Текст книги "Мой брат Юрий"
Автор книги: Валентин Гагарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)
Прозрачное летнее утро. Поезд останавливается на железнодорожной станции Гагарин.
Вокзал – ворота в город. На фронтоне здания – портрет Юры. На портрете брат – совсем еще молодой, улыбчивый: такой, каким увидели и узнали его люди по возвращении из космоса...
Вон и автобус бежит навстречу, торопится напомнить: садись – мигом домчу до нужного места.
В который уже раз шагаю я по этим улицам. И каждый раз дивит меня разительное их обновление. Вот и сейчас, в очень раннее и очень солнечное время июльского утра, город показывает мне помолодевшее, а может быть, и новое лицо. В общем-то, расхожий и безликий лозунг «Вас встречает древний и вечно юный...», коли начертать его на вратах нынешнего Гагарина, вряд ли будет восприниматься здесь как штамп. Город стремительно расстается с былым своим обличьем. На месте старых деревянных бараков высятся громады многоэтажных кирпичных домов: таким столица позавидовать может! Упругое полотно асфальта выровняло ухабистую, почти непроезжую некогда дорогу. Новый кинотеатр «Космос». Новая гостиница «Восток». Названия эти – «Космос», «Восток» – воспринимаются здесь с каким-то особым, обостренным чувством. Мемориальные доски на зданиях: школы – здесь будущий космонавт постигал азы грамоты; завода «Динамик» – здесь встречался он с рабочими; горкома партии – здесь выступал перед трудящимися в качестве депутата Верховного Совета СССР.
На центральной площади города – памятник ему. Дерзкий, молодой, запрокинул он голову – к солнцу, к неведомым дотоле человечеству мирам, к неоткрытым тайнам Вселенной. Еще шаг – и первым из землян преодолеет силу земного притяжения. «Поехали!» – скажет с улыбкой, будто бы и не в космос вовсе поехал – на прогулку за город. Годы проходят, а по-прежнему свежи они в нашей памяти, те сто восемь минут ставшего сразу легендарным полета...
Навстречу мне – группками и порознь – парни и девчата в зеленых и синих куртках бойцов студенческого строительного отряда. Разноязычная речь, но смех одинаковый, роднит – заразительный, веселый. На объекты спешат ребята. Их, посланцев самых разных вузов страны, здесь тысяча человек. И это уже многолетняя и славная традиция: главные новостройки города возводятся руками юных. Стать бойцом Гагаринского стройотряда – высокая честь, конкурс за это право не меньше и не легче конкурса среди поступающих в вузы...
Позже, когда я зайду в горисполком, мне скажут, что бойцы студенческого строительного отряда работают как заправские мастера, выполняют огромный объем работы. Все, что украсит жилые кварталы города: новые детские сады и ясли, школа, библиотека на сотни тысяч томов, спортивный комплекс,– все будет построено студентами. Старинный провинциальный город станет, вернее, уже становится одним из самых юных и красивых в России – под стать своим зодчим.
Вот и калитка, и – за деревянной оградой, в тени яблонь – дом № 106 по проспекту Гагарина, и мама в дверях...
День был забит заботами, как добрый колос – зерном. Первым делом сходили в музей – посмотрели новую экспозицию. От стен старого дома, завешанных фотографиями и картинами, потесненных стеллажами и витринами, пахнуло вдруг родным, неизбывным: здесь, в этих стенах, прошли детство и отрочество, видели они и раннюю нашу юность, и молодость... Потом – надолго! – отвлекли маму шустрые парни из Ленинградской студии телевидения... Официальные делегации и «неорганизованные», но любопытствующие туристы – числа им несть: дверь в доме, открытая спозаранку, не закрывалась до позднего вечера.
А вечером, когда чашкой чая собрались согнать дневную усталость, пришли девчата из студенческого отряда:
– Анна Тимофеевна, приглашаем вас на концерт художественной самодеятельности. И вас, Валентин Алексеевич.
Концерт затеяли на открытом воздухе, во дворе средней школы, и многие горожане пришли посмотреть и послушать песни и пляски студентов. Наплывали на крыши мягкие сумерки, зажигали электрические лампы на столбах и звезды в небе. Крепли, наливались силой голоса парней и девушек, и звенело над притихшими улицами: «Знаете, каким он парнем был...»
В августе 1977 года я снова встречался в Гагарине со студентами-строителями. Но месяц этот был омрачен еще одной трагедией в жизни нашей семьи: едва перешагнув за сорокалетний рубеж, умер Борис. Младший из нас, братьев.
Причиной ранней смерти была тяжелая болезнь...
В Рязани, на радиозаводеИ о том еще не могу я умолчать, что биография Юры вошла в биографию Рязанского радиозавода. Случилось это и для меня неожиданно.
А было так.
В последний, кажется, мартовский день 1973 года вернулся я из поездки. Невеселое совершил путешествие: сперва на владимирской земле побывал, на месте гибели брата, оттуда мать проводил до дому. А в Рязани, подгоняемый желанием забыться, заглушить в себе тоску, заторопился я на работу, в цех родного завода.
В проходной мое внимание привлекла «молния». Все в ней было необычно: и яркие краски, и многочисленные знаки восклицания, и – главное! – крупно выписанные фамилии. «Молния» сообщала, что в марте месячный заработок слесарей-сборщиков Гагарина, Серегина и Комарова составил 1000 (тысячу!) рублей и что вся, до единой копейки, сумма эта переведена на текущий счет № 170039 Советского фонда мира...
Не сразу. осмыслил я содержание листовки. Читал, перечитывал текст, пока не озарило, что никаких совпадений быть не может, что – хотя и инициалы не указаны – это о них, о Юре и его товарищах идет речь.
И все же какие-то сомнения одолевали меня, и тогда я пошел в партком. Там показали мне официальный документ – приказ № 360 по Рязанскому радиозаводу:
«...Поддерживая патриотический почин коллектива цеха № 8 и на основании решения общего собрания цеха, приказываю:
§ 1. Зачислить в списки личного состава цеха № 8 слесарями-сборщиками Юрия Алексеевича Гагарина и Владимира Сергеевича Серегина.
§ 2. Бухгалтерии начисленную по нарядам на имя Ю. А. Гагарина и В. С. Серегина зарплату перечислять ежемесячно в Рязанское отделение Госбанка СССР на текущий счет № 170039...»
В третьем параграфе приказа выражалась уверенность, что почин поддержат другие цехи и службы. Подписано директором.
Другим приказом в коллектив другого цеха, тоже слесарем-сборщиком, зачислялся космонавт Владимир Михайлович Комаров.
Сложное чувство овладело мной в те минуты, когда прикоснулся я к сухим, официальным строкам документов. Тут была и с новой силой вспыхнувшая скорбь по безвременно ушедшему из жизни близкому человеку, и великая благодарность людям, с которыми не первый уже год тружусь я бок о бок. Ведь это в их сердцах – сердцах простых рабочих – родилась идея зачислить в списки коллектива летчиков-космонавтов, каждомесячно изо дня в день выполнять за них сменную норму. Как-то по-новому – просветленно, что ли,– открылись мне эти бескорыстные люди. И сейчас не могу удержаться от того, чтобы не назвать имена некоторых. Вот Валентина Васильевна Абидова: мать двух сыновей, бригадир на участке коммунистического труда, четверть века отдала она заводу, награждена орденом Ленина. Вот Борис Дмитриевич Сергеев – всесторонне образованный человек, увлекающийся трудами Циолковского, Кибальчича, Цандера. Ударницы коммунистического труда Мария Третьякова, Анна Селезнева, Мария Кирсанова, Александра Коростина, Мария Палицына...
Конечно, Юра догадывался о том, какое место отведено ему в истории. Но честолюбие никогда не было ведущей чертой в его характере: прежде всего он думал не о личном престиже и персональной славе – о деле думал, оно всегда стояло на первом плане. «Иногда нас спрашивают, зачем нужна такая напряженная работа? – говорил он, повествуя о быте космонавтов.– Но разве люди, перед которыми поставлена важная задача, будут думать о себе? Подвиг – убежден! – не совершается сам по себе. Он приходит как естественное завершение прожитой до него жизни. Нужно работать каждодневно, ежечасно, во имя людей наших, во имя Родины. Это, если хотите,– подлинный героизм...» И сознавая, что имя его люди будут помнить долго, он вряд ли догадывался, в какие формы будет облечена живая память о нем, людская благодарность к первопроходцам Вселенной. Я, кажется, уже говорил о том, что на одной из пресс-конференций за границей Юру спросили:
– Что бы вы хотели пожелать своим дочкам!
И брат ответил без колебаний:
– И дочерям, и всем детям, и всем людям на земле я хочу пожелать мира, счастливой жизни.
Быть может, в те мгновения, на той пресс-конференции собственное детство в Клушине, ужасы фашистской оккупации всплыли в его памяти... Да что там всплыли! Эта боль жгла его постоянно...
И еще Юра, после ста восьми минут своего космического полета, не уставал напоминать, как она прекрасна, наша планета, и было бы преступно жить на ней в ссоре... Памятуя об этом, мои товарищи по работе из месяца в месяц пополняют кассу Фонда мира.
Ко мне в Рязань не раз приезжала мама. И она побывала на радиозаводе, встречалась и долго разговаривала с рабочими. И долго стояла в цехе № 8 перед портретами Юры и Владимира Серегина. Кстати, портреты эти написаны Виктором Петровичем Филипенко: в цехе он – секретарь партийной организации, а рисованием увлекается давно и всерьез.
Кто-то однажды пошутил: «У нас на заводе теперь целая династия Гагариных работает. Трое!» Значит, мы с дочерью Людмилой, а еще – Юра, на которого приходится нам держать равнение...
Эпилог
Я уже говорил, что в 1962 году, осенью, наша семья переехала на постоянное жительство в Рязань. Называл причины переезда.
Юра бывал у меня в Рязани. Дважды. И об этом, наверно, надо рассказать чуть подробнее.
Он старался приехать, что называется, инкогнито: никого не предупреждал, не ставил в известность. Но его неизменно угадывали, узнавали – узнавали орудовцы на дороге, мои соседи по дому; в ту минуту, когда он выходил из машины, узнавали дети.
Тайное становилось явным. Начинался наплыв гостей, званых и незваных – официальных, полуофициальных, совсем неофициальных.
Мне кажется, это немало тяготило Юру – уставал он очень от людского потока. Но никогда не жаловался. И со всеми был прост и сердечен, одинаково открыт и доступен для всех.
Первый его приезд случился осенью. Он оделся в штатский костюм, низко на глаза надвинул шляпу, и мы с ним отправились бродить по городу. Рязань пламенела багряной листвой, яркими красками полыхало небо. Неторопливо шагали мы по улицам и переулкам, пересекали площади и, незаметно для себя, оказались в городской роще.
Тут-то и произошла та курьезная история, о которой позже вспоминали мы с улыбкой.
Городская роща – огромный, вековой давности парк – когда-то размещалась на окраине Рязани, а за последние десятилетия, с ростом города, заняла едва ли не центральное место в нем. Уютные аллеи, затененные густыми кронами деревьев, пересекают рощу во всех направлениях. В аллеях всегда полным-полно людей: тут и детсадовцы на прогулке, и пенсионеры, жаждущие глотнуть не замутненного бензиновым чадом воздуха, и школьники, собирающие листву и цветы для гербариев, и конечно же молодежь – студенты, рабочие с ближних предприятий.
Навстречу нам по аллее как раз и двигалась шумная группа юношей и девушек. Поравнялись. И вдруг один из молодых людей, внимательно взглянув на Юру, оторвался от группы и бросился в сторону: там, под сенью лип, торговали с лотка литературой. Юноша швырнул на лоток деньги, схватил какую-то брошюру и бегом вернулся к товарищам.
– Сдачу, сдачу забыл! – закричала вслед лоточница – молодая женщина в модной куртке. Парень не услышал ее.
– Ты же без пяти минут инженер-электроник, зачем тебе эта абракадабра? – со смехом поддел его один из приятелей.
– Дураки, вы ничего не видите: это же сам Гагарин! – возбужденно выкрикнул парень и, выхватив у кого-то авторучку, подскочил к брату.
– Юрий Алексеевич, сделайте милость, разоритесь на автограф!
Делать нечего – не спасли низко надвинутая на глаза шляпа, черные светозащитные очки. Юра взял книжицу, покорно расписался на титульном листе. Улыбнулся, взглянув на обложку: «Посадка картофеля квадратно-гнездовым способом».
Парень, вежливо поблагодарив, отошел.
А в стороне, под сенью лип, творилось невероятное. Ватага молодых людей – оказались они студентами радиотехнического института – штурмовала лоток. Летели на утлый прилавок деньги – бумажки и мелочь, у кого что в кармане обнаружилось, ахала и охала, грудью оберегая свое добро от невиданной этой напасти, продавщица, но – куда там?! – толпа росла, люди в мгновение ока растащили все брошюрки, плакаты, настольные и настенные календари, открытки.
Когда улеглись страсти, когда был подписан последний автограф, Юра подошел к продавщице.
– Вам, вероятно, большой ущерб причинили? – спросил с улыбкой.– Поскольку вина тут моя, готов возместить затраты.
Продавщица оправилась от волнения.
– Что вы, Юрий Алексеевич, я подсчитала: лишние деньги оказались. Сдачи-то не брали почти. Куда я теперь с ними? Вот всегда бы так залежалую литературу разбирали! – вздохнула она и призналась, чуть смущенно: – Одну книжечку, Юрий Алексеевич, я все же спасла. Распишитесь для меня.
Достала из-под полы куртки брошюру, протянула. Юра взял ее в руки и громко рассмеялся: все та же – как сажать картошку квадратно-гнездовым способом.
Ближе к вечеру мы пришли на набережную Оки.
Юра долго стоял, положив руки на решетку ограждения: загляделся на стены и башенки Рязанского кремля, на тонкую свечу вознесенной высоко в небо колокольни Успенского собора. Лучи заходящего солнца ломались и дробились на золотых покровах древних строений, отражаясь, кололи глаза. Ветер заметал под ноги рыжую листву из сквера.
Он сказал:
– Знаешь, вот постоял, посмотрел на кремль – и как-то спокойней на душе стало. Кремли... Сколько их в России... Москва, Новгород и Псков, Астрахань, Ростов... Очень прочно стоят они на земле.
К нам подошли мои знакомые – ребята, с которыми вместе работал я на заводе. Фоторепортер местной газеты появился неожиданно, как умеют появляться фоторепортеры, и сразу же схватился за камеру. А разговор стал общим – шумным и немного бестолковым.
Потом мы отправились домой, окруженные гурьбой восторженно галдящих мальчишек и девчонок. И Юра охотно фотографировался с ними, и говорил о Евпатии Коловрате и Авдотье-рязаночке, читал по памяти стихи Сергея Есенина:
Седины пасмурного дня
Плывут, всклокоченные, мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.
Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже...
– Как здорово, сильно как сказано,– заметил он.– Просто и сильно. Погоди, Валентин, выберемся мы с тобой в Константинове. Есенин у меня вот здесь,– он коснулся рукой груди,– в сердце у меня Есенин. Я «Анну Онегину» от строчки до строчки помню... Знаешь, Валя, такое совпадение: Сергей Павлович от Есенина в восторге, великое множество его стихов знает.
Он, конечно, имел в виду главного конструктора.
На второй день мы ушли на дачу, и Юра, сняв рубаху, подставив нежаркому солнцу коричневую от загара спину, размечал лопатой будущий сад и азартно копал ямки под яблони. Кстати, саженцы эти он сам и выбрал в саду у соседа по даче: штрифель, славянку, антоновку.
Уезжая, он признался, что успел привязаться к Рязани и рад за меня, что поселился я в таком древнем русском городе.
Яблони, посаженные Юрой, покрываются веснами нежным светло-розовым цветом, а осенью их ветки гнутся под непомерной тяжестью плодов.
...Была весна, и неуемный солнечный свет обещал скорое цветение, близкую зелень листвы, когда Юра приехал в Рязань во второй раз.
Весь вечер и всю ночь напролет не сомкнули мы глаз. Мы говорили о том, о чем, наверно, могут говорить два родных человека, оставшись наедине. Вспоминали детство, войну, Клушино, Гжатск.
– Хорошо, что человеческая память способна хранить в себе так много,– сказал Юра.– Без памяти, забыв о своем прошлом, человек не был бы способен жить ни для настоящего, ни для будущего.
Мы легли под утро.
А ближе к полудню в дверь квартиры кто-то позвонил. Юра опередил меня – быстро натянул свой синий тренировочный костюм и пошел открывать.
В дверном проеме выросли фигуры Бори Жаворонкова и Саши Архипова.
– Юра,– сказал я,– это наши рязанские поэты.
– Вот кстати,– обрадовался брат.– Поэты! Земляки Есенина! До чего же здорово! Заходите, ребята, будем завтракать и читать стихи.
Ребята переминались с ноги на ногу, потом Жаворонков громко сказал:
– А ведь похож, очень похож!
Архипов вытащил из кармана книжку:
– Мы вам, Юрий Алексеевич, наш коллективный сборник стихов хотим подарить. Недавно вышел.
– Ну-ка, ну-ка, интересно. «Путь к звездам»? Тем более интересно. Звезды видят вблизи только мечтатели – поэты и космонавты. Я думаю, что космонавты тем и сродни поэтам, что тоже умеют красиво мечтать. Так вы проходите, пожалуйста.
Он улыбался им – весело и дружелюбно, и ребята, оправясь от смущения, переступили через порог.
...Теперь я знаю, у каждого из них есть стихи о первом космонавте.
1969-1970, 1977 гг.
Для старшего школьного возраста
Литературная запись Валентина Сафонова
Печатается по изданию:
Гагарин В. Мой брат Юрий.– Мн.,Юнацтва, 1982.
Художественное оформление. Издательство «Юнацтва», 1988.
Гагарин В.
Г 12 Мой брат Юрий: Повесть: Для ст. шк. возраста / Лит. запись В. Сафонова.– Мн.: Юнацтва, 1988, – 431 с, 24 л. ил.
ISBN 5-7880-0098– X
ББК 84 Р 7
ГАГАРИН Валентин Алексеевич
МОЙ БРАТ ЮРИЙ
Повесть
Фотографии А. Щекочихша
Для старшего школьного возраста
Минск, издательство «Юнацтва»
Зав редакцией В. М. Новик
Редактор В. Б. Идельсон
Мл. ред. Г. Д. Зинченко
Художник Т. Д. Царева
Художественный редактор В. И. Клименко
Технические редакторы Г. Ф. Дубровская, А. В. Русецкая
Корректор Л. П. Стесик
ИБ № 1073
Сдано в набор 06.05.87. Подписано к печати 16.10.87. Формат 84Х108 1/32. Бумага кн.-журн. Гарнитура Кудряшевская энциклопедическая. Высокая печать с ФПФ. Усл. печ. л. 22,68 + 2,52 вкл: Усл. кр.-отт. 27,93. Уч.-изд. л. 23,30. Тираж 90 000 экз. Зак. 390.
Цена 1 р. 20 к.
Издательство «Юнацтва» Государственного комитета БССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 220600, Минск, проспект Машерова, 11.
Минский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат МППО им. Я. Коласа. 220005, Минск, Красная, 23.
