет кавалерия. Весь эскадрон капитана Каюмова. Кавалеристов усилит разведрота. Итого более двухсот человек. Задача: уничтожить фашистские гарнизоны в двух селах – во-первых. Добиться, чтобы немцы из Энска бросили свои основные силы в собственный тыл – во-вторых. При удачной операции, а в ней я не сомневаюсь, основные силы нашего полка форсируют Волгу и овладеют Энском. Прошу высказываться…

В следующую ночь кавалерийский эскадрон, укрепленный разведчиками, двинулся по лесу на север и вышел снова к берегу в шести километрах от Энска. Ночь лунная. На необъятных всхолмленных просторах, по обе стороны реки лежал снег. Едва выбрались к берегу и остановились, поджидая «хвост» эскадрона, – увидели на середине реки стаю волков. Звери рысцой трусили по льду метрах в трехстах.

Пошли гуськом, ведя лошадей в поводу. Река здесь широкая. Ветра нет, но морозно. Лед покрыт полуметровым слоем свежего снега. Скрипит снег под валенками. Такой скрип, что кажется, слышно на целую версту. Иргизов идет первым. В левой руке уздечка – ноздри лошади тепло дышат в шапку. В правой минный щуп – им он то и дело тычет в снег, чтобы не провалиться в полынью. Опушка леса на западном берегу сбегает к реке молодыми сосенками. Выбрались к опушке. Иргизов облегченно вздохнул:

– Давай, Акмурад, теперь тебе карты в руки, поезжай впереди.

Обогнули опушку, выбрались на заснеженную, не различимую глазом дорогу. Акмурад пустил коня рысью, и весь эскадрон заспешил за ним. Так продвигались километров десять, затем перевели коней на шаг.

К полуночи конники втянулись в лес: его разрезала неширокая колея – ехать пришлось по два всадника в ряд. Между деревьев уже завиднелись огни деревни, когда навстречу выехал один из разведчиков.

– Здесь располагайтесь. Дальше – опасно. Кавалеристы слезли с коней, принялись надевать на конские морды брезентовые торбы с овсом, чтобы какая-нибудь лошадь не заржала сдуру.

К Иргизову подошел Супрунов.

– К селу совсем нет скрытых подходов. Местность, как на ладони. Из лесу нападешь – накроют сразу. С той, северной стороны, тоже чистое поле – не подойти.

– А если лихой атакой взять село? Нанесем удар двумя группами с разных сторон, – предложил Акмурад.

– Конечно, капитан, окончательное решение принимать тебе, но давайте малость подумаем, прежде чем лезть в пекло. – Иргизов заговорил спокойно и рассудительно, словно на базар собрался. Это даже смутило Акмурада.

– Ну, что ж, думайте. Я, например, иного хода операции не вижу. Стремительная атака принесет полный успех, не сомневаюсь.

– Потеряем половину эскадрона, – возразил Иргизов.

Супрунов, подумав, спросил:

– Товарищ капитан, нет ли среди ваших бойцов артиллеристов?

– Сам я, прежде всего, артиллерист. Да только зачем тебе артиллеристы? – не понял Каюмов.

– Если б были артиллеристы, мы могли бы захватить пушки и пальнуть из пушек по клубу и сельсовету. Там весь немецкий гарнизон.

– Да, братцы, а ведь это мысль! – рассудил Иргизов. – А какое расстояние от пушек до клуба и сельсовета?

– Метров сто, не больше.

– Да, действительно! – загорелся возможностью коротко, одним ударом расправиться с немцами Акмурад. – Пожалуй, я пойду сам с разведчиками.

– Хвалю, комэск. – Иргизов пожал ему руку.

Группа из тридцати человек двинулась к селу короткими перебежками, пряча под маскхалатами черные диски автоматов. После каждой перебежки ложились в снег и прислушивались. Через минуту поднимались вновь – и так до крайних изб села. Потом пересекли несколько улочек, вызвав лай собак. Но собаки и раньше лаяли, разбуженные трескотней ракет и пьяным гвалтом немцев возле клуба… Неслышно приблизились к площади. И в самое время: на ней уже не было ни души. У входа в клуб, властно, по-хозяйски расставив ноги, стоял часовой с автоматом. Два других ходили вдоль освещенных окон. Разведчики лежали на обочине и видели – в клубе стояла огромная елка и множество пар кружилось вокруг нее под звуки аккордеона. Иргизов легонько тронул за плечо Акмурада.

– Ну что ж, двинулись. Пора… Часовые как раз сошлись, закуривают.

Пользуясь моментом, разведчики проползли последние метров пятьдесят по-пластунски и оказались возле самих орудий, обращенных жерлами в белую декабрьскую степь. Вот уже подползли к колесам, приподнялись, спрятавшись за бронированными щитами пушек. Теперь дождаться, пока часовые разойдутся. Те поговорили и потопали гуськом, приплясывая от холода. Один, второй, третий… Идут вдоль пушек. Иргизов поднял руку. Бросок разведчиков – и в одно мгновенье часовые оказались под колесами. Не прошло и трех минут, как все десять орудий были нацелены на окна клуба.

– Ну, что, с богом, как говорится? – Иргизов посмотрел на Акмурада.

– Давай!

– Пли! – скомандовал Иргизов и десять стволов в упор расстреляли клуб с офицерами и солдатами, и сельсовет, в окнах которого тоже мелькали тени.

Удар был таким мощным, что в ответ не последовало ни выстрелов, ни криков. Клуб был разнесен в щепки. Черный дым и быстро распространяющееся пламя охватило остатки строений. А Пленные часовые, подталкиваемые автоматами разведчиков, уже развернули орудия, зарядили и ударили по церкви. Несколько снарядов попали в цель. Громко и отчаянно зазвенел на всю округу колокол. Почти тотчас ворвались в этот панический гул крики «ура!». Это эскадрон выскочил на улицы Сазоновки. Конники прочесали село, рассыпая автоматные очереди и забрасывая дворы гранатами, откуда оказывали сопротивление фашисты, стоявшие на квартирах. Через полчаса все съехались к площади, над которой гигантской рождественской свечой пылал клуб.

– Наделали шуму! – сказал удовлетворенно Иргизов.

– Наделали, – согласился Акмурад. – Но задерживаться тут некогда.

Двинулись вдоль опушки леса на юг, помочь партизанам. Обогнули лес и остановились: горит Богородское. Ружейная стрельба из горящего села доносится. А вот уже на восточном берегу пушки заговорили. Заухала, загудела, загремела рождественская ночь на Волге…